Степанов Александр Николаевич. Порт-Артур. Том 1

   — Не премину оправдать ваши надежды, ваше превосходительство! Со своей стороны я должен заверить вас в своем глубоком уважении и искренней радости служить под вашим начальством, — рассыпался князь в любезностях.
   — Теперь можно и нам поздороваться! — подошел к Макарову вслед за князем высокий плечистый человек с окладистой бородой — художник Верещагин.
   — Здравствуйте, дорогой Василий Васильевич! Очень рад вас видеть в Артуре! Не верил даже, что вы сюда когда-нибудь сможете добраться.
   Они обнялись.
   — Далеконько вы забрались, Степан Осипович, но я и дальше бывал! У вас здесь, судя по всему, страшная глушь.
   — Что и говорить, — край света! Из России приходится ехать чуть не месяц! Решили запечатлеть на память потомству и наш Порт-Артур?
   — Хочу сделать ряд набросков. В России пока что имеют довольно смутное представление о здешних местах. Если разрешите, буду состоять при вашем штабе.
   — Сделайте одолжение, дорогой Василий Васильевич, — пожал руку художнику Макаров.
   После обмена приветствиями все вышли из вагона. Наместник обошел почетные караулы и пропустил их мимо себя торжественным маршем, после чего сел с Макаровым и великим князем Кириллом Владимировичем в коляску и отправился на эскадру. Борис Владимирович, чернявый юноша в форме корнета гвардейского гусарского полка, отправился со Стесселем в объезд частей гарнизона.
   Наместник побывал на всех кораблях эскадры,
   Кириллу Владимировичу скоро надоела процедура парадных встреч, криков «ура»и довольно несвязных релей его дядюшки-наместника. Воспользовавшись тем, что на «Петропавловске» Алексеев зашел в штаб эскадры, князь заглянул в офицерский буфет и тут застрял. Окруженный офицерами, он весело чокался с ними и выпивал за будущую совместную службу.
   Дукельский, которому Макаров приказал в этот день состоять в распоряжении великого князя, также находился в компании Кирилла Владимировича.
   — Вы-то уж, наверное, знаете наперечет все артурские кабаки, — обратился к нему князь.
   — Не более, чем другие офицеры эскадры.
   — Есть у вас хорошенькие девчонки, вроде японских гейш, например?
   — У нас все очень бедно и скромно. Имеется три более или менее приличных ресторана — «Саратов», «Звездочка»и «Варьете». Девчонки, правда, есть недурные, но все больше еврейки. Японочки были весьма интересные, но с начала войны все уехали, — подробно сообщили князю офицеры.
   — Ничего, на безрыбье и рак рыба. Погуляем и с этими. Я приглашаю вас всех, господа, сегодня на официальный обед, — объявил князь. — Не знаю только, где его можно будет устроить.
   — Если на нем будут наместник и командующий флотом, то наиболее подходящее место для обеда — это морское собрание, — объяснил Дукельский.
   — Вначале, конечно, будут они, но затем, верно, скоро испарятся, и мы сможем повеселиться на свободе.
   — Адмирал намечал на утро выход всей эскадры в море, — заметил лейтенант.
   — Ну, что же, времени до утра достаточно. Лейтенант Кубе, — обратился князь к своему флаг-офицеру, — разошлите сейчас же от моего имени приглашения к обеду, а затем свяжитесь с морским собранием, пусть там все приготовят.
   — Есть, ваше императорское высочество! — вытянулся прилизанный лейтенант в форме гвардейского экипажа.
   Когда наконец наместник спохватился и послал за великим князем, то тот оказался уже настолько навеселе, что его немедленно отпустили на «отдых».
   Объехав эскадру, Алексеев довольно холодно поблагодарил Макарова за его работу и отбыл в город к себе во дворец.
   Макаров же пригласил, к себе Верещагина. Когда художник, умывшись с дороги, вошел в каюту адмирала, Макаров беседовал с Дукельским.
   Узнав от лиц из свиты наместника, что Макарову предстоит очень неприятное объяснение с Алексеевым, лейтенант хотел было осторожно предупредить об этом адмирала, но Макаров сразу оборвал лейтенанта:
   — Не желаю и слушать сплетни. Алексеев имеет полную возможность лично мне высказать свое недовольство, а прислушиваться к тому, что говорят исподтишка, я не собираюсь.
