Страница:
— К обеду кончим, а после обеда перенесем станины в кузнечную, там и приладим к ним дополнительные листы, — ответил Братовский.
— Спасибо, братцы, за усердную службу, — поблагодарил Гобято. — В воскресенье все получите увольнительные в город.
— Мы, ваше высокоблагородие, хотели и завтра поработать, чтобы скорее закончить дело.
— Не возражаю, после дам вам по два отпускных дня, — пообещал капитан. — Эту работу необходимо окончить возможно скорее.
— Вы, оказывается, говорить с солдатами мастер. Этим талантом у нас, к сожалению, мало кто обладает: больше зуботычинами действуют, — сказал Звонареву Гобято, когда они отошли от солдат.
— Школа Борейко. В этом же секрет и его успехов в стрельбе: сумел заинтересовать солдат.
В канцелярии их поджидал начальник крепостной жандармской команды, ротмистр князь Микеладзе.
— Чем могу служить? — сухо спросил его Гобято.
— Разговорчик к вам есть один, секретного порядка, многоуважаемый Николай Андреевич, — залебезил жандарм.
Гобято выслал писарей из комнаты. Микеладзе многозначительно посмотрел на Звонарева.
— Это мой помощник и заместитель, можете его не стесняться, — пояснил Гобято.
— Господин Звонарев, если не ошибаюсь, человек новый, только что в Артур приехал, не в курсе наших дел, да и человек он, простите, штатский, случайный на военной службе, так что, признаюсь, его присутствие меня слегка смущает.
— Откуда вы все это о нем знаете? — удивился Гобято.
— Какой бы я был жандарм, если бы не знал каждого нового офицера в Артуре. Мы, жандармы, должны знать все — кто чем дышит, что думает.
— Я могу уйти, — вмешался Звонарев.
— Очень прошу вас остаться. Князь, я надеюсь, не будет больше возражать.
Ротмистр поморщился, но протестовать не стал.
— У вас в мастерских появилось несколько новых солдат, среди них есть и нежелательный элемент. Например, Иосиф Братовский: он состоял членом нелегальной организации в Варшаве, на механическом заводе Лильпопа. Только за отсутствием прямых улик избег суда. По настоянию варшавского губернского жандармского управления его направили в Артур. Немедленно по прибытии он был взят моим агентом под наблюдение. Хотя пока за ним ничего еще не замечено, но следить за ним надо внимательно.
— У меня нет никаких опорочивающих Братовского данных, работает он прекрасно, поведения примерного…
— По вечерам, извините, в нужнике долго с солдатами засиживается и разговоры разные ведет: кто, да откуда, да где работал; почву, очевидно, нащупывает.
— У страха глаза велики, князь. Вы всегда из мухи слона делаете. Чихнет солдат, а вы уж готовы в этом видеть потрясение основ, — иронизировал Гобято.
— От копеечной свечки, говорят, Москва сгорела.
— Вы бы лучше вашу энергию обратили на борьбу со шпионажем. Помимо японцев, одетых под китайцев, в городе имеются шпионы и других национальностей, прежде всего англо-американцы. Вот где главное наше зло. Под вывеской торговли они самым беззастенчивым образом собирают важные в военном отношении сведения, — с негодованием проговорил Гобято.
— Английские и американские подданные все высланы за пределы Квантунской области.
— Сам не далее как вчера видел на улице Томлинсона и Смита. Они процветают не хуже прежнего, — спорил капитан.
— Они приняли другое подданство и стали недосягаемыми для нас. Что касается китайцев, то… это нелегкая, сознаюсь откровенно, задача. Русских агентов к ним не пустишь, не верят они им, а среди китайцев мы, к сожалению, еще не создали прочной агентуры. Среди русских куда легче. Вот, например, господин Звонарев вчера был замечен в обществе весьма нежелательных в Артуре особ: заведующей Пушкинской школой и ее учительниц. Они там, под видом вечерней школы, чуть ли не курсы агитаторов устроили.
— Какое вам, господин ротмистр, дело — где и с кем я бываю? — возмутился Звонарев.
— Нам, жандармам, до всего есть дело. С какой вы девочкой спите, и то мы должны знать. Вот вы раз или два были в компании у мадемуазель Ривы, мы и это знаем. Должен сказать, что вполне одобряем ваш вкус, — весьма интересная жидовочка и ни к какой политике не причастна.
Звонарева все больше возмущал наглый и самоуверенный тон жандарма.
— Вам, должно быть, известно, что вчера я не один был с заведующей школой…
— Как же, с вами был поручик Енджеевский, тоже чуть ли не социалист. Вас нельзя поздравить с таким знакомством.
— Позвольте мне знать самому, с кем и какое вести знакомство. В ваших указаниях по этому поводу я не нуждаюсь, — резко оборвал Звонарев.
— Мы, жандармы, народ не обидчивый, а теперь имею честь кланяться. Надеюсь, до скорого и приятного свидания. — Жандарм, пожав им руки, вышел.
— Удивительно неприятная публика эти жандармы. Во все свой нос суют, — возмущался Гобято.
— После жандармского рукопожатия хочется сейчас же вымыть руки, — согласился Звонарев.
На следующий день утром в воскресенье Гобято принесли записку от Эссена с приглашением прибыть на» Новик «, который готовился идти в море. Гобято и Звонарев поспешно оделись и отправились за посланцемматросом.
» Новик» уже начал двигаться, когда шлюпка с артиллеристами подошла к нему. У трапа их встретил вахтенный офицер и проводил на мостик к Эссену.
Приветливо поздоровавшись, Эссен сообщил, что «Новик» во главе четырех миноносцев направляется на поиски японских торговых кораблей. Затем он познакомил их со своими офицерами.
По выходе в море крейсер развил двадцатиузловую скорость и лег на курс зюйд-вест, направляясь к южной оконечности Ляодунского полуострова — Ляотешаню.
Звонарев, впервые попавший на военный корабль, с интересом наблюдал неторопливую и спорую работу матросов. Сперва он даже не нашел своего Электрического Утеса-до того он сливался с фоном сзади лежащих гор, и только дальномерная будка, светлым пятном выступавшая на серых скалах, выдавала место расположения батареи.
«Надо будет ее убрать в бруствер, чтобы не было заметно», — решил Звонарев, рассматривая батарею.
Расположенная на самой вершине Золотой горы, батарея одиннадцатидюймовых мортир четко проектировалась на фоне неба. Прапорщик теперь понял, почему японцы так часто обстреливают именно эту батарею.
— Ваш Утес прекрасно замаскирован, но его всегда выдает густой дым выстрелов. Было бы очень хорошо, если бы вы перешли на бездымный порох, — заметил Эссен.
