Страница:
К семи часам утра, за два часа двадцать минут, вся эскадра в составе семнадцати судов уже стояла на внешнем рейде. Макаров торжествовал.
— До спада высокой воды осталось еще больше часа, а вчера меня уверяли, что выход в одну воду невозможен. Буксирных катеров тоже хватит, если они будут только помогать разворачиваться крупным кораблям, а не выводить их на внешний рейд, — оживленно говорил он окружающим. — Как только раньше до этого не додумались.
— Никто, очевидно, не хотел подумать об этом как следует, — ответил Дукельский.
— Командир «Новика» капитан второго ранга Эссен два раза подавал об этом докладные записки, но их подшивали к делу, — вспомнил флагманский штурман.
— Похоже на нас, — покачал головой Макаров. — Поднять сигнал — сняться с якоря всем вдруг.
Не успели все суда отрепетовать сигнал, как с головного крейсера «Баян» сообщили, что на рейде замечены плавающие мины.
— Съемку с якоря отменить, всем кораблям осмотреть море вокруг и при наличии мин тщательно протралить по створу предстоящего движения эскадры, — распорядился Макаров.
Когда наконец воды вокруг эскадры и по створу ее движения были протралены, Макаров отдал приказ эскадре сняться с якоря всем вдруг. Корабли скоро вышли на чистую воду.
Было уже около полудня. Дул шестибалльный нордост. Шла довольно крутая волна. Эскадра перестроилась в походный порядок. Броненосцы шли в кильватерной колонне, крейсера расположились по четырем сторонам, в пределах видимости сигналов, примерно на расстоянии пяти миль, миноносцы шли в двух кильватерных колоннах по четыре судна — по обе стороны колонны броненосцев.
Море было совершенно чисто. До самого горизонта не замечалось ни одного дымка. Макаров с верхнего мостика «Петропавловска» следил за движением эскадры. Броненосцы двигались в относительном порядке, но миноносцы все время рыскали по курсу и выкатывались из строя, вызывая неудовольствие адмирала.
Вскоре миноносец «Грозовой» вследствие повреждения в машинах начал сначала отставать, а затем и вовсе застопорил.
Адмирал велел ему на буксире возвращаться в Артур и тут же списал командира с корабля за выход в море с непроверенными машинами. Через несколько минут такое же распоряжение последовало относительно «Расторопного».
— С минным флотом положение у нас совсем плохое как в техническом отношении, так и в отношении походной тренировки командиров эскадры. Необходимо в ближайшие дни собрать ко мне инженер-механиков со всех кораблей и потолковать о мерах улучшения нашей техники.
— Большинство наших командиров очень слабо знакомо с современной техникой, особенно машинной, — заметил Дукельский.
— Заставим познакомиться! Командир, который не разбирается в технике, мне не нужен. В современном бою успех решается не только личной храбростью матросов и офицеров, умелым маневрированием и меткой стрельбой, по и исправным состоянием техники и машин.
Воспользовавшись отсутствием неприятеля, Макаров занялся производством различных эволюции. Эскадра тренировалась в самых разнообразных перестроениях, поворотах последовательно «все вдруг» на восемь, шестнадцать румбов вправо и влево. Адмирал зорко следил за выполнением сигналов, и после каждого из них тот или другой корабль получал замечание за допущенные ошибки. Особенно много доставалось «Севастополю», командир которого Чернышев то и дело допускал неточности в выполнении приказов. Выведенный из себя Макаров приказал выразить «Севастополю» свое неудовольствие.
Уже на обратном пути к Артуру во время одного из перестроений «Севастополь» сильно сблизился с идущей впереди «Полтавой». Опасаясь нового нагоняя, Чернышев сразу перешел на малый ход, начал быстро отставать. В то же время «Пересвет», который шел в струе «Севастополя», сильно отстал, и командир его капитан первого ранга Бойсман увеличил обороты до предельного, стараясь поскорее занять свое место в кильватерной колонне.
Вследствие неожиданно резкого снижения хода «Севастополя» расстояние между ним и «Пересветом» стало очень быстро уменьшаться. Создалась опасность таранного удара. Бойсман быстро оценил обстановку и поспешил застопорить машины, а затем дал задний ход, чтобы сдержать свой корабль. Избегая таранного удара, он переложил руля.
Когда Чернышеву доложили, что на «Севастополь» сзади накатывается «Пересвет», он не поторопился принять нужные меры к предотвращению столкновения кораблей. Увидев неизбежность тарана со стороны «Пересвета», он растерялся. «Пересвет» врезался в корму «Севастополя», согнул «ему винт и сделал вмятину в борту. Кормовые отсеки» Севастополя» наполнились водой. Броненосец принужден был выйти из строя и поднял сигнал: «Не могу управляться»,
Макаров запросил о положении на броненосцах и, узнав об открывшейся течи на «Севастополе», решил немедленно вернуться в Порт-Артур. Уже около четырех часов, к началу подъема воды, эскадра начала втягиваться на внутренний рейд. Первым вошел «Петропавловск», но Макаров продолжал оставаться на мостике, наблюдая, как корабли становились на якорь. Затем, наскоро перекусив, он вызвал к себе всех командиров судов и, когда они собрались, начал подробный разбор происшедшей аварии.
Первым говорил Чернышев. Изложив обстоятельства столкновения, он стал горячо оправдываться.
— Во всем виноват капитан первого ранга Бойсман. Когда он налетал на «Севастополь», где только у него были глаза?
— А где были у вас глаза, когда вы, видя, что на вас накатывается задний корабль, не приняли мер к избежанию таранного удара? — оборвал его Макаров.
— Разрешите доложить, ваше превосходительство, — поднялся командир «Пересвета» Бойсман, — виновным во всем я считаю себя. Я не выполнил вашего приказания об уменьшении числа оборотов, плохо рассчитал, слишком поздно дал задний ход. Готов понести любое наказание, — твердым голосом закончил он.
Лицо Макарова сразу просветлело. Он уже не так сердито смотрел на поседевшего в морских походах старого служаку, презрительно взглянул на холеную физиономию сразу вспыхнувшего Ухтомского и уже спокойно сказал, обращаясь к Бойсману:
— Не ожидал я от вас такой оплошности, Василий Арсеньевич! Но Чернышев виноват не меньше вашего. Придется назначить расследование всех деталей этого неприятного происшествия, — добавил Макаров, немного помолчав.
