Страница:
сомнительности. Но со временем человек снова забился в скорлупу своих
мировоззренческих и ценностных представлений, своей технической и культурной
устроенности. На заре греческой цивилизации человечество пережило миг
подлинности. Но потом всемирная история вновь вернулась в тусклый полумрак
неподлинности, в платоновскую пещеру.
Хайдеггер воспринял революцию 1933 года как коллективный побег из
пещеры, как прорыв в то открытое пространство, которое прежде открывалось
лишь индивидуальному философскому вопрошанию и мышлению. Для него вместе с
революцией 1933 года пришел исторический миг подлинности.
Хайдеггер, конечно, реагировал на действительные политические события,
и его деятельность развертывалась в реальной политической сфере - однако
управляла его реакциями и действиями сила философского воображения. И эта
сила философского воображения превращала сферу политической жизни в
подмостки историко-философского театра, на которых разыгрывалась пьеса из
репертуара истории бытия. В зеркале сего грандиозного воображаемого действа
едва ли можно было узнать черты подлинной истории, но ведь дело было совсем
не в том. Хайдеггер хотел поставить собственную историко-философскую драму,
хотел сам набрать для нее актеров. Правда, во всех своих речах,
произнесенных в те месяцы, Хайдеггер ссылался на "власть отдавать приказы",
коей обладает "новая немецкая действительность", однако - и он не оставлял
на этот счет никаких сомнений - именно его философия должна была раскрывать
подлинный смысл приказов. Философии предстояло таким образом вводить людей в
сферу действия этих приказов, чтобы люди могли преобразовываться изнутри.
Поэтому Хайдеггер организовал "лагерь науки"; поэтому читал лекции для
безработных, которых специально приглашал в университет; поэтому выступал с
бесчисленными воззваниями, обращениями, призывами, в которых пытался
углубить повседневные политические события, чтобы приспособить их к
воображаемой метафизической сцене. Он полагал, что философия только тогда
может осуществлять подобного рода власть, когда говорит не "об" отношениях и
событиях, а "исходя из них". Философия сама должна стать частью той
"революционной действительности", о которой она говорит. "Она [революционная
действительность. - Р. С] познаваема только для того, кто обладает
правильным чувственным восприятием, позволяющим ее пережить, а не для
стороннего наблюдателя... ибо революционная действительность не есть нечто
наличное; в ее сущности заложено то, что она развертывается впервые... Такая
действительность требует к себе совсем иного отношения, нежели фактичное
положение вещей" (Тюбингенская речь, 30.11.1933).
Хайдеггер всегда отстаивал тот основополагающий принцип, что наше
бытие-в-мире определяется настроением; потому он и теперь принял за исходный
пункт революционное настроение перелома, прорыва в новую действительность,
формирования нового сообщества. Государственные репрессии, неистовство
черни, антисемитские акции представлялись ему неприятными побочными
явлениями, с которыми необходимо мириться.
Итак, пытаясь представить себе тогдашнего Хайдеггера, погруженного в
свои грезы об истории бытия, мы понимаем, что его движения на политической
сцене - это сомнамбулические движения философа-мечтателя. Позже в письме
Ясперсу (8.4.1950) он признается, что в политике "мечтал" и потому совершал
ошибки. Однако признать, что он совершал ошибки в политике, потому что
мечтал в философии, Хайдеггер не сможет никогда. Ведь как философ, который
хотел исследовать историческое время, Хайдеггер вынужден был отстаивать - в
том числе и перед самим собой - свою философскую компетентность в
интерпретации политико-исторических процессов.
Другое дело, если бы Хайдеггер бросился в политическую авантюру,
начисто забыв о философии; если бы в своих действиях он не ориентировался на
собственное философствование и не руководствовался им. В таком случае можно
было бы сказать, что он действовал вопреки своей философии или что по ходу
его деятельности у него сгорели "философские предохранители". Однако в
действительности все было не так. Он имел определенные философские
соображения по поводу Гитлера, он ввел в игру философские мотивы и даже
соорудил воображаемую сцену для исторических событий. Философия должна
"овладеть своим временем", писал он в 1930 году. И чтобы не пришлось
отказываться от этой концепции, Хайдеггер впоследствии будет возлагать
ответственность за то, что он ошибся в национал-социалистской революции, на
свою политическую неопытность, а не на свою тогдашнюю философскую
интерпретацию событий. Правда, еще позже Хайдеггер превратит эту ошибку в
философскую притчу, в которой отведет себе грандиозную роль: он будет
утверждать, что в нем и при его посредничестве впало в заблуждение само
бытие. Что он, Хайдеггер, нес крест "заблуждения бытия"...
"Нужно включаться", - сказал Хайдеггер Ясперсу. Это включение началось
в марте 1933 года, когда Хайдеггер вступил в "Культурно-политический кружок
немецких преподавателей высшей школы", своего рода национал-социалистскую
фракцию в "Германском союзе доцентов", официальной профессиональной
организации преподавателей высших учебных заведений. Члены этого кружка
считали себя активистами национал-социалистской революции в университетах.
Они настаивали на необходимости скорейшей реорганизации "Союза доцентов" в
соответствии с концепцией гляйхшалтунга [1], требовали введения в
университетах "принципа фюрерства" [2] и придания учебному процессу
идеологической направленности, но как раз по последнему вопросу имелись
серьезные разногласия.
Инициатором создания этой группы и вдохновителем ее деятельности был
Эрнст Крик, в прошлом учитель народной школы, поднявшийся вверх по служебной
лестнице до должности титулярного профессора философии и педагогики в
Педагогической академии во Франкфурте-на-Майне. Криком владело честолюбивое
стремление стать ведущим философом национал-социалистского движения,
конкурентом Розенберга [3] и Боймлера [4]. Он хотел превратить
"Культурно-политический кружок" в свою опору и вотчину. Крик был горячим
сторонником НСДАП еще в ту пору, когда это никак не способствовало карьере.
В 1931 году он был за нацистскую агитацию переведен на другую должность, а в
1932-м - и вовсе уволен со службы. Приход Гитлера к власти помог этому
человеку снова стать профессором - сначала во Франкфурте, потом в
Гейдельберге. В партии он числился "философом переходного периода". Крик
представлял, так сказать, героически-народную разновидность идеализма,
направленную против культурного идеализма: "Радикальная критика учит
понимать, что так называемая культура стала совершенно несущественной".
