Страница:
– Марфор, дежурный водного патруля, – сказал эльф гораздо дружелюбнее. – Попрошу ваши документы. Визу и разрешение, а также паспорта.
– Наш визит не согласован с эльфийской стороной, – сказал Владислав.
– Тогда покиньте наши воды немедленно, – преодолев удивление, потребовал Марфор.
– Мы хотели бы встретиться с вашим старейшиной, – произнес Иван. – Может быть, вы с ним свяжетесь и сообщите о нас?
– Если Лакгаэр откажется разговаривать с нами, мы тут же уйдем, заверяю вас, – добавил мрачный молодой мужчина, сидевший у руля. Марфор видел по его ауре, что этот человек, единственный из прибывших, обладает магическим даром.
– Как вас представить? – спросил эльф хмуро.
Владислав оказался бароном Ревена, а мрачный рулевой – княжеским магом Онуфрием. Марфор вызвал Лакгаэра телепатически. Выслушав патрульного, глава Нолдокора распорядился пропустить прибывших и сопровождать их к его дворцу.
– Глава Нолдокора примет вас, – сказал Марфор людям. – Следуйте за мной.
Эльф развернул лодку и направился в сторону дворца Лакгаэра. Ладья князя двинулась за ним. Марфор причалил, вылез из лодки. Вслед за ним ткнулась носом в камни и ладья гостей. Марфор ощутил пряный запах роз и чуть поморщился. Он не любил эти помпезные, вычурные цветы. Иван легко перепрыгнул через борт ладьи. Захрустела галька под ногами князя. Барон Ревенский не рискнул повторить прыжок своего молодого повелителя, и гребцы спустили для барона трап. Последним сошел Онуфрий. Княжеский маг вдруг сморщился, вытащил из кармана темно-синий шелковый платок, закрылся им и деликатно чихнул. Барон Ревенский покосился на него.
– Прошу прощения... – пробормотал Онуфрий.
– Если у вас насморк, оставались бы дома, – тихо сказал барон.
– У меня аллергия на розы, – пробормотал княжеский маг.
Марфор ощутил симпатию к человеку, чем-то похожему на него самого. Эльф увидел Лакгаэра, спускающегося на пляж.
– Приветствую тебя на земле эльфов, Иван, князь Рабинский, – обратился к князю Лакгаэр. – О чем ты хотел со мной поговорить?
– Мы хотим отблагодарить вас, сидхов Рабина, за помощь, которую вы нам оказали в трудную минуту, – сказал Иван.
– Так ведь ты уже перечислил всю обещанную сумму, – сказал Лакгаэр мягко.
Иван помотал головой.
– Деньгами это не оплатить, – сказал князь. – Я предлагаю разделить не только трудности, но и радости. Я приглашаю тебя и твоих подданных отметить вместе с нами Купайлу.
«Сегодня просто день чудес», – ошарашенно подумал Марфор. Лакгаэр, очевидно, тоже удивился приглашению, но на лице его ничего не отразилось.
– Я не знаю, как быть, – сказал Лакгаэр. – Не хочется отвечать отказом на приглашение, сделанное от чистого сердца. Но, князь... Ты не боишься гнева Искандера? Ведь ты нарушаешь закон, ваш мандреченский закон!
– Нет, – сказал Иван спокойно. – Ты, я вижу, еще не в курсе последних новостей? В Великом каганате сюрков изменения. Зейнеддин связался со мной вчера. Теперь он Первый Бек Сюркистана.
Лакгаэр чуть приподнял бровь. «Да, теперь Ивану бояться нечего, – подумал Марфор. – Искандер будет ласкать его, что бы он ни сделал».
У Файламэл, первой жены Лакгаэра, было трое детей. Как в старой смешной истории мандречен, их смело можно было назвать одинаковыми именами и различать по отчествам. Аннвиль, старший сын Файламэл, рожденный от Лакгаэра, погиб сразу после свержения дракона при темных обстоятельствах. Зейнеддин, средний сын эльфки от Великого Бека, как выяснилось сегодня, смог в родственной потасовке за трон оказаться наверху. Иван, младший ребенок любвеобильной Файламэл, приходился сводным братом теперешнему Великому Беку. А поскольку только от Ивана зависело, будет ли Черногория входить в состав Мандры – или Сюркистана, – Искандер на многое посмотрел бы теперь сквозь пальцы.
– Я этого не знал, – сказал Лакгаэр задумчиво. – Что же, я с удовольствием пойду и позову всех, но заставлять никого, как ты сам понимаешь, я не буду. Да и я не знаю, согласится ли наш жрец... и твой... Ведь мы должны, как и вы, провести обряд.
Иван в затруднении посмотрел на барона, и Владислав пришел на выручку своему князю.
– В армии Мандры вместе сражались люди, поклонявшиеся разным богам, – сказал барон Ревенский. – Полане, мандречены, боремцы. И перед битвой полане и боремцы молились все вместе, стоя рядом. А их волхвы подсказывали им верные слова. И никого из богов, насколько я могу судить, это не оскорбило.
В этот момент Марфор понял, что люди настроены серьезно. И что, скорее всего, в этом году праздник летнего солнцеворота и вправду будет общим.
– Я понял вас, – сказал Лакгаэр. – Позвольте, я переговорю с нашим главным жрецом.
Глава Нолдокора присел на камень и закрыл глаза. Люди ожидали в почтительном молчании. Было слышно, как волны накатываются на гальку. Воспользовавшись паузой. Марфор тихо спросил княжеского мага:
– А что, мандречены не нуждаются в благословении своих богов начать резню?
Онуфрий покосился на эльфа.
– Нет, – сказал княжеский маг. – Наши воины приходят к волхвам Ящера после битвы. Чтобы священники убрали Цин убитых из их ауры. Ты должен знать, что чужая Цин в ауре человека вредит его душевному и физическому здоровью. Особенно если заниматься резней, как ты выразился, регулярно. Чужая Цин ведь не усваивается.
– Наш жрец согласен, – сказал Лакгаэр, вставая. – Он сейчас прибудет сюда и пересечет залив вместе с вами, если ты не возражаешь. Они обговорят с вашим священнослужителем детали совместной церемонии. А мы прибудем примерно через час.
