Степанов Александр Николаевич. Порт-Артур. Том 1

   — Где сам Тифонтай? Поди к японцам обежал?
   — Что ты, Анатоль! Он из Дальнего успел уехать на север в штаб наместника, а Сахарову выдал доверенность на ведение всех своих артурских дел.
   Стессель подписал и эту бумагу.
   — Теперь можешь спокойно спать. — И генеральша ласково поцеловала мужа в лоб.
   Стессель сладко зевнул и повернулся на бок. Вера Алексеевна вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собою дверь.
   В столовой ее ждал Сахаров.
   — Все подписано; Василий Васильевич, — обратилась к нему генеральша, протягивая бумагу.
   — Не знаю, как мне вас и благодарить, Вера Алексеевна, — расшаркался капитан, целуя руку превосходительной хозяйки.
   — У меня к вам будет небольшая просьба. Мне нужны хорошие золотые серьги, желательно с бриллиантами, хотя можно и с рубинами, не особенно дорогие — рублей на пятьдесят, — проговорила Вера Алексеевна.
   — Приложу все свои усилия, чтобы достать их. У меня осталось еще несколько старых знакомых среди ювелиров-китайцев. Они большие знатоки в таких вещах и, конечно, не откажут мне, — уверил капитан. — Как только найду что-либо подходящее, тотчас же доставлю вам.
   — Буду вам крайне признательна. Серьги мне нужны для свадебного подарка дочери Белого, — пояснила генеральша, прощаясь с Сахаровым.
   Через час, сидя в своем небольшом, но очень уютном особняке в Новом городе, Сахаров бесцветными чернилами условным шифром писал письмо Тифонтаю. В нем он подробно сообщал об окончании ремонта поврежденных судов, о предстоящем выходе эскадры для прорыва во Владивосток, о розни между флотом и армией, о ходе работ по укреплению сухопутного фронта. В заключение он уведомлял об освобождении до конца войны от налоговых платежей всех его предприятий в Артуре и просил выслать просимые генеральшей серьги. «Цена по вашему усмотрению, — заканчивал Сахаров свое послание. — Налогов сложено на сумму около 50 000 рублей. Полагаю, что серьги могут стоить от 3 до 5 тысяч, так как в них очень заинтересована артурская Юнона».
   Окончив письмо, Сахаров еще раз проверил шифр, скатал послание в тонкую трубочку и хлопнул в ладоши. Вошел старый нищий. Сахаров выслал денщика и с удивлением взглянул на нищего, который сразу распрямился и насмешливо взглянул на Сахарова.
   — Мистер Сахаров, по-видимому, не ожидал меня видеть здесь и в таком виде? — спросил он.
   — Вы очень сильно рискуете, ваше превосходительство, появляясь в Артуре.
   — Война является сплошным риском. Мы, военные, к нему привыкли. Я буду изредка, когда найду нужным, появляться у вас. О моем здесь пребывании, конечно, никому не должно быть известно.
   Сахаров только почтительно слушал своего собеседника и кивал головой в знак полного согласия. Затем японец взял письмо, ознакомился с его содержанием, униженно кланяясь капитану, бесшумно вышел из комнаты. Оставшись один, Сахаров разразился целым потоком брани по адресу Томлинсона, Смита и Танаки.
   «Мертвой хваткой держат меня за горло, и я бессилен перед ними. Выдать их невыгодно и крайне опасно. И я и моя семья могут погибнуть от руки наемных убийц», — с горечью думал капитан, шагая по своему кабинету.
   В этот же вечер у Ривы собралась не очень многочисленная, но дружная компания. Праздновались сразу два события: свадьба Андрея с Ривой и получение им наград за свои боевые подвиги.
   Еще засветло пришли Желтова с Олей Селениной и Леля Лобина со Стахом Енджеевским. Они поднесли Риве большой столовый сервиз из китайского фарфора. Самый характер этого подарка говорил о том, что связь Ривы с Андрюшей они рассматривали как настоящее супружество.