"Культурному наду-
1 Гляйхшалтунг - нацистская политическая концепция подчинения всех сфер
жизни Германии интересам национал-социалистского режима.
2 "Принцип фюрерства" (принцип иерархического подчинения и единоначалия
на каждом уровне) - основополагающая концепция организации власти в
тоталитарном государстве, впервые сформулированная Гитлером в книге "Майн
кампф". В 1921 г. этот принцип был принят в качестве закона
национал-социалистской партии. Позже на нем базировалась повседневная
деятельность всех без исключения национал-социалистских организаций.
3 Альфред Розенберг (1893-1946) - главный идеолог нацизма, заместитель
Гитлера по вопросам "духовной и идеологической подготовки" членов нацистской
партии, с 1933 г. начальник Управления внешней политики НСДАП, с 1941 г.
рейхсминистр по делам оккупированных восточных территорий. Автор книг
"Будущий путь германской внешней политики" (1927) и "Миф XX века" (1929).
Казнен по приговору Нюрнбергского суда.
4 Альфред Боймлер (1887-?) - немецкий философ, один из идеологов
нацизма. В 1933-1935 гг. профессор политической педагогики в Берлинском
университете. Его работы "Ницше как политический воспитатель" (1931) и
"Политика и воспитание" (1937) были признаны в нацистской Германии в
качестве руководства по воспитанию молодежи. В работе "Эстетика" (1934)
Боймлер подверг критике наследие немецкой классической философии.
вательству" Крик противопоставлял новый тип героического человека: "Он
живет не духом, а кровью и почвой. Он живет не ради образования, а ради
дела". "Героизм", которого требовал Крик, был близок к хайдеггеровскому
"мужеству" в том смысле, что оба понятия превращали культуру, понимаемую как
убежище для слабого, в нечто достойное презрения. Крик, как и Хайдеггер,
утверждал, что человек должен научиться жить без так называемых "вечных
ценностей". По его мнению, здание "образования, культуры, гуманности и
чистого духа" уже обрушилось, универсалистские идеи стали очевидным
самообманом.
Однако, в отличие от Хайдеггера, Крик в этой ситуации метафизической
бесприютности предлагал новые ценности крови и почвы, то есть считал, что
"метафизику сверху" должна заменить "метафизика снизу". "Кровь, - писал
Крик, - восстает против формального разума; раса - против рационального
стремления к цели; привязанность - против произвола, именуемого "свободой";
органичная целостность - против индивидуалистического распада... народ -
против отдельного человека и массы".
В марте 1933 года Крик хотел навязать кружку культурно-политическую
программу, которая соответствовала бы его идеологической линии. Хайдеггер
противился этому, так как не принимал идеологию крови и почвы. Члены кружка
были едины только в своем критическом отношении к "Союзу доцентов" и к
царившему там просветительскому идеализму, лишь отчасти приспособленному к
новым условиям. Председатель союза, философ Эдуард Шпрангер, направил
властям приветственное послание, в котором говорилось о лояльности ученых по
отношению к "борющемуся государству", но одновременно содержалась просьба
пощадить "дух". Хайдеггер посмеялся над этой попыткой достижения компромисса
и назвал ее "приспособленчеством к духу времени в стиле канатных плясунов".
Так он выразился в письме к Элизабет Блохман, написанном 30 марта 1933 года,
после одного из первых заседаний франкфуртского кружка. В том же письме
приводится и краткая характеристика Эрнста Крика. Крик - человек с мышлением
"подчиненного"; "сегодняшняя фразеология" мешает ему понять "подлинное
величие и трудность задачи". Вообще для нынешней революции характерно то,
что все вдруг начинает восприниматься только "в политическом смысле", все
"приклеивается к поверхностному". Для многих, правда, это может быть "первым
пробуждением", но на самом деле это лишь подготовка, за которой должно
последовать "второе и более глубокое пробуждение". Хайдеггер упоминает
об этом сомнительном "втором пробуждении", потому что хочет
отмежеваться от идеологов вроде Эрнста Крика. О том, что означает это
"второе пробуждение", он говорит в письме к Элизабет Блохман - которая, как
полуеврейка, месяц спустя потеряет свое место доцента - только
невразумительными намеками. В письме идет речь о некоей "новой почве",
позволяющей человеку "по-новому и с новым пониманием открыться навстречу
самому бытию" (19.12.1932, BwHB, 55). Ясно, во всяком случае, что под этой
почвой не подразумеваются, как у Эрнста Крика, "кровь и раса".
Хайдеггер хотел привлечь к работе в кружке Альфреда Боймлера. Боймлер,
с которым Хайдеггер в то время еще дружил, добивался, как и Крик, роли
ведущего философа национал-социалистского движения. Но политический
де-ционизм [1] Боймлера был ближе мышлению Хайдеггера, чем идеи Крика. В
одном докладе, прочитанном в феврале 1933 года перед национал-социалистским
студенчеством, Боймлер противопоставил "политического человека" "человеку
теоретическому". Второй воображает, будто живет в "более возвышенном
духовном мире", первый же реализует себя как "изначально действующее
существо". В этом "изначальном пространстве" действия идеи и идеологии, как
считал Боймлер, уже не играют решающей роли. "Действовать не значит сделать
выбор в пользу чего-то... ведь такой акт предполагал бы, что человек знает,
в пользу чего он делает выбор. Нет, действовать - значит последовать в
каком-то направлении, принять чью-то сторону в силу своего судьбоносного
предназначения, в силу "собственного права"... Выбор в пользу чего-то, что я
узнал, есть уже нечто вторичное".
1 Деционизм -концепция "волевой решимости", восходящая к понятию
"диктаторство", которое ввел Карл Шмитт в предисловии к своей работе
"Диктатура" (1928). См. гл. 10, примеч. 8.
