– Куда ты? – крикнул Шенвэль.
   – Надо отпустить твою мать! – воскликнула ведьма.
   Моготе удалось разделить ведьму и эльфа. Шенвэль попятился к частоколу. Эльф вытащил флейту из чехла. При первых звуках музыки лицо Моготы страшно перекосилось. Статуя подняла руки, словно защищаясь. Затрещал камень, земля под ногами ведьмы качнулась. Это Ящер пытался выбраться из своей ступы, чтобы прийти на помощь жене. Размахнувшись, идол с силой ударил тесаком по площадке, но не дотянулся до отпрыгнувшего эльфа нескольких пядей. Вместо этого Ящер попал тесаком по лямкам заплечного мешка и перерубил их. Мешок свалился на площадку. Музыка зазвучала гневно. Шенвэль бил ей богов, словно плетью. Моготе удалось загородить собой выход из капища. Серебряная статуя погнала эльфа под удары тесака Ящера.
   – Где Осколок Льда? – воскликнула Карина.
   – Не знаю, куда-то свалился, – крикнула в ответ Кертель. – Вытащи кинжал!
   Карина пыталась вырвать кинжал из щели между камнями, но он застрял накрепко. Ведьма в ужасе посмотрела на чешуйчатую грудь идола – когда Ящер наклонился, его торс навис прямо над головой ведьмы.
   Ящер снова ударил тесаком, сухая пыль взметнулась с площадки. Карина наконец вытащила кинжал, и дух Кертель растаял в темноте. Ведьма бросилась бежать. Могота обернулась. Карина увидела, что идол улыбается. В глазах статуи кружились холодные искры. Богиня Смерти оставила эльфа и двинулась прямо на ведьму. Шенвэль снова поднес флейту к губам и выдал такую руладу, что Карину пробил озноб. Могота застыла на месте с искаженным от ярости лицом Но перед тем, как потерять подвижность, успела круто развернуться в талии и протянуть руки к мужу в молитвенном жесте. Ящер взревел – он находился слишком далеко от жены и не мог коснуться ее, чтобы освободить от чар.
   Шенвэль с облегчением увидел, что ведьма уже в двух шагах от выхода из капища. Сам эльф побежал в противоположную сторону. Шенвэль почувствовал, как земля под его ногами снова затряслась.
   Ящер наклонился вперед вместе со своим каменным креслом. Частокол за спиной Ящера заскрипел и резко поехал вверх, закрывая звезды. Ограда поднималась вместе с землей. Часть столбов вывалилась. Крутясь, поскакали по площадке черепа, соскочившие с кольев. Эльф с изумлением понял, что трехгранный каменный столб был вкопан в землю больше чем на две трети. И теперь он знал, для чего. Это была попытка удержать Ящера в его идоле.
   Ящер коснулся руки жены. Маленькая серебряная ладошка полностью скрылась в огромной серой ладони. Глаза Моготы вспыхнули. Статуя снова устремилась за Кариной. Ящер качнулся, возвращая стелу в вертикальное положение. Идол повернулся к Шенвэлю. Глаза статуи пылали. Шенвэлю казалось, что взгляд бога пронзает его насквозь. Усмехаясь, идол провел пальцем по краю лезвия.
   Карина споткнулась о мешок Шенвэля. Ведьма упала, больно ударилась коленями о твердую глину. Шаги Моготы приближались. Карина слышала, как тихонько звенят при движении иглы черного магического хрусталя. Перевернувшись на спину, ведьма сквозь плотную ткань нащупала круглую рукоятку. Это мог быть только Жезл Власти. Карина засунула руку в мешок, путаясь в складках ткани. Могота приблизилась вплотную к ведьме. Карина, не выпуская из рук мешка, поползла в сторону частокола. Статуя схватила мешок со своей стороны и потянула ведьму обратно.
