Страница:
коллеги? Хочу лишь заметить, что аденопатия - сильная воспалительная реакция
лимфатических узлов и сосудов - порой надолго затягивается. Она является в
свою очередь и диагностическим признаком клинической динамики.
В педагогический процесс снова вмешался брат Василий:
- Сдается мне, что древние народы, так настойчиво следившие за
добропорядочностью своих жен, выбиравшие для брачных уз исключительно
девушек, а не зрелых женщин, были мудрыми эпидемиологами и венерологами -
они лишь профилактировали болезни , передаваемые половым путем.
Вася всегда легко и правильно "въезжал" в проблему, и это делало ему
честь
- Василий, - подключился к разговору Виктор Каган - другой профессор от
медицины, - ты ошибся при выборе профессии: тебе надо было идти по
медицинской стезе. Из тебя получился бы второй Авиценна.
Василий был польщен, но прекрасно понимал, что для медика важно иметь
не только светлую голову, но и еще некоторые таланты. Мне почему-то
вспомнилась старая институтская притча о студенте второго курса, сдававшем
экзамен по анатомии. Профессор-экзаменатор, наблюдая, как студент, не
скрывая брезгливости, препарирует нужный орган на трупе, решает преподать
ему урок мастерства. Он заявляет: "Медик должен быть чутким, внимательным и
не брезгливым. От этого, кстати, зависит и успешная сдача экзамена!" В
качестве примера сказанному, профессор - носитель традиций старой высшей
медицинской школы - вставляет указательный палец правой руки трупу в анус,
быстро его вынимает и облизывает. Студент морщится, еле сдерживая
рекургитацию. Труп, воняющий формалином, мумифицирован, из его распоротой
брюшной полости вываливаются петли кишечника отвратительно-грязного цвета,
зияет вскрытая грудная клетка. Он имеет безобразный вид - особенно части,
содержащие жир. Многие из изучающих анатомию перестают принимать мясную и
молочную пищу, но некоторые, для демонстрации профессионализма, как раз
предпочитают закусывать в анатомичке. Профессор сверлит экзаменуемого
студента взглядом коршуна, как бы говоря: "Желаешь, милок, получить
проходной бал, тогда показывай, на что ты способен в нашей профессии!"
Студенту предлагается повторить профессорский опыт. Молодой человек, только
еще вступающий на тернистый путь врача, вынужден проделать тот же трюк. При
облизывании пальца его, естественно, выворачивает наизнанку. Профессор
торжествует и по-отечески тепло замечает: "Может быть, вы и сумеете в конце
концов подавить в себе брезгливость, но при этом не стоит забывать о
внимательности - я-то сунул трупу в анус указательный палец, а облизал
безымянный, вы же совместили задачи!"
Всех мужчин, особенно не знакомых с медициной, лекционный материал
просто ошарашил - появилась сильнейшая тоска во взглядах. Математик и
Василий так интенсивно застучали челюстями от страха, что их было трудно
вывести из необычного состояния. Эйдемиллер, добившись эффекта прозрения, и
не собирался сбавлять обороты - он крушил несмышленышей новыми сообщениями:
- Хламидии рассматриваются, как реальные возбудители болезни кошачьих
царапин - инфекции, характеризующейся безболезненным региональным
лимфаденитом, возникающим после тесного контакта с кошками, при получении от
них царапин. Гистопатологические изменения лимфатических узлов не являются
специфическими. Инкубационный период обычно составляет 3-10 дней. Первичный
очаг выявляется не всегда. Аденопатия - односторонняя, асимметричная,
одиночная. Системные симптомы обычно не выражены, но изредка отмечаются
головная боль, недомогание, озноб, повышение температуры тела. Лимфатический
узел нагнаивается редко, размягчается, спонтанно дренируется и заживает с
образованием нежного рубчика. Болезнь кошачьих царапин - доброкачественное
заболевание, излечивающееся самопроизвольно в течение 1-2 месяцев. Хотелось
бы отметить, что кошек мы гладим практически все, с малых лет, но болезнь-то
развивается лишь у некоторых людей. И в том виновата не кошка - святое
существо, а иммунные возможности конкретного человека. То есть: "Не умеешь -
не лезь! Не дано - не бери!"
В палате нависла тишина. Слава Богу, что хоть финал Эйдемиллер
несколько смягчил. Озвученная Эйдемиллером информация, нет слов, была
интересной. Но каким образом это все привязано к самому Эдуарду
Геральдовичу? От того и последовал справедливый уточняющий вопрос, его задал
Ко-терапевт:
- Эдуард Геральдович, не сочтите за излишнее любопытство, но когда вы
соизволили заболеть этой пошлой инфекцией и собираетесь ли от нее
избавляться? На всякий случай помните, что мы - ваши товарищи - будем рады
вам помочь в святой борьбе с коварной заразой. Конечно, действовать будем по
мере сил.
Профессор зарделся, как девушка, впервые попавшая в мужскую баню. Но
мы-то были тертыми калачами и привыкли брать быка за рога! Какое для нас
имеет значение вид инфекции - хламидии, так хламидии. Пусть хоть холера в
голом виде! Если страдает наш товарищ, то мы всегда придем ему на помощь и
примем часть удара на себя.
Итак "венчание состоялось"! У нас в запасе было два жениха, за их
спинами прятались и две невесты. Никто не спешил назвать широкой публике
имена пострадавших. Да они - эти имена - и не имели большого значения.
Понятно, что не по злому умыслу были заражены наши товарищи - их избранницы,
скорее всего, и не ведали о том, что являются носителями агрессивных
микробов. Они лишь выполняли свою миссию - пытались одарить счастьем своих
мужчин, почему-то выбравших их из числа здоровых или еще более больных.
Мы снова были единым "кулаком" с крепко сжатыми пальцами - мы зажили
коллективной творческой жизнью, сильно ободряемой идеей "всеобщего братства"
и полного выздоровления. Даже вконец измученный противоречивыми
умозаключениями Математик выглядел лучше, чем обычно: просыпаясь утром - а
не посреди ночи, как это бывало раньше, - он пытался напевать бодрые песни.
Что-то вроде того: "Эх. да на рассвете, эх, да на рассвете, по волнам
эскадра шла. Эх, да свежий ветер, эх, да свежий ветер, вил косые вымпела!"
