— Свистать всех наверх! — скомандовал Акинфиев.
   Через мгновение Юрасовский уже легко «взбежал на мостик, застегивая на ходу шинель, матросы быстро разошлись по орудиям и минным аппаратам.
   С» Отважного» засемафорили огнями.
   — Атаковать брандер, — доложил сигнальщик.
   — Есть атаковать брандер, — повторил Юрасовский. — Выбрать якоря, приготовить орудия и минные аппараты!
   Загремела якорная цепь, заблестели огни у орудий. Малеев кинулся к носовой семидесятипятимиллиметровой пушке, Акинфиев спустился к минным аппаратам, с которых уже снимали чехлы.
   — Вперед до полного! — скомандовал в машинное отделение командир. Миноносец вздрогнул и, набирая ход, двинулся по направлению к брандеру.
   Между тем уже весь берег осветился огнями выстрелов. Удары тяжелых орудий слились в протяжный гул. За первым брандером показались еще три. Они полным ходом шли по направлению к проходу.
   На Золотой горе взвились две ракеты, ярко осветили море, и огонь батарей мгновенно прекратился. Теперь только «Страшный», зарываясь по самый мостик в ледяную воду, стремительно несся к головному брандеру, в то же время осыпая его своими снарядами.
   — Носовой — товсь! — скомандовал минному аппарату Юрасовский.
   Ажинфиев застыл на месте, ожидая команды «пли». В это время с брандера открыли по миноносцу сильный огонь из малокалиберных скорострельных пушек и пулеметов. Несколько снарядов с воем пронеслись над миноносцем, и по обе стороны «Страшного» взвились водяные столбы.
   — Пли! — наконец скомандовал командир. Вспыхнул красноватый огонек, и мина, нырнув в воду, понеслась по направлению к брандеру.
   — Лево на борт! Приготовить кормовой аппарат! — Миноносец круто покатился вправо, поворачиваясь кормой к противнику.
   Через несколько секунд у брандера с тяжелым ударом взметнулся к небу огненный веер взрыва, и пароход сразу круто осел на правый борт.
   — Ура! — радостно закричало сразу несколько голосов на палубе миноносца. Несмотря на мороз, матросы весело перекликались между собой в темноте.
   Подбитый брандер быстро оседал носом в воду. При свете прожектора было видно, как с него спешно спускали шлюпки
   — По шлюпкам огонь! — едва успел скомандовать Юрасовский, как загремела кормовая пушка. Шлюпки торопливо отходили от тонущего корабля, но разъяренные волны опрокидывали их одну за другой. Окутанный паром брандер уже наполовину погрузился в воду, а на его палубе все еще продолжали бегать люди, обстреливая миноносец из ружей. Одной шлюпке удалось выплыть, и она быстро ушла в море.
   — Слева по носу миноносец! — вдруг истошным голосом закричал сигнальщик, и тотчас же из ночной тьмы вынырнул темный силуэт. Почуй в тот же миг на японском миноносце разом сверкнуло несколько молний и грянул орудийный залп. Вокруг «Страшного» вновь заметались в бешеной пляске водяные смерчи.
   — Еще два на левом траверзе! — крикнул Серегин.
   Снова и снова глухие удары выстрелов потрясли море и небо. Акинфиев оглянулся на Порт-Артур и с удивлением увидел, как далеко позади остались береговые батареи.
   «Влопались!»— мелькнуло в его голове, но по команде Юрасовского миноносец, круто повернув, уже лег на обратный курс. Японцы в темноте потеряли «Страшный» из виду.
   На Золотой горе опять взвилась ракета. При ее свете батареи заметили «Страшный»и, приняв его за японское судно, тотчас же обстреляли.
   — Показать опознавательные, — скомандовал Юрасовский.
   — Опять подобьют нас, — ворчали матросы, боязливо оглядываясь на водяные всплески от снарядов.
   — Серегин, черт кривой, — ругался боцман, — живо подымай сигнал, пока нас не утопили!
   Миноносец, спасаясь от снарядов, развил предельный ход и, лавируя, шел курсом прямо на «Ретвизан».
   Около самого Артура «Страшный»с ходу протаранил шлюпку с одного из брандеров. Было слышно, как люди кричали о помощи.
   — Не нравится в холодной воде купаться, — злорадствовали матросы.
   — Мы хоть и не купались, а вымокли не меньше их, зубы так и стучат, — ответил Денисенко.
