Страница:
ситуации исходного примера, по-видимому, может вовлекаться еще и такой
смысл: ?-<все было сделано как будто для облегчения обстановки, чтобы
разрядить ее>. Но, с другой стороны, преобладает все-таки смысл какого-то
бесцельного, направленного просто в никуда действия - <в пространство / в
воздух / мимо цели>. Значит, общий смысл предположения можно
сформулировать следующим образом: <герой будто выстрелил в воздух или
сказал (что-то) на ветер - непонятно зачем и ради чего>; ?-<может
быть, чтобы хоть что-то сделать, хоть чем-то проявить себя - от
безвыходности ситуации>. Итак, вся фраза в целом нагружена множеством не
до конца определенных приращений смысла, которое можно суммировать в
следующих словах:
<герой открыл окно, сделав попытку соединить комнату, где он
находился, с внешним миром, приблизить себя к людям, выйти вовне (может
быть, даже - слиться с человечеством, со всеми людьми в Чевенгуре); но его
действия более всего походили на лишенные смысла, а может быть, заранее
казались таковыми и ему самому в той безвыходной ситуации, в которую он
попал>.
Такое амбивалентное высказывание, заключающее в себе сразу несколько
противоположных, "неуверенных" утверждений, как бы нашпигованное ими, вообще
очень характерно для Платонова. В работе Елены Толстой-Сегал (1978, с.199.)
это названо "семантическим конфликтом как свернутым сюжетом" слова
Платонова, или, иначе говоря, "мерцанием, осцилляцией" многих смыслов, ни
один из которых не отменяет до конца ни один другой.
Вот еще пример, где можно видеть "неуверенное" утверждение, из начала
"Котлована", где главного героя только что уволили с завода:
"Вощев взял на квартире вещи и вышел наружу, чтобы на воздухе лучше
понять свое будущее. Но воздух был пуст, неподвижные деревья бережно держали
жару в листьях, и скучно лежала пыль на безлюдной дороге - в природе было
такое положение"(К).
Что означает воздух был пуст? Может быть, просто не было ветра (не
летали листья, не носилась вокруг пыль)? - Или же это какая-то иная,
"метафизическая" пустота: то есть во всем мире не было никакого движения,
которому мог бы посочувствовать и в котором мог бы хоть как-то принять
участие герой? (Очевидно, опять-таки, имеется в виду воздух как вместилище и
приложение душевных качеств личности - некое общее, то есть прозрачное для
всех, единое пространство.) Значит, наверное, не было никаких ответов на
мучающие Вощева вопросы о смысле жизни.
Вслед за предшествующими исследователями отмечу явно гипертрофированно
проявляемую "направленность и нацеленность" (куда-то, на что-то, во что-то и
вместе с тем откуда-то, из чего-то) действий платоновских героев. Эти
подробности указания места и направления уточняются именно тогда, когда
никаких уточнений локализации (по нормам языка, да и по нормам здравого
смысла) не требуется.
"Из всех пространственных отношений (где? куда? откуда?) Платонова
больше всего занимает вопрос куда и меньше всего где. [...] Направление
придается даже таким глаголам, которые его и не предполагают: Некуда жить,
вот и думаешь в голову". Замечу, все-таки, что и уточнение положений
предметов (т.е. вопросы где) заботят автора не меньше, чем выяснение
направленности действий героев (вопросы куда и откуда), хотя последнее,
видимо, более бросается в глаза.
Избыточествующая у Платонова "целенаправленность" действий героев (в
тех случаях, когда никакой цели не требуется) подчеркивает, таким образом,
их бесцельность и абсурдность того, что происходит. Это напоминает повисание
в безвоздушном пространстве.
Теперь рассмотрим примеры употребления Платоновым слова "пространство".
Как уже было сказано, в текстах этого писателя то и дело встречаются фразы
вроде следующей (из рассказа "Любовь к дальнему"):
"Когда наступила ночь, Божко открыл окно в темное пространство..."
Эффект приблизительно такой же, что и в рассмотренных выше случаях:
здесь просто ночь (или ночной воздух) названы характерно платоновским
способом (темное пространство). Очевидно, что языковое выражение, по
аналогии с которым строится платоновский неологизм, обычное - воздушное
пространство. Сравним в других местах у Платонова: зимнее пространство (К) с
осмыслением <холодный зимний воздух> или же <покрытое / занесенное
снегом пространство>; пространство травы (СМ) - <те места, где росла
трава / покрытое травой пространство> итд. итп. Сочетание же воздушное
пространство нормально используется для обозначения воздуха как особой
среды, - в которой происходят, например, полеты самолетов, прыжки
парашютистов итп. При этом устойчивость привычного языкового сочетания
воздушное пространство Платонов пытается нарушить, вставляя внутрь или рядом
(как палки в колеса?) свои нарочитые дополнения: "воздушное, еле колеблемое
пространство" (Ч) или "открытое воздушное пространство земного шара" (ЮМ).
Характерные для Платонова определения к пространству словно призваны
вывести значение этого слова за границы уже его собственного пространства.
Так, например, мы встречаем:
"пространство жары; деревенское пространство; полевое пространство;
пространство страны; тяжелые пространства; гонимые ветром пространства;
опасное пространство; притаившиеся пространства; отчужденное пространство;
успокоительное пространство; поникшее пространство (все примеры из
"Чевенгура").
На железнодорожном вокзале герой может почувствовать тревогу заросшего,
забвенного пространства (Ч) или же запах таинственного и тревожного
пространства (СЧ): тут очевидно можно представить себе и <заросшие травой
шпалы на путях>, и <волнение, внушаемое нам одним только видом
уходящего поезда>.