Такие формулировки могли бы принадлежать и Хайдег-геру. Выбор, решение
как "чистый" акт, этот толчок, который человек дает самому себе, это
выпрыгивание из привычной колеи - вот что первично. Напротив, "к чему" этого
решения есть только предлог для того, чтобы смогла проявиться сила,
способная перевернуть все вот-бытие. У Хайдеггера озабоченные вопросы,
касающиеся "к чему", задает "обезличенный человек" (Man), который испытывает
страх перед принятием решения и потому предпочитает "серединность", то есть
"уравнение всех бытийных возможностей"; обезличенные люди многословно
обсуждают эти возможности - "но так, что они же всегда и ускользнули там,
где при-
сутствие пробивается к решению" (Бытие и время, 127). Этот страх перед
принятием решений в представлении Хайдеггера является виной, и так же
смотрит на него Боймлер, многому научившийся у Хайдеггера. Боймлер тоже
связывает эту концепцию "волевого решения" (которая у Хайдеггера в конце
двадцатых годов странным образом еще оставалась лишенной конкретного
содержания) с национал-социалистской революцией. Боймлер агитирует за
"чистое" движение, видя в нем экзистенциальную субстанцию и считая, что
идеология, напротив, является простой акциденцией, а потому тот, кто
держится в стороне от движения, окажется виновным "из-за [своей]
нейтральности и терпимости".
Хайдеггер не добился от Крика согласия на свое предложение пригласить
Боймлера в кружок. Для Крика Боймлер был слишком опасным конкурентом. Но это
не могло приостановить карьеру Боймлера. Ему покровительствовало ведомство
Розенберга. Партия назначила его "политическим воспитателем" студенчества в
Берлине и там же создала специально для него "Институт политической
педагогики". Против этого протестовал Эдуард Шпрангер, занимавший в
Берлинском университете кафедру политической педагогики, - протестовал,
между прочим, и потому, что видел в Боймлере лицо, ответственное за кампанию
доносительства на ученых, придерживавшихся либеральных взглядов или имевших
еврейское происхождение. 22 апреля Шпрангер опубликовал протест против "лжи,
давления на совесть и бездуховности". Это дало Боймлеру повод для
контратаки. В своей речи, приуроченной к главной акции по сожжению книг,
проводившейся 10 мая в Берлине, он подверг критике позицию Шпрангера и
одновременно заклеймил преобладающий в высшей школе "старый дух": "Но высшая
школа, которая даже в год революции рассуждает только о том, что ею
руководят Дух и Идея - а не Адольф Гитлер и Хорст Вессель, - просто
аполитична".
Хайдеггер, наэлектризованный приходом Гитлера к власти, хотел
действовать, но еще не знал точно, что именно он должен делать. Никаких
четких представлений на этот счет мы при всем желании у него не найдем.
Разумеется, он думал в первую очередь об университете. Позднее,
оправдываясь, Хайдеггер будет утверждать, что согласился стать ректором
Фрайбургского университета, чтобы "иметь возможность противостоять натиску
недостойных лиц и угрозе возобладания партийного аппарата и партийной
доктрины" (R, 24).
Однако из материалов, собранных Хуго Оттом, Виктором Фариасом и Берндом
Мартином, вырисовывается совсем другая картина. Как показывают эти
источники, уже с марта 1933 года группа национал-социалистских профессоров и
доцентов (во главе с Вольфгангом Шадевальдтом [1] и Вольфгангом Али) с
согласия Хайдеггера целенаправленно добивалась его назначения на должность
ректора. Ключевым в этом плане документом является письмо, которое Вольфганг
Али (член НСДАП с самым большим стажем среди университетских профессоров и
лучший оратор в местной партийной организации) отправил в министерство по
делам культов 9 апреля, то есть за три недели до выборов ректора. В письме
сообщалось, что "г-н проф. Хайдеггер уже вступил в переговоры с прусским
министерством по делам культов" и что он пользуется "полнейшим доверием"
университетской партийной группы. Официальные инстанции могут рассматривать
его как "доверенное лицо" университета. На ближайшем заседании
франкфуртского "Культурно-политического кружка", 24 апреля, Хайдеггер,
видимо, уже выступал как "представитель нашего университета".
1 Вольфганг Шадевальдт (1900-1974) - филолог-классик, занимал
профессорские должности в Кенигсберге, Фрайбурге (с 1929 г.), Лейпциге (с
1934 г.), Берлине (с 1941 г.), Тюбингене (с 1950 г.). Дружил с Хайдеггером.
Переводчик Гомера, Эсхила, Софокла и Платона.
К тому моменту избрание Хайдеггера на пост ректора было для партийных
кругов университета, в принципе, делом решенным. Сам Хайдеггер, возможно,
еще колебался, но не потому, что ему не нравилось покровительство
национал-социалистов, а потому, что наверняка сомневался в том, оправдает ли
он ожидания, возлагавшиеся на него "революционными" силами. Действовать,
включаться - этого он хотел, оставалось только найти "надлежащее место"
(Ясперсу, 3.4.1933, Переписка, 220).
В письме к Элизабет Блохман от 30 марта 1933 года Хайдеггер признается
в своей растерянности и одновременно пытается рассеять собственные сомнения:
"Что случится с университетами, никто не знает... В отличие от бонз, которые
еще несколько недель назад называли работу Гитлера "верхом идиотизма", а
теперь дрожат за свое жалованье и т. п., люди прозорливые должны сказать
себе, что не столь уж многое могут испортить. Ведь уже ничего и не осталось;
университет давно не является тем действительно внутренне сплоченным,
эффективно действующим или осуществляющим руководство миром, каким был
когда-то. Принуждение, побуждающее опомниться, - даже если будут совершены
ошибки - может быть только благотворным" (BwHB, 61).
Лес рубят - щепки летят; тот, кто вступает на революционную целину,
должен принять на себя риск ошибок и заблуждений. И, во всяком случае, не
позволить сбить себя с толку предупреждающим криком "Наука в опасности!".
Кроме того, задача слишком важна, чтобы доверить ее решение одним лишь
"партийным товарищам", партайгенос-сен, пишет Хайдеггер Элизабет Блохман 12
апреля 1933 года, то есть за три недели до своего официального вступления в
партию.
В то время как "за кулисами" уже готовилась передача ректорства
Хайдеггеру, официально эту должность все еще занимал специалист по истории
Католический Церкви Йозеф Зауэр [1]. Введение в должность Вильгельма фон
Меллендорфа [2], нового ректора, избранного в конце 1932 года, планировалось
на 15 апреля. Меллендорф, профессор анатомии, был социал-демократом.
