Степанов Александр Николаевич. Порт-Артур. Том 1

   — Перебросьте всех освобождающихся здесь рабочих на укрепление, чтобы окончить его в недельный срок, — распорядился Стессель. — Ну, я, Роман Исидорович, поеду к себе в штаб, — проговорил генерал.
   Когда он уехал, Кондратенко ласково потрепал по плечу Шевцова.
   — Не принимайте близко к сердцу, Алексей Владимирович, стессельокой выходки. Ведь вы знаете, он бранчлив, но отходчив. Не вы первый, не вы последний.
   — Все это так, ваше превосходительство, но всему есть предел. На войне нервы иногда сдают, и тогда в ответ на брань он может подвергнуться также оскорблению, — взволнованно отвечал Шевцов.
   — Твердо убежден, что ваши нервы не сдадут и вы сохраните свою всегдашнюю выдержку и спокойствие.
   — Постараюсь, ваше превосходительство! Я хотел у вас просить на сегодняшний день прапорщика Звонарева, чтобы с ним посоветоваться по вопросам укрытия наших орудий.
   — Если вы ничего не имеете против, я тоже приму участие в этом совете, — любезно проговорил генерал.
   — Мы будем весьма польщены, — начал было Шевцов.
   — Тогда пойдем сперва на форт номер три, а потом на ваше укрепление, — решил Кондратенко, и все трое двинулись.
   Уже поздно вечером, усталый и голодный, Звонарев распрощался с Кондратенко и Шевцовым и заехал на Залитерную батарею. Работы там шли полным ходом при свете прожектора. Около батареи был разведен костер, возле, которого стояла походная кухня. Тут же возились Заяц и Белоногов. Поздоровавшись и отдав им свою лошадь, прапорщик спросил:
   — Поручик где?
   — На батарее. Ни днем, ни ночью сам не спит и другим не дает, — жаловались солдаты.
   Подойдя к месту работы, Звонарев тотчас услышал зычный голос Борейко.
   — Трамбуй, черти, веселей, крепче бетон будет! Добавь тут еще два вершка. Куда, голова елова, прешь, правей бери! — доносились крики с батареи.
   — Здорово, Сережа! Что давно к нам не заглядывал? Возле Вари все сидишь? Надоест это потом, когда на всю жизнь пришит к ней будешь.
   — Новое придумай, Боря, да что-нибудь поинтереснее, — обиделся прапорщик.
   — Ладно. Вот что, друг, мои ребята надумали тут одну штукенцию, а только я не знаю — можно это делать или нельзя. Хохлы наши, Денисенко и Гайдай, предложили в бетон класть для большей прочности железные балки и рельсы. Меня же сомнение берет — не проржавеют ли они в мокром бетоне. Денисенко, поди-ка сюда! — окликнул он проходившего мимо матроса. — Расскажи-ка прапорщику, как ты хочешь связать между собой рельсы.
   — Просверлить их подошвы и взять на болты. Лебедкин первую партию уже собрал, получается вроде железной плетенки, — объяснил матрос. — И проржаветь рельса не должна, — дюже она толстая, не скоро ее ржа проест.
   — Посоветуюсь с инженерами, что они скажут, — осторожно ответил прапорщик.
   К ним подошел Жуковский.
   — Опять наш Борис Дмитриевич по-своему хочет делать. По-моему, эти рельсы только ослабят бетон. Он будет не монолитным, а весь пронизан железом и при первом попадании станет отваливаться по кускам. Как вы считаете, Сергей Владимирович? — обратился капитан к Звонареву.
   — По-моему, выдумка не дурна, но все же я спрошу инженеров. Не плохо было бы и вам так же свою батарею переделать.
   — Ой, что вы! Мы и так по вашему приказанию без малого всю батарею перестроили, а тут еще новая переделка. Бог не без милости, и на этих батареях выдержим осаду, если только японцы сюда доберутся. У вас там в высших сферах ничего не слышно о Маньчжурской армии? Что Куропаткин делает? Скоро ли нас освободят от японцев? — спросил Жуковский.