Почти всегда платоновские словосочетания выступают своего рода
загадками-недомолвками. В них намеренно пропущены какие-то части, которые
необходимо восстанавливать, но само восстановление в принципе неоднозначно:
утомительное пространство (ЮМ) - это очевидно ?-<пространство,
вызывающее у того, кто движется по нему (или кто его наблюдает),
утомление>; беззащитное перед ветром пространство (СЧ) -
?-<продуваемое ветром на всем своем протяжении пространство>; над
пространством стоял пар (К) - то есть, очевидно ?-<как держится пар над
поверхностью чего-то, отдельно, не соприкасаясь>; (в учреждении был) чад
пространства (ЮМ) - ?-<от усиленной умственной работы, что ли, в воздухе
висело нечто вроде копоти или просто был спертый воздух>; скошенное
пространство оголтелой земли (СМ) - <скошенные поля, оголенные до самой
земли> или ?-<обезумевшая, ошалевшая от того, что с ней сделал
человек, земля>; цветущие пространства ее (героини) тела (СМ) -
?-<цветущий вид ее лица> или ?-<созревшее, готовое уже принести
плод ее тело> или же, может быть, ??-<покрытые пушком щеки>;
пропадать в пространстве человечества (СМ) - то есть <быть постоянно в
пространстве, заполненном чужими людьми> или даже ?-<в том
пространстве, где живут люди, "затерявшись" среди них, возможно, и теряя при
этом свою индивидуальность> (или вот из платоновской записной книжки:
"заблудишься, как в поезде-дешевке").
Разберем подробнее еще такой характерный пример: "Цыганки прошли мимо
(Кирея) и скрылись в тени пространства"(Ч). Как в этом случае сочетаются
тень и пространство? Пожалуй, Платонову больше всего важны самые общие из
значений этих слов - именно, значение слова тень как 'темнота, мрак', и
слова пространство как - 'неограниченная протяженность'.
У самого слова пространство, если рассматривать множество связанных с
ним ситуаций (S), можно выделить синтаксический актант "владелец, или
хозяин, посессор" (Хоз) - `тот, кто владеет или занимает данное пространство
S'. Он обычно выражается в сочетаниях с существительным в родительном
падеже, например, таких как пространство парка / пространство полей /
пространство автостоянки итп. Все это можно представить и в полной форме с
вспомогательными глаголами:
Хоз (кто-то или что-то) занимает / помещается / находится /
располагается - в / на данном пространстве S.
Конструкцию с родительным логично воспринимать как синтаксически
упрощенное обозначение одного (или контаминацию любого из) указанных полных
выражений с глаголами:
пространство автостоянки получаемое из: пространство, занимаемое / на
котором находится / в котором помещается / расположена автостоянка - итд.
То стандартное языковое правило, что в генитивном сочетании остается
лишь самый общий смысл типичной связи двух слов-ситуаций друг с другом (в
данном случае `занимать пространство' и 'создавать, отбрасывать тень')
Платонов словно "додумывает до конца", доводя до некоторой абсурдности или
прямо анекдотичности всю ситуацию в целом. Тут как будто и пространство
оживает, становясь вполне самостоятельным субъектом, который, например,
может по своей воле предоставлять или же не предоставлять тень кому-то,
укрывать кого-то в тени (под своей тенью) - будто тень является его
неотъемлемой собственностью. (Так же, как, например, в русской сказке Печь
укрывает Сестрицу Аленушку, бегущую от Гусей-Лебедей.)
При этом с другим словом исходного платоновского сочетания, а именно
тень, обычно было бы употребление следующих глаголов (с соответствующим
синтаксическим актантом Sub "субъект" и Ob "объект"):
Sub (кто-то) - бросает / отбрасывает / создает тень на - Ob (что-то);
тень ложится / падает на / покрывает собой - Ob; или тень от Sub - в
последней конструкции, с предлогом от (тень от дерева), мы имеем упрощение
синтаксической конструкции, очевидно, вместо "тень, падающая от дерева /
отбрасываемая (на что-то) деревом". Опущение в генитивном сочетании еще и
предлога от - следующий по счету этап упрощения, т.е. того "размывания"
общепринятых смыслов сочетаний слов, к которому, как будто, последовательно
стремится Платонов (тень дерева / тень забора / тень крыши дома итд. - и по
аналогии с этим: ?-тень пространства). Вполне понятное для нас сочетание
тень человека образовано из исходного сочетания: тень от человека, или, в
свою очередь, из полного предложения-ситуации, с соответствующими глаголами.
S1: человеческое [тело] отбрасывает тень [на землю] или S2: тень
сопровождает человека (или: кто-то так же неотступно следует за нами, как
тень). Однако платоновское причудливое словосочетание тень пространства
трудно вписать в какую-нибудь из перечисленных синтаксически допустимых
конструкций, поскольку между этими двумя смыслами не находится никакого
привычного "мостика", или слова-прокладки, как в рассмотренных выше случаях
тень человека или пространство автостоянки. Само пространство практически
невозможно представить активным субъектом отбрасывания тени (протяженность
не создает никакой тени). Тень хотя и может играть роль "хозяина" в таких
ситуациях, как 'тень, занимающая часть пространства', - но при этом
осмыслении логичнее было бы синтаксически организовать сочетание ровно
обратным способом - именно пространство тени, а не тень пространства!
В открытом пространстве (например, в степи), вообще говоря, могут быть
различные тени: например, тени бегущих облаков, тени, лежащие под деревьями,
от стоящего навеса итд. итп. - Одним словом, в платоновском сочетании,
возможно, имеются в виду <все тени вместе, все, что вообще имелись
где-либо в пространстве>? Но уж больно неточным, обобщенно-размытым и,
так сказать, "размазанным по поверхности" оказывается такое указание места.
Возникает аналогия и с языковым сочетанием <уйти / или скрыться в
тень> - т.е. `уйти от (чьего-то) внимания, позабыться, исчезнуть из
памяти'; или `утратить интерес к чему-либо.'
На мой взгляд, читателю просто не остается ничего иного, как выбрать
указанную выше конструкцию (для ситуации 'тень'), т.е.<тень ложится
(лежит) / падает (на что-то)>, подставить в нее пространство именно как
"объект" данной ситуации (хоть это и противоречит формальному синтаксису), а
родительный падеж воспринимать как выражающий самое общее отношение 'тени' к
'пространству', т.е. как их связанность в самом широком смысле, что тоже,
вообще говоря, довольно трудно себе представить:
<тень - ложащаяся на пространство / или ?-создающаяся в нем сама
собой / или даже, может быть, ?-существующая в нем изначально>.
Напрашивается, может быть, и такой вывод, что: все пространство
изначально уже каким-то образом поделено на свет и тень, подобно
первоначальному библейскому мироустройству: с одной стороны, это свет
(исходящий от коммунизма в Чевенгуре), а с другой - тень, или "тьма внешняя"
всего остального мира, пребывающего во мраке, безвестности и тени.