   — Мне даже неловко принимать от вас такие подарки, — сконфуженно протестовала Рива.
   — Берите, дарим от чистого сердца, — ответила Желтова, целуя девушку. — Вам в семье он очень пригодится.
   Моряки поднесли Риве цветы, а Андрюше — кортик в позолоченной оправе. Прибывшие позже Борейко и Звонарев с трудом втащили в комнату огромную, чуть ли не в сажень высотой, бутылку, наполненную водкой. На ней честь честью красовалась этикетка Петра Смирнова с указанием емкости — десять ведер сорокаградусного хлебного вина. Головка бутылки была опечатана казенным белым сургучом, толстым слоем покрывавшим дюймовую пробку. В отличие от бутылок обычного типа в нижней части был устроен небольшой краник, через который можно было цедить водку.
   — Наше с Сережей тебе искреннее пожелание, Андрюша, — чтобы у тебя было столько же счастья в жизни, сколько водки в этой бутылке, и чтобы жизнь твоя всегда была полна любви и счастья, как эта бутыль водкой, — сказал Борейко прочувствованным голосом.
   — Откуда вы достали это чудище? — спросила его Рива.
   — Осталась в качестве сувенира о пребывании в Артуре великих князей Кирилла и Бориса. Она была приготовлена специально по их заказу, но мартовская катастрофа помешала ее использовать по назначению. Я узнал о ней случайно, и мы решили преподнести ее вам с Андрюшей в знак нашей любви.
   — Надеюсь, вы не собираетесь выпить водку в один присест? — осведомилась Рива не без тревоги.
   — Не беспокойтесь, мы ее будем пить долго-долго.
   Чтобы не раздавить обеденный стол гигантской бутылью, ее поместили на специальной дубовой подставке. Борейко в качестве виночерпия сел возле нее, разливая водку по рюмкам. К удивлению всех, сам он ограничился только тремя небольшими рюмками.
   — Решил отвыкать от водки, — пояснил он удивленной Риве.
   — Не иначе как вы собрались жениться, — догадалась Оля.
   — Дело не плохое, да кто за меня пойдет?
   — Поищем, авось и найдем, — загадочно сказала Рива.
   Борейко в ответ только оглушительно прокашлялся и поспешил перевести разговор на другие темы.
   — Слыхал я, что микадо вашего Витгефта наградил орденом Восходящего Солнца за блестящее выполнение десантной операции армии Оку, — обратился он к Акинфиеву.
   — На его месте я наградил бы еще многих других, помимо адмирала, — вмешался Эллис, — прежде всего Ухтомского, Рейценштейна, Шенсновича: все они дружно поддерживали адмирала сегодня на совещании.
   — Наши, Стессель с Фоком, тоже от них не отстали Допустили беспрепятственную высадку армии Оку. Зря сдали японцам Цзинджоу, подарили им Дальний, сейчас делают вид, что собираются защищать Артур, — продолжал Борейко. — На укреплениях казематы и блиндажи строятся не столько из бетона, сколько из глины, пушки установлены на позициях открыто — одним словом, все делается, чтобы ускорить падение Артура.
   — К Стесселю надо прибавить еще и нашего Савицкого, и командира Пятнадцатого полка Грязнова, Гандурина и еще многих других, — заговорил до этого молчавший Енджеевскнй. — После Цзинджоу все они сперва решили бежать прямо в Артур и только по настоянию Кондратенко задержались на Юпилазском перевале. Моим донесениям, что японцы уходят на север, никто из них не поверил, а мне «за неточное выполнение приказания о прикрытии отхода после Цзинджоуского боя» закатили строгий выговор в приказе.
   — Меня интересует, — опросила Желтова, — в Манчьжурской армии дела обстоят так же, как у нас, или лучше?
