Степанов Александр Николаевич. Порт-Артур. Том 1

   — Слева по носу слышен собачий лай! — доложил Серегин. — Должно быть, берег близко.
   Юрасовский уже поднялся на мосток.
   — Следить за бурунами. Малый назад! — скомандовал он.
   «Страшный» тихонько качнулся и пошел назад.
   — За кормой бурун видать! — крикнул с кормы Серегин.
   — Стоп! Видимо, мы зашли в бухту или пролив, а корму занесло к берегу, — решил Юрасовский.
   — На правом траверзе огонь! — доложил сигнальщик.
   Андрюша вскинул бинокль. Где-то мерцал слабый огонек. Был ли он далеко или близко, в темноте определить было невозможно. —
   Слева громко запели петухи.
   — Что за черт! Похоже, что мы попали между островов! Ищи теперь выход в море, — ворчал Юрасовский.
   — По носу буруны! — выкрикнул сигнальщик.
   — Отдать якорь! Надо шлюпку спустить да поискать выхода, — решил командир.
   Матросы кинулись, к якорной бухте.
   На мостик поднялись Малеев и Дмитриев. Якорь булькнул в воду и, вытравив две сажени цепи, остановился. Было ясно, что берег где-то совсем близко.
   — Спустить шлюпку! Поезжай на разведку, Ермий Александрович, а то мы тут совсем запутаемся.
   — Есть! — ответил Малеев, спускаясь вместе с матросами в шлюпку, которая, отвалив от миноносца, тотчас же скрылась во мгле.
   — Хорошо еще, что ночь, а то увидели бы с берега, мигом бы японцам сообщили! Как это вас угораздило оторваться от отряда? — спросил Андрюшу Дмитриев.
   — Черт его знает! Должно быть, на повороте! Уж больно темно!
   — Промерь за кормой! — приказал Юрасовский.
   — Десять футов, ваше благородие! К берегу корму заносит!
   — Еще на мель сядем! — забеспокоился Акинфиев.
   — Скоро прилив начнется, не страшно, если и сядем! Только бы японцы не пронюхали, что мы тут, — ответил Юрасовский.
   — На «Страшном»! — вполголоса окликнули из темноты.
   Это возвращалась шлюпка с Малеевым.
   — Есть на «Страшном»! — ответило несколько голосов.
   — Надо правее держать. Ну и тьма, едва вас нашли! — сообщил лейтенант, поднимаясь на палубу.
   Подняли якорь, миноносец медленно двинулся вперед. Слева опять послышался собачий лай.
   — Верно идем! Когда на шлюпке здесь проходили, тоже псы лаяли. Чуют, сволочи! Как бы тревоги не подняли.
   «Страшный» продолжал осторожно подвигаться вперед.
   Все на палубе напряженно всматривались в темноту и прислушивались к доносившимся с берега звукам. Качать миноносец стало сильней. Матросы старались не нарушить тишины. Лай затих.
   — Вышли в море! — облегченно вздохнул Юрасовский, стараясь по карте угадать место расположения «Страшного».
   — Что же теперь нам делать? — спросил Малеев.
   — Ясно что! Поскорее возвращаться в Артур, чтобы с рассветом в море нас японцы не захватили, — ответил Юрасовский. — Надо будет ходу прибавить и дать узлов по двадцать, чтобы скорее добраться!
   — Боюсь, факела будут, — ответил Дмитриев. — Уголь неважный, горит плохо, часто шуровать приходится. Дождь явно затянется до утра, а под его покровом мы доберемся незаметно до Артура и экономическим ходом.
   — Ермий! Ты на вахте останешься?
   — Так точно!
   — Курс на Артур, ход не меньше семнадцати — восемнадцати узлов! Подвахтенных отпустить вниз.
   — Есть! Идти в Артур, ход семнадцать-восемнадцать узлов! — повторил приказание Малеев.
