Марфор сморщился, как будто раскусил что-то кислое, и энергично потряс головой.
   – Просто, когда я был молод, я за деньги делал все, – сказал эльф, расстегивая штаны. – А ты похож на...
   – Твоего главного клиента, – сказал Поджер мрачно. – Но я – не он. Все, хватит об этом.
   От коры дерева, около которого они остановились, в разные стороны полетели брызги. Марфор с наслаждением чувствовал, как у него проясняется в голове. Он прислушался. Баллада, которую музыкант заявил как «Кровь и пламя», произведение непревзойденного Бояна, посвященное бунту Танцоров Смерти», сразу показалась эльфу смутно знакомой. Марфор услышал сложную руладу и узнал вступление ко второй части классической оперы «Унголиант и Падение Священных Древ». «Боян, похоже, учился в Линдалмаре», – иронически подумал эльф.
   – Лучше скажи, во сколько темным эльфам обошлась смерть гросайдечей, – попросил хирург.
   – В двести пятьдесят золотых далеров, – рассеянно ответил Марфор, заправляя рубаху в штаны. – Двадцать далеров – это стандартная цена за одну голову, я ее увеличил в два с половиной раза, учитывая важность заказа, плюс десятка за риск. Пятьдесят далеров за одну гросайдеч, а их там было четыре, ну и пятьдесят далеров за конфиденциальность...
   Эльф осекся. Хирург поднял глаза и увидел чужое, напряженное, жесткое лицо. Часто ли Марфор продавал свое тело, кому и за сколько, – это уже было никому неизвестно, но жителям Боремии и Северного Междуречья лет этак сто тому назад хорошо был известен этот эльф, и совсем не под именем Мастера на Все Руки.
   А как Убийца из Тирисса.
   – Будешь так напрягаться, шрам снова лопнет, – сказал Поджер спокойно. – Да что с тобой, Марфор? Ты что, забыл, что если война закончена – она закончена?
   Марфор глубоко вздохнул, словно пробуждаясь ото сна, лицо его помягчело.
   – Так ты нас сразу узнал, – пробормотал эльф. – Еще в госпитале... Можно было догадаться, когда ты произнес мой девиз!
   – Я думал, ты понял, – ответил Поджер. Хирург закончил и застегнулся.
   – Нет, я подумал, что люди наконец-то поумнели, – вздохнул эльф.
   Они двинулись обратно на поляну. Марфор раздвинул ветки кустарника и увидел Карину. Ведьма в обнимку с высоким мужчиной шла к Купальцу. «У Владислава опять подагра, похоже, разыгралась», – рассеянно подумал Поджер, тоже заметив ведьму и ее спутника.
   – Ты пойдешь за Ваниэль? – спросил хирург. – Ведь она осталась в хороводе одна, мало ли что...
   Марфор пожал плечами:
   – Никому не удастся сделать с Ваниэль то, чего бы она сама не хотела.
   Поджер сказал, глядя в сторону:
   – Я слышал, что внешняя привлекательность много значит для эльфок. Теперь, когда ты...
   – Поджер, иди уже, – перебил его Марфор. – Честное слово, я ее не хочу.
   Хирург взглянул на эльфа.
   – Иди, иди, – повторил тот. – Удачи.
   Поджер усмехнулся.
   – Тебе тоже, – сказал хирург, повернулся и пошел к празднично украшенному черноклену, ловко пробираясь между пьяными. Марфор направился к столам. Дарина крутила головой, разыскивая его, как птенец вертится в гнезде, ожидая возвращения родителей. Заметив эльфа, она заулыбалась и что-то сказала сидевшей рядом с ней женщине в ярком платке. По черно-зеленому фону были разбросаны крупные розы. Марфор словно почувствовал запах, у него даже защекотало в носу. «Да за что все так любят эти проклятые цветы?» – подумал эльф. Мандреченка отодвинулась от ведьмы, уступая место Марфору.
   Но эльф уже достаточно насиделся за столом.
   – Ты прекрасно играешь, и песня твоя хороша, – сказал Марфор гусляру. – Однако песни о битвах должны сменяться песнями о любви, ты не находишь?