   — Здесь Стессель и компания, там Алексеев и компания, хотя люди и разные, но сущность их совершенно одинакова. Следовательно, и дела обстоят тоже одинаково: у нас Цзинджоу, у них Тюренчен, тоже поражение беспорядочный отход, — ответил ей Евджеевский.
   — Там хотя единоначалие есть, а у нас в АртуреСтессель одно, Смирнов — другое, Витгефт — третье, — заметил Звонарев, молчаливо сидевший в стороне.
   — Григорович — четвертое, так как он не подчинен Витгефту, — пояснил Сойманов. — А, как известно, у семи нянек дитя всегда бывает без глаза.
   — При таком положении вещей трудно рассчитывать на успех в войне, — с грустью проговорила Мария Петровна.
   — Главный вопрос войны — обладание морем — пока что нами не решен в свою пользу. Правда, и японцы тоже не могут считать себя полными хозяевами в Желтом море, но бездеятельность нашего флота фактически передала инициативу в борьбе за обладание морем в руки японцев, — проговорил Стах.
   — Да, наш Витгефт палец о палец не ударил, чтобы воспрепятствовать высадке японцев у Бидзиво, затем не помог армии в борьбе за цзинджоуские позиции, а сейчас спокойно наблюдает за тем, как японцы устраивают свою военно-морскую базу в Дальнем. Он является объективно предателем наших интересов в этой войне, — проговорил Эллис.
   — Нельзя нас, молодежь, смешивать с Внтгефтом и капитанами первого и второго ранга! Они прежде всего не знают современной техники, ибо как командиры выросли при парусном флоте. Наши корабли по своей конструкции отнюдь не хуже японских, особенно построенные за границей. Но плохо подготовленный командный состав не умеет их использовать как надо. Из морского корпуса нас выпускают плохо подготовленными к современной морской службе. Приходится дополнительно кончать потом артиллерийские, минные, штурманские классы, чтобы стать специалистом в одной из этих отраслей морского дела. Подготовка матросовспециалистов поставлена еще хуже. Выезжаем больше на русской смекалке. В общем, и нам и матросам не хватает культуры для полного освоения современной морской техники, — разглагольствовал Сойманов.
   — Короче говоря, в тысяча восемьсот семидесятом году Францию победил немецкий учитель, а теперь нас побеждает японский, — резюмировала разговор Желтова.
   — Вывод из этого может быть сделан только один: необходима скорейшая смена образа правления, — живо проговорила Оля Селенина.
   — Мы все верноподданные сыны своей родины и ради ее блага готовы на все, — заметил Сойманов.
   — Кто как понимает это благо, — заметила Желтова.
   — По-нашему, все, что может помочь нашей победе над японцами, то благо, — заметил Борейко.
   — С таким определением мы все согласимся, — вмешалась Оля Селенина.
   — С чем вас всех и поздравляем, — закончил Борейко. — Завтра же все вместе открутим головы Стесселю, Витгефту и всей их компании. Это, несомненно, будет очень полезно для нашей победы.
   — Иногда бывают полезны и поражения, — заметила Оля. — Севастопольский разгром способствовал обновлению нашего государственного строя.
   — Что не помешало, однако, нигилистам убить царяосвободителя, — заметил Сойманов.
   — Не столько освободителя, сколько мучителя, — не сдавалась Оля.
   — Вы, оказывается, довольно-таки зловредный комарик! — посмотрел на Олю с высоты своего саженного роста Борейко.
   — Зато вы мне кажетесь довольно-таки ручным медведем.
   — Ты не далека от истины, Оля, — заметила Рива. — Это предобрый медведище, хотя и хочет казаться страшным и сердитым.
   — Ой, Андрюша, Сережа, Павлик — защитите! Меня при жизни собираются канонизировать, а я совсем не хочу превращаться в живые мощи, — с комическим ужасом воскликнул Борейко.
   — Итак, эскадра все же на днях уходит в море, — сообщил Звонарев.