– Вот и хорошо, – сказал Иван. – Я знаю, что Верховный маг Фейре сейчас гостит у тебя. Я тоже хотел бы увидеть его среди гостей.
Лакгаэр чуть прищурился, телепатически передавая Лайтонду приглашение.
– Лайтонд сожалеет, что не сможет пойти, – сказал старый эльф. – Он еще плохо чувствует себя после ранения.
– Мне хотелось бы поговорить с ним, пока мы ждем твоего жреца, – сказал Иван. – Спроси Лайтонда, согласен ли он принять меня.
Лакгаэр склонил голову набок, прислушиваясь к телепатемме от Верховного мага, а затем кивнул.
– Я смотрю, твой дворец полностью починили, – сказал Иван, когда они с Лакгаэром оказались в розарии. – Он даже стал красивее, чем был.
Лакгаэр грустно улыбнулся.
– Да только этой красотой я теперь наслаждаюсь один, – сказал старый эльф. – Знаешь, у сюрков был поэт, который сказал: «Там, где ты, другие дары мне нужны...».
К горлу князя подкатил комок. Лакгаэр положил ему руку на плечо.
– Ты все еще винишь себя в той старой истории, Ваня? – спросил он мягко. – Брось, перестань...
Когда Шенвэль повел заговорщиков в замок Черного Пламени, Аннвиль очень просился с ними. Но Верховный маг отказал сыну Лакгаэра. Через неделю, когда началась неразбериха, Ладомир отправил Ивана к Лакгаэру, чтобы тот укрыл подростка в своем дворце. Отец Ивана знал, что Лакгаэр хорошо относится к своему пасынку. В одну из ночей глава Нолдокора оставил сводных братьев одних. Ивану уже исполнилось пятнадцать лет, Аннвилю – сто пятьдесят. Иван никогда не был робкого десятка, а Аннвиль уже защитился на третий магический класс. Лакгаэр окружил дворец магической сетью, и теперь в случае нападения подростки вполне смогли бы отбиться сами. Лакгаэр разместил пасынка в тех же самых покоях, где сейчас гостил Верховный маг. Княжич лег спать, но скоро проснулся оттого, что ему стало невыносимо жарко. Сначала Иван подумал, что это Аннвиль опять перемудрил с заклинаниями, но тут из-под двери вырвался язык пламени. Иван выскочил на террасу в чем был. Он увидел, что горит библиотека, в которой с вечера заперся Аннвиль. Иван не знал, как вызвать пожарную команду, и телепатически связаться ни с кем тоже не мог. Во дворце никого не было. В ту ночь все эльфы Рабина были на площади перед замком с оружием в руках. Но где находится помпа, княжичу было известно – слуги последний раз закачивали воду в дворцовый бассейн уже при нем. Аннвиль погиб до того, как Иван проснулся. Княжич не слышал ни одного крика, пока качал воду.
– Лекарь произвел посмертное вскрытие, – продолжал Лакгаэр. – Ты ведь знаешь, что...
Старый эльф замолчал. Иван кивнул. Князь знал, что в желудке Аннвиля обнаружилось полштофа вина. Пожар занялся от масляного светильника, который пьяный эльф опрокинул со стола. Сильнее самой гибели сына Лакгаэра мучил факт смерти позорной и отвратительной.
– А если бы Лайтонд взял брата с собой, Аннвиль бы погиб героем, – сказал князь тихо.
Лакгаэр вздохнул.
– Как говорите вы, мандречены, если бы да кабы, то во рту росли бы грибы, – сказал старый эльф.
Они вошли в покои Верховного мага. Лайтонд лежал на кровати, закрыв глаза рукой. На столе посреди покоев в беспорядке валялись бумаги, все в мелких завитушках эльфийских рун. Услышав шаги Лакгаэра и Ивана, Верховный маг Фейре отнял руку и взглянул на вошедших. Иван только сейчас обратил внимание, что у Лайтонда очень человеческие черты лица. Князь вспомнил, что матерью Верховного мага была мандреченка. «Разница между нами только в том, – невольно подумал Иван. – Что его называют полуэльфом, а меня – наполовину человеком».
– Извини, что не встаю, князь, – сказал Лайтонд. – Присаживайся.
Иван опустился в кресло. Лакгаэр стал собирать бумаги.
– Я слышал, что ты зовешь эльфов Рабина отметить Купайлу вместе с людьми, – сказал Лайтонд. – Это очень добрый знак для нас. Прими мои извинения, Иван, но я не смогу присутствовать на вашем празднике. И мне очень жаль, честно.
– Я знаю, Лакгаэр сказал, – отвечал Иван. – Я не за этим пришел. Я хотел спросить тебя о другом.
– Спрашивай, – сказал Верховный маг Фейре.
– Почему ты не взял Аннвиля с собой? – спросил Иван.
Шенвэль покосился на главу Нолдокора. У старого эльфа было абсолютно каменное лицо.
– Твой сводный брат был единственным, что оставалось у Лакгаэра, – сказал Шенвэль мягко. – Я знал, что немногие вернутся из замка дракона. Я не мог отобрать последнее. Не мог принести горе в дом, где мне так помогли.
– Лучше бы он погиб в замке, как твои друзья, – ответил Иван мрачно.
– Лучше было бы, если бы твой брат жил, – сказал Шенвэль.
Иван шмыгнул носом.
– Кисмет, как говорит Зейнеддин, – проговорил князь севшим голосом.
– Да, именно, – сказал Шенвэль. – Амарт, как говорят у нас.
– Извини, что перебиваю, – сказал Лакгаэр. – Наш жрец прибыл и готов отправиться с вами.
Иван поднялся.
– Я пойду, – сказал он. – До встречи, Лайтонд.
– Как тебе Иван? – спросил старый эльф.
– Он настоящий правитель, – ответил Шенвэль, и продолжал задумчиво: – У него нет никакого магического дара, и это очень странно. Полукровки обычно очень сильные маги.
– На каждое правило есть исключение, – сказал Лакгаэр. – Да Иван прекрасно обходится и без этого. Я часто думаю, может, мир и должен принадлежать таким, как он? Может быть, наша магия – пустая погремушка, которая отвлекает нас от чего-то настоящего?
