Страница:
Вскоре приехали Стессель и Никитин, последним явился адъютант Никитина капитан Померанцев, за которым трое солдат несли корзины с закуской и выпивкой.
Расселись в кресла, глядя в окно. Стессель был молчалив и мрачен. Вернувшийся вчера из Инкоу миноносец «Лейтенант Бураков» привез повторный приказ об его отзыве из Артура, и теперь генерал ехал к Фоку советоваться.
— Какие новости у вас? — спросил Кондратенко, обернувшись к Рейсу.
— Получено подтверждение об отходе Штакельберга после боя у Вафангоу на север и приказ о повторном выходе флота в море для прорыва во Владивосток.
— Тэк-с! Значит, деблокада Артура откладывается на неопределенное время, раз Куропаткин пятится назад вместо продвижения вперед, — заметил Кондратенко. — Интересно, как велики силы против нас, не попробовать ли нам наступать, дабы оттянуть часть японцев на себя.
— Что вы, ваше превосходительство! Наша задача защищать Артур, а не оттягивать на себя силы. У нас и так очень мало людей, — горячо возразил Рейс.
— Если не наступать, то беспокоить почаще японцев вылазками разведчиков будет весьма полезно.
— Напрасная трата живой силы! Многого они не узнают и только понесут зря потери! — возражал полковник.
— Взаимодействие армии и крепости в том и заключается, чтобы заставить противника дробить свои силы между ними.
— Академическое рассуждение. Роман Исидорович. Своя рубашка ближе к телу. Пусть Куропаткин сам о себе заботится, — вмешался Стессель.
Пока генералы вели между собой беседу, Померанцев и Гантимуров занялись приготовлением завтрака. Появился накрытый белой скатертью стол, на котором живописно разместились закуски. Захлопали пробки, и батарея разнообразных бутылок дополнила убранство стола.
— Не кручинься, Анатолий Михайлович! Попомни мое слово, разобьем мы макак косорылых в пух и прах, и будешь ты генерал-адъютантом, а то и фельдмаршалом. Всех самотопов подчинят тебе, и они станут ходить по струнке. За нашего вождя и полководца генерала Стесселя! Урррааа! — заорал Никитин и полез целоваться со своим другом.
Потом пили за Кондратенко, Никитина, артиллеристов. Никитин поднял бокал даже за железнодорожников, но Стессель запротестовал.
— За штатскую сволочь не пью! — категорически заявил он.
Звонарев сидел в углу и наблюдал за происходящим.
— Когда же ваша свадьба, молодой человек? — обернулся к Звонареву Стессель. — Моя жена уже приготовила для Вари подарок.
— Боюсь, что никогда, ваше превосходительство.
— Фордыбачит, значит, девица. Она с норовом. Быть вам под башмаком до конца своих дней! — продолжал Стессель.
— Я не отказался бы от такого очаровательного башмачка! — вставил Гантимуров, иронически оглядывая Звонарева.
— Что ж, обручения еще не было. Можете попытать счастья, — усмехнулся Стессель.
Поезд остановился у разъезда одиннадцатой версты. В вагон тотчас же вошел Фок в сопровождении начальника своего штаба полковника Дмитриевского. Отдав Стесселю рапорт о положении дел на позиции, Фок поздоровался со всеми и занял место рядом, со Стесселем,
— Чем порадуешь, Александр Викторович? — спросил Стессель, наливая ему водки.
— Радости особой нет, во и печалиться не из-за чего! — растягивая слова, ответил Фок. — Водку мне наливаешь зря. Я ее не употребляю, поэтому предоставляю свою порцию Владимиру Николаевичу, — кивнул Фок на уже сильно подвыпившего Никитина.
— Не отказываюсь, — тотчас отозвался последний. — Известно, что немцу смерть, то русскому здорово! За ваше здоровье, господин Фик-Фок на один бок! — И Никитин демонстративно осушил свою рюмку.
Стессель нахмурился и сухо заметил Никитину:
— Пожалуй, Владимир Николаевич, тебе пора перейти к сельтерской.
— Сейчас последую твоему мудрому совету, Анатолий Михайлович. Кирилл Семенович, распорядитесь-ка там, пожалуйста, чтобы мне немецкой водички подали! — обернулся, к Померанцеву Никитин.
Стессель вышел вместе с Фоком из вагона и стал прогуливаться, вдоль поезда.
— Получил повторный приказ о выезде из Артура, — хмуро сообщил он Фоку.
— Кому известно содержание телеграммы?
— Мне и Рейсу. Морякам копии нет, только Смирнову.
— Значит, все в порядке! Пошлешь заготовленный нами ответ, и дело с концом. Смирнову, конечно, ни гугу!
— Само собой разумеется! — поддакнул Стессель.
— Зачем едет этот умник Кондратенко? Меня, что ли, учить уму-разуму?
— Хочет ознакомиться с позицией на твоем участке и заглянуть в свой Двадцать шестой полк на правом фланге.
— Он слишком много фантазирует и бог знает что воображает о себе. Надо его сократить, а в случае надобности и убрать совсем, а то со своей юношеской лихостью он натворит нам бед.
— Какой же он юноша в сорок семь лет?
— С высоты моих шестидесяти двух, конечно, ни совсем юноша!
Пока генералы разгуливали по платформе, Кондратенко подозвал к себе Дмитриевского и начал расспрашивать о положении на фронте. Науменко достал карту и попытался нанести на нее расположение частей, но тотчас же запутался: целый ряд деревень оказался не отмеченным на карте, другие были нанесены неверно, названия перепутаны.
— Не карта, а одно недоразумение! — возмущался Кондратенко. — Шесть лет владеем Квантуном и не удосужились изготовить, приличных карт! Воюешь на совершенно неизвестной местности. Что же тут удивительного, коль получается путаница!
— Путаница на карте — это еще полбеды, а в Управлении — это похуже! — заметил Науменко.
— Кто же в Артуре путает? — спросил Дмитриевский.
— Все начальники, до мере своих сил и возможностей, — отозвался Кондратенко. — Стессель отдает одни приказания, Смирнов другие, моряки третьи, я четвертые. Вполне естественно, что наши подчиненные ругают нас всех вместе.
— Поехали дальше! — приказал Стессель, появляясь в вагоне. — Что вы тут мудрите над картой, Роман Исидорович?
— Знакомлюсь с положением, дел на фронте и думаю кое-что предложить на ваше благоусмотрение, Анатолий Михайлович, — почтительно проговорил Кондратенко. — Наша задача возможно дольше задержаться на перевалах, чтобы возможно больше укрепить Артур.