   — Подберем? — спросил Малеев у командира,
   — К черту! — бросил Юрасовский.
   Вскоре «Страшный» уже подошел к своему прежнему месту. Справа и слева, под Золотой горой и у Тигрового Хвоста, пылали выбросившиеся на берег брандеры. Огромное пламя, выбиваясь наружу, ярко освещало красноватым светом узкий проход в Артур и заснеженные берега; горящие головни взлетали высоко вверх и с шипением падали в воду. Несколько портовых пароходов столпилось около брандеров, пытаясь своими помпами залить пожар.
   — Не отойти ли нам подальше от них, — указал Малеев на брандеры, — не ровен час, еще взорвутся и нас повредят.
   — Пожалуй, ты прав, — ответил Юрасовский, — станем ближе к Электрическому Утесу.
   Когда «Страшный» стал на якорь, команду спустили вниз. Матросы, продрогшие и озябшие, поспешно спустились в кубрик.
   — Выдать всем сейчас же по чарке водки, — приказал Юрасовский боцману. — Да подсменить вахтенных, чтобы переоделись в сухое.
   — Тебе, Андрюша, еще целых две склянки достаивать вахту. Иди-ка и ты переоденься, — небось тоже промок, — предложил Малеев.
   Через пять минут Акинфиев, уже переодетый в сухое, снова шагал по мостику.
   После пережитого волнения Андрюша сперва не замечал даже голода, погруженный в воспоминания о происшедшем. Стрельба, взрывы, свист снарядов, вихрем несущийся миноносец, крики утопающих-все оживало в памяти и складывалось в яркую картину боя. Целый ряд деталей, ранее упущенных сознанием, теперь всплывал в памяти. То вспоминалась нелепо согнутая при свете ракеты фигура Малеева, которого обдало водой из-за борта, то широко раскрытый рот Юрасовского, когда он отдавал приказания, стараясь перекричать грохот стрельбы. Мысли унеслись в далекий Кронштадт, где жила семья. Встал, как живой, отец, высокий, сутулый, лысый человек с золотыми очками на носу. Он был главным врачом в морском госпитале. Андрюша вспомнил, как противился отец его поступлению в морской корпус.
   — Знаю я этих ветрогонов-моряков, редко кто из них блещет умом и образованием, — говорил он. — Больше на внешнем лоске да подхалимстве выезжают. Ума от них не наберешься, а пустельгой стать легко. Кроме того, морская служба в России почти наследственная: у большинства офицеров и дед, и отец, и сын — все моряки. У таких и связи, и знакомства, и карьера обеспечена. А у нас с тобой? Мой дед — поп, отец — сельский учитель, я сам — врач. Никто, как видишь, в моряках и не служил. Куда нам с суконным рылом да в стародворянский ряд лезть!
   Но Андрюша не внял увещаниям отца.
   «Завтра же напишу им письмо обо всем», — решил он.
   Сменившись с вахты, Акинфиев быстро разделся и едва лег на койку, как заснул.
   Проснулся он от стука отдаваемого якоря и понял, что «Страшный» вошел в бухту.
   Вошедший в каюту Малеев окончательно разбудил его.
   — Сегодня утром в Артур приехал Макаров. Сейчас он в порту, а затем будет объезжать корабли. Старк уже спустил свой флаг на «Петропавловске».
   — Ура! Наконец-то у нас появился настоящий адмирал, — обрадовался Акинфиев и стал поспешно одеваться.

Глава седьмая

   Прямо с вокзала адмирал Макаров направился в доки, чтобы познакомиться с ходом работ по исправлению подорванных судов. Никто из местного начальства не ожидал столь быстрого посещения доков новым командующим флотом, и Макаров мог лично убедиться, какими черепашьими темпами шел ремонт. В сопровождении младшего флагмана адмирала Ухтомского, командира порта Артур адмирала Греве и флаг-офицера Дукельского он стал обходить мастерские. Рабочие с любопытством посматривали на бородатого адмирала с ласковыми глазами.
   — Здравствуйте, братцы! — мягким баритоном поздоровался адмирал.
   — Здравия желаем! — нестройно ответили рабочие, снимая фуражки.
   — Это еще кого на нашу голову нелегкая принесла? — спросил один из них. — Мало нам здешних скорпионов, так еще новые сюда едут! — и недоверчиво и хмуро посмотрел на Макарова.