   Старец настороженно посмотрел на эльфа.
   – Да! – воскликнула Дарина.
   – Просим, просим! – закричала женщина в платке с розами, и к ней присоединился хор голосов.
   – Позволь мне твой инструмент, уважаемый мастер, – сказал эльф.
   Музыкант понял, почему тот не назвал его инструмент гуслями, помрачнел от предчувствия и неохотно выполнил просьбу Марфора. Гусляр видел, что эльф всего-то навсего хочет поскорее уединиться с подружкой. От музыки эльфов таяло сердце даже самых суровых дев. Да только музыкант опасался, что после выступления Марфора его уже никто не захочет слушать.
   И надо сказать, опасался обоснованно.
   Инструмент был обильно покрыт любимым мандреченским узором – чередующиеся в сложной последовательности треугольники, квадраты и хвостатые руны «солнце». Наплывы яркого лака почти убили звучание старинной эльфийской арфы. Марфор осторожно дернул за струны, и раздался неожиданно чистый и красивый звук. Эльф довольно улыбнулся.
   – Так, – пробормотал Марфор. – Посмотрим, что тут можно сделать...
   Старый гусляр подошел к столу и отхлебнул браги прямо из кувшина.
   – «Игла в сердце», – объявил Марфор.
   Эльф не пощадил гусляра. Он не стал упрощать и скрывать мелодический рисунок эльфийской баллады за традиционными для людей музыкальными фразами. Марфор играл балладу о любви Балеорна и Разрушительницы Пчелы так, как ее играют в Линдалмаре, самой известной музыкальной школе Фейре.
* * *
   Митя и Русана устроились на траве, неподалеку от столов с яствами. Голова Русаны лежала на коленях княжича. Стразов на платье девушки почти не осталось. Митя смотрел на растрепанную светлую косу, чувствуя умиротворенность и странную пустоту. С таким чувством, должно быть, вылупившийся из яйца цыпленок смотрит на осколки скорлупы.
   – «Игла в сердце», – объявил сидх, сменивший старого княжеского гусляра.
   Митя сразу услышал, что гость играет гораздо лучше. У Мити защемило в груди. «Балеорну было легче, он с самого начала знал, кто из них погибнет», – подумал княжич. Русана открыла глаза и тоже прислушалась. Мимо подростков прошла ведьма Карина, которую обнимал высокий мужчина. Пола плаща ее спутника мазнула княжича по лицу, когда мужчина остановился. Очевидно, и ему захотелось послушать пение эльфа. Митя сердито взглянул на него, но прохожий даже не заметил, что кого-то задел. Княжич хотел окликнуть его, но узнал мужчину, который помог им разжечь Купалец, смягчился и промолчал.
   – Да, теперь я свободен, – пел эльф. – Но к чему мне свобода без любви? Без тебя мне и жизнь ни к чему...
   Спутница потянула мужчину за рукав, и парочка удалилась в сторону Купальца.
* * *
   Зарина уговорила Поджера отпустить экена на праздник. Ведьма поклялась, что они от хирурга больше чем на две сажени не отойдут, а к спиртному Гёса не прикасался никогда. Сила убеждения экенки оказалась так велика, что никому даже не пришло в голову, что последователь гневного Барраха должен быть совершенно равнодушен к веселому Купайле. Хотя ночь была теплой, хирург заставил Гёсу одеться как следует, ворча, что «еще только пневмонии не хватало для полного счастья». В своей черной куртке, под которой белели повязки, экен выглядел как ожившая аллегорическая статуя «Судьба воина». Во время купания вместе с поверженным идолом Ярилы Зарина нарвала кувшинок и кинула пару заклинаний, чтобы нежные цветы не завяли сразу. Ведьма и экен расположились около пиршественных столов, так, чтобы видеть Поджера. Зарина была пьяна, как говорили про ведьм, «в улет». Голова экенки лежала на коленях наемника. Гёса плел ведьме шлем-косу и украшал ее кувшинками.