Затем он справился, велика ли течь на «Севастополе», и приступил к подробному разбору всего дневного похода, попутно указывая командирам на допущенные ими ошибки.
Было около полуночи, когда командиры судов после двадцатичасового трудового дня отправились по своим местам. Макаров продолжал работать, диктуя начальнику своего штаба и флаг-офицерам различные распоряжения и донесения наместнику и в Главный морской штаб. Он требовал немедленного напечатания своего труда под названием «Рассуждения по вопросам морской тактики», в котором излагал свои взгляды на ведение морского боя.
«Книга нужна именно теперь в Артуре и Владивостоке. Неужели морское министерство не сможет изыскать необходимые для издания 500 рублей?»— заканчивал Макаров свою телеграмму адмиралу Авелану.
— Но почему, Степан Осипович, вы не хотите издать эту книгу здесь или во Владивостоке? Необходимые средства весьма легко может изыскать командир порта, — удивился Молас.
— Не в деньгах дело, Михаил Павлович, а в принципе: раз мою книгу издает морское министерство, значит, оно одобряет мои взгляды и на ведение войны. Кроме того, они станут известны не только здесь, но и на Балтике и на Черном море. При отправке сюда второй эскадры все офицеры смогут по пути ознакомиться с моими взглядами и требованиями в бою, что для меня особенно важно: не придется никого переучивать, — пояснил Макаров, прогуливаясь по каюте. Неожиданно он остановился около Моласа, который что-то писал за столом, и сказал:
— Чернышева, видимо, придется списать с корабля, — больно уж он все валил на Бойсмана! А того оставлю. Молодчина! Сразу всю вину взял на себя. Настоящий командир — не боится признавать свои ошибки.
— Кого же вы думаете назначить на «Севастополь»?
— Конечно, Эссена; других кандидатов у меня нет.
— Но Эссен один из самых молодых капитанов второго ранга, а вы собираетесь назначить его командиром броненосца. Наместник едва ли согласится на такое назначение, а равно и на смещение Чернышева, к которому он весьма благоволит…
— При чем тут наместник, если законом мне как командующему флотом предоставлено право смещать, назначать и перемещать командиров судов всех рангов?
— Обычно все перемещения, даже командиров миноносцев, предварительно согласовывались с адмиралом Алексеевым.
— Я собираюсь служить и действовать по закону, а не по обычаю… Но пора и на покой — уже пробило четыре склянки. Сутки прошли, как я на ногах. — Макаров вышел из кабинета.
Варя Белая с увлечением занималась на курсах сестер милосердия. Как ни мала была программа курсов, но и она после затхлой атмосферы института, где ее пичкали больше всего правилами приличия, показалась Варе необычайно интересной. Увлекаясь сама, она сумела увлечь за собой также подруг по курсам. С самого утра двенадцать девушек являлись в гарнизонный госпиталь и атаковали врачей, требуя предоставления им работы по уходу за больными и ранеными.
Кроме того, Варя настояла на организации по вечерам еще специальных классных занятий по общеобразовательным предметам. Это требовало дополнительных расходов, и Варя старательно изыскивала средства. Прежде всего она побывала у Стесселей, но как только Вера Алексеевна услышала о просветительной деятельности Вари, она немедленно стала отговаривать ее от этого.
— Напрасно ты это затеяла. Сестры должны уметь ухаживать за больными, а всякие истории с географиями им совершенно не нужны. Хорошая сестра должна быть прежде всего чистой и сердцем и душой, что бывает лишь у людей верующих и религиозных. Поэтому вам, если уж на то пошло, нужен духовный наставник — батюшка, а не учителя, которые бог весть чему вас научат, — поучала генеральша.
Потерпев неудачу, огорченная Варя быстро шла домой и на углу одной из улиц чуть не налетела на Макарова.
— Милый дедушка, — обрадовалась она. — Как я рада вас видеть, — и низко присела.
— Что так официально? — улыбался адмирал, целуя в лоб девушку. — Покажите-ка мне ваши артурские достопримечательности, — попросил он.
— Да у нас их нет. Разве что наша «Этажерка». Вы там еще не были?
— Нет, не был, но слыхал о ней.
— Тогда я вас туда сейчас поведу. — И, подхватив «дедушку» под руку, Варя повела его по направлению к бульвару. По дороге она горестно рассказала о своей неудаче со сбором средств для курсов.
— Жаль, что вы не принадлежите к морскому ведомству. На что, на что, а на образование никогда не жалко тратить деньги. Всякое учение потом с лихвой окупается Хорошее это вы дело придумали. Если нельзя достать казенных денег, откройте подписку среди своих офицеров. Я тоже охотно подпишусь, да и среди морских офицеров, верно, найдутся жертвователи. Не взяли бы вы на себя организовать и для флотских женщин такие же курсы? — неожиданно предложил он.
— Почему же ваши морские дамы сами не устроят такие курсы?
— Не тем, видно, к сожалению, заняты.
В это время из-за угла показалась команда матросов. Впереди шел рослый боцман в лихо заломленной набекрень бескозырке и с серьгою в правом ухе. Заметив адмирала, он оглушительно скомандовал;
— Смирно, равнение направо!
Матросы, как один человек, повернули сразу просветлевшие лица в сторону Макарова. Адмирал, улыбаясь, внимательно осмотрел команду и мягким баритоном произнес:
— Здорово, молодцы!
— Здравия желаем, ваше превосходительство! — рявкнули в ответ моряки.
— Вольно!
Матросы продолжали идти, все еще глядя на своего адмирала.
— Запевай, — скомандовал боцман.
Звонкий голос затянул:
Выйдет дедушка Макаров,
Бородою поведет,
И артурская эскадра
В бой с врагом пойдет.
Эту песню бойко подхватили матросы, с веселым задором глядя на своего адмирала.
— Ишь, негодники, — не успел приехать, как они уже про меня песню сложили, — тепло улыбнулся Макаров, поглаживая свою шелковистую бороду.
— Песня-то, милый дедушка, хороша, и сложили ее они любя, — сказала Варя, восхищенно глядя на Макарова.
Появление на «Этажерке» нового командующего флотом сразу привлекло общее внимание. Пока адмирал не торопясь шел по главной аллее, со всех сторон собрались любопытные, чтобы лучше рассмотреть адмирала. В это время здесь обычно бывало довольно много народа, а так как день был ясный и солнечный, то на бульваре наблюдался особенно большой наплыв публики.
— Пройдемте куда-нибудь в сторону, чтобы не так привлекать к себе внимание, — проговорил Макаров, сворачивая на боковую дорожку.