Верховный маг усмехнулся.
– Поверь мне, Лакгаэр, – произнес он. – Мир всегда принадлежит тем, кому должен принадлежать. Ты принял приглашение, но ты не боишься, что это ловушка? Что все закончится бойней? Я, конечно, защищу вас, но...
– Не надо, – перебил его Лакгаэр. – Фейре еще не оправилась от последней войны. И если ты, Верховный маг Фейре, вмешаешься в нашу жизнь, то...
– Я уже вмешался. Я заварил всю эту кашу, – сказал Шенвэль спокойно. – Мандра или Фейре, ледяные эльфы или серые – вы все народ, который я поклялся защищать. Но тогда Чистильщики прибудут сюда уже к утру, даже без Крона, и тут начнется такое... Не ходи сам и не подвергай своих подданных такому риску.
– Мы в безвыходном положении, – пожал плечами Лакгаэр. – Если мы откажемся, бойня начнется из-за того, что мы пренебрегли жестом доброй воли, побрезговали. Если на празднике нас спровоцируют, мы тоже все погибнем. Так хотя бы повеселимся. Ты, Шенвэль, не имеешь права погибнуть вместе с нами. Я видел многих Верховных магов, но ты...
– Как всякий профессиональный льстец, сам я к лести нечувствителен, – перебил его Шенвэль. – Веселитесь, что ж. Но если придется круто, помните, что помощь придет.
– Ты слишком долго жил среди людей, – тихо сказал Лакгаэр. – Но в Гниловране тебя должны были научить воздерживаться от клятв. И жрецы Ящера должны были отпустить тебе все клятвопреступления, будущие и настоящие.
Шенвэль усмехнулся, но как-то невесело.
– Недавно мне пришлось воспользоваться этим отпущением, – сказал он. – Ладно, идите. Будьте осторожны. Может, и обойдется.
Но на маленьком пляже никого не было, чтобы оценить силу дара Шенвэля.
Поисковый телепорт, воплощение гения Лакгаэра, позволял перемещаться на образ. Конфигурация телепорта нарушилась с потерей статуи Хозяйки Четырех Стихий. Любой маг счел бы его недействующим.
Или слишком опасным для активации.
Глава IV
– Наш визит не согласован с эльфийской стороной, – сказал Владислав.
– Тогда покиньте наши воды немедленно, – преодолев удивление, потребовал Марфор.
– Мы хотели бы встретиться с вашим старейшиной, – произнес Иван. – Может быть, вы с ним свяжетесь и сообщите о нас?
– Если Лакгаэр откажется разговаривать с нами, мы тут же уйдем, заверяю вас, – добавил мрачный молодой мужчина, сидевший у руля. Марфор видел по его ауре, что этот человек, единственный из прибывших, обладает магическим даром.
– Как вас представить? – спросил эльф хмуро.
Владислав оказался бароном Ревена, а мрачный рулевой – княжеским магом Онуфрием. Марфор вызвал Лакгаэра телепатически. Выслушав патрульного, глава Нолдокора распорядился пропустить прибывших и сопровождать их к его дворцу.
– Глава Нолдокора примет вас, – сказал Марфор людям. – Следуйте за мной.
Эльф развернул лодку и направился в сторону дворца Лакгаэра. Ладья князя двинулась за ним. Марфор причалил, вылез из лодки. Вслед за ним ткнулась носом в камни и ладья гостей. Марфор ощутил пряный запах роз и чуть поморщился. Он не любил эти помпезные, вычурные цветы. Иван легко перепрыгнул через борт ладьи. Захрустела галька под ногами князя. Барон Ревенский не рискнул повторить прыжок своего молодого повелителя, и гребцы спустили для барона трап. Последним сошел Онуфрий. Княжеский маг вдруг сморщился, вытащил из кармана темно-синий шелковый платок, закрылся им и деликатно чихнул. Барон Ревенский покосился на него.
– Прошу прощения... – пробормотал Онуфрий.
– Если у вас насморк, оставались бы дома, – тихо сказал барон.
– У меня аллергия на розы, – пробормотал княжеский маг.
Марфор ощутил симпатию к человеку, чем-то похожему на него самого. Эльф увидел Лакгаэра, спускающегося на пляж.
– Приветствую тебя на земле эльфов, Иван, князь Рабинский, – обратился к князю Лакгаэр. – О чем ты хотел со мной поговорить?
– Мы хотим отблагодарить вас, сидхов Рабина, за помощь, которую вы нам оказали в трудную минуту, – сказал Иван.
– Так ведь ты уже перечислил всю обещанную сумму, – сказал Лакгаэр мягко.
Иван помотал головой.
– Деньгами это не оплатить, – сказал князь. – Я предлагаю разделить не только трудности, но и радости. Я приглашаю тебя и твоих подданных отметить вместе с нами Купайлу.
«Сегодня просто день чудес», – ошарашенно подумал Марфор. Лакгаэр, очевидно, тоже удивился приглашению, но на лице его ничего не отразилось.
– Я не знаю, как быть, – сказал Лакгаэр. – Не хочется отвечать отказом на приглашение, сделанное от чистого сердца. Но, князь... Ты не боишься гнева Искандера? Ведь ты нарушаешь закон, ваш мандреченский закон!
– Нет, – сказал Иван спокойно. – Ты, я вижу, еще не в курсе последних новостей? В Великом каганате сюрков изменения. Зейнеддин связался со мной вчера. Теперь он Первый Бек Сюркистана.
Лакгаэр чуть приподнял бровь. «Да, теперь Ивану бояться нечего, – подумал Марфор. – Искандер будет ласкать его, что бы он ни сделал».
У Файламэл, первой жены Лакгаэра, было трое детей. Как в старой смешной истории мандречен, их смело можно было назвать одинаковыми именами и различать по отчествам. Аннвиль, старший сын Файламэл, рожденный от Лакгаэра, погиб сразу после свержения дракона при темных обстоятельствах. Зейнеддин, средний сын эльфки от Великого Бека, как выяснилось сегодня, смог в родственной потасовке за трон оказаться наверху. Иван, младший ребенок любвеобильной Файламэл, приходился сводным братом теперешнему Великому Беку. А поскольку только от Ивана зависело, будет ли Черногория входить в состав Мандры – или Сюркистана, – Искандер на многое посмотрел бы теперь сквозь пальцы.