   — Насчет Куропаткина пока ничего не слышно.
   Звонарев справился, как обстоит дело с освещением, вентиляцией и другим оборудованием.
   — Все сделаем. На батареях у нас будет не хуже, чем на Электрическом Утесе. Водопровод и тот проведем. Нашли небольшой родничок, расчистили, завели его в трубу, получилось чисто и хорошо. Днем жарища, солнце палит немилосердно, а у нас под руками всегда свежая вода, и работать веселее, — хвастался Борейко. — Если бы все батареи были такие, как моя Залитерная, никогда японец не взял бы Артура; строю я ее вместе с солдатами, с ними обо всем советуюсь, и они из кожи лезут, чтобы все было покрепче да получше.
   Звонарев пообещал исполнить все данные ему поручения и, сев на лошадь, тронулся в Артиллерийский городок.
   На квартире он застал обед, присланный от Белых.
   — Мария Фоминична предлагает нас с вами взять к себе в нахлебники, — пояснил ему Гобято. — Вернее, конечно, — вас, а меня только из приличия к вам пристегивает.
   — Поэтому я решительно отказываюсь.
   — Увы, я уже дал согласие и за себя и за вас и даже внес сто рублей, — улыбнулся Гобято, который заранее договорился обо всем с Варей.
   Звонарев сердито вздохнул, но больше не протестовал.
   Через день, когда Звонарев днем проезжал по Новому городу мимо домика Ривы, она окликнула его в окно.
   — Сережа, поверните хотя бы голову в мою сторону, а то я на вас обижусь. Загордились, сил нет. Еще бы, не сегодня-завтра станете генеральским зятем! — смеялась она.
   — Ривочка, хоть вы пощадите меня. Мне и так нигде не дают проходу, — взмолился Звонарев, останавливаясь у окошка.
   — Слезайте-ка с лошади, поставьте ее во дворе и заходите к нам, — пригласила Рива.
   Прапорщик въехал во двор, спешился, отпустил подпруги и, привязав лошадь чумбуром около сарая, весь пропыленный и пахнущий конским потом, развалистой походкой кавалериста, с плеткой в руках, вошел в комнату.
   — Андрюша вас зовет, — сказала Рива из-за двери спальни.
   Звонарев вошел в спальню. Акинфиев лежал на кровати.
   — Что это ты валяешься среди дня? — удивился Звонарев.
   — Собираюсь с силами перед походом.
   — Каким походом?
   — Завтра с рассветом выползаем наконец из Артура.
   — Опять надуете?
   — Нет, теперь уже без обмана. Вылезли бы на свет божий еще сегодня, да Зацаренный, командир «Победы», заболел желтой лихорадкой. Вместо него с «. Паллады» назначили временно Сарнавского, а на «Палладу»— с «Амура» Иванова. Пока командиры приняли свои новые корабли, прилив прошел и пришлось ждать новой высокой воды до завтрашнего утра, — пояснил Андрюша.
   — Как же это так? — изумился Звонарев. — Перед самым выходом корабля в бой на него назначают нового командира? Не проще ли было заболевшего командира заменить его старшим офицером?
   — Что ты! Этого никак нельзя. Вышло бы, что броненосцем командует капитан второго ранга Рухлов, а капитан первого ранга Сарнавекий — всего только крейсером. Им было бы очень обидно, — совершенно серьезно возражал Акинфиев.
   — В боевой обстановке не приходится считаться с личными обидами. Старшие офицеры знают всех и вся на корабле, и их все знают, поэтому было бы рациональнее им и поручить командование кораблем в бою, раз заболел командир.
   — Ты рассуждаешь по-сухопутному. У нас, моряков, такой порядок не принят.
   — И очень жаль. Завтра заболеет лихорадкой или просто медвежьей болезнью еще какой-нибудь командир, и опять начнется перетасовка всех командиров на эскадре.
   — У нас иначе нельзя, — пытался было еще возражать Андрюша, но сам понял несостоятельность своих возражений и замолк.