   Ящер гвоздил тесаком по площадке, Шенвэль уворачивался изо всех сил. Танцевать Шенвэль умел и любил, но впервые танец, который ему приходилось исполнять, был не Танцем Смерти, а танцем со смертью. Эльф не удержался и оглянулся через плечо. Он увидел Моготу, склонившуюся над Кариной. Шенвэль вздрогнул и сбился с ритма. Тесак просвистел в воздухе у самой его щеки. Эльф отпрыгнул и заехал ногой в кучу костей у подножия идола. Кости с грохотом рассыпались. Шенвэль чуть не упал. Следующий удар был более удачным для Ящера. Тесак оторвал штанину эльфа ниже колена, проскользнул по коже эльфа, сжевал сапог и вошел в землю. Шенвэль оказался пригвожденным к площадке.
   – Увидел, что хотел? – с нескрываемой иронией спросил Ящер.
   Шенвэль снова невольно обернулся. Могота и Карина боролись за его мешок. Эльф попытался вырваться. Горячая каменная рука сжала его правое плечо. Рука Шенвэля с флейтой обвисла. Эльф не мог больше играть. Ноги у него подогнулись под тяжестью руки бога, но Шенвэль стиснул зубы и выпрямился. Еще ни один эльф не стоял перед Ящером на коленях. Хотя в этом Шенвэль начал сильно сомневаться. Если бы Ящер хотел этого, эльф уже не то что стоял бы перед ним коленях, а даже лежал бы ниц.
   Но Ящер этого не хотел. Пока.
   Мешок лопнул. Из него вывалился гематитовый жезл в форме руки, сжимающей черный шар, и Карина узнала Жезл Власти. Две руки потянулись к жезлу – холодная серебряная и теплая человеческая, но Карина оказалась проворнее. Ведьма схватила Эрустим и направила его на Моготу. Карина призвала всю Чи, какую смогла – силу Воздуха, Земли, Воды и Огня, – и ударила ею через жезл. Из артефакта вырвалась сияющая лента огня. Ожерелье на шее идола вспыхнуло. Страшный крик Моготы слился в один с торжествующим воплем ведьмы. Могота яростно изгибалась, пытаясь сорвать с шеи пылающее ожерелье.
   Ящер выпустил тесак, протягивая руку к жене. Но Могота стояла слишком далеко. Идол снял руку с плеча эльфа и уперся ею в край гранитной ступы, пытаясь вырвать из камня свое тело. Гранит затрещал, как гнилая дранка, и покрылся трещинами. Стела, и без того расшатанная, заходила ходуном. Эльф увидел петли чешуйчатого тела, высвобождающиеся из каменного плена.
   – Хвост Ящера, – пробормотал Шенвэль.
   Он поднес ко рту флейту. Руки эльф не чувствовал. Прижав флейту к губам, Шенвэль закрыл глаза и заиграл.
   Эльф не видел, как Ящер застывает в камне. Обсидиановые глаза идола еще некоторое время хранили отсвет ярости вулкана. Но потом погасли и они, став серыми, тусклыми осколками давно остывшей лавы с редким рисунком – снежинками. Шенвэль не слышал последнего крика Ящера, от которого растрескались и посыпались вниз черепа, висевшие на шее идола. Осколки костей задели эльфа, одна из них рассекла ему щеку до кости. От боли эльф открыл глаза.
   Последним, что Шенвэль увидел в этом мире, была спина Карины, выходившей из капища.
   Серая мгла окутала эльфа. Он знал, что это такое, и обнаружив себя сидящим на широких черных ступенях, не удивился. Однажды Шенвэлю уже случилось призвать больше Цин, чем он мог преобразовать, и тогда эльф оказался на Ступенях в Подземный мир первый раз. Отсюда еще можно было вернуться мир живых, если бы удалось правильно определить, в какую сторону по бесконечной лестнице надо двигаться. В тот раз друг Шенвэля, Рингрин, заплакал над ним, и Чи Воды, Чи слез, упавших на щеку Шенвэля, вспыхнуло в одном из концов лестницы подобно яркому факелу. Но в этот раз ни на что подобное рассчитывать не приходилось.
   Однако Шенвэль не торопился начать спуск. Эльф очень устал и решил посидеть немного, отдохнуть перед дальней дорогой. Он ощутил колебания Цин рядом с собой, обернулся и увидел отца. Шенвэль улыбнулся.