   Кроме оставшихся на вахте, все сошли вниз. Акинфиев, не раздеваясь, лег спать, а Дмитриев с Юрасосоким остались в кают-компании.
   Часам к четырем погода стала проясняться. Дождь почти утих, по морю пронеслись порывы ветра. Кое-где на волнах появились белые гребешки. Миноносец, качаясь на волне, стал зарываться в воду носом, ход уменьшился. Малеев внимательно осматривал в бинокль начавший сереть горизонт, но в предрассветном тумане ничего не было видно. Лейтенант поплотнее запахнул дождевик и зашагал по мостику, вспоминая о приглашении на обед к Риве.
   — Ваше благородие! Слева видать трех, миноносцев, — прервал его мечты Серегин.
   Лейтенант поднял бинокль и взглянул по указанному направлению. В чуть засеревшем мраке ночи слабо проступали силуэты миноносцев, идущих параллельным курсом к Артуру.
   «Должно быть, наш отряд, от, которого мы отстали у островов», — подумал Малеев, но из осторожности решил пока своих позывных не показывать.
   — Не японцы ли? — тревожно проговорил сигнальщик.
   — Нет! Миноносцы типа нашего «Сильного»и «Бесшумного», большие, четырехтрубные. Правда, есть такие и у японцев: «Акацуки», «Сазанами»и другие. Но что им делать днем у Артура?
   Прошло с четверть часа. Восток заметно посветлел. На фоне утренней зари уже четко вырисовывались силуэты неизвестных миноносцев. Они по-прежнему шли параллельным курсом, но не сближались со «Страшным», хотя и держали тот же ход. Это обстоятельство еще больше успокоило Малеева. Он окончательно решил, что это свои, тем более что уже был виден Ляотешань. Артур был не далее двенадцати — четырнадцати миль.
   — Справа видать чьи-то крейсера! — проговорил вдруг рулевой.
   Лейтенант посмотрел в бинокль. Справа, наперерез «Страшному», шли три крейсера. Появление их грозило смертельной опасностью маленькому русскому миноносцу. Силы были слишком неравны.
   — Свистать всех наверх! Ход увеличить до предельного! — приказал Малеев, мгновенно оценив обстановку.
   Через несколько секунд, одеваясь на ходу, матросы выскочили на палубу и бросились к уже заряженным орудиям и минным аппаратам. Юрасовский, поднявшись на мостик, принял командование. Дмитриев спешно спустился в машинное отделение. «Страшный» приготовился к бою.
   — Надо немедленно присоединиться к нашим миноносцам! — показал Юрасовский на корабли слева. — Вчетвером мы как-нибудь прорвемся к Артуру.
   — Неизвестно, чьи они — наши или японские! — вставил Серегин. — На них, видать, тоже тревога, люди у пушек и минных аппаратов, и они направлены на нас!
   — Да совсем не на нас! — раздраженно ответил Юрасовский. — Они тоже заметили японцев и изготовились к бою. Поднять позывные! — скомандовал он.
   Едва только сигнал был поднят, как все три миноносца опоясались огнями, и в следующее мгновение на «Страшный» обрушился град снарядов. Сразу же оказалась подбита носовая пушка. Человек пять раненых матросов повалились на палубу.
   — Японцы! — хрипло произнес Юрасовский. — Теперь одна надежда на машину. Самый полный вперед!
   В этот момент крейсера тоже дали залп по миноносцу. Первый же шестидюймовый снаряд попал в мостик. Юрасовского взрывом убило. Рулевой, истекая кровью, корчился на палубе. Акинфиев, которого забыли разбудить, только что поднялся на палубу и был потрясен увиденным. Он бросился было на помощь Юрасовскому, но, поняв, в чем дело, кинулся к Малееву.
   — Командир убит, Ермий! — пробормотал он побелевшими от страха губами.
   Матросы растерянно топтались на палубе, не зная что делать. Малеев взобрался на остатки мостика и громким, спокойным голосом приказал:
   — Убрать в каюту тело командира! Раненых снести вниз. Никакой суматохи! Комендорам наводить по миноносцам.