— Я не собираюсь зимовать здесь! — резко вставил Фок. — Через месяц отведу свои полки в Артур.
— Правый фланг занимают части моей дивизии, и я отнюдь не собираюсь уходить отсюда раньше времени.
— Это ваше дело и меня не касается! Я уйду, а вы как хотите!
— Подобная постановка вопроса совершенно недопустима. Прошу вас, Анатолий Михайлович, объяснить это генералу Фоку.
— Я не глупее вас и ни в каких объяснениях не нуждаюсь!
— Прошу без резкостей, господа! — вмешался Стессель. — Части отойдут в Артур тогда, когда я им прикажу. Пока же надо подумать об усилении обороноспособности позиций на перевалах.
Кондратенко замолчал, а Фок начал притворно зевать. В углу в кресле похрапывал Никитин. Начальники Штабов вполголоса переговаривались между собой. Звонарев смотрел в окно.
Было около одиннадцати часов утра, когда наконец поезд добрался до разъезда девятнадцатой версты, где решено было выходить из вагонов.
Стесселя встретили генерал Надеин, полковник Ирман, Сахаров и несколько командиров полков. Генеральская овита увеличилась. Кавалькада двинулась в путь вдоль железнодорожного полотна по направлению передовых позиций, до которых оставалось еще верст пятнадцать.
Вдали слышались редкие орудийные выстрелы.
— Стреляют у Юпилазы, — указал рукой в направлении выстрелов Фок. — Чего доброго, и на нее кинутся в атаку.
Стессель ехал впереди крупной рысью, «на ходу здороваясь со встречными командами. Вдруг неожиданно слева послышались ружейные залпы. Генерал резко остановил свою огромную раскормленную кобылу.
— Это что за стрельба? — спросил он у Фока.
— За сопками начинается уже линия передовых окопов. Верно, стрелки заметили движение у японцев.
— Почему же меня ранее не предупредили, что позиция уже, близко? Я со своей свитой вылетел бы вперед и послужил бы хорошей целью для японцев! — сердито крикнул Стессель и круто повернул лошадь назад. — Где здесь лучший кругозор? Я хочу осмотреть позиции на всем протяжении, — спросил он.
— Направо так называемая Большая Сопка, оттуда видно далеко во все стороны, — поспешил к генералу Дмитриевский.
— Ведите нас туда. Поезжайте вперед, а я за, вами, — распорядился Стессель.
Полковник свернул с дороги и по узенькой тропинке двинулся к указанной вершине. По тропинке можно было ехать лишь в одиночку, и вся свита столпилась на дороге.
— Поедем вперед к позициям, — предложил Кондратенко своему начальнику штаба и Звонареву и тронулся на выстрелы. Через минуту все трое были уже на хребте, за которым шла линия русских окопов. С вершины горы открывался широкий вид во все стороны. Прямо виднелся расположенный вблизи Дальнего лагерь японцев, по дороге к городу двигались многочисленные обозы. Артиллерия бездействовала. Все говорило о малочисленности и слабости врага в этом районе, который больше готовился к обороне, чем к наступлению.
— Собрать бы кулак полка в два и ударить на Дальний, пока здесь почти пусто, а железная дорога, за отсутствием паровозов широкой колеи, еще не действует! — мечтал вслух Кондратенко. — Много шансов, что это предприятие увенчалось бы большим успехом, а особенно если с моря одновременно на Дальний ударит и флот.
— Едва ли Стессель на это согласится. Он все же считает, что против нас направлена вся японская армия, а на севере имеются лишь заслоны.
— Хороши заслоны, коль они разбили такой прекрасный корпус, как Первый Сибирский! — усмехнулся генерал. — Нам надо здесь рискнуть.
— Для этого необходимо быть смелым человеком, чего о Стесселе сказать нельзя.
— А Фок?
— Тот и еще хуже! Из упрямства будет против, раз идея наступления принадлежит вам, а не ему.
— Невесело! Но поедем дальше вдоль фронта, — решил Кондратенко.
Русские окопы шли не оплошной линией, а были расположены по возвышенностям. Промежутки между ними простреливались ружейным огнем. Батареи, в отличие от Цзинджоу, все стояли на закрытых позициях. Впереди находились лишь наблюдательные пункты. Вскоре Кондратенко подъехал к одному из них. Навстречу генералу вышел Алн-Ага Шахлинский.
— Много перед вами японцев, капитан? — спросил Кондратенко.
— Почти что вовсе нет. За неделю я видел не больше двух рот. Из артиллерии пока обнаружено только две горных пушки за тем хребтом, — доложил командир батареи.
— Как вы думаете, могло бы иметь успех наше наступление в этом районе? — спросил генерал.
— На этом участке — вполне! Мы вышли бы в тыл горы Хунисан и заставили бы японцев ее очистить, но генерал Фок будет против этого: он даже стрелять мне запрещает, считая это ненужной затеей, — жаловался капитан.
Кондратенко переглянулся со своим начальником штаба. Простившись с капитаном, он свернул в тыл и поехал по направлению видневшейся вдали группы Стесселя. По дороге, около довольно большого резервного лагеря, Звонарева окликнули. Задержав лошадь, прапорщик оглянулся и увидел Стаха Енджеевского.
— Каким ветром вас сюда занесло? — поздоровался он с Звонаревым.
В серо-зеленом костюме, в серых парусиновых сапогах, поручик почти совсем сливался с окружающей природой. Кондратенко тотчас обратил на это внимание.
— У вас прекрасно подобран цвет вашей одежды. Откуда вы достали такую материю?
— Были обычного цвета брюки и гимнастерка, а китайцы-портные перекрасили их в защитный цвет, — пояснил поручик.
— Какая это часть? — опросил генерал.
— Охотничья команда Четырнадцатого полка.
— Если бы вам предложили пошарить у японцев в тылу и обойти справа Хунисан, вы не возражали бы?
— Я об этом давно мечтаю и не раз докладывал своему командиру, но безрезультатно. Японцев перед нами так мало, что можно рискнуть и потревожить их!
— Ваша фамилия?
— Поручик Енджеевский.
— Рад с вами лично познакомиться! Отлично помню вашу телеграмму из-под Цзинджоу. Благодаря ей мне удалось уговорить Стесселя не отступать сразу в Артур, а задержаться на этом перевале. Ваше начальство вас, насколько я знаю, не особенно жалует. Хотите перейти в мою дивизию?
— Только вместе с моими охотниками.
— Прекрасный ответ для офицера! К сожалению, целиком всю вашу команду не переведешь в другой полк.
Когда Кондратенко и его спутники вернулись к группе Стесселя, они застали его сидящим за пулеметом. Несколько офицеров, собравшись вокруг генерала, усиленно щелкали фотографическими аппаратами.
