Страница:
В мир реальностей из воспоминаний меня вытащил Олег: он предложил
выпить за благополучное подключение к больничной компьютерной сети и
возможность теперь на халяву общаться с Интернет, перенося все расходы на
плечи администрации Дома скорби. Кивком головы присутствующий здесь Леонид
Григорьевич подтвердил утверждение вердикта. По этому поводу мы все - жильцы
палаты - обнялись с ним и троекратно облобызались. Я заметил хитрый, почти
ленинский, прищур глаз Леонида. Постепенно стала выявляться у нового
главного врача одна многообещающая особенность: он не спорил с больными и на
все их просьбы откликался положительными решениями, а потом как бы нехотя,
случайно, постепенно возвращал на место статус-кво! О, это была дипломатия
высокого Византийского ранга, и я мысленно Леониду аплодировал. Но в данном
случае речь шла о компьютере, которому цены не было. Это же был подарок мне,
а не кладовым Психиатрической больницы. Я потребовал более веских заверений
- требовался нотариус, договор, печати, свидетели! "Нотариус" проживал в
палате No 4, и мы тут же его вызвали к себе, двух свидетелей прихватили по
ходу - сняли с горшков замешкавшихся эпилептиков. Они даже не успели хорошо
подтереться и потому притащили за собой в нашу палату специфически нежный
аромат. Но время не ждало! И все смирились с новизной ощущений.
"Нотариус" никогда с печатями не расставался - были они, видимо,
поддельные, а потому он лепил их с большим удовольствием и на чем угодно.
Особый восторг вызывала у него ситуация, когда ему удавалось, залетев
молнией в общий женский туалет на нижнем этаже, раздарить отпечатки своих
штампов тем, кто там со спущенными трусами и задранными юбками восседал
воронами на унитазах. Он шлепал на голые ягодицы по одной - двум печатям,
оживляя при этом чернила собственным дыханием. Порой он путался и тогда,
низко нагнувшись к ягодицам, дышал на женские округлости, плотоядно
похрюкивая. Больным женщинам очень нравились знаки неподдельного внимания
государственного служащего - опытного профессионала, загадочного, резвого
Нотариуса. Сам же Нотариус просто визжал от восторга и строил своим клиентам
"козу", конструируя ее не из трех пальцев, а с помощью увесистого
биологического "теодолита". Он сам придумал этот шифр, предполагая, что
известный перевод с греческого (theaomai - рассматриваю, dolichos - длинный)
есть наилучшая характеристика его пениса. Особо гордился он своей "алидадой"
и "лимбом" - главными измерительными частями того инструмента. По агентурным
данным, в юности "Нотариус" работал геодезистом на строительстве дорог в
тайге: там он был сильно напуган медведицей, которую вначале почему-то
принял за спящую Венеру. После испуга ему и пришлось переквалифицироваться в
нотариуса, но то были дела, как говорится, "давно минувших дней". Теперь же
шли иные забавы и развлечения. Эксбиционизм - стал его основной, подпольной
профессией. Как правило, он демонстрировал "свою гордыню" в вагонах
электричек: там настигал он одиноких пассажирок, подсаживался поближе и
обнажал орган. Иногда по этому органу со всего размаха лупили ногой, обутой
в зимнюю обувь, иногда выражали крайнее удивление громкими вскриками, чаще
быстро убегали. Но любые реакции нравились "Нотариусу", его угнетало лишь
отсутствие реакции, тогда он приходил в ярость и, презрительно фыркнув,
уходил!
В нашей больнице для него находилась самая отзывчивая публика.
Застигнутые в туалете женщины делали вид, что пришли в ужас от размеров
органа, но были бы не прочь измерить его своим внутренним теодолитом. Однако
половая жизнь в психиатрических больницах - тем более, вблизи унитазов -
запрещалась из-за опасения инфицированной беременности и продления, таким
образом, рода особо изощренных шизофреников. Возможен был только "безопасный
секс", да и то, как правило, после выписки. Наши же "игрища" были особыми
случаями, исключениями из общего правила. Их не стоит переносить на всю
больничную систему! Однако, какое это имеет значение для интеллигентных и
законопослушных людей. Но вернемся к "нашим баранам"! Нотариус был вызван к
нам в палату и действовал сейчас, как говорится, по официальной
специальности. Качество печатей тут не причем, к тому же Леонид Григорьевич
обязался заверить документ в канцелярии больницы. Но коллектив, разогретый
отличной водкой, обнаглел и потребовал от главного врача, чтобы
канцеляристка с печатью была вызвана по телефону прямо сейчас к нам в
палату. Витя Каган дополнил:
- Пусть эта сучка прихватит с собой парочку подружек для развода, для
племени! Гулять, так гулять на всю катушку!..
Ему напомнили:
- Витя, кобель ты неугомонный, учти, что здесь больница, а не бардель!
Мы все косили на главного врача, ожидая от него ответной благодарной
реакции за наш строгий нрав. Но, как ни странно, Леня, даже глазом не
моргнув, заметил:
- А почему бы и нет? "Нам мамы всякие нужны!" - вспомнил он вещие слова
из старинного анекдота про школьника Вовку, который написал в своем кратком
сочинении: "Моя мама - проститутка". Училка отослала его к директору школы,
а тот быстро записал телефончик мамы, а на прощание, пожав Вовке руку,
успокоив его именно той сакраментальной фразой.
Восторг заиграл уже и в глазах почему-то быстро захмелевшего
"Нотариуса", а два свидетеля от воодушевления было принялись ходить по
большому, да еще по второму разу, прямо здесь - в углу нашей палаты. Надо
сказать, что эти два чудака тоже имели исключительную биографию: они
получили прозвище "Наутилус -1 и 2". Напомню, что в переводе с греческого
"nautilus" означает "кораблик". В биологическом плане они представляют собой
головоногих молюсков с раковиной диаметром не более 15-23 сантиметров. Они
являются единственными современными представителями подкласса
четырехжаберных. Как ни странно, эти два типа, при столь мерзопакостных
биологических аналогиях, мнили себя существом иного ранга - они зациклились
на произведениях великого писателя-фантаста Жюль Верна. Санитары мучились с
ними каждую ночь: не успеешь оглянуться, как "Наутилусы" уже набирают воду в
ванны, чтобы совершить погружение на дно Индийского или Тихого океана.