— Мы как раз сейчас и работаем над такой переделкой лафетов, — ответил Гобято. — Думаем, что сможем посостязаться с японцами и в дальнобойности.
— Что касается меткости, то вы давно перещеголяли японцев. Каждый раз, как они появляются у Артура, неизменно получают от вас хотя бы одно попадание, вы же до сих пор не имели ни одного поражения, — продолжал Эссен.
За «Новиком»а кильватере шли, усиленно дымя, четыре миноносца. Концевым шел двухтрубный миноносец «Лейтенант Бураков».
— Затем вы взяли в поход этот крошечный кораблик? — спросил Эссена Звонарев.
— Мал, да удал! Это самый быстроходный миноносец в мире. Он развивает до тридцати четырех узлов. За ним ни один японец не утонится, — пояснил капитан.
Когда «Новик» миновал оконечность Ляотешаня, далеко на западе, на самом горизонте, показались небольшие дымки. В бинокль было видно, что они принадлежат довольно крупным судам.
— Купны, — определил Эссен. — Надо их осмотреть — нет ли военной контрабанды. Полный вперед!
Заметив погоню, пароходы попытались уйти.
— «Лейтенанту Буракову» догнать и осмотреть пароходы, — приказал Эссен.
«Бураков» тотчас же, обгоняя другие суда, вынесся вперед.
«Новик»с остальными миноносцами, прибавив ход до предельного, последовал за ним. Наконец подошли к задержанным пароходам. Один из них оказался английским и после осмотра был отпущен, а другой — японским. «Бураков» уже успел снять с него команду и приготовился к торпедированию. Обреченный на гибель огромный океанский пароход, раз в пятьдесят больше «Буракова», тихо дымил.
— Какой груз? — спросил Эссен в мегафон «Буракова».
— Балласт и немного угля, — ответили с миноносца.
— Топите.
С «Буракова» выпустили торпеду. Скользнув в воду, она устремилась к пароходу, оставляя за собой в воде ясно видимый след. Все на палубе напряженно следили за ее приближением к пароходу. Раздался взрыв, черный столб дыма взлетел выше мачт вместе с тучей различных обломков и водяным смерчем, пароход повалился набок, окутываясь облаками белого пара, и через несколько минут исчез под водой.
Покончив с пароходом, Эссен взял курс на восток.
Интересуясь устройством машинного отделения, Звонарев отправился туда с судовым механиком. Уже около трапа в машинное отделение им в лицо пахнул горячий воздух, и чем дальше они спускались, тем становилось жарче.
В самой котельной кочегары работали по пояс голые, и, несмотря на вентиляцию и непрерывно бьющий душ из забортной воды, зной здесь был нестерпимый. Кочегары быстро, ловко забрасывали уголь, шуровали колосники, выгребали золу.
Звонарев поднял кусок угля и стал его рассматривать.
— Янтайекий? — спросил он.
— Нет, японский, — ответил механик.
— Довоенные запасы?
— Мы к после начала войны получили десять пароходов угля из Японии.
— Неужели японцы нам продолжали продавать уголь?
— Война — войной, а коммерция — коммерцией. Одно другому не мешает. Наоборот, если хотите, даже помогает. Платить только приходится подороже. Да что уголь — новые английские дальномеры Барра и Струда наше адмиралтейство так и не удосужилось приобрести, а японцы нам их продали уже после разрыва дипломатических отношений. Через Шанхай получили недавно двенадцатидюймовые снаряды — все японского происхождения, не говоря уже о пищевых консервах и прочей мелочи.
Звонарев не верил своим ушам.
— Не верите? — заметил механик. — Справьтесь в рорту. Наш поставщик Гинзбург и сейчас имеет отделения своей фирмы и в Японии и в Шанхае. Сейчас они переведены на нейтральных лиц и преспокойно доставляют нужные нам предметы из Японии
— Чудны дела твои, господи, — удивился Звонарев. — Котлы у вас тоже английские?
— К сожалению, наши, а у японцев — английские. Они занимают меньше места и гораздо быстрее подымают пар.
Осмотрев судовые машины, Звонарев поднялся на палубу и с удовольствием стал дышать свежим морским воздухом.
«Новик» уже возвращался обратно. Эссен в бинокль внимательно разглядывал горизонт.
— Японцы идут наперерез, только сразу не разберешь, кто именно, надо все же поторапливаться, — сообщил он Гобято.
Вскоре выяснилось, что это легкие крейсера.
— Не страшно. Добежим до Артура одновременно с ними, если не раньше, но они к берегу не посмеют близко подойти.
Ляотешань был уже хорошо виден. На рейд из Артура выходили «Баян»и «Паллада».
Японцы между тем с дальних дистанций открыли огонь. На «Новике» пробили артиллерийскую тревогу. Матросы кинулись к орудиям.
«Новик» дал бортовый залп из всех пушек. Японцы тоже пристрелялись. На палубу то и дело захлестывала вода, взметаемая японскими снарядами.
Артур был уже близко, и японцы стали отставать.
— Смотрите, ваш Электрический Утес стреляет! — указал биноклем Эссен на берег.
Под Золотой горой медленно расползалось голубое облако дыма.
— Есть! — радостно вскричал Гобято. — Борейко верен себе, попал-таки в одного японца. Видите, какой дым валит на втором от головы корабле?
Звонарев обернулся и увидел, как, окутанный дымом, один из японских крейсеров выкатился из кильватерной колонны и стал медленно уходить в море.
В это время опять блеснули выстрелы, и вновь пополз дым Борейко, очевидно, как всегда, торопился со стрельбой. Хотя попаданий больше не было, все же японцы поспешили удалиться вслед за подбитым крейсером.
— На сегодня с нас довольно, — проговорил Эссен, спускаясь с мостика. — Через полчаса будем в Артуре. Отбой боевой тревоги. Отпустите матросов вниз, — распорядился он.
— Милости просим с нами позавтракать, — пригласил Гобято и Звонарева старший офицер.
Завтрак прошел весело. Много ели, мало пили и много смеялись.
— У нас в армии убеждены, что моряки страшные пьяницы, — заметил Гобято.
— На берегу можно и кутнуть, — заметил Эссен. — А на корабле, да еще в боевой обстановке, мы очень скромны, кроме легкого вина, ревизор никогда ничего на выставит на стол.
Было немного за полдень, когда «Новик» вошел в гавань и пришвартовался.
Поблагодарив любезных хозяев, артиллеристы сошли на берег.
— Надо зайти в мастерскую посмотреть, как там идет работа, — напомнил Звонарев.
— Сейчас там перерыв на обед до часу. Заглянем сперва в Управление.
Но тут на них вихрем налетела Варя Белая.
— Едемте верхом, — предложила она Звонареву. — День чудесный, прокатимся верст за десять-двенадцать, проманежим лошадей. Ведь сегодня воскресенье.