   Дукельский поспешил уйти.
   Вечером, когда схлынули текущие дела и можно было немного отдохнуть, Макаров пригласил к себе Верещагина.
   — Наконец-то я могу с вами поговорить с глазу на глаз, что говорится, по душам. Но сначала лучше вы мне расскажите о том, что делается в Питере и стране, что видели по дороге. Мы тут мало что знаем обо всем происходящем в России, и то больше из иностранных газет, а там все освещается тенденциозно, в нарочито мрачных красках. Ведь, хотя мы и воюем с японцами, ни для кого не секрет, что за ними стоят их официальные союзники англичане и доброжелатели — американцы. Они снабжают Японию деньгами, оружием и даже инструкторами. По имеющимся сведениям, в настоящее время на кораблях адмирала Того находятся английские офицеры-инструкторы. Это является прямым нарушением нейтралитета Англии, но мы не смеем даже протестовать против этого, чтобы не ввязаться в открытый конфликт с Англией. Итак, я вас слушаю, дорогой Василий Васильевич, — проговорил Макаров, поглаживая свою бороду.
   — Новости-то, Степан Осипович, все плохие! Народ не понимает, из-за чего началась война, где-то за тридевять земель от России. Воевать никто не хочет, запасные бунтуют, отказываются идти на призывные пункты, убегают из частей. По всей стране большое недовольство тем, что призывают запасных старших сроков службы, сорокалетних бородачей, которые совсем уже забыли и то немногое, что знали, никогда в руках не держали магазинной винтовки и незнакомы со скорострельной пушкой. На фабриках и заводах — забастовки протеста против войны. А в Питере, Москве и других больших городах настоящая вакханалия воровства и взяточничества. Воруют все, кто только может. Интенданты поставляют негодную обувь и обмундирование. Помещики сбывают казне втридорога негодное зерно и фураж. Все кабаки переполнены и днем и ночью, вино льется рекой, проститутки получают тысячи, и в то же время рабочие и крестьяне пухнут от голода. По всему великому Сибирскому пути жуткая картина — толпы запасных, окруженные, плачущими женами, детьми, родственниками. Сердце разрывается, глядя на них. В военном министерстве, и прежде всего Куропаткин, считают японцев совсем слабым противником, с которым легко будет справиться даже запасным.
   — Одним словом, в стране полный развал по всем линиям. А этот дурак Плеве все еще ждет «небольшой победоносной войны» для подъема престижа правительства. Но если бы вы знали, какая это большая ошибка! Японцы — сильный, хорошо организованный противник, и победить его будет нелегко, особенно при тех порядках, о каких вы рассказываете, Василий Васильевич.
   — Однако проигрыш войны окончательно подорвет авторитет правительства вместо его укрепления, — вставил Верещагин.
   — Трудно говорить о победах, когда генералы, вроде Стесселя, стоят во главе крепости. Да и сам Куропаткнн хорош: лично побывал в Японии и не сумел оценить японскую армию, как она того заслуживает.
   — А как дела обстоят в Артуре, Степан Осипович? — поинтересовался Верещагин.
   В ответ Макаров только махнул рукой.
   — Конечно, много можно было бы сделать, но мне во всем ставят палки в колеса. Ни в ком из высшего начальства не вижу поддержки. Алексеев слушает всяких наушников. Стессель жалуется в Петербург Куропаткину, морской министр Авелин просто не отвечает на мои письма и телеграммы. Тут все еще находится в стадии формирования. В штабе наместника никак не могут решить, является ли Порт-Артур тылом Маньчжурской армии, расположенной на корейской границе, или, наоборот, Маньчжурия — тыл Квантунского полуострова. И то вывозят из Артура провиант и снаряды, то начинают их усиленно завозить. Хочу просить великого князя помочь мне справиться с этой неразберихой. Он ведь может сообщить обо всем непосредственно царю.
   — Боюсь, что великий князь больше будет вам мешать, чем помогать. Для него путешествие в Артур является прежде всего увеселительной поездкой. Он, всю дорогу сюда безобразно кутил.
   — Надеюсь, что здесь он поведет себя скромнее, — с сомнением проговорил Макаров.
   — Хорошо, если так!
