Страница:
сестрами. Да потому что с незаменимой Машенькой мы уже через полчаса
совместной, очень ответственной, работы составляли одно целое. Иначе у нас
ничего и не получилось бы - я бы рвался в лес, а она - по воду! После такого
слияния, экстаз трудовой плавно переходит в постельную его стадию. И нельзя
никого винить в том "легкомыслии", ибо оно всего лишь компонент творческого
полета! Кстати, по собственному опыту знаю, что совсем неважно с чего вы
начинаете со своей медицинской сестрой - стадии можно менять, чередовать, и
это никогда отрицательно не сказывается на конечном результате. Главное,
чтобы было обоюдное согласие, полнейшее взаимопонимание и обязательно
творческая увлеченность! Ну, и , конечно по мужской линии "конечный
результат" должен быть анатомически и функционально достаточно выражен.
Леня стонал, кряхтел, но мирился с неотвратимостью дискомфорта: с такой
реальностью светская медицина всегда шла и будет продолжать, спотыкаясь,
плестись по необозримым просторам диагностики и лечения, доставляя хлопоты
нескончаемому потоку больных. Что же я увидел: слизистая пищевода оказалась
неизмененной, сужения были только физиологическими в нужных местах, без
превышения нормы диаметра русла. Но с перистальтикой в нижней трети, ближе
ко входу в желудок, были какие-то непорядки: что-то напоминало синдром
Барсони-Ташендорфа и синдром Коде. Очевиден перемежающийся спазм и
дисхалазия, правда, все поддавалось бужированию фиброгастроскопом.
Транзиторная гипертензия гастроэзофагеального сфинктера была, скорее всего,
рефлекторной - защищался изболевшийся желудок от поступления новых порций
пищи, защищался он и от такого инородного тела, как гастроскоп. Но, что не
говори, а нарушение эзофагеальной моторики - это серьезный намек на
предопухолевое состояние и самого пищевода. Конечно, лучше такие
функциональные нарушения смотреть на рентгене, поскольку сам фиброгастроскоп
- не подарок для пищевода. Пищевод от такого "испуга" может зарядиться на
своеобразные экстрасистолы.
Но когда я вошел медицинским "оружием" в желудок, то даже побледнел, и
лоб мой, видимо, покрылся испариной. Маша тут же промокнула капли пота
марлевым тампоном и, все поняв, как-то сразу поникла головой. Полость
желудка оказалась значительно суженной на всем протяжении "рога", здесь
находилось достаточно много слизи, желчи, заброшенной из двенадцатиперстной
кишки через плохо смыкавшийся пилорический жом, была и кровь, правда, в
небольшом количестве. Складчатость слизистой практически аннулировалась,
цвет ее, скорее, грязно серый, чем привычный розовый. Перистальтические
волны только обозначались, силясь побороть сопротивление инфильтрированного
опухолью слизистого, подслизистого и частично мышечного слоев. Сравнительно
легко, как по утрамбованной, укатанной мостовой, конец фиброгастроскопа
нырнул в двенадцатиперстную кишку. Легче мне не стало, ибо косвенные
свидетельства поражения печени были очевидны.
Все вставало на свои места: были понятны причины увеличения и
бугристость печени, легко определяемые пальпаторно. Ясно, почему у Лени
вдруг резко обозначились боли в спине - скорее всего метастазы поразили уже
не только печень, но и поджелудочную железу. Наверняка, ими были
нафаршированы и региональные, и отдаленные лимфатические узлы. Теперь
требовалось, скорее для очистки совести, заглянуть в толстую кишку. Хотя,
того, что мы "набрали" в желудке, печени, поджелудочной железе было
достаточно для страшного вывода: имеет место запущенное, неоперабельное
злокачественное поражение. Последняя экзекуция - фиброколиноскопия - не
выявила опухолевых образований, но подтвердила наличие вторичного колита,
развившегося из-за постепенного выключения из плодотворного пищеварения
такого важнейшего "цеха", как желудок, печень, поджелудочная железа.
Трудно было поверить, что Леня так долго носил весь этот "махровый
букет" патологии в своем организме, не снижая работоспособности до такой
степени, чтобы это стало заметным для окружающих. Он продолжал совершать,
так называемые, трудовые подвиги! Страшные люди эти "трудоголики". Их
рабочий энтузиазм выходит боком самим себе! У меня не было сомнения в том,
что Леонид уже давно таскает в себе рак желудка диффузной формы!..
Я был уверен еще и в том, что у Лени уже имеются метастазы и в легких,
а, может быть, и в позвоночнике. Необходимо полнейшее рентгенологическое и
клинико-лабораторное обследование. А пока мы с Машей свернули наш пыточный
инструментарий, и дали возможность Леониду отдышаться - вытереть
обязательные при таком обследовании сопли, слюни и слезы, подышать нашатырем
с ваточки. Потом, придя в себя, мой друг, уже как старичок, медленно спустил
ноги с высокого стола, нащупал тапочки, и мы, утеплившись, вместе
пошкандыбали к нему в административный корпус - в рабочий кабинет. Шли, не
спеша, и Леонид, конечно, по моей заглубленной задумчивости, по вдруг резко
упавшему настроению, по вялой походке, медленному шагу, все понимал - он уже
выносил сам себе приговор. А у меня не было сил дурачиться - разыгрывать из
себя бодрячка и вешать другу лапшу на уши. Мне требовалось мобилизоваться
хотя бы для того, чтобы удержать подкатывающийся к горлу комок, погасить
спазмы рыдания. Я в таких случаях склонен говорить пациенту правду, особенно
коллеге - врачу.
Почему-то вспомнились стихи, которые родились в моей голове когда-то -
на смерть одного закадычного друга, очень рано ушедшего из жизни. То был
верный и надежный товарищ, способный положить на алтарь дружбы многое, в том
числе и саму жизнь. А вот погиб, как это часто бывает у врачей, казалось бы,
от пустяка: удалил маленький пигментированный вырост на коже в области
яремной вырезки. И была-то всего лишь маленькая бородавочка спереди на шее.
Пусть она несколько портила внешний вид и мешала застегивать тугой
воротничок на самую верхнюю пуговку. Но это же не самые главные проблемы в
жизни.
Прошли часы и дни, года.
И в памяти больной моей
застряла муть и ерунда:
Не думал толком никогда.
И в перспективе запасной
маячит холод, пустота:
Спасения и чуда не молю.
