— Хитрая бестия этот наместник! Кого хочешь вокруг пальца обведет, заметить этого не успеете.
   — Мы тоже, чай, не лыком шиты! — хитренько улыбнулся себе в бороду Макаров.
   Затем перешли к обсуждению нынешнего состояния эскадры. Макаров выразил свое неудовольствие расхлябанностью некоторых кораблей и плохой их боевой подготовкой.
   — Придется сделать некоторую перестановку командного состава, да и Греве мне сразу не понравился, — Сольно не расторопен.
   — Вы не правы, Степан Осипович. Командиры на эскадре неплохие. — И Старк начал перечислять офицеров, давая им при этом краткие характеристики. Макаров внимательно слушал его, соглашаясь с некоторыми и резко возражая против других.
   — Слишком вы снисходительны, Оскар Викторович! Теперь время военное, и требования, особенно к офицерам, должны быть сильно повышены.
   — Не всегда это бывает удобным, особенно в отношении офицеров, имеющих родственников в высших сферах, — убежденно проговорил Старк.
   — На войне можно и должно считаться лишь с боевыми качествами, а не личными связями.
   — Все это, дорогой Степан Осипович, теория, а на практике попробуйте-ка задеть кого-нибудь из наших аристократов! Поднимут такой шум, что и в Петербурге услышат. Пришлют всяких ревизоров и расследователей, и в результате вы же окажетесь виноваты, — вздохнул Старк.
   — Пусть шумят сколько хотят, а если понадобится, то я без всяких разговоров спишу с корабля любого командира или даже флагмана и ни с кем не посчитаюсь, — решительно ответил Макаров.
   — Завидую вашей молодой энергии, Степан Осипович, и, не обижайтесь, удивляюсь мичманскому задору, — с ноткой иронии в голосе отозвался Старк.
   — Тут не задор, а решительность, которой часто не хватает, к большому нашему несчастью, многим из начальников, — не остался в долгу Макаров.
   Затем он попросил ознакомить с планом ведения боевых операций. Старк вызвал начальника штаба эскадры и командира порта и предложил каждому из них сделать доклад по своей части.
   Макаров уселся поудобнее в кресло, вооружился карандашом, бумагой и приготовился слушать своих подчиненных.
   Вновь назначенный начальник штаба контр-адмирал Молас спокойным, бесстрастным голосом начал излагать первоначальный план войны на море.
   — Ранее мы считали, что основной задачей флота явится сохранение за собой преобладания в Желтом море и Корейском заливе. Но выход из строя трех кораблей в Артуре, гибель «Варяга», «Боярина», «Корейца»и «Енисея» настолько ослабили нашу эскадру, что мы принуждены перейти к чисто оборонительной тактике, не мечтая пока об обладании морем, — говорил адмирал. Затем он изложил мероприятия по обороне берегов Квантуна и Южной Маньчжурии.
   — А Корея? — спросил Макаров.
   — Хорошо, если мы Квантун сумеем охранить от высадки японцев, — отозвался Старк.
   Чем больше Макаров слушал сначала Моласа, а затем Греве, тем больше хмурился. Когда наконец доклады были закончены, он резко проговорил:
   — Все, что я сейчас слышал, вернее назвать планом поражения русского флота, а не планом победоносной войны. Никогда еще в истории человечества войны не выигрывались оборонительными мероприятиями.
   — Сейчас ничего другого мы предпринять не можем, — вскочил даже с места Старк. — Иначе мы немедленно погубим и те корабли, которые еще у нас остались.
   — Если думать о сохранении эскадры, то проще всего сидеть в Артуре сложа руки и предоставить японцам без боя полное господство на море.
   — Это равносильно проигрышу войны, — возразил Старк.
   — О чем я и говорю, Оскар Викторович! — веско закончил Макаров. — Необходимо решительно бороться с такими настроениями.
   — В Артуре найдется широкое поле деятельности для ваших планов, Степан Осипович, — ответил Старк.
   Макаров поспешил закончить неприятный разговор, оформив официальный прием эскадры, и вернулся ночевать на «Аскольд».
   Оставшись один, Старк приказал вестовому укладывать вещи для отъезда.
   — Пусть уж Макаров здесь умничает как хочет, — с сарказмом проговорил он вслух.
   Корабль давно уже не спал, и матросы, рассыпавшись по всем закоулкам, усиленно чистили и терли. Старший офицер крейсера капитан второго ранга Таше в сопровождении боцмана и унтер-офицеров носился по палубам. Крейсер блистал ослепительной чистотой, палубы были выскоблены до блеска, медяшки надраены до последней возможности.