По версии Мартина Хайдеггера и его жены Эльфриды, сам Меллендорф после
прихода к власти Гитлера более не стремился вступить на пост ректора.
Меллендорф дружил с Хайдеггером и прямо обратился к нему, чтобы обсудить
трудности, которые могли возникнуть в связи с его назначением. Хайдеггер, у
которого зимой 1932/33 года выдался свободный семестр, 7 января приехал из
Тодтнауберга во Фрайбург. По воспоминаниям фрау Хайдеггер, Меллендорф
выразил "настойчивое желание", чтобы пост ректора принял именно Хайдеггер,
человек, "никоим образом не связанный в партийно-политическом плане". "Он
много раз повторял это желание - когда заходил к нам утром, днем и вечером".
Сомнения социал-демократа Меллендорфа относительно того, стоит ли ему
принимать должность ректора, как нельзя более понятны, ибо во Фрайбурге, как
и повсюду, тогда уже начались преследования социал-демократов. Под
руководством имперского комиссара Роберта Вагнера [3] эти гонения приобрели
особую ожесточенность. Уже в начале марта были разгромлены дом профсоюзов и
центральный офис местной организации СДПГ, производились аресты и домашние
обыски. 17 марта произошел неприятный инцидент
1 Йозеф Зауэр (1872-1949) - папский прелат, профессор христианской
археологии и истории искусства; ректор Фрайбургского университета в
1932-1933 гг.
2 Вильгельм фон Меллендорф (1887-1944) - профессор медицины,
преподаватель Фрайбургского университета.
3 Роберт Вагнер (1895-1946) - нацистский партийный деятель, ветеран
Первой мировой войны, активный участник "Пивного путча". С 1933 г. депутат
рейхстага от округа Баден, министр-президент Баде-на, имперский комиссар
обороны. С 1940 г. начальник гражданской администрации Эльзаса и Лотарингии.
Был казнен по приговору Страсбургского военного суда.
с депутатом ландтага Нусбаумом. Нусбаум, как раз перед тем прошедший
многонедельный курс лечения в психиатрической клинике, защищаясь от двух
полицейских, смертельно их ранил, после чего в городе усилилась травля СДПГ.
На площади у кафедрального собора состоялась демонстрация против марксизма -
агитаторы говорили о том, что его нужно "вырвать с корнем". Недалеко от
Хойберга уже построили два концентрационных лагеря. Местная пресса
публиковала фотографии, запечатлевшие отправку туда первых партий
заключенных. Теперь НСДАП направила свои атаки против бургомистра д-ра
Бендера, члена партии Центра. Его обвиняли в том, что он не отреагировал
должным образом на инцидент с Нусбаумом. Бендер говорил в этой связи о
"несчастном случае". Партия потребовала, чтобы его изгнали с занимаемого им
места. За Бендера вступилась депутация горожан. Одним из тех, кто возвысил
свой голос в его защиту, был Меллендорф. 11 апреля Бендера на время
освободили от должности. На его место был назначен крайсляйтер НСДАП и
редактор нацистской газеты "Дер алеманне" Кербер. В этой газете Хайдеггер
потом опубликует одну статью. Из-за своего вмешательства в "дело Нусбаума -
Бендера" Меллендорф стал в глазах местных национал-социалистов совершенно
одиозной личностью. Меллендорф наверняка понимал, что для него опасно
принимать пост ректора, - но как человек мужественный проявил готовность к
вступлению в эту должность. Церемония, как и предусматривалось, состоялась
15 апреля. Накануне вечером Шаде-вальдт, по поручению партийной группы,
посетил ректора Зауэра, которому назавтра предстояло уйти с этого поста,
выразил свои сомнения относительно того, является ли Меллендорф именно тем
человеком, который сможет проводить в университете необходимую политику
гляйхшалтунга, и предложил кандидатуру Хайдеггера. Зауэр, представитель
Католической Церкви, который никак не мог одобрять антиклерикализм
Хайдеггера, не поддержал эту инициативу. Меллендорф находился на посту
ректора в течение пяти дней. 18 апреля - в день, когда состоялось первое
заседание ученого совета, которым руководил Меллендорф, - газета "Дер
алеманне" опубликовала резкую статью с нападками на нового ректора, которая
заканчивалась словами: "Мы рекомендуем г-ну профессору д-ру фон Меллендорфу
воспользоваться представившейся возможностью и не препятствовать
реорганизации высшей школы". Теперь Меллендорф понял, что ему долго не
продержаться. На 20 апреля он назначил заседание ученого совета, на котором
было решено, что только что назначенный ректор уйдет в отставку, а его
преемником станет Мартин Хайдеггер. По свидетельству Эльфриды Хайдеггер,
накануне вечером он побывал у них дома и сказал Мартину Хайдеггеру:
"Господин Хайдеггер, теперь вы просто обязаны принять должность!"
Сам Хайдеггер, в пользу которого уже месяц назад сделала свой выбор
влиятельнейшая фракция университета, вплоть до последнего момента не мог
принять окончательного решения: "Еще с утра в день выборов я колебался и
хотел снять свою кандидатуру" (R, 21). На пленарном заседании Хайдеггер был
избран почти единогласно - правда, 13 из 93 профессоров как евреи к выборам
допущены не были, а из остававшихся 80 в голосовании участвовали только 56.
Один голос был подан против и двое воздержались.
Свою нерешительность Хайдеггер с лихвой компенсировал заметным
должностным рвением, которое стал демонстрировать сразу же после выборов.
22 апреля он написал Карлу Шмитгу, приглашая его к сотрудничеству -
теперь, когда в университете сложилась новая ситуация. Правда, надобности в
подобных призывах не было; Шмитт уже сотрудничал с национал-социалистами,
хотя и по соображениям, противоположным тем, что двигали Хайдеггером:
Хайдеггер хотел революции, Шмитт - порядка. На пленарном заседании избрали
не только ректора, но и новых членов ученого совета - людей умеренных
взглядов, по большей части старых консерваторов; предполагалось, что
Хайдеггер будет вынужден считаться с их мнением. Но Хайдеггер не попался в
эту западню: он просто перестал созывать ученый совет. Еще до торжественной
мировоззренческих и ценностных представлений, своей технической и культурной
устроенности. На заре греческой цивилизации человечество пережило миг
подлинности. Но потом всемирная история вновь вернулась в тусклый полумрак
неподлинности, в платоновскую пещеру.
