Страница:
— И вам, дорогой Вильгельм Карлович, не советую.
— Чем вы меня сегодня огорчите? — ткнул Витгефт пальцем в папку с бумагами, которую принес с собой Матусевич.
— Я раз навсегда положил за правило — никакими бумажками не огорчаться и вас не огорчать: не стоят они этого. Сегодня только одна интересная бумажонка от наместника. Вот она! — Матусевич вытащил из папки коротенькую телеграмму и подал ее Витгефту.
— «Ввиду поступающих к нам сведений о недопустимом для военачальника упадке духа у генерала Стесселя, прошу сообщить ваше откровенное мнение о пригодности его к занимаемой должности. Алексеев».
— Вот так фунт! Что же мы ответим на эту телеграмму? — задумчиво спросил Витгефт.
— Ответ, по-моему, ясен: Стессель большая сволочь, и чем скорее его уберут из Артура, тем лучше.
— Нельзя, нельзя, так будет грубо.
— Я не говорю, чтобы дословно писать так, но…
— Как бы только Стессель не пронюхал об этом, а то совсем нам житья от него не станет!
— Бог не выдаст, Стессель не съест!
— Я подумаю, как ответить, — отодвинул бумаги Витгефт.
В это время вошедший вестовой доложил, что обед подан. Оба адмирала поспешили прервать свой разговор и направились к столу.
— Вы попробуйте это токайское, Вильгельм Карлович. Так и согревает желудок. А какой букет, только понюхайте! Нектар, а не вино! Специально вчера у Чурина старший приказчик для меня отыскал в подвалах, — перевел разговор Матусевич и, понюхав вино, с чувством выпил свой бокал. Витгефт последовал его примеру, мелкими глотками попивая вино. На лице его разлилась блаженная улыбка.
— Да, вы правы, Николай Алексеевич! Редкостное вино! — И оба адмирала валили себе еще.
После обеда адмиралы разошлись по ОБОИМ каютам, в одиночку выпить по чашечке черного кофе с ликером и всхрапнуть потом с полчаса в мягком кресле.
Уже совсем стемнело, когда Витгефт проснулся. Он сладко потянулся, разминая затекшие члены, взглянул в потемневшее по-вечернему стекло иллюминатора и встал на ноги. Было около девяти часов вечера.
«Однако заспался я сегодня», — подумал адмирал и позвонил.
— Попроси ко мне адмирала Матусевича, — приказал Витгефт явившемуся на звонок матросу.
— Есть! — ответил матрос и поспешил выйти.
Матусевич явился с проектом ответа наместнику на запрос о Стесселе.
— Мы можем очень насолить Стесселю, дав ему соответствующую характеристику на запрос наместника! — злорадно хихикал Матусевич.
Витгефт несколько раз внимательно прочел текст и задумался.
— По совести говоря, Стессель плохой генерал и плохой человек! — наконец задумчиво проговорил адмирал. — Но боюсь только, что сейчас во мае сильно чувство личной обиды. Нет, отложу дело до завтра! Там будет виднее.
— Надо отвечать немедленно! Ночью «Лейтенант Бураков» уходит в Инкоу, — напомнил Матусевич.
— Очень резко, Николай Алексеевич, у вас написано! Надо мягче и объективнее, чтобы не подумали, что я свожу со Стесселем личные счеты! — заволновался Витгефт. — Лучше ответим так: «По совести считаю, что у Стесселя нет твердой уверенности, что с помощью наличных средств он сумеет отстоять Артур, быстро меняет свои убеждения и настроения под влиянием обстановки и окружающих лиц. Авторитет имеет лишь в силу старшинства. Всю надежду защиты Артура возлагает только на флот, для личного командования крепостью не пригоден. Витгефт».
Глава шестая
— Чем вы меня сегодня огорчите? — ткнул Витгефт пальцем в папку с бумагами, которую принес с собой Матусевич.
— Я раз навсегда положил за правило — никакими бумажками не огорчаться и вас не огорчать: не стоят они этого. Сегодня только одна интересная бумажонка от наместника. Вот она! — Матусевич вытащил из папки коротенькую телеграмму и подал ее Витгефту.
— «Ввиду поступающих к нам сведений о недопустимом для военачальника упадке духа у генерала Стесселя, прошу сообщить ваше откровенное мнение о пригодности его к занимаемой должности. Алексеев».
— Вот так фунт! Что же мы ответим на эту телеграмму? — задумчиво спросил Витгефт.
— Ответ, по-моему, ясен: Стессель большая сволочь, и чем скорее его уберут из Артура, тем лучше.
— Нельзя, нельзя, так будет грубо.
— Я не говорю, чтобы дословно писать так, но…
— Как бы только Стессель не пронюхал об этом, а то совсем нам житья от него не станет!
— Бог не выдаст, Стессель не съест!
— Я подумаю, как ответить, — отодвинул бумаги Витгефт.
В это время вошедший вестовой доложил, что обед подан. Оба адмирала поспешили прервать свой разговор и направились к столу.
— Вы попробуйте это токайское, Вильгельм Карлович. Так и согревает желудок. А какой букет, только понюхайте! Нектар, а не вино! Специально вчера у Чурина старший приказчик для меня отыскал в подвалах, — перевел разговор Матусевич и, понюхав вино, с чувством выпил свой бокал. Витгефт последовал его примеру, мелкими глотками попивая вино. На лице его разлилась блаженная улыбка.
— Да, вы правы, Николай Алексеевич! Редкостное вино! — И оба адмирала валили себе еще.
После обеда адмиралы разошлись по ОБОИМ каютам, в одиночку выпить по чашечке черного кофе с ликером и всхрапнуть потом с полчаса в мягком кресле.
Уже совсем стемнело, когда Витгефт проснулся. Он сладко потянулся, разминая затекшие члены, взглянул в потемневшее по-вечернему стекло иллюминатора и встал на ноги. Было около девяти часов вечера.
«Однако заспался я сегодня», — подумал адмирал и позвонил.
— Попроси ко мне адмирала Матусевича, — приказал Витгефт явившемуся на звонок матросу.
— Есть! — ответил матрос и поспешил выйти.
Матусевич явился с проектом ответа наместнику на запрос о Стесселе.
— Мы можем очень насолить Стесселю, дав ему соответствующую характеристику на запрос наместника! — злорадно хихикал Матусевич.
Витгефт несколько раз внимательно прочел текст и задумался.
— По совести говоря, Стессель плохой генерал и плохой человек! — наконец задумчиво проговорил адмирал. — Но боюсь только, что сейчас во мае сильно чувство личной обиды. Нет, отложу дело до завтра! Там будет виднее.