   — Думаете вернуться назад в Артур или попытаетесь прорываться во Владивосток или нейтральные порты?
   — Как наш Виля решит, а решит он в зависимости — какая из мозолей у него будет больше болеть: правая или левая. Я думаю, что даже сам бог не знает, что ему взбредет в голову.
   — Интересно знать, кому же взбрело в голову назначить его командующим эскадрой?
   — Наместнику. Но мы ждем приезда в Артур нового командующего флотом, адмирала Скрыдлова, да он застрял где-то по дороге. Совсем было уже садился в поезд, да в это время какому-то матросу в Николаеве приснилась чудотворная икона божьей матери, которая будто бы должна спасти Артур. Сообщили об этом в Питер Победоносцеву. Тот решил, что прежде чем эта икона не будет написана, освящена и поднесена Скрыдлову, ему ехать сюда нельзя. Теперь не то икону эту пишут со слов сновидца-матроса, не то возят ее по каким-то мощам для освящения, а Скрыдлов в ожидании прохлаждается в Питере.
   — Витгефту, может быть, тоже что-нибудь привидится во сне, и он опять не захочет выйти в море, — усмехнулся Звонарев. — Откуда ты узнал эту историю с иконой?
   — Китайцы привезли на джонках несколько номеров газеты «Чифу-Пресс», там все это рассказано. Это столь невероятная чушь, что едва ли правда.
   — Раз чушь, значит, — будь спокоен, — наверное, правда. Что-что, а всякая такая галиматья у нас очень в ходу.
   Вскоре Звонарев распрощался и ушел.
   Пора было идти на пристань, где Андрюшу ждала шлюпка с «Севастополя». Он и Рива крепко обнялись и вместе вышли из дому. Спотыкаясь в темноте, поддерживая друг друга, они кое-как добрались до пристани. Здесь уже расхаживал по набережной, поджидая их, сам командир «Севастополя» Николай Оттович Эссен.
   — Прошу извинить меня за опоздание, господин капитан первого ранга, — подошел к нему Акинфиев.
   — Я сам тоже только что подгреб сюда, Андрей Михайлович, — успокоил его Эссен. — Имею честь кланяться, сударыня! — поздоровался он с Ривой.
   — Так вы, Николай Оттович, думаете, что эскадра вернется обратно в Артур? — спросила Рива.
   — Пути начальства неисповедимы, но угольные ямы ни на одном корабле не загружены полностью. Очевидно, во Владивосток мы не пойдем. Значит, или будем прорываться в нейтральные порты, или вернемся обратно, — ответил Эссен.
   Отвалив от пристани, шлюпка исчезла в темноте.
   Стессель был вне себя. Он ходил большими шагами по кабинету и потрясал только что полученной телеграммой о своем отзыве из Артура в Маньчжурскую армию.
   — Вы все расшифровали верно, Виктор Александрович? — уже не в первый раз спрашивал он у Рейса.
   — Ошибки быть не может, ваше превосходительство, — ответил полковник с невозмутимым видом. В противоположность своему генералу он был, как всегда, сдержан и спокоен. Его румяное, гладко выбритое лицо не выражало ни тени волнения. Серо-голубые проницательные глаза холодно смотрели на взбешенного генерала.
   — «Ввиду отхода войск вверенного вам района на передовые позиции крепости, предлагается вам немедленно по получении этой телеграммы сдать командование войсками генералу Смирнову, а самому, при первой возможности, выехать из Артура, используя для этого, если понадобится, один из быстроходных крейсеров эскадры. Генерал-адъютант Куропаткин», — еще раз громко прочитал Стессель злополучную телеграмму. — Это все козни Смирнова и моряков. Они спят и во сне видят выжить меня из Артура! Но они просчитаются! Стессель без боя не сдастся! Я еще сумею свести с ними счеты. Кто, кроме вас и меня, знает содержание этой телеграммы?
   — Никто, ваше превосходительство! Я лично ее расшифровал.