Хайдеггер воспринял революцию 1933 года как коллективный побег из
пещеры, как прорыв в то открытое пространство, которое прежде открывалось
лишь индивидуальному философскому вопрошанию и мышлению. Для него вместе с
революцией 1933 года пришел исторический миг подлинности.
Хайдеггер, конечно, реагировал на действительные политические события,
и его деятельность развертывалась в реальной политической сфере - однако
управляла его реакциями и действиями сила философского воображения. И эта
сила философского воображения превращала сферу политической жизни в
подмостки историко-философского театра, на которых разыгрывалась пьеса из
репертуара истории бытия. В зеркале сего грандиозного воображаемого действа
едва ли можно было узнать черты подлинной истории, но ведь дело было совсем
не в том. Хайдеггер хотел поставить собственную историко-философскую драму,
хотел сам набрать для нее актеров. Правда, во всех своих речах,
произнесенных в те месяцы, Хайдеггер ссылался на "власть отдавать приказы",
коей обладает "новая немецкая действительность", однако - и он не оставлял
на этот счет никаких сомнений - именно его философия должна была раскрывать
подлинный смысл приказов. Философии предстояло таким образом вводить людей в
сферу действия этих приказов, чтобы люди могли преобразовываться изнутри.
Поэтому Хайдеггер организовал "лагерь науки"; поэтому читал лекции для
безработных, которых специально приглашал в университет; поэтому выступал с
бесчисленными воззваниями, обращениями, призывами, в которых пытался
углубить повседневные политические события, чтобы приспособить их к
воображаемой метафизической сцене. Он полагал, что философия только тогда
может осуществлять подобного рода власть, когда говорит не "об" отношениях и
событиях, а "исходя из них". Философия сама должна стать частью той
"революционной действительности", о которой она говорит. "Она [революционная
действительность. - Р. С] познаваема только для того, кто обладает
правильным чувственным восприятием, позволяющим ее пережить, а не для
стороннего наблюдателя... ибо революционная действительность не есть нечто
наличное; в ее сущности заложено то, что она развертывается впервые... Такая
действительность требует к себе совсем иного отношения, нежели фактичное
положение вещей" (Тюбингенская речь, 30.11.1933).
Хайдеггер всегда отстаивал тот основополагающий принцип, что наше
бытие-в-мире определяется настроением; потому он и теперь принял за исходный
пункт революционное настроение перелома, прорыва в новую действительность,
формирования нового сообщества. Государственные репрессии, неистовство
черни, антисемитские акции представлялись ему неприятными побочными
явлениями, с которыми необходимо мириться.
Итак, пытаясь представить себе тогдашнего Хайдеггера, погруженного в
свои грезы об истории бытия, мы понимаем, что его движения на политической
сцене - это сомнамбулические движения философа-мечтателя. Позже в письме
Ясперсу (8.4.1950) он признается, что в политике "мечтал" и потому совершал
ошибки. Однако признать, что он совершал ошибки в политике, потому что
мечтал в философии, Хайдеггер не сможет никогда. Ведь как философ, который
хотел исследовать историческое время, Хайдеггер вынужден был отстаивать - в
том числе и перед самим собой - свою философскую компетентность в
интерпретации политико-исторических процессов.
Другое дело, если бы Хайдеггер бросился в политическую авантюру,
начисто забыв о философии; если бы в своих действиях он не ориентировался на
собственное философствование и не руководствовался им. В таком случае можно
было бы сказать, что он действовал вопреки своей философии или что по ходу
его деятельности у него сгорели "философские предохранители". Однако в
действительности все было не так. Он имел определенные философские
соображения по поводу Гитлера, он ввел в игру философские мотивы и даже
соорудил воображаемую сцену для исторических событий. Философия должна
"овладеть своим временем", писал он в 1930 году. И чтобы не пришлось
отказываться от этой концепции, Хайдеггер впоследствии будет возлагать
ответственность за то, что он ошибся в национал-социалистской революции, на
свою политическую неопытность, а не на свою тогдашнюю философскую
интерпретацию событий. Правда, еще позже Хайдеггер превратит эту ошибку в
философскую притчу, в которой отведет себе грандиозную роль: он будет
утверждать, что в нем и при его посредничестве впало в заблуждение само
бытие. Что он, Хайдеггер, нес крест "заблуждения бытия"...
"Нужно включаться", - сказал Хайдеггер Ясперсу. Это включение началось
в марте 1933 года, когда Хайдеггер вступил в "Культурно-политический кружок
немецких преподавателей высшей школы", своего рода национал-социалистскую
фракцию в "Германском союзе доцентов", официальной профессиональной
организации преподавателей высших учебных заведений. Члены этого кружка
считали себя активистами национал-социалистской революции в университетах.
Они настаивали на необходимости скорейшей реорганизации "Союза доцентов" в
соответствии с концепцией гляйхшалтунга [1], требовали введения в
университетах "принципа фюрерства" [2] и придания учебному процессу
идеологической направленности, но как раз по последнему вопросу имелись
серьезные разногласия.
Инициатором создания этой группы и вдохновителем ее деятельности был
Эрнст Крик, в прошлом учитель народной школы, поднявшийся вверх по служебной
лестнице до должности титулярного профессора философии и педагогики в
Педагогической академии во Франкфурте-на-Майне. Криком владело честолюбивое
стремление стать ведущим философом национал-социалистского движения,
конкурентом Розенберга [3] и Боймлера [4]. Он хотел превратить
"Культурно-политический кружок" в свою опору и вотчину. Крик был горячим
сторонником НСДАП еще в ту пору, когда это никак не способствовало карьере.
В 1931 году он был за нацистскую агитацию переведен на другую должность, а в
1932-м - и вовсе уволен со службы. Приход Гитлера к власти помог этому
человеку снова стать профессором - сначала во Франкфурте, потом в
Гейдельберге. В партии он числился "философом переходного периода". Крик
представлял, так сказать, героически-народную разновидность идеализма,
направленную против культурного идеализма: "Радикальная критика учит
понимать, что так называемая культура стала совершенно несущественной".