   – Привет, папа, – сказал он. – Я так соскучился по тебе.
   – Привет, – сказал Балеорн. – Пойдем.
   Шенвэль поднялся на ноги, и они двинулись по ступеням.
   – Ты зачем маму так обидел? – сказал Балеорн грустно. – Я не узнаю тебя, Лайтонд. Ты же был таким ласковым и добрым, а стал таким жестоким и холодным...
   – У меня были хорошие учителя, – ответил Шенвэль сквозь зубы.
   Балеорн покачал головой.
   – Ты же знаешь, мать всю жизнь боялась, что ты разрушишь наш мир, – сказал он.
   – Но я этого не сделал, – пожал плечами Шенвэль. – Ты надеялся, что мне этот страшный дар не достался, и хотел, чтобы я создавал прекрасные города, как ты. А я не выполнил и твоих ожиданий.
   Балеорн вздохнул, остановился и вдруг обнял сына. Шенвэль почувствовал, как у него защекотало в носу от слез, и отвернулся.
   – Обычно материнская любовь безоговорочна, но у нас необычная семья, – сказал Балеорн. – Ты мой сын, и я всегда буду любить тебя. Что бы ты ни сделал.
   Шенвэль увидел перед собой разгорающееся сияние.
   – Твой срок еще не пришел, – сказал Балеорн, отпуская его. – Иди.
   Шенвэль шагнул в свет.
* * *
   – Пей, – услышал он голос Карины и ощутил, как холодная вода коснулась его губ. Эльф сделал жадный глоток. В воде ощущался привкус мокрого дерева. – Вот так, вот так...
   Шенвэль открыл глаза и осмотрелся. Они все еще находились в капище. Голова эльфа лежала на коленях ведьмы. Карина улыбнулась ему. В руке ее была берестяная кружка.
   Идол Моготы остался стоять в нескольких саженях от своего храма. Богиня обеими руками держала на уровне лба ожерелье, которое так и не смогла снять. Статуя Ящера застыла в позе, полной гнева и страдания. Наклонившись вперед вместе со стелой, идол тянул одну руку к жене. Второй рукой Ящер крепко сжимал край своей ступы. Идол стал выше – Ящеру удалось вытащить из камня не меньше пяти аршин своего свинцового тела.
   – Давай договоримся, – сказала Карина.
   Шенвэль посмотрел на прямоугольную выпуклость под курткой ведьмы и опустил взгляд.
   – Давай, – откликнулся эльф.
   – Ты отдашь мне Иглу Вахтанга, – сказала Карина.
   – Не шевелись и не призывай свою Чи, – произнес Шенвэль.
   Ведьма увидела, как его ладонь засияла черным светом, и замерла, боясь даже вздохнуть. Черная игла в свинцовой оправе выпала из сияния и глухо ударилась о землю. Сияние погасло. Карина подняла артефакт и вколола его в рукав куртки.
   – И сделаешь мне ребенка, – продолжала Карина. Ведьма нахмурилась. – И без всяких этих эльфийских штучек, не вздумай сделать свои сперматозоиды слишком медленными...
   – Что, прямо здесь? – переспросил эльф. – Сейчас?
   – Да.
   – Какие-то некрофильские у тебя наклонности... – пробормотал Шенвэль.
   Карина удивленно посмотрела на него. Эльф понял, что для ведьмы черепа на кольях и кости эльфов перед идолом являются не останками живых существ, а неотъемлемой частью пейзажа. Вроде картины на стене.
   – Я не могу заниматься любовью на костях моих соплеменников, – сказал Шенвэль.
   – Так не здесь же, – сердито произнесла Карина. – Мы в храм пойдем.
   Ведьма поднялась на ноги и протянула руку эльфу.
   – Отдай иглу, – сказал Шенвэль, вставая. – А то наш ребенок будет владеть мертвой силой.
   Они направились к контине.
   – Я этого и хочу, – сказала Карина спокойно.
   Шенвэль вздрогнул и остановился.
   – Нет, – сказал он. – Нет. Этого я не сделаю... Кто научит его управлять мертвой силой, если я погибну?
