Страница:
— Больно тут все серо и однотонно, нет никаких красок, даже море — и то какое-то серое и однообразное.
— Да, это не Черное море! Помните, когда вы на «Весте» пришли в Бургас весной семьдесят восьмого года? Какое там богатство тонов, разнообразие оттенков, не то, что здесь. Не хотите ли взглянуть на мой, альбом? — И Верещагин протянул Макарову свои рисунки.
Здесь было много набросков: китаец-рикша, кумирня, старинные городские ворота, зарисовки артурской гавани, отдельных кораблей, карандашные портреты офицеров и матросов. Адмирал внимательно разглядывал альбом, выслушивая пояснения и замечания художника.
— Вы, Василий Васильевич, умеете передавать с изумительной живостью движение и мимику людей. Особенно хороши эти групповые зарисовки, — показал Макаров на набросок матросов, работающих на палубе.
— Что-то вы, Степан Осипович, сегодня неважно выглядите, — заметил Верещагин, вглядываясь в усталое лицо адмирала.
— Плохо спал ночью, да, и понервничал сегодня с утра. Надеюсь завтра отдохнуть как следует.
— Вряд ли вам это удастся до отъезда великого князя. Пока он здесь, вам не будет покоя — ни нравственного, ни физического. Собираюсь послезавтра двинуться в Питер с вашим поручением, — вполголоса проговорил художник. — Разрешите мне с вами подняться на мостик, оттуда мне будет виднее, чем с палубы.
— Пожалуйста, дорогой Василий Васильевич, вы нам не помешаете. — И Макаров, взяв художника под руку, направился к трапу.
«Петропавловск» на буксире двух портовых пароходов, медленно разворачиваясь, направился в проход на внешний рейд. На палубе суетились закончившие приборку матросы.
— Нельзя ли поторопить буксиры? — обратился адмирал к командиру броненосца капитану первого ранга Яковлеву.
— Есть поторопить буксиры! — ответил капитан.
Макаров нетерпеливо прохаживался по мостику, наблюдая за выходом крейсеров на внешний рейд. «Новик», как всегда, с места двинулся полным ходом, быстро проскочил через проход и, развив предельную скорость, понесся к «Баяну», зато «Паллада»и «Диана» замешкались и задержали «Петропавловск».
— Поднять сигнал: «Крейсерам ускорить выход в море!»— приказал Макаров Дукельскому.
Не успели принять на крейсерах этот сигнал, как Макаров, потерявший терпение, распорядился объявить выговор командирам «Паллады»и «Дианы».
«Не выспался и теперь фитилит направо и налево! — подумал лейтенант, отдавая приказания сигнальщикам.
— На» Аскольде»я давно бы уже подошел к «Баяну», — раздраженно бросил Макаров подошедшему Мола су.
— Я думал, чтобы останетесь на крейсере, — ответил флаг-капитан.
— Остался бы на «Аскольде» или перешел бы на «Новик», если бы не записка великого князя.
— Вы, Степан Осипович, видели великого князя?
— Не видел и не имею особого желания его видеть! — буркнул Макаров. — Нарочно приказал не будить. Пусть проспится как следует!
Наконец «Петропавловск» прошел пролив и стал набирать ход. Макаров взглянул на часы. Было семь с четвертью утра.
— Мы сегодня больше часа потратили на выход в море. Надо будет специально заняться тренировкой эскадры по выходу в море, — продолжал ворчать Макаров.
«Баян» энергично отстреливался от едва видных с «Петропавловска» японских кораблей. Ближе был виден «Новик», который стремительно летел вперед, неся огромный белый бурун на носу.
На «Петропавловске» пробили боевую тревогу. Матросы бросились занимать места по боевому расписанию. Заворочались орудийные башни, загремели подъемники, дула орудий поползли вверх. Поймав цель, носовая башня дала залп. Броненосец вздрогнул от выстрела. Макаров взял бинокль у Дукельского и стал разглядывать маячившую вдали японскую эскадру.
— Легкие крейсера типа «Иошина», — сказал он. — А за ними, похоже, «Чин-Иен»и «Мацушима». Кажется, сегодня нам случай благоприятствует. Попробуем атаковать японцев. Крейсера, конечно, улепетнут, но «ЧинИен»и «Мацушима» от нас не уйдут.
Около адмирала собралась большая группа, почти весь его штаб. Все усиленно разглядывали японцев в бинокли.
— Недолет! — громко доложил сигнальщик результаты первого залпа. Вслед за этим «Петропавловск» снова дал — залп левым бортом. Макаров поморщился: струя воздуха от выстрела неприятно резанула лицо.
— Как медленно выходит эскадра! — заметил раздраженно Макаров и обернулся к Артуру, откуда успели выйти в море только броненосцы «Победа»и «Пересвет», а «Севастополь»и «Полтава» все еще стояли на внутреннем рейде.
— «Баяну»с крейсерами присоединиться к эскадре! — приказал Макаров.
Отстреливаясь кормой, «Баян» двинулся навстречу эскадре, на ходу сообщая сигналами о гибели «Страшного».
— Спасено четыре матроса и один офицер, — доложил сигнальщик.
Макаров, сняв фуражку, набожно перекрестился. Его примеру последовали все окружающие.
— Капитана второго ранга Бубнова за оставление в море «Страшного» отдать под суд! — приказал Макаров Дукельскому.
Между тем японцы опять стали сближаться с русской эскадрой. Невдалеке от «Петропавловска» вскинулось несколько водяных столбов.
— Первый японский привет сегодня! — проговорил Молас. — Надо перебраться в боевую рубку, ваше превосходительство.
— Не хочу. Тесно и хуже видно, — заупрямился Макаров. — Прикажите усилить артиллерийский огонь!
Как только подошли остальные броненосцы, вся эскадра двинулась на сближение с японцами, которые поспешили отойти. Прошло около часу. Русская эскадра постепенно стала нагонять старые японские броненосцы «Чин-Иен»и «Мацушиму». Вся эскадра сосредоточила на них огонь. Было видно, как на одном из них вспыхнул пожар. В это время на горизонте из тумана стали появляться один за другим многочисленные японские корабли. Макаров понял, что перед ним весь японский флот, и разгадал ловушку, в которую его хотел заманить адмирал Того, выдвинув в качестве приманки свои старые броненосцы. Пользуясь превосходством хода, японцы хотели отрезать русскую эскадру от Артура и, окружив ее, принудить к бою в невыгодных условиях.
Адмирал приказал немедленно лень на обратный курс. Эскадра, отстреливаясь от японцев, двинулась к Артуру. «Петропавловск» теперь шел в голове кильватерной колонны броненосцев.
— Передайте на Золотую гору: «Береговым батареям приготовиться к открытию огня! — приказал Макаров.
