Страница:
нашего братства. Больше всех, естественно, гоношилась и ликовала Клара. Она
последняя время так прижилась в нашей мужской ватаге, что порой
мальчишеством обгоняла нас всех - она, например, научилась писать стоя перед
унитазом, а для женщины - это очень непростое событие! Я могу себе
представить кобелька-фокстерьера, присаживающегося в раскорячку на тротуаре
для того, чтобы помочиться. Но сучку, которая задирает правую ножку на
столбик или уголок дома, я никогда не встречал. Женщины все больше мочатся
мужику в душу исподтишка, скрытно и вероломно. У нас даже появилось
опасение, что однажды ночью Клара - смеха ради или чтобы затвердиться в
мужском начале - изнасилует увеличенным от возбуждения клитором какую-нибудь
из своих соседок по палате! Я заметил, что и черные усики на верхней губе у
Клары подросли, - а это уже первейший признак смещения дифференциации пола.
Мы налили ей первой, чтобы не давать повод для подозрений в
избирательности нашего отношения к вопросам пола - пусть думает, что она
парень, коль скоро у нее родилась такая фантазия. Клара тряслась в лихорадке
ожидания мужского эффекта, сжимая стакан в руках и лязгая зубами по его
краю. Она терпела и мучалась, ожидая общей команды все время, пока мы
разливали водку. Нет слов, всем досталось лишь "по грамульке" - не более
полутора "булек" на человека. Но зато как элегантно мы выпили - стоя, изящно
запрокинув голову, как известный дирижер Гергиев после финального акта!
Взмах дирижерской палочки в нашем оркестре был поручен, конечно, Александру
Георгиевичу. Он выждал несколько, дабы охолонуть страсть, дождался, как и
великий и небритый Гергиев, замирания самого последнего звука в дрожащей от
нетерпения душе. По команде Ко-терапевта мы закончили свою экстравагантную
увертюру молниеносно! Мы, кстати, были настолько же взлохмачены, как и
многие известные люди. Но мы синтезировали образы, а потому на наших тощих
шеях были намотаны вафельные полотенца, словно изящное кашне, с таким
блеском носимое вечно мерзнущий в подвалах Эрмитажа наследником славы рода
академиков Пиотровских. Нынешний малыш-директор с раннего детства страдал
приступами "золотой лихорадки". Да иначе и не могло быть - ходить среди
богатств Эрмитажа и не сотрясаться от мысли, что все это великолепие может в
одночасье сгореть или быть планово расхищено, может только уникум, мраморная
статуя, черствый человек. Эта тенденция, нет сомнения, была передана
генетически от отца, перенесшего холода блокадного Ленинграда,
насмотревшегося на ужасы последней войны с немецко-фашистскими захватчиками.
Дрожание от холода и ответственности, как и знание нескольких европейских
языков, - это благородно, элегантно, эстетично!
Все было бы ничего, но вот, однажды, от брата Александра, я услышал
занятную версию - откровения психоаналитика. Оказываются, шарфом заматывают
шею не только для того, чтобы согреться или замаскировать хронический
фурункулез, как это делал великий артист Андрей Миронов. Ко-терапевт поведал
нам, что перенесение в раннем возрасте какой-либо инфекции, передаваемой
половым путем, может больно ранить сознание и бессознательное. Тогда человек
прочно заклинивается на "презервативе" - он становится не только
обязательным атрибутом полового акта, но и переходит на шею, как бы растущую
из той же области. Кстати или некстати, но Александр Георгиевич рассказал
нам старинный анекдот о господине небольшого роста, явившемся в аптеку. Он
пожелал купить презерватив архибольшого размера. Аптекарь откровенно
удивился масштабам запросов маленького человечка. Но тот поведал тайну:
интеллигент решил на карнавал нарядиться "Главным членом"! Психоаналитик
склонен рассматривать такое желание, как поиск выхода доселе сублимированной
сексуальной страсти, споткнувшейся когда-то на чем-то. От себя могу добавить
верные наблюдения: мужчины, долго рассматривающие себя в зеркале, при этом
напевающие и хорохорящиеся, тоже идентифицируют шею с половым членом,
застигнутым в момент стойкой эрекции. Они как бы наслаждаются своими
известными женскому миру способностями, они подбадривают, хвалят себя. Слово
"Красавчик!", неожиданно вылетающее из уст такого человека, предназначено не
своей физиономии, а только своему члену - упругому, стойкому, готовому
"работать" без устали и перерывов. Вялое изучение шеи, прилизывание блеклой
шевелюры на голове - это свидетельство разочарования в своей мужской
потенции. Такое явление часто наблюдается у алкоголиков, давно потерявших
былую прыть - они избегают зеркал, особенно большой величины.
И опять, даже после выпитой водки, в моей голове роились смелые
ассоциации из жизни людей и микробов. И тут заговорил Виктор Каган. Не было
сомнений в том, что это была исповедь грешника, решившего покаяться. Но, как
истинный поэт, Витя начал с диагностического каламбура.
Все поняли заложенные в стихе аллегории, стало очевидным и то, что
Виктора терзают угрызения совести по поводу смертоносной акции, которая, к
счастью, все же не состоялась. Остановка руки с занесенным над головой
Науманова карающим мечом состоялась только благодаря нашему оперативному
вмешательству. Профессор-психотерапевт приблизился к пониманию глубинных
истин: "Взявшие меч, мечем погибнут" (От Матфея 26: 52). Витя явно переживал
несправедливость и пагубность своего порыва: он же - врач, а не палач! "Не
будь побежден злом, но побеждай зло добром" (К Римлянам 12: 21).
Кстати "меч" - это тоже символ мужских начал, сведенных к реакции
полового члена. Когда человек слишком часто употребляет такие слова, как
"меч", "хер", "яйца" и прочее, то психоаналитик рассматривает подобное
явление, как манифестацию неких первостепенных реакций. Ко-терапевт пояснил:
для пожилого мужчины или сохранного алкоголика - это подтверждение еще
теплящихся возможностей, о которых очень хочется объявить, дабы хотя бы себя
морально поддержать! Вовсе не обязательно "жопа", "кишка", "труба" и прочее
есть свидетельство гомосексуальных вкраплений. Просто это свидетельство
тяготения к заурядной половой анатомии. Частые пикантные, насыщенные
агрессией, пассажи в адрес женской половины населения - это только
свидетельство неуемного тяготения к сексу. А вот когда слишком много
словесной патоки выливается на женские половые органы, живописуются прелести
сопутствующей анатомии, то надо искать начало импотенции. Витя хорошо
ежедневно доказывал нам справедливость таких утверждений психоаналитиков.