Звонарев замялся и вопросительно посмотрел на Гобято.
— Поезжайте уж, Сергей Владимирович, а я за работой понаблюдаю. А то бедная Варя у нас скоро со скуки умрет, — разрешил капитан.
— Вот и чудесно! Идемте седлать лошадей.
— Попали с корабля если не на бал, то на коня, — улыбнулся Гобято.
— Вы умеете стрелять из револьвера? — спросила Варя Звонарева, когда они садились на лошадей, пряча револьвер в кобуру седла.
— А зачем это?
— За город мы всегда ездим вооруженными: грабежи бывают под самым Артуром
— К сожалению, стрелок я плохой.
— Какой же вы военный! Я женщина, и то умею стрелять. Если на нас нападут, то я, так и быть, вас буду защищать, — подсмеивалась девушка.
Миновав дамбу, отделяющую восточный бассейн от пресного озера, всадники свернули на Бульварную улицу, на которой находились все лучшие магазины города. Толпы праздничного народа двигались по тротуарам. Варя то и дело раскланивалась со знакомыми.
— В институте пришли бы в ужас, увидев меня верхом среди бела дня на главной улице,
— Зато у вас импозантный вид, — ответил Звонарев.
— С детства езжу — меня папа брал к себе в седло. Да и мама только недавно перестала ездить верхом. Привет, Мария Петровна! — крикнула Варя, увидев на тротуаре Желтову. — Смотрите, какого я себе кавалера подцепила. Ни стрелять, ни шашкой рубить не умеет. Хочу его вместо себя в институт отправить. Там его быстро научат рукоделию и музыке. Из него выйдет примерная институтка. Всегда будет иметь полный балл за поведение, не то, что я, грешная, никогда не была примерной девицей.
— Озорница ты большая, Варя. Напрасно смущаешь молодого человека. Подожди, я тебе хорошую проборку устрою, когда к нам заедешь, — пригрозила Желтова. — Вы, Сергей Владимирович, не обижайтесь на нее. Это она попросту по-своему кокетничает с вами.
— Ничего подобного, — вспыхнула Варя и рысью тронула лошадь.
— Я на маленьких деточек не обижаюсь. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, — отпарировал прапорщик.
Варя на ходу погрозила ему кулаком.
Миновав Старый город, они попали в кривые грязные улички в китайской части города.
Посреди дороги с визгом бегали многочисленные китайские ребятишки, в лужах валялись свиньи, блаженно похрюкивая на солнце, здесь же бродили собаки с опущенными хвостами. Прямо на тротуарах, против открытых дверей, готовился несложный китайский обед. Удушливый запах бобов, жаренных с чесноком на кунжутном масле, бил в нос. Тут же рядом тоже на улице цирюльники брили и стригли. Лоточники со своим незамысловатым товаром проталкивались сквозь толпу, громкими криками нараспев привлекая к себе внимание. Русские рабочие, китайцы-ремесленники перемешались в толпе, по-восточному крикливой и пестрой. Завидев Варю и Звонарева, мальчишки с улюлюканьем побежали за ними, выпрашивая подаяния. Варя бросила им несколько мелких монет, и они отстали. Через старинные ворота, в восточном стиле украшенные цветной черепицей, они выехали за город.
Варя из раскинувшейся сети дорог и тропинок выбрала широкий проселочный шлях. Дорога была окопана канавами и обсажена деревьями.
— Это старая Мандаринская дорога. По ней довольно много ездят, и потому она менее опасна, чем другие. А теперь ловите меня. — И девушка, огрев плетью свою лошадь, понеслась вперед.
Звонарев едва поспевал за ней. Чистый, по-весеннему, теплый воздух, яркое солнце и быстрота движения оживили обоих.
Весело смеясь, девушка ускакала далеко вперед. Звонаревский Дон, машистый и высокий, постепенно набирая аллюр, стал нагонять лошадь Вари. В это время на дорогу неожиданно выскочил заяц. Кубань шарахнулась в сторону, и Варя на всем скаку слетела с лошади. Подскакав к ней, прапорщик помог девушке встать на ноги. Лицо и руки Вари были основательно поцарапаны, платье и чулки испачканы, волосы растрепались, но она сохранила свой задорный тон.
— Вы очень обрадовались, конечно, что я закопала редьку? Со мной это случается иногда. Отвернитесь и не смейте оборачиваться, пока я вам не разрешу, — приказала она и принялась приводить себя в порядок.
Прапорщик попытался было поймать Кубань, которая носилась вокруг своей хозяйки, не подпуская к себе Звонарева. Только вмешательство Вари помогло наконец изрядно уставшему прапорщику поймать строптивую лошадь. Вскочив на Дона, девушка погналась за беглянкой и вскоре уже вела ее на поводу.
Сев снова на коней, Варя со Звонаревым продолжали свое путешествие, хотя прапорщик настойчиво предлагал своей спутнице вернуться в Артур.
— Все мои ссадины и царапины до свадьбы заживут. Нечего о них беспокоиться, — уверяла девушка.
— Вдруг вы завтра вздумаете с кем-либо повенчаться? Неприлично вам будет стоять под венцом с поцарапанной физиономией, — поддразнивал девушку Звонарев.
— Не говорите глупостей! — сердито отозвалась Варя и перевела лошадь на широкую рысь.
Вокруг виднелись голые скалы. Все пригодные к посеву площадки старательно возделывались китайцами. Работали они вручную, кирками и мотыгами. Только кое-где, на больших участках, можно было заметить осла или корову, которые влачили за собою примитивную деревянную соху. Требовались огромные усилия, чтобы обработать для посева чумизы или гаоляна даже маленький клочок земли.
— Надо обладать огромным трудолюбием, чтобы заставить родить здешнюю землю, которая состоит наполовину из глины и наполовину из камней, — удивлялась Варя.
— Это исключительное трудолюбие китайцев роднит их с нашими русскими крестьянами. Тем тоже приходится в поте лица добывать себе хлеб, — проговорил Звонарев.
— Говорят, что мужики большие лодыри, — удивилась Варя.
— Не верьте этому. Подневольный труд на помещика, конечно, никому не может нравиться, а, работая для себя, наш мужичок чудеса творить может. В детстве мне приходилось бывать в новгородской деревне, и я видел, как напряженно трудятся крестьяне на своих крохотных полях.
— В Артуре китайцев тоже считают отъявленными лентяями, — начала Варя.
— Кто считает? Вера Алексеевна? А солдаты мне не раз высказывали свое удивление трудолюбию китайцев. За горсть риса они готовы работать целый день.
На обратном пути к Варе и Звонареву подъехали трое солдат пограничной стражи.
— Вашблагородь, разрешите присоединиться к вам, — обратился к Звонареву старший из них.