Японцы, пользуясь преимуществом хода, пытались, идя параллельным курсом, обогнать русских. Артиллерийский огонь опять усилился. Один из снарядов попал в» Петропавловск «. Осколки зазвенели по броне, кого-то ранило, на палубе мелькнули белые халаты санитаров; возник было пожар, но тотчас же был потушен. Макаров перешел в боевую рубку. Тут с ним были Молас, Дукельский, флагманские штурман и артиллерист, командир броненосца Яковлев и матрос-сигнальщик. Затем неожиданно откуда-то вынырнул великий князь. Он был взволнован и с трудом переводил дух. Один из осколков только что порвал его шинель.
— Счастливо отделался! — громко проговорил он. — На вершок ближе — и я был бы без ноги!
— Вы, ваше высочество, изволили только что проснуться? — спросил Макаров.
— Представьте — ничего не слышал, даже стрельбы!
— Счастливый сон! Зато я сегодня ночью почти не спал!
Князь сделал вид, что не понял намека адмирала.
По мере приближения к Артуру японцы стали отставать, оставаясь вне досягаемости береговых батарей. Стрельба почти прекратилась. Поравнявшись с Тигровой горой, эскадра по приказанию адмирала сбавила ход и пошла вдоль берега.
Был подан сигнал:» Крейсерам и миноносцам идти в гавань!«
Постепенно сбавляя ход,» Петропавловск» медленно двигался в голове эскадры. Напряженность боя прошла, Пробили отбой. Матросы высыпали на палубу, разминаясь и разглядывая еще маячившую на горизонте японскую эскадру.
— Ваше высочество желали видеть меня? — обратился Макаров к великому князю, выходя из боевой рубки.
— Да, мне хотелось срочно переговорить с вами, ваше превосходительство, по некоторым вопросам, но вы не сочли возможным немедленно повидать меня! — ответил князь.
— Чем же я могу быть вам полезен сейчас? — в упор спросил адмирал, останавливаясь на палубе.
Наглый тон великого князя опять задел его, и он, сердито посапывая, пристально смотрел в лицо великому князю.
Заметив раздражение Макарова, Кирилл Владимирович счел за лучшее отложить разговор: он знал резкость Макарова а минуты гнева и побаивался его.
— Поговорим потом, на свободе, когда вернемся в порт, — ответил князь.
— Как будет угодно вашему императорскому высочеству, — сухо ответил Макаров. — Но все же должен заметить, что тревожить командующего флотом в три часа ночи по пустякам, даже вам, не следует!
— Позвольте, адмирал… — начал было князь начальственным тоном, но вдруг раздался страшный грохот, блеснул столб огня, и мгновенно все заволокло дымом. Броненосец подбросило вверх. На палубу обрушилась масса воды. Макаров вскрикнул, как от боли, и закрыл лицо руками.
— Спускать шлюпки! Остановить эскадру! — скомандовал он в следующее мгновение, но его уже никто не слушал. Из всех люков и со всех трапов на палубу хлынули перепуганные люди.
В это время один за другим последовали еще два взрыва под правым бортом. По палубе пронесся крик, и с искаженными от ужаса лицами, ничего более не видя и не соображая, матросы и офицеры кинулись к левому борту.
Макаров понял свое полное бессилие что-либо сделать в эту минуту и, скинув теплое пальто и калоши, попытался добраться до борта. По дороге он споткнулся об лежащего на палубе с окровавленным лицом Верещагина. Тут же на палубе валялись рассыпанные рисунки из альбома. Адмирал быстро нагнулся, стараясь поднять художника, но тот только глухо простонал:
— Спасайтесь сами, Степан Осипович, а мое дело конченое.
В этот момент Макаров упал от нового взрыва, поднялся, ухватился было за поручни, но тут же потерял точку опоры на стремительно опускавшейся палубе и полетел в воду спиною вниз.
Дукельский взрывом был отброшен далеко в сторону. Упав на палубу, он тотчас вскочил, стараясь разглядеть сквозь густой дым, что творится на корабле. Палуба быстро уходила у него из-под ног. Он бросился к борту. Перед ним мелькнула фигура падающего с корабля Макарова. Он хотел было подхватить адмирала, но его обдало вырвавшимся из машинного отделения горячим паром. Закричав от нестерпимой боли, он прыгнул вниз и потерял сознание…
Ночь на батарее Электрического Утеса прошла спокойно. Только под утро матрос-сигнальщик Денисенко разбудил Звонарева, дежурного по батарее, и доложил, что с моря слышна сильная стрельба.
Быстро одевшись, прапорщик вышел наружу. Светало. Откуда-то из-за Ляотешаня доносились глухие раскаты стрельбы. Вскоре в том направлении пронесся «Баян», а за ним стала выходить и остальная эскадра. Звонарев вызвал людей к орудиям и послал за Жуковским. Эскадренный бой шел вне досягаемости батареи, и артиллеристы, поеживаясь от утренней прохлады, высыпав на бруствер, с тревогой наблюдали за ним.
Когда эскадра стала возвращаться и на Золотой горе был поднят сигнал: «Береговым батареям быть готовым к открытию огня», — Жуковский приказал зарядить орудия.
— Что за катавасия такая? — подошел к Жуковскому Борейко. — Никак, Того гонится за нашей эскадрой? — проговорил он, глядя в бинокль.
— По-видимому, так, — ответил капитан. — Надо быть готовыми как следует встретить японцев, если только до них можно будет достать.
Но японцы не рискнули приблизиться к берегу. Между тем эскадра подошла уже к Артуру. «Петропавловск» медленно двигался перед Электрическим Утесом. Из-за облаков выглянуло яркое солнце, темное море сразу засеребрилось, и на его фоне четко вырисовывался силуэт флагманского корабля. В бинокль можно было даже видеть людей на палубе и мостике.
— Где-то тут должен быть и Дукельский, — сказал Звонарев Борейко, показывая рукой на «Петропавловск».
— Вероятно, около адмирала, — отвечал поручик, глядя в бинокль.
Вдруг на броненосце высоко в воздух взметнулся столб огня и желтого дыма.
«Должно быть, залп из носовой башни», — подумал Звонарев, но тотчас же увидел еще огонь и огромные клубы густого черного дыма, вырвавшиеся, как ему показалось, из середины корабля.
Дым закрыл весь броненосец, затем хлынул белый пар. Корма броненосца поднялась из воды, обнажив лопасти винтов, и корабль исчез с поверхности моря. Только не успевшее еще разойтись облако пара и дыма указывало место, где минуту назад был «Петропавловск».
— Да что же это такое? — испуганным голосом вскричал Жуковский.