   Внимательно оглядывая рабочих, Макаров обратил внимание на нездоровый вид многих и стал расспрашивать о том, как и где они живут, где питаются, сколько получают, много ли семейных. Сперва нехотя и коротко, а затем все подробнее и живее рабочие отвечали на расспросы Макарова. Он узнал, что, помимо местных портартурцев, успевших обжиться на месте, в доках работает до тысячи человек недавно приехавших из Питера по контрактам с морским ведомством. На местах им сулили золотые горы, а в Артуре они попали в тяжелые условия. Квартир у большинства не было, и они ютились в холодных китайских фанзах, питались где и как попало.
   Слушая жалобы, адмирал все больше хмурился, наконец начал сердито посапывать носом и подергивать правым плечом.
   — Немедленно отвести для жилья рабочих одну из флотских казарм вблизи доков и зачислить всех вольнонаемных на флотский паек, — приказал Макаров.
   Гул одобрения пронесся по толпе, многие, улыбаясь, стали благодарить адмирала.
   — Только помните мои условия, — работать за четверых, чтобы в кратчайший срок все корабли были готовы, — обратился к рабочим Макаров.
   — Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, как черти станем работать! — заверяли рабочие.
   — Нам бы еще, ваше превосходительство, господин адмирал, насчет баньки — вша да блоха заела, а в городе и бани-то настоящей нет.
   — Правильно! Русскому человеку без бани не прожить! Разрешаю вольнонаемным пользоваться экипажной баней на общих основаниях с матросами, — решил Макаров.
   — Затем насчет околотка. Заболеешь, полечиться негде.
   — Разрешаю лечиться в экипажном околотке. Еще что? Лейтенант Дукельский, прошу проследить за выполнением моих распоряжений, — обернулся адмирал к флагофицеру.
   — Наместник считает нежелательным тесное общение рабочих с матросами и едва ли одобрит последнее распоряжение вашего превосходительства, — предупредил Макарова командир порта адмирал Греве, когда они вышли из мастерских.
   — Вы все равно не избежите общения при совместной работе по ремонту кораблей. Я сам урегулирую этот вопрос с Алексеевым.
   — Есть! — ответил Греве.
   Затем Макаров отправился к стоящему у причала броненосцу «Цесаревич». Команда корабля была уже выстроена на шканцах. У трапа адмирала встретил командир корабля капитан первого ранга Григорович. Едва Макаров вступил на палубу корабля, как заиграла музыка, матросы вскинули винтовки на караул. Обойдя команду по фронту, Макаров громко поздоровался с матросами.
   Даже на придирчивый взгляд старого моряка матросы выглядели молодцевато в безупречно пригнанном обмундировании, начищенных до блеска сапогах и лихо заломленных бескозырках. Они имели здоровый, сытый вид и поражали ярким румянцем на щеках.
   Хмурое вначале лицо Макарова просветлело, и он внутренним чутьем старого моряка понял, что матросам на корабле живется неплохо. Недаром Григорович славился на всю эскадру своими хозяйственными способностями и считался одним из лучших командиров на флоте.
   Пройдя по фронту, Макаров отпустил команду и отправился осматривать повреждения корабля. Подоспевший флаг-инженер Кутейников начал было длинный доклад о проделанной работе, но адмирал прервал его вопросом:
   — Когда вы закончите починку?
   — «Цесаревич» будет отремонтирован к маю, «Паллада»к середине апреля, а «Ретвизан» не раньше чем через три месяца по подводке кессонов.
   — Я столько ждать не могу! «Цесаревич»и «Паллада» должны быть готовы к первому апреля, а «Ретвизан»— к десятому. Ваше дело, господин Кутейников, всеми наличными средствами обеспечить выполнение моего приказа, — настойчиво проговорил Макаров.
   — Разрешите свистать к обеду? — спросил Григорович.
   — Да! Только пищу я буду пробовать из матросских баков, — предупредил Макаров.
   В кают-компанию он не зашел, а, собрав офицеров наверху около мостика, начал с ними беседовать.
   — Вы, господа, должны прежде всего сами проникнуться духом борьбы и затем внушить его своим матросам. Помните заветы Корнилова и Нахимова: атаковать неприятеля, где только его увидишь, не считаясь с его численностью. Конечно, дело не в одной лихости, — надо овладеть также техникой боя, но прежде всего надо помнить, что не так страшен японец, как его малюют! Нужно обрести веру в свою победу и внушить ее и себе и матросам. Наш матрос способен на любой подвиг под руководством настоящих командиров.