– Я этого не знал, – сказал Лакгаэр задумчиво. – Что же, я с удовольствием пойду и позову всех, но заставлять никого, как ты сам понимаешь, я не буду. Да и я не знаю, согласится ли наш жрец... и твой... Ведь мы должны, как и вы, провести обряд.
Иван в затруднении посмотрел на барона, и Владислав пришел на выручку своему князю.
– В армии Мандры вместе сражались люди, поклонявшиеся разным богам, – сказал барон Ревенский. – Полане, мандречены, боремцы. И перед битвой полане и боремцы молились все вместе, стоя рядом. А их волхвы подсказывали им верные слова. И никого из богов, насколько я могу судить, это не оскорбило.
В этот момент Марфор понял, что люди настроены серьезно. И что, скорее всего, в этом году праздник летнего солнцеворота и вправду будет общим.
– Я понял вас, – сказал Лакгаэр. – Позвольте, я переговорю с нашим главным жрецом.
Глава Нолдокора присел на камень и закрыл глаза. Люди ожидали в почтительном молчании. Было слышно, как волны накатываются на гальку. Воспользовавшись паузой. Марфор тихо спросил княжеского мага:
– А что, мандречены не нуждаются в благословении своих богов начать резню?
Онуфрий покосился на эльфа.
– Нет, – сказал княжеский маг. – Наши воины приходят к волхвам Ящера после битвы. Чтобы священники убрали Цин убитых из их ауры. Ты должен знать, что чужая Цин в ауре человека вредит его душевному и физическому здоровью. Особенно если заниматься резней, как ты выразился, регулярно. Чужая Цин ведь не усваивается.
– Наш жрец согласен, – сказал Лакгаэр, вставая. – Он сейчас прибудет сюда и пересечет залив вместе с вами, если ты не возражаешь. Они обговорят с вашим священнослужителем детали совместной церемонии. А мы прибудем примерно через час.
– Вот и хорошо, – сказал Иван. – Я знаю, что Верховный маг Фейре сейчас гостит у тебя. Я тоже хотел бы увидеть его среди гостей.
Лакгаэр чуть прищурился, телепатически передавая Лайтонду приглашение.
– Лайтонд сожалеет, что не сможет пойти, – сказал старый эльф. – Он еще плохо чувствует себя после ранения.
– Мне хотелось бы поговорить с ним, пока мы ждем твоего жреца, – сказал Иван. – Спроси Лайтонда, согласен ли он принять меня.
Лакгаэр склонил голову набок, прислушиваясь к телепатемме от Верховного мага, а затем кивнул.
* * *
Иван приказал своей свите ждать в ладье. Он хотел встретиться с Верховным магом вовсе не для того, чтобы настаивать на приглашении. Вопрос, который князь хотел задать, был глубоко личным, и Иван совершенно не нуждался в свидетелях в тот момент, когда наконец получит на него ответ.– Я смотрю, твой дворец полностью починили, – сказал Иван, когда они с Лакгаэром оказались в розарии. – Он даже стал красивее, чем был.
Лакгаэр грустно улыбнулся.
– Да только этой красотой я теперь наслаждаюсь один, – сказал старый эльф. – Знаешь, у сюрков был поэт, который сказал: «Там, где ты, другие дары мне нужны...».
К горлу князя подкатил комок. Лакгаэр положил ему руку на плечо.
– Ты все еще винишь себя в той старой истории, Ваня? – спросил он мягко. – Брось, перестань...
Когда Шенвэль повел заговорщиков в замок Черного Пламени, Аннвиль очень просился с ними. Но Верховный маг отказал сыну Лакгаэра. Через неделю, когда началась неразбериха, Ладомир отправил Ивана к Лакгаэру, чтобы тот укрыл подростка в своем дворце. Отец Ивана знал, что Лакгаэр хорошо относится к своему пасынку. В одну из ночей глава Нолдокора оставил сводных братьев одних. Ивану уже исполнилось пятнадцать лет, Аннвилю – сто пятьдесят. Иван никогда не был робкого десятка, а Аннвиль уже защитился на третий магический класс. Лакгаэр окружил дворец магической сетью, и теперь в случае нападения подростки вполне смогли бы отбиться сами. Лакгаэр разместил пасынка в тех же самых покоях, где сейчас гостил Верховный маг. Княжич лег спать, но скоро проснулся оттого, что ему стало невыносимо жарко. Сначала Иван подумал, что это Аннвиль опять перемудрил с заклинаниями, но тут из-под двери вырвался язык пламени. Иван выскочил на террасу в чем был. Он увидел, что горит библиотека, в которой с вечера заперся Аннвиль. Иван не знал, как вызвать пожарную команду, и телепатически связаться ни с кем тоже не мог. Во дворце никого не было. В ту ночь все эльфы Рабина были на площади перед замком с оружием в руках. Но где находится помпа, княжичу было известно – слуги последний раз закачивали воду в дворцовый бассейн уже при нем. Аннвиль погиб до того, как Иван проснулся. Княжич не слышал ни одного крика, пока качал воду.
– Лекарь произвел посмертное вскрытие, – продолжал Лакгаэр. – Ты ведь знаешь, что...
Старый эльф замолчал. Иван кивнул. Князь знал, что в желудке Аннвиля обнаружилось полштофа вина. Пожар занялся от масляного светильника, который пьяный эльф опрокинул со стола. Сильнее самой гибели сына Лакгаэра мучил факт смерти позорной и отвратительной.
– А если бы Лайтонд взял брата с собой, Аннвиль бы погиб героем, – сказал князь тихо.
Лакгаэр вздохнул.
– Как говорите вы, мандречены, если бы да кабы, то во рту росли бы грибы, – сказал старый эльф.
