Страница:
пытались хоть как-то сдержать подъем всемогущего символа солидарности
мужского и женского начала. Это стоило нам пота, крови, гипертонии и
ишемических спазмов.
Отдышавшись немного от потрясения, мы вспоминали о выдающемся
математике Давиде Гильберте, неустанно трудившемся когда-то в родном
Геттингенском университете. Там он сформулировал 23 программных проблемы
математики, перевернув многие представления традиционной науки. Такая
бескровная революция мучает специалистов и по сей день. Его система аксиом
евклидовой геометрии и знаменитая теорема о том, что в трехмерном
пространстве не существует полной регулярной поверхности постоянной
отрицательной кривизны, приводила нас в неописуемый восторг. Мы всеми
переживаниями с удовольствием делились с Кларой Николаевной. Мы страстно
хотели воспринимать ее не только как лечащего врача. Мы ведь были в
некоторой изоляции от наших домашних подруг. Да мы и дом-то свой поменяли:
нашим домом теперь была психиатрическая лечебница. Но Клара табанила нас
откровенно. Как женщина, она стремилась слиться в творческом экстазе только
с дипломированным математиком. Она вносила тем самым серьезную поправку в
понятие "регулярной поверхности" и в правило опускания перпендикуляра сразу
на две параллельные линии. Слов нет, это нас несколько расстраивало, но мы
крепились, ожидая выхода на дежурство медицинской куколки - Ирэн.
Мы могли бы биться над разрешением теоретически очень важных, но вполне
отвлеченных от жизни проблем, как говорится, до белых мух. Но
нежданно-негаданно наша компания вдруг врюхалась в неизвестный нам до селе
"векторный анализ". О, это было волшебное открытие, равное только пище
богов! Мы быстро - ну, не без помощи домашнего математика, конечно, -
сообразили, что понятие вектор-функция становится наиболее наглядным, если
обратиться к годографу этой функции. Иначе говоря, стоило изучить множество
концов всех векторов r(t), приложенных к началу координат "О". Таких концов,
по понятным причинам, у нас в палате номер восемь насчитывалось пять, ну а
"приложений" к началу координат образовалось в силу непредвиденных
обстоятельств уже шесть. Как не крути, но Клару приходилось принимать в
расчет. Назревал этический конфуз, называемый в науке полигамные сексуальные
отношения. Новый термин щекотал нервы и выводил фантазию из сна, провожая ее
под руку в те заливные луга, которые в медицине испокон веков зовутся
бредом!
Сами по себе дополнительные обстоятельства ничего не значили для
системы геометрических символов, они могли только осложнить жизнь брата
Владимира. Из-за взаимных протестов Алевтины и Клары, обращенных друг к
другу. К враждующим еще мог быть притянут муж Клары и ее двое детей - про
них мы в суете научного поиска, честно сказать, забыли. Но они-то
существовали в реальности! Нависала угроза глубинного нервного срыва
математика. Но здоровьем нашего просветителя мы с некоторых пор заметно
дорожили. Надвигающаяся трагедия моделировалась нами с помощью, так
называемой, векторной трубки. Было понятно, что если поле "а (М)" является
полем скоростей частиц стационарного потока жидкости, то векторные линии
этого поля есть траектории частиц жидкости. Всем, даже медицинскому
персоналу других отделений больницы, было понятно, о какой драгоценной
жидкости идет речь - о генетическом коктейле шла речь! Никто из соучастников
и наблюдателей не сомневался, что циркуляция поля "а (М)" вдоль кривой АВ
описывается простеньким выражением: (a, t) dl . Если "a (M)" - силовое поле,
то циркуляция "а" вдоль "АВ" представляет собой работу этого поля вдоль пути
"АВ".
Ясное дело, работа кипит! Она всегда кипит, когда выполняется с
желанием, восторгом, с любовью и симпатией. Мы полагали, что Клара была
довольна Владимиром, но Алевтина все больше и больше отдалялась от своего
былого возлюбленного, и ее диссертация была на грани провала. Мы же,
проникнув в язык математики, прочно оседлавши абстрактное мышление,
демонстрировали ускоренное движение по пути скоротечной шизофрении.
За всеми нашими высокомудными рассуждениями, естественно, стоял
Лобачевский, так сильно всколыхнувший наше мировоззрение и ранивший
подпорченные коммунистической идеологией зыбкие души. Однако все сводилось к
тому, что на передний план, перед нашими широко распахнутыми, жадными
глазами, высовывался новый образ мирозданья - имя ему было - "Кишка", через
нее несло нас проведение, наша новая страсть к математике Лобачевского. Но
об этом следует говорить не спеша, основательно!
Все видели спасение от окончательного сумасшествия, от перегрева мозга
только в одном решении - нам срочно была нужна "балинтовская группа"
смешанного типа. Мы решили преследовать достойную цель. Компания возжелала
заняться эффективной самокоррекцией на основе супервизии. Никто не собирался
нас "грузить" и "строить" - Ко-терапевт все пояснил обстоятельно и подробно.
Прежде всего, мы постигли, что супруги Балинт - Михаэль (Майкл) и Энид -
происходили из венгров, но успешно трудились в Англии. Там, а потом и во
всем мире, по их почину, в начале 50-х годов стали создаваться группы,
впоследствии названные балинтовскими группами. В таких группах
осуществлялась своеобразная психокоррекция профессионалов. Иначе говоря,
психотерапевты устраивали междусобойчики, клинические тусовки с целью
снижения эмоциональной напряженности, возникающие у них во время встречи с
пациентами. Только окончательный остолоп думает, что психотерапия -
безопасное дело. Врач в таких сеансах так выкладывается, загоняя свое "Я",
практически, в помойку, темную кладовую, в жопу, что ему самому впору
ложиться на больничную койку. Майкл Балинт говорил, что прежде больной
должен был понимать врача, теперь врач должен прежде всего понимать
больного. Балинт пытался развить у врачей умение понимать язык жалоб
больного - тонкости переходов его эмоционального равновесия, скрываемые
трудности общения, внутреннюю сугубо личную, индивидуальную драму.