— Надо отвечать немедленно! Ночью «Лейтенант Бураков» уходит в Инкоу, — напомнил Матусевич.
— Очень резко, Николай Алексеевич, у вас написано! Надо мягче и объективнее, чтобы не подумали, что я свожу со Стесселем личные счеты! — заволновался Витгефт. — Лучше ответим так: «По совести считаю, что у Стесселя нет твердой уверенности, что с помощью наличных средств он сумеет отстоять Артур, быстро меняет свои убеждения и настроения под влиянием обстановки и окружающих лиц. Авторитет имеет лишь в силу старшинства. Всю надежду защиты Артура возлагает только на флот, для личного командования крепостью не пригоден. Витгефт».
Глава шестая
В теплое солнечное утро Кондратенко вместе с Рашевским и Звонаревым приехал на Залитерную батарею. Борейко встретил генерала раскатистой командой «смирно»и доложил о проводимой им работе. Осмотрев укладку рельсов в бетой, Кондратенко остался очень доволен.
— Весьма остроумно. Было бы желательно по такому сооружению произвести опытную стрельбу из шестидюймовых мортир: если свод выдержит, значит, все в порядке! Прошу об этом Василия Федоровича.
— Совершенно излишне, ваше превосходительство. Такое сооружение раза в полтора прочнее обычного бетона, — вмешался Рашевский.
— Рельсы вы откуда достали? — осведомился Кондратенко.
— Из тупиков станции. Там валяется много старых и ржавых, — ответил Борейко.
— Весьма удачная мысль пришла вам в голову, поручик, — обернулся к нему генерал.
— Не мне, ваше превосходительство, а моим солдатам.
Кондратенко серьезно посмотрел на Борейко.
— Весьма ценно ваше умение прислушиваться к советам и пожеланиям солдат, поручик, — с чувством пожал руку Борейко генерал. — К сожалению, далеко не все офицеры понимают важность внимательного отношения к мнениям нижних чинов. Покойный адмирал Макаров разделял эту точку зрения, что было весьма лестно для меня! Ваше имя и отчество?
— Борис Дмитриевич.
— Благодарю вас, Борис Дмитриевич! Не сомневаюсь, что под вашим руководством батарея будет действовать образцово! Теперь же позвольте откланяться.
Поднявшись на горку, на обратном скате которой была сооружена батарея, Кондратенко стал в бинокль рассматривать лежащие впереди укрепления: Китайскую стенку, батарею литера Б, Куропаткинокий люнет и дальше форт номер два. На всех этих укреплениях копошились люди, вдоль идущих к ним дорог медленно ползли повозки со строительными материалами; у батарей Малого Орлиного Гнезда виднелась длинная лента белых рубах матросов, влекущих за собой на громадном лафете снятые с судов морские орудия. Вдали темной грядой синели подходящие к Артуру отроги Зеленых гор, а сзади, между сопок Скалистого Кряжа, мелькала лазурная гладь артурской бухты.
— Чертовски трудный для укрепления рельефа! — сокрушался Кондратенко. — Изволь фланкировать все мертвые пространства, которые здесь имеются! Для этого надо по меньшей мере тысячу орудий, а у нас нет и пятисот! Придется на каждом участке иметь противоштурмовые взводы полевых пушек в запряжке, чтобы бросать их, куда понадобится. Заметьте себе это, Сергей Владимирович, — обернулся генерал к Звонареву. — При встрече с Белым надо будет обсудить этот вопрос.
Затем все пошли на батарею литера Б. В отличие от Залитерной она была долговременной профили и сплошь бетонная. Жуковский, увлеченный примером Борейко, снял земляное перекрытие с бетона, сколол часть его и, перекрыв слоем рельсов, сверху забетонировал, что очень укрепило оводы. Все орудия были перекрыты сверху прочными козырьками, что делало батарею мало заметной спереди.
Кроме Жуковского, на батарее оказался инженер — капитан Шевцов.
— Я, ваше превосходительство, все время ломаю себе голову над вопросами маскировки батарей и укреплений. Свеженасыпанные валы весьма сильно демаскируют укрепления, поэтому я в виде опята хочу их после трамбования полить жидкой охрой, она как раз подойдет под фон местности. Затем надо наши форты и батареи связать не воздушным телефонным проводом, а подземным. У моряков есть медный кабель для гальванических мин, думаю его использовать для этой цели.
— Изобретайте, изобретайте, Алексей Владимирович! — поощрил Кондратенко. — Если весь гарнизон крепости, от солдат до генерала, начнет думать, кат» ее лучше укрепить, то, несомненно, сделают ее неприступной: одна голова хороша, две лучше, а тысяча и совсем прекрасно!
Обойдя батарею, Коадратенко остался очень доволен всем виденным и благодарил капитана за работу. Благодарность генерала растрогала Жуковского, и он пригласил генерала почаще заглядывать к нему.
— У вас и так все идет хорошо, Николай Васильевич. Мне совсем незачем ездить сюда. У нас есть много прорех, где мое присутствие безусловно необходимо, — с улыбкой прощался генерал, садясь на лошадь.
— Удивительно милый человек, — успел шепнуть на ухо Звонареву Жуковский. — Даже как-то не верится, что он генерал!
Вскоре Кондратенко и его спутники заметили несущихся навстречу во весь карьер всадников. Впереди, низко нагнувшись к луке, скакал Белый. Он наотмашь рубил шашкой мелкий кустарник. За ним, порядочно отстав, неслась Варя, тоже воинственно размахивая казачьей шашкой Когда Белый подскакал к Кондратенко, его раскрасневшееся лицо было полно молодого оживления и задора.
— Приятно иногда немного размяться и тряхнуть стариной, — весело пояснил он, приглаживая свои растрепавшиеся длинные усы. — Что ты, Варвара, ни говори, как ни скачи, — обернулся он к подъехавшей дочери, — но все же ты — девка, и такого старого казака, как я, тебе не перегнать.
— Давай поменяемся лошадьми, так я, папа, тебя обскачу, как стоячего, — задорно предложила девушка, оправляя волосы. — Зачем только я девчонкой уродилась! — горестно вздохнула она, здороваясь.
— А что бы вы сделали, если бы были мужчиной? — спросил прапорщик.
— Прежде всего женилась бы на вас! — выпалила Варя.
Все громко расхохотались.
— Получили, Сергей Владимирович? Вперед наука — не задевайте, — заметил Кондратенко.
— Ох, я уж пять месяцев эту науку прохожу, и пока безуспешно.
— Кто же виноват в том, что вы так непонятливы?
