Страница:
И предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все,
что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим,
чтобы они упражнялись в нем (Екклесиаст 1:13).
Между ними был философ, сведущий в естественных науках. И когда он
спросил Господа Иисуса, изучал ли Он врачебную науку, Он разъяснил ему
физику и метафизику, гиперфизику и гипофизику; свойства твердых тел и
свойства влаги и их действия; рассказал о числе членов и костей... силе
слова, гнева и желания, о собирании и расходовании, рассеивании и о других
вещах, которых не может охватить разум ни одного создания (Арабское
евангелие детства, ср.Лк.2:46-47).
Как идею, как некое предчувствие или желанный идеал мы находим прообраз
Игры еще в древности, например у Пифагора, затем на закате античной культуры
- в гностических кругах эллинизма, не реже у китайцев, еще позднее - в
периоды наивысших подъемов духовной жизни арабско-мавританского мира, после
чего следы ее предыстории ведут через схоластику и гуманизм к математическим
академиям XVII и XVIII столетия, вплоть до философов романтизма и рун из
магических мечтаний Новалиса (Г.Гессе, Игра в бисер).
В этом разделе мы попытаемся продемонстрировать сложность и
неоднозначность как процесса формирования привычной для нас западной
светской картины мира, так и ее современного состояния, включая и
достижения, и понесенные утраты. Для начала отметим, что западная наука, о
некоторых чертах которой (претензии на объективность) уже говорилось во
Введении, в каком-то смысле представляет собой уникальное явление.
Наука ищет доказательств, не зависящих от личности исследователя, даже
когда предметом исследования является сам человек... Между прочим, эта черта
является результатом медленного развития, особенно западной мысли
(А.Эйнштейн).
Наука Востока, как правило, опирается на древнюю традицию, и говорить о
ее развитии едва ли правомерно. Например, даже современная буддийская наука
(Тибет) слабо отличается от древней и средневековой: главную роль в ней
играют дисциплины, связанные с человеком (астрология, медицина).
Ему (царю) были ведомы многие науки, а именно: шрути (писание),
предание, санкхья, йога, политика, вайшешика, арифметика, музыка,
врачевание, четыре веды, древние сказания и были, астрономия, колдовство,
логика, совещания, военное [искусство], стихосложение и счет на пальцах -
словом, девятнадцать наук (Вопросы Милинды).
Кроме того, мировосприятие Востока является достаточно цельным, и
проблема антагонизма Афин и Иерусалима (рационального философского знания и
веры) там никогда остро не вставала.
Наука античности по существу сводилась к математике и натурфилософии и,
вопреки распространенному мнению, резко отличалась по своим задачам от науки
Нового времени (ниже мы постараемся показать, что утверждение о "темных
веках" европейского средневековья необоснованно).
Между греческой наукой и наукой современного Запада существует не
просто различие, а прямо-таки бездонная пропасть. Отличительная особенность
христианского мира - та исторически сложившаяся в нем, и только в нем одном,
всеохватность жажды знания, непреклонная настойчивость в поисках истины,
которая воплотилась в нашей науке. То, что такая наука с ее
универсальностью, не признающей никаких границ, и с ее внутренним единством
возникла только на Западе и только на христианской почве, есть бесспорный
факт... Для грека предмет познания - космос, то есть Совершенное и
Упорядоченное...; все прочее для него ничто, материя... Но если мир есть
Творение Божие, тогда все, что есть, достойно познания... И Аристотель, и
Демокрит, и даже Фома и Декарт следуют тому же греческому импульсу,
расслабляющему движущую пружину науки, - стремятся к замкнутой форме и
завершенности (К.Ясперс, Ницше и христианство, с.59-62).
Для характеристики мироощущения древних греков можно вспомнить
мистическую философию Пифагора; в качестве редкого примера мышления,
близкого к современной физике, можно привести разве что Архимеда.
Основной интеллектуальный потенциал еврейского народа всегда был
направлен на изучение и комментирование Торы с целью правильного ее
исполнения, а не связанные с ней науки считались напрасной тратой времени (в
то время как светская наука интенсивно развивалась и использовалась
христианами). Это и было одним из главных факторов, определившим достаточно
изолированное (вплоть до XIX века) сосуществование еврейской и христианской
культур в одном и том же географическом пространстве Европы.
