Степанов Александр Николаевич. Порт-Артур. Том 1

   — Поручик прислали. Поезжай, говорят, на позиции, и чтобы у меня все были если не целы, то живы! Если хоть один раненый умрет, я тебе голову с плеч сорву и пришью на другое место! — весело ответил Мельников.
   Подошедшие солдаты засмеялись.
   — Медведь это может! Как сгребет, так не обрадуешься!
   — Ишь ты, вспомнил об нас, Ведмедяка! — заговорили в толпе.
   — Письма есть?
   — Никак нет! Только бутылку водки вам прислали, перевязочные материалы и Шурку, — доложил фельдшер.
   — А Шурка где?
   — Мы здесь! — И из темноты показались две женские фигуры в белом.
   — Здравствуйте! — подошел к ним Звонарев, все еще не зная, с кем говорит.
   — Здравствуйте! — ответили ему, и он узнал голос Вари Белой.
   — А вы как здесь оказались? — спросил ее Звонарев.
   — Приехала вместе с Шуркой.
   — С разрешения ваших родителей?
   — Они об этом и не подозревают! Я им сказала, что иду на суточное дежурство в госпиталь, а сама — сюда.
   — Завтра же отошлем вас обратно в Артур.
   — Так я и уеду. Пока здесь будет позиция, я останусь, — отрезала Варя.
   — Ладно. Там посмотрим! Где вы устроились на ночь?
   — Пока вы гуляли, мы выгнали вас из вашего блиндажа и устроили там перевязочный пункт. Можете полюбоваться. Вас же переместили, несмотря на протесты вашего Семена, на соседнюю батарею в пороховой погреб, — ответила Варя и повела прапорщика показать свою работу.
   В блиндаже уже было проведено электричество. На столе, покрытом чистой скатертью, было множество различных банок, бинты, марля, вата и другие перевязочные принадлежности. В эмалированных блюдцах лежали блестящие хирургические инструменты, на полу, устланном чаканками, стояли носилки и лежали чистые соломенные тюфяки.
   — Хорошо? — спросила Варя. — Это мы все оборудовали за два часа.
   — Прекрасно! Но вы-то сами где поместитесь на ночь?
   — Рядом, в снарядном погребе.
   — А снаряды куда перенесли?
   — В пороховой погреб, — не совсем уверенно ответила Варя.
   — Кто же это распорядился без меня?
   — Высоких. Он и проводил нас сюда.
   — Почему же он вас не оставил у себя?
   — Мы присланы с Утеса к вам, — вставила Шура.
   Звонарев не возражал.
   Новое его помещение было совсем крохотное. В нем едва помещались кровать и табуретка. Две свечи, прилепленные на выступах стены, тускло освещали убогое убранство блиндажа.
   — Вы голодны? — спросил он.
   — Как десять волков! Ваш Семен достал у кого-то из солдат курицу и обещал нас угостить супом и вареной курицей, — ответила Варя, — а пока что мы закусим хлебом с колбасой. Шурка, тащи сюда наши запасы!
   Скоро все трое за обе щеки уписывали бутерброды.
   — Что нового в Артуре? — спросил Звонарев.
   — Все то же! Береговые батареи стреляют, а моряки гуляют. Ривочка ваша ходит с каким-то молоденьким мичманом, — верно, с очередным мужем! — И Варя презрительно сморщила носик.
   — А вы с кем гуляете?
   — Увы, ни с кем, кроме Тахателова! Он такой забавный, все пыхтит от жары, даже когда всем холодно. Оля взялась обучать грамоте и арифметике вашу Ривочку. Леля все беспокоится о Стахе. Кстати, вы его здесь не встречали? — выкладывала свои новости Варя.
   — Не встречал и ничего о нем не слышал! Его полка здесь не было совсем. А у нас на Электрическом Утесе что нового? — спросил Звонарев у Шурки.