В балинтовских группах действовало первостатейное правило:
конфиденциальность, искренность, личная ответственность, уважение к мнению
других членов психотерапевтического сообщества. Там даже "работа в круге" -
лицом к лицу - требовала равномерного расположения и однотипности кресел, на
которых восседают участники терапевтического шабаша. Такая организация
работы позволяла плодотворно осознавать искажения представлений, выявлять и
зачеркивать "слепых пятен" в восприятии психологической динамики, как внутри
себя, так и во внешнем контуре - у коллег, пациентов.
Мы взяли на вооружение все достижения супругов Балинтов. И все пошло,
поехало писать и скакать по кочкам! Нам удалось организовать свою работу на
классический манер. Даже Клара Николаевна, с некоторых пор перенасыщенная
вредностью к нашему сообществу, не могла придраться. Только банальная
женская зависть ловкости Ко-терапевта и понимание того, что лавры победителя
проплывут мимо носа, наклоняли Клару к интриге. Она могла потерять авторитет
в нашем тесно спаянном мужском коллективе. Вот откуда исходило шипение змеи
подколодной. Клара временами превращалась в скорпиона, спрятавшегося под
простыней или в спальном мешке в палатке исследователя далеких пустынь.
Однако с некоторых пор нам стало казаться, что у Клары правая нога
превращается в куриную лапу. Но об этой версии после, на досуге! Женщина -
всегда оборотень и гоняться за ее превращениями бесполезно.
В нашей компании четко установились основные принципы продуктивной
работы. Во-первых, мы исповедовали формулу "здесь и теперь", то есть все
взаимоотношения строились на основе обращения к материалам личного опыта, а
не к писательским фантазиям или банальному трепу. Во-вторых, действовала
формула "принятия", иначе говоря, мы как бы принимали каждого члена группы с
тем психологическим багажом, которым он владел и не требовали от него
идеального варианта. В-третьих, действовало неопровержимое право
персонификации высказываний - говори только от себя и о себе, без всяких
безличных речевых форм. Всякие там - "а вот говорят"..., "я слышал"... - и
тому подобная фальшь, камуфляж в нашей компании не принималась. В-четвертых,
мы исповедывали "ассоциированный язык чувств". Кстати, нас не смущали
терминологические переборы, даже наоборот - мы так поднаторели в загадочных
словечках, что спокойно несли всю эту тарабарщину и, самое главное, мы
понимали друг друга. Может быть, как раз этот язык чувств нас и спасал,
потому что вернее чувственного, а не абстрактного восприятия, никто еще
ничего не придумал.
Наши игры в науку через балинтовскую группу подняли каждого до уровня
истинной цивилизованности: мы облагородили свою натуру лояльностью,
терпимостью, эмпатией настолько, что пятый принцип, призывающий к этической
конфиденциальности, не казался нам не выполнимым. Просто с некоторых пор, мы
стали максимально предупредительны друг ко другу. "Заказчик" темы разбора
событий не назначался, а объявлялся сам. И мы не стремились усадить его на
"горячий стул", как это делалось раньше на партийных и комсомольских
собраниях. Мы давали ему возможность распахнуть душу настолько широко,
насколько ему было угодно самому. В том заключался пятый принцип
балинтовской группы. Цементировал наш альянс шестой принцип, заключающийся в
простой установке - мы были добровольными участниками лечебного толковища.
Нет слов, наши упражнения подогревал Ко-терапевт - он был старше и
опытнее нас во всех отношениях, потому тихой сапой мы двигались по еле
приметным тропам, обозначающим маршруты, так называемой, супервизии
(supervider). Этот термин переводился дословно, как - смотреть вниз,
обозревать сверху, Ясно дело, что такими правами мы наделили самого опытного
и авторитетного в медицине среди нас, ибо страстно желали научиться у него
искусству, а не примитивному сапожному мастерству. Однако было заметно, что
Ко-терапевт вносит в работу многое не только от науки, но и что-то от
древней алхимии, от мистики, от колдовства. Вот почему постепенно брат
Александр стал приобретать статус и имя - "Знахарь". Так мы и стали его
называть в лицо и за глаза.
Регламент нашей деятельности выглядел очень просто. Первый шаг - это
добровольное определение "заказчиком" темы разбора. Второй шаг -
вступительный рассказ "заказчика". Третий шаг - он же формулирует свои
вопросы к нам. Четвертый шаг - группа высказывает пожелания по уточнению
деталей вступительного рассказа. Затем проводилась "заказчиком" маленькая
настройка и формулировались уже окончательные вопросы к "народному хуралу".
Шестой шаг - ответы группы, затем обобщение разбора лидером группы. В конце
коллоквиума "заказчик" информирует группу о своих ощущениях, возникших во
время разговора в группе.
Вот так мы обнажали души друг перед другом, ковырялись в глубине
чувств, проблем, пытаясь основательно разобраться в том, где навоз, а где
патока, где сорняки, а где доброкачественные злаки. Мы настолько входили в
раж, что пропускали обед и ужин, мы прониклись взаимной сыновне-отеческой
любовью. В таком поле сложных, с позволения сказать, гуманистических
явлений, не было места Клариным любовным ухищрения - это начинал понимать
брат Владимир, к этому исподволь тащил его за уши наш гениальный
Ко-терапевт. Я внимательно следил за процессом, любуясь красотой
функционального эффекта. Он выстраивался в моем воображении художника в виде
волшебной дуги Северного Сияния, сочетающего в себе множественные цветовые
переливы. Моя наблюдательность была отмечена участниками Балинтовской
группы, и я заметил, что заработал новое имя - "Чертежником" стали называть
меня лоботрясы и скалозубы.
Неувязки начались неожиданно и как раз на том месте, где их никто и не
ожидал. Прежде всего, мы обсудили "пожелания трудящихся": оказалось, что
быть первым "козлом отпущения" желают все. Особенно разбухал и пыжился брат
Василий. Никто и не предполагал, что у него накопилось так много проблем.
Без их срочного разрешения, оказывается, он не мыслил себе жизни! Брат
Дмитрий тоже высказал пожелание "вывернуть нутро на изнанку" в самом срочном
порядке. Причем, все его "выверты" обычно сводились к вескому многословию по
поводу роли микробов в жизни человека. Он мог говорить об этом часами,
впадая в транс и делая потрясающие выводы. Его клинические и
бактериологические обобщения, прежде всего, могли бы заинтересовать любого
опытного психиатра. Мы, естественно, не стали "сдавать" его с потрохами, а
документировали только эту страсть брата Дмитрия простеньким клановым именем
- "Микробник". Брат Владимир был более сдержан в борьбе за первое место, но
мы-то все знали, что как раз он-то и является тем страдальцем, ради которого
брат Александр затеял всю эту катавасию. Кстати, ему давно было присвоено
имя - "Математик".