— Видимо, таким уродился! Как сошел ваш экзамен?
— Сдала с отличием и получила аттестат фельдшерицы, с чем можете меня и поздравить!
— Теперь вы окончательно зазнаетесь и вообразите себя первым медицинским светилом в Артуре.
— Роман Исидорович, — обратилась девушка к генералу, — я выбрала в этом районе место для перевязочного пункта: у подножия Большой горы, в овраге. Можно его вам показать сейчас?
— Да вы, никак, всерьез решили взять на себя руководство медицинской частью крепости? — обернулся к ней генерал. — Ну, покажите, где ж вы наметили место?
— Вон там внизу! — ответила Варя и рысью тронулась вперед. За ней последовали все остальные. Проехав с полверсты, она остановилась.
— Тут! — показала она рукой на почти вертикальную, обрывающуюся вниз скалу.
— Место неплохое, хорошо укрытое в мертвом пространстве, имеет хорошие подступы, — осматривался вокруг Кондратенко. — Значит, все в порядке! Сергей Владимирович, составьте смету и проект, затем поезжайте к Костенко и все урегулируйте окончательно.
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — отозвался Звонарев.
Варя радостно захлопала в ладоши.
На следующий день Звонарев и Варя направились к председателю порт-артурского крепостного суда генералу Костенко, который жил на даче за Плоским мысом. Денщик не сразу решился доложить генералу о прибытии гостей.
— Их превосходительство больны и даже серчают, когда их беспокоят без дела, — сомневался солдат.
Нетерпеливая Варя не стала дожидаться приглашения, вслед за солдатом ворвалась в комнату и присела перед изумленным неожиданным вторжением генералом в низком реверансе.
— Здравствуйте, крестненький! Мама прислала меня справиться о вашем здоровье. Получите настойку, она очень помогает при простуде, — затараторила девушка, протягивая встревоженному Костенко банку с лекарством.
— Здравствуй, здравствуй, стрекоза! Совсем меня оглушила своей болтовней. Спасибо Марии Фоминичне за заботы обо мне, — оживился тронутый вниманием к нему генерал. — Кто это с тобой? Прошу подождать, пока я кончу разговор с мадемуазель Белой, — обернулся он к Звонареву.
— Это адъютант Кондратенко. Мы с ним приехали по одному и тому же делу, — пояснила Варя.
— Уж не в посаженые ли отцы приглашать собираетесь? И рад бы, да не могу — болен.
— Ой, что вы, крестненький, меня конфузите! Рано мне еще о женихах думать, — смутилась Варя.
— Не скромничай, стрекоза! Ты совсем уж заневестилась. Отец с матерью глазом моргнуть не успеют, как выскочишь за такого молодца, как этот, — продолжал Костенко.
— Вы состоите председателем военно-санитарной комиссии, которая ведает выбором мест и устройством перевязочных пунктов, — начала деловой разговор Варя.
— Этими делами ведает главный крепостной врач доктор Субботин, — отнекивался генерал.
— Председателем комиссии по приказу числитесь вы, ваше превосходительство, — почтительно доложил Звонарев.
— Но я болен, простужен и никуда не выхожу, — воскликнул Костенко.
— Да на дворе теплее и лучше, чем здесь, — распахнула окно Варя. — Поедемте к нам, а по дороге мы вам покажем выбранное нами место для перевязочного пункта.
Охая и кряхтя, генерал поднялся со своего места и кликнул денщика.
— Подай пальто и калоши, — распорядился он.
— На улице страшная жара и совершенно сухо, довольно будет и плаща от пыли, — убеждала Варя.
— Тебе, стрекоза, всегда жарко в присутствии молодых людей, а я все время мерзну, — вздохнул Костенко.
Варя решительно отстранила денщика с пальто, сняла с вешалки пыльник и накинула его на плечи генерала. Звонарев подал ему фуражку, и Костенко, трижды перекрестившись на образ, двинулся к выходу.
— Чудно, чудно, — жмурился генерал на солнце. — Хорошо, что ты меня вытащила на свет божий, а то я совсем мохом оброс.
— Мы тут набросали план постройки и составили смету. Нужна ваша утверждающая подпись, — подсунула Варя генералу чертеж и смету,
— Это я рассмотрю дома.
— Нам надо поскорее, а без вашего разрешения нельзя приступать к работе.
— Кондратенко видел ваш проект?
— Видел и одобрил.
— Пусть хоть распишется в уголке. С меня этого будет достаточно.
— Вы не верите, что Кондратенко одобрил проект? — насела Варя на генерала.
— Все это на словах. Мы, судейские, знаем им цену, — решительно возражал Костенко.
Когда приехали на место, генерал уже бодро вылез из экипажа и пошел за Варей.
— Вы будете долбить скалу? Сколько времени займет эта работа? — справился Костенко, с некоторым недоверием поглядывая на скалу.
— Не больше месяца. Зато прочность сооружения будет вне сомнений и раненые будут тут в полной безопасности, — пояснил Звонарев.
После осмотра скалы поехали на обед к Белым. За едой генерал совсем уже разошелся и повеселел.
— Дочка у вас, Мария Фоминична, настоящий клад. Унаследовала от вас дар исцеления недугов. Женишка ей надо под стать — красивого и улыбчатого, чтобы они Друг на друга любовались, — совсем размяк генерал после вкусного обеда со сладкими наливками.
Вскоре подъехал Кондратенко. Варя тут же заставила его подписать проект и омету, после чего Костенко вывел своим каллиграфическим почерком: «Утверждаю».
— Теперь все в порядке и можно приступить к работе! — обратилась Варя к Звонареву. — Завтра в четыре часа я буду на месте, чтобы и вы там находились к ука — ванному времени, — распорядилась она.
— Слушаюсь, господин «фершал»! — вытянулся прапорщик.
На другой день после полудня, когда дневной жар несколько спал, Звонарев приехал на Залитерную батарею. Его встретил Борейко в одной рубахе, в веревочных лаптях на босу ногу, с подобием чалмы на голове. Под стать ему, были одеты и солдаты. Неподалеку матросы под руководством Сойманова устанавливали морскую пушку.
— Зачем пожаловал к нам, Сережа? — обратился к прапорщику Борейко.
— Мне поручена постройка перевязочного пункта в тылу у Залитерной батареи. Нужны рабочие. Я думаю, что и моря, ни не откажут нам в помощи, — обернулся прапорщик к Сойманову.
— Конечно, дело общее, вместе воевать будем, — согласился лейтенант.
Вскоре три офицера с десятком солдат и матросов стояли около намеченного для блиндажа места.