Прапорщик был удивлен этой просьбой и обернулся к Варе, чтобы узнать ее мнение по этому вопросу.
— Разрешите доложить, — продолжал солдат, — часа два как тут ограбили двух артурских лавочников, которые за товарами ехали к китайцам.
— Конечно, пусть едут с нами, — решила Варя. — Под охраной будет спокойнее.
Звонарев был благодарен солдатам за деликатное предложение своей помощи на случай неожиданного нападения хунхузов.
— Очень грабители сейчас осмелели. Японцы их снабжают оружием и патронами. Грабь кого хочешь, слова плохого им за это никто не говорит, — жаловались пограничники.
— Бороться с ними трудно, если население их прячет, — заметил Звонарев.
— Почему прячет? — удивилась Варя. — Хунхузы больше всего грабят китайцев. Ради чего им скрывать разбойников?
— Грабители не всегда обирают китайцев. Если население им платит определенную дань, то они не только не трогают тех, кто им платит, но и защищают от нападения других разбойников. Мы разбросаны по всему берегу небольшими постами. Живем вместе с китайцами. Они народ хороший, только ходят с косами и вместо хлеба рисом питаются. Коль к китайцу хорошо относишься, никакой хунхуз тебе не страшен. Китаец обо всем предупредит и спрячет при надобности. А ежели с ними ссориться, то лучше в пограничниках не служить, выследят и подстрелят. Виновных не найдешь, — неторопливо рассказывал пограничник. — Наш командир, подполковник Бутусов, Петр Дмитриевич, всегда пас учит в миру с китайцами жить и зря их не обижать.
Варя и Звонарев с большим интересом слушали рассказ солдата, который приподнимал перед ними завесу, обычно прикрывавшую официальные русско-китайские отношения. Беседуя с солдатами-пограничниками, Варя и Звонарев незаметно добрались до Артура. Поблагодарив солдат за охрану, они направились в Пушкинскую школу.
Мария Петровна приветливо встретила бросившуюся ей на шею Варю.
— Ты по-прежнему предпочитаешь скакать на лошади и стрелять из пистолета, чем заниматься музыкой и изящными рукоделиями? И чаще пахнешь конюшней, чем духами? — спросила учительница, улыбаясь.
— Конюшней, коровником или свинарником, только не опопонаксом и лориганом, — ответила девушка, прижимаясь к Желтовой.
— Рассказывай, что сегодня с тобою приключилось.
— Ничего как будто.
— С тобой всегда что-либо да приключается. Такая ты уж сорвиголова.
— Ему, — Варя кивнула на Звонарева, — вчера о вас много говорил Микеладзе.
— И, конечно, плохое? Мы к этому привыкли, не раз непрошеные гости по ночам заглядывали, — ответила Мария Петровна.
Звонарев подробно передал ей разговор с жандармом.
— Значит, и Стах тоже взят на подозрение, хотя он и офицер? — спросила вошедшая Леля Лобина. — Он догадывается об этом давно. Он в партиях не, состоит, а только критически относится к окружающему.
— Микеладзе хочет выслужиться и выдумывает про всех такое, что никому и не снилось, — заметила Варя. — Нам пора домой. Я по дороге еще хочу заехать к Стессель.
— Поменьше бы ты туда ездила, Варя; Вера Алексеевна-зелье хорошее. Держи язык за зубами и о нас не упоминай, — предупредила Желтова.
Стесселей Варя со Звонаревым застали за чаепитием. Генерал читал единственную газету, которую считал достойной своего внимания, — «Русский инвалид», где печатались все назначения, производства и увольнения по военному министерству.
— Кого это бог принес? — удивилась генеральша, заслышав звонок.
— Здравствуйте, Вера Алексеев — на! — подлетела к ней Варя. — Здравствуйте, Анатолий Михайлович, — присела она в реверансе перед Стесселем.
— Здравствуй, стрекоза. Откуда ты в таком походном виде?
— Ездила за город с мосье Звонаревым, — кивнула на своего спутника девушка, который тем временем успел приложиться к ручке Веры Алексеевны и подошел к генералу.
— Анатоль, познакомься! Это тот самый офицер, что помог мне вчера принести покупки, — отрекомендовала генеральша прапорщика своему мужу.
— Очень приятно, — приподнялся навстречу Звонареву генерал. — Прошу садиться с нами за стол, побаловаться китайским чаем.
— Мы сейчас видели, какие китайцы труженики! Не разгибая спины работают в поле, — заметила Варя.
— Зачем ты ездишь за город, да еще без конвоя? — умышленно переменил разговор генерал. — Только сегодня ограбили двух китайцев на Мандаринской дороге. Надо брать трех, четырех вооруженных солдат. Тогда можно быть спокойным, что никто не осмелится напасть за городом.
— Да они нам только мешали бы, стесняли нас, — горячо возразила Варя.
— Ах, вот как! — удивленно проговорила Вера Алексеевна и внимательно посмотрела на Звонарева.
Варя поняла свою оплошность и вспыхнула.
— Совсем не потому, что вы думаете, — забормотала она.
— Молодо-зелено, погулять ведено, — усмехнулся Стессель. — Вы на какой батарее находитесь?
— На батарее Электрического Утеса, — ответил прапорщик.
— Прекрасно действует батарея, да жаль, солдаты распущены свыше меры. Слабоват у вас командир. Я об этом и Василию Федоровичу говорил, но тот за него стоит горой. Лучший командир у меня в артиллерии. А поручик этот высокий такой…
— Борейко, — напомнила Варя. — Не ест, не пьет ничего, кроме водки, и все время только по японцам стреляет, как только они подойдут на пушечный выстрел к Артуру.
— Слыхал, слыхал, что он любит выпить, но боевой офицер, — заметил Стессель.
— У всякого бывают свои недостатки. Главное — быть хорошим командиром, — примирительно заметила генеральша.
— Наши горе-морячки, кажется, сегодня рискнули выйти в море, да что-то скоро обратно вернулись. Верно, тень японской эскадры увидели. Они пуще огня боятся адмирала Того.
Звонарев рассказал о своем выходе на «Новике»в море.
— Совсем я не одобряю этого. Зачем вам с моряками путаться? Вот вы говорите, что огнем Утеса поврежден японский крейсер. А Эссен, наверное, донесет, что это попадание моряков, а не крепости. Предложу Белому запретить его офицерам посещение кораблей. За офицерами потянутся солдаты повидаться с земляками матросами. Те же — известные смутьяны и крамольники. Чем дальше от них, тем лучше. Вчера полицмейстер донес мне о драке солдат с матросами. Стрелки здорово набили морякам, а он сдуру переарестовал стрелков Я приказал немедленно всех освободить и запретил командирам наказывать солдат. Пусть лучше дерутся, чем дружбу водят с матросами, — брюзжал Стессель.