И если кто-либо занимается нееврейскими премудростями, это причисляется
к пустым занятиям, ибо приводит к греху небрежения изучением Торы, как об
этом сказано в законах об изучении Торы... И разве только человек изучает
эти премудрости, чтобы ими воспользоваться, то есть для того, чтобы иметь
заработок, который бы обеспечил возможность служения Всевышнему, или же он
умеет обращать эти премудрости в служение Богу - именно с такой целью их
изучали Рамбам [Маймонид, 1135-1204 - крупный еврейский ученый и философ,
следовавший традиции Аристотеля], Рамбан [Нахманид, 1194-1270] и их
последователи (Шнеур Залман, Тания, 1.8).
Арабская наука, впитавшая достижения античности и культуры Востока и
бурно развивавшаяся в средние века, имела синкретический характер и была
тесно связана с религией ислама и толкованием Корана (а также трудов
Аристотеля).
В 11 веке Мухаммад Аль-Газали (исламский теолог и мистик), который спас
мусульманских богословов, истолковав исламские тексты таким образом, что это
позволило им успешно отразить натиск греческой философии, поставил схоластов
перед фактом, что природа их знания уступает знанию, достигаемому путем
суфийской практики. Они сделали его своим героем, и их преемники до сих пор
учат его толкованиям как ортодоксальному исламу, несмотря на его
утверждение, что академический подход является недостаточным и низшим по
сравнению с истинным знанием (Идрис Шах, Путь суфия, с.246).
Авторитетом не только для исламского мира, но и для европейских
схоластов был последователь Аристотеля Аверроэс (Ибн-Рушд, 1126-1298). Он
считал человеческий разум основным средством общения с Богом и ставил
философию выше религии. С другой стороны, в исламе встречается и резкая
критика философии, в том числе ее соединения с религиозным законом (см.
гл.6).
Свеча религии сожгла греческую философию,
Поэтому свечой философии нельзя освещать религию (Аттар).
Твои слова: "Одно, философия, духовно, а другое, закон, - телесно -
вздор"... Именно закон духовен, ибо он глас откровения, а откровение дано
Аллахом, велик Он и славен, тогда как философия телесна, ибо она создается
людьми в результате рассмотрения тел и акциденций (Абу Хаййан ат-Таухиди,
Диалоги, цит. по сб. Восток-Запад, М., Наука, 1981).
Хотя европейская наука долго "училась" у более культурных арабов,
которые сохранили и передали ей наследие античности, со временем она шагнула
гораздо дальше. Но было ли это направление правильным?
4.1 Наука средневековья и переход к Новому времени
Что общего между Афинами и Иерусалимом, Академией и Церковью, еретиками
и христианами? (Тертуллиан)
Мне становилось все труднее вылущивать мир магии из того, что мы
называем сегодня миром точных измерений. Я вновь сталкивался с людьми, о
которых еще в школе говорили, что они несут свет математики и физики в дебри
суеверий, и обнаруживал, что свои открытия они делали, опираясь, с одной
стороны, на лабораторию, а с другой - на каббалу. ... Вскоре мне в руки
попались подлинные тексты, где рассказывалось о том, как физики-позитивисты
прямо с университетской скамьи спешили на десерт посетить сеансы медиумов и
собрания астрологов и каким образом Ньютон открыл закон всемирного
тяготения, веря в существование оккультных сил (я вспомнил его исследования
о космологии розенкрейцеров) (У.Эко, Маятник Фуко, гл.63).
В конце концов, он мог бояться смерти.
Он точно знал, откуда взялись черти.
Он съел дер дог в Ибн-Сине и в Галене.
Он мог дас вассер осушить в колене.
И возраст мог он указать в полене.
Он знал, куда уходят звезд дороги.
Но доктор Фауст нихц не знал о Боге.
(И. Бродский, Два часа в резервуаре)
Для того чтобы хотя бы частично решить поставленную задачу объяснения
уникальных черт европейской науки, нам нужно попытаться понять средневековое
мышление, формировавшееся вместе с христианской цивилизацией.
Первоначально (до XII-XIII в.) католичество, стоявшее в центре
культурной жизни Западной Европы, ориентировалось на "субъективную"
философию бл.Августина (354-430), для которой характерен глубокий
психологизм (например, в "Исповеди" дано блестящее описание становления
личности христианина), а онтология основана на неоплатонизме.