   Поднявшись на мостик, адмирал поздоровался с вахтенным офицером мичманом Рыклицким.
   — Вы давно в Артуре? — спросил адмирал.
   — С год, ваше превосходительство.
   — Скучали поди здесь до войны?
   — Да и сейчас невесело. За месяц войны только два раза побывали в боях, а то все на бочках на внутреннем рейде отстаиваемся да небо коптим.
   — Потерпите! Я не собираюсь эскадру мариновать в гавани, — особенно крейсера. Возможно чаще будем выходить в море, чтобы тревожить японцев!
   Серый рассвет постепенно вступил на смену ночи. Один за другим гасли прожектора, сквозь утренний туман все отчетливей проступали очертания гор.
   Адмирал, поеживаясь от холода, спустился с мостика.
   У своей каюты Макаров встретил Дукельского. Выбритый, раздушенный, с закрученными кверху усами, лейтенант имел фатоватый вид. Макаров поморщился, — он не переносил фатов и пшютов.
   — Чем порадуете, Георгий Владимирович? — спросил он своего флаг-офицера.
   — С «Петропавловска» присланы бумаги, полученные вчера вечером и ночью: донесения сторожевых судов, рапорт флагманского врача о количестве больных и два пакета с дешифрированными секретными телеграммами из штаба наместника, — доложил Дукельский, подавая почту.
   Адмирал прежде всего вскрыл конверт, из которого выпали две бумажки, аккуратно исписанные прямым готическим почерком Моласа. Прочитав их, Макаров помрачнел.
   — Полюбуйтесь, пожалуйста! Успели уже донести наместнику о моих вчерашних распоряжениях в порту. «Наместник считает нежелательным тесное соприкосновение портовых рабочих с матросами, неизбежное при размещении рабочих в казармах флотского экипажа, а равно и зачисление их на довольствие в порту, так как этим последним обстоятельством создается общность интересов матросов с рабочими в отношении пищи. Наместник на будущее время просят предварительно согласовывать с его штабом все вопросы, связанные с положением вольнонаемных рабочих в порту», — прочитал адмирал.
   — Кто же отвечает за ход ремонтных работ, — я или штаб наместника? Если я, то позвольте мне распоряжаться, как я найду нужным! — наскакивал Макаров на Дукельского, как будто распоряжение исходило от него, а не от наместника. — А вот второе — еще лучше; «Инструкция морского штаба командующему Тихоокеанским флотом. Категорически воспрещается вступать в бой с главными силами противника до возвращения в строй кораблей, подорванных двадцать шестого января, в то же время надлежит беспрестанно тревожить японцев ночными действиями миноносцев и легких крейсеров». Это за десять тысяч верст, из Питера, дают мне инструкцию! Смешно, если бы не было так грустно! Что же, мне от японцев в гавани прятаться, а не вести войну? Хороши налеты миноносцами, когда у нас их едва двадцать, а у японцев полсотни.
   — Разрешите доложить, ваше превосходительство, — перебил его Дукельский. — При адмирале Старке фактически флотом командовал сам наместник. Он, в свою очередь, получал директивы из Петербурга.
   — Я не Старк и командовать флотом собираюсь сам. Надо узнать, кто это сообщил о моих распоряжениях в порту.
   — Командир порта адмирал Греве.
   — Откуда вы это знаете?
   — Он в них лично заинтересован.
   — Если это так, то его придется немедленно убрать.
   — Адмирал Алексеев лично установил этот порядок перед своим отъездом из Артура, двадцать восьмого января.
   — Как, командир любого корабля помимо меня будет сноситься со штабом наместника? Сегодня же отдайте приказ: согласно таким-то статьям военно-морских законов запрещаются кому бы то ни было всякие служебные сношения со штабом наместника помимо меня. В штаб наместника приказ пошлите в копии!
   — Без нас туда будут доставлены все экземпляры этого приказа, — усмехнулся Дукельский. — Сейчас подъем флага, ваше превосходительство!
   Приняв рапорт от, командира крейсера, адмирал, не завтракая, уехал на «Петропавловск». По дороге туда на катере он неожиданно вспомнил о сухопутном начальстве.
   — И они тоже пишут о действиях флота наместнику? — спросил он у Дукельского.
   — Пишут и часто клевещут на нас.
   — Этому надо положить конец. Свяжитесь с комендантом крепости. Как его?