Не было оснований у лечащего врача говорить о тотальной депрессии или черной
меланхолии при таких песнях. Естественно, что это нас радовало, потому, чего
греха таить или делать секрет из простого, заурядного, Математик был наша
главная и ударная сила в формулировании абстрактных понятий, затем
переводимых в формулы. А без такой процедуры никакая наука обойтись не
может. Она иначе не будет считаться наукой. Кто не знает, пусть постигнет,
что человеческий язык - это не язык науки, это одно балагурство,
художественная литература, поэзия, если угодно. Но мы-то претендовали на
глобальные открытия, особенно в то темное время, когда рассудок наш
окончательно мутился! "Не положу пред очами моими вещи непотребной; дело
преступное я ненавижу; не прилепится оно ко мне" (Псалом 100: 3). Поэт Витя
посвятил нашему новому состоянию маленький, но точный стишок.
Коллектив превзошел врачей ожиданья:
рушились трудности - строились зданья.
Поступь творений - кивок Мирозданью,
радости гимн и науки успеха признанье.
Мысль в нас кипела, пушистилась, пела.
Натиск открытий мужал - требовал дела.
Мы предприняли массированную эпидемиологическую разведку. Про
Чертежника все уже было известно, вскорости окончательно раскололся и
Эйдемиллер. Сделал он это исключительно по собственному почину, так как
понимал, что эпидемиологический анализ - важнейший этап в диагностике и
лечении венерических заболеваний. И нам всем вместе пришлось разматывать
клубок сложных сексуальных отношений, затеянных на родной и зарубежной почве
похотливым буржуа. Оказалось, что виной всему была все та же долгожданная и
манящая своей непредсказуемостью заграничная командировка.
Какой мало-мальски доброкачественный мужчинка, оставшись без присмотра
своей благоверной на несколько дней, не мечтает окунуться с головой в темные
воды примитивного разврата. Тут-то, на перекрестке потоков добродетели в
виде санитарной культуры и скоротечного секса, практически всегда лишенного
страховки от непредвиденной микробной инвазии, ждут отступника от
супружеской верности маленькие, а иногда и грандиозные, разочарования по
линии дальнейшего лечения заболеваний, передающихся половым путем. Беда
заключается в том, что даже если и не пристроился вирулентный микроб в
соответствующих органах и не начал свою откровенно разрушительную работу,
различия белковой, гуморальной адаптивности все одно скажут свое веское
слово. Ткани организма с наименьшей иммунной защитой будут маркированы
определенными генетическими поломками. Рано или поздно, но весь ужас
полового бытия проявится. Можно себе представить, что же происходит с
биологическими неудачниками, если они совершают акты вероотступничества
многократно - в течение жизни?! "Сердце развращенное будет удалено от меня;
злого я не буду знать" (Псалом 100: 4).
Брат Александр, видимо, с головой закутался в свои собственные
воспоминания о молодецком блуде. Такие раскопки добавили морщин на его лицо,
а разбуженный волевой импульс резко дернули musculus cremaster - мышцу,
подтягивающую в нужный момент правое и левое яички. Но ничего уже нельзя
было изменить в судьбе маленького человека, а в истории безразмерного
человечества, тем более. Невыплаканное горе лавиной, равной разве только
Ниагарскому водопаду, обрушилось с высоты гениальных его мыслей в туманную
прорву заурядности окружающей действительности. Из сознания полился стих,
перемешанный со слезами, с молитвой во славу той единственной и неповторимой
Женщине. Каждый, еще не впавший в глухую импотенцию, маргинал мечтает
встретить такую - свою единственную! Но даже в том вопле сексуальной
предиспозиции вырисовывалась из тумана неосознанных эмоций раздвоенность
личности, впрочем, являющаяся практически самым верным симптомом шизофрении.
Да и конструкция стиха, тяготение к тому, чтобы он был абсолютно точно
выровнен по правому и левому краю, свидетельствовали о незаурядности поэта,
граничащей с далеко зашедшей психической патологией. Но что оставалось нам -
друзьям поэта. Естественно, мы выслушали стих стоя, низко склонив головы,
сложив руки - одна на другую, как у Адольфа Гитлера, - на лобке.
Сколько дряни и хлама в жизни моей,
но прими ты меня без обид поскорей.
Еще одну попытку прошлое отрезать,
продумав вместе, проще предпринять.
Воспримем четче радость новоселья,
восторги новые - отрыжку от веселья.
Но только наш оркестр зафальшивит,
собьется с ритма, станет шельмовать,
отринем все - тоску и ласку и любовь.
Посулы радости - мечту посеем вновь
о безграничных таинствах свободы -
подарок всем на счастье от Природы!
Вошли санитары и деликатным шепотом сообщили, что Науманов Вячеслав
Германович - с некоторых пор персона, находящаяся под нашим неусыпным
покровительством, - совсем плох и его перевели в реанимацию, в дальний
корпус, расположенной рядом с больничным моргом. В гробовой тишине раздался
голос брата Александра. Он как-то легко и всегда к месту переключался: с
алкоголя на безалкогольные напитки, с мирского на возвышенное, с откровенной
пошлости на изящные искусства, с баб на мужиков, с девочек на мальчиков, с
романов Достоевского на газету "Правда", с пищей бумаги на туалетную! Леший
его знает: откуда у него что берется! Просто - сплошные искрящиеся таланты.
Его голос, зарядившись изнутри организма металлом, был почти так же нежен,
как звук ударов молота по наковальне. Казалось он репетовал команды,
полученные от Всевышнего. Александр, как верный старший помощник командира
ракетного крейсера, объявлял о необходимости готовиться к "последнему и
решительному"! Он звал нас на подвиг, предупреждая, что экстренное
погружение в глубины подводного мира будет ответственным и крайне опасным.
Но наш боевой товарищ верил, что мы не испугаемся трудностей и воспримем
смерть как должный финал жизни любого человека. Он читал по памяти из Первой
Книги Осии (12: 12-13): "Блажен, кто ожидает и достигнет тысячи трех сот
тридцати пяти дней. А ты иди к твоему концу, и упокоишься, и возстанешь для
получения твоего жребия в конце дней".
Всегда, когда переключаешься с блуда на праведность, наступает
состояние, равняющееся "остуженности рассудка". Почти, как в анабиозе,
достигаемом при снижении температуры тела, наступает известное подавление
жизненных функций, и такого человека можно смело препарировать, что и делают
хирурги. Мы всем коллективом залегли на койки и напряженно думали. Первым
нарушил тишину Чертежник:
- Господа, здесь много врачей с известными именами, скажите, неужели
нельзя спасти человека от банального воспаления легких?