   – Совсем один я остался, – сказал экен, закрепляя цветок в иссиня-черных волосах ведьмы. – Тоже, что ли, в летуны пойти? А, Зарина? Возьмете меня, на метле в облаках рассекать?
   Ведьма что-то невнятно пробурчала.
   – Нет, мне не будут, – сказал Гёса. – Я в нашем ауле лучшим танцором был...
   В этот момент кто-то споткнулся о его вытянутые ноги. Мужчина пошатнулся, и его лицо оказалось в каких-нибудь двух дюймах от лица экена. Проклятия замерли на губах Гёсы.
   – Извините нас, – сказала женщина, и по голосу экен узнал Карину.
   Это ведьма твердо ухватила своего спутника под локоть, когда он начал падать. Мужчина выпрямился, и Карина увидела наемника.
   – Привет, Гёса, – сказала ведьма. – Ты уж не сердись... Сейчас у всех ноги того... подкашиваются.
   – Ладно, ладно, – пробормотал Гёса.
   Парочка двинулась дальше. Экен проводил их взглядом, в котором восхищение смешивалось со страхом.
* * *
   Пока барон и ведьма шли к костру, Карина прислушивалась к пению сидха за праздничным столом, исполнявшего балладу о любви Балеорна и Разрушительницы Пчелы. «А Шенвэль играл лучше», – грустно думала ведьма. Но вот они с Владиславом встали рядом с Купальцем, боком к костру и лицом друг к другу. В отличие от обычных пар, им не надо было разбегаться. Левитация, которую собиралась применить Карина, основывалась совсем на другом принципе. Ведьма обняла Владислава. Ей показалось, что барон стал стройнее и чуть выше, но ведьма не особенно доверяла своим ощущениям. Она ведь тоже пила сегодня не только морс. Огненные отсветы заплясали в глазах Карины. Она вбирала Чи. Пламя мигнуло. Карина с изумлением почувствовала, как в нее вливается Чи Огня. Пара начала подниматься над костром по крутой дуге. Карина знала, что самая горячая часть пламени – верхняя, и набирала высоту с запасом. Кто-то восторженно ахнул, кто-то крикнул:
   – Смотрите, смотрите!
   Ведьма и барон замерли в воздухе. Алые языки извивались у них под ногами. Карина улыбнулась Владиславу и собралась спускаться с воздушной горки.
   В этот момент ее мягко, но уверенно потянуло вверх.
   Изумленная ведьма посмотрела на барона. У Владислава магического дара не было. Мужчина, одной рукой крепко прижимая к себе ведьму, второй скинул с лица капюшон. Карина смотрела на него, не веря своим глазам.
   – Продолжим полет? – спросил Шенвэль.
   Карина пожала плечами:
   – А почему нет?
* * *
   Ваниэль успела пройти еще три круга в хороводе после того, как пожилой жених ведьмы увлек подругу прочь из круга. Эльфка убедилась в правоте Карины. Мандречены все как один были отвратительно пьяны. Один из них, заметив изящную эльфку, с разбега бросился в круг и грубо схватил ее за руку. Холодные иголочки закололи в висках Ваниэль. Но эльфка сдержала бешенство. Ваниэль опасалась нарушить хрупкое, как первый лед, перемирие. Она решила, что оглушит парня магией без свидетелей, когда они доберутся до оливковой рощи, куда он так резво ее потащил. Пока мандречен нес эльфку, Ваниэль успела разглядеть, что это не парень, а мужчина, хотя назвать его зрелым не поворачивался язык. Скорее, он был уже подгнивший. Рябь от оспин совсем не красила испитое лицо мандречена, в бороде застряли крошки.
   – Чего ты не отбиваешься? – густо дохнув в лицо эльфки перегаром, спросил рябой. – Ты что, небось и лежать собираешься, как колода? Так мне этого и с моей Матреной хватает. Ты давай-ка, шустри! Много про вас, сидхов, всяких гадостей рассказывают, так ты мне все их сейчас покажешь... А то, может, тебя кулаком подбодрить?