   – Сделаешь... – прищурившись, ответила ведьма. – Учителя найдем, не беспокойся. Гёсу, например. Ты сам превратил его в Музыканта Они с Зариной разнесли Кулу и сейчас летят в Экну, я с ними встретилась – они здесь отдыхали перед дальней дорогой.
   – Зачем тебе это нужно? – спросил эльф.
   Карина вздохнула.
   – Душа Кертель была выжженной землей, Балеорн превратил ее в цветущий сад, – сказала ведьма. – Но изгнать черного змея, что гнездился там, твоему отцу оказалось не по силам. И имя этому змею было вовсе не боль, а Страх, и этот змей убил прекрасное дитя, рожденное в этом саду... Кертель предала тебя, хотя ты этого не заслужил. Никто в этом мире, даже самый последний негодяй, не заслужил предательства.
   – Какое у тебя сегодня поэтичное настроение, – заметил эльф.
   Ведьма отмахнулась.
   – Для того чтобы овладеть Чи Воздуха, надо научиться петь, – сказала Карина. – Всех ведьм учат петь – и сочинять песни... Кем бы ни стал наш ребенок – великим злодеем, героем или просто садовником – я никогда не отрекусь от него. Я буду с ним, даже если в него воплотятся Яроцвет, Эльф и Ящер вместе взятые! И если... вдруг... в нем снова воплотится Эльф, то... Я не люблю тебя. Ты – звездный эльф, Шенвэль. Черное небо твоей души освещают прекрасные фейерверки. Они похожи на те узоры, что горят по ночам в нашем море, но море – теплое, а цветы звезд холодны. Но я люблю в тебе того мужчину, которым ты мог бы стать – жизнерадостного, лукавого и доброго.
   – Ты думаешь, я уже никогда...
   – Не знаю, – сказала Карина задумчиво. – Не знаю. Иногда, в особенно суровые зимы, когда реки промерзают насквозь, в толще льда видны застывшие рыбы. Так и твоя душа – это рыба, погибшая во льду. Нужно очень много тепла, любви, терпения и магии, я думаю, чтобы мороженые тушки снова превратились в игривых карасей. Говорят, что и на берегу залива Вздыбленного Льда когда-то цвел миндаль и росли кипарисы. Но я не знаю, хватит ли мне сил...
   – В этом мире для нас с тобой почти ничего невозможного нет, – сказал Шенвэль.
   Карина усмехнулась.
   – Ну да, – сказала ведьма. – Ты маг седьмого класса, единственный эльф, который владеет мертвой силой, я – Хозяйка Четырех Стихий. Но, видишь ли... От магии в любви мало проку.
   – Я знаю, – сказал эльф. – Что же, пойдем, посмотрим, на что мы способны без нашей магии.
* * *
   Ведьма возилась со штанами – в темноте она надела их задом наперед.
   – Ты пока возьми Жезл Власти, – сказала Карина. – Он в ельнике, в роднике спрятан. Отоспимся у Лакгаэра, уберемся в Фейре и возьмемся за Эрустим. Вместе раздолбаем уж его как-нибудь, я думаю.
   Шенвэль замер на месте.
   – Что? – сказал он, обернувшись. – Все это время ты...
   – Да, – сказала ведьма устало. – Я не имела никакой власти над тобой, кроме той, что ты дал мне сам.
   – Но у тебя куртка на груди так топорщилась...
   – Мало ли что у кого из нас топорщилось. Я засунула твой мешок за пояс, – усмехнувшись, сказала Карина. – Вернемся, попробую пришить лямки.
   – Но почему сейчас ты хочешь, чтобы я взял жезл? – спросил эльф.
   – Я поняла, – помолчав, сказала ведьма. – Что не смогу быть рабовладелицей... Я не могу смотреть, как ты... Лучше уж я еще немного побуду рабыней. Игла Вахтанга на мне, может, это хоть немного сдержит чары Эрустима.
   Шенвэль покачал головой.
   – Послушай, – сказал он. – Я взял Эрустим потому, что у меня не было выбора. Я вовсе не хотел унизить тебя или что-то...