С другой стороны, в этом же выражении у Платонова, быть может, следует
видеть контаминацию таких выражений, как: <смотреть, глядеть, уставиться
в пространство> - то есть 'куда-то в неопределенном направлении,
бесцельно'; <говорить, ругаться в пространство> - 'не обращаясь
непосредственно ни к кому'; <ехать, идти итп. в пространство> - 'в
неопределенном направлении'; <жить, находиться в пространстве> -
'неизвестно где, без конкретного места' (БАС).
Таким образом, сюда прибавляются и следующие осмысления: <цыганки
прошли мимо и скрылись неизвестно где / пропали с глаз долой / ушли в
тень>. Смысл как бы "мерцает" между всеми названными.
Теперь проследим как бы обратное направление движения - ведущее уже
извне вовнутрь (внутрь человека или же внутрь исходно непроницаемого для
взгляда наблюдателя вместилища). Тут автор заставляет нас заглянуть туда,
куда заглядывать странно, да и не принято. Вот характерный пример:
"...Его тело [бегущего деревенского мужика Елисея] отощало внутри
одежды, и штаны колебались на нем, как порожние" (К).
Собственно, этот Елисей пришел на котлован за пустыми гробами. Он хочет
забрать их и привезти назад к себе домой, в деревню. Эти гробы, как
выясняется, последняя собственность деревенских жителей: они хранили гробы
для себя, спрятав их в пещере, на которую теперь, расширяя котлован для
фундамента "общепролетарского" дома, наткнулись пролетарии). Как следует
понимать данные два платоновских подчеркнутых сочетания?
Рассматривая первое из них, исследователи пишут, что синтаксическая
аномалия заставляет искать скрытый смысл фразы. Такой смысл действительно,
как будто, находится. Фраза может быть осмыслена как: <его тело отощало -
просто худело и худело, пока окончательно не стало таким худым (то есть
таким, каким он предстал перед пролетариями); сам человек не снимал с себя
одежды>. Но этим, мне кажется, не исчерпываются все наводящиеся во фразе
(и "просвечивающие" в ней) смыслы. Сюда же следует причислить, на мой
взгляд, и такие предположения, как: <мужик так отощал в своих штанах, что
они стали непомерно велики - настолько, что его самого скорее уже следовало
бы представлять как находящегося не в штанах, а как бы помещенным (или даже
заключенным!) внутри них, - как тело становится тощим и кожа висит на нем
мешком, так и здесь, вероятно, висели на теле штаны>. В итоге вывод:
<этот крестьянин отощал настолько, что, если заглянуть в его штаны, его
самого там трудно было бы найти>!
Кроме того, естественно рассмотреть наряду с приведенными еще и такое
осмысление второго трудного места: <штаны колебались или же: развевались,
словно белье на ветру - так, будто внутри совсем не было ног>. Возможны
несколько более далеко идущие выводы: <его тело так отощало именно из-за
того, что все время находилось внутри одежды, а не снаружи - на воле - где
ему было бы значительно легче>; ?-<то есть человек вынужден носить
одежду как некое бремя, тогда как его естественным состоянием было бы голое,
обнаженное, "природное" - как в райском саду: в одежде же он словно в стенах
тюрьмы и стремится бы во что бы то ни стало от нее избавиться>. Но тогда,
значит: ?-<одежду можно рассматривать как неотъемлемую принадлежность
тела - точно приросшую к нему кожу - человек никогда не снимает ее, или даже
носит ее на себе в наказание, как какие-то вериги>?
Этот пример - опять-таки далеко не единичное, а некое типовое
употребление сочетаний Платоновым. В том же "Котловане" имеется близкое по
смыслу выражение: "люди валились, как порожние штаны", что происходит после
того, как "кулаков" уже сплавили на плоту по реке в Ледовитый океан, и в
колхозе творится безудержное ликование: беднота танцует до упаду, т.е. никак
не может остановить свое топтание на месте (все происходит на оргдворе под
музыку марша, доносящегося из радиорупора), пока, наконец, безногий инвалид
Жачев не начинает хватать и укладывать всех подряд на землю. Или вот такой
пример:
"Елисей [не соображал], что штаны спустились с его живота, хотя вчера
вполне еще держались. [Он] не имел аппетита к питанию и потому худел в
каждые истекшие сутки" (К).
Не имел аппетита... - это перифраза более простого в данном случае
<не хотел есть>. К тому же намеренно неграмотное аппетит к питанию
возможно соотносим с <неаппетитностью самого питания>, к которому и не
было, видно, никакого влечения у этого мужика. Но здесь же и некая
отстраненность медицинской констатации, что-то из стиля госучреждений и их
невнимания к благозвучию речи: ?-<общественное питание> итп. Платонов
постоянно сдваивает смыслы: ведь "худел в каждые истекшие сутки" это значит
одновременно и <худел на столько-то>, и <за каждые сутки заметно
терял в весе>, или в целом <таял на глазах окружающих>. В итоге
напрашивается следующий вывод: всем платоновским героям должно быть стыдно
(противно, противоестественно) иметь что-то внутри себя, они как бы
намеренно отторгают пищу, словно поглощение ставится наравне с отталкивающим
приобретением чего-то в личную собственность, а для этого мужика еще и время
движется в каком-то ускоренном темпе, будто он проживает жизнь быстрее
остальных. Так, может быть, персонажам Платонова действительно хочется быть
внутри пустыми (как замечено в статье Л. Карасева)? Это и есть для них -
освобождение от тягости "собственнической" души? Чего же надо автору? Чтобы
у них не было ничего за душой?