Каждый из них считал себя подводной лодкой - "Наутилус". Мы решительно
вышибли "чужаков" из палаты наружу, крикнув вдогонку, чтобы шли набирать
воду в ванны. Наша компания помогла им открыть краны фантазии, дело
оставалось за их собственным выбором. Они имели возможность либо отправиться
спать и в сладком забытьи общаться с капитаном Немо, либо попытаться
повторить плановый эксперимент с погружением на дно ванны, либо раз и
навсегда покончить с идеей-фикс, но тогда бы их выписали на волю.
- На всех все равно водки не хватит! "Наутилусы" пусть пьют "океанскую"
воду! - категорично заявил брат Василий, и все дружно подхватили его верное
замечание, злорадно потирая руки.
Скоро появилась и канцеляристка с "печатями" и две ее "подружки", но в
руках у них были ни цветы, ни новейшие контрацептивы, а шприцы, заполненные
успокоительным. Коварный все же человек новый главный врач: каким-то тайным
кодом он вел разговор по телефону - мы же слушали внимательно, но не
заметили подвоха. А он, ехидна, видимо, и дозу назвал и количество шприцов.
Вот тебе постановка разведки - лучше, чем у израильтян! А Соколов-то
истинным русаком прикидывался! Вот дела, куда не кинь взгляд - везде у них
свои люди расставлены! Самое смешное, что впопыхах или намеренно, - кто его
разберет теперь! - дозу вкатили внутрижопно и Олежеку. Странно, но он даже
не сопротивлялся. Может быть, добрые, нежные женские руки как обычно его
погубили - растлили, смягчили, привычно скрутили. Но, скорее всего, он
элементарно ошибся в мотивах. Он не так понял момент, когда эти красавицы
стали расстегивать ширинку его брюк, - мужчины, как ни странно, до слез
сентиментальны и доверчивы, как только дело доходит "до батальных сцен" у
постели, - на этом его и "купили"! Это только на первый взгляд мужики
кажутся грозными, но в теплых руках быстро превращаются в мягкий пластилин.
Короче, проснулись мы поздно - только глубоким вечером следующих суток:
Олежек спал рядом со мной "валетом". Только "валет", видимо и спас его, а
потом и мою невинность! Голову не ломило, но и память была словно
прополощена: ни черта никто из нас не помнил. Однако в палате было
абсолютная чистота. Стояли цветы в вазе, а по какому случаю - никто не знал.
Компьютер, естественно, отсутствовал, но и этого никто тогда не понял.
Только потом, много позже, при выписке его вернули мне, и память встала на
место, оживив события недалекого прошлого. Поэта Витю, по всей вероятности,
успокоительное вогнало в глубокий сон, но не изменило направление тех снов:
виртуально он, скорее всего, ориентировался на общение с тремя особами
женского пола - с канцеляристкой и ее двумя подружками. В реальности это
обозначилось огромным количеством спермы, собравшейся в виде серых плевков
на полу рядом с постелью, кое-что было и на стене. Витя проснулся много
позже, чем все остальные, но вскочил мгновенно, и сам же поскользнулся на
"субстанции любви"., Его подгоняли все еще не растаявшие иллюзии, а потому
он стал приставать к нам с вопросами:
- Суки пушистые, (это была его любимая присказка) - взвился Витя в
каламбуре, - куда девок спрятали?
Мы, как могли, успокоили жуира, стараясь переключить его неостывший
темперамент на чистку зубов и на остальной утренний туалет. Как-то тихо, сам
собой, Витя успокоился и просветлел. Видимо, Витю мучили запоздалые
угрызения совести, и потому совершенно неожиданно мы от него услышали слова
из сотого Псалма:
- "Сердце развращенное будет удалено от меня; злого я не буду знать". -
он, осилив эту фразу, развел руками, как бы приглашая нас взглянуть на все
то безобразие, которое он натворил за истекшие сутки.
Слов нет, работа головой и руками, видимо, была предпринята энергичная,
но только человечеству она не принесла ни малейшей пользы - продолжение рода
человеческого не зачалось, не была передана эстафетная палочка от
предыдущего поколения к последующему. Витя вполне натурально кручинился,
нисколечко нас не мистифицируя:
- "Да будут постыжены и жестоко поражены все враги мои; да возвратятся
и постыдятся мгновенно". - хлестанул он словами шестого Псалма свою совесть
и совесть тех вертихвосток, которые так неожиданно, в самый ответственный
момент его покинули.
Отдохнувшая во время продолжительного сна память профессора, видимо,
собиралась выдавать серьезные сентенции и будоражить наше сознание тоже.
Надо было прекращать это волеизлияние, и брат Василий решительно поправил
Виктора:
- Кончай, пиздоболт, ты несчастный, терзать нам душу! Не видишь, люди
еще не отошли ото сна! Если уж по большому счету говорить, то надо бы
вспомнить другое, хотя бы из Евангелия от Иоанна: "Как вы можете веровать,
когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от единого Бога, не
ищите?"
Олег наблюдал нашу диковинную перекличку и никак не мог взять в толк:
кто здесь собрался - квалифицированные богословы или расстриги по кафедре
"Атеизма", из прошлых бездарных времен, когда вековую мудрость пытались
подменить идеологической блевотиной, заряженной мыслями, рождаемыми
узколобыми вождями, психопатическими натурами? Он-то прошел весь цикл штудии
с помощью марксистско-ленинской философии и научного атеизма при получении
высшего образования и защите кандидатской диссертации еще в советское время.
Олег понимал, что если так все непросто с Марсом - искусственный это или
естественный спутник, была ли жизнь на нем или нет? - то все непросто и с
мнениями различных людей. Так стоит ли вообще заниматься доктринерством в
любой области человеческих отношений - как в малом, так и в большом. Ему
стало окончательно ясно, что в этой палате собрались близкие по духу люди,
рядом сними - почти вплотную - стоит главный врач больницы, другие
представители медицинского и прочего персонала. Нельзя потому делить людей
на сумасшедших или нормальных, правых или виноватых, хороших или плохих.
Разумнее, как подсказывает история, предоставить всем представителям
народонаселения широкие возможности для поиска себе подобных. Дать им время
и условия для того, чтобы распределиться по симпатиям. Тогда и наступит
счастливая жизнь! Олежек - обвел присутствующих добрым, лучистым взглядом и
заплакал.
- Ребята, давайте жить дружно! - молвил он, досыта нахлебавшись
слезами.