   — Борейко хозяйнуют день и ночь. Штабс-капитан считают старые штаны. — И Шурка громко фыркнула. — Ох, умора, как они нос свой платком затыкают, чтобы их солдатский дух не беспокоил! Ругаются, но все про себя, а вслух не смеют.
   — А Гудима?
   — Ухаживает за ней напропалую, а ее писарь от ревности чуть не лопается, — за подругу ответила Варя.
   Шурка сконфузилась и закрыла лицо белым фартуком.
   — Не смейтесь вы, пожалуйста! — просила она Варю.
   — Значит, и у Шуры завелась симпатия! Вот не ожидал! Ай да Шура! Сразу за капитана принялась! — подсмеивался Звонарев.
   — Они на меня и смотреть не хотят! Все это Варя зря наговаривает, — смущенно возражала Шура, — а сама только и говорит что о вас! Она и подговорила меня сюда ехать, — выдала подругу Шура.
   — Замолчи и не выдумывай пустяков! — накинулась Варя на Шурку. — А то вы и бог весть что о себе вообразите. Я просто решила посмотреть, что это за Цзинджоу…
   — …заодно и вас побачить.
   Варя толкнула хохочущую Шурку. Походная кровать треснула, и они обе едва не свалились на пол.
   Приход Семена с курицей и супом прервал их возню.
   После ужина девушки отправились к себе в блиндаж. Было очень темно. С востока надвигалась гроза. Почти беспрерывно вспыхивали зарницы. Солдаты уже забрались на ночь в блиндажи, и только часовые одиноко маячили на батареях.
   Звонарев взобрался на бруствер батареи и осмотрелся. Пять или шесть костров, видневшихся внизу, указывали на присутствие людей в пехотных окопах. Все остальное тонуло в непроглядном мраке, только луч прожектора белым щупальцем ползал по земле. В свете его неожиданно возникали то дерево, то группа кустов, то китайская фанза.
   Обойдя батареи, Звонарев приказал денщику разбудить себя при первых признаках тревоги и лег спать.
   Засыпая, он еще слышал глухие раскаты грома и шум падающего дождя, но это не помешало ему мгновенно уснуть.
   Родионов с номерами второго взвода, пушки которого стояли против северных ворот, занимал просторную китайскую фанзу рядом с позицией взвода.
   С вечера, хорошо поужинав и изрядно выпив, солдаты немного поиграли в карты, пока взводный не погнал их спать.
   — Как бы с рассветом японцы опять не полезли на штурм! Ночь темная, собирается гроза, он, чего доброго, свою силу незаметно подведет к самым воротам и ударит на нас. Надо быть начеку и к рассвету ждать незваных гостей! — говорил он. — Ты, Егорка, с первым взводом будешь находиться у ворот. Пушки на ночь заряди и поставь по два дневальных к каждому орудию. Если они что-либо заметят, пусть, не ожидая приказа, сразу же стреляют, а мы выскочим на шум.
   Вместе с Егоровым и Блохиным, который теперь постоянно был с ним, Родионов вышел на двор проверить готовность первого взвода к стрельбе.
   Около полуночи все улеглись спать. Вскоре пошел дождь, постепенно перешедший в сильнейший ливень с грозою. Плохо мощенные улицы китайского города мгновенно превратились в озера и реки, которые стремительно понеслись к более низменной части у южных ворот.
   Блохин с дневальным укрылись около ворот и при свете молнии внимательно вглядывались через орудийные амбразуры в» тьму ненастной ночи.
   — Поди японец залез в блиндаж и боится нос на двор показать, — заметил Гайдай.
   — Если он не дурак, то ему сейчас в самый раз наступать, — возразил Блохин.
   В это время с позиции взвились одна за другой две ракеты. Разорвавшись высоко в воздухе, они на короткий момент осветили местность и тотчас с шипением затухли. Все же Блохин успел заметить движущиеся к городу японские цепи.
   — Пли! — заорал он во всю глотку и сам бросился к орудию.
   Пушка грохнула и с треском отскочила назад.