Я решил выправить положение и парировать только слегка прикрытое
обвинение в наш адрес - в отсутствии помощи нуждающемуся, в нерешительности
медицинских действий :
- Николай Сергеевич, к сожалению, в этой больнице нет "обычных людей".
У Науманова настолько основательно имбицированы ткани психотропными
препаратами, что его организм реагирует на любую инфекцию неадекватно.
- Позвольте, позвольте... Уточните термин - "имбицированы", что это еще
за голиаф? -засуетился на новой волне пристрастия и раздражительности
Николай Сергеевич.
Чувствовалось, что клинические проблемы Вячеслава Германовича для
Чертежника перерастали в нечто социологическое и морально-политическое -
похоже, что в отделении для "реактивных" его до конца не долечили и вернули
к нам досрочно. Везде русский человек допускает "брак производства". Сейчас,
когда костяк психиатров, состоявший ранее в основном из представителей Богом
избранного народа, развалился в связи с отъездом многих за рубеж, за
"конвейер" встали русские "молотобойцы". Эти ребята толком даже не умели
лечить алкоголизм, потому что сами были сильно в него вовлечены. Они всем
своим алкогольным естеством просто не понимали, да и не принимали
решительной борьбы с недугом, ибо они-то воспринимали его как дар Божий.
Отсюда резкое падение планки "олимпийских результатов": излечение
алкоголизма и наркомании вообще-то оценивается по смехотворным критериям -
перерыв в активном потреблении должен превышать хотя бы три месяца. И даже
при таких сопливых победах поется хвала эскулапу. Поняв, что Чертежник
успокоился и сменил гнев на милость, я продолжил идейно-воспитательную
работу:
- К тому же, уважаемый Николай Сергеевич, кто вам сказал, что
воспаление легких - такая уж простая болезнь? Судите сами, в процесс
вовлекается и сердечно-сосудистая система и кроветворная, иммунная, да и все
остальные системы, питаемые кислородом. Организму грозит удушение. На фоне
выраженной, длительно протекающей психической патологии, все болезни ведут
себя непредсказуемо. Необходимо быть очень осторожным и предусмотрительным
врачом, если имеешь на своем попечении таких пациентов.
Понимая безотказность действия Божьего слова, я полоснул Чертежника
текстом из Евангелия от Луки (18: 7):
- "Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя
и медлит защищать их".
Нетрудно было заметить, как Николай Сергеевич под магическим
воздействием Божьих слов сник и помрачнел, правда, это состояние длилось не
очень долго. Через некоторое время лик его просветлел, сравнявшись, пожалуй,
с эффектом восходящего Северного Сияния. Приятно было отмечать, что, как и у
жирафа, медленно, но неотступно, в сознании Чертежника светлая идея делает
свое благородное дело - медленно, но все же доходит до ног и головы.
Исключительно для того, чтобы проверить магию, а не ученый суеты ради, я
продолжил цитировать тот же источник (18: 8):
- "Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре. Но Сын Человеческий,
пришедши, найдет ли веру на земле?"
Резонно было задать Николаю Сергеевичу вопрос о том, а какой веры,
собственно, придерживается Вячеслав Германович. Может быть, он злостный
большевик - а значит вообще атеист! Или, того хуже, - анархист, не
расстающийся с учебником князя Петра Алексеевича Кропоткина даже в туалете.
А в процессе такого чтения, сидя на общественном унитазе, невольно, как и
Кропоткину, могут прийти в голову мысли кровавого Дантона: "Смелость,
смелость, больше смелости!" А отсюда уже и рукой подать до афоризма самого
Петра Алексеевича, продолжающего предыдущее высказывание, - "особенно
смелость ума, за которой не замедлит последовать и смелость воли". Читая
такие строки, перестаешь удивляться тому, от чего некоторых людей все же
определяют в сумасшедшие дома. Но они и там умудряются вести себя, как
раскольники, красные активисты или отпетые уголовники. Пожалуй, у Науманова
путь к подобному совершенству был длинным, тернистым. За его выздоровление
пытались бороться лучшие умы психиатрии, всегда стремящиеся сыграть со
сложной болезнью азартную партию. Только болезнь оказывалась практически
всегда хитрее и сноровистее. Даже такие корифеи, как В.М.Бехтерев,
П.Б.Ганнушкин, В.Х.Кандинский, С.С.Корсаков, если судить по крупному счету,
несли от своих пациентов одни лишь издержки честолюбию. Можно было надувать
щеки, затевать бурную дискуссию по поводу тех или иных толкований отдельных
симптомов, однако, применяемые методы лечения всегда равнялись только
"пшику"!
Тотальная грусть терзала и томила нас, втаптывая в грязь самые светлые
чувства, адресованные медицине. Были повержены и ошельмованы и здоровое
любопытство, и благородство, и милосердие, и трудолюбие, и верность долгу.
Какой же тогда спрос, скажите на милость, с безрукого, безногого и
безголового советского врача. Нам оставалось только каркать на пепелище: "От
конца земли взываю к тебе в унынии сердца моего: возведи меня на скалу, для
меня недосягаемую; ибо Ты прибежище мое, Ты крепкая защита от врагов"
(Псалом 60: 3-4).Первым раззявил клюв стареющий ворон - брат Александр. Он
проклекотал:
- К сожалению, уже сейчас можно смело проектировать результаты
патологоанатомического вскрытия: "Макроскопическая картина в легких:
обнаруживаются участки разных вариантов поражений - с ранними и поздними
стадиями развития болезни. В первом случае, на разрезе в просвете альвеол
будет серозная жидкость, небольшие скопления мононуклеаров и слущенных,
увеличенных в размерах альвеолоцитов с характерным для герпеса метаморфозом.
Возможна примесь к экссудату эритроцитов. Тут же обнаружатся и фрагменты
спавшихся альвеол. Во втором случае, будут замечены участки легочной ткани с
выраженными альтеративными изменениями, с образованием полей коагуляционного
некроза.
Никто не воспринял эту речь, как гимн кощунству. Братва навострила ушки
на макушке, дав возможность разинуть рот профессиональному любопытству!