И мы все моментально поняли, что вот он - наш человек! Вспомнились,
почему-то?, слова из песни: "Я бы с нею побежал за поворот!" Мы ее хором и
подхватили, энергично пропели, совершенно не придерживаясь мелодии. Нам было
сейчас не до музыкальных фокусов: кто как слышал, так и пел. Получилось
весьма необычно: соседние палаты от восторга заполнились тишиной и
вниманием. Потом все отделение сорвалось в бурные овации!
Но речь не о наших вокальных успехах. Мы разом поняли, что Верещагин
никуда теперь от нас не денется, он прикипел к нам душой и мыслью. Законы
формирования "коллективного разума", "национальной идеи" таковы, что все
знания и представления обобщаются. Я, например, заметил, что и Чертежник, и
Микробник, и Математик, и прочие давно принялись думать и говорить одними
словами. Вот, если бы, не дай Бог, они уселись за написание воспоминаний о
нашем житье-бытье, то я уверен, что никто не отличил бы главы, написанные
разными авторами. У них даже слог был бы одинаковым - как яйца у
"однояйцовых близнецов"!
Мы вежливыми криками подозвали дежурную медицинскую сестру и попросили
организовать "еще одну кроватку" в нашей палате. Олежек пока еще не был в
курсе наших далекоидущих теорий о роли бактерий в жизни человека, в том
числе, о передаче мыслей с их помощью. Но мы-то знали, что он обязательно с
восторгом включится в радостный процесс проникновения в глубины
неизведанного, в тайны науки, находящиеся пока еще за семью печатями. Мы
предполагали осуществить научный прорыв на стыке нескольких направлений.
Среди нас - так было угодно Богу - оказался математик, художник,
врач-инфекционист, врач-психиатр и врач-психотерапевт, плохонький, но все же
литератор. Олег был кандидатом физико-математических наук, и мы мечтали
попользоваться его знаниями! На нашем потолке-матрикуле отсветились вещие
слова: "Он сказал им: вы от низших, Я от высших; вы от мира сего, Я не от
сего мира" (От Иоанна 8: 23).
Я наблюдал за развитие событий с большим удовольствием. Вскоре нас
навестила красавица Инна Станиславовна, и я мог наблюдать, как заиграла
синим пламенем, словно спиртовка у школьника-алхимика, знающего толк в
денатурате, душа Олежека. Слов нет, главная медицинская сестра больницы была
отменная, сильно влекущая женщина, но на то и соблазны, чтобы учиться с ними
бороться. Ясно: Олег еще был новичок в православной религии. В силу того,
что он долгие годы занимался восточными единоборствами, совесть его скорее
была подвинута к буддизму, либо зороастризму! Слов нет, его мировоззрение
оставалось сильно подпорчено всякой чушью из области философских обоснований
восточных боевых искусств. Он еще не понял глубину и ценность отечественного
Православия, а потому был безоружен перед простыми бытовыми соблазнами - как
хорошо, что для него установили собственную кровать, и ему не придется
делить ложе с кем-нибудь из нас. В этом Шаолиньском монастыре, по отдельным
отзывам, исстари среди монахов-бойцов творились всякие безобразия!
Инна Станиславовна по-прежнему была любезна со всеми, но мне она
уделила несколько больше внимания, чем всем остальным. Олежек от горя и
ревности - ох, уж это мне себялюбие и непростительная переоценка рыцарских
достоинств - снова зашелся в легком стоне. Вернее, он как нежный, коварством
раненный в "продолговатый мозг" зверь, поскуливал, кусая когтистую лапу, ибо
ни до чего иного не мог дотянуться. Инна Станиславовна окончательно
сообразила, в чем тут дело, и пожурила Олежека весьма примерно:
- Больной, - веско заметила чуткая женщина, - у нас на отделении не
принято новичкам вот так куражиться - скулить, лапу сосать, ни с того, ни с
сего! Здесь даже приблудные коты скромно лижут яйца и не скулят! Сегодня,
между прочим, не день выдачи зарплаты, и клянчить на "табачок" у порядочных,
себя блюдущих, женщин нечего. Потом, зрелый мужчина должен обладать волей и
разумом, чтобы определить ситуацию верно - давно же все разобрались по
парам, и лезть вне очереди к даме, скорее всего, неприлично!
Надо помнить, что у Инны Станиславовны был изумительной - "серебряной"
- чистоты голос, а музыкальный слух высочайшей пробы. Она и внешне чем-то
походила на великую певицу Галину Вишневскую. В ранней молодости она
закончила два курса Ленинградской консерватории по классу вокала. Именно в
то время ее сбил с пути праведного Леня Соколов - неотразимый в своем
темно-синем, двубортном костюме, элегантный, словно офицер британского
военно-морского флота. Она пропела под его аккомпанемент свою арию с большим
эффектом. Может быть, даже с большим, чем самые заслуженные артистки
Большого Театра, не говоря уже о Санкт-Петербургском Мариинском театре оперы
и балета. Все наши мужики слушали ее контральто, балдея и тихо спуская под
одеялом, словно завзятые меломаны. О, это были для многих сладкие минуты,
туго заполненные сексуальным восторгом и неописуемой негой!
Кстати сказать, я был солидарен с Инной Станиславовной полностью:
присутствовала такая пошлая привычка у Олежека. Вдруг он, как с цепи
сорвется, и начинает ходить петухом, хлопать крыльями, выдавая громкие звуки
в виде самых низкопробных окопных анекдотов, которые могут нравиться только
гулящим девкам. Тогда его невозможно остановить даже самыми прозрачными
намеками, ибо ему казалось, что он СУ-56 БИС, выходящий на верный "боевой
курс". Он, очертя голову, забыв о мужской солидарности, пытался "переклеить"
достойную дамочку у своего чуть зазевавшегося на вираже товарища. Это же
моветон (mauvais - по-французски), идущий скорее от неуверенности в
собственных силах, да еще от врожденной нескромности, свойственной
пропившимся аристократам. А, может быть, та дама для кого-то стоила дороже
жизни, а ты пошлым взглядом прохаживаешься по ее телесным линиям,
обшариваешь интимные места, позволяешь себе далекоидущие мысли-проекции, не
имея к тому никаких оснований!
Ну, вот, к примеру, все остальные мужчины нашей компании вели себя
подобающе: их ритмично покачивающиеся головы свидетельствовали о том, что и
россияне знакомы с методикой медитации. Нет в ней никакого особого секрета,
якобы доподлинно известного только индийским йогам. Не надо песен!