   Его решительный, твердый тон подействовал на матросов успокаивающе, и они поспешно бросились исполнять отданные приказания.
   — Андрюша! Пойди к сорокасемимиллиметровым пушкам и развей недельный огонь! Приготовить минные аппараты! Как только японцы подойдут на минный выстрел, стрелять без команды! — продолжал энергично распоряжаться Малеев.
   Обе пушки открыли огонь, отстреливаясь от приближающихся слева миноносцев. Справа быстро подходили крейсера. «Страшный», содрогаясь всем корпусом от напряжения, шел на предельной скорости, стремясь выйти из сжимавших его тисков.
   Акинфиев взглянул на Артур. Уже отчетливо был виден Ляотешань, проступала в тумане Золотая гора. Ему даже показалось, что он видит русские суда, выходящие на внешний рейд.
   В это время новый залп обрушился на «Страшный». Андрюша охнул и схватился за правый бок. Между пальцев показалась темная струйка крови. Мичман носовым платком зажал рану, но остался на палубе.
   — Стоп! — вдруг скомандовал в машину Малеев.
   «Что он, с ума сошел, что ли, стопорить сейчас машину?»— мелькнуло в мозгу Акинфиева.
   «Страшный» стал быстро замедлять ход. Очередной залп японцев, рассчитанный на прежнюю скорость миноносца, пролетел мимо. Зато крейсера сразу приблизились на пять-шесть кабельтовых.
   — Полный назад! — приказал Малеев. — Право на борт!
   Миноносец, послушный рулю, стал перпендикулярно к японским миноносцам, сблизясь с ними до десяти кабельтовых. Японцы, не понимая, что происходит, тоже застопорили машины.
   В этот момент японский снаряд попал в мину, находившуюся в кормовом аппарате. Раздался страшный взрыв, все заволоклось дымом. Когда он рассеялся, то вокруг на палубе лежали лишь бесформенные остатки человеческих тел. Малеев держался рукой за окровавленную голову, но с мостика не сходил.
   — Самый полный вперед! — скомандовал он.
   Акинфиев наконец понял маневр: Малеев хотел под кормой миноносцев прорваться в Артур. «Страшный» оказался всего в пяти кабельтовых от концевого корабля.
   — Носовой, пли! — закричал Малеев.
   Торпеда скользнула в воду, и тотчас же грянул взрыв. Миноносец сел на корму и окутался дымом. Японцы растерялись и стали отставать. Появилась надежда на спасение.
   — Андрюша! Пойди перевяжись да надень спасательный пояс. В случае чего тебе, раненому, не выплыть, — приказал Малеев. — Павлуша, поднимись наверх, а то я один остался! — крикнул затем в машинное отделение.
   Дмитриев вылез и с ужасом смотрел на исковерканную, залитую кровью палубу. Только пять-шесть уцелевших матросов во главе с боцманом оставались на палубе. — Кают-компания была обращена в перевязочную. Все диваны были заняты стонущими ранеными. Легкораненые столпились в, коридоре и офицерских каютах, помогая перевязываться друг другу. Лица матросов, бледные от потери крови и волнения, были суровы и решительны. Все торопились поскорее вернуться наверх, на палубу. Коекто изредка вскрикивал от боли, другие тихо сквозь зубы ругались, превозмогая боль.
   — Смерть, братцы, приходит! — произнес кто-то. — Надо чистое белье надеть!
   — Помолчи, дура, рано умирать собрался! Заместо белья надень-ка лучше спасательный пояс! Артур уже близко. Сейчас нам подмогу с эскадры подадут. Да и японцы отстают. Здорово их миной саданули, — ответил сердито Серегин, перевязывая раненую ногу. — Дайте, ваше благородие, я вам пособлю, — предложил он, заметив Акинфиева. Мичман разделся и с его помощью обмотал себе бок бинтами.