...Это сделала наша равнинность... С. Есенин
Как известно, Россия Платонова (а он родился и вырос, как было сказано,
в пригороде Воронежа Ямской слободе, практически в селе) - это большая
степная страна, где много свободных, или порожних, как он любит говорить,
мест. Сами слова пустой / пустота и порожний, могут быть поняты сразу в двух
противоположных смыслах. Грубо говоря, с одной стороны, порожнее - плохо,
т.е. это пустое пространство, где ничего нет, ничего не растет, и которое
должно быть заполнено (иначе просто пропадает место), а пока человеку делать
в нем нечего - отсюда извечные вытекающие тоска / скука / грусть / печаль /
уныние итп. платоновских героев. Но с другой стороны, это и хорошо,
поскольку пустота несет в себе потенцию заполнения - в согласии со свободной
волей субъекта. В этом Платонов, кажется, особенно остро передает основное
противоречие российской жизни. По поводу Чевенгура один из героев говорит:
"Город порожний... Тут прохожему человеку покой; только здесь дома
стоят без надобности, солнце горит без упора и человек живет безжалостно:
кто пришел, кто ушел, скупости на людей нету..." (Ч)
Общее отношение к жизни определено этим замечательно точно: скупости на
людей нет. Читай: <во всем Чевенгуре (да и по всей России?) нет
бережливости, заботливого, уважительного отношения к человеку>.
Здесь скупость - что-то вроде обратной литоты или, так сказать,
эвфемизма с обратным знаком, преувеличения - сдвига значения, призванного не
сделать выражение более приличным, литературно-приемлемым, как это принято,
а, наоборот, намеренно огрубить то, что имеет вполне нейтральное выражение.
Герой (вместе с автором) сетует на отсутствие осмысленности: по его мнению,
все делается без всякой экономии, без пользы и не впрок.
Итак, с одной стороны, пустота, незанятость, вакуум и дырчатость,
"дырявость" пространства, что переживается героями болезненно и может даже
представать чем-то постыдным, как собственная оголенность. Мотив такой
пустоты не раз использован в платоновских текстах, и пустота приобретает
разнообразные оттенки значения, начиная от самых возвышенных, до прямо-таки
обсценных. Вот конечный пункт таких переосмыслений: простонародные
откровения паровозного наставника, из "Происхождения мастера", слесаря в
паровозном депо, берущегося рассуждать перед своим учеником, Захаром
Павловичем, о любимом детище - паровозах - с помощью доступных ему
сравнений:
"Паровоз никакой пылинки не любит: машина, брат, это барышня... Женщина
уж не годится - с лишним отверстием машина не пойдет... [...]
...Машина - нежное, беззащитное, ломкое существо, чтобы на ней ездить
исправно, нужно сначала жену бросить, все заботы из головы выкинуть... [...]
Он тут с паровозом как с бабой обращается, как со шлюхой какой!"
Эта вульгарно-сексистская (на современный просвещенный взгляд) точка
зрения перекликается и с иным своим отражением, усиленным особым жанром
ругани, - когда Прокофий укоряет Пиюсю за убийство лежачего буржуя:
" - Коммунисты сзади не убивают, товарищ Пиюся!
Пиюся от обиды сразу нашел свой ум:
- Коммунистам, товарищ Дванов, нужен коммунизм, а не офицерское
геройство!... Вот и помалкивай, а то я тебя тоже на небо пошлю! Всякая б..дь
хочет красным знаменем заткнуться - тогда у ней, дескать, пустое место сразу
честью зарастет.... Я тебя пулей сквозь знамя найду!" (Ч).
Но с другой стороны, пустое (или открытое) пространство - это именно
то, что воодушевляет, позволяет забыться, раствориться в нем, дает человеку
успокоение. Вот что переживают герои Платонова в минуты восторга, связанного
с быстрым перемещением в пространстве, когда у них прямо дух захватывает:
"Конь разбрасывал теплоту своих сил в следах копыт и спешил уйти в
открытое пространство. От скорости Копенкин чувствовал, как всплывает к
горлу и уменьшается в весе его сердце. Еще бы немного быстрее, и Копенкин
запел бы от своего облегченного счастья..." (Ч)
А вот Чепурный выбирается, наконец, из суеты жизни губернского города,
с его партсобраниями и вводимым нэпом, - на степной простор:
"За городом Чепурный почувствовал себя спокойней и умней. Снова перед
ним открылось успокоительное пространство. Лесов, бугров и зданий чевенгурец
не любил, ему нравился ровный, покатый против неба живот земли, вдыхающий в
себя ветер и жмущийся под тяжестью пешехода" (Ч).
Или следующие "оптимистические" обобщения из разговора Чепурного с
Прокофием: последний только что доставил в Чевенгур женщин, по которым
тосковали скучавшие жители коммунизма - прочие (нет ли тут обыгрывания в
пародийном ключе психоанализа?):
" - Какие же это, Прош, жены? - спрашивал и сомневался Чепурный. - Это
восьмимесячные ублюдки, в них вещества не хватает...
- А тебе-то что? - возразил Прокофий. - Пускай им девятым месяцем
служит коммунизм. [...] А чего ж тебе надо: все-таки тебе это женщины, люди
с пустотой, поместиться есть где" (Ч).
Тот же мотив пустоты как полезной для человека (даже запасаемой для
будущего) обыгрывается в том случае, когда Захар Павлович выбирает себе и
приемному сыну Саше накануне революции подходящую партию, чтобы в нее
"записаться". Тут возникает намеренно двусмысленная игра нового и исходного
смысла словосочетания:
"Хоть они и большевики и великомученики своей идеи, - напутствовал
Захар Павлович, - но тебе надо глядеть и глядеть. Помни - у тебя отец
утонул, мать неизвестно кто, миллионы людей без души живут - тут великое
дело... Большевик должен иметь пустое сердце, чтобы туда все могло
поместиться" (Ч).
Тем не менее из пустого пространства человек у Платонова почему-то
постоянно стремится в тесноту, в скученность и давку. (По-видимому, именно
из-за ощущения бесцельности и бессмысленности собственного движения в
слишком просторном для него, внешнем пространстве?) Именно в тесноте он и
получает вожделенную возможность забыться, раствориться в массе, растерять
себя, слиться с целым, начать двигаться "в едином строю", "по течению", "со
всеми вместе".
Прирученному в Чевенгуре Яковом Титычем таракану, который целыми днями
смотрит на мир через окно комнаты, весь внешний мир кажется слишком
просторным и страшным, и таракан в результате предпочитает для себя -
"забвение в тесноте теплых вещей", так и не выходя наружу. Этот таракан -
полноправный платоновский персонаж.