— Спасибо, братцы, за усердную службу, — поблагодарил Гобято. — В воскресенье все получите увольнительные в город.
— Мы, ваше высокоблагородие, хотели и завтра поработать, чтобы скорее закончить дело.
— Не возражаю, после дам вам по два отпускных дня, — пообещал капитан. — Эту работу необходимо окончить возможно скорее.
— Вы, оказывается, говорить с солдатами мастер. Этим талантом у нас, к сожалению, мало кто обладает: больше зуботычинами действуют, — сказал Звонареву Гобято, когда они отошли от солдат.
— Школа Борейко. В этом же секрет и его успехов в стрельбе: сумел заинтересовать солдат.
В канцелярии их поджидал начальник крепостной жандармской команды, ротмистр князь Микеладзе.
— Чем могу служить? — сухо спросил его Гобято.
— Разговорчик к вам есть один, секретного порядка, многоуважаемый Николай Андреевич, — залебезил жандарм.
Гобято выслал писарей из комнаты. Микеладзе многозначительно посмотрел на Звонарева.
— Это мой помощник и заместитель, можете его не стесняться, — пояснил Гобято.
— Господин Звонарев, если не ошибаюсь, человек новый, только что в Артур приехал, не в курсе наших дел, да и человек он, простите, штатский, случайный на военной службе, так что, признаюсь, его присутствие меня слегка смущает.
— Откуда вы все это о нем знаете? — удивился Гобято.
— Какой бы я был жандарм, если бы не знал каждого нового офицера в Артуре. Мы, жандармы, должны знать все — кто чем дышит, что думает.
— Я могу уйти, — вмешался Звонарев.
— Очень прошу вас остаться. Князь, я надеюсь, не будет больше возражать.
Ротмистр поморщился, но протестовать не стал.
— У вас в мастерских появилось несколько новых солдат, среди них есть и нежелательный элемент. Например, Иосиф Братовский: он состоял членом нелегальной организации в Варшаве, на механическом заводе Лильпопа. Только за отсутствием прямых улик избег суда. По настоянию варшавского губернского жандармского управления его направили в Артур. Немедленно по прибытии он был взят моим агентом под наблюдение. Хотя пока за ним ничего еще не замечено, но следить за ним надо внимательно.
— У меня нет никаких опорочивающих Братовского данных, работает он прекрасно, поведения примерного…
— По вечерам, извините, в нужнике долго с солдатами засиживается и разговоры разные ведет: кто, да откуда, да где работал; почву, очевидно, нащупывает.
— У страха глаза велики, князь. Вы всегда из мухи слона делаете. Чихнет солдат, а вы уж готовы в этом видеть потрясение основ, — иронизировал Гобято.
— От копеечной свечки, говорят, Москва сгорела.
— Вы бы лучше вашу энергию обратили на борьбу со шпионажем. Помимо японцев, одетых под китайцев, в городе имеются шпионы и других национальностей, прежде всего англо-американцы. Вот где главное наше зло. Под вывеской торговли они самым беззастенчивым образом собирают важные в военном отношении сведения, — с негодованием проговорил Гобято.
— Английские и американские подданные все высланы за пределы Квантунской области.
— Сам не далее как вчера видел на улице Томлинсона и Смита. Они процветают не хуже прежнего, — спорил капитан.
— Они приняли другое подданство и стали недосягаемыми для нас. Что касается китайцев, то… это нелегкая, сознаюсь откровенно, задача. Русских агентов к ним не пустишь, не верят они им, а среди китайцев мы, к сожалению, еще не создали прочной агентуры. Среди русских куда легче. Вот, например, господин Звонарев вчера был замечен в обществе весьма нежелательных в Артуре особ: заведующей Пушкинской школой и ее учительниц. Они там, под видом вечерней школы, чуть ли не курсы агитаторов устроили.
— Какое вам, господин ротмистр, дело — где и с кем я бываю? — возмутился Звонарев.
— Нам, жандармам, до всего есть дело. С какой вы девочкой спите, и то мы должны знать. Вот вы раз или два были в компании у мадемуазель Ривы, мы и это знаем. Должен сказать, что вполне одобряем ваш вкус, — весьма интересная жидовочка и ни к какой политике не причастна.
Звонарева все больше возмущал наглый и самоуверенный тон жандарма.
— Вам, должно быть, известно, что вчера я не один был с заведующей школой…
— Как же, с вами был поручик Енджеевский, тоже чуть ли не социалист. Вас нельзя поздравить с таким знакомством.
— Позвольте мне знать самому, с кем и какое вести знакомство. В ваших указаниях по этому поводу я не нуждаюсь, — резко оборвал Звонарев.
— Мы, жандармы, народ не обидчивый, а теперь имею честь кланяться. Надеюсь, до скорого и приятного свидания. — Жандарм, пожав им руки, вышел.
— Удивительно неприятная публика эти жандармы. Во все свой нос суют, — возмущался Гобято.
— После жандармского рукопожатия хочется сейчас же вымыть руки, — согласился Звонарев.
На следующий день утром в воскресенье Гобято принесли записку от Эссена с приглашением прибыть на» Новик «, который готовился идти в море. Гобято и Звонарев поспешно оделись и отправились за посланцемматросом.
» Новик» уже начал двигаться, когда шлюпка с артиллеристами подошла к нему. У трапа их встретил вахтенный офицер и проводил на мостик к Эссену.
Приветливо поздоровавшись, Эссен сообщил, что «Новик» во главе четырех миноносцев направляется на поиски японских торговых кораблей. Затем он познакомил их со своими офицерами.
По выходе в море крейсер развил двадцатиузловую скорость и лег на курс зюйд-вест, направляясь к южной оконечности Ляодунского полуострова — Ляотешаню.
Звонарев, впервые попавший на военный корабль, с интересом наблюдал неторопливую и спорую работу матросов. Сперва он даже не нашел своего Электрического Утеса-до того он сливался с фоном сзади лежащих гор, и только дальномерная будка, светлым пятном выступавшая на серых скалах, выдавала место расположения батареи.
«Надо будет ее убрать в бруствер, чтобы не было заметно», — решил Звонарев, рассматривая батарею.
Расположенная на самой вершине Золотой горы, батарея одиннадцатидюймовых мортир четко проектировалась на фоне неба. Прапорщик теперь понял, почему японцы так часто обстреливают именно эту батарею.
— Ваш Утес прекрасно замаскирован, но его всегда выдает густой дым выстрелов. Было бы очень хорошо, если бы вы перешли на бездымный порох, — заметил Эссен.
— Мы как раз сейчас и работаем над такой переделкой лафетов, — ответил Гобято. — Думаем, что сможем посостязаться с японцами и в дальнобойности.