   — Генерал Стессель.
   — Да, с ним, — не примет ли он сегодня меня с официальным визитом вместе с Моласом и вами часов этак около двух дня. Было бы желательно также присутствие всего сухопутного начальства.
   — Есть, ваше превосходительство!
   — Не сегодня-завтра должен приехать в Артур начальник военного отдела моего штаба, полковник Агапеев. Тогда я ему специально поручу связь со штабом крепости, а покуда попрошу связаться с ними вас.
   На «Петропавловске» Макаров только поздоровался с выстроенной командой и тотчас же отправился в штаб к Моласу.
   Оставшись наедине с Моласом, Макаров с раздражением начал ему высказывать свое возмущение существующими в эскадре и Артуре порядками. Когда Макаров выдохся, Молас бесстрастно, спокойным голосом начал объяснять сложившуюся в Артуре обстановку.
   — Морокой штаб получает сведения о деятельности наместника не только через его штаб, но также через генерала Стесселя, коменданта Владивостока и даже через иностранных морских и военных агентов, находящихся в Маньчжурии.
   — А в японском морском штабе, часом, справок не наводят? — иронически спросил Макаров.
   — Навели бы, если бы японцы дали справки, ибо они больше в курсе наших дел, чем Петербург. Хотя, вероятно, Петербург кое-что и пытается получить через французов или немцев. Штаб наместника ведет ту же политику по отношению к нам. Его информирует сухопутное и даже гражданское начальство.
   — Все это подрывает авторитет начальников! Вы тоже информируете о моей деятельности наместника?
   — Еще не успел.
   — Только поэтому. Не ожидал я от вас такого ответа.
   — Степан Осипович! — перешел Молас на интимный тон. — Я так же, как и вы, считаю эту систему неправильной, но против распоряжения из Петербурга идти нельзя. Я думаю, что мы с вами, оба старые моряки, сумеем сговориться по этому вопросу. Если вас это не удовлетворяет, я готов уйти.
   — Дело не в нас с вами, Михаил Павлович! Дело в самой системе шпионажа младшего за старшим и всех друг за другом. Вот что, по-моему, недопустимо! Раз мне не доверяют, — пусть заменят другим. Надо этот вопрос четко поставить перед Алексеевым. Что касается Петербурга, то с указаниями оттуда я особенно считаться не собираюсь. Нам на месте все виднее и понятнее, чем в Питере. Я буду твердо вести свою линию в этом отношении… Вы не сердитесь на меня, Михаил Павлович, — под горячую руку я бываю резок. — И адмиралы обменялись рукопожатиями.
   — С «Ретвизана» сообщают, — доложил вошедший Дукельский, — что броненосец обрел плавучесть и его можно отбуксировать в порт. Ждут только прибытия вашего превосходительства.
   — Есть! Сейчас же едем! Вы, Михаил Павлович, не беспокойтесь, если не совсем здоровы. Лучше днем вместе съездим с визитом к Стесселю.
   Приподнятый приливом, «Ретвизан» слегка покачивался на волне, когда Макаров прибыл на броненосец. Два портовых буксира уже завели тросы и готовы были двинуться с места. На палубе была выстроена команда с оркестром. Поздоровавшись и поздравив со счастливым окончанием работ, Макаров приказал буксирам двигаться. Настала торжественная минута. Буксирные тросы натянулись. «Ретвизан» медленно отделился от берега и стал поворачиваться носом по направлению к гавани.
   На палубе грянуло дружное «ура». Оркестр заиграл гимн. Макаров снял фуражку и набожно перекрестился. Матросы и офицеры последовали его примеру.
   — Ваше превосходительство, не прикажете ли отслужить благодарственный молебен Николе-угоднику за спасение корабля, — заюлил Шенснович.
   — Не до молебнов сейчас! Перекрестились, и хватит. Сегодня же необходимо приступить к дальнейшим работам по исправлению корабля, — ответил Макаров.
   «Ретвизан» медленно двигался по проходу на внутренний рейд. На берегу радостно кричали и махали шапками столпившиеся солдаты, рабочие, женщины и неугомонная детвора.
   Вся эскадра и все портовые суда украсились флагами расцвечивания в честь «Ретвизана». Со всех кораблей усиленно семафорили броненосцу, поздравляя его. Макаров, тихо поглаживая свою густую бороду, стоял впереди всех на мостике, окруженный офицерами корабля. Он задумчиво вглядывался в видневшуюся на внутреннем рейде эскадру и сумрачную панораму Порт-Артура.