В Кишке поднялся жуткий писк -
разбиты крипты, бляшки - вдрызг!
Пришла в мой дом "одна беда" -
команда мышце: "открыть врата"!
Микроб растянет эпителия нить -
ничем не заесть, ничем не запить!
Плохи Науманова, однако, дела -
курва-судьба не в четверг родила!
Будет с контролем газы тушить -
поступь броженья сбавила прыть!
Витя оставался умным лекарем, и знания его забирались далеко и глубоко
в различные разделы медицины. Другое дело, что порой он был не в состоянии
быстро находить выход из дальних странствий. Профессор как бы подпадал под
влияние собственных страстных интеллектуальных увлечений. Ну, а если такое
увлечение еще и сочеталось с "водкой и молодкой", то Витя мог выключаться из
полезной деятельности очень надолго. Однако в нашем "павильоне" подобные
отступления от больничного режима были крайне редки, прежде всего, потому,
что возможный вероотступник всегда был под неусыпным контролем коллектива.
Верные товарищи никогда бы не позволили собрату по несчастью взваливать груз
переживаний на согбенные плечи одиночества. И Виктор Ермолович много
напряженно думал, отдыхая на больничной койке. Он задавал себе вопрос и тут
же сам на него отвечал: "Что есть бродильная диспепсия (dyspepsia
fermentativa)?" Она обычно обусловлена преобладанием в жратве легкоусваемых
углеводов. Они стимулируют подавление индигенной флоры и рост аэробных
условно-патогенных микроорганизмов, легко сбраживающих сахара до образования
большого количества воды и газов - водорода, метана с неприятным запахом. В
процессе подобных реакций выделяется еще и уксусная и масляная кислоты,
приводящие к снижению рН кишечника. В окружающую атмосферу добавляется
специфическая вонь. Если у человека от рождения или с возрастом проявляется
склонность к полноте, то можно смело говорить о нарушении функции
поджелудочной железы: скорее всего снижена секреция такого фермента, как
амилаза. Это явление резко подхлестывает бродильные процессы, и двуногое
существо раздувается, подобно воздушному шару. Жены порой основательно
мешают справиться с бродильной диспепсией - они по лени склоняют супруга к
неверным диетическим ограничениям. Жены-богомолки уговаривают держать пост,
лентяйки заставляют кусовничать, бутербродничать, сладкоежки склоняют к
кондитерским поделкам, шоколаду, конфетам, неуемному чаепитию или сладкому
кофе.
Макроскопическое исследование фекалиев показывает, что в кишечнике
много непереваренных крахмальных клеток в виде крупных овальных или округлых
образований. Их удается окрасить реактивом Люголя, а заодно и "подрумянить"
йодофильные бактерии - Clostridium butyricum. Спасение одно - жену взять в
ежовые рукавицы и заставить творчески подходить к диетотерапии: кормить мужа
мясными блюдами, не перегружать углеводами и жирами. Непроизвольный секс -
великолепное средство стимуляции жизненного тонуса. К сожалению, многие
женщины выбирают и останавливаются лишь на последнем пункте рекомендаций,
совершенно забывая о правильном кормлении прирученного "хищника".
Витя не только вспоминал и думал, он и озвучивал свои мысли. А мы - все
остальные эскулапы - внимательно его слушали, как бы повторяя в уме
обязательный урок. Чувствовалось, что Виктор Ермолович сильно настрадался от
вони пока отлеживался в одной палате с Наумановым, - его трясло при
воспоминании о мерзопакостной личности! В развитие своих чувств, ради
"отреагирования", Витя продолжил "мысли вслух", заострив внимание на
этиологии и патогенезе теперь уже гнилостной диспепсии (dyspepsia putrida).
Мы узнали, что эта форма расстройства функции кишечника связана с
пожиранием большого количества белка, не сбалансированного с достаточным
количеством овощей. Иначе говоря, супругу необходимо приучить к творческим
размышлениям и по поводу приготовления гарниров. Только так можно бороться с
избыточным ростом условно-патогенных анаэробов и патогенных микробов,
вызывающих гнилостные процессы. Вся эта банда кишечных дармоедов вызывает
образование токсинов (ядов) в таком количестве, что человека мучают головные
боли, недомогание, спазмы и боли в дистальных отделах кишечника. Газы из
субъекта фантанируют довольно сдержанно, однако, они страшно вонючие. Кроме
метана, в них содержится метилмеркаптан, индол, скатол, нещадно мучающие
слизистую кишечника, вызывающие учащение стула. Чувствовалось, что не только
Науманов "перешел дорогу" Виктору. Кто-то из былых дам своими бездарными
кулинарными проделками насолили Виктору выше всякой меры. А, может быть,
холостяцкий образ жизни сделал Виктора приверженцем адаптивной диетологии.
Но вот Виктору полегчало - главное вовремя выговориться! Появились
первые признаки угрызения совести. Исповедь даже у последнего садиста
открывает врата альтруизму: он предложил всей компанией навестить Науманова
Вячеслава Германовича и выразить ему свое дружеское расположение. Вообще-то
- это был явный перебор. Но Виктор в своем святом порыве был красив, как
никогда. Почти стройный мужчина, в расцвете половых сил, сейчас стоял у
койки во весь рост - примерно, метр и шестьдесят восемь сантиметров. Обут
наш монах был в толстенные шерстяные носки ручной вязки и неопределенного
цвета. Кальсоны с отвислым кульком вместо задницы ему очень шли. Они были
такие же белые, как асфальт, омытый осенним дождем, их размер определить
было невозможно. Поместить в кальсоны было можно еще одного профессора,
только лучше философа. Халат на альтруисте был грязно-синего цвета. Витя
развивался, страстно размахивал руками, раскрывая худую волосатую грудь с
типично еврейскими резко выдающимися ключицами. Чувствовалось, что
профессор, если и занимался спортом, то только в глубоком детстве, и
сводились те занятия в основном к кусанию до крови и сосанию роскошной
материнской груди!