Прося, немного подожду,
покорно душу отпущу:
Хирурги думали, что вырост - следствие действия вируса папилломатоза
человека. Есть такое существо, заражающее практически любого человека -
довольно часто уже внутриутробно, то есть от матери, во время беременности,
или в раннем детском возрасте - тоже от собственных родителей. Но наиболее
активно тот вирус внедряется в организм мужчины и женщины после начала
половой жизни. Никто толком не знает манеру поведения вируса: отчего у одних
он спокойно "отлеживается" в клетках, у других вдруг выскакивает в форме
одиночных бородавочек, у третьих происходит бурный рост этого стервеца,
создающего угрозу жизни. В природе человека все так устроено, что кто-то из
его микробных сожителей помогает, а кто-то и вредит. Может быть, вирусы,
поселившиеся в клетках, утилизируют "брак" обычной клеточной селекции. Тогда
достигается паритет в отношениях макро- и микроорганизма. Но, если в
программу поведения вируса вкралась ошибка, то начинается немотивированная
агрессия против своего благодетеля - человека, в организме которого этот
внутриклеточный звереныш неплохо устроился.
Гурик - так звали моего друга - умер по истечении нескольких месяцев
после удаления выроста от массивного злокачественного процесса, поразившего
всю лимфатическую систему и задушившего плоть изнутри. Вот она черная
неблагодарность вируса, получившего приют у человека. Но человек решил, что
он Царь природы и покусился на право коварной заразы вести себя так, как
угодно только ей самой. Сейчас, в истории с моим вторым другом, идет
неотвратимое повторение событий. А закон парных случаев - это уже
окончательный приговор судьбы, противодействовать ему невозможно!
Я видел Гурика в его последние дни: держался он мужественно, только
говорил, что его мучает это страшное состояние, когда кажется, что неведомые
силы вытягивают из тебя "все нутро"! Скорее всего, он уже просил у Бога
спокойного пристанища. Ну, а "моя моральная поддержка" была пустым мифом, не
дающим даже краткого успокоения. Мы выпили с Гуриком по рюмке коньку - это
был его любимый напиток, и он спокойно уснул. Через два дня мне сообщили,
что он тихо, никого не беспокоя, отошел в мир иной!
С Леней мы тоже выпили, но наливал он. И наливал Леонид медицинский
спирт. Это самый верный рецепт: во время обследования весь пищеварительный
тракт, как не крути, травмировался волокнистой оптикой основательно - надо
было дезинфицировать мацерированные поверхности. Да и вообще, - пусть меня
осудят ханжи, - но я предпочитаю именно такой, запатентованный временем и
профессией, транквилизатор.
Мы оба долго молчали, "повторяли" и опять молчали. Я видел, что в
голове и душе Леонида происходит основательная работа: надо было
переосмыслить практически все ценности. Вид самой панорамы прошлой жизни, не
говоря уже о перспективе, кардинально изменился. Леня по моей роже
догадывался, что "дело в швах"! Но он был мужественный человек, к тому же в
нем проснулся и начинал действовать загадочный атавизм. Нетрудно заметить по
поведению животных, что они не имеют никакого представления о собственных
перспективах жизни и смерти, а в критической ситуации действуют, лишь
ведомые рефлексами. Но в их маленьких или больших головках не появляется
картина ужаса неотвратимости конца жизни, смерти. Они не философствуют на
сей счет, не пугают себя страшными картинками "гробового молчания". Приходит
время и сознание у них выключается, наступает забвение, которое никто и
никогда не сможет научиться контролировать! Они, по всей вероятности, не
способны к психологическим проекциям. И это-то как раз и спасает, защищает
животных: они погибают неожиданно, не представляя "бездонности перспектив"!
Вот так и больной тяжелой злокачественной патологии: он как бы не
"въезжает в ситуацию". Он питает напрасную надежду, иллюзию на спасение, на
то, что у него не может быть самого худшего. Он уверен, что Бог именно ему
даровал благополучную судьбу. Множество онкологических больных умирало на
моих руках, и все они до последнего дыхания надеялись на чудо. Я глушил их
волю и чувство опасности морфием и наваливал симптоматическую терапию,
несколько скрашивающую эффект "шагреневой кожи". Но у врача нет возможности
искоренить первопричину - секрет изменения поведения клетки, сшибку в
программе ее репродукции! Леонид сейчас в большей мере с помощью
профессионального прагматизма как раз боролся с "иллюзиями". Я не мешал ему.
Но профессиональная доктрина обязывала меня заставить пациента выполнить
весь необходимый комплекс диагностических процедур, а затем и принять
рекомендуемое специалистами лечение, построенное на основе заурядной аксиомы
- необходимо использовать все возможности до конца!
- Саша, - наконец заговорил мой собутыльник, - ты можешь сказать, хотя
бы примерно, сколько у меня в запасе времени?
Такой вопрос, без сомнения, свидетельствовал о том, что мой друг
остался в большей мере трезвомыслящим врачом, чем ослабевшим от горя
пациентом. Но и это еще не было гарантией того, что он останется до конца
православным человеком, способным испить "свою чащу", не вступая в конфликт
с Богом. Бывают же такие случаи: когда от горя и изнуряющей боли люди
накладывают на себя руки - я не одобряю такой исход, хотя и не пытаюсь
покушаться на право человека осуществлять свой выбор. Но стоит помнить о
том, что если в этой жизни "не отработаешь" все до конца, то не известно
какой следующей судьбой тебя одарит Бог - может быть, просто перепоручит
твою персону Дьяволу!
- Леня, давай прежде все доведем до конца, а потом будем устанавливать
сроки. - начал я жевать свое психотерапевтическое мочало. - Ты же понимаешь,
что люди ошибаются и в диагнозе и в сроках. То, что известно Богу, не
известно никому! Сегодня мы с тобой провели лишь "прикидку". Ты уж извини
меня за вульгарный термин! А для окончательного диагноза необходимо еще
основательно потрудиться. Потом, учти, что не я, а специалисты должны
сказать окончательное слово.
Леня взорвался:
- Саша, ты кончай балагурить, - не дети же мы с тобой! Какие
специалисты? Специалисты чего? Если природа болезни неизвестна, то кто же
тот специалист, которому можно верить? Или ты полагаешь, что кому-то одному,
избранному, Бог шепнул свои откровения? Ты пойми, что я должен... - я так
хочу!.. - с умом распорядиться оставшимся временем. Не ужели же ты будешь
мне вешать лапшу на уши!