Средневековая схоластика, часто несправедливо осмеиваемая, позволила
критически осмыслить ряд категорий и методов и подготовила почву для
европейского рационализма. Например, рационализм св.Ансельма
Кентерберийского (1033-1109) проявился в попытке доказать бытие Бога
(онтологическое доказательство) и необходимости Его воплощения. Для
схоластики характерны дедуктивное мышление и установление авторитетов: на
уровне сверхъестественного знания - св.Писания и Предания, а на уровне
философии - текстов Платона и Аристотеля. Аргументами в дискуссии служили
цитаты, которые играли роль единиц формального языка (наших алгебраических
символов). Таким образом, схоластика была противоположна как опытной науке,
так и мистическому познанию. Некоторые схоласты, сознавая логическую
противоречивость авторитетных текстов, смело опровергали законы
аристотелевой логики (подробнее см. раздел 8.3, а также обсуждение в книге
Л.Шестова "Афины и Иерусалим").
В зрелой схоластике происходит переориентация на Аристотеля, что
позволяло строить более четкую и конкретную логику понятий, но и вело к
определенным ограничениям. Учение Аристотеля вошло в средневековую философию
и культуру благодаря трудам знаменитого теолога, философа и алхимика
Альберта Великого (1193?-1280, монах-доминиканец, за широту познаний
получивший титул doctor universalis, уже в наше время признан святым
католической церковью). Он оказал большое влияние на св.Фому Аквинского
(1225-1274, doctor angelicus - ангельский доктор), учение которого (томизм)
в дальнейшем стало официальной доктриной (согласно энциклике папы Льва XIII
от 1879 г. - "вечной философией") католической церкви и активно используется
ею сейчас. В частности, Фома провозглашал примат разума над волей. Для его
сочинений (хотя он положительно относился к астрологии и алхимии), в
противоположность ранним схоластам, характерен упор на здравый смысл:
Самый интеллектуальный свет в нас есть не что иное, как некое подобие,
через причастие к нему, того несотворенного света, в котором заключаются все
вечные истины.
Современные последователи Фомы - неотомисты отличаются достаточно
рационалистическим подходом; в нашем веке из католических кругов вышел ряд
серьезных ученых.
Девятнадцатый век ухватился за романтику францисканства, потому что в
нем самом романтики не было. Двадцатый хватается за разумное богословие
томизма, потому что в нем самом нет разумности. В чересчур благодушный мир
христианство вернулось в образе бродяги; в мир, сходящий с ума, оно
возвращается в образе учителя логики... Мы начинаем наконец догадываться,
что XVIII век считал себя веком разума, а XIX - веком здравого смысла, то XX
может назвать себя разве что веком нездоровой бессмыслицы. В таких случаях
миру необходим святой, но прежде всего необходим философ (Г.К.Честертон,
Святой Фома Аквинский).
Среди поздних схоластов наиболее известны Дунс Скот (1266?-1308, doctor
subtilis - тонкий доктор) и У.Оккам (1285?-1349, doctor invincibilis -
непобедимый доктор). Первый из них - последователь Августина; ему
принадлежат слова "верую, Господи, ... но, если возможно, сделай так, чтобы
я знал". Второй ввел принцип бритвы Оккама - "сущности не следует умножать
без необходимости". Оккам также решительно защищал номинализм (реальное
существование только единичных субстанций, а не общих понятий) и отстаивал
теорию двойственной истины - разделение теологии и философии (истинное в
одной области может быть ложным в другой; напомним, что с двойственностью
истины, т.е. наличием разных уровней понимания, мы встречаемся и в
буддизме). В концепции Оккама вера и воля получали приоритет перед разумом.
Научная мысль средневековья созревала в монастырях. Зачатки науки были
связаны с "оккультными" (в современном понимании) дисциплинами - астрологией
и алхимией (впрочем, как отмечают М.Элиаде и другие авторы, алхимики упорно
преследовали свои цели и едва ли интересовались посторонними для них
природными химическими феноменами). Несмотря на широкое распространение этих
наук, их отношения с церковью часто были напряженными. Астрология и магия
осуждались Вселенскими соборами. В 1163 г. Тридентский собор провозгласил
отлучение монахам, занимающимся естественными науками. Согласно булле папы
Гонория III, изучение физики, медицины и других естественных наук
запрещалось под страхом отлучения от причастия.
Основоположником индуктивного и экспериментального методов
естествознания часто считается Роджер Бэкон (1220?-1292?, doctor mirabilis -
чудесный доктор) - монах-францисканец, который занимался многосторонним
опытным изучением природы, особенно оптикой, механикой, астрономией,
конструированием механизмов (как реальным, так и мысленным; им предлагались
даже проекты воздухоплавания). Он преследовался за свои теологические
взгляды и на короткое время был заключен в монастырскую тюрьму. Интересно,
что несколько столетий спустя большой вклад в индуктивный метод внес его
однофамилец Фрэнсис Бэкон (1561-1626). Именно к этим столетиям относится
формирование науки в нашем понимании.