Мы почему-то чувствовали себя молодыми, легче ветра, готовыми к
левитации - к полету не только во сне, но и наяву. Мы откликнулись на
предложение Виктора моментально. Нам, истинным альтруистам, ничего не стоило
проявить благородство. Мы поднялись легко, как Буденновские кони, сразу же
перейдя с места в карьер. С гиканьем, улюлюканьем, ржанием и свистом мы
вырвались из своей палаты на просторы больничного коридора и понеслись в
палату, где по-прежнему портил воздух, безобразничал Науманов. Мы допустили
ошибку - мы не обеспокоились о противогазах, на худой конец, о влажных
марлевых повязках на дыхательные отверстия. Свою ошибку мы почувствовали
сразу, как только решительно, без стука ворвались в "газовую камеру". Нас
шибануло так сильно, что конная атака захлебнулась. Буйные скакуны кашляли,
кривились, пытаясь остановить спазмы, дурноту и подкаты волн рекургитации.
Но мы не сблевали, хотя и быстро поняли, что наше благородство дорого нам
обойдется. Но отступать-то было нельзя, иначе - "в грязь лицом"! Вспомнилось
вовремя: "Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собой лучше
завоевателя города" (Кн. Притчей 16: 32).
Первым совладал с собой Виктор: затаив дыхание, он решительным шагом
пересек палату и распахнул настежь окно. Науманов съежился, затаился,
заподозрив недоброе. Но Виктор одарил его всепрощающей улыбкой и ласково
вымолвил приветствие:
- Ну, что, горемычный пердун, ты еще не задохнулся от собственной
вони?! - Витя внимательно, изучающим взглядом прощупал физиономию Вячеслава
Германовича и успокоил труса. - Не боись, старатель, бить не будем - хотим
поговорить по душам.
Науманов втянул голову глубже под одеяло, все же опасаясь мордобоя, и
уставился на интервентов недоверчивыми, побелевшими от страха глазами, на
лбу у него была нездоровая испарина. Говорить ему явно не хотелось, но
жалобные кишечные звуки глухо под одеялом он продолжал издавать. Мы
отпрянули и двинулись поближе к растворенному окну, нам показалось, что
проведение свело нас с неисправимым человеком. Брат Александр как-то
по-врачебному внимательно присмотрелся к страдальцу, потом подошел ближе,
взял его за запястье и стал считать пульс. Справившись с этой задачей, он
перешел к подсчету частоты дыхания, затем решительно заявил, что ему срочно
требуется стетоскоп для прослушивания легких.
Побежали к сестре, сразу почувствовав, что грядет беда! Пока искали в
ординаторской оставленный врачами стетоскоп, Александр перкутировал грудную
клетку Науманову: тот был жалобен, как обдристанный щенок, сопротивление
обследованию не оказывал, а только часто дышал, квохая и покашливая.
Наконец, притащили стетоскоп, и брат Александр принялся за тщательное
выслушивание: взгляд у эскулапа мрачнел, а пациент из последних сил выполнял
команды по форсированному дыханию. Чувствовалось, что на него наваливалась
страшная слабость, связанная с интоксикацией, свойственной объемному
поражению легких.
Все так и оказалось, как предполагал брат Александр: у Науманова была
двухстороння сливная пневмония, видимо, подобравшаяся к страдальцу уже
давно. Парень мучался, тихо угасал, не издавая воплей, призывающих к пощаде
и помощи. Такое часто бывает с психическими больными. Они, как правило, не
проявляют волю в борьбе с несчастьем, ибо у них нарушена вся система
адаптации, а значит и понижена способность к сопротивлению болезням. Они
умирают, ни кого не беспокоя и не моля о помощи. Аминазин в лошадиных дозах,
да еще принимаемый длительное время - весьма коварная штука. Так всегда
происходит с психическими больными, и это их рок - психа добивают
сопутствующие причины. Очень часто таким убийцей становятся лекарства: они
действуют за счет смещения фармакологических акцентов и искажения патогенеза
даже относительно заурядных болезней. В такой помойки уже зарыта ни одна
собака: защищена масса разнокалиберных диссертаций на лабораторных животных
и людях. Причем, психические больные - главный экспериментальный материал!
Виктор Каган тоже производил не лучшее впечатление: в его голове
агрессивность поменялась местами с жесточайшими угрызениями совести и
самобичеванием, свойственными порядочным людям, настоящим врачам. Проще
говоря, теперь агрессивность он переключил с Науманова на себя. Виктор
принялся вешать на себя всех дохлых крыс! Исповедь закончилась прозрением, а
оно в свою очередь обозначило собственный грех, ростущий прямо на глазах по
законам мятущейся совести. "Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?"
Жало же смерти - грех; а сила греха - закон" (1-е Коринфянам 15: 55-56).
Науманов, словно побитая овечка, лежал, свернувшись калачиком, пытаясь
сохранить внутреннее тепло и сконцентрировать остатки сил. Его искренне было
жалко, ибо, по нашему разумению, прогноз был неутешительным. Нина
Викторовна, может быть, и была хорошим психиатром и психотерапевтом, но
оказалась никудышным терапевтом. Она прохлопала вялотекущую пневмонию,
обрушившуюся теперь, как массивная снежная лавина, на бедную голову
Вячеслава Германовича. Непомерный гонор начмедихи - Зинаиды Семеновны
Колесовой, видимо, тоже мешал основательно контролировать лечебный процесс.
Эта паскудница в белом халате больше занималась интригами, чем продуктивной
работой. Мы пожалели, что устроили для нее радостный херово-показательный
спектакль. Скрытная душегубка, безусловно, не достойна даже таких мгновений
счастья. Самое главное, что эти две клуши - лечащий врач и его начальник - с
самого начала неправильно расценили клиническую динамику у Науманова.
Предупреждал же Андрей Юрьевич Барановский в последней своей монографии:
"бактериальная флора кишечника представляет собой один из важнейших
функциональных компонентов эндоэкологии желудочно-кишечного тракта и играет
значительную роль как в процессах пищеварения и утилизации питательных
веществ в организме, так и в очень многих регуляторных, пластических,
синтетических, защитных, компенсаторно-приспособительных, биоритмологических
функциях организма". Этот тезис, словно заповедь медика, должно написать на
стенах в ординаторских и напротив постов медицинских сестер любых отделений,
любых больниц, а тем более в сумасшедшем доме, где и весь медицинский
персонал сплошь состоит из ненормальных людей. Кто будет сомневаться в том,
что Науманов своей вонью и егозливостью давно прославился в больнице. Не
могли пронести свои носы мимо таких обонятельных "восторгов" и лечащий врач,
и заместитель главного врача по медицинской части. Так надо же наконец
научиться дифференцировать запахи: больной пневмонией пахнет не так, как
простая грязнуля с дисбактериозом. Врач, словно породистый доберман, обязан
существовать в своей профессии, все подвергая анализу. Посмотрите, как вели
себя старые врачи, когда и лабораторной диагностики не существовало.