   — Царапнуло малость, — сочувственно проговорил Серегин. — Многих сегодня побило да покалечило. Авось все же до Артура доберемся. — Он стал торопливо подниматься наверх. Надев пробковый пояс и накинув на плечи шинель, Акинфиев последовал за ним.
   Японцы опять наседали. До Артура оставалось — всего несколько миль. Еще десять, еще пять минут — и миноносец будет спасен! В сердцах воскресала надежда на благополучный исход. Вдруг один из снарядив сбил заднюю трубу. Крик отчаяния пронесся на палубе. Миноносец сразу затянуло дымом. Ход сильно упал. Дмитриев кинулся в машинное отделение. Японцы опять стали быстро приближаться. Малеев, бледный от потери крови, с замотанной бинтом головой, все еще продолжал командовать.
   — Зарядить кормовой, — приказал он Акинфиеву. — Когда японцы приблизятся, бей в упор! Ребята! — гром, ко обратился он к матросам, — что бы ни случилось, помните: в плен не сдаваться!
   — Сдаваться не сдадимся, а вот похлебать соленой водицы, видать, придется! — полушутливо ответил Серегин — Авось до Артура доплывем, если акулы по дороге не слопают!
   Дым от сбитой трубы мешал наблюдать за японцами, поэтому на «Страшном» не заметили, как неожиданно с кормы подобрался японский крейсер и почти в упор дал залп по миноносцу. «Страшный» повалился на правый борт, окутываясь клубами белого пара. Из машинного отделения донеслись душераздирающие крики обваренных паром людей. Один за другим обожженные кочегары выскакивали наверх и со стоном валились на палубу. «Страшный» совсем остановился, покачиваясь на волнах в клубах белого пара В это время из машинного люка показалась изуродованная, красная от ожогов голова ослепшего Дмитриева. Он с трудом поднялся на палубу и, ощупывая ее руками, пополз по ней.
   — Павлуша! — кинулся к нему Малеев, но новый взрыв снаряда сбросил Дмитриева за борт.
   Сам Малеев, с перебитыми ногами, без чувств повалился на палубу. Андрюша пытался было подойти к нему, но по дороге споткнулся, упал, ударившись раненым боком, и от боли потерял сознание. На палубе оставалось всего три-четыре матроса и боцман. Японцы, видя беспомощное положение «Страшного», перестали — стрелять. Один из миноносцев подошел к нему на двадцать-тридцать саженей. С него стали спускать шлюпку. Серегин бросился к единственному оставшемуся на «Страшном» орудию — многоствольной митральезе, снятой с японского брандера, и, припав к ней, закрутил ручку. Струя свинца брызнула по японцам. Серегин видел, как падали срезанные пулями люди на капитанском мостике и на палубе. Он перенес огонь на лодку, которая мгновенно опустела.
   — Так, так их мать! Крой! — исступленно кричал боцман, размахивая руками.
   Серегин распорол пулями переднюю трубу японского миноносца, хлестнул по корме. Было видно, как ползли по палубе раненые японцы. Но вот грянул выстрел, и на том месте, где только что был Серегин, оказалась лишь груда окровавленных костей и мяса. Боцман кинулся было вниз, собираясь открыть кингстоны, по изрешеченный пробоинами «Страшный» уже сам стал быстро погружаться носом в воду; корма высоко поднялась; все, что еще оставалось на палубе, стремительно полетело в море.
   Боцман, выскочив опять на палубу, пробежал на поднимающуюся корму и сжатыми в бессильной злобе кулаками потрясал в воздухе. Так он и остался стоять на корме с грозно поднятыми кулаками, пока «Страшный» не погрузился в море…
   …Попав в холодную воду, Акинфиев пришел в себя. Его потянуло вниз, но пробковый пояс выбросил его обратно на поверхность. Он видел, как корма миноносца погрузилась в воду.