   Ваниэль поняла, что с нее хватит. Пара уже была достаточно далеко от толпы гуляющих. Эльфка подняла руку, с кончиков ее пальцев слетели голубые искры. Но ударить рябого своей Чи она не успела. Его кто-то так сильно ткнул в спину, что мандречен выронил Ваниэль и прошелся на четвереньках по траве. На лице мужчины отразилось искреннее изумление. Эльфка, извиваясь, отползла аршина на три и вскочила на ноги. Она была готова отделать обоих, и мандречена с замашками садиста, и неожиданного спасителя, но тут увидела, кто пришел ей на помощь.
   – Она пойдет со мной, – сказал Поджер.
   Мужчина, поднявшись на ноги, оказался на голову выше хирурга. К нему сразу вернулась слетевшая при падении уверенность. Мандречен быстро оглядел Поджера, выставил ногу вперед и сжал кулаки.
   – Ты что, ее брат, сват? – сказал он, презрительно оттопырив губу. Как и Ваниэль в ту ночь в госпитальном парке, мандречен принял Поджера за полуэльфа. – Спрятал уши острые... Ну да клыков-то у тебя все равно нет. Уматывай, сидх. Сегодня мы трахаем ваших баб!
   Поджер ударил его в лицо. Ваниэль отчетливо услышала хруст. Мужчина рухнул, как подкошенный. Эльфка увидела кровь, текущую у него изо рта, и какие-то белые осколки на подбородке.
   Зубы.
   Один из них точно был тем самым клыком, наличием которых мандречен так дорожил.
   – Благодарю, – сказала Ваниэль.
   Поджер, скривившись, смотрел на свою кисть.
   – Давно я не испытывала такого удовольствия. У нас такой виртуозной работы рук не увидишь.
   Услышав слова эльфки, Поджер поднял взгляд и усмехнулся.
   – Я предпочел бы доставить тебе другое удовольствие, – сказал хирург. – Если ты мне позволишь, конечно.
   Ваниэль откровенно посмотрела на него.
   – Позволю, конечно.
   Они вступили в рощу. После общения с мандреченом эльфка ожидала, что Поджер сразу повалит ее в траву и рывком задерет платье до пояса. Но они прошли почти всю рощу насквозь, прежде чем хирург остановился. Поджер осторожно обнял эльфку, наклонился. Эльфка закрыла глаза. Хирург взял грудь в руку и чуть сжал сосок пальцами. Сосок сразу затвердел, а Ваниэль подалась вперед, прижимаясь к Поджеру. Хирург опустился на колени, стягивая платье. В роще было полутемно, но небольшой круг, вытатуированный на боку эльфки сразу под грудью, Поджер разобрал без труда. Он сглотнул. Поджер хотел дать этой женщине все, что у него было, но не знал, с чего начать. Но колебался он недолго. Хирург решил пойти по самому короткому пути и потянул подол платья эльфки вверх. Трикотаж скрутился на талии эльфки в трубочку. Ваниэль вцепилась в волосы Поджера и коротко пронзительно вскрикивала.
   Эльфка не видела сияния, затопившего рощу. За ее плотно сомкнутыми веками полыхало другое пламя.
   Откуда-то с земли раздался стон. Эльфка торопливо расправила платье. Ваниэль открыла глаза, и тут же снова зажмурилась, ослепленная сиявшей над Купальцем звездой раскрытого телепорта. Хирург уже сидел на корточках у ближайшего дерева.
   – Владислав? – встревоженно спросил он.
   Барон застонал снова. Эльфка осторожно открыла глаза. Поджер помог мужчине сесть. Ваниэль услышала, как барон закашлялся.
   – Где... – хрипло спросил Владислав. – Где Карина?
   – Я ее только что видел, – сказал Поджер. – Она с тобой шла к Купальцу... Ой, то есть не с тобой...
   Владислав провел руками вокруг себя, нащупал плащ и гадливо отбросил его.
   – Он взял мой плащ! – воскликнул барон, неожиданно резво вскакивая на ноги.