Сахарный диабет, например, определяли по вкусу - сладкая или обычная моча у
пациента. Беспорядок в пищеварительной системе, в почках определяли только
по запаху: нюхать и изучать цвет, консистенцию говна - это было первейшим
занятием эскулапа. Да, мало ли других благородных приемов диагностики
применяли врачи древности. А нынешние "мокрощелки" только и знают, что
глазки строить, да о маленькой зарплате языки чесать. Вот и Зинаида с Ниной
попали впросак ( от слова - проссаться!) только из-за непомерного гонора.
Они ценили выше всего свое собственное благополучие и житейский комфорт,
потому по мере сил отворачивали носы от кишечного запаха, игнорировали
газовые стоны пациента. Между тем, именно это свойство вонючки должно было
насторожить клинициста: бродильный или гнилостный дисбактериоз есть
следствие иммунодефицита, открывающего ворота для развития в организме
других коварных инфекций.
Врачи молчали и лишь изредка мычали, а Науманов страдал от чистого
сердца и от больной кишки. Первым заострил внимание, как все помнили, на
вонючке Виктор Каган. Но его сходу понесло не в ту степь! Однако отставим
дела давно минувших дней. Сейчас требовательный голос подал брат Александр.
Это он дал острастку некудышным эскулапам:
- Уже второй раз мы из-под самого носа у медицинского персонала воруем
славу первооткрывателей тяжелых болезней. Мы выполняли не свою работу, но то
была святая миссия! Нас вели святые проводники: "Терпением вашим спасутся
души ваши" (От Луки 21:19).
Брат Александр почмокал губами, как бы подыскивая наиболее емкие слова.
И они, наконец, нашлись - старые, проверенные, испытанные, решительные:
- Я бы, честно говоря, - молвил почти без лишнего гнева эскулап, - этих
блядей, угробивших мученика, приказал лишить диплома и регулярной половой
жизни. Позор им и наше проклятье!
- На дыбу их, на дыбу!.. - подхватил восторг казни Виктор Каган. -
Пусть другим неповадно будет!
- Подожди, Витя, разделаться с врагами мы всегда успеем. Зима
приближается: перевалы в горах будут засыпаны снегом, и тогда уже "зеленка"
никого не спасет. Будем карать каждого вероотступника, пренебрегшего
заветами медицины. - так веско и определенно выразиться мог только Александр
Георгиевич - защитник всех сирых и обездоленных. Дай Бог ему здоровья!
Оппортунист Эйдемиллер заерзал, словно ему, как плохому танцору, вдруг
стали мешать яйца. Чувствовалось, что с Ниной Викторовной у него связан
личный интерес, возможно, еще и не оформившийся в стойкий адюльтер, но все
шло к тому решительными шагами.
Тут подал голос брат Василий:
- Этим двум сучкам я бы вкрутил фитинги за такие дела! Зинке - так
обязательно с наружной резьбой, а Нинке - с внутренней.
Вася после армии длительное время подхалтуривал слесарем-сантехником.
На работе он нахватался непонятных словечек и, когда очень переживал,
волновался, то они выскакивали из него, словно увесистые булыжники. Сейчас
он рвал и метал - метал и рвал, и так безостановочно.
Эйдемиллер от слов товарища ударился в истерику: слезами и судорогами
он пытался демонстрировать свою привязанность к Нине Викторовне, надеясь,
что мы поймем как она ему дорога. Правда, нас - остальных членов коллектива
- несколько смущало как раз то, что развитие адюльтера у этой парочки
затягивалось. Напрашивался вопрос: Кто виноват?
Нина Викторовна производила впечатление шустрой бабенки, знавшей как
"своего не упустит" и вовремя перехватить и конец, и инициативу. Значит,
симулировал временную импотенцию профессор - а это уже не по товарищески, не
коллегиально. Причем, не понятны были и мотивы уклонения от активных
действий. Даже, если ты сам не смог, то поделись горем и подругой с
товарищем. Мы на досуге добровольно решим, кому подхватить упавшую
инициативу. Вон брат Василий, например, как солдат первого года службы,
только о том и думает постоянно. Он даже на животе спать не может - ему
постоянно мешает именно то, что должно мешать во сне настоящему мужчине.
Разве Вася не откликнулся бы на призыв о помощи? Интеллект интеллектом, но
такие непростые вопросы необходимо решать коллегиально - с добротой,
предусмотрительностью, досужим вниманием и милосердием. Хотя курица - не
птица, но женщина тоже - человек!
Видимо, и Александр Георгиевич соскользнул куда-то в прошлое, но
недалекое и приятное. Взгляд его подернулся грустью и котовским восторгом.
Он еле слышно зашептал маленький экспромт, имеющий некоторую художественную
ценность и являвшийся поводом для психоанализа больной души профессора.
Сашенька Свету ужалил под хвост:
точно - неточно? - вечный вопрос!
Ира со свечкой к ногам подбежала:
вырвала Вещее, вычленив Жало, -
ревность-злодейка ей горло зажала:
долго клеймила, семь бед созывала.
Много известно подобных историй,
пусть же работает наш крематорий:
Смахнув слезу, брат Александр ударился в накачку морального допинга для
брата Эйдемиллера. По такому случаю, скорее всего, и было применен метод
эталонного стихосложения. Рифмы, вне всякого сомнения, были навеяны большим
личным опытом и долгими теоретическими изысканиями. Кто бы мог подумать, что
в описании простенькой амурной истории можно достичь такого
лирико-эпического совершенства. Я все больше и больше убеждался в том, что у
шизофрении нет альтернативы. Когда на горизонте выплывает задача чисто
творческого характера или, на худой конец, имеющая идеологический профиль,
шизофреники оказываются в авангарде! Это же доказали и Владимир
Ульянов-Ленин, и Адольф Гитлер, и Бенито Муссолини и прочие. Правда, все
они, как правило, плохо кончают: первый из названных погиб от ужасной
болезни мозга, следующий - отравился, пристрелен и сожжен, последнего
повесили за ноги вниз головой на площади при огромном стечении
последняя время так прижилась в нашей мужской ватаге, что порой
мальчишеством обгоняла нас всех - она, например, научилась писать стоя перед
унитазом, а для женщины - это очень непростое событие! Я могу себе
представить кобелька-фокстерьера, присаживающегося в раскорячку на тротуаре
для того, чтобы помочиться. Но сучку, которая задирает правую ножку на
столбик или уголок дома, я никогда не встречал. Женщины все больше мочатся
мужику в душу исподтишка, скрытно и вероломно. У нас даже появилось
опасение, что однажды ночью Клара - смеха ради или чтобы затвердиться в
мужском начале - изнасилует увеличенным от возбуждения клитором какую-нибудь
из своих соседок по палате! Я заметил, что и черные усики на верхней губе у
Клары подросли, - а это уже первейший признак смещения дифференциации пола.