Наша наука возникает из Логоса, который не замыкается в себе, но открыт
для "Алогона" (иррационального) и сам проникает в него... Необходимая
констелляция сложилась к четырнадцатому веку, когда мощь веры еще не начала
слабеть, но содержание ее уже было поколеблено. Это было время последнего
значительного углубления христианских импульсов, время высочайшего духовного
напряжения, когда происходившая в самых сокровенных глубинах человеческой
души борьба вывела на свет новую науку (К.Ясперс, цит.соч., с.62,66).
Остановимся теперь подробнее на иррациональных источниках европейской
науки. Проникновение герметической философии в западное мировоззрение
произошло рано и было связано с философом и мистиком Раймондом Луллием
(1232?-1315, doctor illuminatus), который много взял у еврейских и арабских
мыслителей. Его главный труд носит название Ars magna (великое искусство) и
включает, в частности, трактат Arbor scientiae (дерево познания); намеки на
Луллия, в частности, на изобретенную им "логическую машину" для получения
универсального знания есть в третьем из "Путешествий Гулливера" (см. цитату
ниже). Согласно одной из легенд, Луллий добился цели обретения личного
бессмертия, но затем, поняв его бессмысленность, стал монахом-францисканцем,
долгие годы провел в миссионерских путешествиях и с трудом вымолил у Бога
смерть.
У истоков христианской каббалы стоят Пико делла Мирандола (1463-1494;
его "Речь о достоинстве человека" стала манифестом Ренессанса), Иоганн
Рейхлин (1455-1522) и Агриппа Неттесхаймский (1485-1535). Агриппа был одним
из прообразов Фауста, а его книга "Об оккультной философии" и дала начало
слову "оккультизм". Младшим современником Агриппы был алхимик и врач Филипп
фон Гогенгейм (Парацельс, 1493-1541), которого считают одним из главных
представителей (а иногда даже основателем) эзотерического учения
розенкрейцеров. К.Г. Юнг называет Парацельса отцом естественных наук и
подчеркивает двойственность его духовной жизни, приводя в работе "Парацельс
как духовное явление" ряд цитат из его трудов (см. также Теофраст Парацельс,
Магический Архидокс, М., 1997):
Хотя Церковь оставалась для Парацельса матерью всю его жизнь, у него
все же было две матери, второй была мать-Природа. ... Он говорит, "Признаюсь
и в том, что пишу по-язычески, будучи, однако же, христианином". "В человеке
не может быть ничего, что не было бы даровано ему светом природы, а в свете
природном все - действие светила. ... Действовать же в свете природном и
оным услаждаться - божественно, пусть ты и смертен". До пришествия Христа
мир еще был одарен светом природным, но в сравнении с Сыном Божьим то был
"меньший свет". "Итак в этом мире две премудрости, вечная и смертная. Вечная
проистекает непосредственно от света Святого Духа, другая - непосредственно
от света природы". "Посему надлежит нам знать, что мы природу должны
толковать из духа природы, Слово Божье - из Духа Божьего, дьявола - опять же
из его духа". ... Бог Отец "сотворил человека снизу доверху", Бог Сын -
"сверху донизу". "Поскольку же Отец и Сын суть одно, как я могу почитать два
света?. Меня осудили бы как идолопоклонника - но меня хранит число один. И
если я двум отдаю свою любовь, и каждому уделяю свет его, как и наказал всем
Господь, - как же я могу быть язычником?"... Не всем выпадает благодать
веры, предвосхищающей все решения, и не всем дано безмятежно
довольствоваться солнцем истины, явленной в откровении. Тот свет, что
возжигается в сердце благодатью Святого Духа, тот самый lumen naturae
[природный свет - понятие, широко использованное Агриппой], сколь бы слаб он
ни был, для ищущих важнее или по крайней мере столь же важен, как и великий
свет, во тьме светящий и тьмой не объятый (Ин.1:5). ... Свет свыше делает
тьму еще кромешней, но lumen naturae - это свет самой тьмы, он озаряет свой
собственный мрак, и этот свет тьма объемлет.
Парацельс оставался еще в лоне католической церкви, но жил уже во
времена реформации. Протестантизм положил начало свободному, т.е. без опоры
на авторитеты, исследованию Писания (а затем и других областей). Огромное
влияние на культуру оказал лютеровский перевод Библии, давший начало
немецкому литературному языку.