- Леня, конечно, никакой лапши не будет. - стал я выкарабкиваться
из-под удара обычной в такой ситуации встречной агрессии. - Но любое дело
необходимо выполнять квалифицированно. Ты согласен? Мы еще не имеем на руках
достаточных оснований, чтобы формулировать окончательный диагноз, а уж для
паники и психологических срывов тем более оснований у нас с тобой нет! И
консилиум необходим в обязательном порядке, ибо тебе нужно предоставить
материал для полноценного выбора, ты согласен?
Леня прикусил язык - какой же ему смысл отрицать разумное. Затем
спросил:
- Саша, а ты материал для гистологии взял?
Он вперил в меня испытующий, горячий взгляд, словно эта "сраная
гистология" могла что-либо решить в положительном смысле. Я-то и без
гистологии так основательно прощупал глазом и руками весь его "махровый
букет", что мог, не смотря на стекло под микроскопом, дать подробное
описание всей будущей картины.
- Конечно, отщипнул в нескольких местах. - успокоил я Леонида. - Так
что ты продолжай... - дезинфицируй царапины. Ты решил, кому отдадим стекла
для просмотра?
- Никому не отдадим. - решительно заявил Леонид. - Ты посмотри все сам.
Ну, может быть, для проформы потом анонимно проконсультируем у нескольких
специалистов, и достаточно. Получим все результаты, а тогда я решу, что
делать.
Леонид помолчал немного, выпил маленькую стопочку, - его стало быстро
развозить, что тоже говорило о снижении толерантности организма, о
последовательном выпадении некоторых функций печени, - затем раздумчиво
проговорил:
- Поверишь, Саша, я уже столько лет не отдыхал по-настоящему, не
"оттягивался" по полной программе. Все какая-то спешка подстегивала: строил,
оснащал, обучал, наставлял, руководил - да пропади это все пропадом! О себе
некогда было подумать. Теперь боюсь впустую остатки времени жизни
растратить. Потому и наседаю на тебя, грублю. Ты уж извини, что я делаю тебя
соучастником моих переживаний!
Последняя ремарка была лишней: на то и друзья существуют, чтобы делить
с ними не только радость, но и горе. Все было и без слов понятно. Потом,
какие могут быть извинения: "битый небитого везет"! Разве ж это правильно. У
Леонида теперь - полнейший карт-бланш во всех играх - и с жизнью, и со
смертью, и в дружбе и в любви!
Договорились, что о результатах обследования - никому ни слова. Леонид
звонит в пат- анатомию, а я являюсь туда с материалом биопсии. Буду сам
готовить гистологические препараты, сам все просмотрю, и результаты сообщу
только Леониду. В этом уже скрывалось маленькое "должностное преступление",
но на то была воля пострадавшего, наконец главного врача, взваливающего на
себя всю глыбу ответственности. Только, кто же может поручиться за язык
Марии Николаевны, санитарки, которая тоже видела наши растерянные морды
после фиброгастроскопии. Нельзя сбрасывать со счета и персонал
патологоанатомического отделения, куда я сейчас явлюсь с невинной
физиономией, но в больничном халате, и начну колдовать над приборами и
реактивами. В том уже будет заключаться прецедент для подозрений. Да и
вообще - в больнице все стены имеют уши, поэтому я посоветовал Леониду
относиться ко всему с пониманием и особых секретов из самого факта
обследования не делать. Вот о диагнозе трепаться - незачем! Но я был уверен,
что и это скоро перестанет быть секретом. "Пришла беда - открывай ворота".
Или еще народная мудрость, мать ее так: "Теряя голову, по волосам не
плачут".
Расстались на обычной "волне": я схапал со стола посудину со спиртом,
ибо о товарищах по палате нужно помнить, и заныкал ее в карман пижамы под
халат. Прежде, чем отправиться в свою берлогу, я двинул к отдельному домику
- моргу. А Леня остался управлять больницей. Свою тайную миссия в
гистологической лаборатории мы с лаборанткой выполнили быстро: мне
собственно было нужно только проследить, чтобы женщина - а порода
лаборантов, как правило, любопытная - делая препараты, не зажилила кусочки
ткани или уже готовые стекла. Далее, глазом-то в микроскоп лез только я
один. Вся акция заняла у меня не более тридцати - сорока минут. Готовые
препараты не дали ничего нового для диагноза - фиксировалось обилие
недифференцированных эпителиальных клеток, уже полностью вытеснивших даже
жалкие "намеки" на образование железистых трубочек, во "всю Ивановскую"
разгулялась и соединительная ткань, создающая прочный каркас всему этому
злокачественному безобразию. Я сдержал эмоции, не изменился в лице,
поблагодарил классного специалиста, втянутого в тайную миссию, распрощался с
теми врачами, что попались по дороге, и пошкандыбал в свои "номера".
Мои сотоварищи встретили меня взглядами, насыщенными неподдельным
томлением, но кроме того в них можно было легко прочитать любопытство
профессионалов. Профессионалам к тому же не терпелось выпить, а в таких
случаях "клин вышибается клином". Это любопытство само по себе было
взвешенным, корректным, и его наши ребята быстро притушили, а потом и
окончательно залили спиртом. Их жаждущие утробы, как говорят в таких
случаях, "получили свое"! Вопросов никто не задавал, а я, естественно, на
них и не напрашивался. Аутизм шизофреника - это очень удобная - "глухая
защита" - через нее пробиться невозможно, а поскольку угрызений совести
такая личность не испытывает, то и немая тишина не давит, никого ни к чему
не обязывает.
От всех переживаний, а, может быть, и от выпитого, несколько кружилась
голова, но все мышцы быстро расслабились, и я уснул сном праведника. И уже
на излете, притухающее сознание подарило мне замечательные слова, снявшие,
наверное, окончательно тяжесть с души: "А мы, народ Твой и Твоей пажити
овцы, вечно будем славить Тебя и в род и род возвещать хвалу Тебе" (Псалом
78: 13).
Проснулся я к обеду, да и то только потому, что почувствовал сверлящий
взгляд у себя над переносицей, между бровями - в ответственной точке
Инь-тан! Воздействие взгляда на эту точку было уже в той стадии накала,
когда ведется не борьбы с бессонницей, а, наоборот, активация фазы
пробуждения, - иначе я бы и не проснулся до вечера. Но мне показалось, что
ищущий взгляд еще и спускался на кончик моего носа, сверля на нем дырку в
точке Су-ляо. А это уже повод к выполнению иной задачи, - кто не знает, что
это уже поле сексуального возбуждения. Кто-то извне намеренно и неосторожно
играл с огнем! Я открыл глаза и сразу же обнаружил противника. Передо мной
сидела красавица Инна Станиславовна - с глазами на мокром месте. Женское
нетерпение так и сочилось из всех кожных пор, даже кончик носа посинел.