Мы налили ей первой, чтобы не давать повод для подозрений в
избирательности нашего отношения к вопросам пола - пусть думает, что она
парень, коль скоро у нее родилась такая фантазия. Клара тряслась в лихорадке
ожидания мужского эффекта, сжимая стакан в руках и лязгая зубами по его
краю. Она терпела и мучалась, ожидая общей команды все время, пока мы
разливали водку. Нет слов, всем досталось лишь "по грамульке" - не более
полутора "булек" на человека. Но зато как элегантно мы выпили - стоя, изящно
запрокинув голову, как известный дирижер Гергиев после финального акта!
Взмах дирижерской палочки в нашем оркестре был поручен, конечно, Александру
Георгиевичу. Он выждал несколько, дабы охолонуть страсть, дождался, как и
великий и небритый Гергиев, замирания самого последнего звука в дрожащей от
нетерпения душе. По команде Ко-терапевта мы закончили свою экстравагантную
увертюру молниеносно! Мы, кстати, были настолько же взлохмачены, как и
многие известные люди. Но мы синтезировали образы, а потому на наших тощих
шеях были намотаны вафельные полотенца, словно изящное кашне, с таким
блеском носимое вечно мерзнущий в подвалах Эрмитажа наследником славы рода
академиков Пиотровских. Нынешний малыш-директор с раннего детства страдал
приступами "золотой лихорадки". Да иначе и не могло быть - ходить среди
богатств Эрмитажа и не сотрясаться от мысли, что все это великолепие может в
одночасье сгореть или быть планово расхищено, может только уникум, мраморная
статуя, черствый человек. Эта тенденция, нет сомнения, была передана
генетически от отца, перенесшего холода блокадного Ленинграда,
насмотревшегося на ужасы последней войны с немецко-фашистскими захватчиками.
Дрожание от холода и ответственности, как и знание нескольких европейских
языков, - это благородно, элегантно, эстетично!
Все было бы ничего, но вот, однажды, от брата Александра, я услышал
занятную версию - откровения психоаналитика. Оказываются, шарфом заматывают
шею не только для того, чтобы согреться или замаскировать хронический
фурункулез, как это делал великий артист Андрей Миронов. Ко-терапевт поведал
нам, что перенесение в раннем возрасте какой-либо инфекции, передаваемой
половым путем, может больно ранить сознание и бессознательное. Тогда человек
прочно заклинивается на "презервативе" - он становится не только
обязательным атрибутом полового акта, но и переходит на шею, как бы растущую
из той же области. Кстати или некстати, но Александр Георгиевич рассказал
нам старинный анекдот о господине небольшого роста, явившемся в аптеку. Он
пожелал купить презерватив архибольшого размера. Аптекарь откровенно
удивился масштабам запросов маленького человечка. Но тот поведал тайну:
интеллигент решил на карнавал нарядиться "Главным членом"! Психоаналитик
склонен рассматривать такое желание, как поиск выхода доселе сублимированной
сексуальной страсти, споткнувшейся когда-то на чем-то. От себя могу добавить
верные наблюдения: мужчины, долго рассматривающие себя в зеркале, при этом
напевающие и хорохорящиеся, тоже идентифицируют шею с половым членом,
застигнутым в момент стойкой эрекции. Они как бы наслаждаются своими
известными женскому миру способностями, они подбадривают, хвалят себя. Слово
"Красавчик!", неожиданно вылетающее из уст такого человека, предназначено не
своей физиономии, а только своему члену - упругому, стойкому, готовому
"работать" без устали и перерывов. Вялое изучение шеи, прилизывание блеклой
шевелюры на голове - это свидетельство разочарования в своей мужской
потенции. Такое явление часто наблюдается у алкоголиков, давно потерявших
былую прыть - они избегают зеркал, особенно большой величины.
И опять, даже после выпитой водки, в моей голове роились смелые
ассоциации из жизни людей и микробов. И тут заговорил Виктор Каган. Не было
сомнений в том, что это была исповедь грешника, решившего покаяться. Но, как
истинный поэт, Витя начал с диагностического каламбура.
Все поняли заложенные в стихе аллегории, стало очевидным и то, что
Виктора терзают угрызения совести по поводу смертоносной акции, которая, к
счастью, все же не состоялась. Остановка руки с занесенным над головой
Науманова карающим мечом состоялась только благодаря нашему оперативному
вмешательству. Профессор-психотерапевт приблизился к пониманию глубинных
истин: "Взявшие меч, мечем погибнут" (От Матфея 26: 52). Витя явно переживал
несправедливость и пагубность своего порыва: он же - врач, а не палач! "Не
будь побежден злом, но побеждай зло добром" (К Римлянам 12: 21).
Кстати "меч" - это тоже символ мужских начал, сведенных к реакции
полового члена. Когда человек слишком часто употребляет такие слова, как
"меч", "хер", "яйца" и прочее, то психоаналитик рассматривает подобное
явление, как манифестацию неких первостепенных реакций. Ко-терапевт пояснил:
для пожилого мужчины или сохранного алкоголика - это подтверждение еще
теплящихся возможностей, о которых очень хочется объявить, дабы хотя бы себя
морально поддержать! Вовсе не обязательно "жопа", "кишка", "труба" и прочее
есть свидетельство гомосексуальных вкраплений. Просто это свидетельство
тяготения к заурядной половой анатомии. Частые пикантные, насыщенные
агрессией, пассажи в адрес женской половины населения - это только
свидетельство неуемного тяготения к сексу. А вот когда слишком много
словесной патоки выливается на женские половые органы, живописуются прелести
сопутствующей анатомии, то надо искать начало импотенции. Витя хорошо
ежедневно доказывал нам справедливость таких утверждений психоаналитиков.