Утешение и успокоение для человека возможно через слияние своих (пусть
"неправильных, ложных, корыстных") чувств - с теми, которые объединяют его
смысл: ?-<все было сделано как будто для облегчения обстановки, чтобы
разрядить ее>. Но, с другой стороны, преобладает все-таки смысл какого-то
бесцельного, направленного просто в никуда действия - <в пространство / в
воздух / мимо цели>. Значит, общий смысл предположения можно
сформулировать следующим образом: <герой будто выстрелил в воздух или
сказал (что-то) на ветер - непонятно зачем и ради чего>; ?-<может
быть, чтобы хоть что-то сделать, хоть чем-то проявить себя - от
безвыходности ситуации>. Итак, вся фраза в целом нагружена множеством не
до конца определенных приращений смысла, которое можно суммировать в
следующих словах:
<герой открыл окно, сделав попытку соединить комнату, где он
находился, с внешним миром, приблизить себя к людям, выйти вовне (может
быть, даже - слиться с человечеством, со всеми людьми в Чевенгуре); но его
действия более всего походили на лишенные смысла, а может быть, заранее
казались таковыми и ему самому в той безвыходной ситуации, в которую он
попал>.
Такое амбивалентное высказывание, заключающее в себе сразу несколько
противоположных, "неуверенных" утверждений, как бы нашпигованное ими, вообще
очень характерно для Платонова. В работе Елены Толстой-Сегал (1978, с.199.)
это названо "семантическим конфликтом как свернутым сюжетом" слова
Платонова, или, иначе говоря, "мерцанием, осцилляцией" многих смыслов, ни
один из которых не отменяет до конца ни один другой.
Вот еще пример, где можно видеть "неуверенное" утверждение, из начала
"Котлована", где главного героя только что уволили с завода:
"Вощев взял на квартире вещи и вышел наружу, чтобы на воздухе лучше
понять свое будущее. Но воздух был пуст, неподвижные деревья бережно держали
жару в листьях, и скучно лежала пыль на безлюдной дороге - в природе было
такое положение"(К).
Что означает воздух был пуст? Может быть, просто не было ветра (не
летали листья, не носилась вокруг пыль)? - Или же это какая-то иная,
"метафизическая" пустота: то есть во всем мире не было никакого движения,
которому мог бы посочувствовать и в котором мог бы хоть как-то принять
участие герой? (Очевидно, опять-таки, имеется в виду воздух как вместилище и
приложение душевных качеств личности - некое общее, то есть прозрачное для
всех, единое пространство.) Значит, наверное, не было никаких ответов на
мучающие Вощева вопросы о смысле жизни.
Вслед за предшествующими исследователями отмечу явно гипертрофированно
проявляемую "направленность и нацеленность" (куда-то, на что-то, во что-то и
вместе с тем откуда-то, из чего-то) действий платоновских героев. Эти
подробности указания места и направления уточняются именно тогда, когда
никаких уточнений локализации (по нормам языка, да и по нормам здравого
смысла) не требуется.
"Из всех пространственных отношений (где? куда? откуда?) Платонова
больше всего занимает вопрос куда и меньше всего где. [...] Направление
придается даже таким глаголам, которые его и не предполагают: Некуда жить,
вот и думаешь в голову". Замечу, все-таки, что и уточнение положений
предметов (т.е. вопросы где) заботят автора не меньше, чем выяснение
направленности действий героев (вопросы куда и откуда), хотя последнее,
видимо, более бросается в глаза.
Избыточествующая у Платонова "целенаправленность" действий героев (в
тех случаях, когда никакой цели не требуется) подчеркивает, таким образом,
их бесцельность и абсурдность того, что происходит. Это напоминает повисание
в безвоздушном пространстве.
Теперь рассмотрим примеры употребления Платоновым слова "пространство".
Как уже было сказано, в текстах этого писателя то и дело встречаются фразы
вроде следующей (из рассказа "Любовь к дальнему"):
"Когда наступила ночь, Божко открыл окно в темное пространство..."
Эффект приблизительно такой же, что и в рассмотренных выше случаях:
здесь просто ночь (или ночной воздух) названы характерно платоновским
способом (темное пространство). Очевидно, что языковое выражение, по
аналогии с которым строится платоновский неологизм, обычное - воздушное
пространство. Сравним в других местах у Платонова: зимнее пространство (К) с
осмыслением <холодный зимний воздух> или же <покрытое / занесенное
снегом пространство>; пространство травы (СМ) - <те места, где росла
трава / покрытое травой пространство> итд. итп. Сочетание же воздушное
пространство нормально используется для обозначения воздуха как особой
среды, - в которой происходят, например, полеты самолетов, прыжки
парашютистов итп. При этом устойчивость привычного языкового сочетания
воздушное пространство Платонов пытается нарушить, вставляя внутрь или рядом
(как палки в колеса?) свои нарочитые дополнения: "воздушное, еле колеблемое
пространство" (Ч) или "открытое воздушное пространство земного шара" (ЮМ).
Характерные для Платонова определения к пространству словно призваны
вывести значение этого слова за границы уже его собственного пространства.
Так, например, мы встречаем:
"пространство жары; деревенское пространство; полевое пространство;
пространство страны; тяжелые пространства; гонимые ветром пространства;
опасное пространство; притаившиеся пространства; отчужденное пространство;
успокоительное пространство; поникшее пространство (все примеры из
"Чевенгура").
На железнодорожном вокзале герой может почувствовать тревогу заросшего,
забвенного пространства (Ч) или же запах таинственного и тревожного
пространства (СЧ): тут очевидно можно представить себе и <заросшие травой
шпалы на путях>, и <волнение, внушаемое нам одним только видом
уходящего поезда>.