Я быстро сообразил, на какого "зверя" ведется охота: Инна пришла за
"стеклами" по поручению Леонида Григорьевича. Передавая ей страшную посылку,
я только попросил на словах сообщить главному врачу: "Все подтверждается"!
Она быстро отвернула голову, чтобы спрятать от меня брызнувшие слезы, и
вышла из палаты, не проронив ни слова, - не поблагодарив, не попрощавшись. А
собственно за что благодарить? - за вынесение смертного приговора? Я смотрел
ей в след, пытаясь выкристаллизовать ощущение, создаваемое у психоаналитика
женщиной, союз с которой не возродил, а убил мужчину. Ну, может быть, эта
формула - слишком жестока. Скажу лучше, что союз с этой красавицей не
защитил, не сберег жизнь близкого мужчины. А ведь главная миссия "подруги"
прикрыть совершенно голого перед Судьбой мужчину своей аурой. Новорожденный
появляется на свет голым и беззащитным, и уже тогда начинается эксплуатация
особых качеств женщины-матери - "оградить", "защитить", "согреть",
"накормить". Бог связал мужчину и женщину тесными узами только для того,
чтобы благотворные действия материнства продолжались, ибо он создавал Адама
- Вечным Ребенком! Иисус Христос тоже завещал апостолам сохранять в себе
качества дитя. И такие слова - не простой звук, не обычное сотрясение
воздуха, а тоже приговор, почти что смертный!
Я давно заметил, что люди делятся на три категории: первая -
индифферентные по своему влиянию на окружающих; вторая - помогающие
окружающим; третья - губящие, приносящие несчастье всем тем, кто вступает с
ними в какие-либо взаимоотношения. Причем, такие свойства могут сочетаться с
очень разнообразными внешними данными и другими свойствами этих людей. Вот и
Инна Станиславовна, не ведая того, получила печать от Бога - или Дьявола -
на выполнение особой миссии: ее обязали вносить сложнейшие испытания в жизнь
окружающих, в том числе, и создавая для них смертельные опасности. На каком
уровне распространяется такое влияние? - трудно сказать.
Мне казалось, что любые встречи людей - друг с другом и какими-либо
обстоятельствами - уже предопределены. Значит и встреча с
человеком-"губителем" тоже предопределена. Не надо тому удивляться, сам-то
он - тот человек - может быть, и не желает никому приносить несчастье, но
ему поручена такая миссия. И мне вдруг захотелось проверить в "чистом опыте"
силу демонической функции, а заодно и попробовать разобраться: каков
"механизм" такого влияния?
Затея, слов нет, - опасная! Но меня просто раздирало любопытство
экспериментатора. Когда еще подвернется такой случай. Я вспомнил знаменитый
миф о прекрасной женщине, допускавшей к своему телу жаждущих любви мужчин
только на одну ночь - утром же их казнили. Как видно, логическая формула
такого явления была давно установлена и сформулирована нашими мудрыми
предками. Но та легендарная героиня объявляла о своем условии заранее,
оставляя мужчине право выбора: потрахаться и умереть, или, не солоно
хлебавши, живым откатиться восвояси. Тогда как в современной жизни встреча с
"роковой женщиной" может оказаться самой существенной тайной для мужчины,
соблазнившегося ее красотой, - своеобразной "подставой", если хотите!
Восторженные чувства:
коварство и любовь -
ведут всех на погибель,
громя и плоть, и кровь!
"Крыша" Кибеллы, Реи
круче бедер у моей Феи.
Она - лишь стоит левее,
дразня животом наглее,
но так же действует таз,
вызов груди, магия глаз.
Мой риск - святое дело,
если жизнь поднадоела.
Не могу уйти от проказ:
обнажение - мой экстаз!
Я понял, что не откажусь от испытания - не разорву нити союза с
неизведанными силами. Если Леониду пришлось принять "смертельный дар", то
мой грядущий эксперимент - это лишь жалкое подобие "товарищеской верности".
Я обязан испытать риск своеобразной "офицерской рулетки", насладиться
неопределенностью и, хотя бы частично, сорвать "банк" своеобразного научного
поиска. Это и был мой экстаз, строящийся на эгоцентризме не столько
общечеловеческом, сколько идущим от воли человека науки, запутавшегося в
волосиках женской промежности. Когда твоим кредо становится своеволие,
анархизм, индивидуализм в мыслях и поступках, тогда можно позволить себе
радость риска - броска в постель, очертя голову! Моя мораль питается, скорее
всего, ошибочной установкой - уверенностью в том, что собственное
любопытство - явление святое!
Через несколько дней Леонид зашел ко мне попрощаться. К тому времени он
проконсультировался у "тузов" в области онкологии и основательно взвесил все
варианты. Решение Леонид принял однозначное, не подлежащее обсуждению и
корректировки со стороны кого-либо: он закупил два ящика коньяка, провианта
и, послав всех к Черту, собирался отъехать к себе на дачу и там, в тиши и
пьяном покое, встречать смерть. Он мечтал отдохнуть напоследок от мирской
суеты, от людей, которым вечно от него было что-то надо. С собой он взял
только Инну Станиславовну - она и должна была проводить его в последний
путь. Я разделял полностью решение Леонида, ибо помнил слова вещие! "Услышь,
Господи, молитву мою, и внемли воплю моему; не будь безмолвен к слезам моим.
Ибо странник я у Тебя и пришлец, как и все отцы мои. Отступи от меня, чтобы
я мог подкрепиться, прежде нежели отойду, и не будет меня" (Псалом 38:
13-14).