В Кишке поднялся жуткий писк -
разбиты крипты, бляшки - вдрызг!
Пришла в мой дом "одна беда" -
команда мышце: "открыть врата"!
Микроб растянет эпителия нить -
ничем не заесть, ничем не запить!
Плохи Науманова, однако, дела -
курва-судьба не в четверг родила!
Будет с контролем газы тушить -
поступь броженья сбавила прыть!
Витя оставался умным лекарем, и знания его забирались далеко и глубоко
в различные разделы медицины. Другое дело, что порой он был не в состоянии
быстро находить выход из дальних странствий. Профессор как бы подпадал под
влияние собственных страстных интеллектуальных увлечений. Ну, а если такое
увлечение еще и сочеталось с "водкой и молодкой", то Витя мог выключаться из
полезной деятельности очень надолго. Однако в нашем "павильоне" подобные
отступления от больничного режима были крайне редки, прежде всего, потому,
что возможный вероотступник всегда был под неусыпным контролем коллектива.
Верные товарищи никогда бы не позволили собрату по несчастью взваливать груз
переживаний на согбенные плечи одиночества. И Виктор Ермолович много
напряженно думал, отдыхая на больничной койке. Он задавал себе вопрос и тут
же сам на него отвечал: "Что есть бродильная диспепсия (dyspepsia
fermentativa)?" Она обычно обусловлена преобладанием в жратве легкоусваемых
углеводов. Они стимулируют подавление индигенной флоры и рост аэробных
условно-патогенных микроорганизмов, легко сбраживающих сахара до образования
большого количества воды и газов - водорода, метана с неприятным запахом. В
процессе подобных реакций выделяется еще и уксусная и масляная кислоты,
приводящие к снижению рН кишечника. В окружающую атмосферу добавляется
специфическая вонь. Если у человека от рождения или с возрастом проявляется
склонность к полноте, то можно смело говорить о нарушении функции
поджелудочной железы: скорее всего снижена секреция такого фермента, как
амилаза. Это явление резко подхлестывает бродильные процессы, и двуногое
существо раздувается, подобно воздушному шару. Жены порой основательно
мешают справиться с бродильной диспепсией - они по лени склоняют супруга к
неверным диетическим ограничениям. Жены-богомолки уговаривают держать пост,
лентяйки заставляют кусовничать, бутербродничать, сладкоежки склоняют к
кондитерским поделкам, шоколаду, конфетам, неуемному чаепитию или сладкому
кофе.
Макроскопическое исследование фекалиев показывает, что в кишечнике
много непереваренных крахмальных клеток в виде крупных овальных или округлых
образований. Их удается окрасить реактивом Люголя, а заодно и "подрумянить"
йодофильные бактерии - Clostridium butyricum. Спасение одно - жену взять в
ежовые рукавицы и заставить творчески подходить к диетотерапии: кормить мужа
мясными блюдами, не перегружать углеводами и жирами. Непроизвольный секс -
великолепное средство стимуляции жизненного тонуса. К сожалению, многие
женщины выбирают и останавливаются лишь на последнем пункте рекомендаций,
совершенно забывая о правильном кормлении прирученного "хищника".
Витя не только вспоминал и думал, он и озвучивал свои мысли. А мы - все
остальные эскулапы - внимательно его слушали, как бы повторяя в уме
обязательный урок. Чувствовалось, что Виктор Ермолович сильно настрадался от
вони пока отлеживался в одной палате с Наумановым, - его трясло при
воспоминании о мерзопакостной личности! В развитие своих чувств, ради
"отреагирования", Витя продолжил "мысли вслух", заострив внимание на
этиологии и патогенезе теперь уже гнилостной диспепсии (dyspepsia putrida).
Мы узнали, что эта форма расстройства функции кишечника связана с
пожиранием большого количества белка, не сбалансированного с достаточным
количеством овощей. Иначе говоря, супругу необходимо приучить к творческим
размышлениям и по поводу приготовления гарниров. Только так можно бороться с
избыточным ростом условно-патогенных анаэробов и патогенных микробов,
вызывающих гнилостные процессы. Вся эта банда кишечных дармоедов вызывает
образование токсинов (ядов) в таком количестве, что человека мучают головные
боли, недомогание, спазмы и боли в дистальных отделах кишечника. Газы из
субъекта фантанируют довольно сдержанно, однако, они страшно вонючие. Кроме
метана, в них содержится метилмеркаптан, индол, скатол, нещадно мучающие
слизистую кишечника, вызывающие учащение стула. Чувствовалось, что не только
Науманов "перешел дорогу" Виктору. Кто-то из былых дам своими бездарными
кулинарными проделками насолили Виктору выше всякой меры. А, может быть,
холостяцкий образ жизни сделал Виктора приверженцем адаптивной диетологии.
Но вот Виктору полегчало - главное вовремя выговориться! Появились
первые признаки угрызения совести. Исповедь даже у последнего садиста
открывает врата альтруизму: он предложил всей компанией навестить Науманова
Вячеслава Германовича и выразить ему свое дружеское расположение. Вообще-то
- это был явный перебор. Но Виктор в своем святом порыве был красив, как
никогда. Почти стройный мужчина, в расцвете половых сил, сейчас стоял у
койки во весь рост - примерно, метр и шестьдесят восемь сантиметров. Обут
наш монах был в толстенные шерстяные носки ручной вязки и неопределенного
цвета. Кальсоны с отвислым кульком вместо задницы ему очень шли. Они были
такие же белые, как асфальт, омытый осенним дождем, их размер определить
было невозможно. Поместить в кальсоны было можно еще одного профессора,
только лучше философа. Халат на альтруисте был грязно-синего цвета. Витя
развивался, страстно размахивал руками, раскрывая худую волосатую грудь с
типично еврейскими резко выдающимися ключицами. Чувствовалось, что
профессор, если и занимался спортом, то только в глубоком детстве, и
сводились те занятия в основном к кусанию до крови и сосанию роскошной
материнской груди!