— Ой, батюшки, беда! Несчастье-то какое! — раздались встревоженные голоса в толпе солдат, стоящих на бруствере. — Да, никак, потонул!
— Первый взвод, за мной! — закричал Борейко и бросился вниз. Солдаты устремились за ним.
Сбежав к морю, Борейко приказал спустить на воду лежащие на берегу рыбачьи лодки. Звонарев хотел было побежать за Борейко, но новый взрыв под броненосцем «Победа» привлек его внимание к эскадре. Еще минуту назад стройная колонна судов теперь была совершенно нарушена. Корабли беспорядочно сгрудились у входа в гавань. Одни двигались вперед, другие поворачивали в сторону, третьи давали задний ход. На одном из судов раздался выстрел, за ним другой, и вдруг загремела вся эскадра. Стреляли прямо в воду, вокруг себя, по невидимому врагу. Всплески воды смерчами вырастали около кораблей. Часть снарядов падала в место гибели «Петропавловска», убивая и калеча барахтавшихся в воде людей.
— Что за стрельба? Ведь это сумасшествие, они друг друга перебьют! — отчаянно кричал Жуковский, как будто на кораблях могли его слышать.
Звонарев кинулся к берегу. За ним побежали оставшиеся на батарее солдаты. Батарея опустела. Жуковский, проследив за японской эскадрой, которая по-прежнему держалась за пределами досягаемости огня, издали наблюдая за происходящим у Артура, также пошел на берег.
Здесь на берегу столпилась уже вся рота. Ротный фельдшер Мельников тут же развернул свой перевязочный пункт. Шурка Назаренко хлопотала около носилок. От берега торопливо отплывали две большие лодки. Неопытные гребцы с трудом преодолевали береговой накат. На корме одной лодки высилась фигура Борейко, на другой стоял Денисенко.
Звонарев нервно бегал по берегу. То же чувство беспокойства охватило и солдат. Они переговаривались друг с другом, вздыхали, нервно тянули махорку, ругались неизвестно по чьему адресу и с нетерпением вглядывались в удаляющиеся от берега лодки. К месту катастрофы со всех кораблей устремились шлюпки. С берега было видно, как матросы то и дело вытаскивали из воды какие-то темные предметы: не то людей, не то вещи.
— Что же произошло в конце концов? — обратился Звонарев к подошедшему Жуковскому.
— Ума не приложу! Вероятно, «Петропавловск» налетел на японскую мину, поставленную прошлой ночью.
Солдаты, сгрудившись около офицеров, прислушивались к их разговорам.
— Адмирал Макаров, должно, погиб, — заметил наводчик Кошелев.
— Типун тебе на язык! Может, и выплыл. Видишь, сколько народа барахтается в воде! — оборвал Кошелева взволнованный Лепехин.
— Где уж ему, старику, выплывать в такой передряге! — грустно проговорил Звонарев.
С моря дул резкий, холодный ветер. Озябшие солдаты стали разводить костры из морской водоросли и плавника.
Прошло с полчаса, пока наконец первая лодка подошла к берегу. Сильный прибой мешал ей причалить. Десятка два солдат вошли в воду и вытащили лодку на песок. Все столпились около нее, с боязливым любопытством разглядывая лежащие в ней тела. Первыми сняли три матросских трупа. Солдаты обнажили головы и закрестились.
— Отвоевались, бедняги! — сказал один из солдат.
Трупы отнесли в сторону и уложили на землю. Старший писарь Пахомов стал обыскивать покойников, чтобы установить их фамилий. За трупами осторожно вынесли громко стонавшего молодого чернявого матроса с разорванным животом. На сером заострившемся лице раненого темнели глубоко запавшие, полуоткрытые глаза. Матрос временами громко вскрикивал и опять впадал в забытье. Осмотрев его, фельдшер безнадежно махнул рукой.
Выгрузив раненых, лодка опять ушла в море. Солдаты столпились у берега, дожидаясь подхода второй лодки, которая была так сильно перегружена, что с трудом вытащили на берег.
— Ну и натерпелись же мы! — проговорил Бортейко, соскакивая на берег. — Волна захлестывает, плавает на воде тьма всякой всячины, не разглядишь среди нее людей. Чуть не перевернулись. Дукельского подобрали на обратном пути. Он совсем уже под воду уходил! Плох!
Когда Дукельского вынесли на берег, то в этом обожженном, искалеченном полумертвеце трудно было узнать еще недавно молодого, красивого, полного жизни и веселья лейтенанта. Он был без сознания. Мельников неторопливо, но основательно перевязал все раны, превратив его в живой сверток из марли, ваты и бинтов. За Дукельским вынесли труп незнакомого черноволосого мичмана с раздробленным затылком. По найденной в кармане визитной карточке установили, что это был мичман Бурачок. Затем вынесли еще трех раненых матросов, бывших без сознания. После искусственного дыхания и растираний они пришли в себя и с удивлением рассматривали склонившиеся над ними лица солдат.
— Ожили! — обрадованно загудели солдаты. — Не все, знать, там погибли. Может, еще и адмирала спасут!
Все трое были легко ранены, их перевязали и вслед за Дукельским унесли на батарею. Лодка, на которой был Борейко, опять ушла в море, но уж под командой Родионова.
— Боюсь, не выживет Дукельский! — озабоченно проговорил Звонарев. — Какое несчастье для Ривы! Ведь мы сегодня званы к ней на обед! — вспомнил он вдруг некстати.
— Обедать-то некому будет! Моряки сообщили нам, что на рассвете японцы потопили «Страшного»и никто с него не спасся! — проговорил Борейко.
— Как! Так это утром вел бой «Страшный»?! — воскликнул пораженный Звонарев.
— Очевидно, он! Беда, Макарова до сих пор найти не могут! — продолжал Борейко. — Пальто его выловили, а самого нет, должно быть, погиб.
— Ох, господи! Как же наш флот будет без Макарова? — в ужасе воскликнул Жуковский.
— Пришлют другого, — пробурчал Звонарев.
— Но другого Макарова не пришлешь! Адмиралов-то много, а Макаров у нас в России был один, — грустно ответил Борейко. — Незаменимая потеря!
— Сколько несчастий сразу: и «Страшный», и «Петропавловск», и адмирал… — покачал печально головой Жуковский.
— Великого князя, говорят, спасли. Он только уши себе обварил да перепугался.
— Дукельского надо сейчас же отправить в город на линейке и вызвать из Управления артиллерии повозки для раненых матросов, — распорядился Жуковский. — Сергей Владимирович, возьмите это на себя, — обратился он к Звонареву.
— Слушаюсь!
Звонарев поднялся на батарею. Дукельского поместили в одной из комнат Жуковского. Он постепенно приходил в себя.