   – Да я знаю... – с тоской в голосе сказала ведьма.
   – Может, это и отвратительно выглядит, но мне не тяжело быть рабом. Совсем. Я ведь провел в воспитательном лагере почти пятьдесят лет. Да и Змей Горыныч убьет меня сегодня, если жезл будет в моих руках. Короче – я не хочу его брать.
   – Во-первых, – сказала Карина рассудительно, – может быть, дракон сегодня и не прилетит. Если я правильно поняла, Змей Горыныч – это воплощение Ящера. А ты вон как его отделал.
   Ведьма и эльф одновременно посмотрели через открытую дверь на изуродованного идола.
   – Во-вторых, – продолжала Карина. – Поговори с ним.
   Шенвэль хотел возразить, но вспомнил, что именно это спасло Лакгаэра. Эльф заговорил с богом, которого ненавидел, – и Ящер ответил даже ему.
   – Попробуйте вместе извлечь из жезла мертвую силу, – сказала ведьма.
   Шенвэль покачал головой.
   – Ну пожалуйста... – тихо сказала Карина.
   Эльф вздохнул, и они вышли из контины.
   – Жди меня на кострище, – сказал Шенвэль, отдал Карине флейту и удалился в ельник.
   Ведьма послушалась, миновала гудящую стену огня и оказалась на старом пепелище. Карина прошлась туда-сюда в ожидании эльфа, зацепилась ногой за что-то острое, торчавшее из золы, и чуть не упала. В этот момент ее душу заполнило знакомое чувство – щенячья радость самоотверженности.
   Эльф нашел жезл и взял его.
   Ведьма вздохнула.
   «Ты сама этого хотела», – стискивая зубы, напомнила себе Карина.
   Она увидела Шенвэля, идущего через капище, и Эрустим за поясом эльфа. Шенвэль остановился и подобрал тесак, выпавший из руки статуи. Помахивая им, эльф перешел огненную стену по балке. Шенвэль обнял ведьму и пробормотал себе под нос заклинание, настраивающее телепорт.
* * *
   В эту ночь луны не было, и море не светилось тоже. Марфору пришлось дежурить в кромешной тьме. К полуночи эльфу начало казаться, что на корме его лодки сидит темная фигура ящероподобной формы, да и лодка вроде как стала тяжелее... Марфор сам понимал детскость своего страха, но подойти на корму и проверить ему не хватало духу. Впрочем, мандречену в храме должно было быть еще страшней. Вскоре после того, как в Рабине прозвонили полночь, Марфор увидел огонек на берегу. Эльф почувствовал, как скручиваются от страха внутренности, но тут пламя описало круг и поднялось вертикально вверх. Марфор сообразил, что мандречен вышел на берег. Человек подавал ему знак, который и у эльфов, и людей означал одно и то же: «Ко мне». Марфор тут же наполнил парус волшебным ветром. Когда лодка ткнулась носом в каменные ступени, эльф сказал:
   – Привет. Зачем ты меня позвал?
   – Покажи мне, как там ваши светильники на стенах включаются, – сказал мандречен. Голос его звучал глухо из-под старинной каски с узким наносьем. – А то мне все кажется, что с лестницы ползет кто-то... Я уж и зачурался, и молитву Яриле прочел, а толку-то...
   Человек устыдился своего признания и добавил почти шепотом:
   – Так я хоть видеть буду...
   – Это ваши светильники, я могу и не справиться, – сказал Марфор. – Но, честно говоря, я уже и сам хотел подплыть, помочь, да боялся, что ты меня зарубишь. Решишь, что все-таки к тебе приползли...
   Мандречен хмыкнул. Эльф бросил якорь и выпрыгнул из лодки на песок. Они поднялись по вытесанным в скале ступеням и вошли в храм. Марфора удивили огромные окна на первом этаже башни, в которых не было ни стекол, ни ставен. Эльф осторожно коснулся светильника на стене своим Чи. Ничего не произошло. Марфор озадаченно почесал голову. Тут в отблесках факела он увидел круглую ручку под светильником.
   – Предлагаю нажать.