Меня, естественно, тоже распирало грешное любопытство: откровенно
говоря, и мне было о чем поговорить по душам с просвещенной публикой, явно
настроенной дать полезные советы. Чего греха таить, мои отношения с женской
половиной мира тоже нельзя было назвать идеальными - на этой апельсиновой
корке я постоянно поскальзывался многократно. Недавно, например, моя
благоверная обнаружила в автомобиле несколько женских шпилек и засветила мне
по роже!. Свинство, конечно! Очень просто могла бы глаз мне повредить. Ведь
била-то она рукой с зажатыми в ней шпильками. Я тогда не стал лезть в
бутылку, но чего мне это стоило! Я отговорился простеньким: дал, дескать,
другу - Олегу Верещагину машину - привезти жену из аэропорта. Она поверила,
даже извинялась потом, в качестве компенсации неделю обеды готовила из
полных трех блюд.
Но виноват-то, естественно, во всем я сам, потому что лень нас губит.
Обычно я с магнитом ревизую автомобиль после незапланированных случек, а тут
уж очень поздно вернулся со свидания. Хорошо, что Светка не взглянула
внимательно на потолок в машине - там был отпечаток каблука женского, ну кто
знал, что этой вертихвостке Верке приятно трахаться, не снимая чулок и
туфель, хорошо, что трусы все же соизволила снять, а то бы притащил я на
конце еще и моток ниток!
Каждый из претендентов чувствовал, что у него в некотором роде "не все
дома" и выбираться из такого состояния необходимо. У нас к тому времени в
процессе общения друг с другом накопилось такое взаимное доверие и
уверенность в компетентности, что мы даже не сомневались в правильности
избранного способа лечения. .
Все окончательно подговняла, как это всегда водится у женского пола,
Клара Николаевна. Она, видимо, какими-то тайными органами - скорее всего,
маткой и яичниками - почувствовала надвигающуюся угрозу ее "мимолетному
счастью". Она решила всерьез мешать нашим групповым преобразованиям.
Формально она была права - кто здесь являлся лечащим врачом? Естественно, -
Клара. А ее вытеснил с подиума Ко-терапевт.
Теперь мы планировали разобрать сложные душевные процессы, какими
являются отношения мужчины и женщины. Примеры, естественно, мы собирались
накопать в кладовых жизненного опыта участников Балинтовской группы. По
нашему разумению, в эту свалку не должна была вмешиваться Клара. Женский
организм еще до конца не понят наукой, а уж нами-то совершенно не осознан. В
нем так много специфического, далеко отстающего от передовых мужских
позиций. У женщины иная психология и философия, не говоря уже ни слова о
различиях анатомии и физиологии. Женщина и мужчина - это два иностранных
государства, всегда зорко охраняющие свои границы, но готовые к интервенции.
Участие Клары в таких разборах не планировалось. Ведь, кто знает, может
быть, наши откровения потребовали бы тщательного осмотра, а то и сравнения
внешних половых признаков. Но в присутствии, хоть и врача, однако, все же
женщины, могли возникнуть затруднения: скованность, необходимость применения
неформальной, ненормативной лексики, функциональных демонстраций и тому
подобное. А самое главное, нам хотелось поговорить по душам, без игры и
пафоса. Между тем, давно замечено, что бабы все одно заставят любого, даже
самого стойкого мужика, превратиться в артиста - кобениться, красоваться,
перевоплощаться. Мы предпочитали исключительно мужской разговор!
Но как можно подвести женщину к человеческой логике, если у нее всегда
все самые стройные в исполнении мужчины концепции превращаются в дом на
песке, в карточный домик. Мы, конечно, все видели насквозь - мы понимали,
что в таком задушевном коллективе как наш любая женщина возмечтает поправить
свое собственное здоровье. Однако в данном случае никто из нас не собирались
ударяться в альтруизм - нас волокла эгоистическая страсть - страсть к науке
и самопознанию. Потому был проявлен твердый характер и железная воля! Кто
сказал, что женщину можно победить в равной борьбе, скажем, без применения
оружия, побоев или страшных угроз? Любой судебный медик скажет, не
задумываясь, что изнасиловать бодрую женщину один на один мужчина не сможет.
Женщина сама должна захотеть этого. Тогда, поиграв несколько в
"сопротивление", она сама преподнесет себе подарок. Победа возможна только
при групповых действиях или при ухищрениях с помощью специальных средств -
алкоголя, транквилизаторов, наркотиков. Это знали мы, но знала то и Клара
Николаевна.
Все решил тихо и спокойно брат Александр. Он задал Кларе простенький
вопросик:
- Коллега, а вы не находите, что психотерапия в любой форме, без
доверия и желания на то пациента, вообще невозможна?
Клара как в дерьмо села! Язык ушел в промежность, глаза медленно стали
наливаться слезами, руки тряслись и искали место для захвата. Женские руки
знают, что в первую очередь необходимо ухватить мужика. Сперва происходит
ласковый захват яиц, потом горла. Дальше идет удержание и удушение, без
права прекращения схватки. Освободить мужика в такой ситуации может только
смерть! А так - душить, душить, душить, не отпуская навеки! Именно для таких
ситуаций современные молодые вертихвостки идут в спортивные секции изучать
приемы каратэ. Причем, исключительно и стоически отрабатывают только один
прием - удар по яйцам!