   В темноте блеснул огонь разрыва, и шрапнель с визгом обрушилась на японцев. Вторая пушка тоже выстрелила. Подбежавшие на выстрелы Егоров с солдатами первого взвода открыли беспорядочную стрельбу по японцам.
   — Стой! Куда без толку бьешь! — окликнул их появившийся из темноты Родионов.
   — Японец цепями на нас идет, — поспешил объяснить Блохин.
   — Когда его будет видно, тогда и бей! — приказал фейерверке?
   При свете следующих ракет все уже ясно разглядели многочисленные цепи противника, с трех сторон охватывающего город.
   — Прицел двадцать, целик ночь, картечью! — скомандовал Родионов. — Блохин, проверь прицел.
   Блеснуло подряд несколько ярких молний, что дало возможность навести орудия.
   — Первое готово! — доложил Купин.
   — Второе тоже! — отозвался Булкин.
   — Пли!
   Опять два огненных столба прорезали темноту ночи, и с Пронзительным визгом рассыпалась картечь.
   Со стороны японцев донесся дикий вой.
   — В самую говядину, видать, угодили, — радостно прохрипел Блохин. — Вали, Софрон, не мешкай!
   Вдруг где-то справа, совсем близко, раздались крики «банзай».
   — Вертай туда орудию! — закричал Блохин и тотчас же сам стал поворачивать пушку.
   — Где это он, проклятый? — проговорил Родионов, вглядываясь сквозь бойницы в ночную темь.
   — Банза-а-ай! — совсем уже близко раздались японские крики.
   Купин, наведя пушку по крику, выстрелил без команды.
   Японцы тотчас же замолкли.
   — Поперхнулись, черти, картечью! — радостно вскрикнул Гайдай. — Еще бы разок их так угостить, Софрон Тимофеевич!
   — Не говори под руку. Сам знаю, что надо делать! — прикрикнул на него фейерверке? — Слухай, наводчики, как услышишь, что японец «банзаю» кричит, — наводи на голос сразу и бей по ним.
   — Тикай, братцы, японец мину под ворота кладет! — вдруг закричал подбежавший стрелок. — Сейчас взрыв будет.
   Родионов взглянул в левую бойницу и при свете молнии заметил внизу, у самых ворот, несколько копошащихся фигур. Достать туда из пушек было невозможно, а ни ружей, ни револьверов у артиллеристов не было.
   — Вынимай замки и прицелы и отходи на заднюю позицию, — скомандовал Родионов.
   Номера бросились исполнять его приказание. В темноте они то и дело сталкивались и мешали друг другу.
   — Не пужайся, работай со смыслом, — подбадривал Блохин, бегая от одного орудия к другому.
   — Ты бы лучше послушал, что у ворот делается, — приказал ему Родионов.
   — Боязно, — замялся на мгновение Блохин. — Да где наша не пропадала! — махнул он рукой и юркнул в ворота.
   — Спички жгут — должно быть, фитиль зажигают, — через минуту сообщил он, вернувшись назад.
   — Беги! — скомандовал Родионов, и солдаты мгновенно исчезли в темноте.
   — Ничего не забыли? — ощупал пушки рукой Родионов и, не найдя ни прицелов, ни замков, кинулся вслед за солдатами.
   Едва только он добежал до заднего взвода, как в воротах блеснуло огромное пламя, и деревянные, окованные железом полотнища их разлетелись на части. В пролом с криком «банзай» ринулись японцы, но залп картечью мгновенно прижал их к земле. Это дало возможность стрелкам, занимавшим позиции на стенах около ворот, спуститься вниз и присоединиться к артиллеристам.
   Японцы попытались было еще раз прорваться в ворота, но, встреченные ружейным огнем, отошли назад и залегли, усиленно обстреливая пачками взвод Родионова.
   Стрелки стали постепенно отходить к южным воротам.
   — Артиллеристы, вынимай замки и отходи! Японцы нас окружают, — приказал подошедший пехотный поручик.
   В это время ему доложили, что японцы к воротам на руках подтягивают пушку.
   Услышав об этом, стрелки заторопились с отступлением.