   Тут он тоже заметил свечение телепорта над Купальцем. Владислав, не разбирая дороги, кинулся на поляну. Ломаясь, захрустели ветки олив. Ваниэль устроилась на оставленном бароном плаще – ноги не держали ее. Поджер оглянулся.
   – Я здесь, – сказала эльфка и похлопала рукой рядом с собой. Она увидела на ткани вышивку в виде симпатичного краба-отшельника и вдруг поняла, кто оглушил барона.
   И кто украл Карину.
   Поджер смотрел вслед Владиславу. Ваниэль страстно захотелось, чтобы хирург пошел вслед за своим другом и дерзкий замысел Шенвэля провалился с треском.
   Но треск в этом случае был бы чрезвычайно оглушительным.
   На миг Ваниэль увидела обезображенные трупы эльфов, кровавой горой возвышающиеся на поляне, услышала крики женщин, которых толпа забивала ногами...
   Эльфка закусила губу, чтобы не заплакать.
   – Ты хочешь пойти за своим другом? – спросила Ваниэль.
   – Да, – после некоторого молчания признался Поджер.
   – Но ведь он даже не поблагодарил тебя, – сказала эльфка, лихорадочно соображая, как бы задержать мужчину подольше.
   – Кто-то оглушил его, забрал плащ, – возразил Поджер. – Что-то очень нехорошее происходит...
   Хирург откашлялся и добавил:
   – Ты меня извини, я бы сейчас все равно не смог бы ничего...
   – Ну что же, нет так нет, – сказала эльфка. – Но ты и так сильно приподнял мандречен в моих глазах.
   Поджер, который не сводил глаз с Купальца и мысленно, очевидно, был уже рядом с бароном, резко повернулся к Ваниэль.
   – Ошибочка вышла, – сказал он. – Я не мандречен. Я поланин.
   – Это разве не одно и то же? – обрадовавшись, что удалось заинтересовать хирурга, спросила эльфка.
   – Тогда серые и темные эльфы – одно и то же, – сердито ответил Поджер.
   – Но Трандуил[16] всегда сидел смирно в своих чертогах над Гламрантом, – возразила Ваниэль запальчиво. – И знал, что если ему только придет в голову мысль назвать себя «королем Лихого Леса», все его серые эльфы окажутся на другой стороне реки... А Полой, сколько я живу, управляли из Мандры, разве нет?
   – Ты права, – сказал Поджер и опустился на плащ рядом с эльфкой. – Мы боролись за свою независимость, как могли. Наши народы действительно более близкие родичи, чем серые и темные эльфы. Мандречь и поланский очень похожи. Но полане – это совсем другой народ, чем мандречены. Ты так больше никогда не говори, если не хочешь неприятностей. Мандречены переломили нам хребет, распевая свои сказочки о единстве братских народов. К сожалению, у нас не было таких отчаянных героев, как Черная Стрела, например.
   Только тут она поняла, по какой дорожке Поджер вел ее с самого начала.
   – Но ведь Черная Стрела погибла, – невозмутимо сказала Ваниэль. – Ее отряд попал в засаду, и их всех вырезали. Над трупами солдатня надругалась так, что Черную Стрелу опознали только по наколке, которую все Ежи делали себе на груди. По черной стреле. Тело даже выставили на всеобщее обозрение, чтобы не возникло сомнений.
   – Но я слышал и другую версию, когда учился в Храме Красной Змеи, – возразил поланин. – У Черной Стрелы был возлюбленный, ледяной эльф. Принцесса наняла его после ультиматума дракона для уничтожения гросайдечей, а потом он так и остался в ее отряде. И враги, и друзья звали этого эльфа одинаково – Мастер на Все Руки. Так вот, говорили, что он вынес Черную Стрелу из засады, хотя сам пострадал. И еще говорили, что Мастер на Все Руки смог убедить Черную Стрелу, что эта война для нее закончена. А наколка... Темные эльфы боготворили свою принцессу. У нее было много двойников. Люди приняли желаемое за действительное с этой татуировкой, прости за игру слов, – накололи сами себя. Ведь смешно было бы думать, что эльфийскую принцессу из царствующего дома зовут именно так. Понимаешь?