   — Но тут ведь имеется указание, что в, копии она послана Витгефту и Смирнову.
   — Обе эти копии попали тоже к нам в штаб.
   — Надеюсь, вы их не отправили по назначению?
   — Не считал возможным это сделать без ваших на то непосредственных указаний.
   — И прекрасно. Пока задержите их, а я обдумаю, что мне следует предпринять. Через час прошу вас зайти ко мне за распоряжениями, — отпустил генерал своего начальника штаба.
   Как только Рейс ушел, Стессель с телеграммой в руках направился к жене. По хмурому, расстроенному виду мужа Вера Алексеевна поняла, что произошло нечто весьма важное, и поспешила увести его в спальню, где у них всегда происходили секретные совещания.
   — Что случилось? Фок отступает? Тебя подчинили морякам? Умер Куропаткин? В России беспорядки? — засыпала мужа вопросами Вера Алексеевна.
   Генерал молча протянул ей телеграмму. Нацепив на нос пенсне, генеральша медленно вслух прочитала ее два раза.
   — Кто о ней знает, кроме тебя, в Артуре?
   — Только Рейс.
   Вера Алексеевна на минуту мрачно задумалась, а потом сразу расцвела.
   — А зачем тебе ее получать, Анатоль? — уже весело спросила она.
   — То есть как зачем получать, коль она уже получена? — не понял генерал.
   — Но она ведь могла и пропасть. Ее мог выбросить за борт по дороге лодочник, когда его начали преследовать японцы, наконец, он просто мог погибнуть сам по дороге и не доставить этой телеграммы, — пояснила генеральша.
   — Ничего не понимаю. Посланец благополучно добрался до Артура и передал почту по назначению. Он вернется в Чифу к консулу Тидеману и представит ему нашу расписку в получении почты.
   — Вы слишком поторопились дать ему расписку.
   — Может быть. Рейс еще не рассчитался с ним?
   — Надо это узнать, а затем помешать лодочнику вернуться обратно в Чифу.
   — Это не в моих силах. Да и какой в этом смысл?
   — Какой ты непонятливый, Анатоль: вернувшись в Чифу, он сообщит Тидеману, что телеграмма тебе доставлена, а тот — г. Куропаткину… Если же он не вернется в Чифу, то Тидеман сочтет его погибшим…
   — …и пошлет другого.
   — Ну, пока что — пройдет довольно много времени, и мы что-нибудь придумаем.
   — Значит, лодочника, по-твоему, надо арестовать? — с трудом соображал Стессель.
   — Особенно церемониться с ним не следует. Арестованный может быть потом освобожден и начнет рассказывать о своих приключениях.
   — Так ты думаешь…
   — Я не только думаю, но и твердо знаю, что глупее тебя в Артуре нет человека, — обозлилась Вера Алексеевна. — С посланцем я сама улажу дело, а ты вели Рейсу сейчас же уничтожить все копии с телеграммы и забыть, что он ее когда-либо получал. Понял?
   — Значит, ты находишь, что ее следует скрыть?
   — Слава тебе господи, сообразил-таки наконец.
   — Но если Рейс разболтает?
   — Он совсем не такой дурак, как ты, и прекрасно понимает, что, пока ты находишься в Артуре, ему обеспечено спокойное место начальника твоего штаба, а если власть перейдет к Смирнову, то ему немедленно придется вернуться в свой полк.
   Стессель стал постепенно понимать план своей жены: телеграмму скрыть, приказать Рейсу молчать, обезвредить лодочника и ждать, что будет дальше.
   — Ты задумала рискованное дело, — обернулся он к жене.
   — Во-первых, если все хорошенько заранее обдумать и предусмотреть, риска нет, а во-вторых, на войне без риска не обойдешься. Вызови сегодня же в Артур Фода и устрой совещание с ним и Рейсом, я тоже на него приду, — распорядилась Вера Алексеевна.
   — Хотя я и не совсем понимаю, зачем это надо сделать, но раз ты так хочешь, будь по-твоему, — смирился Стессель и направился к двери.