"Культурному наду-
1 Гляйхшалтунг - нацистская политическая концепция подчинения всех сфер
жизни Германии интересам национал-социалистского режима.
2 "Принцип фюрерства" (принцип иерархического подчинения и единоначалия
на каждом уровне) - основополагающая концепция организации власти в
тоталитарном государстве, впервые сформулированная Гитлером в книге "Майн
кампф". В 1921 г. этот принцип был принят в качестве закона
национал-социалистской партии. Позже на нем базировалась повседневная
деятельность всех без исключения национал-социалистских организаций.
3 Альфред Розенберг (1893-1946) - главный идеолог нацизма, заместитель
Гитлера по вопросам "духовной и идеологической подготовки" членов нацистской
партии, с 1933 г. начальник Управления внешней политики НСДАП, с 1941 г.
рейхсминистр по делам оккупированных восточных территорий. Автор книг
"Будущий путь германской внешней политики" (1927) и "Миф XX века" (1929).
Казнен по приговору Нюрнбергского суда.
4 Альфред Боймлер (1887-?) - немецкий философ, один из идеологов
нацизма. В 1933-1935 гг. профессор политической педагогики в Берлинском
университете. Его работы "Ницше как политический воспитатель" (1931) и
"Политика и воспитание" (1937) были признаны в нацистской Германии в
качестве руководства по воспитанию молодежи. В работе "Эстетика" (1934)
Боймлер подверг критике наследие немецкой классической философии.
вательству" Крик противопоставлял новый тип героического человека: "Он
живет не духом, а кровью и почвой. Он живет не ради образования, а ради
дела". "Героизм", которого требовал Крик, был близок к хайдеггеровскому
"мужеству" в том смысле, что оба понятия превращали культуру, понимаемую как
убежище для слабого, в нечто достойное презрения. Крик, как и Хайдеггер,
утверждал, что человек должен научиться жить без так называемых "вечных
ценностей". По его мнению, здание "образования, культуры, гуманности и
чистого духа" уже обрушилось, универсалистские идеи стали очевидным
самообманом.
Однако, в отличие от Хайдеггера, Крик в этой ситуации метафизической
бесприютности предлагал новые ценности крови и почвы, то есть считал, что
"метафизику сверху" должна заменить "метафизика снизу". "Кровь, - писал
Крик, - восстает против формального разума; раса - против рационального
стремления к цели; привязанность - против произвола, именуемого "свободой";
органичная целостность - против индивидуалистического распада... народ -
против отдельного человека и массы".
В марте 1933 года Крик хотел навязать кружку культурно-политическую
программу, которая соответствовала бы его идеологической линии. Хайдеггер
противился этому, так как не принимал идеологию крови и почвы. Члены кружка
были едины только в своем критическом отношении к "Союзу доцентов" и к
царившему там просветительскому идеализму, лишь отчасти приспособленному к
новым условиям. Председатель союза, философ Эдуард Шпрангер, направил
властям приветственное послание, в котором говорилось о лояльности ученых по
отношению к "борющемуся государству", но одновременно содержалась просьба
пощадить "дух". Хайдеггер посмеялся над этой попыткой достижения компромисса
и назвал ее "приспособленчеством к духу времени в стиле канатных плясунов".
Так он выразился в письме к Элизабет Блохман, написанном 30 марта 1933 года,
после одного из первых заседаний франкфуртского кружка. В том же письме
приводится и краткая характеристика Эрнста Крика. Крик - человек с мышлением
"подчиненного"; "сегодняшняя фразеология" мешает ему понять "подлинное
величие и трудность задачи". Вообще для нынешней революции характерно то,
что все вдруг начинает восприниматься только "в политическом смысле", все
"приклеивается к поверхностному". Для многих, правда, это может быть "первым
пробуждением", но на самом деле это лишь подготовка, за которой должно
последовать "второе и более глубокое пробуждение". Хайдеггер упоминает
об этом сомнительном "втором пробуждении", потому что хочет
отмежеваться от идеологов вроде Эрнста Крика. О том, что означает это
"второе пробуждение", он говорит в письме к Элизабет Блохман - которая, как
полуеврейка, месяц спустя потеряет свое место доцента - только
невразумительными намеками. В письме идет речь о некоей "новой почве",
позволяющей человеку "по-новому и с новым пониманием открыться навстречу
самому бытию" (19.12.1932, BwHB, 55). Ясно, во всяком случае, что под этой
почвой не подразумеваются, как у Эрнста Крика, "кровь и раса".
Хайдеггер хотел привлечь к работе в кружке Альфреда Боймлера. Боймлер,
с которым Хайдеггер в то время еще дружил, добивался, как и Крик, роли
ведущего философа национал-социалистского движения. Но политический
де-ционизм [1] Боймлера был ближе мышлению Хайдеггера, чем идеи Крика. В
одном докладе, прочитанном в феврале 1933 года перед национал-социалистским
студенчеством, Боймлер противопоставил "политического человека" "человеку
теоретическому". Второй воображает, будто живет в "более возвышенном
духовном мире", первый же реализует себя как "изначально действующее
существо". В этом "изначальном пространстве" действия идеи и идеологии, как
считал Боймлер, уже не играют решающей роли. "Действовать не значит сделать
выбор в пользу чего-то... ведь такой акт предполагал бы, что человек знает,
в пользу чего он делает выбор. Нет, действовать - значит последовать в
каком-то направлении, принять чью-то сторону в силу своего судьбоносного
предназначения, в силу "собственного права"... Выбор в пользу чего-то, что я
узнал, есть уже нечто вторичное".
1 Деционизм -концепция "волевой решимости", восходящая к понятию
"диктаторство", которое ввел Карл Шмитт в предисловии к своей работе
"Диктатура" (1928). См. гл. 10, примеч. 8.