Православные тоже подкованы на сей счет. Им знакомы все варианты
рукотворного мастерства. Просто на нашем материке иные традиции, но они
вовсе не хуже индийских правил.
"Мальчики" работали сосредоточенно, и скрип пружинных матрасов
больничных коек был как бы музыкальным сопровождением процесса, если хотите,
гимном труду и одновременно профилактикой пагубного застоя в жизненно важном
органе. Ритм трудового порыва через стены передался и в остальные палаты:
мужская половина отделения живо откликнулась на сейсмологические сигналы,
подаваемые из нашей палаты. Женщины же несколько тормозились, но скоро,
слегка прогрев инструменты, влились в общую гармонию. Мне эти явления
отдаленно напоминали казарму или тюремные палаты, переполненные по воле
судьбоносных решений большой массой людей, категорически оторванных от дома,
от своих любимых.
Олежек, после слов Инны Станиславовны, тут же прекратил свои неуместные
терзания и зырканье огненным взглядом в нашу сторону. И я понял, что Олежек
все еще не расправился с плохим актерством, притаившимся в нем еще с
детства, юности. Оно вытеснило истинную страсть. Сейчас ему следовало
перейти к методичным занятиям под одеялом - таким же упорным, как и
восхождение на Эверест. Не стоит приписывать себя к клану сексуальных
атлетов, неотразимых персонажей, наконец, избранных аристократов! Все мы
единый коллектив, а значит, - одним миром мазаны! Я заметил, что лицо
Верещагина в одночасье как-то по-особому осунулось и постарело, словно он в
одиночку взвалил на себя муки целого поколения. Олежек тащил на плечах не
крест на Голгофу, а волок по жизненному бездорожью осколки безответной
мужской любви, скопившиеся в течение трехвековой истории больничных и
пенитенциарных учреждений нашего славного города. Они порядком уже насытили
атмосферу, болотистую почву и воды могучей реки Невы, настойчиво катящей
свои свинцовые волны из необъятного Ладожского озера в мелководную Маркизову
лужу. Оракул Санкт-Петербурга не защищал его сейчас, а, наоборот, раздражал
и выжимал плоть, как выжимает обеими мускулистыми руками, сплошь
пронизанными варикозными венами, основательно пропитанную сточной водой
половую тряпку уборщица вокзальных туалетов. Половую, половую... -
практически, только половую!.. В умах отечественных стоиков родились
безобидные стихи, быстро, словно по цепочке, передавшиеся и всем участникам
неординарных событий:
Очки, одышка, просьбы к Богу -
коварства смерти дивиденды.
Невроз, колит - багаж в дорогу,
прошедшей жизни компоненты.
Их стоит тихо принимать.
Их невозможно избежать.
Еще один занятный маргинал
скопытился - спешит к ответу.
Анатом ловко труп освежевал.
Душа - летит навстречу Свету.
Ее маршрут - не изменить.
Ее маневр - не повторить!
- муку греха и тлен отведи -
- знаю тебя с Первого дня -
- пройдись по жизни моей -
Инна Станиславовна, дав полнейший отлуп Олежеку и доставив всем
остальным тихие, ни к чему не обязывающие радости, спокойно приземлилась
шикарной попкой на мою кровать. Ни у кого не оставалось сомнений, что на
моем матрасе она чувствовала себя как дома. Слегка, как бы моделируя
возможные события, гордая женщина покачалась вместе с моим телом на
пружиннах. Я поцеловал ее руку, а она ободряюще и многообещающе трепала меня
по давно небритой щеке. Бог свидетель, для меня расставание было тяжелым,
горе, пронзившее израненное сердце, соответствовало тяжести моего основного
заболевания. Оставшись один, я все же справился с переживаниями и задал себе
обидный вопрос: "А как же ты, Александр, берешься осуждать Олежека за
пустяковую нескромность, так легко вписывающуюся в обширное мужское сердце,
когда сам тоже пытаешься увести из-под носа своего друга - Леонида Соколова
- "фронтовую подругу"? Или тебе можно кощунствовать, а другим нельзя?"
"Вопрос, конечно, интересный"! Скорее всего, я не смог бы ответить
высокому суду чести аргументировано. Но словно досужая "соломинка",
спасительная теория Микробника моментально всплыла в памяти. Мои строгие
мысли теперь легко перекочевали из прокурорского ряда к сердобольным
адвокатам. Все приобрело стройность и поощряющую логичность: у меня с Инной
Станиславовной и Леонидом Григорьевичем была почти единая внутренняя
микробная флора, так легко нас наводящая на однотипные мысли и желания. В
том сомнения нет!.. Это был как раз тот счастливый случай, когда одной и той
же женщине Бог вменяет в обязанности любить сразу двух мужчин! Таких
примеров из художественной литературы я могу натаскать массу, а про
Священное Писание и говорить нечего. Такому решению свыше ни одна свободная
женщина не может сопротивляться! Ну, а интеллигентные мужчины всегда
способны договориться: не повторять же ошибки Александра Пушкина вновь и
вновь! Дуэли с высокой моралью несовместимы, как несовместимы отрицательные
значения реакции Вассермана с развернутым сифилисом!
От себя - от маленького Александра, от никчемной звездочки в
безразмерной Галактике, называемой Кишкой, - сам собой перекинулся мостик к
великим историческим примерам. Александр Македонский и Александр I почему-то
с раннего детства будили мое любопытство. Их примечательные жизни требовали
современного осмысления. И я впал в двигательный ступор, всю силу ума
сконцентрировав на диалектике и исторической феноменологие!
В истории Мира все настолько переплетено и увязано, что вычленить
множественные причинно-следственные связи практически невозможно. Они так же
скрыты от науки или любительского наблюдение, как и взаимоотношения
бесчисленной массы микробных тел. Мы не знаем в кого и когда Бог переселяет
избранные души. Но то, что душа не погибает, а живет вечно, - неоспоримый
факт. Сомневаться в том может только весьма ограниченная личность - близкая
к носителям идеологической примитивности (скажем, большевистской).