— Как ты себя чувствуешь, Жорж? — спросил его Звонарев.
— Очень плохо! Должно быть, умру! Адмирал погиб! — чуть слышно проговорил лейтенант. — Риве скажи: все, что у нее есть, — все ей. — И Дукельский в изнеможении замолчал.
— Как он? — тихо спросил Звонарев подошедшего фельдшера.
— До вечера не доживет! — ответил Мельников.
Через полчаса Звонарев уже шагал рядом с экипажем, на котором лежал укутанный в одеяло Дукельский.
Вера Алексеевна Стессель во главе шестнадцати денщиков и сирот-воспитанниц была занята генеральной уборкой квартиры после пасхальных праздников. В домашнем капоте, с пыльной тряпкой в руках, она летала по комнатам, щедро раздавая оплеухи своим воспитанницам и грозно покрикивая на денщиков, своих помощников.
Было около полудня, когда в передней раздался звонок. Не ожидавшая гостей, Вера Алексеевна сама пошла отворять дверь. К своему ужасу она увидела перед собой плечистую фигуру генерала Никитина.
— Владимир Николаевич! — смутилась генеральша. — Простите, ради бога, мой домашний костюм, — я никак не ожидала вас видеть сейчас у себя. У меня дым идет коромыслом.
— Прошу у вас прощения, Вера Алексеевна! Никогда бы не осмелился вас побеспокоить в столь ранний час, если бы не чрезвычайные новости. Грешен, не утерпел и забежал с вами поделиться, — ответил Никитин, целуя руку генеральши.
— Что же приключилось? — встревоженно спросила генеральша.
— Потоп главный самотоп! — выпалил генерал и сам громко захохотал своей остроте.
— Какой, какой самотоп?
— Да этот, адмирал их, Макаркин, что ли?
— Какой ужас! Какое несчастье! — схватилась за голову Вера Алексеевна. — Такой видный, красивый мужчина, и вдруг погиб! Господи, сколько бед приносит эта война! Царствие ему небесное, бедняжечке! — закрестилась генеральша.
— Не стоит о нем особенно и убиваться, Вера Алексеевна! Подленькой души был человек, гнусные интриги плел против Анатолия Михайловича. Мне ваш муж сейчас показал письмо, только что полученное от Куропаткина. Оказывается, этот самый Макаркин, ни много ни мало, требовал подчинения ему крепости и вашего супруга! Подумайте, какая наглость! — возмущался генерал. — Хотя Куропаткин своевременно обо всем узнал и разбил все эти козни, но все же в письме предупреждает Анатолия Михайловича, чтобы он с этим самым гнусным самотопом держал ухо востро и палец бы ему в рот не клал!
— Вот уж не ожидала от него такой низости! Исподтишка за спиной требовать подчинения себе крепости! Чтобы крепость, сухопутная армия, подчинялась какомуто адмиралу, который и эскадрой-то командовать как следует не умеет! Выйдет в море и, как только завидит японцев, сейчас же бежит под защиту крепостных батарей. Уж подлинно не стоит особенно горевать о его смерти, — возмутилась генеральша. — Да что я вас держу в передней! Пойдемте хотя бы в столовую, там уже почти прибрано. Рассказывайте же по порядку, как и что произошло, — просила Вера Алексеевна.
— Вышли это наши калоши в море. Прогулялись малость, да тут откуда ни возьмись появился Того. Ну, у Макаркина, конечно, со страху душа ушла в пятки, и он наутек в Артур, Того за ним. Тут что-то произошло, и против Электрического Утеса «Петропавловск» взорвался и утонул!
— «Петропавловск» погиб? Один из лучших наших броненосцев? Весьма тяжелая утрата для нашего флота! И так нам на море не, везет, а тут еще вдруг потеряли самый большой корабль!
— Я, матушка Вера Алексеевна, думаю, что это скорее счастье для нас, чем несчастье! Чем скорее мы от этих калош избавимся, тем это будет лучше. Толку от них никакого — только в порту стоят, да моряки на берегу пьянствуют, а стоят государству дорого и воображают о себе невесть что. Николе-угоднику рублевую свечку поставлю, когда последняя наша дырявая калоша отправится на дно морское! Пока цела наша армия, нам никакие япошки не страшны, а без флота мы и обойтись можем.
— Но, кроме Макарова, верно, погибло еще много народу. Бедные матросики, как мне их жаль.
— Да, погибло свыше шестисот человек матросов и тридцать офицеров. Но и тут виден господень перст! Великий князь Кирилл Владимирович, бывший на броненосце рядом с Макаровым, спасен и уже доставлен на берег без, ран и контузий. Он получил только общее потрясение.
— Велик бог земли русской! Да не оставит он нас и дальше своею благостью! — набожно крестясь, проговорила Вера Алексеевна. — Надо сейчас же одеваться и ехать с поздравлением к князю, а затем в церковь: отслужить по этому случаю молебен, поблагодарить господа бога за великую его милость к нам.
— Ума у вас палата, матушка Вера Алексеевна! Нам с Анатолием Михайловичем и в голову не пришло о молебствии. Обо всем подумали, а об этом забыли.
— Бог прежде всего! — наставительно проговорила Вера Алексеевна. — Нужно отслужить торжественный благодарственный молебен, с салютом, в присутствии всего гарнизона. А телеграмму-то об этом государю уже послали?
— Послали, матушка! Дмитриевский сочинил столь трогательную и верноподданническую, что даже слеза прошибает, когда читаешь.
Новый звонок возвестил о прибытии самого Стесселя.
— Ты уж здесь? — удивился он при виде Никитина. — Вот уже действительно пострел везде поспел!
— Не мог не известить Веру Алексеевну о столь радостных событиях, как гибель самотопа и спасение великого князя.
— Слыхала, какой гусь оказался этот Макаров? — обратился Стессель к жене. — А ты еще всегда за него заступалась!
— Истинно говорят, что из хама не сделаешь пана! Нехорошо говорить дурно о покойнике, но нельзя не сказать — неблагородный был человек, — сокрушенно ответила генеральша.
— Теперь нужно немедленно переодеться в парадную форму и ехать на вокзал, где в своем поезде находится сейчас великий князь, — начал Стессель.
— Анатоль, нужно отслужить сейчас же молебен о спасении князя!
— Да, да, Анатолий Михайлович! Совсем мы с тобой это упустили из виду. Давай сейчас приказ по гарнизону набросаем и срочно разошлем в части, — поддержал Никитин. — Не жена у тебя, а золото, ума палата, не нам с тобой чета! Вера Алексеевна, пожалуйте вашу ручку! Восторгаюсь! Потрясен!
— Пока мне там парадные причиндалы приготовят, мы с тобой, Владимир Николаевич, приказ настрочим, — решил Стессель и перешел с Никитиным в свой кабинет.