Соколов Леонид Григорьевич умер на двенадцатые сутки, спокойно приняв
дозу алкоголя по вкусу и по желанию, подсластив ее еще и небольшой инъекцией
морфия: он заснул, отвернувшись к стенке, почти как Антон Чехов. Леонид, то
есть Лев, проживший "боевую жизнь" в медицинских чащобах, в последние минуты
пребывания на Земле вдыхал аромат дерева, которым когда-то сам,
предварительно выстругав, обшил свой дом изнутри, - здесь каждая дощечка
совместной, очень ответственной, работы составляли одно целое. Иначе у нас
ничего и не получилось бы - я бы рвался в лес, а она - по воду! После такого
слияния, экстаз трудовой плавно переходит в постельную его стадию. И нельзя
никого винить в том "легкомыслии", ибо оно всего лишь компонент творческого
полета! Кстати, по собственному опыту знаю, что совсем неважно с чего вы
начинаете со своей медицинской сестрой - стадии можно менять, чередовать, и
это никогда отрицательно не сказывается на конечном результате. Главное,
чтобы было обоюдное согласие, полнейшее взаимопонимание и обязательно
творческая увлеченность! Ну, и , конечно по мужской линии "конечный
результат" должен быть анатомически и функционально достаточно выражен.
Леня стонал, кряхтел, но мирился с неотвратимостью дискомфорта: с такой
реальностью светская медицина всегда шла и будет продолжать, спотыкаясь,
плестись по необозримым просторам диагностики и лечения, доставляя хлопоты
нескончаемому потоку больных. Что же я увидел: слизистая пищевода оказалась
неизмененной, сужения были только физиологическими в нужных местах, без
превышения нормы диаметра русла. Но с перистальтикой в нижней трети, ближе
ко входу в желудок, были какие-то непорядки: что-то напоминало синдром
Барсони-Ташендорфа и синдром Коде. Очевиден перемежающийся спазм и
дисхалазия, правда, все поддавалось бужированию фиброгастроскопом.
Транзиторная гипертензия гастроэзофагеального сфинктера была, скорее всего,
рефлекторной - защищался изболевшийся желудок от поступления новых порций
пищи, защищался он и от такого инородного тела, как гастроскоп. Но, что не
говори, а нарушение эзофагеальной моторики - это серьезный намек на
предопухолевое состояние и самого пищевода. Конечно, лучше такие
функциональные нарушения смотреть на рентгене, поскольку сам фиброгастроскоп
- не подарок для пищевода. Пищевод от такого "испуга" может зарядиться на
своеобразные экстрасистолы.
Но когда я вошел медицинским "оружием" в желудок, то даже побледнел, и
лоб мой, видимо, покрылся испариной. Маша тут же промокнула капли пота
марлевым тампоном и, все поняв, как-то сразу поникла головой. Полость
желудка оказалась значительно суженной на всем протяжении "рога", здесь
находилось достаточно много слизи, желчи, заброшенной из двенадцатиперстной
кишки через плохо смыкавшийся пилорический жом, была и кровь, правда, в
небольшом количестве. Складчатость слизистой практически аннулировалась,
цвет ее, скорее, грязно серый, чем привычный розовый. Перистальтические
волны только обозначались, силясь побороть сопротивление инфильтрированного
опухолью слизистого, подслизистого и частично мышечного слоев. Сравнительно
легко, как по утрамбованной, укатанной мостовой, конец фиброгастроскопа
нырнул в двенадцатиперстную кишку. Легче мне не стало, ибо косвенные
свидетельства поражения печени были очевидны.
Все вставало на свои места: были понятны причины увеличения и
бугристость печени, легко определяемые пальпаторно. Ясно, почему у Лени
вдруг резко обозначились боли в спине - скорее всего метастазы поразили уже
не только печень, но и поджелудочную железу. Наверняка, ими были
нафаршированы и региональные, и отдаленные лимфатические узлы. Теперь
требовалось, скорее для очистки совести, заглянуть в толстую кишку. Хотя,
того, что мы "набрали" в желудке, печени, поджелудочной железе было
достаточно для страшного вывода: имеет место запущенное, неоперабельное
злокачественное поражение. Последняя экзекуция - фиброколиноскопия - не
выявила опухолевых образований, но подтвердила наличие вторичного колита,
развившегося из-за постепенного выключения из плодотворного пищеварения
такого важнейшего "цеха", как желудок, печень, поджелудочная железа.
Трудно было поверить, что Леня так долго носил весь этот "махровый
букет" патологии в своем организме, не снижая работоспособности до такой
степени, чтобы это стало заметным для окружающих. Он продолжал совершать,
так называемые, трудовые подвиги! Страшные люди эти "трудоголики". Их
рабочий энтузиазм выходит боком самим себе! У меня не было сомнения в том,
что Леонид уже давно таскает в себе рак желудка диффузной формы!..
Я был уверен еще и в том, что у Лени уже имеются метастазы и в легких,
а, может быть, и в позвоночнике. Необходимо полнейшее рентгенологическое и
клинико-лабораторное обследование. А пока мы с Машей свернули наш пыточный
инструментарий, и дали возможность Леониду отдышаться - вытереть
обязательные при таком обследовании сопли, слюни и слезы, подышать нашатырем
с ваточки. Потом, придя в себя, мой друг, уже как старичок, медленно спустил
ноги с высокого стола, нащупал тапочки, и мы, утеплившись, вместе
пошкандыбали к нему в административный корпус - в рабочий кабинет. Шли, не
спеша, и Леонид, конечно, по моей заглубленной задумчивости, по вдруг резко
упавшему настроению, по вялой походке, медленному шагу, все понимал - он уже
выносил сам себе приговор. А у меня не было сил дурачиться - разыгрывать из
себя бодрячка и вешать другу лапшу на уши. Мне требовалось мобилизоваться
хотя бы для того, чтобы удержать подкатывающийся к горлу комок, погасить
спазмы рыдания. Я в таких случаях склонен говорить пациенту правду, особенно
коллеге - врачу.
Почему-то вспомнились стихи, которые родились в моей голове когда-то -
на смерть одного закадычного друга, очень рано ушедшего из жизни. То был
верный и надежный товарищ, способный положить на алтарь дружбы многое, в том
числе и саму жизнь. А вот погиб, как это часто бывает у врачей, казалось бы,
от пустяка: удалил маленький пигментированный вырост на коже в области
яремной вырезки. И была-то всего лишь маленькая бородавочка спереди на шее.
Пусть она несколько портила внешний вид и мешала застегивать тугой
воротничок на самую верхнюю пуговку. Но это же не самые главные проблемы в
жизни.
Прошли часы и дни, года.
И в памяти больной моей
застряла муть и ерунда:
Не думал толком никогда.
И в перспективе запасной
маячит холод, пустота:
Спасения и чуда не молю.