Вставив пулеметную ленту, Стессель нажал на спуск, и пулемет затрещал. Генерал прошелся очередью по кустам гаоляна, но лента заклинилась.
— Можно заложить другую ленту, — услужливо предложил командир Четырнадцатого полка полковник Савицкий.
Стрелки бросились было к пулемету с новой лентой, но подъехавший Кондратенко отвлек внимание Стесселя, указав ему на частые заклинения патронов.
— На это нужно обратить самое серьезное внимание. Во время отбития штурма пулеметы незаменимы, а каждое заклинение отнимает массу драгоценного времени.
— Да, да. Это безобразие! — согласился Стессель. — В Артуре прикажу Белому специально заняться этим вопросом. — И генерал, разминая затекшие ноги, встал с пулеметного седла.
— Готова фотография: генерал Стессель на передовых позициях самолично стреляет по наступающим японцам, — шепнул на ухо Звонареву знакомый офицер.
Фок подъехал к Кондратенко.
— Любовались видами, Роман Исидорович, и критиковали передовые позиции моего участка, а заодно перемывали косточки и мне? — елейным тоном спросил он.
— Сплетнями на занимаюсь, а позиции действительно осмотрел и нашел их в плохом состоянии, — громко ответил Кондратенко.
— На участке Семенова, где расположены полки вашей дивизии, и таких окопов нет, там просто ряд заячьих нор, в которых не только под артиллерийским, но и под ружейным огнем долго не усидишь.
— Это происходит потому, что вы захватываете для своей дивизии все материалы, которые я направляю из Артура к Семенову.
— Опять вы что-то не поделили, господа? — с раздражением проговорил подъехавший Стессель. — Если бы вы знали, как это мне надоело! Из-за каждого пустяка поднимаются бесконечные ссоры!
Фок и Кондратенко молча выслушали это замечание.
— Какой леший влезет на наши позиции! Сплошные обрывы и голые скалы. Природная их сила так велика, что тратить много средств и материалов на их укрепление нет смысла. Никакие японцы никогда их не возьмут! — продолжал ораторствовать Стессель.
— Я с этим вполне согласен, — не замедлил поддакнуть Фок. — Зато генерал Кондратенко, как всегда и везде, имеет по этому вопросу свое» особое» мнение! Инженерская школа все же сказывается в нем…
— Инженеры много мудрят, еще больше крадут, но со мной не пошутишь, я им потачки не дам! — проговорил Стессель.
— Ваше превосходительство, не угодно ли вам перекусить? — расплылся в широчайшей улыбке полковник Савицкий, начальник объезжаемого участка обороны.
Стессель охотно согласился.
В большой палатке Красного Креста был накрыт стол. Толстый Савицкий, отдуваясь, занял хозяйское место во главе стола, усадив около себя Стесселя и Фока. Солдаты начали обносить обедающих закусками, застучали ножи, зазвенели рюмки.
Разговор с каждой минутой делался громче и оживленнее, начались тосты за начальствующих лиц, и обед принял характер обычной офицерской попойки. Незаметно подошел вечер. Звонарев с Гантимуровым вышли на воздух.
Вскоре из палатки вышел Кондратенко.
— Пора двигаться и дальше, а то боюсь тут застрять на ночь! Можно еще сегодня добраться до штаба Семенова, а завтра вернуться в Артур. Мы домой и верхом доедем, тут ведь недалеко.
Но Стесселю тоже надоело сидеть за столом, и он решил ехать.
— Господа! Довольно лоботрясничать! — обратился он к обедающим. — Едем дальше! Хозяину спасибо за хлеб-соль! Прикажите подать лошадей.
Вскоре значительно поредевшая кавалькада двинулась дальше. Стессель ехал не спеша. Благодушно настроенный после обеда, он милостиво здоровался со встречными офицерами и расспрашивал их о житье на позициях.
Кондратенко поднял разговор о возможности наступления на Дальний.
— Опять у вас новая идея появилась, Роман Исидорович! Вашей фантазии может позавидовать любой подпоручик! Быть может, на отдельном участке японцы и слабее нас, но в общем-то силы у них значительно больше наших. Поэтому наступление легко будет парализовано ими, и мы понесем только напрасные потери. Следовательно, нам незачем их беспокоить, раз они нас не трогают, — позевывая, ответил Стессель.
— Примерно так рассуждает и Витгефт для оправдания своей бездеятельности в Артуре!
— Моряки прячутся за наши спины, а мы ни за кого не укрываемся, а все время стоим лицом к лицу с врагом.
— Не в этом дело! Как известно, нападение — лучший способ защиты: мы сразу отвлечем внимание японцев к себе; возможно, они перебросят сюда часть сил с севера…
— Боже нас от этого упаси! Я не знаю, как мы удержимся против наличных японских частей, а вы собираетесь еще привлекать их, к нам. На это я никогда не соглашусь! — решительно отверг предложение Стессель.
— Мы этим облегчим переход в наступление Маньчжурской армии, — убеждал начальника укрепленного района Кондратенко.
— Куропаткин нас об этом не просит и этого нам делать не велит. Зачем же мы будем навязывать ему свою помощь? — возражал Стессель.
— Помогая Куропаткину, мы тем самым помогаем самим себе, ибо наилучшей помощью для нас явится деблокада Артура и восстановление сообщения с Маньчжурией. В этом и заключается взаимодействие крепости с полевой армией. Мы притягиваем на себя значительные силы врага и тем облегчаем положение армии, она же, в свою очередь, помогает нам, оттягивая силы на себя. Это азбучная истина, известная каждому молодому офицеру, — начал уже раздражаться упрямством Стесселя Роман Исидорович.
— Я же, как вам известно, являюсь генералом русской армии, которому эти, как вы выражаетесь, «азбучные истины» известны не хуже вас. И тем не менее я с вами не согласен и решительно возражаю против каких бы то ни было попыток «перейти в наступление и помочь Маньчжурской армии». Считаю вопрос исчерпанным и прекращаю бесцельное словопрение, — оборвал Стессель.
— Тогда разрешите хоть провести хороший поиск разведчиками в этом направлении?
— Это другое дело! Пошарить у японцев в тылу и вернуться назад ни, когда не вредно!
— Только пусть этим занимаются части Седьмой дивизии, а не моей, — вмешался в разговор Фок. — Я решительный противник подобных экспериментов и не допущу участия в них частей Четвертой дивизии.
— В поиске будут участвовать те части, которые назначит начальник района, — ответил Кондратенко.