Они вошли в покои Верховного мага. Лайтонд лежал на кровати, закрыв глаза рукой. На столе посреди покоев в беспорядке валялись бумаги, все в мелких завитушках эльфийских рун. Услышав шаги Лакгаэра и Ивана, Верховный маг Фейре отнял руку и взглянул на вошедших. Иван только сейчас обратил внимание, что у Лайтонда очень человеческие черты лица. Князь вспомнил, что матерью Верховного мага была мандреченка. «Разница между нами только в том, – невольно подумал Иван. – Что его называют полуэльфом, а меня – наполовину человеком».
– Извини, что не встаю, князь, – сказал Лайтонд. – Присаживайся.
Иван опустился в кресло. Лакгаэр стал собирать бумаги.
– Я слышал, что ты зовешь эльфов Рабина отметить Купайлу вместе с людьми, – сказал Лайтонд. – Это очень добрый знак для нас. Прими мои извинения, Иван, но я не смогу присутствовать на вашем празднике. И мне очень жаль, честно.
– Я знаю, Лакгаэр сказал, – отвечал Иван. – Я не за этим пришел. Я хотел спросить тебя о другом.
– Спрашивай, – сказал Верховный маг Фейре.
– Почему ты не взял Аннвиля с собой? – спросил Иван.
Шенвэль покосился на главу Нолдокора. У старого эльфа было абсолютно каменное лицо.
– Твой сводный брат был единственным, что оставалось у Лакгаэра, – сказал Шенвэль мягко. – Я знал, что немногие вернутся из замка дракона. Я не мог отобрать последнее. Не мог принести горе в дом, где мне так помогли.
– Лучше бы он погиб в замке, как твои друзья, – ответил Иван мрачно.
– Лучше было бы, если бы твой брат жил, – сказал Шенвэль.
Иван шмыгнул носом.
– Кисмет, как говорит Зейнеддин, – проговорил князь севшим голосом.
– Да, именно, – сказал Шенвэль. – Амарт, как говорят у нас.
– Извини, что перебиваю, – сказал Лакгаэр. – Наш жрец прибыл и готов отправиться с вами.
Иван поднялся.
– Я пойду, – сказал он. – До встречи, Лайтонд.
* * *
Лакгаэр проводил гостей и направился в свои покои, отнести запись беседы с Верховным магом в библиотеку и переодеться в праздничный костюм. Когда старый эльф поднялся в розарий, Шенвэль окликнул его. Лакгаэр заглянул к нему.– Как тебе Иван? – спросил старый эльф.
– Он настоящий правитель, – ответил Шенвэль, и продолжал задумчиво: – У него нет никакого магического дара, и это очень странно. Полукровки обычно очень сильные маги.
– На каждое правило есть исключение, – сказал Лакгаэр. – Да Иван прекрасно обходится и без этого. Я часто думаю, может, мир и должен принадлежать таким, как он? Может быть, наша магия – пустая погремушка, которая отвлекает нас от чего-то настоящего?
Верховный маг усмехнулся.
– Поверь мне, Лакгаэр, – произнес он. – Мир всегда принадлежит тем, кому должен принадлежать. Ты принял приглашение, но ты не боишься, что это ловушка? Что все закончится бойней? Я, конечно, защищу вас, но...
– Не надо, – перебил его Лакгаэр. – Фейре еще не оправилась от последней войны. И если ты, Верховный маг Фейре, вмешаешься в нашу жизнь, то...
– Я уже вмешался. Я заварил всю эту кашу, – сказал Шенвэль спокойно. – Мандра или Фейре, ледяные эльфы или серые – вы все народ, который я поклялся защищать. Но тогда Чистильщики прибудут сюда уже к утру, даже без Крона, и тут начнется такое... Не ходи сам и не подвергай своих подданных такому риску.
– Мы в безвыходном положении, – пожал плечами Лакгаэр. – Если мы откажемся, бойня начнется из-за того, что мы пренебрегли жестом доброй воли, побрезговали. Если на празднике нас спровоцируют, мы тоже все погибнем. Так хотя бы повеселимся. Ты, Шенвэль, не имеешь права погибнуть вместе с нами. Я видел многих Верховных магов, но ты...
– Как всякий профессиональный льстец, сам я к лести нечувствителен, – перебил его Шенвэль. – Веселитесь, что ж. Но если придется круто, помните, что помощь придет.
– Ты слишком долго жил среди людей, – тихо сказал Лакгаэр. – Но в Гниловране тебя должны были научить воздерживаться от клятв. И жрецы Ящера должны были отпустить тебе все клятвопреступления, будущие и настоящие.
Шенвэль усмехнулся, но как-то невесело.
– Недавно мне пришлось воспользоваться этим отпущением, – сказал он. – Ладно, идите. Будьте осторожны. Может, и обойдется.
* * *
Когда солнце нырнуло в море, Шенвэль решил, что пора. Эльф чуть повел бровью, и светильник погас. Верховный маг накинул небесно-голубой плащ, подарок Лакгаэра, затем спустился на террасу и плотно задвинул створки. Шенвэль встал в центр гексаэдра, выложенного из более светлой плитки, глубоко вздохнул и развел руки. Повернувшись лицом к пустующему пьедесталу, он закрыл глаза и что-то негромко произнес. Беззвучная вспышка, последовавшая за этим, ослепила бы любого постороннего наблюдателя. Когда зрение вернулось бы к нему, он бы с удивлением увидел, что эльф исчез.Но на маленьком пляже никого не было, чтобы оценить силу дара Шенвэля.
Поисковый телепорт, воплощение гения Лакгаэра, позволял перемещаться на образ. Конфигурация телепорта нарушилась с потерей статуи Хозяйки Четырех Стихий. Любой маг счел бы его недействующим.
Или слишком опасным для активации.
Глава IV
Поляна, на которой из года в год проводились народные гуляния, находилась на склоне, между замком Ивана и устьем Куны. Площадка была сильно вытянута с севера на юг. Оливковая роща на западной стороне поляны придавала ей форму полумесяца. За рощей в лес ныряла дорога, ведущая к Куне. Сейчас на южном краю поляны поставили черноклен, священное дерево, вокруг которого девушки вскоре должны были начать водить хороводы, а на северном – заготовку для Купальца, жертвенного костра. Огромный, в четыре человеческих роста, колодец из дров венчало просмоленное колесо, украшенное соломой и цветами. В центре поляны, между Купальцем и чернокленом, накрыли праздничные столы.