Прося, немного подожду,
покорно душу отпущу:
Хирурги думали, что вырост - следствие действия вируса папилломатоза
человека. Есть такое существо, заражающее практически любого человека -
довольно часто уже внутриутробно, то есть от матери, во время беременности,
или в раннем детском возрасте - тоже от собственных родителей. Но наиболее
активно тот вирус внедряется в организм мужчины и женщины после начала
половой жизни. Никто толком не знает манеру поведения вируса: отчего у одних
он спокойно "отлеживается" в клетках, у других вдруг выскакивает в форме
одиночных бородавочек, у третьих происходит бурный рост этого стервеца,
создающего угрозу жизни. В природе человека все так устроено, что кто-то из
его микробных сожителей помогает, а кто-то и вредит. Может быть, вирусы,
поселившиеся в клетках, утилизируют "брак" обычной клеточной селекции. Тогда
достигается паритет в отношениях макро- и микроорганизма. Но, если в
программу поведения вируса вкралась ошибка, то начинается немотивированная
агрессия против своего благодетеля - человека, в организме которого этот
внутриклеточный звереныш неплохо устроился.
Гурик - так звали моего друга - умер по истечении нескольких месяцев
после удаления выроста от массивного злокачественного процесса, поразившего
всю лимфатическую систему и задушившего плоть изнутри. Вот она черная
неблагодарность вируса, получившего приют у человека. Но человек решил, что
он Царь природы и покусился на право коварной заразы вести себя так, как
угодно только ей самой. Сейчас, в истории с моим вторым другом, идет
неотвратимое повторение событий. А закон парных случаев - это уже
окончательный приговор судьбы, противодействовать ему невозможно!
Я видел Гурика в его последние дни: держался он мужественно, только
говорил, что его мучает это страшное состояние, когда кажется, что неведомые
силы вытягивают из тебя "все нутро"! Скорее всего, он уже просил у Бога
спокойного пристанища. Ну, а "моя моральная поддержка" была пустым мифом, не
дающим даже краткого успокоения. Мы выпили с Гуриком по рюмке коньку - это
был его любимый напиток, и он спокойно уснул. Через два дня мне сообщили,
что он тихо, никого не беспокоя, отошел в мир иной!
С Леней мы тоже выпили, но наливал он. И наливал Леонид медицинский
спирт. Это самый верный рецепт: во время обследования весь пищеварительный
тракт, как не крути, травмировался волокнистой оптикой основательно - надо
было дезинфицировать мацерированные поверхности. Да и вообще, - пусть меня
осудят ханжи, - но я предпочитаю именно такой, запатентованный временем и
профессией, транквилизатор.
Мы оба долго молчали, "повторяли" и опять молчали. Я видел, что в
голове и душе Леонида происходит основательная работа: надо было
переосмыслить практически все ценности. Вид самой панорамы прошлой жизни, не
говоря уже о перспективе, кардинально изменился. Леня по моей роже
догадывался, что "дело в швах"! Но он был мужественный человек, к тому же в
нем проснулся и начинал действовать загадочный атавизм. Нетрудно заметить по
поведению животных, что они не имеют никакого представления о собственных
перспективах жизни и смерти, а в критической ситуации действуют, лишь
ведомые рефлексами. Но в их маленьких или больших головках не появляется
картина ужаса неотвратимости конца жизни, смерти. Они не философствуют на
сей счет, не пугают себя страшными картинками "гробового молчания". Приходит
время и сознание у них выключается, наступает забвение, которое никто и
никогда не сможет научиться контролировать! Они, по всей вероятности, не
способны к психологическим проекциям. И это-то как раз и спасает, защищает
животных: они погибают неожиданно, не представляя "бездонности перспектив"!
Вот так и больной тяжелой злокачественной патологии: он как бы не
"въезжает в ситуацию". Он питает напрасную надежду, иллюзию на спасение, на
то, что у него не может быть самого худшего. Он уверен, что Бог именно ему
даровал благополучную судьбу. Множество онкологических больных умирало на
моих руках, и все они до последнего дыхания надеялись на чудо. Я глушил их
волю и чувство опасности морфием и наваливал симптоматическую терапию,
несколько скрашивающую эффект "шагреневой кожи". Но у врача нет возможности
искоренить первопричину - секрет изменения поведения клетки, сшибку в
программе ее репродукции! Леонид сейчас в большей мере с помощью
профессионального прагматизма как раз боролся с "иллюзиями". Я не мешал ему.
Но профессиональная доктрина обязывала меня заставить пациента выполнить
весь необходимый комплекс диагностических процедур, а затем и принять
рекомендуемое специалистами лечение, построенное на основе заурядной аксиомы
- необходимо использовать все возможности до конца!
- Саша, - наконец заговорил мой собутыльник, - ты можешь сказать, хотя
бы примерно, сколько у меня в запасе времени?
Такой вопрос, без сомнения, свидетельствовал о том, что мой друг
остался в большей мере трезвомыслящим врачом, чем ослабевшим от горя
пациентом. Но и это еще не было гарантией того, что он останется до конца
православным человеком, способным испить "свою чащу", не вступая в конфликт
с Богом. Бывают же такие случаи: когда от горя и изнуряющей боли люди
накладывают на себя руки - я не одобряю такой исход, хотя и не пытаюсь
покушаться на право человека осуществлять свой выбор. Но стоит помнить о
том, что если в этой жизни "не отработаешь" все до конца, то не известно
какой следующей судьбой тебя одарит Бог - может быть, просто перепоручит
твою персону Дьяволу!
- Леня, давай прежде все доведем до конца, а потом будем устанавливать
сроки. - начал я жевать свое психотерапевтическое мочало. - Ты же понимаешь,
что люди ошибаются и в диагнозе и в сроках. То, что известно Богу, не
известно никому! Сегодня мы с тобой провели лишь "прикидку". Ты уж извини
меня за вульгарный термин! А для окончательного диагноза необходимо еще
основательно потрудиться. Потом, учти, что не я, а специалисты должны
сказать окончательное слово.
Леня взорвался:
- Саша, ты кончай балагурить, - не дети же мы с тобой! Какие
специалисты? Специалисты чего? Если природа болезни неизвестна, то кто же
тот специалист, которому можно верить? Или ты полагаешь, что кому-то одному,
избранному, Бог шепнул свои откровения? Ты пойми, что я должен... - я так
хочу!.. - с умом распорядиться оставшимся временем. Не ужели же ты будешь
мне вешать лапшу на уши!