   Ваниэль прекрасно все понимала.
   – Может, ты знаешь и настоящее имя принцессы? – спросила эльфка.
   – Я даже знаю, почему татуировка у тебя совсем не соответствует имени, Ваниэль, – сказал Поджер тихо. – Я в юности бредил тобой. У меня нет магического дара. Но пациенты за глаза так и зовут меня – Мастером на Все Руки...
   У него был такой голос, такое выражение глаз, какого Ваниэль не видела последние лет сто.
   – Ты сказал, что у тебя настроение пропало, – сказала эльфка, пристально глядя в лицо Поджеру. – Может, я попробую его тебе приподнять?
   Поланин поднял руку, словно защищаясь.
   – С настроением у меня уже в порядке, – сказал он.
   – Вот и хорошо, – сказала Ваниэль и легонько толкнула его в грудь.
   Хирург откинулся на спину. Он смотрел на крупные звезды над собой. Голоса на поляне становились все громче, но Поджер их уже не слышал. Звезды сошли со своих орбит и затянули поланина в бешено мчащуюся воронку.
* * *
   Колючая звезда портала еще сияла над Купальцем, когда Владислав выбежал на поляну. Барон знал, что если метнуть в телепорт любую вещь прежде, чем он закроется, то портал собьется и исторгнет из себя тех, кто хотел им воспользоваться. Владислав подхватил с земли камень, и, замахиваясь, рванулся к священному костру. Его излюбленным оружием была праща, здесь барона не могла превзойти даже его возлюбленная ведьма. И сейчас Карине предстояло горько пожалеть о том, что она не выбрала себе в любовники копейщика, или, скажем, меченосца. Да и рога Владислав, несмотря на возраст, носить был не согласен. Барон не спросил ведьму, где она пропадала всю ночь и большую часть дня, не желая оскорбить недоверием, ожидая, что Карина сама как-то объяснит свое отсутствие. Но Карина молчала. Вот, значит, что скрывалось за ее молчанием!
   На пути барона оказался старый волхв. Этот старый пень словно вырос из-под земли прямо перед ним. Владислав попытался обойти священника, но Дренадан захотел благословить барона. Тот был готов задушить его собственными руками. Однако вокруг было слишком много рабинцев, и подобная выходка могла дорого обойтись Владиславу. Стоя на коленях и ощущая сухую старческую ладонь у себя на макушке, барон смотрел на Купалец. По щекам его текли слезы злости и отчаяния. Рукотворная звезда погасла. Телепорт сработал.
* * *
   Полет продлился недолго. Эльф телепортировал себя и ведьму всего лишь на другой берег залива. Магическая сфера, защищавшая путешественников во время переброски, лопнула, и на Карину обрушился запах роз.
   – А я-то удивилась... Ты ничем не рисковал, – смеясь, сказала она. – Браки людей и сидхов в Мандре не признаются.
   Глаза Карины лихорадочно блестели. Шенвэль видел, как волны возбуждения и страха перекатываются в ее ауре. Ведьме хватило смелости пойти с ним, но теперь она боялась.
   – В Фейре признаются, – сказал Шенвэль спокойно.
   Карина прижалась к эльфу и сказала тихо:
   – Я думала, что больше никогда не увижу тебя.
   – «Ах, не надо таких слов!» – передразнил ее Шенвэль.
   Карина смущенно опустила голову. Что-то тихо шептали волны, ложась на гальку. Эльф чувствовал тепло тела ведьмы. Он посмотрел на огни другого берега. Приглушенная расстоянием музыка казалась даже красивой. Шенвэль взял Карину пальцами за подбородок, поднял ее лицо. Лунное серебро наполнило глаза ведьмы.
   – Я. Буду. С тобой. Теперь. И до конца, – произнес Шенвэль, целуя Карину.
   Эльф ощутил на губах давно забытый, свежий и пряный вкус счастья.
   Но к нему примешивалась и горечь – счастье Шенвэля было краденое.
   – И спою тебе в последний миг, если захочешь, – продолжал эльф. – Правда, других мандреченских песен, кроме той, что ты пела мне в подземелье, я не знаю...