Такие формулировки могли бы принадлежать и Хайдег-геру. Выбор, решение
как "чистый" акт, этот толчок, который человек дает самому себе, это
выпрыгивание из привычной колеи - вот что первично. Напротив, "к чему" этого
решения есть только предлог для того, чтобы смогла проявиться сила,
способная перевернуть все вот-бытие. У Хайдеггера озабоченные вопросы,
касающиеся "к чему", задает "обезличенный человек" (Man), который испытывает
страх перед принятием решения и потому предпочитает "серединность", то есть
"уравнение всех бытийных возможностей"; обезличенные люди многословно
обсуждают эти возможности - "но так, что они же всегда и ускользнули там,
где при-
сутствие пробивается к решению" (Бытие и время, 127). Этот страх перед
принятием решений в представлении Хайдеггера является виной, и так же
смотрит на него Боймлер, многому научившийся у Хайдеггера. Боймлер тоже
связывает эту концепцию "волевого решения" (которая у Хайдеггера в конце
двадцатых годов странным образом еще оставалась лишенной конкретного
содержания) с национал-социалистской революцией. Боймлер агитирует за
"чистое" движение, видя в нем экзистенциальную субстанцию и считая, что
идеология, напротив, является простой акциденцией, а потому тот, кто
держится в стороне от движения, окажется виновным "из-за [своей]
нейтральности и терпимости".
Хайдеггер не добился от Крика согласия на свое предложение пригласить
Боймлера в кружок. Для Крика Боймлер был слишком опасным конкурентом. Но это
не могло приостановить карьеру Боймлера. Ему покровительствовало ведомство
Розенберга. Партия назначила его "политическим воспитателем" студенчества в
Берлине и там же создала специально для него "Институт политической
педагогики". Против этого протестовал Эдуард Шпрангер, занимавший в
Берлинском университете кафедру политической педагогики, - протестовал,
между прочим, и потому, что видел в Боймлере лицо, ответственное за кампанию
доносительства на ученых, придерживавшихся либеральных взглядов или имевших
еврейское происхождение. 22 апреля Шпрангер опубликовал протест против "лжи,
давления на совесть и бездуховности". Это дало Боймлеру повод для
контратаки. В своей речи, приуроченной к главной акции по сожжению книг,
проводившейся 10 мая в Берлине, он подверг критике позицию Шпрангера и
одновременно заклеймил преобладающий в высшей школе "старый дух": "Но высшая
школа, которая даже в год революции рассуждает только о том, что ею
руководят Дух и Идея - а не Адольф Гитлер и Хорст Вессель, - просто
аполитична".
Хайдеггер, наэлектризованный приходом Гитлера к власти, хотел
действовать, но еще не знал точно, что именно он должен делать. Никаких
четких представлений на этот счет мы при всем желании у него не найдем.
Разумеется, он думал в первую очередь об университете. Позднее,
оправдываясь, Хайдеггер будет утверждать, что согласился стать ректором
Фрайбургского университета, чтобы "иметь возможность противостоять натиску
недостойных лиц и угрозе возобладания партийного аппарата и партийной
доктрины" (R, 24).
Однако из материалов, собранных Хуго Оттом, Виктором Фариасом и Берндом
Мартином, вырисовывается совсем другая картина. Как показывают эти
источники, уже с марта 1933 года группа национал-социалистских профессоров и
доцентов (во главе с Вольфгангом Шадевальдтом [1] и Вольфгангом Али) с
согласия Хайдеггера целенаправленно добивалась его назначения на должность
ректора. Ключевым в этом плане документом является письмо, которое Вольфганг
Али (член НСДАП с самым большим стажем среди университетских профессоров и
лучший оратор в местной партийной организации) отправил в министерство по
делам культов 9 апреля, то есть за три недели до выборов ректора. В письме
сообщалось, что "г-н проф. Хайдеггер уже вступил в переговоры с прусским
министерством по делам культов" и что он пользуется "полнейшим доверием"
университетской партийной группы. Официальные инстанции могут рассматривать
его как "доверенное лицо" университета. На ближайшем заседании
франкфуртского "Культурно-политического кружка", 24 апреля, Хайдеггер,
видимо, уже выступал как "представитель нашего университета".
1 Вольфганг Шадевальдт (1900-1974) - филолог-классик, занимал
профессорские должности в Кенигсберге, Фрайбурге (с 1929 г.), Лейпциге (с
1934 г.), Берлине (с 1941 г.), Тюбингене (с 1950 г.). Дружил с Хайдеггером.
Переводчик Гомера, Эсхила, Софокла и Платона.
К тому моменту избрание Хайдеггера на пост ректора было для партийных
кругов университета, в принципе, делом решенным. Сам Хайдеггер, возможно,
еще колебался, но не потому, что ему не нравилось покровительство
национал-социалистов, а потому, что наверняка сомневался в том, оправдает ли
он ожидания, возлагавшиеся на него "революционными" силами. Действовать,
включаться - этого он хотел, оставалось только найти "надлежащее место"
(Ясперсу, 3.4.1933, Переписка, 220).
В письме к Элизабет Блохман от 30 марта 1933 года Хайдеггер признается
в своей растерянности и одновременно пытается рассеять собственные сомнения:
"Что случится с университетами, никто не знает... В отличие от бонз, которые
еще несколько недель назад называли работу Гитлера "верхом идиотизма", а
теперь дрожат за свое жалованье и т. п., люди прозорливые должны сказать
себе, что не столь уж многое могут испортить. Ведь уже ничего и не осталось;
университет давно не является тем действительно внутренне сплоченным,
эффективно действующим или осуществляющим руководство миром, каким был
когда-то. Принуждение, побуждающее опомниться, - даже если будут совершены
ошибки - может быть только благотворным" (BwHB, 61).
Лес рубят - щепки летят; тот, кто вступает на революционную целину,
должен принять на себя риск ошибок и заблуждений. И, во всяком случае, не
позволить сбить себя с толку предупреждающим криком "Наука в опасности!".
Кроме того, задача слишком важна, чтобы доверить ее решение одним лишь
"партийным товарищам", партайгенос-сен, пишет Хайдеггер Элизабет Блохман 12
апреля 1933 года, то есть за три недели до своего официального вступления в
партию.
В то время как "за кулисами" уже готовилась передача ректорства
Хайдеггеру, официально эту должность все еще занимал специалист по истории
Католический Церкви Йозеф Зауэр [1]. Введение в должность Вильгельма фон
Меллендорфа [2], нового ректора, избранного в конце 1932 года, планировалось
на 15 апреля. Меллендорф, профессор анатомии, был социал-демократом.