   Алексеев принял Макарова в своем огромном, роскошно убранном коврами кабинете, с подчеркнутой любезностью попросил его быть как дома, велел подать вина и, приятно улыбаясь и подливая вино в бокал насупившегося Макарова, начал вежливый разговор о «небольших недоразумениях», несколько «омрачивших их старую дружбу».
   — Смотрю я на вас, дорогой Степан Осипович, и искренне, от души завидую вам: такая кипучая энергия, такая подвижность в ваши пятьдесят шесть лет! Я всего на три года старше вас, а по сравнению со мной вы выглядите юношей! Что значит здоровая русская кровь! — подпустил он шпильку, намекая на происхождение Макарова.
   — И тем не менее всей моей энергии и настойчивости едва хватает на то, чтобы доказать вам и Петербургу элементарнейшие истины, понятные любому моряку.
   — На что изволите намекать, Степан Осипович? — прикинулся удивленным Алексеев.
   — На многое! На отказ в издании моей книги…
   — Она уже печатается. Я получил об этом телеграмму из Питера.
   — На отношение к выставленным мною кандидатам на посты командиров «Севастополя»и «Новика»…
   — Вы не совсем правильно толкуете морской устав, Степан Осипович. Назначение и смещение командиров судов первого ранга и флагманов происходит только по приказу главнокомандующего, а не командующего флотом.
   — Согласно точному указанию устава, командующий флотом имеет право на производство таких перемещений.
   — При отсутствии главнокомандующего, добавьте. В противном же случае эти функции переходят к нему.
   — Не будем входить в юридические тонкости, ваше высокопревосходительство. Я своим приказом сместил одних и назначил других командиров. Отмена этого распоряжения ставит меня в совершенно невозможное положение, подрывая мой авторитет. Или мои назначения будут санкционированы, или я подам в отставку, — уже повысил голос Макаров.
   — Отставка ваша принята не будет, а на будущее время я прошу вас такие назначения предварительно согласовывать со мной, — сухо ответил Алексеев.
   — Значит, нынешние назначения принимаются?
   — За исключением Иванова — четырнадцатого. По моим сведениям, он заболел тифом и долго проболеет. В военное время мы его ждать не можем. Поэтому вы спишите его по болезни в экипаж, а на «Новик» мною назначается капитан второго ранга Шевцов, — несколько торопливо, боясь, что его речь будет прервана Макаровым, произнес Алексеев.
   Макаров хмуро гладил бороду, что-то соображая. Наступило неприятное молчание. Алексеев, уже не скрывая неприязни, презрительно разглядывал своего собеседника. Его возмущало, что «этот хам и мужлан», из простой матросской семьи, осмеливается спорить с ним, отпрыском, пусть побочным, царской семьи.
   «Возомнил о себе невесть что! Но жаль, что в Питере так боятся его длинного языка, иначе я давно его свернул бы в бараний рог», — раздраженно думал Алексеев.
   Макаров продолжал, насупившись, молчать.
   — Я сместил начальника порта Артур, адмирала Греве, — сумрачно проговорил Макаров.
   — Какие у вас к тому основания, адмирал? — уже сухим, официальным голосом спросил наместник.
   — Ремонт подорванных кораблей идет недопустимо медленно…
   — Благодаря вашему вмешательству в это дело: вы часто отдаете распоряжения, идущие вразрез с указаниями Греве и даже моими.
   — Поскольку Греве подчинен мне, я вправе так поступать; что же касается вашего высокопревосходительства, то я сомневаюсь, чтобы вы из Мукдена могли распоряжаться порядком замены поврежденных броневых листов на «Цесаревиче»и «Ретвизане», — насмешливо ответил Макаров.
   — Что еще вы имеете против Греве?
   — В Управлении портом хаос. Буксиры подаются с опозданием на час и более, работы по расширению доков, вопреки моему прямому приказу, самовольно прекращены. Недавно на виду всей эскадры затонул пароход «Европа», хотя я трижды сигналом приказывал принять самые срочные меры к его спасению. Мне таких начальников над портом не нужно.
   — Все это слишком мелкие упущения. За них должны отвечать младшие служащие, а не адмирал.
   — За совокупность всех этих неполадок полностью отвечает Греве, а не кто-либо другой.
   — Он мне говорил, что вы его заставляете работать по целым суткам, это вредно отзывается на его здоровье.
   — Артур не санаторий, а осажденная крепость, и заботиться о здоровье здесь довольно трудно!
   — Я буду возражать против смещения Греве.