- Леня, конечно, никакой лапши не будет. - стал я выкарабкиваться
из-под удара обычной в такой ситуации встречной агрессии. - Но любое дело
необходимо выполнять квалифицированно. Ты согласен? Мы еще не имеем на руках
достаточных оснований, чтобы формулировать окончательный диагноз, а уж для
паники и психологических срывов тем более оснований у нас с тобой нет! И
консилиум необходим в обязательном порядке, ибо тебе нужно предоставить
материал для полноценного выбора, ты согласен?
Леня прикусил язык - какой же ему смысл отрицать разумное. Затем
спросил:
- Саша, а ты материал для гистологии взял?
Он вперил в меня испытующий, горячий взгляд, словно эта "сраная
гистология" могла что-либо решить в положительном смысле. Я-то и без
гистологии так основательно прощупал глазом и руками весь его "махровый
букет", что мог, не смотря на стекло под микроскопом, дать подробное
описание всей будущей картины.
- Конечно, отщипнул в нескольких местах. - успокоил я Леонида. - Так
что ты продолжай... - дезинфицируй царапины. Ты решил, кому отдадим стекла
для просмотра?
- Никому не отдадим. - решительно заявил Леонид. - Ты посмотри все сам.
Ну, может быть, для проформы потом анонимно проконсультируем у нескольких
специалистов, и достаточно. Получим все результаты, а тогда я решу, что
делать.
Леонид помолчал немного, выпил маленькую стопочку, - его стало быстро
развозить, что тоже говорило о снижении толерантности организма, о
последовательном выпадении некоторых функций печени, - затем раздумчиво
проговорил:
- Поверишь, Саша, я уже столько лет не отдыхал по-настоящему, не
"оттягивался" по полной программе. Все какая-то спешка подстегивала: строил,
оснащал, обучал, наставлял, руководил - да пропади это все пропадом! О себе
некогда было подумать. Теперь боюсь впустую остатки времени жизни
растратить. Потому и наседаю на тебя, грублю. Ты уж извини, что я делаю тебя
соучастником моих переживаний!
Последняя ремарка была лишней: на то и друзья существуют, чтобы делить
с ними не только радость, но и горе. Все было и без слов понятно. Потом,
какие могут быть извинения: "битый небитого везет"! Разве ж это правильно. У
Леонида теперь - полнейший карт-бланш во всех играх - и с жизнью, и со
смертью, и в дружбе и в любви!
Договорились, что о результатах обследования - никому ни слова. Леонид
звонит в пат- анатомию, а я являюсь туда с материалом биопсии. Буду сам
готовить гистологические препараты, сам все просмотрю, и результаты сообщу
только Леониду. В этом уже скрывалось маленькое "должностное преступление",
но на то была воля пострадавшего, наконец главного врача, взваливающего на
себя всю глыбу ответственности. Только, кто же может поручиться за язык
Марии Николаевны, санитарки, которая тоже видела наши растерянные морды
после фиброгастроскопии. Нельзя сбрасывать со счета и персонал
патологоанатомического отделения, куда я сейчас явлюсь с невинной
физиономией, но в больничном халате, и начну колдовать над приборами и
реактивами. В том уже будет заключаться прецедент для подозрений. Да и
вообще - в больнице все стены имеют уши, поэтому я посоветовал Леониду
относиться ко всему с пониманием и особых секретов из самого факта
обследования не делать. Вот о диагнозе трепаться - незачем! Но я был уверен,
что и это скоро перестанет быть секретом. "Пришла беда - открывай ворота".
Или еще народная мудрость, мать ее так: "Теряя голову, по волосам не
плачут".
Расстались на обычной "волне": я схапал со стола посудину со спиртом,
ибо о товарищах по палате нужно помнить, и заныкал ее в карман пижамы под
халат. Прежде, чем отправиться в свою берлогу, я двинул к отдельному домику
- моргу. А Леня остался управлять больницей. Свою тайную миссия в
гистологической лаборатории мы с лаборанткой выполнили быстро: мне
собственно было нужно только проследить, чтобы женщина - а порода
лаборантов, как правило, любопытная - делая препараты, не зажилила кусочки
ткани или уже готовые стекла. Далее, глазом-то в микроскоп лез только я
один. Вся акция заняла у меня не более тридцати - сорока минут. Готовые
препараты не дали ничего нового для диагноза - фиксировалось обилие
недифференцированных эпителиальных клеток, уже полностью вытеснивших даже
жалкие "намеки" на образование железистых трубочек, во "всю Ивановскую"
разгулялась и соединительная ткань, создающая прочный каркас всему этому
злокачественному безобразию. Я сдержал эмоции, не изменился в лице,
поблагодарил классного специалиста, втянутого в тайную миссию, распрощался с
теми врачами, что попались по дороге, и пошкандыбал в свои "номера".
Мои сотоварищи встретили меня взглядами, насыщенными неподдельным
томлением, но кроме того в них можно было легко прочитать любопытство
профессионалов. Профессионалам к тому же не терпелось выпить, а в таких
случаях "клин вышибается клином". Это любопытство само по себе было
взвешенным, корректным, и его наши ребята быстро притушили, а потом и
окончательно залили спиртом. Их жаждущие утробы, как говорят в таких
случаях, "получили свое"! Вопросов никто не задавал, а я, естественно, на
них и не напрашивался. Аутизм шизофреника - это очень удобная - "глухая
защита" - через нее пробиться невозможно, а поскольку угрызений совести
такая личность не испытывает, то и немая тишина не давит, никого ни к чему
не обязывает.
От всех переживаний, а, может быть, и от выпитого, несколько кружилась
голова, но все мышцы быстро расслабились, и я уснул сном праведника. И уже
на излете, притухающее сознание подарило мне замечательные слова, снявшие,
наверное, окончательно тяжесть с души: "А мы, народ Твой и Твоей пажити
овцы, вечно будем славить Тебя и в род и род возвещать хвалу Тебе" (Псалом
78: 13).
Проснулся я к обеду, да и то только потому, что почувствовал сверлящий
взгляд у себя над переносицей, между бровями - в ответственной точке
Инь-тан! Воздействие взгляда на эту точку было уже в той стадии накала,
когда ведется не борьбы с бессонницей, а, наоборот, активация фазы
пробуждения, - иначе я бы и не проснулся до вечера. Но мне показалось, что
ищущий взгляд еще и спускался на кончик моего носа, сверля на нем дырку в
точке Су-ляо. А это уже повод к выполнению иной задачи, - кто не знает, что
это уже поле сексуального возбуждения. Кто-то извне намеренно и неосторожно
играл с огнем! Я открыл глаза и сразу же обнаружил противника. Передо мной
сидела красавица Инна Станиславовна - с глазами на мокром месте. Женское
нетерпение так и сочилось из всех кожных пор, даже кончик носа посинел.