   Мандречен сглотнул, вытащил меч из ножен.
   – Давай.
   Эльф надавил на ручку и сощурился – вспыхнула вся цепочка светильников на стенах. Мандречен перевел дух. Марфор столкнулся взглядом с суровым стариком, который в одной руке сжимал кнут, а в другой держал раскрытую книгу. Эльф шагнул назад, но в этот момент сообразил, что старец нарисован на черной двери в противоположном конце тесного придела. Шинель человека лежала на полу рядом с винтовой лестницей, ведущей в верхние этажи башни. Около шинели Марфор заметил котомку мандречена.
   – Благодарствую, – сказал человек.
   Марфор кивнул и сказал:
   – Ну, я пойду. Если что, свети...
   – Может, перекусим вместе? А потом уже и пойдешь... – сказал мандречен. По голосу было ясно, что мужчине совсем не хочется оставаться одному.
   Эльф пожал плечами.
   – А почему бы и нет, – сказал Марфор.
   Эльф положил свой плащ на пол, рядом с шинелью мандречена, сел и потянул с плеч мешок.
   – Меня Николаем зовут, – сказал мандречен, усаживаясь. – Будем как сюрки, на полу...
   Марфор тоже представился. Николай достал из своего мешка тугой сверток. На белом полотенце были вышиты жуткие рогатые животные, отдаленно напоминающие лосей, и хвостатые руны, на мандречи означавшие «солнце». Эльф потянул носом. «Драники со сметаной», – определил Марфор, вздохнул и вынул свои бутерброды. Николай развернул полотенце, постелил его вместо скатерти. Эльф и мандречен разложили на ней нехитрую еду. Мандречен поставил небольшой кувшин и кринку со сметаной, затем выудил из кармана брюк флягу, из другого вынул маленький железный стаканчик.
   – Будешь? – спросил он.
   Видя, что эльф колеблется, Николай добавил дружелюбно:
   – Только чуть-чуть, для храбрости...
   – А давай, – сказал Марфор.
   Николай достал второй стаканчик, наполнил оба прозрачной, остро пахнущей жидкостью.
   – Ну, – сказал он, поднимая свой. – Со знакомством!
   Спирт обжег горло Марфора. У эльфа на миг потемнело в глазах. Мандречену в это мгновение показалось, что редкие звезды в огромных окнах исчезли и раздался тихий свист, словно бы от огромных крыльев.
   Николай решительно сплюнул, скрестил пальцы в знаке Чура.
   – Запей, – сказал мандречен заботливо, подавая эльфу кувшин. В нем оказался морс.
   Марфор жадно отпил, вытер выступившие на глазах слезы и взял драник.
   Николай откусил от бутерброда с ветчиной добрую треть, налил себе еще водки и предложил Марфору. Эльф жестом отказался и макнул драник в сметану.
   – Ты в чем проштрафился, что тебя сюда послали? – спросил Николай.
   – Да ни в чем. Я просто единственный холостой в нашем патруле, – ответил Марфор. – А ты, я так гляжу, вкушаешь все прелести семейной жизни...
   К его удивлению, Николай смутился.
   – Да я не женат, есть тут просто одна бабенка... – сказал мандречен. – Адриана зовут.
   – А она не в госпитале работает? – спросил Марфор. – И сынишка еще у нее, Михеем зовут?
   – Откуда ты ее знаешь? – ревниво осведомился мандречен.
   – Я приходил на ваш берег сдержать волну в ту ночь, когда ведьмы и Лайтонд разрушили замок, – ответил Марфор. – Так если бы не Михей и мама его, мы бы с тобой сейчас не разговаривали...
   Взгляд мандречена потеплел. Николай снял каску.
   – А я в ту ночь, вишь, на КПП оказался. Дружок у меня был такой – Сашка Перцев. Вот он мне и говорит – приходи, повеселимся...