Интересно было знать заранее, что же там накопают больничные
патологоанатомы? Александр Георгиевич, между тем, все глубже и глубже
проникал в плоть Науманова. Он вещал, лежа с закрытыми глазами: его оружием
было виртуальное проникновение в тело человека, находившегося сейчас на
большом расстоянии - покойник лежал в больничном морге, а мы толковали о
нем, находясь в палате совершенно другого корпуса. Чувствовалось, что для
Александра Георгиевича патологическая анатомия была любимой женщиной - даже
не невестой, от которой кружится голова до тех пор, пока ее не "раскусил",
скорее здесь шла речь об общении с любимой женой, проверенной совместным
проживанием в течение долгих лет! Он не рассказывал нам о макроскопических
находках - он пел им песню!
Иногда трудно понять людей, посвятивших себя медицине. Порой сдается,
что они все - патологические типы, ибо ловят кайф от того, чтобы копаться в
дерьме. Я вспомнил одного своего товарища - врача, с головой ушедшего в
акушерство и гинекологию. Он с гордостью показывал мне мозоли на руках от
кюретки, с помощью которой гинеколог выскребает матку, производя аборт. В
течение дня он делал их такое количество, что кожа рук не выдерживала -
образовывались потертости, как у слесаря-сантехника. Но в отличие от вечно
пьяного пролетария, насаждающего себе руки шведками, мой приятель-гинеколог
совершенно трезвый с огромным упоением терзал живую ткань. Делал он это с
любовью, стремясь максимально снизить болевой эффект. А несчастных дамочек,
стонущих в гинекологическом кресле, он занимал во время экзекуции ласковыми
речами: "Потерпи, миленькая; скоро кончу, слатенькая; не напрягайся,
солнышко; вот и делу конец, сучечка моя ненаглядная! Женщины настолько им
очаровывались и проникались доверием, что во время родов, когда ребенок уже
появился на свет и приходилось обрабатывать жгучим йодом места разрывов
промежности, они, корчась от боли, просили доктора: "Миленький, подуй мне в
пизду!" Это уже был вариант какой-то особой лесбийской любви.
С Александром Георгиевичем, видимо, творилось что-то подобное: его
хлебом не корми, а дай вскрыть покойничка - выяснить, что он там внутри
прятал от посторонних глаз. Но самым большим удовольствием, как мы однажды
узнали, для него было проверить: совпадет ли тот протокол вскрытия,
написанный им заранее на случай собственной кончины, с тем, который напишут
для него в морге. Он очень сетовал, что "коновалы" и "неумехи" не сумеют
правильно разобраться в его болячках и все, как водится в России, переврут!
Он планировал специально для вскрытия, на последнем дыхании, отъехать за
границу и даже скопил для этого деньги. Опасение вызывало лишь то, что
таможня может не пропустить уникума через кордон!
Профессор "кислых щей" тем временем продолжал выворачивать наизнанку
внутренние органы несчастного Науманова:
- Макроскопически печень окажется несколько увеличенной, дрябловатой,
на разрезе пестрого вида, с наличием мелких серовато-желтого цвета очагов
поражения, иногда сливающихся. Под ее капсулой выявятся точечные
кровоизлияния. Реальна картина некротического очагового или даже диффузного
гепатита.
Математик забился в конвульсиях, в рыданиях, а брат Василий принялся
торопливо материться. От того мат лился ручейком - бодро, четко,
величественно, красиво. Известно, что, например, обезьяны в состоянии
повышенной тревоги переходят в автоматический режим реагирования - у них
тогда все блестяще получается. Эйдемиллер, Каган переживали восторг
проникновения в святую тайну - их, как профессионалов, тоже имеющих
основательные вывихи в мозгах, волновали клинические детали, обязательно
выявляемые на вскрытии. Им-то было известно, что самый точный диагноз на
секционном столе! Знахарь почмокал губами, подбирая слова поизящнее и
точнее:
- При морфологическом исследовании головного мозга на фоне
генерализованного герпеса обнаружится набухание отдельных нейронов и
глиальных клеток, в ядрах которых определятся крупные базофильные включения.
Скорее всего, будет виден и гиперхроматоз ядер с фрагментацией и краевым
расположением ядерного вещества. Будут отмечаться признаки субэпендимарного
глиоза различной степени выраженности.
Знахарь не спешил все находки выкладывать на прилавок, он, как опытный
продавец знатного универмага, тянул из покупателей жилы, завязанные на
любопытстве, на жажде приобретения самого лучшего - этим "лучшем" сейчас
была информация высшего сорта, еще не успевшая протухнуть на полках
больничных архивов. Брат Александр снова включил свой хрипловатый
громкоговоритель:
- Скорее всего, у нашего подопечного уже развился менингоэнцефалит с
распространенными очагами некроза преимущественно в субэпендимарных зонах и
в лобных долях. Вокруг будут фиксироваться явные изменения клеток,
определятся очаги глиоза, тяготеющего к области зрительных бугров. Они
окажутся диффузными или периваскулярными скоплениями малодифференцированных
глиальных клеток. Стенки мелких кровеносных сосудов в веществе мозга, скорее
всего, будут утолщены за счет пролиферации эндотелия с участками клеток,
подвергшихся гигантоклеточному превращению. Кстати, подобные изменения
сосудов будут и в других органах.
Музыка медицинской терминологии - кем-то всегда воспринимается либо,
как реквием или как замысловатая джазовая мелодия, скорее, блюзовского
сорта, - лилась и лилась, словно моча из-под больного с обширным
кровоизлиянием в головной мозг. Наша аудитория тоже не была исключением:
специалисты что-то подпевали Знахарю, не специалисты - ежились и импульсно
мочились под себя - "не отходя от кассы", то есть в кровать. Но Знахарь
разговорился от души, и его уже трудно было остановить:
- В сердечно-сосудистой системе найдется много "поломок": наверняка,
разовьется гигантоклеточный миокардит, к нему присоединится и некротический
васкулит легочной и панкреатической артерий с наличием характерных
включений. Масса тимуса уменьшится, выявится 3-5-я фаза акцидентальной
трансформации, преждевременный жировой метаморфоз или та же акцидентальная
трансформация незрелого типа. В селезенке определятся мелкие фолликулы без
светлых центров.