— Так как инициатор дела вы, Роман Исидорович, то вам и карты в руки! В разведке будут участвовать полки вашей Седьмой дивизии и, если хотите, моряки, — обернулся Стессель к Кондратенко.
— Я просил бы придать мне еще пограничников.
— Не возражаю!
— Завтра же я сменю Двадцать шестым полком Четырнадцатый и начну подготовку к поиску. Быть может, вы найдете возможным, Александр Викторович, передать в мое распоряжение охотничью команду Четырнадцатого полка?
— Нет, не найду. Сами кашу завариваете, сами ее и расхлебывайте, а я тут ни при чем и мои солдаты тоже.
— Охотники Четырнадцатого полка хорошо знают местность в этом районе, а моим частям придется еще знакомиться с ней, на что уйдет много времени.
— Взялся за гуж, не говори, что не дюж! — усмехнулся Стессель. — Орудуйте, Роман Исидорович, своими силами и не рассчитывайте на чужую помощь.
— Попробую!
— Только помните, что за успех дела вы отвечаете целиком! — с угрозой заметил Фок.
— Я привык отвечать за свои действия.
— Тут кончается участок Четвертой дивизии, — остановил свою лошадь Фок. — Дальше район Кондратенко.
Стессель тоже остановился.
— Устал я, Роман Исидорович, и обещал жене к вечеру быть в Артуре. Вы и без меня прекрасно сумеете осмотреть позиции и внести, где нужно, необходимые исправления, поэтому я поеду обратно.
— Не смею задерживать, ваше превосходительство. Но, конечно, очень жаль, что вы не сможете взглянуть на «заячьи норы», в которых расположены мои части.
— Вы снимите несколько фотографий и потом покажете их мне и Александру Викторовичу, — мудро решил Стессель и тронулся в обратный путь вместе со своей свитой.
Кондратенко, Наумеяко и Звонарев двинулись дальше. Вскоре их встретили начальник правофлангового участка полковник Семенов, участковый инженер капитан Зедгенидзе и начальник артиллерии участка полковник Мехмандаров. Поздоровавшись с ними, генерал направился на позиции. В отличие от участка Четвертой дивизии окопы здесь были прекрасно оборудованы, имели прочные блиндажи, были хорошо применены к местности.
— И это Фок смеет называть заячьими норами! — возмущался Кондратенко.
Уже совсем в темноте Кондратенко добрался до штаба Семенова и решил здесь заночевать. Вскоре один за другим подъехали вызванные по телефону начальники боевых участков левого фланга. Кондратенко приветливо с ними здоровался и заставлял каждого подробно рассказывать о положении на участке. Затем началось совещание о возможности перехода в наступление в направлении Дальнего. Эта мысль была с энтузиазмом поддержана присутствующими.
— Только бы Фок не подвел, а мы сумеем прорвать расположение японцев, — резюмировал мнение собравшихся Семенов.
— Завтра сменим Четырнадцатый полк и попробуем выйти в тыл Хунисану, пусть они нам дадут хотя бы одного-двух проводников из охотничьей команды, — проговорил Кондратенко. — Попрошу об этом прямо Савицкого.
Записка была написана, генерал вручил ее Звонареву и велел доставить командиру Четырнадцатого полка.
— Теперь всего половина десятого. Через час вы будете у него. Можете там и остаться на ночлег, — распорядился Кондратенко.
— Я постараюсь разыскать Енджеевского и у него останусь до утра, — ответил прапорщик.
— Прекрасно. Сообщите ему о наших намерениях и спросите совета. Было бы очень хорошо, если бы он с утра повидал меня.
Через час Звонарев был уже в штабе Четырнадцатого полка. После отъезда Стесселя там продолжали пьянствовать.
Полковник, с красным лицом, без кителя, сидел за столом в палатке на своем прежнем месте. Около него собралась довольно большая компания.
Прапорщик, растолкав толпу, подошел к полковнику и протянул пакет.
Все находившиеся в палатке обернулись в сторону своего командира.
— Выступать куда-нибудь? Тревога? Японцы прорвались? — засыпали вопросами прапорщика.
— Кукиш дам я ему своих охотников! Если хочет, может брать это золотце Енджеевского. Свечку поставлю своему святителю, когда от него избавлюсь! — проговорил полковник, ознакомившись с запиской Кондратенко. — Завтра передам позицию у Хунисана Семенову, а второй батальон оттяну в тыл. Ваш же генерал может там чудить как хочет! У меня есть приказ Фока — никакой поддержки ему ни в чем не оказывать.
— Так и прикажете передать генералу Кондратенко? — поставил вопрос ребром Звонарев.
— Что вы? Еще и в самом деле вздумаете ему дословно передать все, что я говорю. Сейчас я продиктую ответ…
«Ваше превосходительство, высокоуважаемый Роман Исидорович! При всем моем искреннем желании, я, к великому моему сожалению, лишен возможности удовлетворить вашу просьбу, хотя горячо сочувствую вашему начинанию и твердо убежден в его несомненном успехе под вашим мудрым руководством. Единственно, что я могу сделать, — это откомандировать в ваше распоряжение начальника моей охотничьей команды поручика Енджеевского. Срок, командировки его не ограничиваю временем. Остаюсь вашего превосходительства преданнейший слуга Владимир Савицкий».
Взяв письмо, прапорщик вышел из палатки и отправился к месту расположения охотничьей команды. По дороге к нему присоединился Али-Ага Шахлинский, который, по поручению Ирмана, должен был объехать батареи и предупредить о предстоящем уходе с занимаемых сейчас позиций.
— Как, и артиллерия снимается с этого участка? — удивился Звонарев.
— Фок приказал убрать все орудия, а инженерам разобрать блиндажи и материалы использовать на других участках позиции.
— Короче, Кондратенко предоставляется голое место, на котором прежде всего надо будет вновь возводить укрепления.
— Весьма возможно, что японцы, заметив, что наши разбирают блиндажи, сами перейдут в наступление раньше нас.
— Надо срочно об этом предупредить генерала, — решил Звонарев и хотел было ехать назад в штаб Семенова, но капитан предложил туда заехать лично.
— Особенно не беспокойтесь. Мой командир бригады, полковник Ирман, решил правофланговые батареи вопреки приказу Фока пока оставить на месте. Я лично повидаюсь с полковником Мехмандаровым. Мы с ним старые друзья и с полслова поймем друг друга. Какие бы приказания ни отдавал Фок, батарея подполковника Лаперова, где я старшим офицером, никогда не бросит без помощи полки дивизии Кондратенко, — пылко проговорил Шахлинский. — От правофланговой батареи Романовского до штаба Двадцать шестого полка всего три-четыре версты, я за полчаса доберусь до него и передам все, что нужно. Вы же поезжайте прямо к Енджеевскому.