   — Слава создателю! — в один голос воскликнули Борейко, Енджеевский и Сойманов. — Когда точно?
   — На рассвете девятого июня, — сказал Эллис.
   Куинсан, подававшая на стол, бросила на него быстрый взгляд и отвернулась. Андрюша заметил это и нахмурился.
   — Принеси-ка мне чаю, — приказал он девушке, — и не толкись понапрасну здесь.
   Служанка поспешила выйти из столовой.
   — Выйдет вся эскадра или только ее часть? — полюбопытствовал Борейко.
   — Выйдут все броненосцы, крейсера и оба отряда миноносцев. Если встретим лишь часть японской эскадры, то попытаемся ее разбить, — ответил Эллис.
   — А если всю?
   — Тогда боя не примем и ворвемся в Артур.
   — Не очень-то вы храбры! Под Синопом Нахимов не спрашивал, сколько перед ним турок, атаковал их и уничтожил. А вы рассчитываете: много или мало будет японцев и что в каком случае делать, — иронизировал Стах.
   — Там было другое соотношение сил, — начал было Эллис.
   — А главное… дух был боевой, и во главе стоял не растяпа Витгефт, а настоящий боевой адмирал, — перебил его Стах.
   — За здоровье нашего героя Андрюши! Пусть тебе с Ривой живется, как в раю, — чокнулся Борейко. — Горько молодым!
   Все, смеясь, подхватили этот тост. Рива и Андрюша церемонно поцеловались.
   — Чей за нами черед? — спросила Рива.
   — Стаха и Лели.
   — А за ними?
   — Вари и Сережи.
   — А потом? — не унималась Рива.
   — Оли и Бори! — в один голос воскликнули все присутствующие.
   — Что-о-о? — одновременно взревел Борейко и запищала Оля.
   — Это что-то новое! Наша Оля настоящая весталка и дала обет безбрачия, — улыбаясь, проговорила Мария Петровна.
   — Выйти замуж за такого медведя, как он! С ума надо сойти, чтобы такое представить себе, — возмутилась Селенина.
   — Напрасно ты так говоришь, Оля! Он очень хороший, этот медведь, — обратилась к учительнице Рива.
   — Только пьяница беспробудный, — отрекомендовал себя Борейко.
   — Оля вас быстро к рукам приберет. Хотя сама и маленькая, но характер у нее огромный. Живо забудете о водке, — подтвердила Желтова.
   — Ничего не возражал бы против этого.
   — Так за чем же дело стало? — под общий смех спросил Акинфиев.
   Так, смеясь и дружески шутя, гости еще долго сидели в уютной квартирке.
   Звонарев был очень удивлен, получив на свое имя телефонограмму за подписью Жуковского, в которой ему предлагалось к двум часам дня прибыть на Электрический Утес, причем многозначительно добавлялось: «Форма одежды парадная, при оружии».
   Когда Звонарев подъехал к батарее, то увидел, что рота выстроена во фронт На правом фланге расположился оркестр. Во главе взводов находились офицеры, на левом фланге, вооруженный японской винтовкой, стоял Блохин, рядом с ним фельдшер Мельников, Шура Назаренко и Варя Белая
   Наскоро поздоровавшись с Звонаревым, Жуковский приказал ему стать в четвертый взвод и тревожно ткнул пальцем в приближающуюся кавалькаду. Заняв свое место в строю, Звонарев увидел, что к батарее приближались верхом сразу четыре генерала. Стессель, Смирнов, Белый и Никитин, за ними двигалось человек двадцать свиты и конвоя.
   Как только превосходительные гости спешились, Жуковский подал команду, музыка заиграла, солдаты вскинули винтовки на караул.
   Генералы по очереди, начиная со Стесселя, поздоровались с ротой. Затем, став против середины фронта, Стессель громким голосом начал вызывать награжденных солдат.
   Поздравив награжденных и поблагодарив их за службу, Стессель обратил внимание на Блохина.