В тот момент трагическая угроза нависла и над братом Александром, над
его мужской компоновкой, когда он вежливым и размеренным тоном вел разговор
со своим коллегой - лечащим врачом Николаевой Кларой Николаевной. Казалось
бы, априори врач, особенно занимающийся лечением душевно больных, должен
быть настроен на милосердие, но фактически Клара выступала в роли скрытной
валькирии. Но именно на таких простеньких расхождениях явного и тайного,
оказывается, строил свою политику убеждений брат Александр. Сила его
жертвенности - он даже не прикрывал руками место приложения возможного удара
- была настоль очевидна и шла в такой контраст с поведением Клары
Николаевны, что логика его казалось весьма убедительной. Все мы, страждущие
выздоровления пациенты и она - разгневанная бестия, были напряжены до
предела. Сахара в наших организмах сгорали килограммами, а норадреналин
выделялся литрами. У брата Василия от переживаний свело нижнюю челюсть,
потом заклинило абсолютно и напрочь все внешние и внутренние органы - мы
даже не почувствовали критический момент, когда он, как с крутого обрыва,
скатился в глубокий эпилептический судорожный статус. Бросились ему
помогать, и только тогда врачебная совесть проснулась в лечащем враче: "Не
было счастья, так несчастье помогло"!
Судорога возмущения колотила брата Василия долго и основательного -
такого с ним еще никогда не бывало. Клара осознала свою вину и была тоже на
грани нервного срыва. Но сейчас нас беспокоили не ее "слабые нервы" и
лабильная психика. Мы думали только о своем друге и по мере сил пытались ему
помочь. Туча тревожного ожидания спикировала с хмурых небес во двор
засыпающей больницы, а потом оттуда медленно вползла на наш этаж.
Медицинские работники и мы - самые стойкие пациенты палаты номер восемь -
все еще боролись за жизнь нашего брата Василия. Однако, как-то так
получилось, что первой в реанимацию увезли Клару Николаевну. Мы за суетой
дня и вечера совершенно упустили из виду, что Клара - тоже человек и все
человеческое ей не чуждо. У бедной женщины, глубоко осознавшей свой
врачебный грех, случился заворот правого яичника. Она от болевого шока
потеряла сознание в коридоре отделения напротив поста медицинской сестры,
куда побежала за кислородом для Василия, застрявшего в асфиксии.
Бог все видет и все понимает: как только увезли Клару, очнулся брат
Василий. Он лежал тихий, истомленный муками ужасного напряжения и скромно,
по-собачьи постанывал, скорее, поскуливал. Взгляд его красивых в обычное
время голубых глаз, а сейчас со склерами, украшенными мощными
кровоизлияниями, блуждал. Известно, что самые интимные переживания
гнездятся, лелея и выкармливая, словно любимых птенцов, функциональные и
анатомические метки. В глубине организма у него шло приложение дьявольской
синергии. Брат Александр первым заметил надвигающуюся угрозу: Василий все
больше поджимал ноги к животу, давно перевернулся на правый бок и пытался
поглаживать живот. Александр привлек к консилиуму брата Дмитрия. Медлить
было нельзя: вызвали и двух коновалов - врачей из хирургического и
терапевтического блоков больницы. Но даже студент пятого курса медицинского
института, подхалтуривающий фельдшером на скорой помощи, без особого труда
разобрался бы в кризисе. Было ясно, что у брата Василия быстро нарастала
симптоматика "острого живота". Газы не отходили, боль усиливалась -
инвагинация толстого кишечника прямо перла в глаза. Но штатные больничные
коновалы никак не решались внять правде-матке в полной мере.
Нашей палате пришлось пойти на крайние меры: мы пригрозили дежурной
бригаде, что запечатаем их в тюрягу, если с Василием произойдет что-либо
трагическое, непоправимое. Мы требовали срочного вызова путного
консультанта-хирурга для проведения радикальной операции. С эпилептиками
случаются казусы, подобные тому, что забрался в брюшную полость нашего
товарища. Затяжные клонико-тонические пароксизмы не всегда проходят
бесследно.
Дежурные врачи бросились к телефону, и через сорок минут в палату вошел
взлохмаченный, рыжий, порядком поседевший, с решительной бандитской рожей
профессор хирургии Михаил Иванович Королев. Федоров знал его по давней
работе в одном из медицинских институтов. Королев считался в медицинских
кругах знающим и смелым хирургом, владеющим всеми оперативными методиками
хирургии на брюшной полости. Его техника была выпестована на кафедре
известного хирурга Русанова - Царство ему небесное!
Но Миша в сложной борьбе с институтскими чиновниками основательно
испортил характер и теперь превратился в отпетого хама, что, впрочем,
является весьма распространенной чертой характера у хирургов. Такими
качествами грешат особенно те, кто выбрался из провинции и не получили в
детстве благородного воспитания. Мишутку-то еще можно было простить и
терпеть его выкрутасы за эрудицию и отменную хирургическую технику. Но свора
его учеников, которую он собрал вокруг себя, состояла в большинстве своем из
откровенных оглоедов. Большинство из них решительно забыло о том, где Запад,
а где Восток, где виварий с беззащитными экспериментальными животными, а где
клиническое отделение, куда поступают на лечения больные люди, требующие
прежде всего милосердия. Эта была компания отпетых вивисекторов, гордящихся
своей особой резательной миссией. Их нож был острее и решительнее, чем финка
средневекового бандита.
Слава Богу, что профессор навестил наш дом скорби без своих
ассистентов, иначе Васю они оперировали бы на полу, слегка закатав рукава
рубахи, не тратя время на сложный процесс мытья рук и дачу наркоза. Это были
еще те парни! Но самой звероподобной была в той компании женщина-хирург:
маленькая, слегка косенькая, с татарским прищуром глаз и еврейской
широкополой жопой, готовая отрезать у человека все, что берет остро
отточенный скальпель. Она явно застряла на комплексе сексуальной
неудовлетворенности, его не могли сдвинуть с мертвой точки коллективные
усилия профессора и бескомпромиссной хирургической банды.
Трудно расшифровать то, по каким признакам профессор выбирал под себя
ассистенток. Но, видимо, какой-то комплекс извращений или поиска компенсации
и здесь действовал. Эта кафедральная Никита исследовала действие
Helicobacter pylori (существует такой маленький поганенький микроб) на
слизистую желудка и двенадцатиперстной кишки. Только для чистоты
эксперимента она отрезала желудки у послушных пациентов, как говорится, без
страха и упрека. Лучше бы она себе отрезала клитор! Возможно, комплекс
патологического влечение у профессора замыкался как-то на величине и форме
того самого клитора! Либо здесь действовал мазохистический эффект -
постоянная угроза оскопления профессора, намаявшегося в своей жизни в борьбе
с бюрократами. Теперь, сублимировавшись, Королев пошел по "черному кругу".