Знахарь перевел дыхание, собираясь крутить вторую серию. Смысл этой
части фильмы должен заключался в том, чтобы оформить, как говорят в театре,
лимфатических узлов и сосудов - порой надолго затягивается. Она является в
свою очередь и диагностическим признаком клинической динамики.
В педагогический процесс снова вмешался брат Василий:
- Сдается мне, что древние народы, так настойчиво следившие за
добропорядочностью своих жен, выбиравшие для брачных уз исключительно
девушек, а не зрелых женщин, были мудрыми эпидемиологами и венерологами -
они лишь профилактировали болезни , передаваемые половым путем.
Вася всегда легко и правильно "въезжал" в проблему, и это делало ему
честь
- Василий, - подключился к разговору Виктор Каган - другой профессор от
медицины, - ты ошибся при выборе профессии: тебе надо было идти по
медицинской стезе. Из тебя получился бы второй Авиценна.
Василий был польщен, но прекрасно понимал, что для медика важно иметь
не только светлую голову, но и еще некоторые таланты. Мне почему-то
вспомнилась старая институтская притча о студенте второго курса, сдававшем
экзамен по анатомии. Профессор-экзаменатор, наблюдая, как студент, не
скрывая брезгливости, препарирует нужный орган на трупе, решает преподать
ему урок мастерства. Он заявляет: "Медик должен быть чутким, внимательным и
не брезгливым. От этого, кстати, зависит и успешная сдача экзамена!" В
качестве примера сказанному, профессор - носитель традиций старой высшей
медицинской школы - вставляет указательный палец правой руки трупу в анус,
быстро его вынимает и облизывает. Студент морщится, еле сдерживая
рекургитацию. Труп, воняющий формалином, мумифицирован, из его распоротой
брюшной полости вываливаются петли кишечника отвратительно-грязного цвета,
зияет вскрытая грудная клетка. Он имеет безобразный вид - особенно части,
содержащие жир. Многие из изучающих анатомию перестают принимать мясную и
молочную пищу, но некоторые, для демонстрации профессионализма, как раз
предпочитают закусывать в анатомичке. Профессор сверлит экзаменуемого
студента взглядом коршуна, как бы говоря: "Желаешь, милок, получить
проходной бал, тогда показывай, на что ты способен в нашей профессии!"
Студенту предлагается повторить профессорский опыт. Молодой человек, только
еще вступающий на тернистый путь врача, вынужден проделать тот же трюк. При
облизывании пальца его, естественно, выворачивает наизнанку. Профессор
торжествует и по-отечески тепло замечает: "Может быть, вы и сумеете в конце
концов подавить в себе брезгливость, но при этом не стоит забывать о
внимательности - я-то сунул трупу в анус указательный палец, а облизал
безымянный, вы же совместили задачи!"
Всех мужчин, особенно не знакомых с медициной, лекционный материал
просто ошарашил - появилась сильнейшая тоска во взглядах. Математик и
Василий так интенсивно застучали челюстями от страха, что их было трудно
вывести из необычного состояния. Эйдемиллер, добившись эффекта прозрения, и
не собирался сбавлять обороты - он крушил несмышленышей новыми сообщениями:
- Хламидии рассматриваются, как реальные возбудители болезни кошачьих
царапин - инфекции, характеризующейся безболезненным региональным
лимфаденитом, возникающим после тесного контакта с кошками, при получении от
них царапин. Гистопатологические изменения лимфатических узлов не являются
специфическими. Инкубационный период обычно составляет 3-10 дней. Первичный
очаг выявляется не всегда. Аденопатия - односторонняя, асимметричная,
одиночная. Системные симптомы обычно не выражены, но изредка отмечаются
головная боль, недомогание, озноб, повышение температуры тела. Лимфатический
узел нагнаивается редко, размягчается, спонтанно дренируется и заживает с
образованием нежного рубчика. Болезнь кошачьих царапин - доброкачественное
заболевание, излечивающееся самопроизвольно в течение 1-2 месяцев. Хотелось
бы отметить, что кошек мы гладим практически все, с малых лет, но болезнь-то
развивается лишь у некоторых людей. И в том виновата не кошка - святое
существо, а иммунные возможности конкретного человека. То есть: "Не умеешь -
не лезь! Не дано - не бери!"
В палате нависла тишина. Слава Богу, что хоть финал Эйдемиллер
несколько смягчил. Озвученная Эйдемиллером информация, нет слов, была
интересной. Но каким образом это все привязано к самому Эдуарду
Геральдовичу? От того и последовал справедливый уточняющий вопрос, его задал
Ко-терапевт:
- Эдуард Геральдович, не сочтите за излишнее любопытство, но когда вы
соизволили заболеть этой пошлой инфекцией и собираетесь ли от нее
избавляться? На всякий случай помните, что мы - ваши товарищи - будем рады
вам помочь в святой борьбе с коварной заразой. Конечно, действовать будем по
мере сил.
Профессор зарделся, как девушка, впервые попавшая в мужскую баню. Но
мы-то были тертыми калачами и привыкли брать быка за рога! Какое для нас
имеет значение вид инфекции - хламидии, так хламидии. Пусть хоть холера в
голом виде! Если страдает наш товарищ, то мы всегда придем ему на помощь и
примем часть удара на себя.
Итак "венчание состоялось"! У нас в запасе было два жениха, за их
спинами прятались и две невесты. Никто не спешил назвать широкой публике
имена пострадавших. Да они - эти имена - и не имели большого значения.
Понятно, что не по злому умыслу были заражены наши товарищи - их избранницы,
скорее всего, и не ведали о том, что являются носителями агрессивных
микробов. Они лишь выполняли свою миссию - пытались одарить счастьем своих
мужчин, почему-то выбравших их из числа здоровых или еще более больных.
Мы снова были единым "кулаком" с крепко сжатыми пальцами - мы зажили
коллективной творческой жизнью, сильно ободряемой идеей "всеобщего братства"
и полного выздоровления. Даже вконец измученный противоречивыми
умозаключениями Математик выглядел лучше, чем обычно: просыпаясь утром - а
не посреди ночи, как это бывало раньше, - он пытался напевать бодрые песни.
Что-то вроде того: "Эх. да на рассвете, эх, да на рассвете, по волнам
эскадра шла. Эх, да свежий ветер, эх, да свежий ветер, вил косые вымпела!"