Тут они неожиданно встретили Дукельского. Лейтенант подошел к ним.
— Сейчас мне моя внучка рассказала об организации у артиллеристов сестринских курсов. Надо бы и у нас устроить такие же. Вызовите завтра ко мне главного врача морского госпиталя. Переговорю с ним, а потом надо будет побеседовать с нашими женщинами.
Дукельский поспешил это записать в памятную книжку.
Заметив, что адмирал перешел в другую аллею, гуляющие тоже переменили свой маршрут, чтобы опять встретиться с ним.
Спасаясь от этой назойливости, Макаров свернул на самую глухую дорожку, заканчивающуюся тупиком, и сел на скамейку.
— Теперь хоть смотреть на нас не станут, как на каких-то заморских зверей, — с облегчением произнес он и начал расспрашивать Варю о жизни в Артуре.
В это время в аллее показался Звонарев, оживленно беседующий с Ривой.
Он издали раскланялся, не решаясь подойти к адмиралу.
— Сергей Владимирович, адмирал хочет с тобой поговорить! — крикнул Дукельский.
Извинившись перед Ривой, прапорщик поспешил к Макарову.
— Как ваши успехи на Ляотешане? — спросил адмирал, здороваясь с Звонаревым.
— Выбраны места для установки горизонтально базного дальномера. Удалось найти базу в двести пятьдесят саженей, что обеспечит большую точность в измерении дистанции до цели. Дня через три-четыре уже будут выстроены будки для приборов, и дальномер начнет действовать, — сообщил Звонарев.
— А другие работы как идут?
— Морской наблюдательный пункт готов, места для батарей уже определены, дорогу прокладывают, генерал Кондратенко ежедневно там бывает и подгоняет саперов и инженеров.
Пока Звонарев докладывал о проделанной работе, Варя упорно разглядывала Риву, сидевшую неподалеку с моряками.
Посидев с полчаса и полюбовавшись на порт и окружающие горы, Макаров поднялся.
— Мне пора на корабль, — заметил он.
— Есть, — ответил Дукельский.
— Вы, Георгий Владимирович, можете до спуска флага побыть на берегу, — разрешил адмирал.
— Мы проводим вас, дедушка, до самой пристани, — предложила Варя.
У выхода с бульвара они встретили Желтову с Олей и Лелей. Варя оставила Макарова и подошла к ним.
— Кто эта дама? — спросил адмирал у Дукельского.
— Заведующая городской Пушкинской школой Желтова, — за лейтенанта ответил Звонарев. — С ней две учительницы.
— Я хотел бы с ними поговорить, — остановился адмирал, — о чтении лекции для рабочих порта и для матросов.
— Я сейчас ее сюда попрошу, — вызвался поручик.
— Что вы, это невежливо, — ответил Макаров. — Я сам к ним подойду, вы только представьте меня.
Приблизившись к Желтовой, адмирал снял фуражку и подождал, пока Звонарев представил его.
— Адмирал Макаров!
— Степан Осипович Макаров, — поправил адмирал. — Мне хотелось поговорить с вами, сударыня, о проведении лекций для матросов и рабочих порта.
— Мы, конечно, с удовольствием возьмемся за это дело, но едва ли нам разрешат: полиция всегда так подозрительно к нам относится.
— На территории порта, не говоря уж об эскадре, распоряжаюсь я и никакого вмешательства полиции в вашу работу не допущу. Конечно, это не значит, что я разрешу вам вести какую бы то ни было агитацию на лекциях. Все должно быть в строго законных и дозволенных правительством рамках.
— Мы никогда ничего запрещенного не допускаем, но полиция находит нежелательным, например, изложение теории о происхождении вселенной.
— Следует, конечно, избегать тем, которым может быть придан политический характер. О подробностях вы уж сами договоритесь с заведующим кадрами вольнонаемных рабочих и командиром Квантунского флотского экипажа.
— Но они, может быть, с нами и разговаривать не пожелают?
— Георгий Владимирович, вызовите их ко мне на завтра, — я дам указания о лекциях.
Договорившись с учительницами, Макаров вместе с Варей, Дукельским и Звонаревым направился к набережной.
На пристани, не ожидая, пока ему подадут адмиральский катер, Макаров сел в первую попавшуюся шлюпку с «Петропавловска».
— Всего доброго, спасибо за прогулку всем и внучке особенно, — уже издали проговорил на прощанье адмирал.
Проводив Макарова, Дукельский расстался с Варей и Звонаревым.
Двадцать третьего марта Звонарев поднялся, когда еще только начинало светать, и поспешил на Ляотешань, где шла установка батарей и дальномеров. Денщик сообщил ему, что всю ночь сильно стреляли береговые батареи и что будто бы японец опять в проход лез.
На пристани прапорщика ждал катер.
Несмотря на то, что солнце еще не взошло, эскадра уже вытягивалась на внешний рейд. Головным шел «Аскольд» под флагом командующего флотом, за ним — крейсера «Новик», «Баян»и «Диана», флотилию замыкали тяжелые громады броненосцев.
— Всю ночь япошки под берегом шлялись, эскадра, верно, пошла их отогнать подальше. Ноне корабли на якорях не застаиваются, каждый день в море ходят, не то что раньше. Новый адмирал никому покоя не дает: ни миноносцам, ни броненосцам, — занимал разговорами Звонарева старшина на катере.
На опустевшем внутреннем рейде остались только «Ретвизан»и «Цесаревич». «Паллада» была введена в сухой док. Оба броненосца перетягивались на верпах, поворачиваясь бортом к Ляотешаню.
— К стрельбе изготовляются, — продолжал старшина, показывая на броненосцы. — Вчера еще с них телефон провели до самой вершины Ляотешаня. Стрелять будут из порта, а командовать — с горы. Не чует япошка, что его ждет.
— Они прекрасно знают обо всем, что делается в Порт-Артуре, шпионов у них хоть отбавляй, — возразил прапорщик.
В утреннем тумане неожиданно совсем близко появился пирс минного городка.
Сойдя с катера, Звонарев двинулся было по обычной тропинке, но вскоре его остановили два солдата-сапера с красными флажками в руках.
— Обойти придется, ваше благородие, тут сейчас будут рвать скалы, вон стежка вбок пошла, — указал один из них, видимо, украинец, — по ней на главную ношу выйдем, а там уж вас проведут.