— Место похоже на преисподнюю. Тут весьма удобно будет душе отправляться к черту в лапы, — осмотрелся кругом Борейко.
— Сюда не залетит ни один снаряд: со всех сторон прикрыто. Сообщение с батареей по глубоким оврагам, — защищал Звонарев выбранное место.
— По ночам сюда черти на свадьбу собираются, — заметил Блохин, пришедший с другими солдатами.
— Это ведьмы на Лысой горе шабаш оправляют, — поправил его Мельников.
— Своей стрельбой мы их с гор-то спугнем. Они от страха сюда и забегут, — не сдавался Блохин.
В это время вдали показалась всадница, в которой узнали Варю Белую.
— Первая ведьмочка уже поторапливается сюда. И впрямь место не чистое, — усмехнулся Борейко.
Подъехав, Варя легко соскочила с лошади. Офицеры пошли ей навстречу. Им прежде всего бросились в глаза многочисленные ссадины на лице девушки, густо смазанные йодом, что придавало ее физиономии довольно зверское выражение. Борейко громко расхохотался.
— Никак, наша амазонка раскрасилась в боевые цвета! Не сдобровать тебе, Сережа.
— Вы только и умеете, что смеяться над бедной девушкой, Медведище! Нет чтобы пожалеть меня, — отозвалась Варя. — Хотя бы вы посочувствовали мне, Сергей Владимирович.
— Выражаю свое глубочайшее сочувствие, храбрейшая из храбрых амазонок, и советую на будущее время, во-первых, с лошади не падать, а во-вторых, ссадины запудривать, а не смазывать йодом. От этого ваша наружность только выиграет.
— С пудрой можно внести в ссадины инфекцию, йод же действует обеззараживающе, — докторским тоном ответила девушка. — Что же касается моей наружности, то она меня мало интересует.
— Но зато весьма волнует иссохшее от любви к вам сердце моего друга Сережи. Поэтому я из чувства дружбы, а также в целях предотвращения паники среди моих солдат, могущей возникнуть при виде столь воинственной вашей раскраски, присоединяюсь к его просьбе, — добавил Борейко.
— Придумайте что-нибудь поостроумнее, господин Медведь! — обрезала Варя.
Сойманов с удивлением наблюдал за этой перепалкой, недоумевая, кто же эта девушка, пока наконец Звонарев не представил его Варе.
— Белая! — отчетливо назвала она свою фамилию. — Приступим к делу. Здесь будет построен перевязочный пункт. Надо обсудить, как это сделать проще и скорее всего. Сергей Владимирович, ждем вашего доклада.
— Слушаюсь, ваше превосходительство! — шутливо вытянулся Звонарев и в коротких словах сообщил о предстоящей работе.
— Задача не из легких, но дело нужное и важное, — обратился Борейко к солдатам.
— Для перевязочного пункта лучшего места не найти, а со скалой мы справимся. Пойдем по этой трещине и разворошим всю скалу, — ответил Родионов.
— Завтра с утра назначим человек двадцать солдат и матросов и постараемся в кратчайший срок оборудовать этот пункт. Ты согласен? — обернулся Борейко к Сойманову.
— Вполне и готов всемерно помогать вам в этом деле, — ответил моряк.
Все двинулись обратно на Залитерную батарею.
В последующие дни развернулись работы по устройству перевязочного пункта. Родионов и Блохин оказались главными производителями работ.
Варя почти ежедневно появлялась здесь. Родионов и Блохин были главными советниками по всем вопросам.
— Здравствуйте, барышня, — обычно приветствовали они ее, когда она подъезжала. — У нас сегодня работа идет хорошо, да не хватает лопат и кирок.
Варя выслушивала и аккуратно все записывала, чтобы затем переговорить или с Звонаревым, или с самим Кондратенко.
Варя очень скоро познакомилась со всеми артиллеристами и моряками и не хуже офицеров знала их в лицо и по фамилиям, знала семейное положение, личные качества.
По мере сил она старалась быть им полезной, в частности, взялась отправлять письма через Чифу в Россию. Солдаты не имели возможности пользоваться официальными средствами сообщения, вроде отправки писем с миноносцами или зафрахтованными от казны китайскими джонками, ввиду дорогой цены за доставку письма, и сдавали свои письма на городскую почту, которая охотно их принимала, но никуда не отправляла. Через своего садовника Вен Фань-вея Варя установила связь с лодочниками, рисковавшими прорывать японскую блокаду с моря. Все собранные от солдат письма она упаковывала в один большой конверт и отправляла его от своего имени русскому консулу Тидеману в Чифу. Помимо этого, девушка взялась подготовить из солдат санитаров, а попутно начала обучение грамоте безграмотных и малограмотных. Почти все свое свободное время она проводила на пункте или на Залитерной батарее. Если Борейко держался в стороне от нее, то Сойманов на первых порах попытался было за ней ухаживать. Варя сперва удивилась этому, затем рассердилась и однажды, когда лейтенант хотел ее обнять в темноте, напрямик заявила ему:
— Я, Павел Михайлович, не переношу подобного отношения к себе! Мы оба только выиграем, если наши отношения станут другими.
Моряк был смущен такой отповедью и ухаживания прекратил. Когда он сообщил Борейко о происшедшем, тот только усмехнулся.
— Счастливо отделался! Мог бы получить и хорошую оплеуху. Варвара Васильевна у нас на расправу коротка! Кроме того, там место уже прочно занято Сережей Звонаревым.
— Но последнее время они почти не видятся. А когда встречаются, то только все время препираются между собой.
— Тем не менее Варя ни на кого не смотрит и никого не видит, кроме него.
— Чего, по-моему, нельзя сказать о нем!
— Тут дело темное! Похоже, что он и сам еще не знает, на ком остановить свой выбор.
В один из вечеров уже поздно на батарею приехал Кондратенко в сопровождении Звонарева. Генерал с утра был на коне, сильно устал и торопился домой, но, (проезжая мимо, вспомнил о перевязочном пункте и заехал на Залитерную Варя как раз вела при свете ручных фонарей занятия с санитарами. В темноте Кондратенко заметили не сразу, и он обошел почти всю батарею, когда его наконец узнал Блохин и скомандовал солдатам: «Смирно!» Генерал поздоровался и подошел к Варе.
— Может быть, вы мне покажете ваш перевязочный пункт? — обратился он к ней.