— Да, это не Черное море! Помните, когда вы на «Весте» пришли в Бургас весной семьдесят восьмого года? Какое там богатство тонов, разнообразие оттенков, не то, что здесь. Не хотите ли взглянуть на мой, альбом? — И Верещагин протянул Макарову свои рисунки.
Здесь было много набросков: китаец-рикша, кумирня, старинные городские ворота, зарисовки артурской гавани, отдельных кораблей, карандашные портреты офицеров и матросов. Адмирал внимательно разглядывал альбом, выслушивая пояснения и замечания художника.
— Вы, Василий Васильевич, умеете передавать с изумительной живостью движение и мимику людей. Особенно хороши эти групповые зарисовки, — показал Макаров на набросок матросов, работающих на палубе.
— Что-то вы, Степан Осипович, сегодня неважно выглядите, — заметил Верещагин, вглядываясь в усталое лицо адмирала.
— Плохо спал ночью, да, и понервничал сегодня с утра. Надеюсь завтра отдохнуть как следует.
— Вряд ли вам это удастся до отъезда великого князя. Пока он здесь, вам не будет покоя — ни нравственного, ни физического. Собираюсь послезавтра двинуться в Питер с вашим поручением, — вполголоса проговорил художник. — Разрешите мне с вами подняться на мостик, оттуда мне будет виднее, чем с палубы.
— Пожалуйста, дорогой Василий Васильевич, вы нам не помешаете. — И Макаров, взяв художника под руку, направился к трапу.
«Петропавловск» на буксире двух портовых пароходов, медленно разворачиваясь, направился в проход на внешний рейд. На палубе суетились закончившие приборку матросы.
— Нельзя ли поторопить буксиры? — обратился адмирал к командиру броненосца капитану первого ранга Яковлеву.
— Есть поторопить буксиры! — ответил капитан.
Макаров нетерпеливо прохаживался по мостику, наблюдая за выходом крейсеров на внешний рейд. «Новик», как всегда, с места двинулся полным ходом, быстро проскочил через проход и, развив предельную скорость, понесся к «Баяну», зато «Паллада»и «Диана» замешкались и задержали «Петропавловск».
— Поднять сигнал: «Крейсерам ускорить выход в море!»— приказал Макаров Дукельскому.
Не успели принять на крейсерах этот сигнал, как Макаров, потерявший терпение, распорядился объявить выговор командирам «Паллады»и «Дианы».
«Не выспался и теперь фитилит направо и налево! — подумал лейтенант, отдавая приказания сигнальщикам.
— На» Аскольде»я давно бы уже подошел к «Баяну», — раздраженно бросил Макаров подошедшему Мола су.
— Я думал, чтобы останетесь на крейсере, — ответил флаг-капитан.
— Остался бы на «Аскольде» или перешел бы на «Новик», если бы не записка великого князя.
— Вы, Степан Осипович, видели великого князя?
— Не видел и не имею особого желания его видеть! — буркнул Макаров. — Нарочно приказал не будить. Пусть проспится как следует!
Наконец «Петропавловск» прошел пролив и стал набирать ход. Макаров взглянул на часы. Было семь с четвертью утра.
— Мы сегодня больше часа потратили на выход в море. Надо будет специально заняться тренировкой эскадры по выходу в море, — продолжал ворчать Макаров.
«Баян» энергично отстреливался от едва видных с «Петропавловска» японских кораблей. Ближе был виден «Новик», который стремительно летел вперед, неся огромный белый бурун на носу.
На «Петропавловске» пробили боевую тревогу. Матросы бросились занимать места по боевому расписанию. Заворочались орудийные башни, загремели подъемники, дула орудий поползли вверх. Поймав цель, носовая башня дала залп. Броненосец вздрогнул от выстрела. Макаров взял бинокль у Дукельского и стал разглядывать маячившую вдали японскую эскадру.
— Легкие крейсера типа «Иошина», — сказал он. — А за ними, похоже, «Чин-Иен»и «Мацушима». Кажется, сегодня нам случай благоприятствует. Попробуем атаковать японцев. Крейсера, конечно, улепетнут, но «ЧинИен»и «Мацушима» от нас не уйдут.
Около адмирала собралась большая группа, почти весь его штаб. Все усиленно разглядывали японцев в бинокли.
— Недолет! — громко доложил сигнальщик результаты первого залпа. Вслед за этим «Петропавловск» снова дал — залп левым бортом. Макаров поморщился: струя воздуха от выстрела неприятно резанула лицо.
— Как медленно выходит эскадра! — заметил раздраженно Макаров и обернулся к Артуру, откуда успели выйти в море только броненосцы «Победа»и «Пересвет», а «Севастополь»и «Полтава» все еще стояли на внутреннем рейде.
— «Баяну»с крейсерами присоединиться к эскадре! — приказал Макаров.
Отстреливаясь кормой, «Баян» двинулся навстречу эскадре, на ходу сообщая сигналами о гибели «Страшного».
— Спасено четыре матроса и один офицер, — доложил сигнальщик.
Макаров, сняв фуражку, набожно перекрестился. Его примеру последовали все окружающие.
— Капитана второго ранга Бубнова за оставление в море «Страшного» отдать под суд! — приказал Макаров Дукельскому.
Между тем японцы опять стали сближаться с русской эскадрой. Невдалеке от «Петропавловска» вскинулось несколько водяных столбов.
— Первый японский привет сегодня! — проговорил Молас. — Надо перебраться в боевую рубку, ваше превосходительство.
— Не хочу. Тесно и хуже видно, — заупрямился Макаров. — Прикажите усилить артиллерийский огонь!
Как только подошли остальные броненосцы, вся эскадра двинулась на сближение с японцами, которые поспешили отойти. Прошло около часу. Русская эскадра постепенно стала нагонять старые японские броненосцы «Чин-Иен»и «Мацушиму». Вся эскадра сосредоточила на них огонь. Было видно, как на одном из них вспыхнул пожар. В это время на горизонте из тумана стали появляться один за другим многочисленные японские корабли. Макаров понял, что перед ним весь японский флот, и разгадал ловушку, в которую его хотел заманить адмирал Того, выдвинув в качестве приманки свои старые броненосцы. Пользуясь превосходством хода, японцы хотели отрезать русскую эскадру от Артура и, окружив ее, принудить к бою в невыгодных условиях.
Адмирал приказал немедленно лень на обратный курс. Эскадра, отстреливаясь от японцев, двинулась к Артуру. «Петропавловск» теперь шел в голове кильватерной колонны броненосцев.
— Передайте на Золотую гору: «Береговым батареям приготовиться к открытию огня! — приказал Макаров.