мужского и женского начала. Это стоило нам пота, крови, гипертонии и
ишемических спазмов.
Отдышавшись немного от потрясения, мы вспоминали о выдающемся
математике Давиде Гильберте, неустанно трудившемся когда-то в родном
Геттингенском университете. Там он сформулировал 23 программных проблемы
математики, перевернув многие представления традиционной науки. Такая
бескровная революция мучает специалистов и по сей день. Его система аксиом
евклидовой геометрии и знаменитая теорема о том, что в трехмерном
пространстве не существует полной регулярной поверхности постоянной
отрицательной кривизны, приводила нас в неописуемый восторг. Мы всеми
переживаниями с удовольствием делились с Кларой Николаевной. Мы страстно
хотели воспринимать ее не только как лечащего врача. Мы ведь были в
некоторой изоляции от наших домашних подруг. Да мы и дом-то свой поменяли:
нашим домом теперь была психиатрическая лечебница. Но Клара табанила нас
откровенно. Как женщина, она стремилась слиться в творческом экстазе только
с дипломированным математиком. Она вносила тем самым серьезную поправку в
понятие "регулярной поверхности" и в правило опускания перпендикуляра сразу
на две параллельные линии. Слов нет, это нас несколько расстраивало, но мы
крепились, ожидая выхода на дежурство медицинской куколки - Ирэн.
Мы могли бы биться над разрешением теоретически очень важных, но вполне
отвлеченных от жизни проблем, как говорится, до белых мух. Но
нежданно-негаданно наша компания вдруг врюхалась в неизвестный нам до селе
"векторный анализ". О, это было волшебное открытие, равное только пище
богов! Мы быстро - ну, не без помощи домашнего математика, конечно, -
сообразили, что понятие вектор-функция становится наиболее наглядным, если
обратиться к годографу этой функции. Иначе говоря, стоило изучить множество
концов всех векторов r(t), приложенных к началу координат "О". Таких концов,
по понятным причинам, у нас в палате номер восемь насчитывалось пять, ну а
"приложений" к началу координат образовалось в силу непредвиденных
обстоятельств уже шесть. Как не крути, но Клару приходилось принимать в
расчет. Назревал этический конфуз, называемый в науке полигамные сексуальные
отношения. Новый термин щекотал нервы и выводил фантазию из сна, провожая ее
под руку в те заливные луга, которые в медицине испокон веков зовутся
бредом!
Сами по себе дополнительные обстоятельства ничего не значили для
системы геометрических символов, они могли только осложнить жизнь брата
Владимира. Из-за взаимных протестов Алевтины и Клары, обращенных друг к
другу. К враждующим еще мог быть притянут муж Клары и ее двое детей - про
них мы в суете научного поиска, честно сказать, забыли. Но они-то
существовали в реальности! Нависала угроза глубинного нервного срыва
математика. Но здоровьем нашего просветителя мы с некоторых пор заметно
дорожили. Надвигающаяся трагедия моделировалась нами с помощью, так
называемой, векторной трубки. Было понятно, что если поле "а (М)" является
полем скоростей частиц стационарного потока жидкости, то векторные линии
этого поля есть траектории частиц жидкости. Всем, даже медицинскому
персоналу других отделений больницы, было понятно, о какой драгоценной
жидкости идет речь - о генетическом коктейле шла речь! Никто из соучастников
и наблюдателей не сомневался, что циркуляция поля "а (М)" вдоль кривой АВ
описывается простеньким выражением: (a, t) dl . Если "a (M)" - силовое поле,
то циркуляция "а" вдоль "АВ" представляет собой работу этого поля вдоль пути
"АВ".
Ясное дело, работа кипит! Она всегда кипит, когда выполняется с
желанием, восторгом, с любовью и симпатией. Мы полагали, что Клара была
довольна Владимиром, но Алевтина все больше и больше отдалялась от своего
былого возлюбленного, и ее диссертация была на грани провала. Мы же,
проникнув в язык математики, прочно оседлавши абстрактное мышление,
демонстрировали ускоренное движение по пути скоротечной шизофрении.
За всеми нашими высокомудными рассуждениями, естественно, стоял
Лобачевский, так сильно всколыхнувший наше мировоззрение и ранивший
подпорченные коммунистической идеологией зыбкие души. Однако все сводилось к
тому, что на передний план, перед нашими широко распахнутыми, жадными
глазами, высовывался новый образ мирозданья - имя ему было - "Кишка", через
нее несло нас проведение, наша новая страсть к математике Лобачевского. Но
об этом следует говорить не спеша, основательно!
Все видели спасение от окончательного сумасшествия, от перегрева мозга
только в одном решении - нам срочно была нужна "балинтовская группа"
смешанного типа. Мы решили преследовать достойную цель. Компания возжелала
заняться эффективной самокоррекцией на основе супервизии. Никто не собирался
нас "грузить" и "строить" - Ко-терапевт все пояснил обстоятельно и подробно.
Прежде всего, мы постигли, что супруги Балинт - Михаэль (Майкл) и Энид -
происходили из венгров, но успешно трудились в Англии. Там, а потом и во
всем мире, по их почину, в начале 50-х годов стали создаваться группы,
впоследствии названные балинтовскими группами. В таких группах
осуществлялась своеобразная психокоррекция профессионалов. Иначе говоря,
психотерапевты устраивали междусобойчики, клинические тусовки с целью
снижения эмоциональной напряженности, возникающие у них во время встречи с
пациентами. Только окончательный остолоп думает, что психотерапия -
безопасное дело. Врач в таких сеансах так выкладывается, загоняя свое "Я",
практически, в помойку, темную кладовую, в жопу, что ему самому впору
ложиться на больничную койку. Майкл Балинт говорил, что прежде больной
должен был понимать врача, теперь врач должен прежде всего понимать
больного. Балинт пытался развить у врачей умение понимать язык жалоб
больного - тонкости переходов его эмоционального равновесия, скрываемые
трудности общения, внутреннюю сугубо личную, индивидуальную драму.