   — Откуда у тебя эта винтовка? — спросил он у солдата.
   — Взял в бою под Цзинджоу, ваше превосходительство.
   — Больно рожа у тебя похабная, бандитом смотришь. Под судом был?
   — Он и сейчас в разряде штрафованных состоит, — доложил Жуковский.
   — Напрасно представляли его к кресту, надо было сперва штраф с него снять. Что ты сделал под Цзинджоу?
   — Винтовку японскую забрал, ваше превосходительство.
   — Ты бы лучше живого японца взял.
   — Я приколол его, ваше превосходительство, а винтовку взял.
   — Какой же ты подвиг совершил?
   — Сбил японскую пушку прямой наводкой при атаке города Цзинджоу, — доложил Жуковский.
   — Что же ты об этом молчишь, дурак! — рассвирепел Стессель. — Герой, а морда арестантская. Вы за ним присматривайте, как бы снимать крест потом не пришлось. Ба! Жиденка вижу, — удивился генерал, увидев перед собой Зайца. — Ты-то что геройского мог совершить?
   — «Под ураганным огнем артиллерии доставил обед на позицию, за убылью номеров стал за наводчика к орудию и до конца боя отражал атаки японцев», — по наградному листу прочитал личный адъютант Стесселя князь Гантимуров.
   — Первый жид в Артуре, которому я даю крест, и, надеюсь, последний, — брюзжал Стессель.
   Последними были вызваны Варя Белая и Шура Назаренко. Дойдя до Шуры Назаренко и увидев на ней медаль, Стессель спросил, от кого она ее получила, и, узнав, что от Макарова, поморщился.
   — Он не имел права награждать тебя, раз ты работала в береговой части, а не в морской, ну да все равно — И генерал милостиво нацепил ей еще одну медаль.
   — А тебе, стрекоза, — обратился Стессель к Варе Белой, — не следовало бы давать медали за твою дерзость, но…
   — Без всяких «но», генерал! Оставьте медаль себе на память о вашей тогдашней грубости. Мне она не нужна, — выпалила Варя и, обойдя остолбеневшего от удивления генерала, сбежала вниз к своей лошади, вскочила на нее и вихрем понеслась от батареи.
   — Варвара, вернись! — крикнул было ей вдогонку отец, но девушка только махнула в ответ рукой.
   — Придется тебе, Василий Федорович, вместо медали наградить ее березовой кашей: совсем девка от рук отбилась! — сердито обернулся Стессель к Белому. — За новых георгиевских кавалеров, ура! — закончил он.
   Выходка Вари расстроила весь ритуал награждения. Пропустив роту мимо себя торжественным маршем, Стессель отказался от предложенной закуски и вместе со свитой тотчас же уехал. Солдаты вернулись в казарму, обсуждая происшедшее.
   После завтрака Звонарев заторопился в город: ему хотелось повидать Варю и переговорить о случившемся. Девушку он застал за чтением.
   — Изумительно интересная вещь! Почему нам в институте не давали таких книг? — встретила она Звонарева.
   — Что за роман?
   — Роман! Учебник физиологии для фельдшерских школ. Ну, что сделал Стессель после моего отъезда? Воображаю, как он обозлился! Папе я боюсь на глаза попасться. Представьте, этот дурак Гантимуров звонил мне по телефону, что завтра лично привезет мне злосчастную медаль. Я сказала, что немедленно выброшу ее в море. А жаль! — вздохнула Варя. — Так красиво — сестра с Георгиевской медалью.
   — Ха-ха-ха-ха! — расхохотался Звонарев. — Зачем же вы от нее отказались?
   — Принципиально! Чтобы не думали, что меня можно безнаказанно оскорблять.
   В передней раздался звонок, и послышался голос Белого, спрашивающего о Варе.
   — Она с Звонаревым, — ответила Мария Фоминична.
   — Эта дрянная девчонка скандал сегодня устроила Стесселю на Электрическом Утесе — отказалась от награды.