Мы почему-то чувствовали себя молодыми, легче ветра, готовыми к
левитации - к полету не только во сне, но и наяву. Мы откликнулись на
предложение Виктора моментально. Нам, истинным альтруистам, ничего не стоило
проявить благородство. Мы поднялись легко, как Буденновские кони, сразу же
перейдя с места в карьер. С гиканьем, улюлюканьем, ржанием и свистом мы
вырвались из своей палаты на просторы больничного коридора и понеслись в
палату, где по-прежнему портил воздух, безобразничал Науманов. Мы допустили
ошибку - мы не обеспокоились о противогазах, на худой конец, о влажных
марлевых повязках на дыхательные отверстия. Свою ошибку мы почувствовали
сразу, как только решительно, без стука ворвались в "газовую камеру". Нас
шибануло так сильно, что конная атака захлебнулась. Буйные скакуны кашляли,
кривились, пытаясь остановить спазмы, дурноту и подкаты волн рекургитации.
Но мы не сблевали, хотя и быстро поняли, что наше благородство дорого нам
обойдется. Но отступать-то было нельзя, иначе - "в грязь лицом"! Вспомнилось
вовремя: "Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собой лучше
завоевателя города" (Кн. Притчей 16: 32).
Первым совладал с собой Виктор: затаив дыхание, он решительным шагом
пересек палату и распахнул настежь окно. Науманов съежился, затаился,
заподозрив недоброе. Но Виктор одарил его всепрощающей улыбкой и ласково
вымолвил приветствие:
- Ну, что, горемычный пердун, ты еще не задохнулся от собственной
вони?! - Витя внимательно, изучающим взглядом прощупал физиономию Вячеслава
Германовича и успокоил труса. - Не боись, старатель, бить не будем - хотим
поговорить по душам.
Науманов втянул голову глубже под одеяло, все же опасаясь мордобоя, и
уставился на интервентов недоверчивыми, побелевшими от страха глазами, на
лбу у него была нездоровая испарина. Говорить ему явно не хотелось, но
жалобные кишечные звуки глухо под одеялом он продолжал издавать. Мы
отпрянули и двинулись поближе к растворенному окну, нам показалось, что
проведение свело нас с неисправимым человеком. Брат Александр как-то
по-врачебному внимательно присмотрелся к страдальцу, потом подошел ближе,
взял его за запястье и стал считать пульс. Справившись с этой задачей, он
перешел к подсчету частоты дыхания, затем решительно заявил, что ему срочно
требуется стетоскоп для прослушивания легких.
Побежали к сестре, сразу почувствовав, что грядет беда! Пока искали в
ординаторской оставленный врачами стетоскоп, Александр перкутировал грудную
клетку Науманову: тот был жалобен, как обдристанный щенок, сопротивление
обследованию не оказывал, а только часто дышал, квохая и покашливая.
Наконец, притащили стетоскоп, и брат Александр принялся за тщательное
выслушивание: взгляд у эскулапа мрачнел, а пациент из последних сил выполнял
команды по форсированному дыханию. Чувствовалось, что на него наваливалась
страшная слабость, связанная с интоксикацией, свойственной объемному
поражению легких.
Все так и оказалось, как предполагал брат Александр: у Науманова была
двухстороння сливная пневмония, видимо, подобравшаяся к страдальцу уже
давно. Парень мучался, тихо угасал, не издавая воплей, призывающих к пощаде
и помощи. Такое часто бывает с психическими больными. Они, как правило, не
проявляют волю в борьбе с несчастьем, ибо у них нарушена вся система
адаптации, а значит и понижена способность к сопротивлению болезням. Они
умирают, ни кого не беспокоя и не моля о помощи. Аминазин в лошадиных дозах,
да еще принимаемый длительное время - весьма коварная штука. Так всегда
происходит с психическими больными, и это их рок - психа добивают
сопутствующие причины. Очень часто таким убийцей становятся лекарства: они
действуют за счет смещения фармакологических акцентов и искажения патогенеза
даже относительно заурядных болезней. В такой помойки уже зарыта ни одна
собака: защищена масса разнокалиберных диссертаций на лабораторных животных
и людях. Причем, психические больные - главный экспериментальный материал!
Виктор Каган тоже производил не лучшее впечатление: в его голове
агрессивность поменялась местами с жесточайшими угрызениями совести и
самобичеванием, свойственными порядочным людям, настоящим врачам. Проще
говоря, теперь агрессивность он переключил с Науманова на себя. Виктор
принялся вешать на себя всех дохлых крыс! Исповедь закончилась прозрением, а
оно в свою очередь обозначило собственный грех, ростущий прямо на глазах по
законам мятущейся совести. "Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?"
Жало же смерти - грех; а сила греха - закон" (1-е Коринфянам 15: 55-56).
Науманов, словно побитая овечка, лежал, свернувшись калачиком, пытаясь
сохранить внутреннее тепло и сконцентрировать остатки сил. Его искренне было
жалко, ибо, по нашему разумению, прогноз был неутешительным. Нина
Викторовна, может быть, и была хорошим психиатром и психотерапевтом, но
оказалась никудышным терапевтом. Она прохлопала вялотекущую пневмонию,
обрушившуюся теперь, как массивная снежная лавина, на бедную голову
Вячеслава Германовича. Непомерный гонор начмедихи - Зинаиды Семеновны
Колесовой, видимо, тоже мешал основательно контролировать лечебный процесс.
Эта паскудница в белом халате больше занималась интригами, чем продуктивной
работой. Мы пожалели, что устроили для нее радостный херово-показательный
спектакль. Скрытная душегубка, безусловно, не достойна даже таких мгновений
счастья. Самое главное, что эти две клуши - лечащий врач и его начальник - с
самого начала неправильно расценили клиническую динамику у Науманова.
Предупреждал же Андрей Юрьевич Барановский в последней своей монографии:
"бактериальная флора кишечника представляет собой один из важнейших
функциональных компонентов эндоэкологии желудочно-кишечного тракта и играет
значительную роль как в процессах пищеварения и утилизации питательных
веществ в организме, так и в очень многих регуляторных, пластических,
синтетических, защитных, компенсаторно-приспособительных, биоритмологических
функциях организма". Этот тезис, словно заповедь медика, должно написать на
стенах в ординаторских и напротив постов медицинских сестер любых отделений,
любых больниц, а тем более в сумасшедшем доме, где и весь медицинский
персонал сплошь состоит из ненормальных людей. Кто будет сомневаться в том,
что Науманов своей вонью и егозливостью давно прославился в больнице. Не
могли пронести свои носы мимо таких обонятельных "восторгов" и лечащий врач,
и заместитель главного врача по медицинской части. Так надо же наконец
научиться дифференцировать запахи: больной пневмонией пахнет не так, как
простая грязнуля с дисбактериозом. Врач, словно породистый доберман, обязан
существовать в своей профессии, все подвергая анализу. Посмотрите, как вели
себя старые врачи, когда и лабораторной диагностики не существовало.