В балинтовских группах действовало первостатейное правило:
конфиденциальность, искренность, личная ответственность, уважение к мнению
других членов психотерапевтического сообщества. Там даже "работа в круге" -
лицом к лицу - требовала равномерного расположения и однотипности кресел, на
которых восседают участники терапевтического шабаша. Такая организация
работы позволяла плодотворно осознавать искажения представлений, выявлять и
зачеркивать "слепых пятен" в восприятии психологической динамики, как внутри
себя, так и во внешнем контуре - у коллег, пациентов.
Мы взяли на вооружение все достижения супругов Балинтов. И все пошло,
поехало писать и скакать по кочкам! Нам удалось организовать свою работу на
классический манер. Даже Клара Николаевна, с некоторых пор перенасыщенная
вредностью к нашему сообществу, не могла придраться. Только банальная
женская зависть ловкости Ко-терапевта и понимание того, что лавры победителя
проплывут мимо носа, наклоняли Клару к интриге. Она могла потерять авторитет
в нашем тесно спаянном мужском коллективе. Вот откуда исходило шипение змеи
подколодной. Клара временами превращалась в скорпиона, спрятавшегося под
простыней или в спальном мешке в палатке исследователя далеких пустынь.
Однако с некоторых пор нам стало казаться, что у Клары правая нога
превращается в куриную лапу. Но об этой версии после, на досуге! Женщина -
всегда оборотень и гоняться за ее превращениями бесполезно.
В нашей компании четко установились основные принципы продуктивной
работы. Во-первых, мы исповедовали формулу "здесь и теперь", то есть все
взаимоотношения строились на основе обращения к материалам личного опыта, а
не к писательским фантазиям или банальному трепу. Во-вторых, действовала
формула "принятия", иначе говоря, мы как бы принимали каждого члена группы с
тем психологическим багажом, которым он владел и не требовали от него
идеального варианта. В-третьих, действовало неопровержимое право
персонификации высказываний - говори только от себя и о себе, без всяких
безличных речевых форм. Всякие там - "а вот говорят"..., "я слышал"... - и
тому подобная фальшь, камуфляж в нашей компании не принималась. В-четвертых,
мы исповедывали "ассоциированный язык чувств". Кстати, нас не смущали
терминологические переборы, даже наоборот - мы так поднаторели в загадочных
словечках, что спокойно несли всю эту тарабарщину и, самое главное, мы
понимали друг друга. Может быть, как раз этот язык чувств нас и спасал,
потому что вернее чувственного, а не абстрактного восприятия, никто еще
ничего не придумал.
Наши игры в науку через балинтовскую группу подняли каждого до уровня
истинной цивилизованности: мы облагородили свою натуру лояльностью,
терпимостью, эмпатией настолько, что пятый принцип, призывающий к этической
конфиденциальности, не казался нам не выполнимым. Просто с некоторых пор, мы
стали максимально предупредительны друг ко другу. "Заказчик" темы разбора
событий не назначался, а объявлялся сам. И мы не стремились усадить его на
"горячий стул", как это делалось раньше на партийных и комсомольских
собраниях. Мы давали ему возможность распахнуть душу настолько широко,
насколько ему было угодно самому. В том заключался пятый принцип
балинтовской группы. Цементировал наш альянс шестой принцип, заключающийся в
простой установке - мы были добровольными участниками лечебного толковища.
Нет слов, наши упражнения подогревал Ко-терапевт - он был старше и
опытнее нас во всех отношениях, потому тихой сапой мы двигались по еле
приметным тропам, обозначающим маршруты, так называемой, супервизии
(supervider). Этот термин переводился дословно, как - смотреть вниз,
обозревать сверху, Ясно дело, что такими правами мы наделили самого опытного
и авторитетного в медицине среди нас, ибо страстно желали научиться у него
искусству, а не примитивному сапожному мастерству. Однако было заметно, что
Ко-терапевт вносит в работу многое не только от науки, но и что-то от
древней алхимии, от мистики, от колдовства. Вот почему постепенно брат
Александр стал приобретать статус и имя - "Знахарь". Так мы и стали его
называть в лицо и за глаза.
Регламент нашей деятельности выглядел очень просто. Первый шаг - это
добровольное определение "заказчиком" темы разбора. Второй шаг -
вступительный рассказ "заказчика". Третий шаг - он же формулирует свои
вопросы к нам. Четвертый шаг - группа высказывает пожелания по уточнению
деталей вступительного рассказа. Затем проводилась "заказчиком" маленькая
настройка и формулировались уже окончательные вопросы к "народному хуралу".
Шестой шаг - ответы группы, затем обобщение разбора лидером группы. В конце
коллоквиума "заказчик" информирует группу о своих ощущениях, возникших во
время разговора в группе.
Вот так мы обнажали души друг перед другом, ковырялись в глубине
чувств, проблем, пытаясь основательно разобраться в том, где навоз, а где
патока, где сорняки, а где доброкачественные злаки. Мы настолько входили в
раж, что пропускали обед и ужин, мы прониклись взаимной сыновне-отеческой
любовью. В таком поле сложных, с позволения сказать, гуманистических
явлений, не было места Клариным любовным ухищрения - это начинал понимать
брат Владимир, к этому исподволь тащил его за уши наш гениальный
Ко-терапевт. Я внимательно следил за процессом, любуясь красотой
функционального эффекта. Он выстраивался в моем воображении художника в виде
волшебной дуги Северного Сияния, сочетающего в себе множественные цветовые
переливы. Моя наблюдательность была отмечена участниками Балинтовской
группы, и я заметил, что заработал новое имя - "Чертежником" стали называть
меня лоботрясы и скалозубы.
Неувязки начались неожиданно и как раз на том месте, где их никто и не
ожидал. Прежде всего, мы обсудили "пожелания трудящихся": оказалось, что
быть первым "козлом отпущения" желают все. Особенно разбухал и пыжился брат
Василий. Никто и не предполагал, что у него накопилось так много проблем.
Без их срочного разрешения, оказывается, он не мыслил себе жизни! Брат
Дмитрий тоже высказал пожелание "вывернуть нутро на изнанку" в самом срочном
порядке. Причем, все его "выверты" обычно сводились к вескому многословию по
поводу роли микробов в жизни человека. Он мог говорить об этом часами,
впадая в транс и делая потрясающие выводы. Его клинические и
бактериологические обобщения, прежде всего, могли бы заинтересовать любого
опытного психиатра. Мы, естественно, не стали "сдавать" его с потрохами, а
документировали только эту страсть брата Дмитрия простеньким клановым именем
- "Микробник". Брат Владимир был более сдержан в борьбе за первое место, но
мы-то все знали, что как раз он-то и является тем страдальцем, ради которого
брат Александр затеял всю эту катавасию. Кстати, ему давно было присвоено
имя - "Математик".