   «Конец! Конец!»— билась в мозгу у него последняя мысль. — Соленая вода сильно разъедала рану, и Андрюше казалось, что его бок жгут огнем. Налетевший вал захлестнул его. Силы падали. От холода ноги сводило судорогой. Вдруг совсем близко взметнулся кверху водяной столб. «Стреляют! — отметил угасающий мозг Акинфиева, и тут он увидел, что к месту гибели» Страшного» приближается какой-то корабль. «Свои или японцы? — мелькнула последняя мысль, и сознание оборвалось…
   Вернувшись с берега на» Петропавловск «, Дукельский сел за расшифровку полученных за день секретных телеграмм. Их было много, шифр был местами искажен. Это раздражало лейтенанта, и он облегченно вздохнул, закончив наконец свою скучную работу, наполовину разделся, как всегда делал в последнее время, и лег в постель. Дождь монотонно стучал над головой, изредка слышались чьи-то шаги на палубе, да временами доносился бой склянок.
   Мысли Дукельского были заняты Ривой. Последнее время он все чаще думал о своих отношениях к ней.
   » Крестить ее и жениться «, — не раз думал он. Прошлое Ривы мало смущало его. Мало ли было даже адмиральш из кафешантанных певиц. Конечно, пришлось бы на некоторое время перевестись куда-нибудь в другие веста, вроде Каспийской флотилии, служившей местом ссылки для проштрафившихся моряков, но потом все скоро позабылось бы и пошло обычным путем,
   Около трех часов ночи его разбудили.
   — Их императорское высочество требует вас к себе, ваше благородие! — доложил вестовой.
   Быстро одевшись, Дукельский направился к князю. Кирилл Владимирович только что вернулся с берега. Он был уже сильно пьян и смутно понимал, зачем ему, собственно, понадобился Дукельский.
   — Доложите обстановку на море, — проговорил князь, чтобы было о чем говорить.
   — Два отряда миноносцев ушли на поиск к островам Саншантоу. Эскадра на рассвете выходит в море. Пока все спокойно!
   — Где; Макаров?
   — Командующий ночует на» Аскольде «!
   — Вот уж цыганская натура! Что ни ночь, то на другом корабле ночует! Макаров, часом, не фараонова ли племени?
   — Насколько мае известно, чисто русский человек.
   Князь помолчал, стараясь придумать, что же ему еще сказать.
   — Провернули мы эти дни а Артуре! Будет что вспомнить! — И князь начал было рассказывать о своих похождениях на берегу, но лейтенант его перебил вопросом;
   — Что; еще угодно вашему высочеству?
   — Прежде всего угодно, чтобы вы меня не перебивали, когда я говорю! Это неприлично! А затем, затем я еще хотел сделать… Да! Мне срочно нужен Макаров. Немедленно вызовите его ко мне.
   — Но, ваше высочество, адмирал сейчас спит!
   — Зато я не сплю, — с пьяным упрямством ответил Кирилл.
   — Может быть, адмирал Молас заменит командующего? — спросил Дукельский, все еще надеявшийся оберечь сон Макарова.
   — Нет! Мне нужен только Макаров, черт бы его совсем побрал!
   — Но, ваше высочество, все эти ночи адмирал проводил в сторожевом охранении в море, ожидая японского нападения. Он сильно переутомлен, и без особо важной причины его беспокоить не следует.
   — А как, по-вашему, лейтенант, особо ли важная причина-желание члена императорской фамилии переговорить с адмиралом из боцманских сынков?
   — Думаю, что разговор можно с успехом перенести на утро.
   — Вы думаете! Да плевать мне на то, что вы думаете, и вообще на всех в Артуре! Получу крест, и уеду в Питер, а вы тут живите как хотите! Вызвать ко мне адмирала!
   — Разрешите узнать, как доложить командующему о причине вызова?
   — Причина одна — желаю сейчас же видеть адмирала, и баста.
   — Во избежание недоразумений, быть может, ваше высочество напишет командующему записку? — Чернильная вы душа, Дукельский! Вам бы писарем быть, а не моряком! — бросил князь, садясь к письменному столу.