По версии Мартина Хайдеггера и его жены Эльфриды, сам Меллендорф после
прихода к власти Гитлера более не стремился вступить на пост ректора.
Меллендорф дружил с Хайдеггером и прямо обратился к нему, чтобы обсудить
трудности, которые могли возникнуть в связи с его назначением. Хайдеггер, у
которого зимой 1932/33 года выдался свободный семестр, 7 января приехал из
Тодтнауберга во Фрайбург. По воспоминаниям фрау Хайдеггер, Меллендорф
выразил "настойчивое желание", чтобы пост ректора принял именно Хайдеггер,
человек, "никоим образом не связанный в партийно-политическом плане". "Он
много раз повторял это желание - когда заходил к нам утром, днем и вечером".
Сомнения социал-демократа Меллендорфа относительно того, стоит ли ему
принимать должность ректора, как нельзя более понятны, ибо во Фрайбурге, как
и повсюду, тогда уже начались преследования социал-демократов. Под
руководством имперского комиссара Роберта Вагнера [3] эти гонения приобрели
особую ожесточенность. Уже в начале марта были разгромлены дом профсоюзов и
центральный офис местной организации СДПГ, производились аресты и домашние
обыски. 17 марта произошел неприятный инцидент
1 Йозеф Зауэр (1872-1949) - папский прелат, профессор христианской
археологии и истории искусства; ректор Фрайбургского университета в
1932-1933 гг.
2 Вильгельм фон Меллендорф (1887-1944) - профессор медицины,
преподаватель Фрайбургского университета.
3 Роберт Вагнер (1895-1946) - нацистский партийный деятель, ветеран
Первой мировой войны, активный участник "Пивного путча". С 1933 г. депутат
рейхстага от округа Баден, министр-президент Баде-на, имперский комиссар
обороны. С 1940 г. начальник гражданской администрации Эльзаса и Лотарингии.
Был казнен по приговору Страсбургского военного суда.
с депутатом ландтага Нусбаумом. Нусбаум, как раз перед тем прошедший
многонедельный курс лечения в психиатрической клинике, защищаясь от двух
полицейских, смертельно их ранил, после чего в городе усилилась травля СДПГ.
На площади у кафедрального собора состоялась демонстрация против марксизма -
агитаторы говорили о том, что его нужно "вырвать с корнем". Недалеко от
Хойберга уже построили два концентрационных лагеря. Местная пресса
публиковала фотографии, запечатлевшие отправку туда первых партий
заключенных. Теперь НСДАП направила свои атаки против бургомистра д-ра
Бендера, члена партии Центра. Его обвиняли в том, что он не отреагировал
должным образом на инцидент с Нусбаумом. Бендер говорил в этой связи о
"несчастном случае". Партия потребовала, чтобы его изгнали с занимаемого им
места. За Бендера вступилась депутация горожан. Одним из тех, кто возвысил
свой голос в его защиту, был Меллендорф. 11 апреля Бендера на время
освободили от должности. На его место был назначен крайсляйтер НСДАП и
редактор нацистской газеты "Дер алеманне" Кербер. В этой газете Хайдеггер
потом опубликует одну статью. Из-за своего вмешательства в "дело Нусбаума -
Бендера" Меллендорф стал в глазах местных национал-социалистов совершенно
одиозной личностью. Меллендорф наверняка понимал, что для него опасно
принимать пост ректора, - но как человек мужественный проявил готовность к
вступлению в эту должность. Церемония, как и предусматривалось, состоялась
15 апреля. Накануне вечером Шаде-вальдт, по поручению партийной группы,
посетил ректора Зауэра, которому назавтра предстояло уйти с этого поста,
выразил свои сомнения относительно того, является ли Меллендорф именно тем
человеком, который сможет проводить в университете необходимую политику
гляйхшалтунга, и предложил кандидатуру Хайдеггера. Зауэр, представитель
Католической Церкви, который никак не мог одобрять антиклерикализм
Хайдеггера, не поддержал эту инициативу. Меллендорф находился на посту
ректора в течение пяти дней. 18 апреля - в день, когда состоялось первое
заседание ученого совета, которым руководил Меллендорф, - газета "Дер
алеманне" опубликовала резкую статью с нападками на нового ректора, которая
заканчивалась словами: "Мы рекомендуем г-ну профессору д-ру фон Меллендорфу
воспользоваться представившейся возможностью и не препятствовать
реорганизации высшей школы". Теперь Меллендорф понял, что ему долго не
продержаться. На 20 апреля он назначил заседание ученого совета, на котором
было решено, что только что назначенный ректор уйдет в отставку, а его
преемником станет Мартин Хайдеггер. По свидетельству Эльфриды Хайдеггер,
накануне вечером он побывал у них дома и сказал Мартину Хайдеггеру:
"Господин Хайдеггер, теперь вы просто обязаны принять должность!"
Сам Хайдеггер, в пользу которого уже месяц назад сделала свой выбор
влиятельнейшая фракция университета, вплоть до последнего момента не мог
принять окончательного решения: "Еще с утра в день выборов я колебался и
хотел снять свою кандидатуру" (R, 21). На пленарном заседании Хайдеггер был
избран почти единогласно - правда, 13 из 93 профессоров как евреи к выборам
допущены не были, а из остававшихся 80 в голосовании участвовали только 56.
Один голос был подан против и двое воздержались.
Свою нерешительность Хайдеггер с лихвой компенсировал заметным
должностным рвением, которое стал демонстрировать сразу же после выборов.
22 апреля он написал Карлу Шмитгу, приглашая его к сотрудничеству -
теперь, когда в университете сложилась новая ситуация. Правда, надобности в
подобных призывах не было; Шмитт уже сотрудничал с национал-социалистами,
хотя и по соображениям, противоположным тем, что двигали Хайдеггером:
Хайдеггер хотел революции, Шмитт - порядка. На пленарном заседании избрали
не только ректора, но и новых членов ученого совета - людей умеренных
взглядов, по большей части старых консерваторов; предполагалось, что
Хайдеггер будет вынужден считаться с их мнением. Но Хайдеггер не попался в
эту западню: он просто перестал созывать ученый совет. Еще до торжественной