Около поворота к перевязочному пункту горел костер, разложенный сторожившими строительные материалы солдатами. При помощи факелов из промасленного каната они осветили всю строительную площадку. В скале были выдолблены две рядом расположенные пещеры, в каждой из которых могло поместиться до тридцати человек раненых. Рядом намечалась еще третья. Высота их достигала полутора саженей. В полу и стенах виднелись блестящие прожилки кварца и слюды. Кондратенко обошел все помещение, местами обстукал стены и сделал несколько замечаний технического характера.
— Такой каземат может выдержать бомбардировку даже двенадцатидюймовыми снарядами. Раненые будут здесь в полной безопасности! — резюмировал генерал свое мнение.
— Мы еще проведем сюда электрическое освещение, водопровод, устроим вентиляцию — и все будет готово! — радостно говорила Варя.
— Вас можно поздравить с успешным выполнением плана, — пожал девушке руку генерал.
— Я здесь ни при чем. Все рассчитал Сергей Владимирович, а сделали — они! — И девушка махнула рукой в сторону матросов и солдат. — Они все очень старались.
— Для себя, барышня, работали! — вполголоса ответил за всех Блохин.
— И на других фортах солдаты работают для себя, однако далеко не везде так хорошо, как здесь. Я давно говорил Стесселю, что к каждому форту, батарее и укреплению надо заранее прикрепить определенные части и им же поручить их оборудование. Тогда все будут кровно заинтересованы в своей работе и выиграет вся крепость в целом. Литера Б, Залитерная и этот пункт прекрасно подтверждают мою мысль. Когда думаете закончить постройку? — обернулся генерал к Звонареву.
— Дней через десять будет готово, ваше превосходительство.
Поблагодарив еще раз Варю, Кондратенко велел подать себе лошадь.
— Завтра же прикажите от моего имени саперам привести дороги сюда в полный порядок.
После этого Кондратенко уехал, оставив Звонарева на батарее.
— Видите, как хорошо все вышло! — обернулась Варя к солдатам. — Сам Кондратенко похвалил работу! — обратилась она к Звонареву.
— Нам бы, барышня, в награду выдали по полбутылочки водки, — отозвался Блохин, — все веселее на сердце станет, как выпьешь.
— Что-то я тебя, Блохин, особенно грустным и не видела. Хорошая работа тоже веселит сердце.
— Так-то оно так, но малость выпить все же не мешает!
— Спрошу у начальства, как оно велит.
Вслед за Кондратенко двинулась и Варя. Звонарев последовал за ней. В темноте приходилось ехать шагом, чтобы не покалечить лошадей на разбитой дороге.
— Я удивляюсь, Варя, вашему умению обращаться с солдатами. Вы не только не стесняетесь сами, но не стесняете и их своим присутствием.
— Я с колыбели привыкла к общению с ними: моей первой нянькой был денщик, — ответила девушка. — Раньше у нас денщики жили по семи лет и совсем входили в семью. Некоторые еще и сейчас пишут нам о себе. Особенно мама быстро сживалась с ними, женила их, крестила у них детей. Правда, что вам ваша Ривочка натянула нос после смерти Дукельского? — вдруг переменила она разговор.
— Раз она мне натянула нос, значит, она уже не моя!
— И вы продолжаете бывать у нее и мечтаете о ней?
— Да!
— Спокойной ночи, желаю вам счастья с вашей еврейкой! — насмешливо-сухо проговорила Варя и, хлестнув по лошади, скрылась в темноте, оставив Звонарева в полном недоумении.
У себя на квартире Звонарев нашел записку от Кондратенко, который его предупреждал о поездке утром вместе со Стесселем на передовые позиции. Отдав нужные распоряжения своему ординарцу, прапорщик поспешил улечься в постель.
На другой день около семи часов утра Звонарев был уже на вокзале. У перрона стоял экстренный поезд в составе одного вагона-салона и трех товарных, в которые грузили верховых лошадей для участников поездки. Около поезда прохаживались Кондратенко, начальник его штаба подполковник Науменко, полковник Рейс и личный адъютант Стесселя князь Гантимуров.
— Весьма остроумно. Было бы желательно по такому сооружению произвести опытную стрельбу из шестидюймовых мортир: если свод выдержит, значит, все в порядке! Прошу об этом Василия Федоровича.
— Совершенно излишне, ваше превосходительство. Такое сооружение раза в полтора прочнее обычного бетона, — вмешался Рашевский.
— Рельсы вы откуда достали? — осведомился Кондратенко.
— Из тупиков станции. Там валяется много старых и ржавых, — ответил Борейко.
— Весьма удачная мысль пришла вам в голову, поручик, — обернулся к нему генерал.
— Не мне, ваше превосходительство, а моим солдатам.
Кондратенко серьезно посмотрел на Борейко.
— Весьма ценно ваше умение прислушиваться к советам и пожеланиям солдат, поручик, — с чувством пожал руку Борейко генерал. — К сожалению, далеко не все офицеры понимают важность внимательного отношения к мнениям нижних чинов. Покойный адмирал Макаров разделял эту точку зрения, что было весьма лестно для меня! Ваше имя и отчество?
— Борис Дмитриевич.
— Благодарю вас, Борис Дмитриевич! Не сомневаюсь, что под вашим руководством батарея будет действовать образцово! Теперь же позвольте откланяться.
Поднявшись на горку, на обратном скате которой была сооружена батарея, Кондратенко стал в бинокль рассматривать лежащие впереди укрепления: Китайскую стенку, батарею литера Б, Куропаткинокий люнет и дальше форт номер два. На всех этих укреплениях копошились люди, вдоль идущих к ним дорог медленно ползли повозки со строительными материалами; у батарей Малого Орлиного Гнезда виднелась длинная лента белых рубах матросов, влекущих за собой на громадном лафете снятые с судов морские орудия. Вдали темной грядой синели подходящие к Артуру отроги Зеленых гор, а сзади, между сопок Скалистого Кряжа, мелькала лазурная гладь артурской бухты.
— Чертовски трудный для укрепления рельефа! — сокрушался Кондратенко. — Изволь фланкировать все мертвые пространства, которые здесь имеются! Для этого надо по меньшей мере тысячу орудий, а у нас нет и пятисот! Придется на каждом участке иметь противоштурмовые взводы полевых пушек в запряжке, чтобы бросать их, куда понадобится. Заметьте себе это, Сергей Владимирович, — обернулся генерал к Звонареву. — При встрече с Белым надо будет обсудить этот вопрос.
Затем все пошли на батарею литера Б. В отличие от Залитерной она была долговременной профили и сплошь бетонная. Жуковский, увлеченный примером Борейко, снял земляное перекрытие с бетона, сколол часть его и, перекрыв слоем рельсов, сверху забетонировал, что очень укрепило оводы. Все орудия были перекрыты сверху прочными козырьками, что делало батарею мало заметной спереди.