Японцы, пользуясь преимуществом хода, пытались, идя параллельным курсом, обогнать русских. Артиллерийский огонь опять усилился. Один из снарядов попал в» Петропавловск «. Осколки зазвенели по броне, кого-то ранило, на палубе мелькнули белые халаты санитаров; возник было пожар, но тотчас же был потушен. Макаров перешел в боевую рубку. Тут с ним были Молас, Дукельский, флагманские штурман и артиллерист, командир броненосца Яковлев и матрос-сигнальщик. Затем неожиданно откуда-то вынырнул великий князь. Он был взволнован и с трудом переводил дух. Один из осколков только что порвал его шинель.
— Счастливо отделался! — громко проговорил он. — На вершок ближе — и я был бы без ноги!
— Вы, ваше высочество, изволили только что проснуться? — спросил Макаров.
— Представьте — ничего не слышал, даже стрельбы!
— Счастливый сон! Зато я сегодня ночью почти не спал!
Князь сделал вид, что не понял намека адмирала.
По мере приближения к Артуру японцы стали отставать, оставаясь вне досягаемости береговых батарей. Стрельба почти прекратилась. Поравнявшись с Тигровой горой, эскадра по приказанию адмирала сбавила ход и пошла вдоль берега.
Был подан сигнал:» Крейсерам и миноносцам идти в гавань!«
Постепенно сбавляя ход,» Петропавловск» медленно двигался в голове эскадры. Напряженность боя прошла, Пробили отбой. Матросы высыпали на палубу, разминаясь и разглядывая еще маячившую на горизонте японскую эскадру.
— Ваше высочество желали видеть меня? — обратился Макаров к великому князю, выходя из боевой рубки.
— Да, мне хотелось срочно переговорить с вами, ваше превосходительство, по некоторым вопросам, но вы не сочли возможным немедленно повидать меня! — ответил князь.
— Чем же я могу быть вам полезен сейчас? — в упор спросил адмирал, останавливаясь на палубе.
Наглый тон великого князя опять задел его, и он, сердито посапывая, пристально смотрел в лицо великому князю.
Заметив раздражение Макарова, Кирилл Владимирович счел за лучшее отложить разговор: он знал резкость Макарова а минуты гнева и побаивался его.
— Поговорим потом, на свободе, когда вернемся в порт, — ответил князь.
— Как будет угодно вашему императорскому высочеству, — сухо ответил Макаров. — Но все же должен заметить, что тревожить командующего флотом в три часа ночи по пустякам, даже вам, не следует!
— Позвольте, адмирал… — начал было князь начальственным тоном, но вдруг раздался страшный грохот, блеснул столб огня, и мгновенно все заволокло дымом. Броненосец подбросило вверх. На палубу обрушилась масса воды. Макаров вскрикнул, как от боли, и закрыл лицо руками.
— Спускать шлюпки! Остановить эскадру! — скомандовал он в следующее мгновение, но его уже никто не слушал. Из всех люков и со всех трапов на палубу хлынули перепуганные люди.
В это время один за другим последовали еще два взрыва под правым бортом. По палубе пронесся крик, и с искаженными от ужаса лицами, ничего более не видя и не соображая, матросы и офицеры кинулись к левому борту.
Макаров понял свое полное бессилие что-либо сделать в эту минуту и, скинув теплое пальто и калоши, попытался добраться до борта. По дороге он споткнулся об лежащего на палубе с окровавленным лицом Верещагина. Тут же на палубе валялись рассыпанные рисунки из альбома. Адмирал быстро нагнулся, стараясь поднять художника, но тот только глухо простонал:
— Спасайтесь сами, Степан Осипович, а мое дело конченое.
В этот момент Макаров упал от нового взрыва, поднялся, ухватился было за поручни, но тут же потерял точку опоры на стремительно опускавшейся палубе и полетел в воду спиною вниз.
Дукельский взрывом был отброшен далеко в сторону. Упав на палубу, он тотчас вскочил, стараясь разглядеть сквозь густой дым, что творится на корабле. Палуба быстро уходила у него из-под ног. Он бросился к борту. Перед ним мелькнула фигура падающего с корабля Макарова. Он хотел было подхватить адмирала, но его обдало вырвавшимся из машинного отделения горячим паром. Закричав от нестерпимой боли, он прыгнул вниз и потерял сознание…
Ночь на батарее Электрического Утеса прошла спокойно. Только под утро матрос-сигнальщик Денисенко разбудил Звонарева, дежурного по батарее, и доложил, что с моря слышна сильная стрельба.
Быстро одевшись, прапорщик вышел наружу. Светало. Откуда-то из-за Ляотешаня доносились глухие раскаты стрельбы. Вскоре в том направлении пронесся «Баян», а за ним стала выходить и остальная эскадра. Звонарев вызвал людей к орудиям и послал за Жуковским. Эскадренный бой шел вне досягаемости батареи, и артиллеристы, поеживаясь от утренней прохлады, высыпав на бруствер, с тревогой наблюдали за ним.
Когда эскадра стала возвращаться и на Золотой горе был поднят сигнал: «Береговым батареям быть готовым к открытию огня», — Жуковский приказал зарядить орудия.
— Что за катавасия такая? — подошел к Жуковскому Борейко. — Никак, Того гонится за нашей эскадрой? — проговорил он, глядя в бинокль.
— По-видимому, так, — ответил капитан. — Надо быть готовыми как следует встретить японцев, если только до них можно будет достать.
Но японцы не рискнули приблизиться к берегу. Между тем эскадра подошла уже к Артуру. «Петропавловск» медленно двигался перед Электрическим Утесом. Из-за облаков выглянуло яркое солнце, темное море сразу засеребрилось, и на его фоне четко вырисовывался силуэт флагманского корабля. В бинокль можно было даже видеть людей на палубе и мостике.
— Где-то тут должен быть и Дукельский, — сказал Звонарев Борейко, показывая рукой на «Петропавловск».
— Вероятно, около адмирала, — отвечал поручик, глядя в бинокль.
Вдруг на броненосце высоко в воздух взметнулся столб огня и желтого дыма.
«Должно быть, залп из носовой башни», — подумал Звонарев, но тотчас же увидел еще огонь и огромные клубы густого черного дыма, вырвавшиеся, как ему показалось, из середины корабля.
Дым закрыл весь броненосец, затем хлынул белый пар. Корма броненосца поднялась из воды, обнажив лопасти винтов, и корабль исчез с поверхности моря. Только не успевшее еще разойтись облако пара и дыма указывало место, где минуту назад был «Петропавловск».
— Да что же это такое? — испуганным голосом вскричал Жуковский.
— Ой, батюшки, беда! Несчастье-то какое! — раздались встревоженные голоса в толпе солдат, стоящих на бруствере. — Да, никак, потонул!