Расселись в кресла, глядя в окно. Стессель был молчалив и мрачен. Вернувшийся вчера из Инкоу миноносец «Лейтенант Бураков» привез повторный приказ об его отзыве из Артура, и теперь генерал ехал к Фоку советоваться.
— Какие новости у вас? — спросил Кондратенко, обернувшись к Рейсу.
— Получено подтверждение об отходе Штакельберга после боя у Вафангоу на север и приказ о повторном выходе флота в море для прорыва во Владивосток.
— Тэк-с! Значит, деблокада Артура откладывается на неопределенное время, раз Куропаткин пятится назад вместо продвижения вперед, — заметил Кондратенко. — Интересно, как велики силы против нас, не попробовать ли нам наступать, дабы оттянуть часть японцев на себя.
— Что вы, ваше превосходительство! Наша задача защищать Артур, а не оттягивать на себя силы. У нас и так очень мало людей, — горячо возразил Рейс.
— Если не наступать, то беспокоить почаще японцев вылазками разведчиков будет весьма полезно.
— Напрасная трата живой силы! Многого они не узнают и только понесут зря потери! — возражал полковник.
— Взаимодействие армии и крепости в том и заключается, чтобы заставить противника дробить свои силы между ними.
— Академическое рассуждение. Роман Исидорович. Своя рубашка ближе к телу. Пусть Куропаткин сам о себе заботится, — вмешался Стессель.
Пока генералы вели между собой беседу, Померанцев и Гантимуров занялись приготовлением завтрака. Появился накрытый белой скатертью стол, на котором живописно разместились закуски. Захлопали пробки, и батарея разнообразных бутылок дополнила убранство стола.
— Не кручинься, Анатолий Михайлович! Попомни мое слово, разобьем мы макак косорылых в пух и прах, и будешь ты генерал-адъютантом, а то и фельдмаршалом. Всех самотопов подчинят тебе, и они станут ходить по струнке. За нашего вождя и полководца генерала Стесселя! Урррааа! — заорал Никитин и полез целоваться со своим другом.
Потом пили за Кондратенко, Никитина, артиллеристов. Никитин поднял бокал даже за железнодорожников, но Стессель запротестовал.
— За штатскую сволочь не пью! — категорически заявил он.
Звонарев сидел в углу и наблюдал за происходящим.
— Когда же ваша свадьба, молодой человек? — обернулся к Звонареву Стессель. — Моя жена уже приготовила для Вари подарок.
— Боюсь, что никогда, ваше превосходительство.
— Фордыбачит, значит, девица. Она с норовом. Быть вам под башмаком до конца своих дней! — продолжал Стессель.
— Я не отказался бы от такого очаровательного башмачка! — вставил Гантимуров, иронически оглядывая Звонарева.
— Что ж, обручения еще не было. Можете попытать счастья, — усмехнулся Стессель.
Поезд остановился у разъезда одиннадцатой версты. В вагон тотчас же вошел Фок в сопровождении начальника своего штаба полковника Дмитриевского. Отдав Стесселю рапорт о положении дел на позиции, Фок поздоровался со всеми и занял место рядом, со Стесселем,
— Чем порадуешь, Александр Викторович? — спросил Стессель, наливая ему водки.
— Радости особой нет, во и печалиться не из-за чего! — растягивая слова, ответил Фок. — Водку мне наливаешь зря. Я ее не употребляю, поэтому предоставляю свою порцию Владимиру Николаевичу, — кивнул Фок на уже сильно подвыпившего Никитина.
— Не отказываюсь, — тотчас отозвался последний. — Известно, что немцу смерть, то русскому здорово! За ваше здоровье, господин Фик-Фок на один бок! — И Никитин демонстративно осушил свою рюмку.
Стессель нахмурился и сухо заметил Никитину:
— Пожалуй, Владимир Николаевич, тебе пора перейти к сельтерской.
— Сейчас последую твоему мудрому совету, Анатолий Михайлович. Кирилл Семенович, распорядитесь-ка там, пожалуйста, чтобы мне немецкой водички подали! — обернулся, к Померанцеву Никитин.
Стессель вышел вместе с Фоком из вагона и стал прогуливаться, вдоль поезда.
— Получил повторный приказ о выезде из Артура, — хмуро сообщил он Фоку.
— Кому известно содержание телеграммы?
— Мне и Рейсу. Морякам копии нет, только Смирнову.
— Значит, все в порядке! Пошлешь заготовленный нами ответ, и дело с концом. Смирнову, конечно, ни гугу!
— Само собой разумеется! — поддакнул Стессель.
— Зачем едет этот умник Кондратенко? Меня, что ли, учить уму-разуму?
— Хочет ознакомиться с позицией на твоем участке и заглянуть в свой Двадцать шестой полк на правом фланге.
— Он слишком много фантазирует и бог знает что воображает о себе. Надо его сократить, а в случае надобности и убрать совсем, а то со своей юношеской лихостью он натворит нам бед.
— Какой же он юноша в сорок семь лет?
— С высоты моих шестидесяти двух, конечно, ни совсем юноша!
Пока генералы разгуливали по платформе, Кондратенко подозвал к себе Дмитриевского и начал расспрашивать о положении на фронте. Науменко достал карту и попытался нанести на нее расположение частей, но тотчас же запутался: целый ряд деревень оказался не отмеченным на карте, другие были нанесены неверно, названия перепутаны.
— Не карта, а одно недоразумение! — возмущался Кондратенко. — Шесть лет владеем Квантуном и не удосужились изготовить, приличных карт! Воюешь на совершенно неизвестной местности. Что же тут удивительного, коль получается путаница!
— Путаница на карте — это еще полбеды, а в Управлении — это похуже! — заметил Науменко.
— Кто же в Артуре путает? — спросил Дмитриевский.
— Все начальники, до мере своих сил и возможностей, — отозвался Кондратенко. — Стессель отдает одни приказания, Смирнов другие, моряки третьи, я четвертые. Вполне естественно, что наши подчиненные ругают нас всех вместе.
— Поехали дальше! — приказал Стессель, появляясь в вагоне. — Что вы тут мудрите над картой, Роман Исидорович?
— Знакомлюсь с положением, дел на фронте и думаю кое-что предложить на ваше благоусмотрение, Анатолий Михайлович, — почтительно проговорил Кондратенко. — Наша задача возможно дольше задержаться на перевалах, чтобы возможно больше укрепить Артур.
— Я не собираюсь зимовать здесь! — резко вставил Фок. — Через месяц отведу свои полки в Артур.