— Что касается меткости, то вы давно перещеголяли японцев. Каждый раз, как они появляются у Артура, неизменно получают от вас хотя бы одно попадание, вы же до сих пор не имели ни одного поражения, — продолжал Эссен.
За «Новиком»а кильватере шли, усиленно дымя, четыре миноносца. Концевым шел двухтрубный миноносец «Лейтенант Бураков».
— Затем вы взяли в поход этот крошечный кораблик? — спросил Эссена Звонарев.
— Мал, да удал! Это самый быстроходный миноносец в мире. Он развивает до тридцати четырех узлов. За ним ни один японец не утонится, — пояснил капитан.
Когда «Новик» миновал оконечность Ляотешаня, далеко на западе, на самом горизонте, показались небольшие дымки. В бинокль было видно, что они принадлежат довольно крупным судам.
— Купны, — определил Эссен. — Надо их осмотреть — нет ли военной контрабанды. Полный вперед!
Заметив погоню, пароходы попытались уйти.
— «Лейтенанту Буракову» догнать и осмотреть пароходы, — приказал Эссен.
«Бураков» тотчас же, обгоняя другие суда, вынесся вперед.
«Новик»с остальными миноносцами, прибавив ход до предельного, последовал за ним. Наконец подошли к задержанным пароходам. Один из них оказался английским и после осмотра был отпущен, а другой — японским. «Бураков» уже успел снять с него команду и приготовился к торпедированию. Обреченный на гибель огромный океанский пароход, раз в пятьдесят больше «Буракова», тихо дымил.
— Какой груз? — спросил Эссен в мегафон «Буракова».
— Балласт и немного угля, — ответили с миноносца.
— Топите.
С «Буракова» выпустили торпеду. Скользнув в воду, она устремилась к пароходу, оставляя за собой в воде ясно видимый след. Все на палубе напряженно следили за ее приближением к пароходу. Раздался взрыв, черный столб дыма взлетел выше мачт вместе с тучей различных обломков и водяным смерчем, пароход повалился набок, окутываясь облаками белого пара, и через несколько минут исчез под водой.
Покончив с пароходом, Эссен взял курс на восток.
Интересуясь устройством машинного отделения, Звонарев отправился туда с судовым механиком. Уже около трапа в машинное отделение им в лицо пахнул горячий воздух, и чем дальше они спускались, тем становилось жарче.
В самой котельной кочегары работали по пояс голые, и, несмотря на вентиляцию и непрерывно бьющий душ из забортной воды, зной здесь был нестерпимый. Кочегары быстро, ловко забрасывали уголь, шуровали колосники, выгребали золу.
Звонарев поднял кусок угля и стал его рассматривать.
— Янтайекий? — спросил он.
— Нет, японский, — ответил механик.
— Довоенные запасы?
— Мы к после начала войны получили десять пароходов угля из Японии.
— Неужели японцы нам продолжали продавать уголь?
— Война — войной, а коммерция — коммерцией. Одно другому не мешает. Наоборот, если хотите, даже помогает. Платить только приходится подороже. Да что уголь — новые английские дальномеры Барра и Струда наше адмиралтейство так и не удосужилось приобрести, а японцы нам их продали уже после разрыва дипломатических отношений. Через Шанхай получили недавно двенадцатидюймовые снаряды — все японского происхождения, не говоря уже о пищевых консервах и прочей мелочи.
Звонарев не верил своим ушам.
— Не верите? — заметил механик. — Справьтесь в рорту. Наш поставщик Гинзбург и сейчас имеет отделения своей фирмы и в Японии и в Шанхае. Сейчас они переведены на нейтральных лиц и преспокойно доставляют нужные нам предметы из Японии
— Чудны дела твои, господи, — удивился Звонарев. — Котлы у вас тоже английские?
— К сожалению, наши, а у японцев — английские. Они занимают меньше места и гораздо быстрее подымают пар.
Осмотрев судовые машины, Звонарев поднялся на палубу и с удовольствием стал дышать свежим морским воздухом.
«Новик» уже возвращался обратно. Эссен в бинокль внимательно разглядывал горизонт.
— Японцы идут наперерез, только сразу не разберешь, кто именно, надо все же поторапливаться, — сообщил он Гобято.
Вскоре выяснилось, что это легкие крейсера.
— Не страшно. Добежим до Артура одновременно с ними, если не раньше, но они к берегу не посмеют близко подойти.
Ляотешань был уже хорошо виден. На рейд из Артура выходили «Баян»и «Паллада».
Японцы между тем с дальних дистанций открыли огонь. На «Новике» пробили артиллерийскую тревогу. Матросы кинулись к орудиям.
«Новик» дал бортовый залп из всех пушек. Японцы тоже пристрелялись. На палубу то и дело захлестывала вода, взметаемая японскими снарядами.
Артур был уже близко, и японцы стали отставать.
— Смотрите, ваш Электрический Утес стреляет! — указал биноклем Эссен на берег.
Под Золотой горой медленно расползалось голубое облако дыма.
— Есть! — радостно вскричал Гобято. — Борейко верен себе, попал-таки в одного японца. Видите, какой дым валит на втором от головы корабле?
Звонарев обернулся и увидел, как, окутанный дымом, один из японских крейсеров выкатился из кильватерной колонны и стал медленно уходить в море.
В это время опять блеснули выстрелы, и вновь пополз дым Борейко, очевидно, как всегда, торопился со стрельбой. Хотя попаданий больше не было, все же японцы поспешили удалиться вслед за подбитым крейсером.
— На сегодня с нас довольно, — проговорил Эссен, спускаясь с мостика. — Через полчаса будем в Артуре. Отбой боевой тревоги. Отпустите матросов вниз, — распорядился он.
— Милости просим с нами позавтракать, — пригласил Гобято и Звонарева старший офицер.
Завтрак прошел весело. Много ели, мало пили и много смеялись.
— У нас в армии убеждены, что моряки страшные пьяницы, — заметил Гобято.
— На берегу можно и кутнуть, — заметил Эссен. — А на корабле, да еще в боевой обстановке, мы очень скромны, кроме легкого вина, ревизор никогда ничего на выставит на стол.
Было немного за полдень, когда «Новик» вошел в гавань и пришвартовался.
Поблагодарив любезных хозяев, артиллеристы сошли на берег.
— Надо зайти в мастерскую посмотреть, как там идет работа, — напомнил Звонарев.
— Сейчас там перерыв на обед до часу. Заглянем сперва в Управление.
Но тут на них вихрем налетела Варя Белая.
— Едемте верхом, — предложила она Звонареву. — День чудесный, прокатимся верст за десять-двенадцать, проманежим лошадей. Ведь сегодня воскресенье.
Звонарев замялся и вопросительно посмотрел на Гобято.