— Первый взвод, за мной! — закричал Борейко и бросился вниз. Солдаты устремились за ним.
Сбежав к морю, Борейко приказал спустить на воду лежащие на берегу рыбачьи лодки. Звонарев хотел было побежать за Борейко, но новый взрыв под броненосцем «Победа» привлек его внимание к эскадре. Еще минуту назад стройная колонна судов теперь была совершенно нарушена. Корабли беспорядочно сгрудились у входа в гавань. Одни двигались вперед, другие поворачивали в сторону, третьи давали задний ход. На одном из судов раздался выстрел, за ним другой, и вдруг загремела вся эскадра. Стреляли прямо в воду, вокруг себя, по невидимому врагу. Всплески воды смерчами вырастали около кораблей. Часть снарядов падала в место гибели «Петропавловска», убивая и калеча барахтавшихся в воде людей.
— Что за стрельба? Ведь это сумасшествие, они друг друга перебьют! — отчаянно кричал Жуковский, как будто на кораблях могли его слышать.
Звонарев кинулся к берегу. За ним побежали оставшиеся на батарее солдаты. Батарея опустела. Жуковский, проследив за японской эскадрой, которая по-прежнему держалась за пределами досягаемости огня, издали наблюдая за происходящим у Артура, также пошел на берег.
Здесь на берегу столпилась уже вся рота. Ротный фельдшер Мельников тут же развернул свой перевязочный пункт. Шурка Назаренко хлопотала около носилок. От берега торопливо отплывали две большие лодки. Неопытные гребцы с трудом преодолевали береговой накат. На корме одной лодки высилась фигура Борейко, на другой стоял Денисенко.
Звонарев нервно бегал по берегу. То же чувство беспокойства охватило и солдат. Они переговаривались друг с другом, вздыхали, нервно тянули махорку, ругались неизвестно по чьему адресу и с нетерпением вглядывались в удаляющиеся от берега лодки. К месту катастрофы со всех кораблей устремились шлюпки. С берега было видно, как матросы то и дело вытаскивали из воды какие-то темные предметы: не то людей, не то вещи.
— Что же произошло в конце концов? — обратился Звонарев к подошедшему Жуковскому.
— Ума не приложу! Вероятно, «Петропавловск» налетел на японскую мину, поставленную прошлой ночью.
Солдаты, сгрудившись около офицеров, прислушивались к их разговорам.
— Адмирал Макаров, должно, погиб, — заметил наводчик Кошелев.
— Типун тебе на язык! Может, и выплыл. Видишь, сколько народа барахтается в воде! — оборвал Кошелева взволнованный Лепехин.
— Где уж ему, старику, выплывать в такой передряге! — грустно проговорил Звонарев.
С моря дул резкий, холодный ветер. Озябшие солдаты стали разводить костры из морской водоросли и плавника.
Прошло с полчаса, пока наконец первая лодка подошла к берегу. Сильный прибой мешал ей причалить. Десятка два солдат вошли в воду и вытащили лодку на песок. Все столпились около нее, с боязливым любопытством разглядывая лежащие в ней тела. Первыми сняли три матросских трупа. Солдаты обнажили головы и закрестились.
— Отвоевались, бедняги! — сказал один из солдат.
Трупы отнесли в сторону и уложили на землю. Старший писарь Пахомов стал обыскивать покойников, чтобы установить их фамилий. За трупами осторожно вынесли громко стонавшего молодого чернявого матроса с разорванным животом. На сером заострившемся лице раненого темнели глубоко запавшие, полуоткрытые глаза. Матрос временами громко вскрикивал и опять впадал в забытье. Осмотрев его, фельдшер безнадежно махнул рукой.
Выгрузив раненых, лодка опять ушла в море. Солдаты столпились у берега, дожидаясь подхода второй лодки, которая была так сильно перегружена, что с трудом вытащили на берег.
— Ну и натерпелись же мы! — проговорил Бортейко, соскакивая на берег. — Волна захлестывает, плавает на воде тьма всякой всячины, не разглядишь среди нее людей. Чуть не перевернулись. Дукельского подобрали на обратном пути. Он совсем уже под воду уходил! Плох!
Когда Дукельского вынесли на берег, то в этом обожженном, искалеченном полумертвеце трудно было узнать еще недавно молодого, красивого, полного жизни и веселья лейтенанта. Он был без сознания. Мельников неторопливо, но основательно перевязал все раны, превратив его в живой сверток из марли, ваты и бинтов. За Дукельским вынесли труп незнакомого черноволосого мичмана с раздробленным затылком. По найденной в кармане визитной карточке установили, что это был мичман Бурачок. Затем вынесли еще трех раненых матросов, бывших без сознания. После искусственного дыхания и растираний они пришли в себя и с удивлением рассматривали склонившиеся над ними лица солдат.
— Ожили! — обрадованно загудели солдаты. — Не все, знать, там погибли. Может, еще и адмирала спасут!
Все трое были легко ранены, их перевязали и вслед за Дукельским унесли на батарею. Лодка, на которой был Борейко, опять ушла в море, но уж под командой Родионова.
— Боюсь, не выживет Дукельский! — озабоченно проговорил Звонарев. — Какое несчастье для Ривы! Ведь мы сегодня званы к ней на обед! — вспомнил он вдруг некстати.
— Обедать-то некому будет! Моряки сообщили нам, что на рассвете японцы потопили «Страшного»и никто с него не спасся! — проговорил Борейко.
— Как! Так это утром вел бой «Страшный»?! — воскликнул пораженный Звонарев.
— Очевидно, он! Беда, Макарова до сих пор найти не могут! — продолжал Борейко. — Пальто его выловили, а самого нет, должно быть, погиб.
— Ох, господи! Как же наш флот будет без Макарова? — в ужасе воскликнул Жуковский.
— Пришлют другого, — пробурчал Звонарев.
— Но другого Макарова не пришлешь! Адмиралов-то много, а Макаров у нас в России был один, — грустно ответил Борейко. — Незаменимая потеря!
— Сколько несчастий сразу: и «Страшный», и «Петропавловск», и адмирал… — покачал печально головой Жуковский.
— Великого князя, говорят, спасли. Он только уши себе обварил да перепугался.
— Дукельского надо сейчас же отправить в город на линейке и вызвать из Управления артиллерии повозки для раненых матросов, — распорядился Жуковский. — Сергей Владимирович, возьмите это на себя, — обратился он к Звонареву.
— Слушаюсь!
Звонарев поднялся на батарею. Дукельского поместили в одной из комнат Жуковского. Он постепенно приходил в себя.
— Как ты себя чувствуешь, Жорж? — спросил его Звонарев.