   Николай помрачнел и точным движением швырнул содержимое стакана себе в горло. Мандречен крякнул, обтер усы рукавом и продолжал:
   – Навеселились – до самой смерти не забуду. От Сашки только левый ботинок нашли. А он мне еще две ногаты был должен... Я в ту ночь на глаза этой сволочи, воеводе нашему, попался. Вот он сейчас и говорит – солдата посылать жалко, да и нет такой статьи в уставе – храмы охранять. Давайте из гражданской милиции какого-нибудь дружинника отправим. А я хожу иногда с ребятами. Вот когда набережную Зеленого мыса расчищали, мы там следили за порядком. А как только воевода меня увидел, так сразу и закричал – этого давайте пошлем, он самый ответственный, я его знаю...
   – Так ты не солдат? – спросил Марфор.
   Николай отрицательно покачал головой. Теперь, когда он снял каску, стало видно, что лицо у него и впрямь слишком добродушное для профессионального воина.
   – Ну, я воевал, как все, – сказал человек. – В «Белочке», может, слышал о таких...
   Марфор посмотрел на Николая с уважением.
   – Слышал, конечно, – сказал эльф.
   – Вот. А так гончар я, потомственный. Михей у Адрианы в храм Хорса пристроен был, так его выперли. Магические способности полезли из мальчишки после праздника Купайлы, он говорит, его маленький эльф научил.
   – В этом нет ничего удивительного, – сказал Марфор, прислоняясь к стене и чувствуя, как приятное тепло разливается по телу. – Мать у Михея тоже магичка, насколько я помню...
   Николай кивнул.
   – Адриана убивается, – продолжал он. – Я мог бы Михея к гончарному делу приучить, так он не хочет. Заявил матери, что будет торговцем... Будет плавать на кораблях в заморские страны... И уперся, главное, как осел, честное слово...
   – Если бы не закон этот ваш дурацкий, – заметил Марфор, – можно было бы Михея к одному моему знакомому купцу на корабль пристроить. Мальчик, тем более, может управлять Чи...
   Эльф подумал об Аласситроне и вспомнил, что заказ на утварь, который привез муж Ваниэль, был слишком велик – эльфийские мастера не смогли бы выполнить его к сроку. Аласситрон очень нервничал по этому поводу.
   – Слушай, Николай, – сказал Марфор. – А у тебя с собой образцов продукции, конечно, нет?
   – Почему же, есть.
   Мандречен вытащил из-под кольчуги висевший на шнурке оберег – небольшой кувшинчик, покрытый темной глазурью и геометрическим узором. Человек наклонился, чтобы эльф мог рассмотреть кувшинчик во всех подробностях. Насколько эльф разбирался в гончарном деле, качество работы было весьма неплохое. Крохотные треугольники были выписаны очень тщательно.
   – А другой узор ты не можешь пустить?
   – Переверни оберег, – сказал Николай.
   Марфор так и поступил. Другая сторона кувшинчика была расписана тонкими, изящными зелеными листочками.
   – Такой? – спросил человек.
   Эльф хмыкнул.
   – Примерно, – сказал Марфор. – Николай, мне тебя просто послали боги. Тут пришел большой заказ из Сюркистана...
* * *
   Ночи стояли теплые, не сказать – душные, и любовники не закрывали дверей на террасу. Ветер взметнул занавеску и мазнул ей эльфа по лицу. Шенвэль приподнялся на локте.
   В открытые створки, поскрипывая жесткой чешуей, просунулась огромная голова. Серо-зеленые глаза дракона вспыхнули, когда он заметил Карину. Легкая простыня сползла с беспокойно спавшей ведьмы. Дракон высунул из пасти раздвоенный язык толщиной с хорошую змею и протянул его к спящей. Язык дракона коснулся обнаженного плоского живота Карины и скользнул чуть вниз. Но тут Шенвэль крепко схватился за язык в том месте, где он раздваивался. Дракон пискнул, как цыпленок, и потянул язык назад. Но руки эльфа держали его язык, словно тиски.
   – Был бы меч, отсадил бы по самые гланды, – сказал Шенвэль с черной яростью. – А так придется вырывать...
   Эльф начал наматывать язык себе на локоть. Голова бешено завращала глазами, попыталась вырвать язык из ловушки, но куда там! Дракон тихонько застонал от ужаса. Карина зашевелилась во сне.