Звонарев свернул, куда было указано, и через несколько минут вышел на проложенную саперами дорогу. Тут он встретился с Кондратенко, который только что слез с лошади. Они пошли вместе. По дороге генерал сообщил о появлении японской эскадры у Артура.
— Возможно, опять начнут обстрел города или попытаются высадить десант. На всякий случай я еще ночью двинул к Голубиной бухте полк с батареей.
— Сегодня им едва ли удастся повторить прошлый спектакль: как-никак, а восемь двенадцатидюймовых пушек «Цесаревича»и «Ретвизана» что-нибудь да значат, — ответил Звонарев.
— Только бы они смогли стрелять; вернее, связь не подвела бы.
— Об этом наверняка позаботится сам адмирал, он придает Ляотешаню исключительно большое значение.
Вскоре их встретил инженер-подполковник Рашепский, руководивший постройкой дороги, который доложил генералу о ходе работы.
В это время со стороны Артура донесся тяжелый гул выстрела.
— Береговые батареи открыли огонь, — пояснил Рашевский, и Кондратенко заторопился дальше.
Через несколько минут он с Звонаревым был уже на вершине Ляотешаня. Солнце только что взошло из-за моря, освещая первыми, еще неяркими лучами гладкую поверхность воды. К западу море было пустынно до самого горизонта, но к юго-востоку на сверкающей поверхности воды четко вырисовывалась вся японская эскадра, идущая тремя колоннами к Артуру. Дым из многочисленных труб далеко застилал небо, скрывая за собой часть горизонта. Массив Золотой горы и Тигрового полуострова скрывал от глаз береговые батареи и вышедшую на внешний рейд эскадру, поэтому их выстрелов не было видно, и только взлетающие около судов столбы воды указывали на ведущуюся артиллерийскую стрельбу.
Ответив несколькими залпами по береговым батареям, японцы замедлили свое движение и разделились на две части. Легкие крейсера и миноносцы, отойдя несколько в море, остались перед Артуром, а броненосцы и броненосные крейсера, — всего двенадцать кораблей, — направились за Ляотешань с очевидным намерением повторить оттуда бомбардировку города и порта. Но тут их ожидал неприятный сюрприз: не успели корабли занять позиции для обстрела, как по ним открыли перекидной огонь сперва «Ретвизан», затем и «Победа». Японцы, видимо, не ожидали этого, замялись и только немного спустя начали стрелять; Один из снарядов с «Ретвизана» вскоре попал в головной броненосец, который поспешно стал отходить Дальше в море, за ним двинулись и другие суда.
— Не понравилось чертям! — радостно проговорил Кондратенко.
— Нас, видимо, японцы не замечают или не понимают, зачем мы здесь находимся, — заметил Звонарев.
— Не пророчьте, а то, чего доброго, они начнут нас обстреливать, и тогда нам не поздоровится, блиндажей ведь еще нет, и укрыть людей негде, — предостерегал генерал.
Как бы в подтверждение его слов послышался зловещий свист быстро приближающегося снаряда, и тотчас несколько ниже по горе взвился черный султан дыма.
— Отведите людей, работающих на постройке батарей, за гору, — распорядился Кондратенко.
Звонарен поспешил вниз, где шла установка шестидюймовых пушек под руководством фейерверкера, так как Гобято еще не успел приехать. Солдаты, не обращая внимания на стрельбу, продолжали возиться с установкой лафетов, перебрасываясь шутками.
— Авось, ваше благородие, нас не зацепит, — возразил один из них, когда Звонарев приказал им уходить.
— Надо бы поскорее пушки установить, да тут же их и испробовать по японцу. Первое орудие уже готово.
— Снарядов же к ним нет.
— Вчера к вечеру десятка полтора снарядов и зарядов подвезли и оставили недалеко за горой.
Скоро крайнее правое орудие было уже готово к стрельбе, и солдаты несли к батарее на руках почти трехпудовые снаряды и пудовые заряды. Заметив это усиленное движение, японцы дали залп по батарее.
— Ложись! — едва успел крикнуть Звонарев, заслышав свист снаряда, как дым и пыль уже окутали батарею, а камни и осколки со свистом полетели во все стороны. Солдаты мигом распластались на земле. Один из них, несший тяжелый снаряд, осторожно положил его на землю, а затем укрылся за столь своеобразным бруствером.
Как только опасность миновала, все быстро вскочили.
— Ваше благородие, орудие готово! — доложил фейерверке?
Звонарев в последний раз осмотрел лафет и, убедившись, что все в порядке, скомандовал прицел и целик. Солдаты плотным кольцом окружили пушку, с нетерпением ожидая выстрела.
— Пли!
Прикрывая от солнца глаза ладонями, они старались не пропустить всплеска от падения снаряда.
— Малость недолет, — первым заметил фейерверке?
— Батарею обновили, а теперь пошли по местам продолжать работу, — скомандовал прапорщик.
Солдаты стали расходиться, оглядываясь при каждом выстреле.
Войдя в азарт, вся орудийная прислуга с нетерпением следила за стрельбой. Каждое падение снаряда мимо цели вызывало у всех острое чувство досады.
— Ослеп ты, что ли, сегодня? — сердито бурчали со всех сторон на наводчика. — Протри глаза!
— Ваше благородие, прицелу бы на полделения прибавить, — советовали они Звонареву.
Велика была общая радость, когда наконец снаряд угодил в середину одного из броненосцев и повредил дымовую трубу. Солдаты, бросив работу, начали качать и Звонарева, и наводчика, и фейерверкера. Японцы же, как бы обидевшись на подобное обращение с ними, стали уходить в море под громкие крики «ура» на батарее.
Кондратенко, спустившись на батарею, горячо поблагодарил артиллеристов и пожал руку Звонареву.
— Недолго, однако, сегодня японцы постреляли, всего что-то около часа, да и выпустили совсем мало снарядов. По телефону сейчас сообщили, что повреждений ни в городе, ни в порту нет.
Радостно взволнованный, Звонарев, передав командование подошедшему Гобято, отправился в Управление артиллерии. По дороге ему встретилась коляска, в которой сидел Стессель с женой. Узнав Звонарева, генерал остановил экипаж и подозвал прапорщика к себе.
— Вы с Ляотешаня? — спросил Стессель.
— Так точно, оттуда,
— Каковы результаты нашей стрельбы?
— Попали — один снаряд с броненосцев и один с нашей сухопутной батареи, после чего японцы ушли, — доложил Звонарев.