Меня, естественно, тоже распирало грешное любопытство: откровенно
говоря, и мне было о чем поговорить по душам с просвещенной публикой, явно
настроенной дать полезные советы. Чего греха таить, мои отношения с женской
половиной мира тоже нельзя было назвать идеальными - на этой апельсиновой
корке я постоянно поскальзывался многократно. Недавно, например, моя
благоверная обнаружила в автомобиле несколько женских шпилек и засветила мне
по роже!. Свинство, конечно! Очень просто могла бы глаз мне повредить. Ведь
била-то она рукой с зажатыми в ней шпильками. Я тогда не стал лезть в
бутылку, но чего мне это стоило! Я отговорился простеньким: дал, дескать,
другу - Олегу Верещагину машину - привезти жену из аэропорта. Она поверила,
даже извинялась потом, в качестве компенсации неделю обеды готовила из
полных трех блюд.
Но виноват-то, естественно, во всем я сам, потому что лень нас губит.
Обычно я с магнитом ревизую автомобиль после незапланированных случек, а тут
уж очень поздно вернулся со свидания. Хорошо, что Светка не взглянула
внимательно на потолок в машине - там был отпечаток каблука женского, ну кто
знал, что этой вертихвостке Верке приятно трахаться, не снимая чулок и
туфель, хорошо, что трусы все же соизволила снять, а то бы притащил я на
конце еще и моток ниток!
Каждый из претендентов чувствовал, что у него в некотором роде "не все
дома" и выбираться из такого состояния необходимо. У нас к тому времени в
процессе общения друг с другом накопилось такое взаимное доверие и
уверенность в компетентности, что мы даже не сомневались в правильности
избранного способа лечения. .
Все окончательно подговняла, как это всегда водится у женского пола,
Клара Николаевна. Она, видимо, какими-то тайными органами - скорее всего,
маткой и яичниками - почувствовала надвигающуюся угрозу ее "мимолетному
счастью". Она решила всерьез мешать нашим групповым преобразованиям.
Формально она была права - кто здесь являлся лечащим врачом? Естественно, -
Клара. А ее вытеснил с подиума Ко-терапевт.
Теперь мы планировали разобрать сложные душевные процессы, какими
являются отношения мужчины и женщины. Примеры, естественно, мы собирались
накопать в кладовых жизненного опыта участников Балинтовской группы. По
нашему разумению, в эту свалку не должна была вмешиваться Клара. Женский
организм еще до конца не понят наукой, а уж нами-то совершенно не осознан. В
нем так много специфического, далеко отстающего от передовых мужских
позиций. У женщины иная психология и философия, не говоря уже ни слова о
различиях анатомии и физиологии. Женщина и мужчина - это два иностранных
государства, всегда зорко охраняющие свои границы, но готовые к интервенции.
Участие Клары в таких разборах не планировалось. Ведь, кто знает, может
быть, наши откровения потребовали бы тщательного осмотра, а то и сравнения
внешних половых признаков. Но в присутствии, хоть и врача, однако, все же
женщины, могли возникнуть затруднения: скованность, необходимость применения
неформальной, ненормативной лексики, функциональных демонстраций и тому
подобное. А самое главное, нам хотелось поговорить по душам, без игры и
пафоса. Между тем, давно замечено, что бабы все одно заставят любого, даже
самого стойкого мужика, превратиться в артиста - кобениться, красоваться,
перевоплощаться. Мы предпочитали исключительно мужской разговор!
Но как можно подвести женщину к человеческой логике, если у нее всегда
все самые стройные в исполнении мужчины концепции превращаются в дом на
песке, в карточный домик. Мы, конечно, все видели насквозь - мы понимали,
что в таком задушевном коллективе как наш любая женщина возмечтает поправить
свое собственное здоровье. Однако в данном случае никто из нас не собирались
ударяться в альтруизм - нас волокла эгоистическая страсть - страсть к науке
и самопознанию. Потому был проявлен твердый характер и железная воля! Кто
сказал, что женщину можно победить в равной борьбе, скажем, без применения
оружия, побоев или страшных угроз? Любой судебный медик скажет, не
задумываясь, что изнасиловать бодрую женщину один на один мужчина не сможет.
Женщина сама должна захотеть этого. Тогда, поиграв несколько в
"сопротивление", она сама преподнесет себе подарок. Победа возможна только
при групповых действиях или при ухищрениях с помощью специальных средств -
алкоголя, транквилизаторов, наркотиков. Это знали мы, но знала то и Клара
Николаевна.
Все решил тихо и спокойно брат Александр. Он задал Кларе простенький
вопросик:
- Коллега, а вы не находите, что психотерапия в любой форме, без
доверия и желания на то пациента, вообще невозможна?
Клара как в дерьмо села! Язык ушел в промежность, глаза медленно стали
наливаться слезами, руки тряслись и искали место для захвата. Женские руки
знают, что в первую очередь необходимо ухватить мужика. Сперва происходит
ласковый захват яиц, потом горла. Дальше идет удержание и удушение, без
права прекращения схватки. Освободить мужика в такой ситуации может только
смерть! А так - душить, душить, душить, не отпуская навеки! Именно для таких
ситуаций современные молодые вертихвостки идут в спортивные секции изучать
приемы каратэ. Причем, исключительно и стоически отрабатывают только один
прием - удар по яйцам!