   — Номерки! Собирай пожитки и айда за пехотой! — распорядился Родионов. — Замки бросай в колодец, прицелы тащи с собой, на позиции командиру сдадим!
   — Тимофеич, дозволь мне тут малость задержаться, — попросил Блохин. — Охота с японцем в городки поиграть: кто у кого раньше пушку, что в воротах, собьет!
   — Смотри, как бы тебе башку с плеч не сорвали! — отозвался фейерверке?
   — Это быть не должно! — убежденно ответил солдат. — Кто еще хочет с японцем поиграть? — обратился он к солдатам.
   Вызвался только один Гайдай.
   — Двум смертям не бывать, а одной не миновать! — тряхнул он головой.
   Родионов с номерами начал отходить назад, перебегая от одного укрытия к другому. В сером сумраке рассвета два оставшихся у орудий солдата увидели, как японцы начали устанавливать против ворот пушку.
   Блохин, припав к прицелу, тщательно наводил на них орудие. Гайдай орудовал у правила.
   — Готово! Заряжай! — скомандовал он Гайдаю. — Теперь отойди! — приказал он, когда замок был закрыт.
   Было хорошо видно, как японцы также торопливо наводили свою пушку на них. У Гайдая со страха застучали зубы.
   — Скорей, Блохин! — торопил он.
   — Сей секунд! Чуток прицел только поправлю! — И Блохин сосредоточенно поглядел на мушку. — Теперь господи благослови! Разожжем ихний кон, — и дернул за вытяжной шнур.
   Пушка отскочила назад, обдав солдат грязью и водой.
   Когда дым от выстрела рассеялся, Блохин, прикрыв, как от солнца, глаза рукою, внимательно посмотрел в ворота. Там было пусто.
   — Всю фигуру вышиб одним ударом! Теперь можно и тикать! Тащи прицел.
   В следующую секунду, воспользовавшись замешательством японцев, они со всех ног бросились по улице к южным воротам и вскоре оказались уже в безопасности, скрывшись за развалинами.
   У ворот города нагнали своих.
   — Сбил японца, — коротко доложил Блохин Родионову, который поджидал их у ворот, держась рукой за бедро. — Тебя зацепило? — спросил он.
   — Малость оцарапало, да Егорова убило, как сюда бежали! Еще двоих ранило, тех уже увели!
   — Мы с Гайдаем тебя хоть в Артур на руках донесем?
   — Сам помаленьку добреду!
   Родионов поморщился от боли и медленно пошел вперед.
   Навстречу отходящим из города частям уже шла на подмогу стрелковая цепь, которая и отогнала наседавших японцев.
   Город Цзинджоу горел под перекрестным огнем русской и, японской артиллерии. Из южных ворот выбегали жители с домашним скарбом, стремясь как можно скорее покинуть район обстрела. Над их головами то и дело появлялись белые комочки разрывов. Свинцовый дождь пуль и осколков поднимал с земли тучи пыли.
   Город Цзинджоу с двух сторон обходили японцы. Одетые в форму защитного цвета пехотные цепи, едва различимые на фоне травы, преследовали русских, которые в своих белых рубашках были прекрасно видны на серо-зеленом поле. Артиллерийский огонь с обеих сторон усилился до предела. Солдаты падали, сраженные пулями и осколками. Были жертвы и среди беженцев. Корчились от невыносимой боли раненые женщины и дети.
   Стоя у блиндажа с Звонаревым, Варя наблюдала за этой страшной картиной.
   — Смотрите, смотрите, какой ужас происходит у ворот города! — воскликнула она. — Упала женщина, и около нее копошатся маленькие дети. Я не могу спокойно смотреть на это. Я бегу туда, — рванулась с места Варя.
   — Только зря не рискуйте собою. Я за вас отвечаю перед вашими родителями, — кричал ей вслед прапорщик.
   — Я сама отвечаю за себя. Дайте мне хоть пару солдат в помощь, — уже отбежав на некоторое расстояние, попросила Варя.