— От лица службы благодарю вас, прапорщик, — напыщенно произнес Стессель, пожимая Звонареву руку.
— До спада высокой воды осталось еще больше часа, а вчера меня уверяли, что выход в одну воду невозможен. Буксирных катеров тоже хватит, если они будут только помогать разворачиваться крупным кораблям, а не выводить их на внешний рейд, — оживленно говорил он окружающим. — Как только раньше до этого не додумались.
— Никто, очевидно, не хотел подумать об этом как следует, — ответил Дукельский.
— Командир «Новика» капитан второго ранга Эссен два раза подавал об этом докладные записки, но их подшивали к делу, — вспомнил флагманский штурман.
— Похоже на нас, — покачал головой Макаров. — Поднять сигнал — сняться с якоря всем вдруг.
Не успели все суда отрепетовать сигнал, как с головного крейсера «Баян» сообщили, что на рейде замечены плавающие мины.
— Съемку с якоря отменить, всем кораблям осмотреть море вокруг и при наличии мин тщательно протралить по створу предстоящего движения эскадры, — распорядился Макаров.
Когда наконец воды вокруг эскадры и по створу ее движения были протралены, Макаров отдал приказ эскадре сняться с якоря всем вдруг. Корабли скоро вышли на чистую воду.
Было уже около полудня. Дул шестибалльный нордост. Шла довольно крутая волна. Эскадра перестроилась в походный порядок. Броненосцы шли в кильватерной колонне, крейсера расположились по четырем сторонам, в пределах видимости сигналов, примерно на расстоянии пяти миль, миноносцы шли в двух кильватерных колоннах по четыре судна — по обе стороны колонны броненосцев.
Море было совершенно чисто. До самого горизонта не замечалось ни одного дымка. Макаров с верхнего мостика «Петропавловска» следил за движением эскадры. Броненосцы двигались в относительном порядке, но миноносцы все время рыскали по курсу и выкатывались из строя, вызывая неудовольствие адмирала.
Вскоре миноносец «Грозовой» вследствие повреждения в машинах начал сначала отставать, а затем и вовсе застопорил.
Адмирал велел ему на буксире возвращаться в Артур и тут же списал командира с корабля за выход в море с непроверенными машинами. Через несколько минут такое же распоряжение последовало относительно «Расторопного».
— С минным флотом положение у нас совсем плохое как в техническом отношении, так и в отношении походной тренировки командиров эскадры. Необходимо в ближайшие дни собрать ко мне инженер-механиков со всех кораблей и потолковать о мерах улучшения нашей техники.
— Большинство наших командиров очень слабо знакомо с современной техникой, особенно машинной, — заметил Дукельский.
— Заставим познакомиться! Командир, который не разбирается в технике, мне не нужен. В современном бою успех решается не только личной храбростью матросов и офицеров, умелым маневрированием и меткой стрельбой, по и исправным состоянием техники и машин.
Воспользовавшись отсутствием неприятеля, Макаров занялся производством различных эволюции. Эскадра тренировалась в самых разнообразных перестроениях, поворотах последовательно «все вдруг» на восемь, шестнадцать румбов вправо и влево. Адмирал зорко следил за выполнением сигналов, и после каждого из них тот или другой корабль получал замечание за допущенные ошибки. Особенно много доставалось «Севастополю», командир которого Чернышев то и дело допускал неточности в выполнении приказов. Выведенный из себя Макаров приказал выразить «Севастополю» свое неудовольствие.
Уже на обратном пути к Артуру во время одного из перестроений «Севастополь» сильно сблизился с идущей впереди «Полтавой». Опасаясь нового нагоняя, Чернышев сразу перешел на малый ход, начал быстро отставать. В то же время «Пересвет», который шел в струе «Севастополя», сильно отстал, и командир его капитан первого ранга Бойсман увеличил обороты до предельного, стараясь поскорее занять свое место в кильватерной колонне.
Вследствие неожиданно резкого снижения хода «Севастополя» расстояние между ним и «Пересветом» стало очень быстро уменьшаться. Создалась опасность таранного удара. Бойсман быстро оценил обстановку и поспешил застопорить машины, а затем дал задний ход, чтобы сдержать свой корабль. Избегая таранного удара, он переложил руля.
Когда Чернышеву доложили, что на «Севастополь» сзади накатывается «Пересвет», он не поторопился принять нужные меры к предотвращению столкновения кораблей. Увидев неизбежность тарана со стороны «Пересвета», он растерялся. «Пересвет» врезался в корму «Севастополя», согнул «ему винт и сделал вмятину в борту. Кормовые отсеки» Севастополя» наполнились водой. Броненосец принужден был выйти из строя и поднял сигнал: «Не могу управляться»,
Макаров запросил о положении на броненосцах и, узнав об открывшейся течи на «Севастополе», решил немедленно вернуться в Порт-Артур. Уже около четырех часов, к началу подъема воды, эскадра начала втягиваться на внутренний рейд. Первым вошел «Петропавловск», но Макаров продолжал оставаться на мостике, наблюдая, как корабли становились на якорь. Затем, наскоро перекусив, он вызвал к себе всех командиров судов и, когда они собрались, начал подробный разбор происшедшей аварии.
Первым говорил Чернышев. Изложив обстоятельства столкновения, он стал горячо оправдываться.
— Во всем виноват капитан первого ранга Бойсман. Когда он налетал на «Севастополь», где только у него были глаза?
— А где были у вас глаза, когда вы, видя, что на вас накатывается задний корабль, не приняли мер к избежанию таранного удара? — оборвал его Макаров.
— Разрешите доложить, ваше превосходительство, — поднялся командир «Пересвета» Бойсман, — виновным во всем я считаю себя. Я не выполнил вашего приказания об уменьшении числа оборотов, плохо рассчитал, слишком поздно дал задний ход. Готов понести любое наказание, — твердым голосом закончил он.
Лицо Макарова сразу просветлело. Он уже не так сердито смотрел на поседевшего в морских походах старого служаку, презрительно взглянул на холеную физиономию сразу вспыхнувшего Ухтомского и уже спокойно сказал, обращаясь к Бойсману:
— Не ожидал я от вас такой оплошности, Василий Арсеньевич! Но Чернышев виноват не меньше вашего. Придется назначить расследование всех деталей этого неприятного происшествия, — добавил Макаров, немного помолчав.
Затем он справился, велика ли течь на «Севастополе», и приступил к подробному разбору всего дневного похода, попутно указывая командирам на допущенные ими ошибки.