   — Он сам меня просит освободить его.
   — Вы принудили его к этому своими постоянными придирками по пустякам.
   — Смею вас заверить, что, кроме нормальных, чисто служебных, я никогда к нему не предъявлял никаких требований.
   — На каком основании вы передали крепости сто фугасных бомб с «Пересвета»и «Победы»? Это совершенно незаконно.
   — Зато совершенно необходимо с боевой точки зрения. Батарея Электрического Утеса вполне сравнима с броненосцем: огонь ее пушек равняется огню любого из наших броненосцев.
   — Положим, это не совсем так. Батарея никогда не сможет заменить броненосец, — уже спокойнее проговорил Алексеев.
   — Я хотел бы знать мнение вашего высокопревосходительства о желательности и возможности поставить меня во главе всей обороны Квантуна. Поскольку Квантун занят нами прежде всего в целях получения морских портов для военного и коммерческого флотов, вполне понятно, что мы, моряки, больше всего и заинтересованы в сохранении, а следовательно, и обороне их.
   — Я тоже считаю желательным ваше назначение на должность начальника обороны Квантуна. Боюсь только, что военный министр на это не согласится, — сказал наместник.
   — Я наметил уже начальника штаба и начальника артиллерии обороны.
   — Неужели Стессель согласился пойти к вам в начальники штаба? — удивился наместник.
   — Он и не подозревает о моих планах. Я наметил в начальники штаба генерала Кондратенко, а генерала Белого — в начальники артиллерии.
   Наместник хитренько улыбнулся себе в бороду. У него уже сложился план обуздания строптивого командующего флотом путем назначения в его штаб ряда своих людей, и прежде всего начальника штаба.
   — Сейчас еще чересчур рано намечать даже приблизительно состав вашего сухопутного штаба, Степан Осипович. Но идея ваша мне очень понравилась, и я буду ее поддерживать в Питере.
   Лицо Макарова просветлело, и он начал четко излагать свой план обороны Квантунского полуострова. Алексеев с любезной миной светского человека слушал его, временами вставляя короткие вопросы.
   Уже стало темнеть, когда успокоенный внешней приветливостью Алексеева Макаров стал прощаться.
   — Надеюсь, вы не в претензии на меня за некоторую резкость тона? — извинился наместник, пожимая руку Макарова.
   Едва Макаров вышел, как Алексеев потребовал к себе своего флаг-офицера и продиктовал ему длинную телеграмму в Петербург, прося в самом срочном порядке изменить соответствующие статьи военно-морского устава в сторону возможно большего ограничения прав Макарова и прежде всего в отношении перемещения командного состава. «Мы все же наденем на тебя, голубчик, хорошую узду, будешь у нас ходить в шорах», — мысленно ухмылялся Алексеев, потирая руки.
   Радостно возбужденный удачным, по его мнению, докладом наместнику, Макаров поспешил поделиться свои» ми мыслями с Верещагиным. Художник выслушал его с дружеской улыбкой, но все же недоверчиво покачал головой.
   — Алексеев хитрая лиса! Мягко стелет, да жестко спать. Еще в Петербурге мне говорили, что ему даны специальные указания сдерживать ваши «бурные порывы».
   — Но для него должны быть близки интересы нашего флота. Я уверен, что он меня поддержит в том, что касается моих мероприятий, направленных к поднятию боеспособности эскадры.
   — Для него важнее всего личные, шкурные интересы. В Петербурге считают нужным держать все в определенных рамках. Алексеев из всех сил будет стараться выполнить это указание, хотя ваши действия ничего, кроме пользы, не принесут для нашего флота.
   — Пока что я не выхожу за пределы предоставленных мне законом прав командующего флотом.
   — Помяните мое слово, скоро они будут урезаны Петербургом по прямому наущению Алексеева.
   — Пока этого нет, я сумею постоять за себя, и никаким Алексеевым не удастся ограничить меня по своему усмотрению!
   Стук в дверь прервал этот разговор.
   — Позвольте, ваше превосходительство, вручить вам приглашение на торжественный обед, который его императорское высочество великий князь Кирилл Владимирович дает сегодня в морском собрании по случаю своего приезда в Артур, — доложил Дукельский, вручая билет Макарову.
   Адмирал неодобрительно покачал головой.