   Как только «Ретвизан» втянулся в порт, адмирал отбыл с него на «Петропавловск». По дороге он осмотрел «Баян». Вирен, не ожидавший адмиральского визита, встретил его на мостике. Приняв рапорт, командующий обошел крейсер, заглядывая по дороге в самые неожиданные места — гальюны, угольные ямы, носовые отсеки, куда только могла протиснуться его грузная, большая фигура. Затем он приказал произвести учение по отбитию минной атаки и пожарную тревогу.
   Все на крейсере блистало чистотой, порядок везде был образцовый, — недаром же «Баян» считался лучшим кораблем в эскадре. Но Макаров хмурился все больше и больше: ему не нравилось, что слишком пугливо взглядывали на него матросы, когда он к ним обращался, что терялись от вопросов офицеры. Покончив с осмотром корабля, адмирал неожиданно потребовал журнал взысканий и список штрафных матросов. Просматривая их, он обратил внимание, что чуть не половина команды состоит в разряде штрафованных; дисциплинарных взысканий было немного, но зато под судом перебывала значительная часть матросов.
   — Вы явно злоупотребляете, капитан, преданием суду нижних чинов за пустяковые, в сущности, поступки, за которые можно ограничиться простым дисциплинарным взысканием. Я считаю позором для эскадры иметь в своем составе крейсер, на котором половина матросов штрафные!
   — Разрешите доложить, ваше превосходительство, — начал Вирен своим скрипучим, вялым голосом. — Наказание по суду я всегда считал более правильным, ибо там мое, быть может, пристрастие, личное мнение заменяется мнением незаинтересованных лиц…
   — …которые считают, что раз матроса отдали под суд, значит, все меры воздействия на него дисциплинарных взысканий оказались безуспешными, и закатывают его в арестантские роты, — перебил Макаров. — Жду от вас срочного представления о снятии штрафов с матросов. — И, не поблагодарив Вирена и отказавшись от предложенного завтрака, адмирал вернулся на «Аскольд», где его уже ждал Колас.
   — Генерал Стессель просит вас пожаловать сегодня в два часа дня. Будут присутствовать все генералы крепости и гарнизона, — сообщил Молас.
   — Есть! А пока можно и закусить, — улыбнулся Макаров.
   За завтраком адмирал поинтересовался, как ведется сооружение крепостных фортов и батарей.
   — Обычным у нас способом подрядных работ. Подрядчик некто Тифонтай строит под наблюдением наших инженеров, — сообщил Дукельский.
   — Что это за личность Тифонтай? Я в Питере слышал о нем далеко не благоприятные отзывы, — справился Макаров.
   — По-моему, достаточно темная личность. Бывший китайский генерал, весьма вероятно, японский шпион, крупнейший подрядчик в Южной Маньчжурии. Строит в Дальнем порт и доки, в Артуре все крепостные сооружения. Для них получает прекрасный портландскпй цемент из России, но переправляет его в Японию, а оттуда доставляет в Артур плохой японский, который и сбывается нам под видом новороссийского портланда. К этому следует добавить, что Тифонтай привлек сюда массу китайцеврабочих, платит им гроши, а всем недовольным рубит головы самолично.
   — И его еще не убили свои же китайцы? — удивился Макаров.
   — Были покушения на его жизнь, но неудачные.
   — Как же его терпят порт-артурские власти?
   — Тифонтай принял православие, назвав себя в честь царя Николаем. Много жертвует на церковь, помогает миссионерам. Вхож к Стесселю и даже к наместнику. С большими связями в Питере, — пояснил лейтенант.
   — Да, такого не так-то просто убрать отсюда, — задумчиво проговорил Макаров.
   — Очень даже непросто. Тифонтай считается ярым русофилом. Долго жил в Питере, связан с Безобразовской компанией, которая мечтает о создании здесь Желтороссии. Тифонтая прочат в главы этих «добровольно присоединившихся к России» китайских областей.
   — Слышал я и о Желтороссии в Питере. Глупая я опасная затея. Но нам пора собираться. — И Макаров встал из-за стола.
   К двум часам дня в гостиной на квартире Стесселя собрались все приглашенные для встречи с Макаровым артурские генералы.
   Вера Алексеевна, в черном шелковом платье, плотно облегающем ее пышную фигуру, с неизменным рукоделием на коленях, не по годам румяная и свежая, весело болтала с паясничающим, как всегда, Никитиным. К их разговору прислушивались чуть улыбающийся Кондратенко и хмурый и усталый на вид Белый. Стессель расхаживал с Фоком по комнате, внимая дружеским наставлениям последнего.