Не было оснований у лечащего врача говорить о тотальной депрессии или черной
меланхолии при таких песнях. Естественно, что это нас радовало, потому, чего
греха таить или делать секрет из простого, заурядного, Математик был наша
главная и ударная сила в формулировании абстрактных понятий, затем
переводимых в формулы. А без такой процедуры никакая наука обойтись не
может. Она иначе не будет считаться наукой. Кто не знает, пусть постигнет,
что человеческий язык - это не язык науки, это одно балагурство,
художественная литература, поэзия, если угодно. Но мы-то претендовали на
глобальные открытия, особенно в то темное время, когда рассудок наш
окончательно мутился! "Не положу пред очами моими вещи непотребной; дело
преступное я ненавижу; не прилепится оно ко мне" (Псалом 100: 3). Поэт Витя
посвятил нашему новому состоянию маленький, но точный стишок.
Коллектив превзошел врачей ожиданья:
рушились трудности - строились зданья.
Поступь творений - кивок Мирозданью,
радости гимн и науки успеха признанье.
Мысль в нас кипела, пушистилась, пела.
Натиск открытий мужал - требовал дела.
Мы предприняли массированную эпидемиологическую разведку. Про
Чертежника все уже было известно, вскорости окончательно раскололся и
Эйдемиллер. Сделал он это исключительно по собственному почину, так как
понимал, что эпидемиологический анализ - важнейший этап в диагностике и
лечении венерических заболеваний. И нам всем вместе пришлось разматывать
клубок сложных сексуальных отношений, затеянных на родной и зарубежной почве
похотливым буржуа. Оказалось, что виной всему была все та же долгожданная и
манящая своей непредсказуемостью заграничная командировка.
Какой мало-мальски доброкачественный мужчинка, оставшись без присмотра
своей благоверной на несколько дней, не мечтает окунуться с головой в темные
воды примитивного разврата. Тут-то, на перекрестке потоков добродетели в
виде санитарной культуры и скоротечного секса, практически всегда лишенного
страховки от непредвиденной микробной инвазии, ждут отступника от
супружеской верности маленькие, а иногда и грандиозные, разочарования по
линии дальнейшего лечения заболеваний, передающихся половым путем. Беда
заключается в том, что даже если и не пристроился вирулентный микроб в
соответствующих органах и не начал свою откровенно разрушительную работу,
различия белковой, гуморальной адаптивности все одно скажут свое веское
слово. Ткани организма с наименьшей иммунной защитой будут маркированы
определенными генетическими поломками. Рано или поздно, но весь ужас
полового бытия проявится. Можно себе представить, что же происходит с
биологическими неудачниками, если они совершают акты вероотступничества
многократно - в течение жизни?! "Сердце развращенное будет удалено от меня;
злого я не буду знать" (Псалом 100: 4).
Брат Александр, видимо, с головой закутался в свои собственные
воспоминания о молодецком блуде. Такие раскопки добавили морщин на его лицо,
а разбуженный волевой импульс резко дернули musculus cremaster - мышцу,
подтягивающую в нужный момент правое и левое яички. Но ничего уже нельзя
было изменить в судьбе маленького человека, а в истории безразмерного
человечества, тем более. Невыплаканное горе лавиной, равной разве только
Ниагарскому водопаду, обрушилось с высоты гениальных его мыслей в туманную
прорву заурядности окружающей действительности. Из сознания полился стих,
перемешанный со слезами, с молитвой во славу той единственной и неповторимой
Женщине. Каждый, еще не впавший в глухую импотенцию, маргинал мечтает
встретить такую - свою единственную! Но даже в том вопле сексуальной
предиспозиции вырисовывалась из тумана неосознанных эмоций раздвоенность
личности, впрочем, являющаяся практически самым верным симптомом шизофрении.
Да и конструкция стиха, тяготение к тому, чтобы он был абсолютно точно
выровнен по правому и левому краю, свидетельствовали о незаурядности поэта,
граничащей с далеко зашедшей психической патологией. Но что оставалось нам -
друзьям поэта. Естественно, мы выслушали стих стоя, низко склонив головы,
сложив руки - одна на другую, как у Адольфа Гитлера, - на лобке.
Сколько дряни и хлама в жизни моей,
но прими ты меня без обид поскорей.
Еще одну попытку прошлое отрезать,
продумав вместе, проще предпринять.
Воспримем четче радость новоселья,
восторги новые - отрыжку от веселья.
Но только наш оркестр зафальшивит,
собьется с ритма, станет шельмовать,
отринем все - тоску и ласку и любовь.
Посулы радости - мечту посеем вновь
о безграничных таинствах свободы -
подарок всем на счастье от Природы!
Вошли санитары и деликатным шепотом сообщили, что Науманов Вячеслав
Германович - с некоторых пор персона, находящаяся под нашим неусыпным
покровительством, - совсем плох и его перевели в реанимацию, в дальний
корпус, расположенной рядом с больничным моргом. В гробовой тишине раздался
голос брата Александра. Он как-то легко и всегда к месту переключался: с
алкоголя на безалкогольные напитки, с мирского на возвышенное, с откровенной
пошлости на изящные искусства, с баб на мужиков, с девочек на мальчиков, с
романов Достоевского на газету "Правда", с пищей бумаги на туалетную! Леший
его знает: откуда у него что берется! Просто - сплошные искрящиеся таланты.
Его голос, зарядившись изнутри организма металлом, был почти так же нежен,
как звук ударов молота по наковальне. Казалось он репетовал команды,
полученные от Всевышнего. Александр, как верный старший помощник командира
ракетного крейсера, объявлял о необходимости готовиться к "последнему и
решительному"! Он звал нас на подвиг, предупреждая, что экстренное
погружение в глубины подводного мира будет ответственным и крайне опасным.
Но наш боевой товарищ верил, что мы не испугаемся трудностей и воспримем
смерть как должный финал жизни любого человека. Он читал по памяти из Первой
Книги Осии (12: 12-13): "Блажен, кто ожидает и достигнет тысячи трех сот
тридцати пяти дней. А ты иди к твоему концу, и упокоишься, и возстанешь для
получения твоего жребия в конце дней".
Всегда, когда переключаешься с блуда на праведность, наступает
состояние, равняющееся "остуженности рассудка". Почти, как в анабиозе,
достигаемом при снижении температуры тела, наступает известное подавление
жизненных функций, и такого человека можно смело препарировать, что и делают
хирурги. Мы всем коллективом залегли на койки и напряженно думали. Первым
нарушил тишину Чертежник:
- Господа, здесь много врачей с известными именами, скажите, неужели
нельзя спасти человека от банального воспаления легких?