   — Пока что они творят чудеса только в артурских кабаках! — вставил лейтенант.
   — Виню в этом прежде всего господ офицеров, которые не сумели должным образом воспитать своих матросов. Я буду прежде всего и больше всего взыскивать с офицеров и считаться буду только с теми, которые сумеют повести за собой матросов. Зазнаек и белоручек мне не надо!
   Отпустив офицеров, Макаров отправился на батарейную палубу, где обедали матросы. Подсев к одному из баков, адмирал попросил ложку и попробовал щи и кашу. Обед был приготовлен на славу, хотя и вообще на «Цесаревиче» кормили лучше, чем на других кораблях эскадры.
   — Всегда вас так хорошо кормят? — спросил Макаров.
   — На харчи не обижаемся, ваше превосходительство! Вот в порту сидеть надоело, это правда, — ответил один из матросов. — Только два дня пришлось по япошкам пострелять, с тех пор все на ремонте стоим.
   — Небось страшновато было в те дни? — шутил Макаров. — Теперь из дока вылезать не хотите?
   — Оно правда, испугались было сперва, как среди ночи под корму ударило, но затем вскоре опомнились и бросились подводить пластырь, — бойко отвечали матросы. — Теперь у японцев мы в долгу, надо бы поскорее с ними расквитаться.
   — Смотрите ему спуску не давайте. Через месяц ваш «Цесаревич» должен уже выйти в море. Работать надо много и усердно. Я на вас, ребята, надеюсь, — закончил беседу Макаров.
   — Постараемся, ваше превосходительство! — ответили матросы уходящему адмиралу.
   Как только Макаров отошел, все матросы сгрудились около тех, с кем он разговаривал, и засыпали их вопросами.
   — Видать, что сам из матросов! — заметил баталер.
   — Ни в жисть не поверю, чтобы из матросов в адмиралы выйти можно было, — усомнился один из комендоров.
   — Сомнительно что-то, но до матроса, видать, добер и не гордый, как Старк. От того, кроме брани, и слова не услышишь.
   — Бородища у него знатная! И из себя видный, — обменивались замечаниями матросы. — Брови у него густые, а глаза, как у дитяти, — ясные. Даром что вид сердитый, а видать — добрый, зря матроса не обидит!
   На «Палладе» Макаров сразу пришел в раздражение при виде грязи и захламленности на корабле.
   Исковерканные трапы, погнутые поручни, концы тросов, канаты — все это беспорядочно валялось на палубе. Напрасно командир «Паллады» капитан первого ранга Косович уверял адмирала в невозможности поддержания на корабле чистоты, когда идут ремонтные работы.
   — Даю вам трехдневный срок для приведения всего в порядок. Запишите, лейтенант Дукельский. И лично проверю исполнение моего приказания, — сурово отвечал ему адмирал.
   После щеголеватых матросов «Цесаревича» матросы «Паллады» выглядели замухрышками.
   — Не удивительно, что двадцать шестого января на «Палладе» так долго возились с подводкой пластыря и никак не могли добраться до берега, — резко проговорил Макаров.
   — Меня в тот момент на крейсере по болезни не было! — заикнулся было Косович.
   — Все же вы виноваты в том, что не сумели своевременно обучить матросов такой необходимой в бою вещи, как подводка пластыря.
   Не заходя больше никуда, Макаров уехал на «Ретвизан». На нем уже были подведены носовые кессоны и шла откачка затопленных носовых отсеков. Броненосец с минуты на минуту должен был обрести плавучесть и сдвинуться с мели, на которой стоял.
   Как только на «Ретвизане» заметили приближение Макарова, команда была немедленно выстроена, рабочие же собрались на полубаке.
   У парадного трапа Макарова встретил командир «Ретвизана» капитан первого ранга Шенснович.
   Макаров, уже остывший после разносов на «Палладе», с видимым удовольствием выслушал сообщение о скором снятии «Ретвизана»с мели.
   Шенснович поспешил довести до его сведения о той работе, которую он вместе со своей командой проделал для спасения корабля.
   — Измучились, ваше превосходительство! Ни днем, ни ночью не имели покоя. Днем чинились, невзирая на погоду. Три раза волна разбивала кессоны, и все приходилось начинать заново. По ночам же, вернее даже — чуть стемнеет, на рейде начинают рыскать японские миноносцы. За ночь отбивали по десяти минных атак. Поведение всей команды, особенно господ офицеров, выше всяких похвал! С вашего разрешения, я войду в штаб с представлением о наградах офицерам и нижним чинам, — разливался Шенснович.