И пусть нашим избранником на пути таких подтверждений будет Александр
Великий (Македонский). К сожалению, общение с рассказами о нем порой весьма
затруднено. Известно, что на рубеже 329-327 лет до новой эры была уничтожена
древняя письменность Средней Азии. А представители народов тех государств
были иными даже внешне, чем сейчас. Раскосые глаза у таджиков, узбеков,
киргизов и других современных азиатов, - это подарок татаро-монгольского
нашествия. Тогда ассимиляция велась варварскими методами: убивали всех
выпить за благополучное подключение к больничной компьютерной сети и
возможность теперь на халяву общаться с Интернет, перенося все расходы на
плечи администрации Дома скорби. Кивком головы присутствующий здесь Леонид
Григорьевич подтвердил утверждение вердикта. По этому поводу мы все - жильцы
палаты - обнялись с ним и троекратно облобызались. Я заметил хитрый, почти
ленинский, прищур глаз Леонида. Постепенно стала выявляться у нового
главного врача одна многообещающая особенность: он не спорил с больными и на
все их просьбы откликался положительными решениями, а потом как бы нехотя,
случайно, постепенно возвращал на место статус-кво! О, это была дипломатия
высокого Византийского ранга, и я мысленно Леониду аплодировал. Но в данном
случае речь шла о компьютере, которому цены не было. Это же был подарок мне,
а не кладовым Психиатрической больницы. Я потребовал более веских заверений
- требовался нотариус, договор, печати, свидетели! "Нотариус" проживал в
палате No 4, и мы тут же его вызвали к себе, двух свидетелей прихватили по
ходу - сняли с горшков замешкавшихся эпилептиков. Они даже не успели хорошо
подтереться и потому притащили за собой в нашу палату специфически нежный
аромат. Но время не ждало! И все смирились с новизной ощущений.
"Нотариус" никогда с печатями не расставался - были они, видимо,
поддельные, а потому он лепил их с большим удовольствием и на чем угодно.
Особый восторг вызывала у него ситуация, когда ему удавалось, залетев
молнией в общий женский туалет на нижнем этаже, раздарить отпечатки своих
штампов тем, кто там со спущенными трусами и задранными юбками восседал
воронами на унитазах. Он шлепал на голые ягодицы по одной - двум печатям,
оживляя при этом чернила собственным дыханием. Порой он путался и тогда,
низко нагнувшись к ягодицам, дышал на женские округлости, плотоядно
похрюкивая. Больным женщинам очень нравились знаки неподдельного внимания
государственного служащего - опытного профессионала, загадочного, резвого
Нотариуса. Сам же Нотариус просто визжал от восторга и строил своим клиентам
"козу", конструируя ее не из трех пальцев, а с помощью увесистого
биологического "теодолита". Он сам придумал этот шифр, предполагая, что
известный перевод с греческого (theaomai - рассматриваю, dolichos - длинный)
есть наилучшая характеристика его пениса. Особо гордился он своей "алидадой"
и "лимбом" - главными измерительными частями того инструмента. По агентурным
данным, в юности "Нотариус" работал геодезистом на строительстве дорог в
тайге: там он был сильно напуган медведицей, которую вначале почему-то
принял за спящую Венеру. После испуга ему и пришлось переквалифицироваться в
нотариуса, но то были дела, как говорится, "давно минувших дней". Теперь же
шли иные забавы и развлечения. Эксбиционизм - стал его основной, подпольной
профессией. Как правило, он демонстрировал "свою гордыню" в вагонах
электричек: там настигал он одиноких пассажирок, подсаживался поближе и
обнажал орган. Иногда по этому органу со всего размаха лупили ногой, обутой
в зимнюю обувь, иногда выражали крайнее удивление громкими вскриками, чаще
быстро убегали. Но любые реакции нравились "Нотариусу", его угнетало лишь
отсутствие реакции, тогда он приходил в ярость и, презрительно фыркнув,
уходил!
В нашей больнице для него находилась самая отзывчивая публика.
Застигнутые в туалете женщины делали вид, что пришли в ужас от размеров
органа, но были бы не прочь измерить его своим внутренним теодолитом. Однако
половая жизнь в психиатрических больницах - тем более, вблизи унитазов -
запрещалась из-за опасения инфицированной беременности и продления, таким
образом, рода особо изощренных шизофреников. Возможен был только "безопасный
секс", да и то, как правило, после выписки. Наши же "игрища" были особыми
случаями, исключениями из общего правила. Их не стоит переносить на всю
больничную систему! Однако, какое это имеет значение для интеллигентных и
законопослушных людей. Но вернемся к "нашим баранам"! Нотариус был вызван к
нам в палату и действовал сейчас, как говорится, по официальной
специальности. Качество печатей тут не причем, к тому же Леонид Григорьевич
обязался заверить документ в канцелярии больницы. Но коллектив, разогретый
отличной водкой, обнаглел и потребовал от главного врача, чтобы
канцеляристка с печатью была вызвана по телефону прямо сейчас к нам в
палату. Витя Каган дополнил:
- Пусть эта сучка прихватит с собой парочку подружек для развода, для
племени! Гулять, так гулять на всю катушку!..
Ему напомнили:
- Витя, кобель ты неугомонный, учти, что здесь больница, а не бардель!
Мы все косили на главного врача, ожидая от него ответной благодарной
реакции за наш строгий нрав. Но, как ни странно, Леня, даже глазом не
моргнув, заметил:
- А почему бы и нет? "Нам мамы всякие нужны!" - вспомнил он вещие слова
из старинного анекдота про школьника Вовку, который написал в своем кратком
сочинении: "Моя мама - проститутка". Училка отослала его к директору школы,
а тот быстро записал телефончик мамы, а на прощание, пожав Вовке руку,
успокоив его именно той сакраментальной фразой.
Восторг заиграл уже и в глазах почему-то быстро захмелевшего
"Нотариуса", а два свидетеля от воодушевления было принялись ходить по
большому, да еще по второму разу, прямо здесь - в углу нашей палаты. Надо
сказать, что эти два чудака тоже имели исключительную биографию: они
получили прозвище "Наутилус -1 и 2". Напомню, что в переводе с греческого
"nautilus" означает "кораблик". В биологическом плане они представляют собой
головоногих молюсков с раковиной диаметром не более 15-23 сантиметров. Они
являются единственными современными представителями подкласса
четырехжаберных. Как ни странно, эти два типа, при столь мерзопакостных
биологических аналогиях, мнили себя существом иного ранга - они зациклились
на произведениях великого писателя-фантаста Жюль Верна. Санитары мучились с
ними каждую ночь: не успеешь оглянуться, как "Наутилусы" уже набирают воду в
ванны, чтобы совершить погружение на дно Индийского или Тихого океана.