Было около полуночи, когда командиры судов после двадцатичасового трудового дня отправились по своим местам. Макаров продолжал работать, диктуя начальнику своего штаба и флаг-офицерам различные распоряжения и донесения наместнику и в Главный морской штаб. Он требовал немедленного напечатания своего труда под названием «Рассуждения по вопросам морской тактики», в котором излагал свои взгляды на ведение морского боя.
«Книга нужна именно теперь в Артуре и Владивостоке. Неужели морское министерство не сможет изыскать необходимые для издания 500 рублей?»— заканчивал Макаров свою телеграмму адмиралу Авелану.
— Но почему, Степан Осипович, вы не хотите издать эту книгу здесь или во Владивостоке? Необходимые средства весьма легко может изыскать командир порта, — удивился Молас.
— Не в деньгах дело, Михаил Павлович, а в принципе: раз мою книгу издает морское министерство, значит, оно одобряет мои взгляды и на ведение войны. Кроме того, они станут известны не только здесь, но и на Балтике и на Черном море. При отправке сюда второй эскадры все офицеры смогут по пути ознакомиться с моими взглядами и требованиями в бою, что для меня особенно важно: не придется никого переучивать, — пояснил Макаров, прогуливаясь по каюте. Неожиданно он остановился около Моласа, который что-то писал за столом, и сказал:
— Чернышева, видимо, придется списать с корабля, — больно уж он все валил на Бойсмана! А того оставлю. Молодчина! Сразу всю вину взял на себя. Настоящий командир — не боится признавать свои ошибки.
— Кого же вы думаете назначить на «Севастополь»?
— Конечно, Эссена; других кандидатов у меня нет.
— Но Эссен один из самых молодых капитанов второго ранга, а вы собираетесь назначить его командиром броненосца. Наместник едва ли согласится на такое назначение, а равно и на смещение Чернышева, к которому он весьма благоволит…
— При чем тут наместник, если законом мне как командующему флотом предоставлено право смещать, назначать и перемещать командиров судов всех рангов?
— Обычно все перемещения, даже командиров миноносцев, предварительно согласовывались с адмиралом Алексеевым.
— Я собираюсь служить и действовать по закону, а не по обычаю… Но пора и на покой — уже пробило четыре склянки. Сутки прошли, как я на ногах. — Макаров вышел из кабинета.
Варя Белая с увлечением занималась на курсах сестер милосердия. Как ни мала была программа курсов, но и она после затхлой атмосферы института, где ее пичкали больше всего правилами приличия, показалась Варе необычайно интересной. Увлекаясь сама, она сумела увлечь за собой также подруг по курсам. С самого утра двенадцать девушек являлись в гарнизонный госпиталь и атаковали врачей, требуя предоставления им работы по уходу за больными и ранеными.
Кроме того, Варя настояла на организации по вечерам еще специальных классных занятий по общеобразовательным предметам. Это требовало дополнительных расходов, и Варя старательно изыскивала средства. Прежде всего она побывала у Стесселей, но как только Вера Алексеевна услышала о просветительной деятельности Вари, она немедленно стала отговаривать ее от этого.
— Напрасно ты это затеяла. Сестры должны уметь ухаживать за больными, а всякие истории с географиями им совершенно не нужны. Хорошая сестра должна быть прежде всего чистой и сердцем и душой, что бывает лишь у людей верующих и религиозных. Поэтому вам, если уж на то пошло, нужен духовный наставник — батюшка, а не учителя, которые бог весть чему вас научат, — поучала генеральша.
Потерпев неудачу, огорченная Варя быстро шла домой и на углу одной из улиц чуть не налетела на Макарова.
— Милый дедушка, — обрадовалась она. — Как я рада вас видеть, — и низко присела.
— Что так официально? — улыбался адмирал, целуя в лоб девушку. — Покажите-ка мне ваши артурские достопримечательности, — попросил он.
— Да у нас их нет. Разве что наша «Этажерка». Вы там еще не были?
— Нет, не был, но слыхал о ней.
— Тогда я вас туда сейчас поведу. — И, подхватив «дедушку» под руку, Варя повела его по направлению к бульвару. По дороге она горестно рассказала о своей неудаче со сбором средств для курсов.
— Жаль, что вы не принадлежите к морскому ведомству. На что, на что, а на образование никогда не жалко тратить деньги. Всякое учение потом с лихвой окупается Хорошее это вы дело придумали. Если нельзя достать казенных денег, откройте подписку среди своих офицеров. Я тоже охотно подпишусь, да и среди морских офицеров, верно, найдутся жертвователи. Не взяли бы вы на себя организовать и для флотских женщин такие же курсы? — неожиданно предложил он.
— Почему же ваши морские дамы сами не устроят такие курсы?
— Не тем, видно, к сожалению, заняты.
В это время из-за угла показалась команда матросов. Впереди шел рослый боцман в лихо заломленной набекрень бескозырке и с серьгою в правом ухе. Заметив адмирала, он оглушительно скомандовал;
— Смирно, равнение направо!
Матросы, как один человек, повернули сразу просветлевшие лица в сторону Макарова. Адмирал, улыбаясь, внимательно осмотрел команду и мягким баритоном произнес:
— Здорово, молодцы!
— Здравия желаем, ваше превосходительство! — рявкнули в ответ моряки.
— Вольно!
Матросы продолжали идти, все еще глядя на своего адмирала.
— Запевай, — скомандовал боцман.
Звонкий голос затянул:
Выйдет дедушка Макаров,
Бородою поведет,
И артурская эскадра
В бой с врагом пойдет.
Эту песню бойко подхватили матросы, с веселым задором глядя на своего адмирала.
— Ишь, негодники, — не успел приехать, как они уже про меня песню сложили, — тепло улыбнулся Макаров, поглаживая свою шелковистую бороду.
— Песня-то, милый дедушка, хороша, и сложили ее они любя, — сказала Варя, восхищенно глядя на Макарова.
Появление на «Этажерке» нового командующего флотом сразу привлекло общее внимание. Пока адмирал не торопясь шел по главной аллее, со всех сторон собрались любопытные, чтобы лучше рассмотреть адмирала. В это время здесь обычно бывало довольно много народа, а так как день был ясный и солнечный, то на бульваре наблюдался особенно большой наплыв публики.
— Пройдемте куда-нибудь в сторону, чтобы не так привлекать к себе внимание, — проговорил Макаров, сворачивая на боковую дорожку.