Кроме Жуковского, на батарее оказался инженер — капитан Шевцов.
— Я, ваше превосходительство, все время ломаю себе голову над вопросами маскировки батарей и укреплений. Свеженасыпанные валы весьма сильно демаскируют укрепления, поэтому я в виде опята хочу их после трамбования полить жидкой охрой, она как раз подойдет под фон местности. Затем надо наши форты и батареи связать не воздушным телефонным проводом, а подземным. У моряков есть медный кабель для гальванических мин, думаю его использовать для этой цели.
— Изобретайте, изобретайте, Алексей Владимирович! — поощрил Кондратенко. — Если весь гарнизон крепости, от солдат до генерала, начнет думать, кат» ее лучше укрепить, то, несомненно, сделают ее неприступной: одна голова хороша, две лучше, а тысяча и совсем прекрасно!
Обойдя батарею, Коадратенко остался очень доволен всем виденным и благодарил капитана за работу. Благодарность генерала растрогала Жуковского, и он пригласил генерала почаще заглядывать к нему.
— У вас и так все идет хорошо, Николай Васильевич. Мне совсем незачем ездить сюда. У нас есть много прорех, где мое присутствие безусловно необходимо, — с улыбкой прощался генерал, садясь на лошадь.
— Удивительно милый человек, — успел шепнуть на ухо Звонареву Жуковский. — Даже как-то не верится, что он генерал!
Вскоре Кондратенко и его спутники заметили несущихся навстречу во весь карьер всадников. Впереди, низко нагнувшись к луке, скакал Белый. Он наотмашь рубил шашкой мелкий кустарник. За ним, порядочно отстав, неслась Варя, тоже воинственно размахивая казачьей шашкой Когда Белый подскакал к Кондратенко, его раскрасневшееся лицо было полно молодого оживления и задора.
— Приятно иногда немного размяться и тряхнуть стариной, — весело пояснил он, приглаживая свои растрепавшиеся длинные усы. — Что ты, Варвара, ни говори, как ни скачи, — обернулся он к подъехавшей дочери, — но все же ты — девка, и такого старого казака, как я, тебе не перегнать.
— Давай поменяемся лошадьми, так я, папа, тебя обскачу, как стоячего, — задорно предложила девушка, оправляя волосы. — Зачем только я девчонкой уродилась! — горестно вздохнула она, здороваясь.
— А что бы вы сделали, если бы были мужчиной? — спросил прапорщик.
— Прежде всего женилась бы на вас! — выпалила Варя.
Все громко расхохотались.
— Получили, Сергей Владимирович? Вперед наука — не задевайте, — заметил Кондратенко.
— Ох, я уж пять месяцев эту науку прохожу, и пока безуспешно.
— Кто же виноват в том, что вы так непонятливы?
— Видимо, таким уродился! Как сошел ваш экзамен?
— Сдала с отличием и получила аттестат фельдшерицы, с чем можете меня и поздравить!
— Теперь вы окончательно зазнаетесь и вообразите себя первым медицинским светилом в Артуре.
— Роман Исидорович, — обратилась девушка к генералу, — я выбрала в этом районе место для перевязочного пункта: у подножия Большой горы, в овраге. Можно его вам показать сейчас?
— Да вы, никак, всерьез решили взять на себя руководство медицинской частью крепости? — обернулся к ней генерал. — Ну, покажите, где ж вы наметили место?
— Вон там внизу! — ответила Варя и рысью тронулась вперед. За ней последовали все остальные. Проехав с полверсты, она остановилась.
— Тут! — показала она рукой на почти вертикальную, обрывающуюся вниз скалу.
— Место неплохое, хорошо укрытое в мертвом пространстве, имеет хорошие подступы, — осматривался вокруг Кондратенко. — Значит, все в порядке! Сергей Владимирович, составьте смету и проект, затем поезжайте к Костенко и все урегулируйте окончательно.
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — отозвался Звонарев.
Варя радостно захлопала в ладоши.
На следующий день Звонарев и Варя направились к председателю порт-артурского крепостного суда генералу Костенко, который жил на даче за Плоским мысом. Денщик не сразу решился доложить генералу о прибытии гостей.
— Их превосходительство больны и даже серчают, когда их беспокоят без дела, — сомневался солдат.
Нетерпеливая Варя не стала дожидаться приглашения, вслед за солдатом ворвалась в комнату и присела перед изумленным неожиданным вторжением генералом в низком реверансе.
— Здравствуйте, крестненький! Мама прислала меня справиться о вашем здоровье. Получите настойку, она очень помогает при простуде, — затараторила девушка, протягивая встревоженному Костенко банку с лекарством.
— Здравствуй, здравствуй, стрекоза! Совсем меня оглушила своей болтовней. Спасибо Марии Фоминичне за заботы обо мне, — оживился тронутый вниманием к нему генерал. — Кто это с тобой? Прошу подождать, пока я кончу разговор с мадемуазель Белой, — обернулся он к Звонареву.
— Это адъютант Кондратенко. Мы с ним приехали по одному и тому же делу, — пояснила Варя.
— Уж не в посаженые ли отцы приглашать собираетесь? И рад бы, да не могу — болен.
— Ой, что вы, крестненький, меня конфузите! Рано мне еще о женихах думать, — смутилась Варя.
— Не скромничай, стрекоза! Ты совсем уж заневестилась. Отец с матерью глазом моргнуть не успеют, как выскочишь за такого молодца, как этот, — продолжал Костенко.
— Вы состоите председателем военно-санитарной комиссии, которая ведает выбором мест и устройством перевязочных пунктов, — начала деловой разговор Варя.
— Этими делами ведает главный крепостной врач доктор Субботин, — отнекивался генерал.
— Председателем комиссии по приказу числитесь вы, ваше превосходительство, — почтительно доложил Звонарев.
— Но я болен, простужен и никуда не выхожу, — воскликнул Костенко.
— Да на дворе теплее и лучше, чем здесь, — распахнула окно Варя. — Поедемте к нам, а по дороге мы вам покажем выбранное нами место для перевязочного пункта.
Охая и кряхтя, генерал поднялся со своего места и кликнул денщика.
— Подай пальто и калоши, — распорядился он.
— На улице страшная жара и совершенно сухо, довольно будет и плаща от пыли, — убеждала Варя.
— Тебе, стрекоза, всегда жарко в присутствии молодых людей, а я все время мерзну, — вздохнул Костенко.
Варя решительно отстранила денщика с пальто, сняла с вешалки пыльник и накинула его на плечи генерала. Звонарев подал ему фуражку, и Костенко, трижды перекрестившись на образ, двинулся к выходу.