В этом году княжичу впервые доверили принести из замка угли для священного костра. Дорога все время шла под горку, и Митя почти выбежал на поляну. Мимо княжича промчалась развеселая компания. Талии девушек прикрывали пучки зверобоя, медвежьего уха и чернобыльника, на головах красовались желто-фиолетовые венки из цветов иван-да-марьи. Митя увидел брата – раскрасневшийся Иван тащил поверженного идола Ярилы. Согласно традиции, глиняного уродца с огромным фаллосом нужно было разломать и утопить в Куне. Двух хохочущих женщин рядом с братом княжич тоже узнал – это была Ванина невеста, боевая ведьма Светлана, и Карина, старшая ее крыла. Митя ойкнул и подался назад – иначе бы его просто затоптали, возбужденные парни не видели ничего вокруг. Княжич зацепился ногой за корень, да так и сел наземь. Горшок с углями выскользнул из его рук и разбился. Парнишка испуганно посмотрел на волхва в торжественных белых одеждах, стоявшего около Купальца. Рабинский волхв Купайлы погиб в ночь разрушения замка, и праздничную церемонию в этот раз проводил единственный священник, оказавшийся в городе – волхв Ящера Дренадан. В этом году праздник вообще был очень необычным. Вместе с волхвом Ящера молитву читал и эльфийский жрец, чего не могли припомнить самые глубокие старики.
У Дренадана был такой вид, словно он сейчас огреет подростка по голове тяжеленной книгой Волоса. Митя не дошел до Купальца буквально несколько шагов. Русана, дочь княжеского портного, которую в этом году выбрали для разжигания священного пламени, топнула ногой. Судя по визгу и возгласам, доносившимся с речки, там уже началось самое интересное. А Русане по вине этого разини княжича предстояло торчать здесь еще неизвестно сколько.
– Олух ты царя небесного! – заголосила Русана.
– Помолчи, дева, – сурово сказал волхв.
– Я сейчас, я мигом, – вставая, пролепетал Митя. – Одна нога здесь, другая там. Как раз поспею...
– К утру, – мрачно закончил Дренадан.
Все трое посмотрели на алую, стремительно темнеющую россыпь углей, постигая всю глубину постигшей их неудачи.
– Вам огонь нужен? – любезно спросил высокий мужчина в синем плаще. Лица его не было видно в тени от капюшона.
Митя удивленно посмотрел на незнакомца, который словно соткался из воздуха.
– Нужен, – отвечал Дренадан.
– Да где его взять? – добавила Русана. Мужчина поднял руку, и из кисти широкой лентой вырвалось пламя. Костер весело занялся.
– Благодарим тебя, добрый человек, – сказал волхв, пристально глядя на незнакомца. – Подойди, я благословлю тебя.
Мужчина приблизился к волхву, движением головы сбросил капюшон. Митя увидел светлые волосы незнакомца и широкие скулы. Лицо мужчины показалось Мите знакомым. Человек с трудом опустился на одно колено – правая нога почти не слушалась его. Княжич решил, что перед ним один из тех, кто отказался покинуть свой дом в ночь разрушения замка и потом рыдал от боли на его подводе. Дренадан положил руку на голову мужчины.
– Нарушение этой клятвы тебе не простится, – сказал волхв негромко.
Русана и княжич почтительно наклонили головы.
Ящер решил обратиться к неизвестному прямо через волхва. Это было высокой честью и говорило о немалых заслугах перед богами:
– Чистюля с двойным лицом знает все. Он убьет ее, если только сможет дотянуться. Волна, которую ты прогнал через себя, разнесла по тебе не только чужую жизненную силу, но и яд проклятой палки. Держи крепко то, что взял, и то, что хочешь взять, держи, пока можешь!
Дренадан убрал руку, и мужчина медленно поднялся. Затем, согласно ритуалу, он протянул волхву руку. Положив свою ладонь поверх открытой ладони мандречена, Дренадан зажал его пальцы в кулак. Мужчина еще раз поклонился, отступил шага на два, и спросил:
– Вы барона Владислава не видели?
Митя отрицательно покачал головой, а Дренадан сказал:
– Да он, наверное, на берегу, туда все пошли.
– Карина точно там, – поддержала волхва Русана. – Я видела, как они со Светланой Ярилу тащили. А барон, наверно, при своей ведьме.
– Благодарствую, – ответил мужчина и направился к речке, на ходу надевая капюшон.
– Светлана такая красивая, – сказала Русана. – И добрая. Я, когда вырасту, тоже ведьмой стану. У меня и имя подходящее.
Княжич задумчиво посмотрел на платье Русаны. По фиолетовому полю были щедро разбросаны стразы. Как и любой мужчина, Митя не особо разбирался в фасонах и материях. Но княжич снял парадную мантию только полчаса назад и не успел забыть ни расцветку, ни прохладную мягкость ткани под руками. Видимо, княжеский портной не сумел правильно расположить выкройку, раз так много материала ушло в обрезки.
Или, наоборот, разложил все очень верно.
– Ведьме еще способности требуются, – сказал Митя. – Ты вон лучше русалкой стань. У тебя и имя как раз подходящее.
Русана никогда не лезла за словом в карман; она уже открыла рот, чтобы ответить колкостью, но осеклась под взглядом княжича.
Дренадан чуть улыбнулся и сказал:
– Ну что же, священный огонь зажжен. Ты можешь идти, дева.
– Хочешь красной крапивы? – спросил Митя. – Она волшебная, помогает от русалок. Чтобы они тебя раньше времени не утащили. Я, когда из замка шел, видел, где она растет. Могу и тебе показать.
Русана покосилась на Митю и почувствовала, как у нее слабеют ноги. И причина была вовсе не в двух кружках медовухи, которые успела осушить девушка. Княжич смотрел на нее вполне откровенно, но при этом как-то печально.
– Хочу, – тихо сказала Русана.
Митя взял ее за руку.
Вместо одной головы у нее было три. И сидели они на длинных гибких шеях.
– Пригрела я Горыныча, змеюку окаянного, – тихонько пропел Шенвэль.