   — Не успел приехать и уже начинает устраивать обеды. Не время сейчас для всяких торжеств. Неприятель в любую минуту может атаковать нас, а мы тут пирушками заняты, — ворчал он. — Придется все же сегодня съездить туда для первого раза. Подтвердите еще раз мой приказ о завтрашнем выходе эскадры. Офицеры должны знать, что сегодняшний обед ничему не мешает.
   — Есть, ваше превосходительство, — ответил лейтенант.
   В семь часов вечера к морскому собранию стали съезжаться морские офицеры. Оба великие князя как хозяева встречали гостей в вестибюле. Точно к назначенному сроку прибыл Макаров в сопровождении Верещагина и Моласа, а за ними наместник с адмиралом Витгефтом, круглым розовым старичком с добродушной улыбкой на лице. В огромном зале были расставлены длинные столы. Как раз посередине, под портретом царя, заняли места великие князья, по обе стороны от них адмиралы и капитаны первого ранга, остальные офицеры уселись по чинам и рангам. На хорах разместились оркестры, а в соседних помещениях ожидали собранные со всех кораблей песельники. Обед удался на славу, так как проворный Кубе сумел быстро мобилизовать всех лучших поваров в Артуре и закупить чуть не все вино в магазинах.
   Звуки музыки чередовались с песнями матросов.
   — Люблю старинные обычаи, ваше превосходительство, — обратился Кирилл Владимирович к Макарову, — а особенно мне нравится стародворянский помещичий обычай подблюдных песен. Жить бы мне лет сто тому назад, при моем двоюродном прадеде, блаженной памяти Александре Благословенном! Завел бы себе крепостной оркестр, женский хор, гарем и жил бы турецким султаном, не таскаясь по всяким Порт-Артурам!
   — Ваше императорское высочество никто не неволил ехать на Дальний Восток.
   — Папаша весьма настойчиво советовал нам с братом на время уехать из Питера: по его мнению, мы больно весело проводил» там время. Вот мы и сочли за благо на некоторое, надеюсь непродолжительное, время проехаться в Артур.
   — Все же я уверен, что вы не будете пренебрегать здесь своими служебными обязанностями и не забудете о том, что завтра утром эскадра выходит в море.
   — Надеюсь, вы подождете меня, если я немного запоздаю.
   — Эскадра тратит на свой выход в море до трех часов, так что вы всегда успеете попасть на корабль. Я буду на «Новике» или на «Аскольде».
   — А не опасно выходить в море на легком крейсере?
   — Ваше высочество может находиться на любом из броненосцев или при штабе на «Петропавловске».
   После второго блюда начались тосты. Настроение быстро повышалось. Лица раскраснелись, разговоры становились все громче, кое-кого уже под руки выводили из-за стола. Подвыпившие князья называли наместника просто дядей, на что последний, польщенный родственным к нему отношением, только грозил пальцем.
   — Я беру на себя расходы по сегодняшнему обеду, — расчувствовался Алексеев, — не каждый же день ко мне приезжают мои шаловливые племянники.
   — За здоровье его высокопревосходительства, наместника на Дальнем Востоке и моего дядюшку, артурского гения-Алексеева Евгения, ура! — заорал во всю глотку обрадованный князь.
   Макаров вскоре поднялся.
   — Пусть еще молодежь без нас повеселится, а нам, старикам, пора на покой, — присоединился к нему наместник.
   Под громовое «ура» адмиралы и Верещагин спустились в вестибюль и сели в коляску, а за ними вскоре последовали капитаны всех рангов, и в собрании остались лишь лейтенанты и мичманы.
   — Убрались наконец старые песочники, — громко проговорил князь, — я боялся, что они, чего доброго, до утра сидеть будут и не дадут нам погулять как следует. Господа, — обратился он к офицерам, — нельзя ли будет сюда девочек доставить?!
   — По положению о морских собраниях не полагается… — начал было один из офицеров.
   — Ну вас к черту с вашими положениями, — оборвал его, князь. — Кубе, захвати с собой кого-нибудь да раздобудь нам десятка два бабочек; смотри выбирай!
   Несколько офицеров вызвались сопровождать Кубе, и через полчаса весь цвет порт-артурского полусвета оказался в морском собрании.
   На рассвете эскадра начала вытягиваться на внешний рейд. Макаров, бывший на «Аскольде», нетерпеливо поглядывал на часы, поджидая появления великого князя, без которого он считал сегодня неудобным выходить в море. Прошло почти три часа, уже все корабли вышли на внешний рейд и вытянулись в кильватерной колонне вдоль Тигровки, а князя все еще не было.