   — Прикажи Познанскому арестовать лодочника, якобы за утерю секретных бумаг, и обвини его в том, что он их передал японцам.
   — Так его за это надо будет повесить? — удивился генерал.
   — Одним человеком больше или меньше — все равно, но мы избавимся от нежелательного свидетеля.
   — Так бы ты мне сразу и сказала, что лодочника надо вздернуть.
   — Когда ты, Анатоль, поумнеешь? — сокрушенно вздохнула генеральша.
   Генерал решительными шагами направился к себе в кабинет.
   Лодочник был в тот же вечер арестован и, по приговору военно-полевого суда, повешен как японский шпион.
   Рейс заверил генерала в своей скромности, и Стессель несколько успокоился Полученное от моряков сообщение о выходе эскадры завтра в море окончательно вернуло начальнику укрепленного района утраченное было им душевное равновесие. А Вера Алексеевна включила в свой поминальный список новопреставленного раба божьего «имя же его ты, господи, веси».
   Было еще совсем темно, когда суда эскадры поодиночке начали вытягиваться на внешний рейд. Сперва вышел караван тральщиков, за ним тронулись крейсера «Ночик»и миноносцы, позже вышли крейсера «Диана», «Аскольд»и броненосцы «Севастополь», «Полтава», «Цесаревич», «Пересвет», «Победа»и «Ретвизан». В хвосте шли крейсера «Баян»и «Паллада». К восьми часам утра выход судов, продолжавшийся больше четырех часов, был закончен, и только около полудня эскадра двинулась с внешнего рейда в море. На правом траверзе ее, равняясь по головному броненосцу, шел отряд из семи миноносцев и двух минных крейсеров.
   Видимость все время была отличная, море оставалось совершенно спокойным. Японцы маячили на горизонте, не решаясь подойти к эскадре.
   Лейтенант Акинфиев находился рядом с Эссеном на переднем мостике броненосца «Севастополь»и в бинокль наблюдал за происходящим в море.
   Около шести часов вечера, уже перед закатом солнца, на горизонте появился японский флот, шедший на пересечение русской эскадре. На всех судах пробили боевую тревогу, подняли стеньговые флаги и, приготовившись к бою, пошли на сближение с неприятелем.
   Тихоходный «Севастополь» едва поспевал за идущим впереди «Пересветом». Эссен нервничал, ругался и требовал от механиков увеличения числа оборотов.
   — Не броненосец, а старая калоша, — ворчал он. — Андрей Михайлович, я попрошу вас следить за сигналами адмирала, — обернулся он к Акинфиеву.
   — Есть следить за сигналами адмирала, — вытянулся лейтенант. — Разрешите отправиться на фок-марс, так как отсюда за дымом сигналы плохо видны.
   Эссен разрешил, и Акинфиев с одним из сигнальщиков поспешил туда забраться. Здесь уже находился артиллерийский офицер лейтенант Диков с дальномером.
   Андрюша огляделся. Солнце, близкое к закату, четко освещало безграничную водную равнину чуть взволнованного моря. На светлом фоне неба вырисовывались силуэты идущих в кильватер судов. Дым из многочисленных труб стлался по поверхности моря, вправо от эскадры, закрывая весь горизонт. Слева, на расстоянии около семидесяти кабельтовых, на параллельном курсе шла японская эскадра из восемнадцати вымпелов. Впереди виднелись крейсера «Якумо», «Асама», «Касаги», «Читосе», «Такасико»и «Ниитака», за ними двигались главные силы: броненосцы «Микаса» под флагом адмирала Того, «Асахи», «Фуджи», «Шикишима»и броненосные крейсера «Ниссин»и «Кассуга»; шествие замыкали шесть легких крейсеров. Вдали на горизонте маячили десятка два миноносцев. В это же время справа показались идущие контркурсом четыре старых броненосных крейсера с броненосцем береговой обороны «Чин-Иен» во главе и еще около десятка миноносцев. Было очевидно, что Того успел собрать к Артуру все свои силы.