Тут они неожиданно встретили Дукельского. Лейтенант подошел к ним.
— Сейчас мне моя внучка рассказала об организации у артиллеристов сестринских курсов. Надо бы и у нас устроить такие же. Вызовите завтра ко мне главного врача морского госпиталя. Переговорю с ним, а потом надо будет побеседовать с нашими женщинами.
Дукельский поспешил это записать в памятную книжку.
Заметив, что адмирал перешел в другую аллею, гуляющие тоже переменили свой маршрут, чтобы опять встретиться с ним.
Спасаясь от этой назойливости, Макаров свернул на самую глухую дорожку, заканчивающуюся тупиком, и сел на скамейку.
— Теперь хоть смотреть на нас не станут, как на каких-то заморских зверей, — с облегчением произнес он и начал расспрашивать Варю о жизни в Артуре.
В это время в аллее показался Звонарев, оживленно беседующий с Ривой.
Он издали раскланялся, не решаясь подойти к адмиралу.
— Сергей Владимирович, адмирал хочет с тобой поговорить! — крикнул Дукельский.
Извинившись перед Ривой, прапорщик поспешил к Макарову.
— Как ваши успехи на Ляотешане? — спросил адмирал, здороваясь с Звонаревым.
— Выбраны места для установки горизонтально базного дальномера. Удалось найти базу в двести пятьдесят саженей, что обеспечит большую точность в измерении дистанции до цели. Дня через три-четыре уже будут выстроены будки для приборов, и дальномер начнет действовать, — сообщил Звонарев.
— А другие работы как идут?
— Морской наблюдательный пункт готов, места для батарей уже определены, дорогу прокладывают, генерал Кондратенко ежедневно там бывает и подгоняет саперов и инженеров.
Пока Звонарев докладывал о проделанной работе, Варя упорно разглядывала Риву, сидевшую неподалеку с моряками.
Посидев с полчаса и полюбовавшись на порт и окружающие горы, Макаров поднялся.
— Мне пора на корабль, — заметил он.
— Есть, — ответил Дукельский.
— Вы, Георгий Владимирович, можете до спуска флага побыть на берегу, — разрешил адмирал.
— Мы проводим вас, дедушка, до самой пристани, — предложила Варя.
У выхода с бульвара они встретили Желтову с Олей и Лелей. Варя оставила Макарова и подошла к ним.
— Кто эта дама? — спросил адмирал у Дукельского.
— Заведующая городской Пушкинской школой Желтова, — за лейтенанта ответил Звонарев. — С ней две учительницы.
— Я хотел бы с ними поговорить, — остановился адмирал, — о чтении лекции для рабочих порта и для матросов.
— Я сейчас ее сюда попрошу, — вызвался поручик.
— Что вы, это невежливо, — ответил Макаров. — Я сам к ним подойду, вы только представьте меня.
Приблизившись к Желтовой, адмирал снял фуражку и подождал, пока Звонарев представил его.
— Адмирал Макаров!
— Степан Осипович Макаров, — поправил адмирал. — Мне хотелось поговорить с вами, сударыня, о проведении лекций для матросов и рабочих порта.
— Мы, конечно, с удовольствием возьмемся за это дело, но едва ли нам разрешат: полиция всегда так подозрительно к нам относится.
— На территории порта, не говоря уж об эскадре, распоряжаюсь я и никакого вмешательства полиции в вашу работу не допущу. Конечно, это не значит, что я разрешу вам вести какую бы то ни было агитацию на лекциях. Все должно быть в строго законных и дозволенных правительством рамках.
— Мы никогда ничего запрещенного не допускаем, но полиция находит нежелательным, например, изложение теории о происхождении вселенной.
— Следует, конечно, избегать тем, которым может быть придан политический характер. О подробностях вы уж сами договоритесь с заведующим кадрами вольнонаемных рабочих и командиром Квантунского флотского экипажа.
— Но они, может быть, с нами и разговаривать не пожелают?
— Георгий Владимирович, вызовите их ко мне на завтра, — я дам указания о лекциях.
Договорившись с учительницами, Макаров вместе с Варей, Дукельским и Звонаревым направился к набережной.
На пристани, не ожидая, пока ему подадут адмиральский катер, Макаров сел в первую попавшуюся шлюпку с «Петропавловска».
— Всего доброго, спасибо за прогулку всем и внучке особенно, — уже издали проговорил на прощанье адмирал.
Проводив Макарова, Дукельский расстался с Варей и Звонаревым.
Двадцать третьего марта Звонарев поднялся, когда еще только начинало светать, и поспешил на Ляотешань, где шла установка батарей и дальномеров. Денщик сообщил ему, что всю ночь сильно стреляли береговые батареи и что будто бы японец опять в проход лез.
На пристани прапорщика ждал катер.
Несмотря на то, что солнце еще не взошло, эскадра уже вытягивалась на внешний рейд. Головным шел «Аскольд» под флагом командующего флотом, за ним — крейсера «Новик», «Баян»и «Диана», флотилию замыкали тяжелые громады броненосцев.
— Всю ночь япошки под берегом шлялись, эскадра, верно, пошла их отогнать подальше. Ноне корабли на якорях не застаиваются, каждый день в море ходят, не то что раньше. Новый адмирал никому покоя не дает: ни миноносцам, ни броненосцам, — занимал разговорами Звонарева старшина на катере.
На опустевшем внутреннем рейде остались только «Ретвизан»и «Цесаревич». «Паллада» была введена в сухой док. Оба броненосца перетягивались на верпах, поворачиваясь бортом к Ляотешаню.
— К стрельбе изготовляются, — продолжал старшина, показывая на броненосцы. — Вчера еще с них телефон провели до самой вершины Ляотешаня. Стрелять будут из порта, а командовать — с горы. Не чует япошка, что его ждет.
— Они прекрасно знают обо всем, что делается в Порт-Артуре, шпионов у них хоть отбавляй, — возразил прапорщик.
В утреннем тумане неожиданно совсем близко появился пирс минного городка.
Сойдя с катера, Звонарев двинулся было по обычной тропинке, но вскоре его остановили два солдата-сапера с красными флажками в руках.
— Обойти придется, ваше благородие, тут сейчас будут рвать скалы, вон стежка вбок пошла, — указал один из них, видимо, украинец, — по ней на главную ношу выйдем, а там уж вас проведут.
Звонарев свернул, куда было указано, и через несколько минут вышел на проложенную саперами дорогу. Тут он встретился с Кондратенко, который только что слез с лошади. Они пошли вместе. По дороге генерал сообщил о появлении японской эскадры у Артура.