   — Я больше не могу ожидать его высочество, — раздраженно проговорил Макаров, обращаясь к Дукельскому. — Это в конце концов просто невежливо по отношению ко мне, да и ко всей эскадре.
   — Семеро одного не ждут, ваше превосходительство, хотя бы он был и великим князем, — поддакнул Дукельский. — Очевидно, князь еще изволит почивать.
   — Разрешите доложить, — вмешался в разговор командир «Аскольда» Грамматчиков, — я также недосчитываюсь трех офицеров, оставшихся вчера с князем.
   — Арестуйте их на трое суток и предупредите, что в случае повторения буду таких офицеров списывать в экипаж, — распорядился адмирал.
   — То же самое и на «Диане»и на «Новике», — продолжал Грамматчиков, — очевидно, князь своей властью задержал офицеров на берегу.
   — Выясните этот вопрос по возвращении в Артур, — приказал Дукельскому Макаров. — Поднять сигнал: «Следовать за мной». Возьмите курс» островам Керр, посмотрим, нет ли там японцев, — отдал адмирал распоряжение Грамматчикову.
   Часов в пять вечера, когда эскадра вернулась в Артур, на «Петропавловск» прибыл великий князь. Он еще не вполне пришел в себя после попойки и был несколько смущен опозданием. Узнав, что адмирал на «Аскольде», князь отправился туда. Подходя к каюте адмирала, Кирилл Владимирович нервничал, то и дело приглаживая волосы на начинающей лысеть голове. Он постучал в дверь адмиральской каюты.
   — Разрешите войти, ваше превосходительство.
   — Прошу. Рад вас видеть, хотя и с большим опозданием, — приветствовал его Макаров,
   — Мы немного увлеклись, а затем я так устал с дороги, что разрешил себе небольшой отдых. Надеюсь, вы на меня не в претензии.
   — Я хотел бы знать, ваше высочество, разрешили ли вы и другим офицерам опоздать на эскадру?
   — Право, не помню. Была какая-то кутерьма. Возможно, что ко мне обращались с просьбой, и я взял на себя доложить об этом вам.
   — Мне крайне прискорбно, ваше высочество, что в первый же день вашей службы в моем штабе приходится говорить об этом. Но все же я должен предупредить, что я не считаю вас вправе отменять мои приказания. Вы сами, ваше высочество, если найдете нужным, можете в любое время находиться, где вам заблагорассудится, но для всех остальных офицеров выполнение моих приказов строго обязательно. Я приказал арестовать на трое суток всех опоздавших сегодня к выходу эскадры.
   — Мне кажется, вы слишком суровы, ваше превосходительство, тем более что косвенной виной всего этого являюсь я. Прошу вас на этот раз не накладывать на них взысканий.
   — Если ваше высочество поручится мне, что впредь этого больше не будет, я отменю приказание.
   — Заверяю вас своим честным словом, что во все время моего пребывания здесь это больше не повторится, — пылко проговорил князь.
   — Черт бы побрал этого старого бардадыма! — выругался он, выйдя из адмиральской каюты. — Сегодня ведь назначен в гарнизонном собрании ужин со всем сухопутным начальством. Приготовишь мне через час парадный мундир! — приказал он своему лакею. — Я съеду на берег.
   Следующий день оказался днем рождения сестры великого князя Елены Владимировны, потом подошли именины августейшей бабушки герцогини Саксен-КобургГотской, затем еще кого-то, и вскоре Макаров убедился, что главной причиной приезда князя в Артур была возможность предаваться здесь кутежам без всяких стеснений. О какой бы то ни было службе он не хотел и слышать.
   Вызванный Макаровым для объяснения, князь заносчиво ответил, что он достаточно взрослый, чтобы давать кому бы то ни было отчет о своих действиях, и просил адмирала впредь его по пустякам не беспокоить. После этого адмирал стал относиться к великому князю, как к гостю на эскадре, и никаких служебных поручений ему не давал. Но великий князь продолжал разворачиваться, вовлекая все больше офицеров в кутежи. Ежедневно десятками рассылались именные приглашения на очередной семейный праздник у великого князя, и под этим предлогом офицеры съезжали на берег.