   — Как так? Она ведь сама ездила к Стесселю хлопотать о ней!
   — Ничего подобного, — вылетела Варя в переднюю, — я хлопотала за Звон… за солдат, а не за себя. А Стессель не смеет меня при всех называть стрекозой, как будто я маленькая, и говорить, что я не заслужила медали, — затараторила Варя и вдруг громко всхлипнула и залилась слезами.
   — Имей после этого дело с бабами! — возмутился Белый и ушел в свой кабинет, сердито хлопнув дверью.
   Звонарев, оставшись один, принялся рассматривать валявшиеся на столе старые журналы. Подождав, когда Варя с матерью ушли из передней, он хотел тихонько уйти.
   — Вы уже уходите, прапорщик? — неожиданно окликнул его генерал из кабинета.
   — Так точно. Разрешите откланяться.
   — До свидания. И мой совет вам — никогда не женитесь на сумасшедших девчонках, которые и сами не знают, чего они хотят, — неожиданно добавил Белый, пожимая руку Звонареву.

Глава пятая

   Утром седьмого июня, когда Звонарев приехал в штаб, Кондратенко протянул ему свежий, еще пахнущий типографской краской, номер местной порт-артурской газеты «Новый край».
   — Наши морячки наконец-то раскачались и рискнули выйти в море, — указал генерал на одно из сообщений газеты:
   ПРИКАЗ N 177 г. Порт-Артур 7 июня 1904 г.
   Эскадра, окончив исправление судов, поврежденных коварным врагом еще до объявления войны, теперь выходит, по приказанию наместника, в море, чтобы помочь сухопутным боевым силам защищать Артур. С помощью бога и святого Николая-чудотворца, покровителя моряков, постараемся выполнить наш долг совести и присяги перед государем и разбить неприятеля, ослабленного гибелью на наших минах части его судов. Маленькая лодка «Бобр» показала 13 мая (во время Цзинджоуского боя) пример, что можно сделать даже при самых тяжелых обстоятельствах. Да поможет нам бог.
   Контр-адмирал Витгефт
   — Но ведь все корабли еще в гавани, — удивился прапорщик. — И потом, что за странная манера печатать в газетах оперативные приказы?
   — Газетчики народ шустрый, везде сумеют пролезть и все пронюхать, — улыбнулся генерал, — но все же надо будет указать редактору на недопустимость такого отношения к боевым приказам.
   — Кто редактирует газету?
   — Полковник Артемьев. Газета ведь официальная, казенная, — пояснил Кондратенко.
   — Как офицер, он сам должен понимать недопустимость таких заметок, — удивлялся Звонарен.
   — Кроме того, газета проходит через две цензуры: штаба Стесселя и штаба крепости — и все же, как видите…
   — Ваше превосходительство, — обратился в это время один из писарей к генералу, — из редакции пришел рассыльный, просит газету вернуть обратно. Ошибка какаято с ней вышла.
   — Что за чепуха? Позови его сюда, — распорядился Кондратенко.
   Через минуту в кабинет вошел молодой человек и учтиво поклонился.
   — Вы меня звали, ваше превосходительство?
   — Да, объясните, пожалуйста, почему вы обратно отбираете разосланные номера газет?
   — По ошибке напечатали, что эскадра сегодня выходит в море, а она не выходит. Поэтому и приказано отобрать газету обратно, — словоохотливо пояснил посланец.
   — Час от часу не легче! Не хотите вводить в заблуждение своих подписчиков, заодно и японцев, которые, конечно, очень исправно получают вашу газету? — усмехнулся генерал. — Я сейчас пару слов напишу редактору. Вот, передайте ему эту записку и больше никому не рассказывайте, что эскадра не выйдет: это военный секрет.
   — Весь Артур об этом знает, — оправдывался газетчик.
   — Тем хуже, незачем было отбирать газету. Пусть бы все думали, что эскадра вечером, что ли, выйдет в море, — пояснил генерал. — Ну, Сергей Владимирович, поедем по фортам.