   — Прежде войдите в порт, а тогда уж и о наградах поговорим, — остановил его адмирал.
   Затем он обошел команду.
   — Спасибо за службу! — поблагодарил Макаров матросов.
   — Рады стараться!
   — Вам пришлось на себе испытать первый удар врага и пережить все боевые невзгоды, находясь у входа в порт, — продолжал Макаров. — Даст бог, не сегодня-завтра вы пойдете в порт и там, в спокойной уже обстановке, окончательно залечите нанесенные вашему броненосцу раны. Чем скорее «Ретвизан» вернется в строй, тем скорее мы сможем побороть японцев. Приношу благодарность также всем господам офицерам броненосца, — закончил речь Макаров.
   Затем, подойдя к рабочим, он поблагодарил также и их. Сняв фуражки, они нестройно ответили адмиралу.
   — Когда все работы по снятию броненосца будут окончены, выдать всем не в зачет по полумесячному окладу и представить отличившихся к наградам! — распорядился Макаров.
   — Покорнейше благодарим, спасибо, ваше превосходительство, господин адмирал! — зашумели в толпе.
   Макаров, желая ознакомиться с причиненными «Ретвизану» повреждениями, спустился в трюм, пролез через сеть деревянных подпорок, добрался до откачиваемых отсеков и осмотрел их при помощи ручного фонаря. Весь испачканный, утомленный, измучив сопровождавших его офицеров, он вернулся на палубу.
   — Теперь можно будет и закусить после трудов праведных, — не замедлил предложить Шенснович.
   — Спасибо, не откажусь, — просто ответил Макаров.
   За завтраком адмирал оживленно беседовал с офицерами.
   — Вам повезло: в первый же месяц войны вы получили такой богатый боевой опыт.
   — Опыт, конечно, большой, — дипломатично заметил Шенснович, — но едва ли кто-нибудь желает приобретать его дальше. Нужна хотя бы небольшая передышка в порту.
   — Только не увлекайтесь городом. Не более десяти процентов офицеров могут одновременно съезжать с корабля, а матросы только в праздничные дни. Слыхал я, что в Артуре установилось правило, по которому чуть не все офицеры, кроме вахтенных, съезжают ежедневно на берег. Даже в море будто бы эскадра выходила не с полным составом офицеров и матросов! Я считаю это совершенно недопустимым, — предупреждал Макаров.
   Лица у многих офицеров вытянулись.
   — На каком корабле изволите поднять свой флаг, ваше превосходительство? — справился Шенснович.
   — Штаб придется оставить на «Петропавловске», а сам я помещусь на каком-нибудь крейсере: «Аскольде», «Диане», «Баяне».
   — Но в бою это едва ли удобно, да на броненосцах и безопаснее, — проговорил Шенснович.
   — Броненосец — штука тяжелая и неповоротливая, на нем далеко вперед не ускачешь. Это старый предрассудок, что адмирал должен быть всегда на самом защищенном корабле. Крейсера же имеют за собой ряд преимуществ: на них можно и в разведку сходить, и осмотреть всю эскадру; за ними быстрота хода, удобство, гибкость маневрирования. Поэтому в бою на крейсере скорее доберешься, куда нужно, и увидишь, что надо.
   Офицеры внимательно слушали Макарова. Выдвинутые им положения ломали давно укоренившиеся во флоте традиции.
   Шенснович провозгласил тост за нового командующего. Все его дружно поддержали и стали подходить к Макарову с бокалами в руках; адмирал, приветливо чокаясь, просил Шенсновича называть ему фамилии подходивших.
   Затем он сам предложил тост за офицеров и командира «Ретвизана», после чего стал прощаться. Он вызвал к «Ретвизану» «Страшного»и на нем объехал всю эскадру. Юрасовский в полной парадной форме стоял на мостике рядом с адмиралом и Дукельским. Андрюша Акинфиев, как зачарованный, не спускал глаз с Макарова. Матросы, быстро двигаясь по палубе, издали с любопытством рассматривали нового адмирала.
   — Здорово, Демчук! — узнал Макаров боцмана, который был с ним в плавании на «Ермаке».
   — Здравия желаю вашему превосходительству! — неторопливо, с чувством собственного достоинства ответил боцман.
   — Опять пришлось нам с тобой встретиться! Ты вон уже до боцмана дослужился! Как живешь?