Каждый из них считал себя подводной лодкой - "Наутилус". Мы решительно
вышибли "чужаков" из палаты наружу, крикнув вдогонку, чтобы шли набирать
воду в ванны. Наша компания помогла им открыть краны фантазии, дело
оставалось за их собственным выбором. Они имели возможность либо отправиться
спать и в сладком забытьи общаться с капитаном Немо, либо попытаться
повторить плановый эксперимент с погружением на дно ванны, либо раз и
навсегда покончить с идеей-фикс, но тогда бы их выписали на волю.
- На всех все равно водки не хватит! "Наутилусы" пусть пьют "океанскую"
воду! - категорично заявил брат Василий, и все дружно подхватили его верное
замечание, злорадно потирая руки.
Скоро появилась и канцеляристка с "печатями" и две ее "подружки", но в
руках у них были ни цветы, ни новейшие контрацептивы, а шприцы, заполненные
успокоительным. Коварный все же человек новый главный врач: каким-то тайным
кодом он вел разговор по телефону - мы же слушали внимательно, но не
заметили подвоха. А он, ехидна, видимо, и дозу назвал и количество шприцов.
Вот тебе постановка разведки - лучше, чем у израильтян! А Соколов-то
истинным русаком прикидывался! Вот дела, куда не кинь взгляд - везде у них
свои люди расставлены! Самое смешное, что впопыхах или намеренно, - кто его
разберет теперь! - дозу вкатили внутрижопно и Олежеку. Странно, но он даже
не сопротивлялся. Может быть, добрые, нежные женские руки как обычно его
погубили - растлили, смягчили, привычно скрутили. Но, скорее всего, он
элементарно ошибся в мотивах. Он не так понял момент, когда эти красавицы
стали расстегивать ширинку его брюк, - мужчины, как ни странно, до слез
сентиментальны и доверчивы, как только дело доходит "до батальных сцен" у
постели, - на этом его и "купили"! Это только на первый взгляд мужики
кажутся грозными, но в теплых руках быстро превращаются в мягкий пластилин.
Короче, проснулись мы поздно - только глубоким вечером следующих суток:
Олежек спал рядом со мной "валетом". Только "валет", видимо и спас его, а
потом и мою невинность! Голову не ломило, но и память была словно
прополощена: ни черта никто из нас не помнил. Однако в палате было
абсолютная чистота. Стояли цветы в вазе, а по какому случаю - никто не знал.
Компьютер, естественно, отсутствовал, но и этого никто тогда не понял.
Только потом, много позже, при выписке его вернули мне, и память встала на
место, оживив события недалекого прошлого. Поэта Витю, по всей вероятности,
успокоительное вогнало в глубокий сон, но не изменило направление тех снов:
виртуально он, скорее всего, ориентировался на общение с тремя особами
женского пола - с канцеляристкой и ее двумя подружками. В реальности это
обозначилось огромным количеством спермы, собравшейся в виде серых плевков
на полу рядом с постелью, кое-что было и на стене. Витя проснулся много
позже, чем все остальные, но вскочил мгновенно, и сам же поскользнулся на
"субстанции любви"., Его подгоняли все еще не растаявшие иллюзии, а потому
он стал приставать к нам с вопросами:
- Суки пушистые, (это была его любимая присказка) - взвился Витя в
каламбуре, - куда девок спрятали?
Мы, как могли, успокоили жуира, стараясь переключить его неостывший
темперамент на чистку зубов и на остальной утренний туалет. Как-то тихо, сам
собой, Витя успокоился и просветлел. Видимо, Витю мучили запоздалые
угрызения совести, и потому совершенно неожиданно мы от него услышали слова
из сотого Псалма:
- "Сердце развращенное будет удалено от меня; злого я не буду знать". -
он, осилив эту фразу, развел руками, как бы приглашая нас взглянуть на все
то безобразие, которое он натворил за истекшие сутки.
Слов нет, работа головой и руками, видимо, была предпринята энергичная,
но только человечеству она не принесла ни малейшей пользы - продолжение рода
человеческого не зачалось, не была передана эстафетная палочка от
предыдущего поколения к последующему. Витя вполне натурально кручинился,
нисколечко нас не мистифицируя:
- "Да будут постыжены и жестоко поражены все враги мои; да возвратятся
и постыдятся мгновенно". - хлестанул он словами шестого Псалма свою совесть
и совесть тех вертихвосток, которые так неожиданно, в самый ответственный
момент его покинули.
Отдохнувшая во время продолжительного сна память профессора, видимо,
собиралась выдавать серьезные сентенции и будоражить наше сознание тоже.
Надо было прекращать это волеизлияние, и брат Василий решительно поправил
Виктора:
- Кончай, пиздоболт, ты несчастный, терзать нам душу! Не видишь, люди
еще не отошли ото сна! Если уж по большому счету говорить, то надо бы
вспомнить другое, хотя бы из Евангелия от Иоанна: "Как вы можете веровать,
когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от единого Бога, не
ищите?"
Олег наблюдал нашу диковинную перекличку и никак не мог взять в толк:
кто здесь собрался - квалифицированные богословы или расстриги по кафедре
"Атеизма", из прошлых бездарных времен, когда вековую мудрость пытались
подменить идеологической блевотиной, заряженной мыслями, рождаемыми
узколобыми вождями, психопатическими натурами? Он-то прошел весь цикл штудии
с помощью марксистско-ленинской философии и научного атеизма при получении
высшего образования и защите кандидатской диссертации еще в советское время.
Олег понимал, что если так все непросто с Марсом - искусственный это или
естественный спутник, была ли жизнь на нем или нет? - то все непросто и с
мнениями различных людей. Так стоит ли вообще заниматься доктринерством в
любой области человеческих отношений - как в малом, так и в большом. Ему
стало окончательно ясно, что в этой палате собрались близкие по духу люди,
рядом сними - почти вплотную - стоит главный врач больницы, другие
представители медицинского и прочего персонала. Нельзя потому делить людей
на сумасшедших или нормальных, правых или виноватых, хороших или плохих.
Разумнее, как подсказывает история, предоставить всем представителям
народонаселения широкие возможности для поиска себе подобных. Дать им время
и условия для того, чтобы распределиться по симпатиям. Тогда и наступит
счастливая жизнь! Олежек - обвел присутствующих добрым, лучистым взглядом и
заплакал.
- Ребята, давайте жить дружно! - молвил он, досыта нахлебавшись
слезами.