   Перо плохо слушалось пьяной руки князя. Он несколько раз начинал писать, а затем рвал написанное. Дукельский презрительно разглядывал сильно потасканное, желто-зеленое лицо князя, покрытое мелкой сетью преждевременных морщин, его рано начавшую лысеть голову и криво торчащие усы, похожие на приклеенную мочалку.
   — Что вы на меня уставились, лейтенант? Что я вам, девчонка, чтобы так в упор меня разглядывать? — проговорил князь, справившись наконец с письмом и поймав на себе взгляд Дукельского.
   — Я жду письма, ваше высочество, — сухо ответил Дукельский.
   — Отправьте это письмо немедленно! Отвезите его лично! Я нижним чинам не доверяю! Тут хороший нагоняй Макарову за его зазнайство!
   Выйдя от князя, лейтенант попытался все же через Моласа воздействовать на заупрямившегося самодура. Когда они оба опять вошли в каюту, князь сидел за столом, положив голову на скрещенные руки.
   — Спит, — прошептал Молас.
   — Нет, не сплю, а жду Макарова! — неожиданно ответил князь.
   — Может быть, ваше высочество, отложите разговор с командующим до утра? — пролепетал боязливо Молас.
   — Хотя вы, адмирал, и немецкий колбасник, но все же русский язык понимать должны: я жду Макарова! Поняли? Сейчас же вызвать его ко мне, хотя бы он с бабой спал!
   Дукельский не стал слушать дальнейший разговор и направился наверх, чтобы распорядиться о шлюпке. Через четверть часа он уже был на» Аскольде «. Макаров спал, и, надеясь, что пьяный князь на» Петропавловске» тоже наконец заснет и оставит адмирала в покое, Дукельский прошел в кают-компанию и прилег там на диване. Но не прошло и полчаса, как вахтенный офицер сообщил, что на «Петропавловске» ожидают адмирала.
   Пришлось разбудить Макарова.
   — С миноносцами несчастье? — был его первый вопрос к Дукельскому. — Японцы пустили брандеры?
   Лейтенант протянул ему записку великого князя.
   Прочитав, Макаров, гневно скомкав записку, сунул ее в карман.
   — Передайте великому князю, что для меня он прежде всего начальник одного из отделов моего штаба и подчинен мне, а не я ему! Если у него есть срочное дело, пусть немедленно явится ко мне с докладом!
   — Есть! — вытянулся Дукельский и поспешил обратно на «Петропавловск». Там он застал великого князя уже мирно спавшим в постели.
   После ухода Дукельского Макаров вернулся в свою каюту и прилег. Наглая выходка великого князя разволновала адмирала. Со времени своего появления в Артуре князь систематически подрывал его авторитет, вмешивался в его распоряжения. Макаров возмущался, высказывал свое недовольство князю, жаловался на него Алексееву, но все это не приводило ни к чему. Сухопутное начальство Порт-Артура, особенно в лице генерала Стесселя, не скрывало своей вражды к флоту и открыто препятствовало всем мероприятиям по улучшению совместного действия флота и береговых батарей. Все это нервировало, раздражало и до крайности утомляло Макарова.
   «Бросить все и уйти в отставку», — мелькала иногда мысль в голове адмирала.
   Но он знал, что за десятками дураков и негодяев из великих и малых князей, генералов и адмиралов стоит многомиллионный русский народ, из которого вышел он сам и кровную связь с которым никогда не терял. Он знал, как непопулярна нынешняя война среди населения, и понимал, что одно это обстоятельство должно повести к поражению, при котором напрасно погибнут десятки и сотни тысяч русского народа. Войну надо было кончать возможно скорее, для чего необходимо было достигнуть если не господства на море, то хотя бы равенства морских сил. Этого было бы достаточно, чтобы заставить Японию прекратить войну. Достичь же этого можно было лишь путем уничтожения японской эскадры по частям. Нужно было переходить к активным действиям, беспрестанно беспокоя японцев.