В тот момент трагическая угроза нависла и над братом Александром, над
его мужской компоновкой, когда он вежливым и размеренным тоном вел разговор
со своим коллегой - лечащим врачом Николаевой Кларой Николаевной. Казалось
бы, априори врач, особенно занимающийся лечением душевно больных, должен
быть настроен на милосердие, но фактически Клара выступала в роли скрытной
валькирии. Но именно на таких простеньких расхождениях явного и тайного,
оказывается, строил свою политику убеждений брат Александр. Сила его
жертвенности - он даже не прикрывал руками место приложения возможного удара
- была настоль очевидна и шла в такой контраст с поведением Клары
Николаевны, что логика его казалось весьма убедительной. Все мы, страждущие
выздоровления пациенты и она - разгневанная бестия, были напряжены до
предела. Сахара в наших организмах сгорали килограммами, а норадреналин
выделялся литрами. У брата Василия от переживаний свело нижнюю челюсть,
потом заклинило абсолютно и напрочь все внешние и внутренние органы - мы
даже не почувствовали критический момент, когда он, как с крутого обрыва,
скатился в глубокий эпилептический судорожный статус. Бросились ему
помогать, и только тогда врачебная совесть проснулась в лечащем враче: "Не
было счастья, так несчастье помогло"!
Судорога возмущения колотила брата Василия долго и основательного -
такого с ним еще никогда не бывало. Клара осознала свою вину и была тоже на
грани нервного срыва. Но сейчас нас беспокоили не ее "слабые нервы" и
лабильная психика. Мы думали только о своем друге и по мере сил пытались ему
помочь. Туча тревожного ожидания спикировала с хмурых небес во двор
засыпающей больницы, а потом оттуда медленно вползла на наш этаж.
Медицинские работники и мы - самые стойкие пациенты палаты номер восемь -
все еще боролись за жизнь нашего брата Василия. Однако, как-то так
получилось, что первой в реанимацию увезли Клару Николаевну. Мы за суетой
дня и вечера совершенно упустили из виду, что Клара - тоже человек и все
человеческое ей не чуждо. У бедной женщины, глубоко осознавшей свой
врачебный грех, случился заворот правого яичника. Она от болевого шока
потеряла сознание в коридоре отделения напротив поста медицинской сестры,
куда побежала за кислородом для Василия, застрявшего в асфиксии.
Бог все видет и все понимает: как только увезли Клару, очнулся брат
Василий. Он лежал тихий, истомленный муками ужасного напряжения и скромно,
по-собачьи постанывал, скорее, поскуливал. Взгляд его красивых в обычное
время голубых глаз, а сейчас со склерами, украшенными мощными
кровоизлияниями, блуждал. Известно, что самые интимные переживания
гнездятся, лелея и выкармливая, словно любимых птенцов, функциональные и
анатомические метки. В глубине организма у него шло приложение дьявольской
синергии. Брат Александр первым заметил надвигающуюся угрозу: Василий все
больше поджимал ноги к животу, давно перевернулся на правый бок и пытался
поглаживать живот. Александр привлек к консилиуму брата Дмитрия. Медлить
было нельзя: вызвали и двух коновалов - врачей из хирургического и
терапевтического блоков больницы. Но даже студент пятого курса медицинского
института, подхалтуривающий фельдшером на скорой помощи, без особого труда
разобрался бы в кризисе. Было ясно, что у брата Василия быстро нарастала
симптоматика "острого живота". Газы не отходили, боль усиливалась -
инвагинация толстого кишечника прямо перла в глаза. Но штатные больничные
коновалы никак не решались внять правде-матке в полной мере.
Нашей палате пришлось пойти на крайние меры: мы пригрозили дежурной
бригаде, что запечатаем их в тюрягу, если с Василием произойдет что-либо
трагическое, непоправимое. Мы требовали срочного вызова путного
консультанта-хирурга для проведения радикальной операции. С эпилептиками
случаются казусы, подобные тому, что забрался в брюшную полость нашего
товарища. Затяжные клонико-тонические пароксизмы не всегда проходят
бесследно.
Дежурные врачи бросились к телефону, и через сорок минут в палату вошел
взлохмаченный, рыжий, порядком поседевший, с решительной бандитской рожей
профессор хирургии Михаил Иванович Королев. Федоров знал его по давней
работе в одном из медицинских институтов. Королев считался в медицинских
кругах знающим и смелым хирургом, владеющим всеми оперативными методиками
хирургии на брюшной полости. Его техника была выпестована на кафедре
известного хирурга Русанова - Царство ему небесное!
Но Миша в сложной борьбе с институтскими чиновниками основательно
испортил характер и теперь превратился в отпетого хама, что, впрочем,
является весьма распространенной чертой характера у хирургов. Такими
качествами грешат особенно те, кто выбрался из провинции и не получили в
детстве благородного воспитания. Мишутку-то еще можно было простить и
терпеть его выкрутасы за эрудицию и отменную хирургическую технику. Но свора
его учеников, которую он собрал вокруг себя, состояла в большинстве своем из
откровенных оглоедов. Большинство из них решительно забыло о том, где Запад,
а где Восток, где виварий с беззащитными экспериментальными животными, а где
клиническое отделение, куда поступают на лечения больные люди, требующие
прежде всего милосердия. Эта была компания отпетых вивисекторов, гордящихся
своей особой резательной миссией. Их нож был острее и решительнее, чем финка
средневекового бандита.
Слава Богу, что профессор навестил наш дом скорби без своих
ассистентов, иначе Васю они оперировали бы на полу, слегка закатав рукава
рубахи, не тратя время на сложный процесс мытья рук и дачу наркоза. Это были
еще те парни! Но самой звероподобной была в той компании женщина-хирург:
маленькая, слегка косенькая, с татарским прищуром глаз и еврейской
широкополой жопой, готовая отрезать у человека все, что берет остро
отточенный скальпель. Она явно застряла на комплексе сексуальной
неудовлетворенности, его не могли сдвинуть с мертвой точки коллективные
усилия профессора и бескомпромиссной хирургической банды.
Трудно расшифровать то, по каким признакам профессор выбирал под себя
ассистенток. Но, видимо, какой-то комплекс извращений или поиска компенсации
и здесь действовал. Эта кафедральная Никита исследовала действие
Helicobacter pylori (существует такой маленький поганенький микроб) на
слизистую желудка и двенадцатиперстной кишки. Только для чистоты
эксперимента она отрезала желудки у послушных пациентов, как говорится, без
страха и упрека. Лучше бы она себе отрезала клитор! Возможно, комплекс
патологического влечение у профессора замыкался как-то на величине и форме
того самого клитора! Либо здесь действовал мазохистический эффект -
постоянная угроза оскопления профессора, намаявшегося в своей жизни в борьбе
с бюрократами. Теперь, сублимировавшись, Королев пошел по "черному кругу".