   — Мельников, возьмешь пару солдат и отправишься за сестрицей. Захвати перевязочные средства и постарайся по возможности уберечь Варвару Васильевну, — напутствовал Мельникова прапорщик.
   Добравшись до места, где лежали раненые китайцы, Варя, Мельников и солдаты принялись за работу. Но производить перевязки под обстрелом было нелегко. Мельников послал одного из солдат поискать более укрытое место. Вернувшись через минуту, солдат предложил перенести импровизированный перевязочный пункт в находящуюся поблизости выемку железной дороги. На новом месте Варя с помощью солдат и двух девушек-китаянок быстро перевязала раненых и, израсходовав весь перевязочный материал, заторопилась на батарею, где снова разгорался бой.
   — Слава богу, наконец-то вы вернулись. Я так волновался за вас, — встретил Звонарев Варю.
   — И совершенно напрасно. Все в порядке, раненым помогли выбраться в тыл, — ответила Варя.
   — В награду за проявленное сейчас человеколюбие и храбрость награждаю вас ценным подарком. — И прапорщик протянул Варе статуэтку из слоновой кости.
   Варя удивленно посмотрела на Звонарева и осторожно взяла в руки безделушку.
   — Как это вы додумались купить такую чудесную вещичку? Это будет приятная память о сегодняшнем дне. Вы, кажется, более любезны и внимательны ко мне, чем я предполагала. А я-то считала вас неспособным ни на какие тонкие человеческие переживания, — кокетливо проговорила Варя.
   — Благодарю за столь высокое мнение о моей персоне, — иронически заметил Звонарев.
   — А за безделушку еще раз спасибо — хороша. — И Варя отошла.
   С восходом солнца начался артиллерийский обстрел русских позиций.
   — Японцы! — вдруг ткнул пальцем вперед наводчик первого орудия Четырнадцатой батареи.
   Из-за ближайшего хребта показалась колонна и, миновав обнаженную вершину, быстро скрылась в гаоляне и кукурузе.
   — Буди прапорщика! — скомандовал подошедший Грязнов. — Окажи, японец на нас лезет!
   Через минуту Звонарев уже смотрел в бинокль, отыскивая колонну.
   — Вызвать людей к орудиям! Цель-номер три! Огонь открывать после пристрелки десятой батареи! — приказал он.
   Солдаты быстро разошлись по орудиям.
   — Орудиями, четные — гранатой, нечетные — шрапнелью, огонь!
   В свежем утреннем воздухе гулко раздались четыре выстрела, и снаряды с урчанием полетели вдаль.
   — Одиннадцатая готова!
   — Огонь!
   И еще восемь выстрелов загремели один за другим, как бы нагоняя потерянное время.
   Звонарев вскинул бинокль. Снаряды ложились хорошо. Шрапнели рвались низко и сильно поражали цель. Из гаоляна во все стороны, как потревоженные за печью тараканы, разбегались японцы.
   — Шрапнелью! Батарея, огонь! — приказал прапорщик.
   Несколько солдат, ставших цепочкой между ним и батареями, громко повторяли команду.
   Весь гаолян окутался ватными клубами шрапнельных разрывов. Противник торопливо начал перебегать обратно за, хребет.
   Увеличив прицел, Звонарев преследовал отступающих огнем. Вдруг откуда-то издалека прилетел японский снаряд, и столб черного дыма вырос за десятой батареей.
   — Смотри все, откуда бьет японская батарея! — приказал Звонарев, тщетно оглядывая вершины гор. Они были по-прежнему пусты.
   — Хорошо сховался японец, ничего не видать! — досадливо отвечали солдаты, в свою очередь осматривая сторону противника.
   За первым снарядом упал еще один, а затем на батарею обрушилось сразу несколько десятков. Все исчезло в клубах дыма и пыли. Снаряды падали и впереди и сзади батареи, но больше всего они попадали в самый бруствер и в расположенные за ним орудия.