— Возможно, опять начнут обстрел города или попытаются высадить десант. На всякий случай я еще ночью двинул к Голубиной бухте полк с батареей.
— Сегодня им едва ли удастся повторить прошлый спектакль: как-никак, а восемь двенадцатидюймовых пушек «Цесаревича»и «Ретвизана» что-нибудь да значат, — ответил Звонарев.
— Только бы они смогли стрелять; вернее, связь не подвела бы.
— Об этом наверняка позаботится сам адмирал, он придает Ляотешаню исключительно большое значение.
Вскоре их встретил инженер-подполковник Рашепский, руководивший постройкой дороги, который доложил генералу о ходе работы.
В это время со стороны Артура донесся тяжелый гул выстрела.
— Береговые батареи открыли огонь, — пояснил Рашевский, и Кондратенко заторопился дальше.
Через несколько минут он с Звонаревым был уже на вершине Ляотешаня. Солнце только что взошло из-за моря, освещая первыми, еще неяркими лучами гладкую поверхность воды. К западу море было пустынно до самого горизонта, но к юго-востоку на сверкающей поверхности воды четко вырисовывалась вся японская эскадра, идущая тремя колоннами к Артуру. Дым из многочисленных труб далеко застилал небо, скрывая за собой часть горизонта. Массив Золотой горы и Тигрового полуострова скрывал от глаз береговые батареи и вышедшую на внешний рейд эскадру, поэтому их выстрелов не было видно, и только взлетающие около судов столбы воды указывали на ведущуюся артиллерийскую стрельбу.
Ответив несколькими залпами по береговым батареям, японцы замедлили свое движение и разделились на две части. Легкие крейсера и миноносцы, отойдя несколько в море, остались перед Артуром, а броненосцы и броненосные крейсера, — всего двенадцать кораблей, — направились за Ляотешань с очевидным намерением повторить оттуда бомбардировку города и порта. Но тут их ожидал неприятный сюрприз: не успели корабли занять позиции для обстрела, как по ним открыли перекидной огонь сперва «Ретвизан», затем и «Победа». Японцы, видимо, не ожидали этого, замялись и только немного спустя начали стрелять; Один из снарядов с «Ретвизана» вскоре попал в головной броненосец, который поспешно стал отходить Дальше в море, за ним двинулись и другие суда.
— Не понравилось чертям! — радостно проговорил Кондратенко.
— Нас, видимо, японцы не замечают или не понимают, зачем мы здесь находимся, — заметил Звонарев.
— Не пророчьте, а то, чего доброго, они начнут нас обстреливать, и тогда нам не поздоровится, блиндажей ведь еще нет, и укрыть людей негде, — предостерегал генерал.
Как бы в подтверждение его слов послышался зловещий свист быстро приближающегося снаряда, и тотчас несколько ниже по горе взвился черный султан дыма.
— Отведите людей, работающих на постройке батарей, за гору, — распорядился Кондратенко.
Звонарен поспешил вниз, где шла установка шестидюймовых пушек под руководством фейерверкера, так как Гобято еще не успел приехать. Солдаты, не обращая внимания на стрельбу, продолжали возиться с установкой лафетов, перебрасываясь шутками.
— Авось, ваше благородие, нас не зацепит, — возразил один из них, когда Звонарев приказал им уходить.
— Надо бы поскорее пушки установить, да тут же их и испробовать по японцу. Первое орудие уже готово.
— Снарядов же к ним нет.
— Вчера к вечеру десятка полтора снарядов и зарядов подвезли и оставили недалеко за горой.
Скоро крайнее правое орудие было уже готово к стрельбе, и солдаты несли к батарее на руках почти трехпудовые снаряды и пудовые заряды. Заметив это усиленное движение, японцы дали залп по батарее.
— Ложись! — едва успел крикнуть Звонарев, заслышав свист снаряда, как дым и пыль уже окутали батарею, а камни и осколки со свистом полетели во все стороны. Солдаты мигом распластались на земле. Один из них, несший тяжелый снаряд, осторожно положил его на землю, а затем укрылся за столь своеобразным бруствером.
Как только опасность миновала, все быстро вскочили.
— Ваше благородие, орудие готово! — доложил фейерверке?
Звонарев в последний раз осмотрел лафет и, убедившись, что все в порядке, скомандовал прицел и целик. Солдаты плотным кольцом окружили пушку, с нетерпением ожидая выстрела.
— Пли!
Прикрывая от солнца глаза ладонями, они старались не пропустить всплеска от падения снаряда.
— Малость недолет, — первым заметил фейерверке?
— Батарею обновили, а теперь пошли по местам продолжать работу, — скомандовал прапорщик.
Солдаты стали расходиться, оглядываясь при каждом выстреле.
Войдя в азарт, вся орудийная прислуга с нетерпением следила за стрельбой. Каждое падение снаряда мимо цели вызывало у всех острое чувство досады.
— Ослеп ты, что ли, сегодня? — сердито бурчали со всех сторон на наводчика. — Протри глаза!
— Ваше благородие, прицелу бы на полделения прибавить, — советовали они Звонареву.
Велика была общая радость, когда наконец снаряд угодил в середину одного из броненосцев и повредил дымовую трубу. Солдаты, бросив работу, начали качать и Звонарева, и наводчика, и фейерверкера. Японцы же, как бы обидевшись на подобное обращение с ними, стали уходить в море под громкие крики «ура» на батарее.
Кондратенко, спустившись на батарею, горячо поблагодарил артиллеристов и пожал руку Звонареву.
— Недолго, однако, сегодня японцы постреляли, всего что-то около часа, да и выпустили совсем мало снарядов. По телефону сейчас сообщили, что повреждений ни в городе, ни в порту нет.
Радостно взволнованный, Звонарев, передав командование подошедшему Гобято, отправился в Управление артиллерии. По дороге ему встретилась коляска, в которой сидел Стессель с женой. Узнав Звонарева, генерал остановил экипаж и подозвал прапорщика к себе.
— Вы с Ляотешаня? — спросил Стессель.
— Так точно, оттуда,
— Каковы результаты нашей стрельбы?
— Попали — один снаряд с броненосцев и один с нашей сухопутной батареи, после чего японцы ушли, — доложил Звонарев.
— От лица службы благодарю вас, прапорщик, — напыщенно произнес Стессель, пожимая Звонареву руку.