   Мало-помалу адмирал успокоился, стал опять дремать. Но его снова разбудили. Прибыли для доклада командиры минных отрядов, отправленных в море.
   — Все вернулись благополучно? — спросил Макаров.
   — В темноте была потеряна связь со «Страшным», — доложил Бубнов.
   — И вы сочли возможным вернуться в Артур, бросив один из миноносцев в море? — сурово спросил адмирал.
   — Мы долго разыскивали его, но не нашли…
   — Почему вы не остались на подступах к Артуру подождать «Страшного»? Бросили в море один из самых слабых миноносцев, который легко может стать добычей японцев. Таких командиров мне не надо. Я отрешаю вас от командования, — резко проговорил Макаров.
   Бубнов, прежде служивший в гвардейском экипаже и теперь бывавший в компании великого князя, с нескрываемым презрением смотрел на адмирала, хотя и стоял перед ним навытяжку, и думал про себя:
   «Этот хам и впрямь воображает себя всемогущим богом в Артуре! Посмотрим, что ты, дружок, запоешь после хорошего» фитиля» из Петербурга!«
   — Я вас больше не задерживаю, — отпустил Макаров обоих капитанов.
   В это время доложили с сигнальной станции на Золотой горы, что в море, к юго-востоку от Ляотешаня, идет бой между неизвестными кораблями.
   Сразу поняв, что речь идет о» Страшном «, Макаров быстро поднялся на палубу.
   Светало. Сквозь предрассветный сумрак темнели силуэты Золотой горы и Тигровки. С моря глухо доносились раскаты далекой артиллерийской стрельбы. Матросы под наблюдением боцмана усиленно надраивали палубу.
   —» Баяну» немедленно выйти в море! — приказал Макаров.
   Едва на крейсере, стоявшем в сторожевом охранении, успели принять сигналы, как он уже двинулся вперед, быстро набирая ход. Из его труб повалил густой дым, длинным шлейфом потянувшийся за кораблем. Как ни недолюбливал Макаров Вирена, он не мог не отметить быстроту и четкость выполнения его распоряжения.
   — Поднять сигнал; «Адмирал благодарит» Баян» за быстрый выход! — распорядился Макаров.
   Между тем «Баян» уже открыл с предельной дистанции огонь по японцам, которые поспешили отойти. «Страшный» уже погрузился в воду, когда крейсер подошел к месту боя; спущенные шлюпки подобрали в воде четырех матросов и Акинфиева.
   Вскоре Макаров приказал также выйти в море «Диане», «Палладе»и «Новику».
   Спустившись вниз в каюту, адмирал вспомнил о записке великого князя. Он раздраженно фыркнул носом, дернул, по своему обыкновению» как всегда в волнении, правым плечом и задумался.
   Он избегал выходить в море на броненосцах, но сегодня на «Петропавловске» находился великий князь, вызывавший его к себе. Макаров не мог совсем игнорировать это обстоятельство и, не желая обострять отношений с князем, решил перейти на «Петропавловск». По прибытии туда он немедленно отдал приказ о выходе всей эскадры в море. У подошедшего к нему Дукельского адмирал справился о великом князе.
   — Спит после вчерашнего кутежа. Прикажете разбудить и доложить о вашем прибытии?
   — Не тревожьте! Когда проснется, тогда сообщите, что я на броненосце!
   Макаров направился к мостику. По дороге его встретил Верещагин. В руках он держал большой альбом, а из кармана пальто торчало несколько карандашей.
   — Здравствуйте, Степан Осипович, — тепло приветствовал он адмирала, — надолго намечается сегодня выход в море?
   — Здравствуйте, Василий Васильевич! Если японцы не примут боя, то к полудню будем в Артуре.
   — Я хочу воспользоваться выходом эскадры, чтобы сделать несколько набросков Артура со стороны моря.