   – Я люблю тебя, – ответила Карина. – Ты убил Владислава?
   Эльф отрицательно покачал головой.
   – Только оглушил. А надо было?
   – Ты с ума сошел! Конечно, нет. Владислав тебя видел?
   – Нет.
   – Но он может догадаться, когда придет в себя, – сказала Карина. – Начнется такой шум... Давай посидим маленько здесь, подождем. Многие в Рабине были против совместного праздника, и эти люди с радостью ухватятся за любой повод. Даже Чистильщиков из Кулы вызывать не будут, сами разорвут всех сидхов в клочки, и все.
   Шенвэль кивнул, снял плащ и протянул его ведьме, чтобы она не простудилась в своем легком шелковом платье. Карина закуталась в плотную ткань. Эльф уселся на ступеньках, широко раскинул ноги. Ведьма села перед ним, на ступеньку ниже, и прислонилась спиной к груди Шенвэля. Эльф обнял ее за талию. Некоторое время они оба молчали. Шенвэль глядел на черноту моря – вода сегодня не светилась. Карина рассеянно смотрела на тени, весело пляшущие вокруг Купальца. Праздник шел своим чередом, похоже, Владислав еще не пришел в себя.
   – Кстати о Чистильщиках, – сказал Шенвэль. В послании Дренадана присутствовал образ, который эльф не смог расшифровать. – Расскажи мне про их предводителя, Крона. Или ты не знакома с ним?
   – Почему же, знакома, – ответила ведьма. – Мое крыло всю войну прикрывало с воздуха императорскую гвардейскую дивизию Серебряных Медведей.
   – Крон, наверное, очень лицемерный человек, двуличный?
   – Да нет, – сказала Карина. – Он не лицемер. Крон действительно верит в этот бред насчет раздельного существования разумных рас. Вам просто не повезло, что он воспринимает порядок в мире именно так. Сидхи – отдельно, люди – отдельно.
   Шенвэль усмехнулся.
   – А когда, где Крон примкнул к армии Мандры? – спросил эльф. – Я точно помню, что сначала у вас был другой имперский маг.
   – Ну да, сначала у императора был Энекис, старый, очень опытный боевой маг, – кивнула Карина. – Крон выскочил, как шут из табакерки, во время битвы за Порисское ущелье. Нам тогда экены всадили по самое некуда. Энекис погиб вместе со всей свитой. И пока Искандер, матерясь, вытаскивал из ножен меч – а на него уже отряд Танцоров Смерти скакал, – Крон вышел из каких-то кустов и положил всех экен. Искандер его сразу имперским магом и назначил. Пятиугольник свой Крон потом уже получил, когда Круг Волшебников Мандры у него квалификационный экзамен принял. Но больше Крон с нами вместе никогда не дрался, кроме, пожалуй, Мир Минаса.
   Шенвэль знал об этом – голую, застывшую под стеклянной коркой проплешину на восточном берегу Димтора до сих пор называли Кроновой Опушкой.
   – Почему? – спросил эльф. – Боялся?
   – Нет, дело в другом. Крон, он... не трус, нет, но и не боец. Его призвание – снабжать. Солдата надо одеть, накормить, дать оружие. А Искандер это хоть и понимает, но наладить снабжение – это выше его сил. Император, он может наорать, под горячую руку казнить, но толку от этого мало. Пока Крон у нас не появился, в армии ведь жуткий бардак был. Ни еды, ни боеприпасов. Стрелы лучникам по счету выдавали, представляешь? Все генералы разворовывали. Крон, хоть и выглядит как истинный мандречен, порядок любит так, словно неречь. Он очень быстро все наладил. Кое-кого пришлось казнить, правда, но мы начали валенки в ноябре получать, а летнее обмундирование – весной, как и положено. А не наоборот, как до него было.
   – Неречь, – повторил Шенвэль. – А Порисс ведь рядом с Боремией. Двуличная неречь... Скажи пожалуйста, Карина, а ты не знаешь, что Крон любит есть?