— Чудно, чудно, — жмурился генерал на солнце. — Хорошо, что ты меня вытащила на свет божий, а то я совсем мохом оброс.
— Мы тут набросали план постройки и составили смету. Нужна ваша утверждающая подпись, — подсунула Варя генералу чертеж и смету,
— Это я рассмотрю дома.
— Нам надо поскорее, а без вашего разрешения нельзя приступать к работе.
— Кондратенко видел ваш проект?
— Видел и одобрил.
— Пусть хоть распишется в уголке. С меня этого будет достаточно.
— Вы не верите, что Кондратенко одобрил проект? — насела Варя на генерала.
— Все это на словах. Мы, судейские, знаем им цену, — решительно возражал Костенко.
Когда приехали на место, генерал уже бодро вылез из экипажа и пошел за Варей.
— Вы будете долбить скалу? Сколько времени займет эта работа? — справился Костенко, с некоторым недоверием поглядывая на скалу.
— Не больше месяца. Зато прочность сооружения будет вне сомнений и раненые будут тут в полной безопасности, — пояснил Звонарев.
После осмотра скалы поехали на обед к Белым. За едой генерал совсем уже разошелся и повеселел.
— Дочка у вас, Мария Фоминична, настоящий клад. Унаследовала от вас дар исцеления недугов. Женишка ей надо под стать — красивого и улыбчатого, чтобы они Друг на друга любовались, — совсем размяк генерал после вкусного обеда со сладкими наливками.
Вскоре подъехал Кондратенко. Варя тут же заставила его подписать проект и омету, после чего Костенко вывел своим каллиграфическим почерком: «Утверждаю».
— Теперь все в порядке и можно приступить к работе! — обратилась Варя к Звонареву. — Завтра в четыре часа я буду на месте, чтобы и вы там находились к ука — ванному времени, — распорядилась она.
— Слушаюсь, господин «фершал»! — вытянулся прапорщик.
На другой день после полудня, когда дневной жар несколько спал, Звонарев приехал на Залитерную батарею. Его встретил Борейко в одной рубахе, в веревочных лаптях на босу ногу, с подобием чалмы на голове. Под стать ему, были одеты и солдаты. Неподалеку матросы под руководством Сойманова устанавливали морскую пушку.
— Зачем пожаловал к нам, Сережа? — обратился к прапорщику Борейко.
— Мне поручена постройка перевязочного пункта в тылу у Залитерной батареи. Нужны рабочие. Я думаю, что и моря, ни не откажут нам в помощи, — обернулся прапорщик к Сойманову.
— Конечно, дело общее, вместе воевать будем, — согласился лейтенант.
Вскоре три офицера с десятком солдат и матросов стояли около намеченного для блиндажа места.
— Место похоже на преисподнюю. Тут весьма удобно будет душе отправляться к черту в лапы, — осмотрелся кругом Борейко.
— Сюда не залетит ни один снаряд: со всех сторон прикрыто. Сообщение с батареей по глубоким оврагам, — защищал Звонарев выбранное место.
— По ночам сюда черти на свадьбу собираются, — заметил Блохин, пришедший с другими солдатами.
— Это ведьмы на Лысой горе шабаш оправляют, — поправил его Мельников.
— Своей стрельбой мы их с гор-то спугнем. Они от страха сюда и забегут, — не сдавался Блохин.
В это время вдали показалась всадница, в которой узнали Варю Белую.
— Первая ведьмочка уже поторапливается сюда. И впрямь место не чистое, — усмехнулся Борейко.
Подъехав, Варя легко соскочила с лошади. Офицеры пошли ей навстречу. Им прежде всего бросились в глаза многочисленные ссадины на лице девушки, густо смазанные йодом, что придавало ее физиономии довольно зверское выражение. Борейко громко расхохотался.
— Никак, наша амазонка раскрасилась в боевые цвета! Не сдобровать тебе, Сережа.
— Вы только и умеете, что смеяться над бедной девушкой, Медведище! Нет чтобы пожалеть меня, — отозвалась Варя. — Хотя бы вы посочувствовали мне, Сергей Владимирович.
— Выражаю свое глубочайшее сочувствие, храбрейшая из храбрых амазонок, и советую на будущее время, во-первых, с лошади не падать, а во-вторых, ссадины запудривать, а не смазывать йодом. От этого ваша наружность только выиграет.
— С пудрой можно внести в ссадины инфекцию, йод же действует обеззараживающе, — докторским тоном ответила девушка. — Что же касается моей наружности, то она меня мало интересует.
— Но зато весьма волнует иссохшее от любви к вам сердце моего друга Сережи. Поэтому я из чувства дружбы, а также в целях предотвращения паники среди моих солдат, могущей возникнуть при виде столь воинственной вашей раскраски, присоединяюсь к его просьбе, — добавил Борейко.
— Придумайте что-нибудь поостроумнее, господин Медведь! — обрезала Варя.
Сойманов с удивлением наблюдал за этой перепалкой, недоумевая, кто же эта девушка, пока наконец Звонарев не представил его Варе.
— Белая! — отчетливо назвала она свою фамилию. — Приступим к делу. Здесь будет построен перевязочный пункт. Надо обсудить, как это сделать проще и скорее всего. Сергей Владимирович, ждем вашего доклада.
— Слушаюсь, ваше превосходительство! — шутливо вытянулся Звонарев и в коротких словах сообщил о предстоящей работе.
— Задача не из легких, но дело нужное и важное, — обратился Борейко к солдатам.
— Для перевязочного пункта лучшего места не найти, а со скалой мы справимся. Пойдем по этой трещине и разворошим всю скалу, — ответил Родионов.
— Завтра с утра назначим человек двадцать солдат и матросов и постараемся в кратчайший срок оборудовать этот пункт. Ты согласен? — обернулся Борейко к Сойманову.
— Вполне и готов всемерно помогать вам в этом деле, — ответил моряк.
Все двинулись обратно на Залитерную батарею.
В последующие дни развернулись работы по устройству перевязочного пункта. Родионов и Блохин оказались главными производителями работ.
Варя почти ежедневно появлялась здесь. Родионов и Блохин были главными советниками по всем вопросам.
— Здравствуйте, барышня, — обычно приветствовали они ее, когда она подъезжала. — У нас сегодня работа идет хорошо, да не хватает лопат и кирок.
Варя выслушивала и аккуратно все записывала, чтобы затем переговорить или с Звонаревым, или с самим Кондратенко.