— Поезжайте уж, Сергей Владимирович, а я за работой понаблюдаю. А то бедная Варя у нас скоро со скуки умрет, — разрешил капитан.
— Вот и чудесно! Идемте седлать лошадей.
— Попали с корабля если не на бал, то на коня, — улыбнулся Гобято.
— Вы умеете стрелять из револьвера? — спросила Варя Звонарева, когда они садились на лошадей, пряча револьвер в кобуру седла.
— А зачем это?
— За город мы всегда ездим вооруженными: грабежи бывают под самым Артуром
— К сожалению, стрелок я плохой.
— Какой же вы военный! Я женщина, и то умею стрелять. Если на нас нападут, то я, так и быть, вас буду защищать, — подсмеивалась девушка.
Миновав дамбу, отделяющую восточный бассейн от пресного озера, всадники свернули на Бульварную улицу, на которой находились все лучшие магазины города. Толпы праздничного народа двигались по тротуарам. Варя то и дело раскланивалась со знакомыми.
— В институте пришли бы в ужас, увидев меня верхом среди бела дня на главной улице,
— Зато у вас импозантный вид, — ответил Звонарев.
— С детства езжу — меня папа брал к себе в седло. Да и мама только недавно перестала ездить верхом. Привет, Мария Петровна! — крикнула Варя, увидев на тротуаре Желтову. — Смотрите, какого я себе кавалера подцепила. Ни стрелять, ни шашкой рубить не умеет. Хочу его вместо себя в институт отправить. Там его быстро научат рукоделию и музыке. Из него выйдет примерная институтка. Всегда будет иметь полный балл за поведение, не то, что я, грешная, никогда не была примерной девицей.
— Озорница ты большая, Варя. Напрасно смущаешь молодого человека. Подожди, я тебе хорошую проборку устрою, когда к нам заедешь, — пригрозила Желтова. — Вы, Сергей Владимирович, не обижайтесь на нее. Это она попросту по-своему кокетничает с вами.
— Ничего подобного, — вспыхнула Варя и рысью тронула лошадь.
— Я на маленьких деточек не обижаюсь. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, — отпарировал прапорщик.
Варя на ходу погрозила ему кулаком.
Миновав Старый город, они попали в кривые грязные улички в китайской части города.
Посреди дороги с визгом бегали многочисленные китайские ребятишки, в лужах валялись свиньи, блаженно похрюкивая на солнце, здесь же бродили собаки с опущенными хвостами. Прямо на тротуарах, против открытых дверей, готовился несложный китайский обед. Удушливый запах бобов, жаренных с чесноком на кунжутном масле, бил в нос. Тут же рядом тоже на улице цирюльники брили и стригли. Лоточники со своим незамысловатым товаром проталкивались сквозь толпу, громкими криками нараспев привлекая к себе внимание. Русские рабочие, китайцы-ремесленники перемешались в толпе, по-восточному крикливой и пестрой. Завидев Варю и Звонарева, мальчишки с улюлюканьем побежали за ними, выпрашивая подаяния. Варя бросила им несколько мелких монет, и они отстали. Через старинные ворота, в восточном стиле украшенные цветной черепицей, они выехали за город.
Варя из раскинувшейся сети дорог и тропинок выбрала широкий проселочный шлях. Дорога была окопана канавами и обсажена деревьями.
— Это старая Мандаринская дорога. По ней довольно много ездят, и потому она менее опасна, чем другие. А теперь ловите меня. — И девушка, огрев плетью свою лошадь, понеслась вперед.
Звонарев едва поспевал за ней. Чистый, по-весеннему, теплый воздух, яркое солнце и быстрота движения оживили обоих.
Весело смеясь, девушка ускакала далеко вперед. Звонаревский Дон, машистый и высокий, постепенно набирая аллюр, стал нагонять лошадь Вари. В это время на дорогу неожиданно выскочил заяц. Кубань шарахнулась в сторону, и Варя на всем скаку слетела с лошади. Подскакав к ней, прапорщик помог девушке встать на ноги. Лицо и руки Вари были основательно поцарапаны, платье и чулки испачканы, волосы растрепались, но она сохранила свой задорный тон.
— Вы очень обрадовались, конечно, что я закопала редьку? Со мной это случается иногда. Отвернитесь и не смейте оборачиваться, пока я вам не разрешу, — приказала она и принялась приводить себя в порядок.
Прапорщик попытался было поймать Кубань, которая носилась вокруг своей хозяйки, не подпуская к себе Звонарева. Только вмешательство Вари помогло наконец изрядно уставшему прапорщику поймать строптивую лошадь. Вскочив на Дона, девушка погналась за беглянкой и вскоре уже вела ее на поводу.
Сев снова на коней, Варя со Звонаревым продолжали свое путешествие, хотя прапорщик настойчиво предлагал своей спутнице вернуться в Артур.
— Все мои ссадины и царапины до свадьбы заживут. Нечего о них беспокоиться, — уверяла девушка.
— Вдруг вы завтра вздумаете с кем-либо повенчаться? Неприлично вам будет стоять под венцом с поцарапанной физиономией, — поддразнивал девушку Звонарев.
— Не говорите глупостей! — сердито отозвалась Варя и перевела лошадь на широкую рысь.
Вокруг виднелись голые скалы. Все пригодные к посеву площадки старательно возделывались китайцами. Работали они вручную, кирками и мотыгами. Только кое-где, на больших участках, можно было заметить осла или корову, которые влачили за собою примитивную деревянную соху. Требовались огромные усилия, чтобы обработать для посева чумизы или гаоляна даже маленький клочок земли.
— Надо обладать огромным трудолюбием, чтобы заставить родить здешнюю землю, которая состоит наполовину из глины и наполовину из камней, — удивлялась Варя.
— Это исключительное трудолюбие китайцев роднит их с нашими русскими крестьянами. Тем тоже приходится в поте лица добывать себе хлеб, — проговорил Звонарев.
— Говорят, что мужики большие лодыри, — удивилась Варя.
— Не верьте этому. Подневольный труд на помещика, конечно, никому не может нравиться, а, работая для себя, наш мужичок чудеса творить может. В детстве мне приходилось бывать в новгородской деревне, и я видел, как напряженно трудятся крестьяне на своих крохотных полях.
— В Артуре китайцев тоже считают отъявленными лентяями, — начала Варя.
— Кто считает? Вера Алексеевна? А солдаты мне не раз высказывали свое удивление трудолюбию китайцев. За горсть риса они готовы работать целый день.
На обратном пути к Варе и Звонареву подъехали трое солдат пограничной стражи.
— Вашблагородь, разрешите присоединиться к вам, — обратился к Звонареву старший из них.