   Звонарев бросился туда. Уже по дороге он увидел, как первое орудие, подброшенное взрывом, подлетело вверх и повалилось набок. У третьего орудия было разбито колесо. Несколько солдат валялись на земле, остальные, бросив орудия, скрылись в блиндажах.
   — Носилки! — скомандовал прапорщик.
   Вскоре было сбито еще одно орудие, и на всей батарее осталась всего одна годная к действию пушка.
   Покончив с Десятой батареей, японцы обрушились на соседние — Одиннадцатую и Тринадцатую.
   — Японец, ваше благородие, вроде колдун в шапкеневидимке, самого не видно, а нас бьет в самую морду! — подошел к Звонареву Грязнов.
   — Может, справа что-нибудь видно, — обернулся прапорщик в сторону центральных батарей, но они тоже представляли собой сплошные вулканы дыма, сквозь который то и дело появлялись взблески взрывов от падающих снарядов.
   — Едва ли и там что увидишь сейчас, — ответил солдат.
   Объектов для стрельбы не было видно, и Звонарев занялся разглядыванием общей картины боя.
   Слева, в Цзинджоуском заливе, на горизонте маячили японские суда. У берега на якорях стояло около полусотни китайских джонок. Прямо в зарослях гаоляна и кукурузы было безлюдно, но из-за хребта доносился беспрерывный гул стрельбы многочисленных батарей.
   Город Цзинджоу горел, обстреливаемый одновременно русской и японской артиллерией. У его южных» ворот шла усиленная ружейная перестрелка. Линия стрелковой цепи из-за белых рубах русских солдат была ясно видна на серо-зеленом фоне местности. Японцы же в защитной одежде были едва различимы, и то только при движении. Справа на солнце у подножия горы Самсон ярко блестела вода залива Хунуэза.
   Внизу, перед позицией, между развалинами китайской деревушки Сидай, также мелькали белые рубахи солдат.
   Солнце уже поднялось довольно высоко, подобрав утренний туман в долине, и сильно припекало землю. Звонареву захотелось есть и пить, и он отправился к Четырнадцатой батарее, где был расположен перевязочный пункт. Ему пришлось далеко с тыла обходить Одиннадцатую и Тринадцатую батареи, по которым японцы все еще вели усиленный огонь.
   На Четырнадцатой батарее были устроены обширные блиндажи, в части которых помещался теперь перевязочный пункт.
   С Десятой батареи пока было всего пять человек раненых, из которых двое тяжело. Мельников исполнял обязанности хирурга, осматривал раненых, зондировал раны, глубокомысленно произносил исковерканные латинские термины и давал указания сестрам по перевязке. Варя находилась около двух тяжелораненых, ноги у которых были совершенно размозжены. Требовалась срочная ампутация, но Мельников сам не решался ее произвести. Варя с суровым выражением на лице энергично требовала немедленной отправки раненых на перевязочный пункт Пятого полка, расположенный в полутора верстах за правым флангом.
   — Кто же их туда доставит под таким обстрелом? — возражал фельдшер. — Их все равно по дороге убьют.
   — Надо обойти с тыла, и тогда опасности почти не будет.
   — Так далеко нести никто не захочет.
   — Кому прикажут, тот и снесет, а чтобы санитары по дороге не сбежали, я сама пойду с носилками.
   — Воля ваша, барышня, но я против, — не соглашался Мельников.
   Увидев Звонарева, Варя поспешила объяснить ему свои разногласия с фельдшером. Прапорщик приказал немедленно переправить раненых, но последние неожиданно запротестовали.
   — Дозвольте нам, ваше благородие, здесь спокойно умереть, — просили они.
   — До смерти вам еще далеко, — уговаривала их Варя, — но нужна срочная операция, иначе вы и вправду умрете, а мы ее сделать не можем.
   — Не мучили бы уже перед концом, — продолжали упрашивать солдаты.
   — Я сама с вами пойду, и если что случится, то сейчас же помогу вам, — успокаивала девушка раненых.
   Наконец их вынесли. Около носилок, все такая же суровая и решительная, пошла Варя.