И мы все моментально поняли, что вот он - наш человек! Вспомнились,
почему-то?, слова из песни: "Я бы с нею побежал за поворот!" Мы ее хором и
подхватили, энергично пропели, совершенно не придерживаясь мелодии. Нам было
сейчас не до музыкальных фокусов: кто как слышал, так и пел. Получилось
весьма необычно: соседние палаты от восторга заполнились тишиной и
вниманием. Потом все отделение сорвалось в бурные овации!
Но речь не о наших вокальных успехах. Мы разом поняли, что Верещагин
никуда теперь от нас не денется, он прикипел к нам душой и мыслью. Законы
формирования "коллективного разума", "национальной идеи" таковы, что все
знания и представления обобщаются. Я, например, заметил, что и Чертежник, и
Микробник, и Математик, и прочие давно принялись думать и говорить одними
словами. Вот, если бы, не дай Бог, они уселись за написание воспоминаний о
нашем житье-бытье, то я уверен, что никто не отличил бы главы, написанные
разными авторами. У них даже слог был бы одинаковым - как яйца у
"однояйцовых близнецов"!
Мы вежливыми криками подозвали дежурную медицинскую сестру и попросили
организовать "еще одну кроватку" в нашей палате. Олежек пока еще не был в
курсе наших далекоидущих теорий о роли бактерий в жизни человека, в том
числе, о передаче мыслей с их помощью. Но мы-то знали, что он обязательно с
восторгом включится в радостный процесс проникновения в глубины
неизведанного, в тайны науки, находящиеся пока еще за семью печатями. Мы
предполагали осуществить научный прорыв на стыке нескольких направлений.
Среди нас - так было угодно Богу - оказался математик, художник,
врач-инфекционист, врач-психиатр и врач-психотерапевт, плохонький, но все же
литератор. Олег был кандидатом физико-математических наук, и мы мечтали
попользоваться его знаниями! На нашем потолке-матрикуле отсветились вещие
слова: "Он сказал им: вы от низших, Я от высших; вы от мира сего, Я не от
сего мира" (От Иоанна 8: 23).
Я наблюдал за развитие событий с большим удовольствием. Вскоре нас
навестила красавица Инна Станиславовна, и я мог наблюдать, как заиграла
синим пламенем, словно спиртовка у школьника-алхимика, знающего толк в
денатурате, душа Олежека. Слов нет, главная медицинская сестра больницы была
отменная, сильно влекущая женщина, но на то и соблазны, чтобы учиться с ними
бороться. Ясно: Олег еще был новичок в православной религии. В силу того,
что он долгие годы занимался восточными единоборствами, совесть его скорее
была подвинута к буддизму, либо зороастризму! Слов нет, его мировоззрение
оставалось сильно подпорчено всякой чушью из области философских обоснований
восточных боевых искусств. Он еще не понял глубину и ценность отечественного
Православия, а потому был безоружен перед простыми бытовыми соблазнами - как
хорошо, что для него установили собственную кровать, и ему не придется
делить ложе с кем-нибудь из нас. В этом Шаолиньском монастыре, по отдельным
отзывам, исстари среди монахов-бойцов творились всякие безобразия!
Инна Станиславовна по-прежнему была любезна со всеми, но мне она
уделила несколько больше внимания, чем всем остальным. Олежек от горя и
ревности - ох, уж это мне себялюбие и непростительная переоценка рыцарских
достоинств - снова зашелся в легком стоне. Вернее, он как нежный, коварством
раненный в "продолговатый мозг" зверь, поскуливал, кусая когтистую лапу, ибо
ни до чего иного не мог дотянуться. Инна Станиславовна окончательно
сообразила, в чем тут дело, и пожурила Олежека весьма примерно:
- Больной, - веско заметила чуткая женщина, - у нас на отделении не
принято новичкам вот так куражиться - скулить, лапу сосать, ни с того, ни с
сего! Здесь даже приблудные коты скромно лижут яйца и не скулят! Сегодня,
между прочим, не день выдачи зарплаты, и клянчить на "табачок" у порядочных,
себя блюдущих, женщин нечего. Потом, зрелый мужчина должен обладать волей и
разумом, чтобы определить ситуацию верно - давно же все разобрались по
парам, и лезть вне очереди к даме, скорее всего, неприлично!
Надо помнить, что у Инны Станиславовны был изумительной - "серебряной"
- чистоты голос, а музыкальный слух высочайшей пробы. Она и внешне чем-то
походила на великую певицу Галину Вишневскую. В ранней молодости она
закончила два курса Ленинградской консерватории по классу вокала. Именно в
то время ее сбил с пути праведного Леня Соколов - неотразимый в своем
темно-синем, двубортном костюме, элегантный, словно офицер британского
военно-морского флота. Она пропела под его аккомпанемент свою арию с большим
эффектом. Может быть, даже с большим, чем самые заслуженные артистки
Большого Театра, не говоря уже о Санкт-Петербургском Мариинском театре оперы
и балета. Все наши мужики слушали ее контральто, балдея и тихо спуская под
одеялом, словно завзятые меломаны. О, это были для многих сладкие минуты,
туго заполненные сексуальным восторгом и неописуемой негой!
Кстати сказать, я был солидарен с Инной Станиславовной полностью:
присутствовала такая пошлая привычка у Олежека. Вдруг он, как с цепи
сорвется, и начинает ходить петухом, хлопать крыльями, выдавая громкие звуки
в виде самых низкопробных окопных анекдотов, которые могут нравиться только
гулящим девкам. Тогда его невозможно остановить даже самыми прозрачными
намеками, ибо ему казалось, что он СУ-56 БИС, выходящий на верный "боевой
курс". Он, очертя голову, забыв о мужской солидарности, пытался "переклеить"
достойную дамочку у своего чуть зазевавшегося на вираже товарища. Это же
моветон (mauvais - по-французски), идущий скорее от неуверенности в
собственных силах, да еще от врожденной нескромности, свойственной
пропившимся аристократам. А, может быть, та дама для кого-то стоила дороже
жизни, а ты пошлым взглядом прохаживаешься по ее телесным линиям,
обшариваешь интимные места, позволяешь себе далекоидущие мысли-проекции, не
имея к тому никаких оснований!
Ну, вот, к примеру, все остальные мужчины нашей компании вели себя
подобающе: их ритмично покачивающиеся головы свидетельствовали о том, что и
россияне знакомы с методикой медитации. Нет в ней никакого особого секрета,
якобы доподлинно известного только индийским йогам. Не надо песен!
Православные тоже подкованы на сей счет. Им знакомы все варианты
рукотворного мастерства. Просто на нашем материке иные традиции, но они
вовсе не хуже индийских правил.