Я решил выправить положение и парировать только слегка прикрытое
обвинение в наш адрес - в отсутствии помощи нуждающемуся, в нерешительности
медицинских действий :
- Николай Сергеевич, к сожалению, в этой больнице нет "обычных людей".
У Науманова настолько основательно имбицированы ткани психотропными
препаратами, что его организм реагирует на любую инфекцию неадекватно.
- Позвольте, позвольте... Уточните термин - "имбицированы", что это еще
за голиаф? -засуетился на новой волне пристрастия и раздражительности
Николай Сергеевич.
Чувствовалось, что клинические проблемы Вячеслава Германовича для
Чертежника перерастали в нечто социологическое и морально-политическое -
похоже, что в отделении для "реактивных" его до конца не долечили и вернули
к нам досрочно. Везде русский человек допускает "брак производства". Сейчас,
когда костяк психиатров, состоявший ранее в основном из представителей Богом
избранного народа, развалился в связи с отъездом многих за рубеж, за
"конвейер" встали русские "молотобойцы". Эти ребята толком даже не умели
лечить алкоголизм, потому что сами были сильно в него вовлечены. Они всем
своим алкогольным естеством просто не понимали, да и не принимали
решительной борьбы с недугом, ибо они-то воспринимали его как дар Божий.
Отсюда резкое падение планки "олимпийских результатов": излечение
алкоголизма и наркомании вообще-то оценивается по смехотворным критериям -
перерыв в активном потреблении должен превышать хотя бы три месяца. И даже
при таких сопливых победах поется хвала эскулапу. Поняв, что Чертежник
успокоился и сменил гнев на милость, я продолжил идейно-воспитательную
работу:
- К тому же, уважаемый Николай Сергеевич, кто вам сказал, что
воспаление легких - такая уж простая болезнь? Судите сами, в процесс
вовлекается и сердечно-сосудистая система и кроветворная, иммунная, да и все
остальные системы, питаемые кислородом. Организму грозит удушение. На фоне
выраженной, длительно протекающей психической патологии, все болезни ведут
себя непредсказуемо. Необходимо быть очень осторожным и предусмотрительным
врачом, если имеешь на своем попечении таких пациентов.
Понимая безотказность действия Божьего слова, я полоснул Чертежника
текстом из Евангелия от Луки (18: 7):
- "Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя
и медлит защищать их".
Нетрудно было заметить, как Николай Сергеевич под магическим
воздействием Божьих слов сник и помрачнел, правда, это состояние длилось не
очень долго. Через некоторое время лик его просветлел, сравнявшись, пожалуй,
с эффектом восходящего Северного Сияния. Приятно было отмечать, что, как и у
жирафа, медленно, но неотступно, в сознании Чертежника светлая идея делает
свое благородное дело - медленно, но все же доходит до ног и головы.
Исключительно для того, чтобы проверить магию, а не ученый суеты ради, я
продолжил цитировать тот же источник (18: 8):
- "Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре. Но Сын Человеческий,
пришедши, найдет ли веру на земле?"
Резонно было задать Николаю Сергеевичу вопрос о том, а какой веры,
собственно, придерживается Вячеслав Германович. Может быть, он злостный
большевик - а значит вообще атеист! Или, того хуже, - анархист, не
расстающийся с учебником князя Петра Алексеевича Кропоткина даже в туалете.
А в процессе такого чтения, сидя на общественном унитазе, невольно, как и
Кропоткину, могут прийти в голову мысли кровавого Дантона: "Смелость,
смелость, больше смелости!" А отсюда уже и рукой подать до афоризма самого
Петра Алексеевича, продолжающего предыдущее высказывание, - "особенно
смелость ума, за которой не замедлит последовать и смелость воли". Читая
такие строки, перестаешь удивляться тому, от чего некоторых людей все же
определяют в сумасшедшие дома. Но они и там умудряются вести себя, как
раскольники, красные активисты или отпетые уголовники. Пожалуй, у Науманова
путь к подобному совершенству был длинным, тернистым. За его выздоровление
пытались бороться лучшие умы психиатрии, всегда стремящиеся сыграть со
сложной болезнью азартную партию. Только болезнь оказывалась практически
всегда хитрее и сноровистее. Даже такие корифеи, как В.М.Бехтерев,
П.Б.Ганнушкин, В.Х.Кандинский, С.С.Корсаков, если судить по крупному счету,
несли от своих пациентов одни лишь издержки честолюбию. Можно было надувать
щеки, затевать бурную дискуссию по поводу тех или иных толкований отдельных
симптомов, однако, применяемые методы лечения всегда равнялись только
"пшику"!
Тотальная грусть терзала и томила нас, втаптывая в грязь самые светлые
чувства, адресованные медицине. Были повержены и ошельмованы и здоровое
любопытство, и благородство, и милосердие, и трудолюбие, и верность долгу.
Какой же тогда спрос, скажите на милость, с безрукого, безногого и
безголового советского врача. Нам оставалось только каркать на пепелище: "От
конца земли взываю к тебе в унынии сердца моего: возведи меня на скалу, для
меня недосягаемую; ибо Ты прибежище мое, Ты крепкая защита от врагов"
(Псалом 60: 3-4).Первым раззявил клюв стареющий ворон - брат Александр. Он
проклекотал:
- К сожалению, уже сейчас можно смело проектировать результаты
патологоанатомического вскрытия: "Макроскопическая картина в легких:
обнаруживаются участки разных вариантов поражений - с ранними и поздними
стадиями развития болезни. В первом случае, на разрезе в просвете альвеол
будет серозная жидкость, небольшие скопления мононуклеаров и слущенных,
увеличенных в размерах альвеолоцитов с характерным для герпеса метаморфозом.
Возможна примесь к экссудату эритроцитов. Тут же обнаружатся и фрагменты
спавшихся альвеол. Во втором случае, будут замечены участки легочной ткани с
выраженными альтеративными изменениями, с образованием полей коагуляционного
некроза.
Никто не воспринял эту речь, как гимн кощунству. Братва навострила ушки
на макушке, дав возможность разинуть рот профессиональному любопытству!