   — Надо новому адмиралу сразу же дать понять, что флот существует для обороны Квантуна и крепости, а не крепость — для флота. Флот может и погибнуть, но крепость останется, а если погибнет крепость, то с ней погибнет и флот. Это моряки должны себе твердо усвоить.
   — Ты, как всегда, прав, Александр Викторович. Это вопрос основной, и о нем двух мнений быть не может. Армия прежде всего, а затем уже флот!
   — Лютейшие недруги мои все самотопы, большие и малые, — отозвался Никитин.
   Звонок в передней возвестил о прибытии ожидаемых гостей. Денщики бросились открывать двери. Фок сел в кресло, а Стессель остался стоять посреди комнаты, приняв возможно более внушительную позу.
   В дверях появился Водяга, встречавший адмирала на пристани. За ним вошел Макаров, в расшитом золотом парадном мундире, при ленте, со множеством звезд и орденов на груди. В левой руке он держал треуголку и белые перчатки. За Макаровым следовали Молас и Дукельский, оба тоже в парадной форме. Осмотревшись, Макаров направился прежде всего к Вере Алексеевне. Молас представил его генеральше.
   — Степан Осипович Макаров, новый командующий флотом. — Адмирал приложился к ручке Веры Алексеевны.
   — Очень приятно познакомиться, — запела генеральша, целуя адмирала в лоб.
   Поздоровавшись с генеральшей, Макаров двинулся к стоящему по-прежнему посредине комнаты Стесселю. Адмирал несколько удивился упрямой неподвижности генерала и далек был от того, чтобы догадаться, что этим, по мнению Стесселя, должно было выражаться превосходство армии над флотом. Оба превосходительства раскланялись и познакомились, после чего Стессель представил Макарову всех присутствующих.
   Когда церемония взаимного знакомства окончилась, Макаров сел в кресло, рядом с Верой Алексеевной.
   — Как доехали, Степан Осипович? Как вам нравится наш Артур? — спрашивала его генеральша.
   Адмирал ответил обстоятельно и подробно. Затем Вера Алексеевна вышла распорядиться. Мужчины остались одни.
   — Я думаю, ваше превосходительство, — обратился Макаров к Стесселю, — мы сможем сегодня совместно обсудить, хотя бы в самых общих чертах, план обороны Порт-Артура и наметить формы более тесного контакта армии и флота. Прежде всего я просил бы ознакомить меня с береговой обороной крепости, с которой флот связан теснейшим образом.
   — В таком случае прошу вас, ваше превосходительство, пожаловать в мой кабинет, — предложил Стессель.
   Генералы и адмиралы последовали за хозяином.
   В кабинете Белый показал Макарову по карте расположение береговых батарей, радиус их действия, их взаимную огневую поддержку и разъяснил, какую помощь береговая артиллерия может оказать флоту.
   Адмирал внимательно слушал, вглядываясь в карту.
   — Какие батареи имеются на Ляотешане? — неожиданно спросил он.
   — Там батарей нет.
   — Как же вы думаете защищать южную оконечность полуострова от массива Белого Волка до Голубиной бухты?
   — Тут мелководье, крупные суда близко к берегу подойти не могут, а против мелких судов и в случае попытки высадить здесь десант намечается выдвижение портартурского гарнизона и полевой артиллерии, — ответил Белый.
   — Полевые батареи легко могут быть сбиты стрельбой из тяжелых орудий, после чего мелкие корабли смогут приблизиться к берегу и, отогнав пехоту своим огнем, высадить десант.
   — Берег охраняется частями Седьмой стрелковой дивизии, — вмешался Стессель, — которая всегда может быть поддержана из Артура. Кроме того, я полагаю, что флот существует не только для того, чтобы укрываться в крепости, но и для обороны берегов Квантуна от возможного десанта. Поэтому я считаю, что оборона южной части полуострова должна быть возложена на флот.
   — Вопрос чрезвычайно серьезный, и его надо обдумать в моем штабе. Для меня совершенно ясно, что Ляотешань является ахиллесовой пятой в береговой обороне крепости. Чем скорее будет изжито это положение, тем лучше! — ответил Макаров.
   — Сейчас мы заняты спешной постройкой фортов я батарей на сухопутном фронте, — вмешался Кондратенко, — он у нас еще в зачаточном состоянии, до Ляотешаня же просто руки не дошли.