— Правый фланг занимают части моей дивизии, и я отнюдь не собираюсь уходить отсюда раньше времени.
— Это ваше дело и меня не касается! Я уйду, а вы как хотите!
— Подобная постановка вопроса совершенно недопустима. Прошу вас, Анатолий Михайлович, объяснить это генералу Фоку.
— Я не глупее вас и ни в каких объяснениях не нуждаюсь!
— Прошу без резкостей, господа! — вмешался Стессель. — Части отойдут в Артур тогда, когда я им прикажу. Пока же надо подумать об усилении обороноспособности позиций на перевалах.
Кондратенко замолчал, а Фок начал притворно зевать. В углу в кресле похрапывал Никитин. Начальники Штабов вполголоса переговаривались между собой. Звонарев смотрел в окно.
Было около одиннадцати часов утра, когда наконец поезд добрался до разъезда девятнадцатой версты, где решено было выходить из вагонов.
Стесселя встретили генерал Надеин, полковник Ирман, Сахаров и несколько командиров полков. Генеральская овита увеличилась. Кавалькада двинулась в путь вдоль железнодорожного полотна по направлению передовых позиций, до которых оставалось еще верст пятнадцать.
Вдали слышались редкие орудийные выстрелы.
— Стреляют у Юпилазы, — указал рукой в направлении выстрелов Фок. — Чего доброго, и на нее кинутся в атаку.
Стессель ехал впереди крупной рысью, «на ходу здороваясь со встречными командами. Вдруг неожиданно слева послышались ружейные залпы. Генерал резко остановил свою огромную раскормленную кобылу.
— Это что за стрельба? — спросил он у Фока.
— За сопками начинается уже линия передовых окопов. Верно, стрелки заметили движение у японцев.
— Почему же меня ранее не предупредили, что позиция уже, близко? Я со своей свитой вылетел бы вперед и послужил бы хорошей целью для японцев! — сердито крикнул Стессель и круто повернул лошадь назад. — Где здесь лучший кругозор? Я хочу осмотреть позиции на всем протяжении, — спросил он.
— Направо так называемая Большая Сопка, оттуда видно далеко во все стороны, — поспешил к генералу Дмитриевский.
— Ведите нас туда. Поезжайте вперед, а я за, вами, — распорядился Стессель.
Полковник свернул с дороги и по узенькой тропинке двинулся к указанной вершине. По тропинке можно было ехать лишь в одиночку, и вся свита столпилась на дороге.
— Поедем вперед к позициям, — предложил Кондратенко своему начальнику штаба и Звонареву и тронулся на выстрелы. Через минуту все трое были уже на хребте, за которым шла линия русских окопов. С вершины горы открывался широкий вид во все стороны. Прямо виднелся расположенный вблизи Дальнего лагерь японцев, по дороге к городу двигались многочисленные обозы. Артиллерия бездействовала. Все говорило о малочисленности и слабости врага в этом районе, который больше готовился к обороне, чем к наступлению.
— Собрать бы кулак полка в два и ударить на Дальний, пока здесь почти пусто, а железная дорога, за отсутствием паровозов широкой колеи, еще не действует! — мечтал вслух Кондратенко. — Много шансов, что это предприятие увенчалось бы большим успехом, а особенно если с моря одновременно на Дальний ударит и флот.
— Едва ли Стессель на это согласится. Он все же считает, что против нас направлена вся японская армия, а на севере имеются лишь заслоны.
— Хороши заслоны, коль они разбили такой прекрасный корпус, как Первый Сибирский! — усмехнулся генерал. — Нам надо здесь рискнуть.
— Для этого необходимо быть смелым человеком, чего о Стесселе сказать нельзя.
— А Фок?
— Тот и еще хуже! Из упрямства будет против, раз идея наступления принадлежит вам, а не ему.
— Невесело! Но поедем дальше вдоль фронта, — решил Кондратенко.
Русские окопы шли не оплошной линией, а были расположены по возвышенностям. Промежутки между ними простреливались ружейным огнем. Батареи, в отличие от Цзинджоу, все стояли на закрытых позициях. Впереди находились лишь наблюдательные пункты. Вскоре Кондратенко подъехал к одному из них. Навстречу генералу вышел Алн-Ага Шахлинский.
— Много перед вами японцев, капитан? — спросил Кондратенко.
— Почти что вовсе нет. За неделю я видел не больше двух рот. Из артиллерии пока обнаружено только две горных пушки за тем хребтом, — доложил командир батареи.
— Как вы думаете, могло бы иметь успех наше наступление в этом районе? — спросил генерал.
— На этом участке — вполне! Мы вышли бы в тыл горы Хунисан и заставили бы японцев ее очистить, но генерал Фок будет против этого: он даже стрелять мне запрещает, считая это ненужной затеей, — жаловался капитан.
Кондратенко переглянулся со своим начальником штаба. Простившись с капитаном, он свернул в тыл и поехал по направлению видневшейся вдали группы Стесселя. По дороге, около довольно большого резервного лагеря, Звонарева окликнули. Задержав лошадь, прапорщик оглянулся и увидел Стаха Енджеевского.
— Каким ветром вас сюда занесло? — поздоровался он с Звонаревым.
В серо-зеленом костюме, в серых парусиновых сапогах, поручик почти совсем сливался с окружающей природой. Кондратенко тотчас обратил на это внимание.
— У вас прекрасно подобран цвет вашей одежды. Откуда вы достали такую материю?
— Были обычного цвета брюки и гимнастерка, а китайцы-портные перекрасили их в защитный цвет, — пояснил поручик.
— Какая это часть? — опросил генерал.
— Охотничья команда Четырнадцатого полка.
— Если бы вам предложили пошарить у японцев в тылу и обойти справа Хунисан, вы не возражали бы?
— Я об этом давно мечтаю и не раз докладывал своему командиру, но безрезультатно. Японцев перед нами так мало, что можно рискнуть и потревожить их!
— Ваша фамилия?
— Поручик Енджеевский.
— Рад с вами лично познакомиться! Отлично помню вашу телеграмму из-под Цзинджоу. Благодаря ей мне удалось уговорить Стесселя не отступать сразу в Артур, а задержаться на этом перевале. Ваше начальство вас, насколько я знаю, не особенно жалует. Хотите перейти в мою дивизию?
— Только вместе с моими охотниками.
— Прекрасный ответ для офицера! К сожалению, целиком всю вашу команду не переведешь в другой полк.
Когда Кондратенко и его спутники вернулись к группе Стесселя, они застали его сидящим за пулеметом. Несколько офицеров, собравшись вокруг генерала, усиленно щелкали фотографическими аппаратами.