— Очень плохо! Должно быть, умру! Адмирал погиб! — чуть слышно проговорил лейтенант. — Риве скажи: все, что у нее есть, — все ей. — И Дукельский в изнеможении замолчал.
— Как он? — тихо спросил Звонарев подошедшего фельдшера.
— До вечера не доживет! — ответил Мельников.
Через полчаса Звонарев уже шагал рядом с экипажем, на котором лежал укутанный в одеяло Дукельский.
Вера Алексеевна Стессель во главе шестнадцати денщиков и сирот-воспитанниц была занята генеральной уборкой квартиры после пасхальных праздников. В домашнем капоте, с пыльной тряпкой в руках, она летала по комнатам, щедро раздавая оплеухи своим воспитанницам и грозно покрикивая на денщиков, своих помощников.
Было около полудня, когда в передней раздался звонок. Не ожидавшая гостей, Вера Алексеевна сама пошла отворять дверь. К своему ужасу она увидела перед собой плечистую фигуру генерала Никитина.
— Владимир Николаевич! — смутилась генеральша. — Простите, ради бога, мой домашний костюм, — я никак не ожидала вас видеть сейчас у себя. У меня дым идет коромыслом.
— Прошу у вас прощения, Вера Алексеевна! Никогда бы не осмелился вас побеспокоить в столь ранний час, если бы не чрезвычайные новости. Грешен, не утерпел и забежал с вами поделиться, — ответил Никитин, целуя руку генеральши.
— Что же приключилось? — встревоженно спросила генеральша.
— Потоп главный самотоп! — выпалил генерал и сам громко захохотал своей остроте.
— Какой, какой самотоп?
— Да этот, адмирал их, Макаркин, что ли?
— Какой ужас! Какое несчастье! — схватилась за голову Вера Алексеевна. — Такой видный, красивый мужчина, и вдруг погиб! Господи, сколько бед приносит эта война! Царствие ему небесное, бедняжечке! — закрестилась генеральша.
— Не стоит о нем особенно и убиваться, Вера Алексеевна! Подленькой души был человек, гнусные интриги плел против Анатолия Михайловича. Мне ваш муж сейчас показал письмо, только что полученное от Куропаткина. Оказывается, этот самый Макаркин, ни много ни мало, требовал подчинения ему крепости и вашего супруга! Подумайте, какая наглость! — возмущался генерал. — Хотя Куропаткин своевременно обо всем узнал и разбил все эти козни, но все же в письме предупреждает Анатолия Михайловича, чтобы он с этим самым гнусным самотопом держал ухо востро и палец бы ему в рот не клал!
— Вот уж не ожидала от него такой низости! Исподтишка за спиной требовать подчинения себе крепости! Чтобы крепость, сухопутная армия, подчинялась какомуто адмиралу, который и эскадрой-то командовать как следует не умеет! Выйдет в море и, как только завидит японцев, сейчас же бежит под защиту крепостных батарей. Уж подлинно не стоит особенно горевать о его смерти, — возмутилась генеральша. — Да что я вас держу в передней! Пойдемте хотя бы в столовую, там уже почти прибрано. Рассказывайте же по порядку, как и что произошло, — просила Вера Алексеевна.
— Вышли это наши калоши в море. Прогулялись малость, да тут откуда ни возьмись появился Того. Ну, у Макаркина, конечно, со страху душа ушла в пятки, и он наутек в Артур, Того за ним. Тут что-то произошло, и против Электрического Утеса «Петропавловск» взорвался и утонул!
— «Петропавловск» погиб? Один из лучших наших броненосцев? Весьма тяжелая утрата для нашего флота! И так нам на море не, везет, а тут еще вдруг потеряли самый большой корабль!
— Я, матушка Вера Алексеевна, думаю, что это скорее счастье для нас, чем несчастье! Чем скорее мы от этих калош избавимся, тем это будет лучше. Толку от них никакого — только в порту стоят, да моряки на берегу пьянствуют, а стоят государству дорого и воображают о себе невесть что. Николе-угоднику рублевую свечку поставлю, когда последняя наша дырявая калоша отправится на дно морское! Пока цела наша армия, нам никакие япошки не страшны, а без флота мы и обойтись можем.
— Но, кроме Макарова, верно, погибло еще много народу. Бедные матросики, как мне их жаль.
— Да, погибло свыше шестисот человек матросов и тридцать офицеров. Но и тут виден господень перст! Великий князь Кирилл Владимирович, бывший на броненосце рядом с Макаровым, спасен и уже доставлен на берег без, ран и контузий. Он получил только общее потрясение.
— Велик бог земли русской! Да не оставит он нас и дальше своею благостью! — набожно крестясь, проговорила Вера Алексеевна. — Надо сейчас же одеваться и ехать с поздравлением к князю, а затем в церковь: отслужить по этому случаю молебен, поблагодарить господа бога за великую его милость к нам.
— Ума у вас палата, матушка Вера Алексеевна! Нам с Анатолием Михайловичем и в голову не пришло о молебствии. Обо всем подумали, а об этом забыли.
— Бог прежде всего! — наставительно проговорила Вера Алексеевна. — Нужно отслужить торжественный благодарственный молебен, с салютом, в присутствии всего гарнизона. А телеграмму-то об этом государю уже послали?
— Послали, матушка! Дмитриевский сочинил столь трогательную и верноподданническую, что даже слеза прошибает, когда читаешь.
Новый звонок возвестил о прибытии самого Стесселя.
— Ты уж здесь? — удивился он при виде Никитина. — Вот уже действительно пострел везде поспел!
— Не мог не известить Веру Алексеевну о столь радостных событиях, как гибель самотопа и спасение великого князя.
— Слыхала, какой гусь оказался этот Макаров? — обратился Стессель к жене. — А ты еще всегда за него заступалась!
— Истинно говорят, что из хама не сделаешь пана! Нехорошо говорить дурно о покойнике, но нельзя не сказать — неблагородный был человек, — сокрушенно ответила генеральша.
— Теперь нужно немедленно переодеться в парадную форму и ехать на вокзал, где в своем поезде находится сейчас великий князь, — начал Стессель.
— Анатоль, нужно отслужить сейчас же молебен о спасении князя!
— Да, да, Анатолий Михайлович! Совсем мы с тобой это упустили из виду. Давай сейчас приказ по гарнизону набросаем и срочно разошлем в части, — поддержал Никитин. — Не жена у тебя, а золото, ума палата, не нам с тобой чета! Вера Алексеевна, пожалуйте вашу ручку! Восторгаюсь! Потрясен!
— Пока мне там парадные причиндалы приготовят, мы с тобой, Владимир Николаевич, приказ настрочим, — решил Стессель и перешел с Никитиным в свой кабинет.