Я быстро сообразил, на какого "зверя" ведется охота: Инна пришла за
"стеклами" по поручению Леонида Григорьевича. Передавая ей страшную посылку,
я только попросил на словах сообщить главному врачу: "Все подтверждается"!
Она быстро отвернула голову, чтобы спрятать от меня брызнувшие слезы, и
вышла из палаты, не проронив ни слова, - не поблагодарив, не попрощавшись. А
собственно за что благодарить? - за вынесение смертного приговора? Я смотрел
ей в след, пытаясь выкристаллизовать ощущение, создаваемое у психоаналитика
женщиной, союз с которой не возродил, а убил мужчину. Ну, может быть, эта
формула - слишком жестока. Скажу лучше, что союз с этой красавицей не
защитил, не сберег жизнь близкого мужчины. А ведь главная миссия "подруги"
прикрыть совершенно голого перед Судьбой мужчину своей аурой. Новорожденный
появляется на свет голым и беззащитным, и уже тогда начинается эксплуатация
особых качеств женщины-матери - "оградить", "защитить", "согреть",
"накормить". Бог связал мужчину и женщину тесными узами только для того,
чтобы благотворные действия материнства продолжались, ибо он создавал Адама
- Вечным Ребенком! Иисус Христос тоже завещал апостолам сохранять в себе
качества дитя. И такие слова - не простой звук, не обычное сотрясение
воздуха, а тоже приговор, почти что смертный!
Я давно заметил, что люди делятся на три категории: первая -
индифферентные по своему влиянию на окружающих; вторая - помогающие
окружающим; третья - губящие, приносящие несчастье всем тем, кто вступает с
ними в какие-либо взаимоотношения. Причем, такие свойства могут сочетаться с
очень разнообразными внешними данными и другими свойствами этих людей. Вот и
Инна Станиславовна, не ведая того, получила печать от Бога - или Дьявола -
на выполнение особой миссии: ее обязали вносить сложнейшие испытания в жизнь
окружающих, в том числе, и создавая для них смертельные опасности. На каком
уровне распространяется такое влияние? - трудно сказать.
Мне казалось, что любые встречи людей - друг с другом и какими-либо
обстоятельствами - уже предопределены. Значит и встреча с
человеком-"губителем" тоже предопределена. Не надо тому удивляться, сам-то
он - тот человек - может быть, и не желает никому приносить несчастье, но
ему поручена такая миссия. И мне вдруг захотелось проверить в "чистом опыте"
силу демонической функции, а заодно и попробовать разобраться: каков
"механизм" такого влияния?
Затея, слов нет, - опасная! Но меня просто раздирало любопытство
экспериментатора. Когда еще подвернется такой случай. Я вспомнил знаменитый
миф о прекрасной женщине, допускавшей к своему телу жаждущих любви мужчин
только на одну ночь - утром же их казнили. Как видно, логическая формула
такого явления была давно установлена и сформулирована нашими мудрыми
предками. Но та легендарная героиня объявляла о своем условии заранее,
оставляя мужчине право выбора: потрахаться и умереть, или, не солоно
хлебавши, живым откатиться восвояси. Тогда как в современной жизни встреча с
"роковой женщиной" может оказаться самой существенной тайной для мужчины,
соблазнившегося ее красотой, - своеобразной "подставой", если хотите!
Восторженные чувства:
коварство и любовь -
ведут всех на погибель,
громя и плоть, и кровь!
"Крыша" Кибеллы, Реи
круче бедер у моей Феи.
Она - лишь стоит левее,
дразня животом наглее,
но так же действует таз,
вызов груди, магия глаз.
Мой риск - святое дело,
если жизнь поднадоела.
Не могу уйти от проказ:
обнажение - мой экстаз!
Я понял, что не откажусь от испытания - не разорву нити союза с
неизведанными силами. Если Леониду пришлось принять "смертельный дар", то
мой грядущий эксперимент - это лишь жалкое подобие "товарищеской верности".
Я обязан испытать риск своеобразной "офицерской рулетки", насладиться
неопределенностью и, хотя бы частично, сорвать "банк" своеобразного научного
поиска. Это и был мой экстаз, строящийся на эгоцентризме не столько
общечеловеческом, сколько идущим от воли человека науки, запутавшегося в
волосиках женской промежности. Когда твоим кредо становится своеволие,
анархизм, индивидуализм в мыслях и поступках, тогда можно позволить себе
радость риска - броска в постель, очертя голову! Моя мораль питается, скорее
всего, ошибочной установкой - уверенностью в том, что собственное
любопытство - явление святое!
Через несколько дней Леонид зашел ко мне попрощаться. К тому времени он
проконсультировался у "тузов" в области онкологии и основательно взвесил все
варианты. Решение Леонид принял однозначное, не подлежащее обсуждению и
корректировки со стороны кого-либо: он закупил два ящика коньяка, провианта
и, послав всех к Черту, собирался отъехать к себе на дачу и там, в тиши и
пьяном покое, встречать смерть. Он мечтал отдохнуть напоследок от мирской
суеты, от людей, которым вечно от него было что-то надо. С собой он взял
только Инну Станиславовну - она и должна была проводить его в последний
путь. Я разделял полностью решение Леонида, ибо помнил слова вещие! "Услышь,
Господи, молитву мою, и внемли воплю моему; не будь безмолвен к слезам моим.
Ибо странник я у Тебя и пришлец, как и все отцы мои. Отступи от меня, чтобы
я мог подкрепиться, прежде нежели отойду, и не будет меня" (Псалом 38:
13-14).
Соколов Леонид Григорьевич умер на двенадцатые сутки, спокойно приняв
дозу алкоголя по вкусу и по желанию, подсластив ее еще и небольшой инъекцией
морфия: он заснул, отвернувшись к стенке, почти как Антон Чехов. Леонид, то
есть Лев, проживший "боевую жизнь" в медицинских чащобах, в последние минуты
пребывания на Земле вдыхал аромат дерева, которым когда-то сам,
предварительно выстругав, обшил свой дом изнутри, - здесь каждая дощечка