   — Берегитесь по дороге и назад не возвращайтесь, мы здесь и без вас обойдемся! — напутствовал ее Звонарев.
   — Вы без меня тут тоже, пожалуйста, не геройствуйте! — ответила Варя.
   Между тем японцы прекратили обстрел Одиннадцатой и Тринадцатой батарей и временно совершенно замолчали. На обеих батареях оказались подбитыми шесть орудий из десяти. Правда, некоторые из них можно было исправить, но для этого надо было дожидаться наступления темноты.
   В это время с моря, со стороны Цзинджоуского залива, открыли огонь японские суда. По первому же снаряду стало ясно, что огонь ведется из орудий, крупного калибра. Лица солдат, знакомых с действием морских орудий по артурским батареям, сразу вытянулись.
   — Никак, ихний адмирал Тогов сам сюда пожаловал! Будет теперь нам баня! Пушки у нас вовсе игрушечные, а он с броненосцев двенадцатидюймовыми начнет бить! — испуганно проговорил Грязнов.
   — Да разве это броненосцы? Не видишь сам, что ли? Канонерки и миноносцы. Мы таких на Утесе по десятку за ночь топили! — вмешался в разговор подошедший с командой Блохин. — Честь имею явиться! — отрапортовал он Звонареву.
   — А Родионов где?
   — На перевязочном, его малость в бедро задело.
   — Серьезно? Он, пожалуй, и дойти не сможет?
   — Обещал притопать, значит, придет.
   — Ну, рассказывай по порядку все, что у вас было.
   Блохин в двух-трех словах сообщил о происшедшем, ничего не упоминая о своей «игре в городки»с японцами, но солдаты тотчас же дополнили его рассказ. Звонарев с удивлением смотрел на далеко не геройскую фигуру Блохина. Шапка сидела блином на его голове, шинель, без хлястика, висела халатом.
   — Да вы с Гайдаем, оказывается, настоящие герои! Чего же ты скромничаешь и ничего о себе не рассказываешь? — обратился он к Блохину.
   — Нечего, ваше благородие, и рассказывать Просто спор с японцем зашел, кто кому раньше башку оборвет — мы ему или он нам. Ну, мы, значит, оборвали ему раньше. Вот и весь сказ.
   — Хорош, нечего сказать, был у вас спор!
   — Я так думаю, что вся война на таком споре стоит, — неожиданно зафилософствовал Блохин.
   — Блохин и Гайдай, идите к моему Грунину, пусть он вам по стакану водки поднесет из того запаса, что поручик Борейко мне вчера прислал.
   — Покорнейше благодарим, ваше благородие, — прохрипел Блохин.
   — Я, ваше благородие, непьющий, — отозвался Гайдай.
   — Молчи, дура, я за тебя выпью, все воевать веселен будет, — шепнул ему Блохин, и оба солдата, повернувшись по всем правилам, отошли.
   Звонарев отправил всех пришедших на Десятую батарею.
   — Попробуйте там, что можно, привести в порядок, но все сразу наружу не вылезайте, а то японец вас сейчас же обстреляет, — напутствовал их прапорщик.
   В это время несколько новых взрывов большой силы, обрушившиеся на Пятнадцатую батарею, показали, что японцы подготавливают ее разгром. Солдаты поспешно прятались в блиндажи или совсем уходили с батареи.
   — Вы куда? — останавливал их Звонарев. — Я сейчас сам начну обстрел японских судов с нашей батареи.
   — Никак невозможно против японца устоять, все чисто бьет и калечит, — ответили солдаты.
   — А ты сам его покалечь, дурья голова, — вмешался оказавшийся рядом Блохин. — Аида за мной, я вам сейчас покажу, как надо японца пугать!
   Через пять минут все восемь орудий Пятнадцатой батареи на предельном прицеле уже громили японские суда. Хотя легкие батарейные пушки не могли нанести японцам существенного вреда, но тем не менее, как только снаряды стали падать около судов, они поторопились отойти подальше в море.