Варя очень скоро познакомилась со всеми артиллеристами и моряками и не хуже офицеров знала их в лицо и по фамилиям, знала семейное положение, личные качества.
По мере сил она старалась быть им полезной, в частности, взялась отправлять письма через Чифу в Россию. Солдаты не имели возможности пользоваться официальными средствами сообщения, вроде отправки писем с миноносцами или зафрахтованными от казны китайскими джонками, ввиду дорогой цены за доставку письма, и сдавали свои письма на городскую почту, которая охотно их принимала, но никуда не отправляла. Через своего садовника Вен Фань-вея Варя установила связь с лодочниками, рисковавшими прорывать японскую блокаду с моря. Все собранные от солдат письма она упаковывала в один большой конверт и отправляла его от своего имени русскому консулу Тидеману в Чифу. Помимо этого, девушка взялась подготовить из солдат санитаров, а попутно начала обучение грамоте безграмотных и малограмотных. Почти все свое свободное время она проводила на пункте или на Залитерной батарее. Если Борейко держался в стороне от нее, то Сойманов на первых порах попытался было за ней ухаживать. Варя сперва удивилась этому, затем рассердилась и однажды, когда лейтенант хотел ее обнять в темноте, напрямик заявила ему:
— Я, Павел Михайлович, не переношу подобного отношения к себе! Мы оба только выиграем, если наши отношения станут другими.
Моряк был смущен такой отповедью и ухаживания прекратил. Когда он сообщил Борейко о происшедшем, тот только усмехнулся.
— Счастливо отделался! Мог бы получить и хорошую оплеуху. Варвара Васильевна у нас на расправу коротка! Кроме того, там место уже прочно занято Сережей Звонаревым.
— Но последнее время они почти не видятся. А когда встречаются, то только все время препираются между собой.
— Тем не менее Варя ни на кого не смотрит и никого не видит, кроме него.
— Чего, по-моему, нельзя сказать о нем!
— Тут дело темное! Похоже, что он и сам еще не знает, на ком остановить свой выбор.
В один из вечеров уже поздно на батарею приехал Кондратенко в сопровождении Звонарева. Генерал с утра был на коне, сильно устал и торопился домой, но, (проезжая мимо, вспомнил о перевязочном пункте и заехал на Залитерную Варя как раз вела при свете ручных фонарей занятия с санитарами. В темноте Кондратенко заметили не сразу, и он обошел почти всю батарею, когда его наконец узнал Блохин и скомандовал солдатам: «Смирно!» Генерал поздоровался и подошел к Варе.
— Может быть, вы мне покажете ваш перевязочный пункт? — обратился он к ней.
Около поворота к перевязочному пункту горел костер, разложенный сторожившими строительные материалы солдатами. При помощи факелов из промасленного каната они осветили всю строительную площадку. В скале были выдолблены две рядом расположенные пещеры, в каждой из которых могло поместиться до тридцати человек раненых. Рядом намечалась еще третья. Высота их достигала полутора саженей. В полу и стенах виднелись блестящие прожилки кварца и слюды. Кондратенко обошел все помещение, местами обстукал стены и сделал несколько замечаний технического характера.
— Такой каземат может выдержать бомбардировку даже двенадцатидюймовыми снарядами. Раненые будут здесь в полной безопасности! — резюмировал генерал свое мнение.
— Мы еще проведем сюда электрическое освещение, водопровод, устроим вентиляцию — и все будет готово! — радостно говорила Варя.
— Вас можно поздравить с успешным выполнением плана, — пожал девушке руку генерал.
— Я здесь ни при чем. Все рассчитал Сергей Владимирович, а сделали — они! — И девушка махнула рукой в сторону матросов и солдат. — Они все очень старались.
— Для себя, барышня, работали! — вполголоса ответил за всех Блохин.
— И на других фортах солдаты работают для себя, однако далеко не везде так хорошо, как здесь. Я давно говорил Стесселю, что к каждому форту, батарее и укреплению надо заранее прикрепить определенные части и им же поручить их оборудование. Тогда все будут кровно заинтересованы в своей работе и выиграет вся крепость в целом. Литера Б, Залитерная и этот пункт прекрасно подтверждают мою мысль. Когда думаете закончить постройку? — обернулся генерал к Звонареву.
— Дней через десять будет готово, ваше превосходительство.
Поблагодарив еще раз Варю, Кондратенко велел подать себе лошадь.
— Завтра же прикажите от моего имени саперам привести дороги сюда в полный порядок.
После этого Кондратенко уехал, оставив Звонарева на батарее.
— Видите, как хорошо все вышло! — обернулась Варя к солдатам. — Сам Кондратенко похвалил работу! — обратилась она к Звонареву.
— Нам бы, барышня, в награду выдали по полбутылочки водки, — отозвался Блохин, — все веселее на сердце станет, как выпьешь.
— Что-то я тебя, Блохин, особенно грустным и не видела. Хорошая работа тоже веселит сердце.
— Так-то оно так, но малость выпить все же не мешает!
— Спрошу у начальства, как оно велит.
Вслед за Кондратенко двинулась и Варя. Звонарев последовал за ней. В темноте приходилось ехать шагом, чтобы не покалечить лошадей на разбитой дороге.
— Я удивляюсь, Варя, вашему умению обращаться с солдатами. Вы не только не стесняетесь сами, но не стесняете и их своим присутствием.
— Я с колыбели привыкла к общению с ними: моей первой нянькой был денщик, — ответила девушка. — Раньше у нас денщики жили по семи лет и совсем входили в семью. Некоторые еще и сейчас пишут нам о себе. Особенно мама быстро сживалась с ними, женила их, крестила у них детей. Правда, что вам ваша Ривочка натянула нос после смерти Дукельского? — вдруг переменила она разговор.
— Раз она мне натянула нос, значит, она уже не моя!
— И вы продолжаете бывать у нее и мечтаете о ней?
— Да!
— Спокойной ночи, желаю вам счастья с вашей еврейкой! — насмешливо-сухо проговорила Варя и, хлестнув по лошади, скрылась в темноте, оставив Звонарева в полном недоумении.
У себя на квартире Звонарев нашел записку от Кондратенко, который его предупреждал о поездке утром вместе со Стесселем на передовые позиции. Отдав нужные распоряжения своему ординарцу, прапорщик поспешил улечься в постель.
На другой день около семи часов утра Звонарев был уже на вокзале. У перрона стоял экстренный поезд в составе одного вагона-салона и трех товарных, в которые грузили верховых лошадей для участников поездки. Около поезда прохаживались Кондратенко, начальник его штаба подполковник Науменко, полковник Рейс и личный адъютант Стесселя князь Гантимуров.