Усмехнувшись, он пересадил ящерицу на левую руку. Две боковые головы исчезли в короткой черной вспышке. Ящерица стала тем, кем была – совершенно обычной серо-зеленой круглоголовкой. Эльф присел на корточки. Ящерка спрыгнула с его руки и исчезла в густой траве.
Обычно обращения богов оставались непонятными не только случайным свидетелям акта божественной милости, но и адресату их воли тоже. Однако в этот раз смысл послания был ясен Шенвэлю так же, как если бы Ящер выписал его на небе огненными рунами.
Это было последнее предупреждение.
Владислав засмеялся.
– Ведьмочка ты моя, – сказал он с нежностью. – Мне, например, на всех этих праздниках иногда кажется, что боги тут вообще ни при чем.
– Как это? – удивилась Карина. – Ты что, скажешь, что и день с завтрашнего дня не начнет становиться короче, и так до самой Коляды, когда Хорс появляется на небе совсем ненадолго?
Владислав махнул рукой:
– Хорс – на небе, но мы-то здесь. Понимаешь, Карина, как бы тебе это объяснить... Массовая оргия – это исторически сложившаяся, самая простая и естественная форма преодоления одиночества, отделенности людей от природы. И я думаю, она будет существовать до тех пор, пока общество санкционирует подобный путь, как то, чем занимаются все. Оргия дает разрядку в мучительном одиноком бдении разума. Появляется чувство единства, которого так не хватает нам с тех пор, как мы познали собственное «Я». А я же на всех этих гуляниях почему-то всегда чувствую себя очень одиноким. Не получается проникнуться массовым экстазом, и все тут. Даже в молодости не получалось.
В этом году княжичу впервые доверили принести из замка угли для священного костра. Дорога все время шла под горку, и Митя почти выбежал на поляну. Мимо княжича промчалась развеселая компания. Талии девушек прикрывали пучки зверобоя, медвежьего уха и чернобыльника, на головах красовались желто-фиолетовые венки из цветов иван-да-марьи. Митя увидел брата – раскрасневшийся Иван тащил поверженного идола Ярилы. Согласно традиции, глиняного уродца с огромным фаллосом нужно было разломать и утопить в Куне. Двух хохочущих женщин рядом с братом княжич тоже узнал – это была Ванина невеста, боевая ведьма Светлана, и Карина, старшая ее крыла. Митя ойкнул и подался назад – иначе бы его просто затоптали, возбужденные парни не видели ничего вокруг. Княжич зацепился ногой за корень, да так и сел наземь. Горшок с углями выскользнул из его рук и разбился. Парнишка испуганно посмотрел на волхва в торжественных белых одеждах, стоявшего около Купальца. Рабинский волхв Купайлы погиб в ночь разрушения замка, и праздничную церемонию в этот раз проводил единственный священник, оказавшийся в городе – волхв Ящера Дренадан. В этом году праздник вообще был очень необычным. Вместе с волхвом Ящера молитву читал и эльфийский жрец, чего не могли припомнить самые глубокие старики.
У Дренадана был такой вид, словно он сейчас огреет подростка по голове тяжеленной книгой Волоса. Митя не дошел до Купальца буквально несколько шагов. Русана, дочь княжеского портного, которую в этом году выбрали для разжигания священного пламени, топнула ногой. Судя по визгу и возгласам, доносившимся с речки, там уже началось самое интересное. А Русане по вине этого разини княжича предстояло торчать здесь еще неизвестно сколько.
– Олух ты царя небесного! – заголосила Русана.
– Помолчи, дева, – сурово сказал волхв.
– Я сейчас, я мигом, – вставая, пролепетал Митя. – Одна нога здесь, другая там. Как раз поспею...
– К утру, – мрачно закончил Дренадан.
Все трое посмотрели на алую, стремительно темнеющую россыпь углей, постигая всю глубину постигшей их неудачи.
– Вам огонь нужен? – любезно спросил высокий мужчина в синем плаще. Лица его не было видно в тени от капюшона.
Митя удивленно посмотрел на незнакомца, который словно соткался из воздуха.
– Нужен, – отвечал Дренадан.
– Да где его взять? – добавила Русана. Мужчина поднял руку, и из кисти широкой лентой вырвалось пламя. Костер весело занялся.
– Благодарим тебя, добрый человек, – сказал волхв, пристально глядя на незнакомца. – Подойди, я благословлю тебя.
Мужчина приблизился к волхву, движением головы сбросил капюшон. Митя увидел светлые волосы незнакомца и широкие скулы. Лицо мужчины показалось Мите знакомым. Человек с трудом опустился на одно колено – правая нога почти не слушалась его. Княжич решил, что перед ним один из тех, кто отказался покинуть свой дом в ночь разрушения замка и потом рыдал от боли на его подводе. Дренадан положил руку на голову мужчины.
– Нарушение этой клятвы тебе не простится, – сказал волхв негромко.
Русана и княжич почтительно наклонили головы.
Ящер решил обратиться к неизвестному прямо через волхва. Это было высокой честью и говорило о немалых заслугах перед богами:
– Чистюля с двойным лицом знает все. Он убьет ее, если только сможет дотянуться. Волна, которую ты прогнал через себя, разнесла по тебе не только чужую жизненную силу, но и яд проклятой палки. Держи крепко то, что взял, и то, что хочешь взять, держи, пока можешь!
Дренадан убрал руку, и мужчина медленно поднялся. Затем, согласно ритуалу, он протянул волхву руку. Положив свою ладонь поверх открытой ладони мандречена, Дренадан зажал его пальцы в кулак. Мужчина еще раз поклонился, отступил шага на два, и спросил:
– Вы барона Владислава не видели?
Митя отрицательно покачал головой, а Дренадан сказал:
– Да он, наверное, на берегу, туда все пошли.
– Карина точно там, – поддержала волхва Русана. – Я видела, как они со Светланой Ярилу тащили. А барон, наверно, при своей ведьме.
– Благодарствую, – ответил мужчина и направился к речке, на ходу надевая капюшон.
– Светлана такая красивая, – сказала Русана. – И добрая. Я, когда вырасту, тоже ведьмой стану. У меня и имя подходящее.