   — Постараюсь вам помочь в отношении его обороны! — заверил Макаров.
   — Было бы желательно, чтобы и мы, артиллеристы, все же приняли участие в этой работе, — заметил Белый.
   — Само собой разумеется! Скажите, кстати, как у вас осуществляется связь береговых батарей с флотом?
   — С судами, стоящими в гавани, телефоном через сигнальную станцию флота на Золотой горе, а на море существует только зрительная связь.
   — Сигналами? Значит, у вас на батареях есть сигнальщики?
   — О нет! Мы ваших морских сигналов не знаем и не понимаем. Просто видим, что делают корабли в море, и по возможности помогаем им.
   — Вы умеете отличать по силуэтам наши корабли от японских? На большом расстоянии можно и не разобрать, где наши, а где японцы.
   — К сожалению, были случаи, — особенно ночью, — когда мы обстреливали свои суда и пропускали японцев. Связь берега с флотом у нас поставлена плохо.
   — Я полагаю, что об этом прежде всего должны побеспокоиться моряки, а не крепость, — вмешался Стессель. — Они, а не мы кровно заинтересованы в помощи крепостных батарей, крепость же и без флота сумеет обойтись.
   — Дело у нас, ваше превосходительство, общее, — значит, и думать о нем нам надо вместе, — сухо проговорил Макаров.
   — Это верно! Но покуда что только армия работала над укреплением обороны Артура. Флот же прибыл сюда на готовенькое.
   — Но построены же доки, казармы, — пытался вставить возражение адмирал.
   — Флот принимал в этом минимальное участие. Доки и казармы строились силами китайских рабочих, а не матросов. Все же порт-артурские форты и батареи созданы руками артиллеристов и стрелков, — вмешался Никитин.
   — Мы собрались сегодня сюда, чтобы наметить план будущей совместной работы армии и флота. Поэтому дальнейший спор считаю излишним, — оборвал Макаров. — Меня, интересует личность подрядчика Тяфонтая. Так ли он нам здесь нужен, да еще во время войны? — немного помолчав, спросил он.
   — Очень нужен, — ответил Стессель. — Достаточно сказать, что единственная паровая мельница на Квантуне принадлежит ему. Сейчас мы ее реквизировали для нужд интендантства. Затем Тифонтай занимается поставкой продовольствия в крепость. Он организовал скупку скота и прочей живности для нужд крепости.
   — Ему принадлежат все опиокурильни и публичные дома в Артуре и Дальнем, — насмешливо добавил Никитин.
   — Он же является владельцем цирка, театра и ряда ресторанов. Он кормит офицеров по недорогой цене и вполне сносно, — горячился Стессель.
   — Все злачные места необходимо немедленно ликвидировать. Запретить продажу спиртных напитков в ресторанах. Да и пора бы организовать тщательное наблюдение за деятельностью Тифонтая, — тоном приказа проговорил Макаров.
   — Давно уже оно ведется, но пока ничего предосудительного в его деятельности не обнаружено, — заметил Стессель.
   В это время дверь распахнулась, и в кабинет вошел полковник генерального штаба, подавший Макарову запечатанный пакет.
   — Полковник Агапеев, начальник военного отдела моего штаба, — представил вошедшего адмирал. — Он как раз и будет поддерживать теснейшую связь со штабом крепости.
   Агапеев, поздоровавшись со всеми, встал рядом с Макаровым и начал разглядывать карту крепости.
   — Разрешите мне ознакомиться с содержанием присланных бумаг, — произнес Макаров и распечатал конверт. Затем он, надев пенсне и далеко отставив руку, прочитал вслух: — «По агентурным сведениям, японцы намечают одновременно с происходящей сейчас высадкой своих войск в Чемульпо сделать попытку десанта и на севере Ляодуна. Штаб наместника предлагает вам быть в постоянной готовности для выхода в море, с целью противодействия противнику. При этом, однако, отнюдь не следует ввязываться с ним в эскадренный бой, а ограничиться лишь действиями крейсеров и миноносцев, используя по преимуществу ночное время для атаки транспортов противника. На броненосцы же и броненосные крепсера возлагается лишь прикрытие этих операций. При появлении главных сил противника вам надлежит немедленно отводить эскадру под прикрытие береговых батарей». Одним словом, и атакуй, и в бой не ввязывайся! При таком положении вещей, что бы ни случилось, — виновным всегда окажусь я, а не штаб наместника, — комментировал адмирал прочитанное предписание.