   — Вот так неожиданный выход в море, — возмущался Андрюша. — Три дня собирались да полдня выходили из гавани — за это время японцы из-под Владивостока могли подтянуть сюда все свои силы.
   — Да, почти шестьдесят вымпелов против двадцати наших, — отозвался Диков. — Правда, у нас шесть броненосцев против их четырех, но этим и исчерпывается все наше преимущество.
   — Какая у тебя дистанция? — крикнул Диков в мегафон дальномерщику в боевой рубке.
   — Шестьдесят два кабельтовых.
   — А у нас? — спросил он у своего дальномерщика.
   — Пятьдесят девять кабельтовых.
   — Что за черт! Какой же из них врет? — недоумевал артиллерийский офицер.
   — Это нужно было выяснить в Артуре до выхода в море, а не сейчас! — возмутился Акинфиев. — Идем в бой и даже не знаем, какой из дальномеров испорчен, а какой нет!
   — Прошу без замечаний, господин Акинфиев, — окрысился Диков.
   — Ваше благородие, — доложил в это время сигнальщик. — «Цесаревич» ложится на обратный курс.
   Акинфиев взглянул на головной корабль. «Цесаревич» повернул на шестнадцать румбов и лег на обратный курс. За ним последовали «Ретвизан», «Победа»и все остальные. Проходя мимо «Севастополя», «Цесаревич» поднял сигнал: «Идти за мной в Артур».
   Акинфиев плюнул с досады и поспешил с докладом к Эссену. Командир ответил на сообщение бранью по адресу Витгефта.
   — Завтра же отправлюсь к Стесселю и попрошу мне дать хотя бы роту в стрелковом полку, — сердито кричал он. — Быть сейчас моряком просто позорно! Отступать без единого выстрела, без малейшей попытки завязать бой! Нет, эго свыше моих сил.
   Как ни возмущался Эссен, все же ему пришлось подчиниться и вместе с эскадрой возвращаться назад в Артур.
   Быстро темнело. Большие неприятельские суда, без выстрела заставив вернуться русскую эскадру в Артур, стали отставать и скоро скрылись в ночной темноте. Вместо них со всех сторон появились японские миноносцы, явно готовящиеся к атаке.
   С «Цесаревича» был поднят сигнал: «Крейсерам держаться на правом траверзе, миноносцам — на левом». Прибавив ход, «Аскольд», «Баян», «Паллада»и «Диана» вышли вправо от броненосцев, а «Новик» влево от них и приготовились прикрыть главные силы от минных атак с флангов.
   С «Цесаревича» опять засигналили уже по-ночному — фонарями.
   — Приготовиться к отбитию минной атаки, — доложил Эссену сигнальщик.
   — Бить дробь-тревогу! — приказал командир.
   Матросы бросились к своим местам по боевому расписанию. Акинфиев направился в кормовую башню, где он должен был находиться во время боя. Там два комендора с матросами при свете слабых электрических лампочек возились у орудий, то и дело вглядываясь в ночную тьму. Оба орудия были заряжены, в беседках лежали приготовленные к следующему выстрелу снаряды.
   — Ночью, братцы, японец нам покою не даст, — обратился к матросам Акинфиев. — Придется вам находиться при орудиях, поэтому запаситесь провиантом.
   — Так точно, ваше благородие. Матросский дух через еду поднимается, — ответил лейтенанту артиллерийский квартирмейстер. — Башкин и Гриценко, живо летите в камбуз, к баталеру за харчами!
   Где-то впереди показался луч прожектора, и тотчас по морю пронесся гул орудийного выстрела, за ним другой, третий, и загрохотала сразу вся эскадра.
   Акинфиев вышел из башни. По морю бегали многочисленные лучи прожекторов. Впереди, на левом крамболе, смутно темнел Ляотешань. С берега, навстречу эскадре, тянулись тонкие светлые ленточки крепостных прожекторов. Крейсера опять вступили в, кильватер главным силам, и только «Баян», развивая ход до предельного, обгонял эскадру, чтобы идти форзейлем, миноносцы и «Новик» составляли арьергард.