Вставив пулеметную ленту, Стессель нажал на спуск, и пулемет затрещал. Генерал прошелся очередью по кустам гаоляна, но лента заклинилась.
— Можно заложить другую ленту, — услужливо предложил командир Четырнадцатого полка полковник Савицкий.
Стрелки бросились было к пулемету с новой лентой, но подъехавший Кондратенко отвлек внимание Стесселя, указав ему на частые заклинения патронов.
— На это нужно обратить самое серьезное внимание. Во время отбития штурма пулеметы незаменимы, а каждое заклинение отнимает массу драгоценного времени.
— Да, да. Это безобразие! — согласился Стессель. — В Артуре прикажу Белому специально заняться этим вопросом. — И генерал, разминая затекшие ноги, встал с пулеметного седла.
— Готова фотография: генерал Стессель на передовых позициях самолично стреляет по наступающим японцам, — шепнул на ухо Звонареву знакомый офицер.
Фок подъехал к Кондратенко.
— Любовались видами, Роман Исидорович, и критиковали передовые позиции моего участка, а заодно перемывали косточки и мне? — елейным тоном спросил он.
— Сплетнями на занимаюсь, а позиции действительно осмотрел и нашел их в плохом состоянии, — громко ответил Кондратенко.
— На участке Семенова, где расположены полки вашей дивизии, и таких окопов нет, там просто ряд заячьих нор, в которых не только под артиллерийским, но и под ружейным огнем долго не усидишь.
— Это происходит потому, что вы захватываете для своей дивизии все материалы, которые я направляю из Артура к Семенову.
— Опять вы что-то не поделили, господа? — с раздражением проговорил подъехавший Стессель. — Если бы вы знали, как это мне надоело! Из-за каждого пустяка поднимаются бесконечные ссоры!
Фок и Кондратенко молча выслушали это замечание.
— Какой леший влезет на наши позиции! Сплошные обрывы и голые скалы. Природная их сила так велика, что тратить много средств и материалов на их укрепление нет смысла. Никакие японцы никогда их не возьмут! — продолжал ораторствовать Стессель.
— Я с этим вполне согласен, — не замедлил поддакнуть Фок. — Зато генерал Кондратенко, как всегда и везде, имеет по этому вопросу свое» особое» мнение! Инженерская школа все же сказывается в нем…
— Инженеры много мудрят, еще больше крадут, но со мной не пошутишь, я им потачки не дам! — проговорил Стессель.
— Ваше превосходительство, не угодно ли вам перекусить? — расплылся в широчайшей улыбке полковник Савицкий, начальник объезжаемого участка обороны.
Стессель охотно согласился.
В большой палатке Красного Креста был накрыт стол. Толстый Савицкий, отдуваясь, занял хозяйское место во главе стола, усадив около себя Стесселя и Фока. Солдаты начали обносить обедающих закусками, застучали ножи, зазвенели рюмки.
Разговор с каждой минутой делался громче и оживленнее, начались тосты за начальствующих лиц, и обед принял характер обычной офицерской попойки. Незаметно подошел вечер. Звонарев с Гантимуровым вышли на воздух.
Вскоре из палатки вышел Кондратенко.
— Пора двигаться и дальше, а то боюсь тут застрять на ночь! Можно еще сегодня добраться до штаба Семенова, а завтра вернуться в Артур. Мы домой и верхом доедем, тут ведь недалеко.
Но Стесселю тоже надоело сидеть за столом, и он решил ехать.
— Господа! Довольно лоботрясничать! — обратился он к обедающим. — Едем дальше! Хозяину спасибо за хлеб-соль! Прикажите подать лошадей.
Вскоре значительно поредевшая кавалькада двинулась дальше. Стессель ехал не спеша. Благодушно настроенный после обеда, он милостиво здоровался со встречными офицерами и расспрашивал их о житье на позициях.
Кондратенко поднял разговор о возможности наступления на Дальний.
— Опять у вас новая идея появилась, Роман Исидорович! Вашей фантазии может позавидовать любой подпоручик! Быть может, на отдельном участке японцы и слабее нас, но в общем-то силы у них значительно больше наших. Поэтому наступление легко будет парализовано ими, и мы понесем только напрасные потери. Следовательно, нам незачем их беспокоить, раз они нас не трогают, — позевывая, ответил Стессель.
— Примерно так рассуждает и Витгефт для оправдания своей бездеятельности в Артуре!
— Моряки прячутся за наши спины, а мы ни за кого не укрываемся, а все время стоим лицом к лицу с врагом.
— Не в этом дело! Как известно, нападение — лучший способ защиты: мы сразу отвлечем внимание японцев к себе; возможно, они перебросят сюда часть сил с севера…
— Боже нас от этого упаси! Я не знаю, как мы удержимся против наличных японских частей, а вы собираетесь еще привлекать их, к нам. На это я никогда не соглашусь! — решительно отверг предложение Стессель.
— Мы этим облегчим переход в наступление Маньчжурской армии, — убеждал начальника укрепленного района Кондратенко.
— Куропаткин нас об этом не просит и этого нам делать не велит. Зачем же мы будем навязывать ему свою помощь? — возражал Стессель.
— Помогая Куропаткину, мы тем самым помогаем самим себе, ибо наилучшей помощью для нас явится деблокада Артура и восстановление сообщения с Маньчжурией. В этом и заключается взаимодействие крепости с полевой армией. Мы притягиваем на себя значительные силы врага и тем облегчаем положение армии, она же, в свою очередь, помогает нам, оттягивая силы на себя. Это азбучная истина, известная каждому молодому офицеру, — начал уже раздражаться упрямством Стесселя Роман Исидорович.
— Я же, как вам известно, являюсь генералом русской армии, которому эти, как вы выражаетесь, «азбучные истины» известны не хуже вас. И тем не менее я с вами не согласен и решительно возражаю против каких бы то ни было попыток «перейти в наступление и помочь Маньчжурской армии». Считаю вопрос исчерпанным и прекращаю бесцельное словопрение, — оборвал Стессель.
— Тогда разрешите хоть провести хороший поиск разведчиками в этом направлении?
— Это другое дело! Пошарить у японцев в тылу и вернуться назад ни, когда не вредно!
— Только пусть этим занимаются части Седьмой дивизии, а не моей, — вмешался в разговор Фок. — Я решительный противник подобных экспериментов и не допущу участия в них частей Четвертой дивизии.
— В поиске будут участвовать те части, которые назначит начальник района, — ответил Кондратенко.
— Так как инициатор дела вы, Роман Исидорович, то вам и карты в руки! В разведке будут участвовать полки вашей Седьмой дивизии и, если хотите, моряки, — обернулся Стессель к Кондратенко.