Почти всегда платоновские словосочетания выступают своего рода
загадками-недомолвками. В них намеренно пропущены какие-то части, которые
необходимо восстанавливать, но само восстановление в принципе неоднозначно:
утомительное пространство (ЮМ) - это очевидно ?-<пространство,
вызывающее у того, кто движется по нему (или кто его наблюдает),
утомление>; беззащитное перед ветром пространство (СЧ) -
?-<продуваемое ветром на всем своем протяжении пространство>; над
пространством стоял пар (К) - то есть, очевидно ?-<как держится пар над
поверхностью чего-то, отдельно, не соприкасаясь>; (в учреждении был) чад
пространства (ЮМ) - ?-<от усиленной умственной работы, что ли, в воздухе
висело нечто вроде копоти или просто был спертый воздух>; скошенное
пространство оголтелой земли (СМ) - <скошенные поля, оголенные до самой
земли> или ?-<обезумевшая, ошалевшая от того, что с ней сделал
человек, земля>; цветущие пространства ее (героини) тела (СМ) -
?-<цветущий вид ее лица> или ?-<созревшее, готовое уже принести
плод ее тело> или же, может быть, ??-<покрытые пушком щеки>;
пропадать в пространстве человечества (СМ) - то есть <быть постоянно в
пространстве, заполненном чужими людьми> или даже ?-<в том
пространстве, где живут люди, "затерявшись" среди них, возможно, и теряя при
этом свою индивидуальность> (или вот из платоновской записной книжки:
"заблудишься, как в поезде-дешевке").
Разберем подробнее еще такой характерный пример: "Цыганки прошли мимо
(Кирея) и скрылись в тени пространства"(Ч). Как в этом случае сочетаются
тень и пространство? Пожалуй, Платонову больше всего важны самые общие из
значений этих слов - именно, значение слова тень как 'темнота, мрак', и
слова пространство как - 'неограниченная протяженность'.
У самого слова пространство, если рассматривать множество связанных с
ним ситуаций (S), можно выделить синтаксический актант "владелец, или
хозяин, посессор" (Хоз) - `тот, кто владеет или занимает данное пространство
S'. Он обычно выражается в сочетаниях с существительным в родительном
падеже, например, таких как пространство парка / пространство полей /
пространство автостоянки итп. Все это можно представить и в полной форме с
вспомогательными глаголами:
Хоз (кто-то или что-то) занимает / помещается / находится /
располагается - в / на данном пространстве S.
Конструкцию с родительным логично воспринимать как синтаксически
упрощенное обозначение одного (или контаминацию любого из) указанных полных
выражений с глаголами:
пространство автостоянки получаемое из: пространство, занимаемое / на
котором находится / в котором помещается / расположена автостоянка - итд.
То стандартное языковое правило, что в генитивном сочетании остается
лишь самый общий смысл типичной связи двух слов-ситуаций друг с другом (в
данном случае `занимать пространство' и 'создавать, отбрасывать тень')
Платонов словно "додумывает до конца", доводя до некоторой абсурдности или
прямо анекдотичности всю ситуацию в целом. Тут как будто и пространство
оживает, становясь вполне самостоятельным субъектом, который, например,
может по своей воле предоставлять или же не предоставлять тень кому-то,
укрывать кого-то в тени (под своей тенью) - будто тень является его
неотъемлемой собственностью. (Так же, как, например, в русской сказке Печь
укрывает Сестрицу Аленушку, бегущую от Гусей-Лебедей.)
При этом с другим словом исходного платоновского сочетания, а именно
тень, обычно было бы употребление следующих глаголов (с соответствующим
синтаксическим актантом Sub "субъект" и Ob "объект"):
Sub (кто-то) - бросает / отбрасывает / создает тень на - Ob (что-то);
тень ложится / падает на / покрывает собой - Ob; или тень от Sub - в
последней конструкции, с предлогом от (тень от дерева), мы имеем упрощение
синтаксической конструкции, очевидно, вместо "тень, падающая от дерева /
отбрасываемая (на что-то) деревом". Опущение в генитивном сочетании еще и
предлога от - следующий по счету этап упрощения, т.е. того "размывания"
общепринятых смыслов сочетаний слов, к которому, как будто, последовательно
стремится Платонов (тень дерева / тень забора / тень крыши дома итд. - и по
аналогии с этим: ?-тень пространства). Вполне понятное для нас сочетание
тень человека образовано из исходного сочетания: тень от человека, или, в
свою очередь, из полного предложения-ситуации, с соответствующими глаголами.
S1: человеческое [тело] отбрасывает тень [на землю] или S2: тень
сопровождает человека (или: кто-то так же неотступно следует за нами, как
тень). Однако платоновское причудливое словосочетание тень пространства
трудно вписать в какую-нибудь из перечисленных синтаксически допустимых
конструкций, поскольку между этими двумя смыслами не находится никакого
привычного "мостика", или слова-прокладки, как в рассмотренных выше случаях
тень человека или пространство автостоянки. Само пространство практически
невозможно представить активным субъектом отбрасывания тени (протяженность
не создает никакой тени). Тень хотя и может играть роль "хозяина" в таких
ситуациях, как 'тень, занимающая часть пространства', - но при этом
осмыслении логичнее было бы синтаксически организовать сочетание ровно
обратным способом - именно пространство тени, а не тень пространства!
В открытом пространстве (например, в степи), вообще говоря, могут быть
различные тени: например, тени бегущих облаков, тени, лежащие под деревьями,
от стоящего навеса итд. итп. - Одним словом, в платоновском сочетании,
возможно, имеются в виду <все тени вместе, все, что вообще имелись
где-либо в пространстве>? Но уж больно неточным, обобщенно-размытым и,
так сказать, "размазанным по поверхности" оказывается такое указание места.
Возникает аналогия и с языковым сочетанием <уйти / или скрыться в
тень> - т.е. `уйти от (чьего-то) внимания, позабыться, исчезнуть из
памяти'; или `утратить интерес к чему-либо.'
На мой взгляд, читателю просто не остается ничего иного, как выбрать
указанную выше конструкцию (для ситуации 'тень'), т.е.<тень ложится
(лежит) / падает (на что-то)>, подставить в нее пространство именно как
"объект" данной ситуации (хоть это и противоречит формальному синтаксису), а
родительный падеж воспринимать как выражающий самое общее отношение 'тени' к
'пространству', т.е. как их связанность в самом широком смысле, что тоже,
вообще говоря, довольно трудно себе представить:
<тень - ложащаяся на пространство / или ?-создающаяся в нем сама
собой / или даже, может быть, ?-существующая в нем изначально>.
Напрашивается, может быть, и такой вывод, что: все пространство
изначально уже каким-то образом поделено на свет и тень, подобно
первоначальному библейскому мироустройству: с одной стороны, это свет
(исходящий от коммунизма в Чевенгуре), а с другой - тень, или "тьма внешняя"
всего остального мира, пребывающего во мраке, безвестности и тени.