Интересно было знать заранее, что же там накопают больничные
патологоанатомы? Александр Георгиевич, между тем, все глубже и глубже
проникал в плоть Науманова. Он вещал, лежа с закрытыми глазами: его оружием
было виртуальное проникновение в тело человека, находившегося сейчас на
большом расстоянии - покойник лежал в больничном морге, а мы толковали о
нем, находясь в палате совершенно другого корпуса. Чувствовалось, что для
Александра Георгиевича патологическая анатомия была любимой женщиной - даже
не невестой, от которой кружится голова до тех пор, пока ее не "раскусил",
скорее здесь шла речь об общении с любимой женой, проверенной совместным
проживанием в течение долгих лет! Он не рассказывал нам о макроскопических
находках - он пел им песню!
Иногда трудно понять людей, посвятивших себя медицине. Порой сдается,
что они все - патологические типы, ибо ловят кайф от того, чтобы копаться в
дерьме. Я вспомнил одного своего товарища - врача, с головой ушедшего в
акушерство и гинекологию. Он с гордостью показывал мне мозоли на руках от
кюретки, с помощью которой гинеколог выскребает матку, производя аборт. В
течение дня он делал их такое количество, что кожа рук не выдерживала -
образовывались потертости, как у слесаря-сантехника. Но в отличие от вечно
пьяного пролетария, насаждающего себе руки шведками, мой приятель-гинеколог
совершенно трезвый с огромным упоением терзал живую ткань. Делал он это с
любовью, стремясь максимально снизить болевой эффект. А несчастных дамочек,
стонущих в гинекологическом кресле, он занимал во время экзекуции ласковыми
речами: "Потерпи, миленькая; скоро кончу, слатенькая; не напрягайся,
солнышко; вот и делу конец, сучечка моя ненаглядная! Женщины настолько им
очаровывались и проникались доверием, что во время родов, когда ребенок уже
появился на свет и приходилось обрабатывать жгучим йодом места разрывов
промежности, они, корчась от боли, просили доктора: "Миленький, подуй мне в
пизду!" Это уже был вариант какой-то особой лесбийской любви.
С Александром Георгиевичем, видимо, творилось что-то подобное: его
хлебом не корми, а дай вскрыть покойничка - выяснить, что он там внутри
прятал от посторонних глаз. Но самым большим удовольствием, как мы однажды
узнали, для него было проверить: совпадет ли тот протокол вскрытия,
написанный им заранее на случай собственной кончины, с тем, который напишут
для него в морге. Он очень сетовал, что "коновалы" и "неумехи" не сумеют
правильно разобраться в его болячках и все, как водится в России, переврут!
Он планировал специально для вскрытия, на последнем дыхании, отъехать за
границу и даже скопил для этого деньги. Опасение вызывало лишь то, что
таможня может не пропустить уникума через кордон!
Профессор "кислых щей" тем временем продолжал выворачивать наизнанку
внутренние органы несчастного Науманова:
- Макроскопически печень окажется несколько увеличенной, дрябловатой,
на разрезе пестрого вида, с наличием мелких серовато-желтого цвета очагов
поражения, иногда сливающихся. Под ее капсулой выявятся точечные
кровоизлияния. Реальна картина некротического очагового или даже диффузного
гепатита.
Математик забился в конвульсиях, в рыданиях, а брат Василий принялся
торопливо материться. От того мат лился ручейком - бодро, четко,
величественно, красиво. Известно, что, например, обезьяны в состоянии
повышенной тревоги переходят в автоматический режим реагирования - у них
тогда все блестяще получается. Эйдемиллер, Каган переживали восторг
проникновения в святую тайну - их, как профессионалов, тоже имеющих
основательные вывихи в мозгах, волновали клинические детали, обязательно
выявляемые на вскрытии. Им-то было известно, что самый точный диагноз на
секционном столе! Знахарь почмокал губами, подбирая слова поизящнее и
точнее:
- При морфологическом исследовании головного мозга на фоне
генерализованного герпеса обнаружится набухание отдельных нейронов и
глиальных клеток, в ядрах которых определятся крупные базофильные включения.
Скорее всего, будет виден и гиперхроматоз ядер с фрагментацией и краевым
расположением ядерного вещества. Будут отмечаться признаки субэпендимарного
глиоза различной степени выраженности.
Знахарь не спешил все находки выкладывать на прилавок, он, как опытный
продавец знатного универмага, тянул из покупателей жилы, завязанные на
любопытстве, на жажде приобретения самого лучшего - этим "лучшем" сейчас
была информация высшего сорта, еще не успевшая протухнуть на полках
больничных архивов. Брат Александр снова включил свой хрипловатый
громкоговоритель:
- Скорее всего, у нашего подопечного уже развился менингоэнцефалит с
распространенными очагами некроза преимущественно в субэпендимарных зонах и
в лобных долях. Вокруг будут фиксироваться явные изменения клеток,
определятся очаги глиоза, тяготеющего к области зрительных бугров. Они
окажутся диффузными или периваскулярными скоплениями малодифференцированных
глиальных клеток. Стенки мелких кровеносных сосудов в веществе мозга, скорее
всего, будут утолщены за счет пролиферации эндотелия с участками клеток,
подвергшихся гигантоклеточному превращению. Кстати, подобные изменения
сосудов будут и в других органах.
Музыка медицинской терминологии - кем-то всегда воспринимается либо,
как реквием или как замысловатая джазовая мелодия, скорее, блюзовского
сорта, - лилась и лилась, словно моча из-под больного с обширным
кровоизлиянием в головной мозг. Наша аудитория тоже не была исключением:
специалисты что-то подпевали Знахарю, не специалисты - ежились и импульсно
мочились под себя - "не отходя от кассы", то есть в кровать. Но Знахарь
разговорился от души, и его уже трудно было остановить:
- В сердечно-сосудистой системе найдется много "поломок": наверняка,
разовьется гигантоклеточный миокардит, к нему присоединится и некротический
васкулит легочной и панкреатической артерий с наличием характерных
включений. Масса тимуса уменьшится, выявится 3-5-я фаза акцидентальной
трансформации, преждевременный жировой метаморфоз или та же акцидентальная
трансформация незрелого типа. В селезенке определятся мелкие фолликулы без
светлых центров.
Знахарь перевел дыхание, собираясь крутить вторую серию. Смысл этой
части фильмы должен заключался в том, чтобы оформить, как говорят в театре,