"Мальчики" работали сосредоточенно, и скрип пружинных матрасов
больничных коек был как бы музыкальным сопровождением процесса, если хотите,
гимном труду и одновременно профилактикой пагубного застоя в жизненно важном
органе. Ритм трудового порыва через стены передался и в остальные палаты:
мужская половина отделения живо откликнулась на сейсмологические сигналы,
подаваемые из нашей палаты. Женщины же несколько тормозились, но скоро,
слегка прогрев инструменты, влились в общую гармонию. Мне эти явления
отдаленно напоминали казарму или тюремные палаты, переполненные по воле
судьбоносных решений большой массой людей, категорически оторванных от дома,
от своих любимых.
Олежек, после слов Инны Станиславовны, тут же прекратил свои неуместные
терзания и зырканье огненным взглядом в нашу сторону. И я понял, что Олежек
все еще не расправился с плохим актерством, притаившимся в нем еще с
детства, юности. Оно вытеснило истинную страсть. Сейчас ему следовало
перейти к методичным занятиям под одеялом - таким же упорным, как и
восхождение на Эверест. Не стоит приписывать себя к клану сексуальных
атлетов, неотразимых персонажей, наконец, избранных аристократов! Все мы
единый коллектив, а значит, - одним миром мазаны! Я заметил, что лицо
Верещагина в одночасье как-то по-особому осунулось и постарело, словно он в
одиночку взвалил на себя муки целого поколения. Олежек тащил на плечах не
крест на Голгофу, а волок по жизненному бездорожью осколки безответной
мужской любви, скопившиеся в течение трехвековой истории больничных и
пенитенциарных учреждений нашего славного города. Они порядком уже насытили
атмосферу, болотистую почву и воды могучей реки Невы, настойчиво катящей
свои свинцовые волны из необъятного Ладожского озера в мелководную Маркизову
лужу. Оракул Санкт-Петербурга не защищал его сейчас, а, наоборот, раздражал
и выжимал плоть, как выжимает обеими мускулистыми руками, сплошь
пронизанными варикозными венами, основательно пропитанную сточной водой
половую тряпку уборщица вокзальных туалетов. Половую, половую... -
практически, только половую!.. В умах отечественных стоиков родились
безобидные стихи, быстро, словно по цепочке, передавшиеся и всем участникам
неординарных событий:
Очки, одышка, просьбы к Богу -
коварства смерти дивиденды.
Невроз, колит - багаж в дорогу,
прошедшей жизни компоненты.
Их стоит тихо принимать.
Их невозможно избежать.
Еще один занятный маргинал
скопытился - спешит к ответу.
Анатом ловко труп освежевал.
Душа - летит навстречу Свету.
Ее маршрут - не изменить.
Ее маневр - не повторить!
- муку греха и тлен отведи -
- знаю тебя с Первого дня -
- пройдись по жизни моей -
Инна Станиславовна, дав полнейший отлуп Олежеку и доставив всем
остальным тихие, ни к чему не обязывающие радости, спокойно приземлилась
шикарной попкой на мою кровать. Ни у кого не оставалось сомнений, что на
моем матрасе она чувствовала себя как дома. Слегка, как бы моделируя
возможные события, гордая женщина покачалась вместе с моим телом на
пружиннах. Я поцеловал ее руку, а она ободряюще и многообещающе трепала меня
по давно небритой щеке. Бог свидетель, для меня расставание было тяжелым,
горе, пронзившее израненное сердце, соответствовало тяжести моего основного
заболевания. Оставшись один, я все же справился с переживаниями и задал себе
обидный вопрос: "А как же ты, Александр, берешься осуждать Олежека за
пустяковую нескромность, так легко вписывающуюся в обширное мужское сердце,
когда сам тоже пытаешься увести из-под носа своего друга - Леонида Соколова
- "фронтовую подругу"? Или тебе можно кощунствовать, а другим нельзя?"
"Вопрос, конечно, интересный"! Скорее всего, я не смог бы ответить
высокому суду чести аргументировано. Но словно досужая "соломинка",
спасительная теория Микробника моментально всплыла в памяти. Мои строгие
мысли теперь легко перекочевали из прокурорского ряда к сердобольным
адвокатам. Все приобрело стройность и поощряющую логичность: у меня с Инной
Станиславовной и Леонидом Григорьевичем была почти единая внутренняя
микробная флора, так легко нас наводящая на однотипные мысли и желания. В
том сомнения нет!.. Это был как раз тот счастливый случай, когда одной и той
же женщине Бог вменяет в обязанности любить сразу двух мужчин! Таких
примеров из художественной литературы я могу натаскать массу, а про
Священное Писание и говорить нечего. Такому решению свыше ни одна свободная
женщина не может сопротивляться! Ну, а интеллигентные мужчины всегда
способны договориться: не повторять же ошибки Александра Пушкина вновь и
вновь! Дуэли с высокой моралью несовместимы, как несовместимы отрицательные
значения реакции Вассермана с развернутым сифилисом!
От себя - от маленького Александра, от никчемной звездочки в
безразмерной Галактике, называемой Кишкой, - сам собой перекинулся мостик к
великим историческим примерам. Александр Македонский и Александр I почему-то
с раннего детства будили мое любопытство. Их примечательные жизни требовали
современного осмысления. И я впал в двигательный ступор, всю силу ума
сконцентрировав на диалектике и исторической феноменологие!
В истории Мира все настолько переплетено и увязано, что вычленить
множественные причинно-следственные связи практически невозможно. Они так же
скрыты от науки или любительского наблюдение, как и взаимоотношения
бесчисленной массы микробных тел. Мы не знаем в кого и когда Бог переселяет
избранные души. Но то, что душа не погибает, а живет вечно, - неоспоримый
факт. Сомневаться в том может только весьма ограниченная личность - близкая
к носителям идеологической примитивности (скажем, большевистской).
И пусть нашим избранником на пути таких подтверждений будет Александр
Великий (Македонский). К сожалению, общение с рассказами о нем порой весьма
затруднено. Известно, что на рубеже 329-327 лет до новой эры была уничтожена
древняя письменность Средней Азии. А представители народов тех государств
были иными даже внешне, чем сейчас. Раскосые глаза у таджиков, узбеков,
киргизов и других современных азиатов, - это подарок татаро-монгольского
нашествия. Тогда ассимиляция велась варварскими методами: убивали всех