Прапорщик был удивлен этой просьбой и обернулся к Варе, чтобы узнать ее мнение по этому вопросу.
— Разрешите доложить, — продолжал солдат, — часа два как тут ограбили двух артурских лавочников, которые за товарами ехали к китайцам.
— Конечно, пусть едут с нами, — решила Варя. — Под охраной будет спокойнее.
Звонарев был благодарен солдатам за деликатное предложение своей помощи на случай неожиданного нападения хунхузов.
— Очень грабители сейчас осмелели. Японцы их снабжают оружием и патронами. Грабь кого хочешь, слова плохого им за это никто не говорит, — жаловались пограничники.
— Бороться с ними трудно, если население их прячет, — заметил Звонарев.
— Почему прячет? — удивилась Варя. — Хунхузы больше всего грабят китайцев. Ради чего им скрывать разбойников?
— Грабители не всегда обирают китайцев. Если население им платит определенную дань, то они не только не трогают тех, кто им платит, но и защищают от нападения других разбойников. Мы разбросаны по всему берегу небольшими постами. Живем вместе с китайцами. Они народ хороший, только ходят с косами и вместо хлеба рисом питаются. Коль к китайцу хорошо относишься, никакой хунхуз тебе не страшен. Китаец обо всем предупредит и спрячет при надобности. А ежели с ними ссориться, то лучше в пограничниках не служить, выследят и подстрелят. Виновных не найдешь, — неторопливо рассказывал пограничник. — Наш командир, подполковник Бутусов, Петр Дмитриевич, всегда пас учит в миру с китайцами жить и зря их не обижать.
Варя и Звонарев с большим интересом слушали рассказ солдата, который приподнимал перед ними завесу, обычно прикрывавшую официальные русско-китайские отношения. Беседуя с солдатами-пограничниками, Варя и Звонарев незаметно добрались до Артура. Поблагодарив солдат за охрану, они направились в Пушкинскую школу.
Мария Петровна приветливо встретила бросившуюся ей на шею Варю.
— Ты по-прежнему предпочитаешь скакать на лошади и стрелять из пистолета, чем заниматься музыкой и изящными рукоделиями? И чаще пахнешь конюшней, чем духами? — спросила учительница, улыбаясь.
— Конюшней, коровником или свинарником, только не опопонаксом и лориганом, — ответила девушка, прижимаясь к Желтовой.
— Рассказывай, что сегодня с тобою приключилось.
— Ничего как будто.
— С тобой всегда что-либо да приключается. Такая ты уж сорвиголова.
— Ему, — Варя кивнула на Звонарева, — вчера о вас много говорил Микеладзе.
— И, конечно, плохое? Мы к этому привыкли, не раз непрошеные гости по ночам заглядывали, — ответила Мария Петровна.
Звонарев подробно передал ей разговор с жандармом.
— Значит, и Стах тоже взят на подозрение, хотя он и офицер? — спросила вошедшая Леля Лобина. — Он догадывается об этом давно. Он в партиях не, состоит, а только критически относится к окружающему.
— Микеладзе хочет выслужиться и выдумывает про всех такое, что никому и не снилось, — заметила Варя. — Нам пора домой. Я по дороге еще хочу заехать к Стессель.
— Поменьше бы ты туда ездила, Варя; Вера Алексеевна-зелье хорошее. Держи язык за зубами и о нас не упоминай, — предупредила Желтова.
Стесселей Варя со Звонаревым застали за чаепитием. Генерал читал единственную газету, которую считал достойной своего внимания, — «Русский инвалид», где печатались все назначения, производства и увольнения по военному министерству.
— Кого это бог принес? — удивилась генеральша, заслышав звонок.
— Здравствуйте, Вера Алексеев — на! — подлетела к ней Варя. — Здравствуйте, Анатолий Михайлович, — присела она в реверансе перед Стесселем.
— Здравствуй, стрекоза. Откуда ты в таком походном виде?
— Ездила за город с мосье Звонаревым, — кивнула на своего спутника девушка, который тем временем успел приложиться к ручке Веры Алексеевны и подошел к генералу.
— Анатоль, познакомься! Это тот самый офицер, что помог мне вчера принести покупки, — отрекомендовала генеральша прапорщика своему мужу.
— Очень приятно, — приподнялся навстречу Звонареву генерал. — Прошу садиться с нами за стол, побаловаться китайским чаем.
— Мы сейчас видели, какие китайцы труженики! Не разгибая спины работают в поле, — заметила Варя.
— Зачем ты ездишь за город, да еще без конвоя? — умышленно переменил разговор генерал. — Только сегодня ограбили двух китайцев на Мандаринской дороге. Надо брать трех, четырех вооруженных солдат. Тогда можно быть спокойным, что никто не осмелится напасть за городом.
— Да они нам только мешали бы, стесняли нас, — горячо возразила Варя.
— Ах, вот как! — удивленно проговорила Вера Алексеевна и внимательно посмотрела на Звонарева.
Варя поняла свою оплошность и вспыхнула.
— Совсем не потому, что вы думаете, — забормотала она.
— Молодо-зелено, погулять ведено, — усмехнулся Стессель. — Вы на какой батарее находитесь?
— На батарее Электрического Утеса, — ответил прапорщик.
— Прекрасно действует батарея, да жаль, солдаты распущены свыше меры. Слабоват у вас командир. Я об этом и Василию Федоровичу говорил, но тот за него стоит горой. Лучший командир у меня в артиллерии. А поручик этот высокий такой…
— Борейко, — напомнила Варя. — Не ест, не пьет ничего, кроме водки, и все время только по японцам стреляет, как только они подойдут на пушечный выстрел к Артуру.
— Слыхал, слыхал, что он любит выпить, но боевой офицер, — заметил Стессель.
— У всякого бывают свои недостатки. Главное — быть хорошим командиром, — примирительно заметила генеральша.
— Наши горе-морячки, кажется, сегодня рискнули выйти в море, да что-то скоро обратно вернулись. Верно, тень японской эскадры увидели. Они пуще огня боятся адмирала Того.
Звонарев рассказал о своем выходе на «Новике»в море.
— Совсем я не одобряю этого. Зачем вам с моряками путаться? Вот вы говорите, что огнем Утеса поврежден японский крейсер. А Эссен, наверное, донесет, что это попадание моряков, а не крепости. Предложу Белому запретить его офицерам посещение кораблей. За офицерами потянутся солдаты повидаться с земляками матросами. Те же — известные смутьяны и крамольники. Чем дальше от них, тем лучше. Вчера полицмейстер донес мне о драке солдат с матросами. Стрелки здорово набили морякам, а он сдуру переарестовал стрелков Я приказал немедленно всех освободить и запретил командирам наказывать солдат. Пусть лучше дерутся, чем дружбу водят с матросами, — брюзжал Стессель.