   — Покорно благодарим! Бог грехи терпит, не сожрали еще акулы.
   — Постарел ты все же, седина появилась!
   — И у вашего превосходительства борода тоже побелела!
   — Да, бегут года, стареем все!
   Узнав, что «Страшный» собран в артурском порту, Макаров особенно заинтересовался им и обошел все помещения.
   — Дорого и скверно, — резюмировал он свои впечатления, узнав стоимость миноносца. — Наше адмиралтейство верно себе — больше ворует, чем строит.
   «Страшный» по очереди подходил к различным кораблям эскадры. Макаров в мегафон здоровался с выстроенными на борту матросами, благодарил их за службу и двигался дальше.
   Последним адмирал осмотрел крейсер «Аскольд». Заграничной постройки, пятитрубный быстроходный бронепалубный крейсер «Аскольд» считался одним из лучших кораблей эскадры. Командовал им капитан первого ранга Граыматчиков, которого адмирал знал с детских лет. Рассказы адмирала о море, моряках и толкнули талантливого юношу на тернистый путь морской службы.
   Макаров особенно тепло поздоровался с ним и, обойдя весь корабль, приказал пробить боевую тревогу. Матросы быстро заняли свои места по боевому расписанию. Адмирал подходил то к одному, то к другому орудию и беседовал с комендорами.
   — Соскучились поди сидеть без дела в гавани? — справлялся он у матросов.
   — Так точно, ваше превосходительство! Руки чешутся пострелять по японцу, — бойко отвечал ему комендор.
   — С новыми оптическими прицелами уже ознакомились? — допытывался Макаров у них.
   — Ознакомились, но в бою еще применять не приходилось, охота поскорее попробовать их на деле.
   — Постараюсь в ближайшие же дни доставить вам эту возможность, — улыбнулся в бороду адмирал.
   С «Аскольда» Макаров поехал на «Петропавловск». Обойдя и здесь команду и познакомившись с офицерами, адмирал прошел к Старку, который уже с нетерпением поджидал его в своем салоне.
   Усталый и продрогший за день, Макаров с удовольствием принял предложение Старка выпить чаю с ромом. Пока вестовые готовили чай, адмиралы уселись в кресла и начали говорить о разных второстепенных вопросах. Макаров выразил сожаление по поводу болезни Старка и пожелал ему скорейшего выздоровления. Старк громко восхищался прекрасным видом Макарова и уверял, что ему никак нельзя дать больше сорока пяти лет, хотя адмиралу уже исполнилось пятьдесят пять. Затем Старк осторожно справился о петербургских новостях.
   — Новости нынче надо узнавать не в Питере, а в Артуре. Весь мир сейчас больше всего интересуется военными делами на Тихом океане, — отозвался Макаров.
   — У нас все по-старому — японцы атакуют, а мы отбиваемся, — в тон собеседнику ответил Старк.
   Подали чай. Макаров почти залпом выпил первый стакан и попросил еще. После чаепития Старк с заметным волнением в голосе спросил:
   — В морском министерстве, верно, всех собак вешают на меня?
   — Само собой разумеется, Оскар Викторович! Вы ведь командующий эскадрой. Вам и ответ держать.
   — Это неверно, Степан Осипович, Алексеев совсем меня обезличил, а теперь прикрывается мною.
   — Зачем же вы позволили ему сесть себе па шею?
   — Побывали бы вы на моем месте. Ничего другого мне не осталось делать.
   — С сегодняшнего дня я влезаю в вашу шкуру, но действовать буду по-другому. Сразу же поставлю вопрос ребром: или я командую флотом, или наместник. В случае несогласия со мной подам в отставку.
   — У вас, Степан Осипович, другое положение. Вы назначены командующим флотом непосредственным рескриптом государя императора. Я же, во-первых, командую лишь эскадрой, а не флотом и, во-вторых, назначен в обычном порядке.
   — Характер у вас, Оскар Викторович, слишком мягкий. Вы все боитесь поссориться с Алексеевым, а тот и использовал эту вашу податливость. С начальством надо говорить почтительно, но твердо, когда закон на вашей стороне.
   — Закон, что дышло, куда повернешь, то и вышло. Особенно у Алексеева. — Он тут царь и бог, что хочет, то и делает, ни с кем и ни с чем не считаясь.
   — Позавчера в Мукдене, когда я ему представился по случаю приезда, он обещал поддержку моим начинаниям.