Сахарный диабет, например, определяли по вкусу - сладкая или обычная моча у
пациента. Беспорядок в пищеварительной системе, в почках определяли только
по запаху: нюхать и изучать цвет, консистенцию говна - это было первейшим
занятием эскулапа. Да, мало ли других благородных приемов диагностики
применяли врачи древности. А нынешние "мокрощелки" только и знают, что
глазки строить, да о маленькой зарплате языки чесать. Вот и Зинаида с Ниной
попали впросак ( от слова - проссаться!) только из-за непомерного гонора.
Они ценили выше всего свое собственное благополучие и житейский комфорт,
потому по мере сил отворачивали носы от кишечного запаха, игнорировали
газовые стоны пациента. Между тем, именно это свойство вонючки должно было
насторожить клинициста: бродильный или гнилостный дисбактериоз есть
следствие иммунодефицита, открывающего ворота для развития в организме
других коварных инфекций.
Врачи молчали и лишь изредка мычали, а Науманов страдал от чистого
сердца и от больной кишки. Первым заострил внимание, как все помнили, на
вонючке Виктор Каган. Но его сходу понесло не в ту степь! Однако отставим
дела давно минувших дней. Сейчас требовательный голос подал брат Александр.
Это он дал острастку некудышным эскулапам:
- Уже второй раз мы из-под самого носа у медицинского персонала воруем
славу первооткрывателей тяжелых болезней. Мы выполняли не свою работу, но то
была святая миссия! Нас вели святые проводники: "Терпением вашим спасутся
души ваши" (От Луки 21:19).
Брат Александр почмокал губами, как бы подыскивая наиболее емкие слова.
И они, наконец, нашлись - старые, проверенные, испытанные, решительные:
- Я бы, честно говоря, - молвил почти без лишнего гнева эскулап, - этих
блядей, угробивших мученика, приказал лишить диплома и регулярной половой
жизни. Позор им и наше проклятье!
- На дыбу их, на дыбу!.. - подхватил восторг казни Виктор Каган. -
Пусть другим неповадно будет!
- Подожди, Витя, разделаться с врагами мы всегда успеем. Зима
приближается: перевалы в горах будут засыпаны снегом, и тогда уже "зеленка"
никого не спасет. Будем карать каждого вероотступника, пренебрегшего
заветами медицины. - так веско и определенно выразиться мог только Александр
Георгиевич - защитник всех сирых и обездоленных. Дай Бог ему здоровья!
Оппортунист Эйдемиллер заерзал, словно ему, как плохому танцору, вдруг
стали мешать яйца. Чувствовалось, что с Ниной Викторовной у него связан
личный интерес, возможно, еще и не оформившийся в стойкий адюльтер, но все
шло к тому решительными шагами.
Тут подал голос брат Василий:
- Этим двум сучкам я бы вкрутил фитинги за такие дела! Зинке - так
обязательно с наружной резьбой, а Нинке - с внутренней.
Вася после армии длительное время подхалтуривал слесарем-сантехником.
На работе он нахватался непонятных словечек и, когда очень переживал,
волновался, то они выскакивали из него, словно увесистые булыжники. Сейчас
он рвал и метал - метал и рвал, и так безостановочно.
Эйдемиллер от слов товарища ударился в истерику: слезами и судорогами
он пытался демонстрировать свою привязанность к Нине Викторовне, надеясь,
что мы поймем как она ему дорога. Правда, нас - остальных членов коллектива
- несколько смущало как раз то, что развитие адюльтера у этой парочки
затягивалось. Напрашивался вопрос: Кто виноват?
Нина Викторовна производила впечатление шустрой бабенки, знавшей как
"своего не упустит" и вовремя перехватить и конец, и инициативу. Значит,
симулировал временную импотенцию профессор - а это уже не по товарищески, не
коллегиально. Причем, не понятны были и мотивы уклонения от активных
действий. Даже, если ты сам не смог, то поделись горем и подругой с
товарищем. Мы на досуге добровольно решим, кому подхватить упавшую
инициативу. Вон брат Василий, например, как солдат первого года службы,
только о том и думает постоянно. Он даже на животе спать не может - ему
постоянно мешает именно то, что должно мешать во сне настоящему мужчине.
Разве Вася не откликнулся бы на призыв о помощи? Интеллект интеллектом, но
такие непростые вопросы необходимо решать коллегиально - с добротой,
предусмотрительностью, досужим вниманием и милосердием. Хотя курица - не
птица, но женщина тоже - человек!
Видимо, и Александр Георгиевич соскользнул куда-то в прошлое, но
недалекое и приятное. Взгляд его подернулся грустью и котовским восторгом.
Он еле слышно зашептал маленький экспромт, имеющий некоторую художественную
ценность и являвшийся поводом для психоанализа больной души профессора.
Сашенька Свету ужалил под хвост:
точно - неточно? - вечный вопрос!
Ира со свечкой к ногам подбежала:
вырвала Вещее, вычленив Жало, -
ревность-злодейка ей горло зажала:
долго клеймила, семь бед созывала.
Много известно подобных историй,
пусть же работает наш крематорий:
Смахнув слезу, брат Александр ударился в накачку морального допинга для
брата Эйдемиллера. По такому случаю, скорее всего, и было применен метод
эталонного стихосложения. Рифмы, вне всякого сомнения, были навеяны большим
личным опытом и долгими теоретическими изысканиями. Кто бы мог подумать, что
в описании простенькой амурной истории можно достичь такого
лирико-эпического совершенства. Я все больше и больше убеждался в том, что у
шизофрении нет альтернативы. Когда на горизонте выплывает задача чисто
творческого характера или, на худой конец, имеющая идеологический профиль,
шизофреники оказываются в авангарде! Это же доказали и Владимир
Ульянов-Ленин, и Адольф Гитлер, и Бенито Муссолини и прочие. Правда, все
они, как правило, плохо кончают: первый из названных погиб от ужасной
болезни мозга, следующий - отравился, пристрелен и сожжен, последнего
повесили за ноги вниз головой на площади при огромном стечении