   — Любуетесь боевой картиной? — подошел к Акинфиеву один из офицеров. — Не правда ли, красиво?
   — Не столько любуюсь, сколько негодую, — сердито ответил Андрюша.
   — Еще неизвестно, что дальше будет. Быть может, переночуем у Артура, а наутро поплывем прямо во Владивосток.
   — Зачем же тогда делали сегодняшнюю прогулку?
   — Чтобы поразмять и командиров и команды, а то ведь мы совсем замшели в артурской луже. Кроме того, японские миноносцы за сегодняшний день сожгут уголь, израсходуют воду и расстреляют свои мины, и им будет необходимо зайти в свои порты для пополнения. Следовательно, выдержав дневной бой с японцами, которые особенного преимущества в броненосных кораблях перед нами не имеют, мы за ночь проскочим Корейский пролив, а в Японском море нас встретят владивостокские крейсера.
   — Угля у нас хватит на переход во Владивосток?
   — Если понадобится, завтра с утра догрузим.
   — Все это, конечно, вполне возможно, очень разумно и выполнимо, но при одном условии: чтобы эскадрой командовал не Витгефт.
   — Миноносцы на левом траверзе! — крикнул один из комендоров в башне, и тотчас же оба орудия дали залп.
   — Кто разрешил стрелять? Какой прицел? — кинулся Акинфиев к комендорам и, не дожидаясь ответа, побежал на командирский мостик. С броненосца раздалось еще несколько беспорядочных выстрелов.
   — Прекратить огонь! Не сметь стрелять без команды! — ревел в мегафон Эссен.
   Офицеры набросились на матросов и в первую голову на унтеров.
   — За чем, сука, смотришь? — орал Диков в соседней башне на артиллерийского кондуктора. — Нашивки сорву!
   Унтеры и кондукторы, в свою очередь, полушепотом злобно ругали матросов и угрожали им пиками и зуботычинами. Нарушенный было порядок постепенно восстановился.
   Между тем эскадра, отбиваясь от наседавших на нее миноносцев, подошла уже к самому Артуру и стала вдоль берега в две линии, головой за Электрическим Утесом, а хвостом у Белого Волка. Крейсера расположились мористее броненосцев.
   Мощные крепостные прожектора, расположенные на Крестовой горе и у Белого Волка, освещая эскадру с флангов, своими лучами образовали столь сильную световую преграду, что сквозь нее не мог проскочить незамеченным ни один японский миноносец. Каждый раз, когда они целыми отрядами бросались в атаку на русскую эскадру, их тотчас замечали и они попадали под сосредоточенный огонь береговых батарей и кораблей эскадры, Опасаясь потерь, японские миноносцы выпускали торпеды с большой дистанции и поспешно удалялись в море. В результате ни одна выпущенная торпеда не достигла цели, а несколько японских миноносцев выбыло из строя.
   Так совместными усилиями берега и флота все вражеские атаки были полностью отбиты.
   Белый всю ночь находился на сигнальной станции у моряков и отсюда руководил огнем береговых батарей. На этот раз даже Стессель, наблюдавший за боем с Золотой горы, не мог не признать пользы взаимодействия берега и флота.
   Около самого места стоянки «Севастополь» чуть не Протаранил впереди идущий «Пересвет»и, избегая столкновения, выкатился из строя влево. Под ним произошел взрыв мины. Броненосец сильно вздрогнул и повалился на левый борт. Огромный столб воды обрушился на палубу.
   Андрюша Акинфиев в момент взрыва был в башне, которая тотчас же наполнилась тяжелым черным дымом и острым запахом. Из патронного элеватора тоже выбросило, огонь и дым. Лейтенант потерял сознание. Увидя падающего офицера, матросы бросились было к нему на помощь, но броненосец продолжал угрожающе крениться на левый борт, и они поспешно выскочили из башни.