— Я просил бы придать мне еще пограничников.
— Не возражаю!
— Завтра же я сменю Двадцать шестым полком Четырнадцатый и начну подготовку к поиску. Быть может, вы найдете возможным, Александр Викторович, передать в мое распоряжение охотничью команду Четырнадцатого полка?
— Нет, не найду. Сами кашу завариваете, сами ее и расхлебывайте, а я тут ни при чем и мои солдаты тоже.
— Охотники Четырнадцатого полка хорошо знают местность в этом районе, а моим частям придется еще знакомиться с ней, на что уйдет много времени.
— Взялся за гуж, не говори, что не дюж! — усмехнулся Стессель. — Орудуйте, Роман Исидорович, своими силами и не рассчитывайте на чужую помощь.
— Попробую!
— Только помните, что за успех дела вы отвечаете целиком! — с угрозой заметил Фок.
— Я привык отвечать за свои действия.
— Тут кончается участок Четвертой дивизии, — остановил свою лошадь Фок. — Дальше район Кондратенко.
Стессель тоже остановился.
— Устал я, Роман Исидорович, и обещал жене к вечеру быть в Артуре. Вы и без меня прекрасно сумеете осмотреть позиции и внести, где нужно, необходимые исправления, поэтому я поеду обратно.
— Не смею задерживать, ваше превосходительство. Но, конечно, очень жаль, что вы не сможете взглянуть на «заячьи норы», в которых расположены мои части.
— Вы снимите несколько фотографий и потом покажете их мне и Александру Викторовичу, — мудро решил Стессель и тронулся в обратный путь вместе со своей свитой.
Кондратенко, Наумеяко и Звонарев двинулись дальше. Вскоре их встретили начальник правофлангового участка полковник Семенов, участковый инженер капитан Зедгенидзе и начальник артиллерии участка полковник Мехмандаров. Поздоровавшись с ними, генерал направился на позиции. В отличие от участка Четвертой дивизии окопы здесь были прекрасно оборудованы, имели прочные блиндажи, были хорошо применены к местности.
— И это Фок смеет называть заячьими норами! — возмущался Кондратенко.
Уже совсем в темноте Кондратенко добрался до штаба Семенова и решил здесь заночевать. Вскоре один за другим подъехали вызванные по телефону начальники боевых участков левого фланга. Кондратенко приветливо с ними здоровался и заставлял каждого подробно рассказывать о положении на участке. Затем началось совещание о возможности перехода в наступление в направлении Дальнего. Эта мысль была с энтузиазмом поддержана присутствующими.
— Только бы Фок не подвел, а мы сумеем прорвать расположение японцев, — резюмировал мнение собравшихся Семенов.
— Завтра сменим Четырнадцатый полк и попробуем выйти в тыл Хунисану, пусть они нам дадут хотя бы одного-двух проводников из охотничьей команды, — проговорил Кондратенко. — Попрошу об этом прямо Савицкого.
Записка была написана, генерал вручил ее Звонареву и велел доставить командиру Четырнадцатого полка.
— Теперь всего половина десятого. Через час вы будете у него. Можете там и остаться на ночлег, — распорядился Кондратенко.
— Я постараюсь разыскать Енджеевского и у него останусь до утра, — ответил прапорщик.
— Прекрасно. Сообщите ему о наших намерениях и спросите совета. Было бы очень хорошо, если бы он с утра повидал меня.
Через час Звонарев был уже в штабе Четырнадцатого полка. После отъезда Стесселя там продолжали пьянствовать.
Полковник, с красным лицом, без кителя, сидел за столом в палатке на своем прежнем месте. Около него собралась довольно большая компания.
Прапорщик, растолкав толпу, подошел к полковнику и протянул пакет.
Все находившиеся в палатке обернулись в сторону своего командира.
— Выступать куда-нибудь? Тревога? Японцы прорвались? — засыпали вопросами прапорщика.
— Кукиш дам я ему своих охотников! Если хочет, может брать это золотце Енджеевского. Свечку поставлю своему святителю, когда от него избавлюсь! — проговорил полковник, ознакомившись с запиской Кондратенко. — Завтра передам позицию у Хунисана Семенову, а второй батальон оттяну в тыл. Ваш же генерал может там чудить как хочет! У меня есть приказ Фока — никакой поддержки ему ни в чем не оказывать.
— Так и прикажете передать генералу Кондратенко? — поставил вопрос ребром Звонарев.
— Что вы? Еще и в самом деле вздумаете ему дословно передать все, что я говорю. Сейчас я продиктую ответ…
«Ваше превосходительство, высокоуважаемый Роман Исидорович! При всем моем искреннем желании, я, к великому моему сожалению, лишен возможности удовлетворить вашу просьбу, хотя горячо сочувствую вашему начинанию и твердо убежден в его несомненном успехе под вашим мудрым руководством. Единственно, что я могу сделать, — это откомандировать в ваше распоряжение начальника моей охотничьей команды поручика Енджеевского. Срок, командировки его не ограничиваю временем. Остаюсь вашего превосходительства преданнейший слуга Владимир Савицкий».
Взяв письмо, прапорщик вышел из палатки и отправился к месту расположения охотничьей команды. По дороге к нему присоединился Али-Ага Шахлинский, который, по поручению Ирмана, должен был объехать батареи и предупредить о предстоящем уходе с занимаемых сейчас позиций.
— Как, и артиллерия снимается с этого участка? — удивился Звонарев.
— Фок приказал убрать все орудия, а инженерам разобрать блиндажи и материалы использовать на других участках позиции.
— Короче, Кондратенко предоставляется голое место, на котором прежде всего надо будет вновь возводить укрепления.
— Весьма возможно, что японцы, заметив, что наши разбирают блиндажи, сами перейдут в наступление раньше нас.
— Надо срочно об этом предупредить генерала, — решил Звонарев и хотел было ехать назад в штаб Семенова, но капитан предложил туда заехать лично.
— Особенно не беспокойтесь. Мой командир бригады, полковник Ирман, решил правофланговые батареи вопреки приказу Фока пока оставить на месте. Я лично повидаюсь с полковником Мехмандаровым. Мы с ним старые друзья и с полслова поймем друг друга. Какие бы приказания ни отдавал Фок, батарея подполковника Лаперова, где я старшим офицером, никогда не бросит без помощи полки дивизии Кондратенко, — пылко проговорил Шахлинский. — От правофланговой батареи Романовского до штаба Двадцать шестого полка всего три-четыре версты, я за полчаса доберусь до него и передам все, что нужно. Вы же поезжайте прямо к Енджеевскому.