Княжич задумчиво посмотрел на платье Русаны. По фиолетовому полю были щедро разбросаны стразы. Как и любой мужчина, Митя не особо разбирался в фасонах и материях. Но княжич снял парадную мантию только полчаса назад и не успел забыть ни расцветку, ни прохладную мягкость ткани под руками. Видимо, княжеский портной не сумел правильно расположить выкройку, раз так много материала ушло в обрезки.
Или, наоборот, разложил все очень верно.
– Ведьме еще способности требуются, – сказал Митя. – Ты вон лучше русалкой стань. У тебя и имя как раз подходящее.
Русана никогда не лезла за словом в карман; она уже открыла рот, чтобы ответить колкостью, но осеклась под взглядом княжича.
Дренадан чуть улыбнулся и сказал:
– Ну что же, священный огонь зажжен. Ты можешь идти, дева.
– Хочешь красной крапивы? – спросил Митя. – Она волшебная, помогает от русалок. Чтобы они тебя раньше времени не утащили. Я, когда из замка шел, видел, где она растет. Могу и тебе показать.
Русана покосилась на Митю и почувствовала, как у нее слабеют ноги. И причина была вовсе не в двух кружках медовухи, которые успела осушить девушка. Княжич смотрел на нее вполне откровенно, но при этом как-то печально.
– Хочу, – тихо сказала Русана.
Митя взял ее за руку.
* * *
Светлана поскользнулась на глинистом склоне и съехала в воду вслед за поверженным идолом. Вынырнув, она показала свой улов – огромный фаллос. Ведьма отломала его, когда хваталась за воду в поисках опоры. От хохота молодежи задрожали листья на деревьях. Девушки швыряли в воду венки из цветов и бросались в реку сами. По традиции, купания проводились ближе к утру. Но в тот вечер многие правила уже были нарушены. Первым прыгнул в реку за подругой молодой князь. Мужчины, ободренные примером правителя, последовали за ним. В суматохе праздника никто не обратил внимания, как Владислав и Карина, взявшись за руки, улизнули с берега.* * *
Шенвэль остановился в оливковой роще. Отсюда одинаково хорошо просматривался и берег, и поляна, на которой разворачивалось торжество. Эльф почувствовал, как что-то маленькое и холодное шебуршится в его ладони, еще когда волхв сжал его руку в кулак. Шенвэль разжал руку. В ладони обнаружилась маленькая серо-зеленая ящерица, ничем не примечательная, кроме одного.Вместо одной головы у нее было три. И сидели они на длинных гибких шеях.
– Пригрела я Горыныча, змеюку окаянного, – тихонько пропел Шенвэль.
Усмехнувшись, он пересадил ящерицу на левую руку. Две боковые головы исчезли в короткой черной вспышке. Ящерица стала тем, кем была – совершенно обычной серо-зеленой круглоголовкой. Эльф присел на корточки. Ящерка спрыгнула с его руки и исчезла в густой траве.
Обычно обращения богов оставались непонятными не только случайным свидетелям акта божественной милости, но и адресату их воли тоже. Однако в этот раз смысл послания был ясен Шенвэлю так же, как если бы Ящер выписал его на небе огненными рунами.
Это было последнее предупреждение.
* * *
Тергалевый плащ, на котором расположились любовники, слабо светился в темноте желто-коричневым. Поблескивали золотом кленовые листья – ведьма забросила платье на высокий куст. Владислав молчал, отдыхая после ласк. Карина смотрела, как мокрые купальщики говорливым потоком потекли обратно. Люди и сидхи собрались вокруг Купальца. Волхв поднял руки к небу. Хорошо поставленным голосом Дренадан стал творить зачин:Карина заметила, что Дренадан еще ни разу за всю церемонию не заглянул в книгу священных гимнов, которую помощник весь вечер держал наготове. Ведьма позавидовала памяти волхва. О том, что когда Дренадану было столько же лет, сколько сейчас его помощнику, чтение и даже хранение книги Волоса запрещалось сидхами и все гимны передавались из уст в уста, Карина не знала.
Разойдись темно,
Разгорись добро.
Засверкай светло,
Яри ясное
Солнце красное!
Стани-стань доли,
Яко Род вели.
Стани-стань доли
С неба до земли!
Волхв закончил восхваление главных богов и перешел к восхвалению виновника торжества. Купайло, вечно смеющийся бог с венком из цветов купальниц на голове, почитался третьим после Перуна и вторым после Волоса.
Шумите, моря светлопенные,
Шелестите, дубы вековечные,
Сверкайте, мечи разудалые,
Расплодись землица ты ярая,
Всполыми огню искрозарье.
Да творите славу преогромную,
Самому Купайле Сварожичу!
– Да, травы сегодня хорошо собирать, – заметила ведьма. – И утром завтра, по росе. Плакун-траву – злых духов отгонять, страх на людей наводить. Терлич-траву – парней привораживать, зяблицу – чтобы детки не плакали, спали хорошо, мать-и-мачеху, душицу, багульник... Папоротник же цветет сегодня, можно клады поискать, как волхв и читает. Но это опасное дело.
Гой Купайло красен,
Стань во небе ясен,
Папорот искрящий,
Огнецвет купавый,
Во ночи горящий
Клады выпростаны!
Владислав засмеялся.
– Ведьмочка ты моя, – сказал он с нежностью. – Мне, например, на всех этих праздниках иногда кажется, что боги тут вообще ни при чем.
– Как это? – удивилась Карина. – Ты что, скажешь, что и день с завтрашнего дня не начнет становиться короче, и так до самой Коляды, когда Хорс появляется на небе совсем ненадолго?
Владислав махнул рукой:
– Хорс – на небе, но мы-то здесь. Понимаешь, Карина, как бы тебе это объяснить... Массовая оргия – это исторически сложившаяся, самая простая и естественная форма преодоления одиночества, отделенности людей от природы. И я думаю, она будет существовать до тех пор, пока общество санкционирует подобный путь, как то, чем занимаются все. Оргия дает разрядку в мучительном одиноком бдении разума. Появляется чувство единства, которого так не хватает нам с тех пор, как мы познали собственное «Я». А я же на всех этих гуляниях почему-то всегда чувствую себя очень одиноким. Не получается проникнуться массовым экстазом, и все тут. Даже в молодости не получалось.