   Около третьего укрепления Кондратенко и Звонарев нагнали Стесселя с его свитой — Никитиным, Водягой и Гантимуровым.
   — Самотопы-то наши и впрямь вылезть из гавани собрались, — улыбнулся Стессель, здороваясь с Кондратенко. — Поддали мы им жару тогда на заседании.
   — Не верь им, Анатолий Михайлович, — отозвался Никитин. — Подымят, подымят в гавани и успокоятся. На большее у них смелости не хватит.
   Кондратенко рассказал об инциденте с газетой.
   — Изменники, предатели! — возмущался Стессель. —
   Сегодня же займусь этим.
   Строящиеся укрепления издали были похожи на муравейник. Солдаты смешались с сотнями китайцев и растерянно толкались на тесном пространстве. Офицеров не было видно. Кто-то из солдат, увидя генералов, скомандовал «смирно». Стессель, приподнявшись на стременах, зычно поздоровался. Ему отвечали все сразу — и солдаты и китайцы.
   — Где господа офицеры? — спросил Стессель.
   — Еще не пришедши, — ответили — из толпы.
   — Зачтите их фамилии, — обернулся Стессель к своим адъютантам, — всем опоздавшим офицерам — по десять суток на гауптвахте!
   Генералы поежгись и начали обходить работы.
   Работы по сооружению укрепления заканчивались. Назначением его являлось закрытие доступа в долину реки Лунхе. Укрепление имело вид пятиугольника с хвостиком в задней, горжевой части, было окружено рвом шириною в четырнадцать метров и глубиною в девять. По углам рва находились бетонные капониры, соединенные подземной галереей с тыловой казармой, где должен был размещаться гарнизон форта. Валы имели высоту в две с половиною сажени и толщину в двенадцать саженей. Сверху они обкладывались мешками с землею, среди которых были сделаны бойницы для стрелков, но никаких козырьков для прикрытия не было.
   Посредине внутреннего двора укрепления была расположена батарея из четырех шестидюймовых пушек. Орудия стояли совершенно не защищенные, лишь спереди едва прикрытые невысоким бруствером из мешков. В бетонных траверсах между орудиями были устроены снарядные и пороховые погреба и блиндажи для орудийной прислуги. Слева виднелась броневая башня морского тина для командира батареи, тут же, несколько позади, под правым бруствером форта, была устроена прочная бетонная казарма для полуроты артиллеристов. Но ни вентиляции, ни электрического освещения в казармах не было, равно как отхожих мест и кухни. Боеприпасы предполагалось размещать тут же в казарме, так как никаких специальных складов для них не существовали.
   Звонарев указал Кондратенко на все эти дефекты.
   — Чушь! — услышав его, отозвался Стессель. — Это боевое укрепление, а не дворец, обойдутся и без вентиляции, не будет света, больше будут спать и набираться сил. В уборную могут ходить прямо в ров, авось до краев его не заполнят за время осады. Пищу надо подвозить с тыла. Я считаю, что форт закончен постройкой, — решил генерал.
   — Нужно еще с неделю на окончательное приведение его в порядок, — возразил Кондратенко.
   — Даю три дня. Сам приеду принимать укрепление. — И генерал направился к своей лошади.
   В это время появился капитан Шевцов.
   — Где вы были до сих пор? — накинулся на него Стессель.
   — На соседнем укреплении, ваше превосходительство.
   — Как только слез с лошади, вы должны были немедленно прибыть сюда! Арестовать на двадцать суток! — орал Стессель.
   — Я поручил капитану в срочном порядке закончить работу на соседнем укреплении. Он уже двое суток находится там, — вступился Кондратенко.
   — И все же капитан должен строго соблюдать правила воинского чинопочитания, — уже спокойно проговорил Стессель.
   — В десятидневный срок окончим все работы, — доложил капитан.