С другой стороны, в этом же выражении у Платонова, быть может, следует
видеть контаминацию таких выражений, как: <смотреть, глядеть, уставиться
в пространство> - то есть 'куда-то в неопределенном направлении,
бесцельно'; <говорить, ругаться в пространство> - 'не обращаясь
непосредственно ни к кому'; <ехать, идти итп. в пространство> - 'в
неопределенном направлении'; <жить, находиться в пространстве> -
'неизвестно где, без конкретного места' (БАС).
Таким образом, сюда прибавляются и следующие осмысления: <цыганки
прошли мимо и скрылись неизвестно где / пропали с глаз долой / ушли в
тень>. Смысл как бы "мерцает" между всеми названными.
Теперь проследим как бы обратное направление движения - ведущее уже
извне вовнутрь (внутрь человека или же внутрь исходно непроницаемого для
взгляда наблюдателя вместилища). Тут автор заставляет нас заглянуть туда,
куда заглядывать странно, да и не принято. Вот характерный пример:
"...Его тело [бегущего деревенского мужика Елисея] отощало внутри
одежды, и штаны колебались на нем, как порожние" (К).
Собственно, этот Елисей пришел на котлован за пустыми гробами. Он хочет
забрать их и привезти назад к себе домой, в деревню. Эти гробы, как
выясняется, последняя собственность деревенских жителей: они хранили гробы
для себя, спрятав их в пещере, на которую теперь, расширяя котлован для
фундамента "общепролетарского" дома, наткнулись пролетарии). Как следует
понимать данные два платоновских подчеркнутых сочетания?
Рассматривая первое из них, исследователи пишут, что синтаксическая
аномалия заставляет искать скрытый смысл фразы. Такой смысл действительно,
как будто, находится. Фраза может быть осмыслена как: <его тело отощало -
просто худело и худело, пока окончательно не стало таким худым (то есть
таким, каким он предстал перед пролетариями); сам человек не снимал с себя
одежды>. Но этим, мне кажется, не исчерпываются все наводящиеся во фразе
(и "просвечивающие" в ней) смыслы. Сюда же следует причислить, на мой
взгляд, и такие предположения, как: <мужик так отощал в своих штанах, что
они стали непомерно велики - настолько, что его самого скорее уже следовало
бы представлять как находящегося не в штанах, а как бы помещенным (или даже
заключенным!) внутри них, - как тело становится тощим и кожа висит на нем
мешком, так и здесь, вероятно, висели на теле штаны>. В итоге вывод:
<этот крестьянин отощал настолько, что, если заглянуть в его штаны, его
самого там трудно было бы найти>!
Кроме того, естественно рассмотреть наряду с приведенными еще и такое
осмысление второго трудного места: <штаны колебались или же: развевались,
словно белье на ветру - так, будто внутри совсем не было ног>. Возможны
несколько более далеко идущие выводы: <его тело так отощало именно из-за
того, что все время находилось внутри одежды, а не снаружи - на воле - где
ему было бы значительно легче>; ?-<то есть человек вынужден носить
одежду как некое бремя, тогда как его естественным состоянием было бы голое,
обнаженное, "природное" - как в райском саду: в одежде же он словно в стенах
тюрьмы и стремится бы во что бы то ни стало от нее избавиться>. Но тогда,
значит: ?-<одежду можно рассматривать как неотъемлемую принадлежность
тела - точно приросшую к нему кожу - человек никогда не снимает ее, или даже
носит ее на себе в наказание, как какие-то вериги>?
Этот пример - опять-таки далеко не единичное, а некое типовое
употребление сочетаний Платоновым. В том же "Котловане" имеется близкое по
смыслу выражение: "люди валились, как порожние штаны", что происходит после
того, как "кулаков" уже сплавили на плоту по реке в Ледовитый океан, и в
колхозе творится безудержное ликование: беднота танцует до упаду, т.е. никак
не может остановить свое топтание на месте (все происходит на оргдворе под
музыку марша, доносящегося из радиорупора), пока, наконец, безногий инвалид
Жачев не начинает хватать и укладывать всех подряд на землю. Или вот такой
пример:
"Елисей [не соображал], что штаны спустились с его живота, хотя вчера
вполне еще держались. [Он] не имел аппетита к питанию и потому худел в
каждые истекшие сутки" (К).
Не имел аппетита... - это перифраза более простого в данном случае
<не хотел есть>. К тому же намеренно неграмотное аппетит к питанию
возможно соотносим с <неаппетитностью самого питания>, к которому и не
было, видно, никакого влечения у этого мужика. Но здесь же и некая
отстраненность медицинской констатации, что-то из стиля госучреждений и их
невнимания к благозвучию речи: ?-<общественное питание> итп. Платонов
постоянно сдваивает смыслы: ведь "худел в каждые истекшие сутки" это значит
одновременно и <худел на столько-то>, и <за каждые сутки заметно
терял в весе>, или в целом <таял на глазах окружающих>. В итоге
напрашивается следующий вывод: всем платоновским героям должно быть стыдно
(противно, противоестественно) иметь что-то внутри себя, они как бы
намеренно отторгают пищу, словно поглощение ставится наравне с отталкивающим
приобретением чего-то в личную собственность, а для этого мужика еще и время
движется в каком-то ускоренном темпе, будто он проживает жизнь быстрее
остальных. Так, может быть, персонажам Платонова действительно хочется быть
внутри пустыми (как замечено в статье Л. Карасева)? Это и есть для них -
освобождение от тягости "собственнической" души? Чего же надо автору? Чтобы
у них не было ничего за душой?
...Это сделала наша равнинность... С. Есенин
Как известно, Россия Платонова (а он родился и вырос, как было сказано,
в пригороде Воронежа Ямской слободе, практически в селе) - это большая
степная страна, где много свободных, или порожних, как он любит говорить,
мест. Сами слова пустой / пустота и порожний, могут быть поняты сразу в двух
противоположных смыслах. Грубо говоря, с одной стороны, порожнее - плохо,
т.е. это пустое пространство, где ничего нет, ничего не растет, и которое
должно быть заполнено (иначе просто пропадает место), а пока человеку делать
в нем нечего - отсюда извечные вытекающие тоска / скука / грусть / печаль /
уныние итп. платоновских героев. Но с другой стороны, это и хорошо,
поскольку пустота несет в себе потенцию заполнения - в согласии со свободной
волей субъекта. В этом Платонов, кажется, особенно остро передает основное
противоречие российской жизни. По поводу Чевенгура один из героев говорит:
"Город порожний... Тут прохожему человеку покой; только здесь дома
стоят без надобности, солнце горит без упора и человек живет безжалостно:
кто пришел, кто ушел, скупости на людей нету..." (Ч)
Общее отношение к жизни определено этим замечательно точно: скупости на
людей нет. Читай: <во всем Чевенгуре (да и по всей России?) нет
бережливости, заботливого, уважительного отношения к человеку>.
Здесь скупость - что-то вроде обратной литоты или, так сказать,
эвфемизма с обратным знаком, преувеличения - сдвига значения, призванного не
сделать выражение более приличным, литературно-приемлемым, как это принято,
а, наоборот, намеренно огрубить то, что имеет вполне нейтральное выражение.
Герой (вместе с автором) сетует на отсутствие осмысленности: по его мнению,
все делается без всякой экономии, без пользы и не впрок.
Итак, с одной стороны, пустота, незанятость, вакуум и дырчатость,
"дырявость" пространства, что переживается героями болезненно и может даже
представать чем-то постыдным, как собственная оголенность. Мотив такой
пустоты не раз использован в платоновских текстах, и пустота приобретает
разнообразные оттенки значения, начиная от самых возвышенных, до прямо-таки
обсценных. Вот конечный пункт таких переосмыслений: простонародные
откровения паровозного наставника, из "Происхождения мастера", слесаря в
паровозном депо, берущегося рассуждать перед своим учеником, Захаром
Павловичем, о любимом детище - паровозах - с помощью доступных ему
сравнений:
"Паровоз никакой пылинки не любит: машина, брат, это барышня... Женщина
уж не годится - с лишним отверстием машина не пойдет... [...]
...Машина - нежное, беззащитное, ломкое существо, чтобы на ней ездить
исправно, нужно сначала жену бросить, все заботы из головы выкинуть... [...]
Он тут с паровозом как с бабой обращается, как со шлюхой какой!"
Эта вульгарно-сексистская (на современный просвещенный взгляд) точка
зрения перекликается и с иным своим отражением, усиленным особым жанром
ругани, - когда Прокофий укоряет Пиюсю за убийство лежачего буржуя:
" - Коммунисты сзади не убивают, товарищ Пиюся!
Пиюся от обиды сразу нашел свой ум:
- Коммунистам, товарищ Дванов, нужен коммунизм, а не офицерское
геройство!... Вот и помалкивай, а то я тебя тоже на небо пошлю! Всякая б..дь
хочет красным знаменем заткнуться - тогда у ней, дескать, пустое место сразу
честью зарастет.... Я тебя пулей сквозь знамя найду!" (Ч).
Но с другой стороны, пустое (или открытое) пространство - это именно
то, что воодушевляет, позволяет забыться, раствориться в нем, дает человеку
успокоение. Вот что переживают герои Платонова в минуты восторга, связанного
с быстрым перемещением в пространстве, когда у них прямо дух захватывает:
"Конь разбрасывал теплоту своих сил в следах копыт и спешил уйти в
открытое пространство. От скорости Копенкин чувствовал, как всплывает к
горлу и уменьшается в весе его сердце. Еще бы немного быстрее, и Копенкин
запел бы от своего облегченного счастья..." (Ч)
А вот Чепурный выбирается, наконец, из суеты жизни губернского города,
с его партсобраниями и вводимым нэпом, - на степной простор:
"За городом Чепурный почувствовал себя спокойней и умней. Снова перед
ним открылось успокоительное пространство. Лесов, бугров и зданий чевенгурец
не любил, ему нравился ровный, покатый против неба живот земли, вдыхающий в
себя ветер и жмущийся под тяжестью пешехода" (Ч).
Или следующие "оптимистические" обобщения из разговора Чепурного с
Прокофием: последний только что доставил в Чевенгур женщин, по которым
тосковали скучавшие жители коммунизма - прочие (нет ли тут обыгрывания в
пародийном ключе психоанализа?):
" - Какие же это, Прош, жены? - спрашивал и сомневался Чепурный. - Это
восьмимесячные ублюдки, в них вещества не хватает...
- А тебе-то что? - возразил Прокофий. - Пускай им девятым месяцем
служит коммунизм. [...] А чего ж тебе надо: все-таки тебе это женщины, люди
с пустотой, поместиться есть где" (Ч).
Тот же мотив пустоты как полезной для человека (даже запасаемой для
будущего) обыгрывается в том случае, когда Захар Павлович выбирает себе и
приемному сыну Саше накануне революции подходящую партию, чтобы в нее
"записаться". Тут возникает намеренно двусмысленная игра нового и исходного
смысла словосочетания:
"Хоть они и большевики и великомученики своей идеи, - напутствовал
Захар Павлович, - но тебе надо глядеть и глядеть. Помни - у тебя отец
утонул, мать неизвестно кто, миллионы людей без души живут - тут великое
дело... Большевик должен иметь пустое сердце, чтобы туда все могло
поместиться" (Ч).
Тем не менее из пустого пространства человек у Платонова почему-то
постоянно стремится в тесноту, в скученность и давку. (По-видимому, именно
из-за ощущения бесцельности и бессмысленности собственного движения в
слишком просторном для него, внешнем пространстве?) Именно в тесноте он и
получает вожделенную возможность забыться, раствориться в массе, растерять
себя, слиться с целым, начать двигаться "в едином строю", "по течению", "со
всеми вместе".
Прирученному в Чевенгуре Яковом Титычем таракану, который целыми днями
смотрит на мир через окно комнаты, весь внешний мир кажется слишком
просторным и страшным, и таракан в результате предпочитает для себя -
"забвение в тесноте теплых вещей", так и не выходя наружу. Этот таракан -
полноправный платоновский персонаж.
Утешение и успокоение для человека возможно через слияние своих (пусть
"неправильных, ложных, корыстных") чувств - с теми, которые объединяют его