Высказав положение, что его учение можно опровергнуть только словами
Библии или доводами разума, Лютер утвердил за разумом право толковать
Библию, и он, этот разум, был признан верховным судьей во всех религиозных
разногласиях. Это послужило в Германии источником для так называемой свободы
духа... Мышление сделалось правом, и права разума были узаконены... Со
времен Лютера перестали различать истину теологическую и философскую и
начали без стеснения и страха посреди базарной площади препираться о религии
на родном, немецком языке... Этот самый Мартин Лютер дал нам не только
свободу движения, но также средства для движения, а именно - духу он дал
тело, а мысли - слово (Г.Гейне, К истории религии и философии в Германии).
С другой стороны, нужно отметить, что отношение самого Лютера к разуму
было весьма критическим:
Значит, одна из главных причин, по которым просто невозможно понять
слова Моисея и Павла [имеется в виду Рим.9], - это их нелепость. Но против
какого пункта веры грешит эта нелепость? Кого она сокрушает? Разум
человеческий она сокрушает, который, будучи ко всем словам и делам Божьим
слеп, глух, глуп, нечестив и кощунствен, берется здесь судить о делах Божьих
(О рабстве воли).
Однако такое ограничение разума не имеет ничего общего со скептицизмом.
Святой Дух - это не скептик, и начертал Он в наших сердцах не сомнения
да размышления, а определенные убеждения, которые вернее и крепче самой
жизни и всяческого опыта (там же).
Провозгласив внутреннюю свободу христианина, Лютер в полемике с
гуманистами и католической церковью решительно отрицал свободу воли
("свободная воля сама по себе у всех людей - это царство сатаны"); он также
называл порождением сатаны философию Аристотеля и резко отзывался о теории
Коперника. По мнению Ницше, европейский Ренессанс кончился ничем по вине
Лютера.
Для эпохи Возрождения характерен интерес к античности. Для многих
гуманистов Пифагор - отец точных наук; растет интерес к магии чисел и фигур.
Коперник (1473-1543), Кеплер (1571-1630), а затем Лейбниц (1646-1716) во
многом основывались на пифагорейской философии и открыто признавали свою
связь с этой традицией.
Иоганн Кеплер получил теологическое образование и лишь после долгих
колебаний отказался от духовной карьеры. За свой индивидуализм он был изгнан
из лютеранской общины, но не присоединился и к католической церкви.
Двойственность мировоззрения Кеплера характеризуется следующей цитатой.
Сразу же за лютеранским Богом, открывающимся ему непосредственно в
словах Библии, стоял пифагорейский Бог, воплощенный в доступной наблюдению
непосредственности природы, а также в математической гармонии солнечной
системы, устройство которой Кеплер сам проследил, - Бог, "которого я могу
распознать при созерцании Вселенной, как если бы она была создана моими
собственными руками" (Дж. Холтон, Тематический анализ науки, с.67).
Законы Кеплера (в частности, вращение планет по эллиптическим орбитам)
впервые позволили обосновать гелиоцентрические представления (ранее теория
круговых орбит Коперника была отвергнута Тихо Браге (1546-1601), так как она
хуже согласовывалась с астрономическими данными, чем геоцентрическая теория
эпициклов Птолемея). Однако наиболее важным своим достижением Кеплер считал
не эти законы, а простые гармонические соотношения между максимальной и
минимальной скоростью данной планеты:
...Всеблагой и всемогущий Бог при сотворении нашего движущегося мира и
при расположении небесных орбит избрал за основу пять правильных тел,
которые со времен Пифагора и Платона и до наших дней снискали столь громкую
славу... (И. Кеплер, Космографическая тайна, цит. по Ю.А. Данилов, Я.А.
Смородинский, Иоганн Кеплер: от "Мистерии" до "Гармонии", Успехи Физ.Наук,
1973, т.109, с.175).
Только что упомянутая статья кончается словами
Со смертью Кеплера об его открытиях забывают. Даже мудрый Декарт ничего
о них не знает. Галилей не счел нужным прочесть его книги. Только у Ньютона
законы Кеплера обретают новую жизнь. Но Ньютона гармония уже не
интересовала. У него были Уравнения. Пришли новые времена.
Хотя для Кеплера планеты все еще двигаются своими духами, а
герметическая философия сохраняет свое влияние, уже с его именем можно
связать переход науки на привычный нам математический язык. В статье о
Кеплере современный физик В.Паули говорит о начале разрушения целостного
средневекового мировоззрения:
Идеи [Иоганна Кеплера] знаменуют важный промежуточный этап между
прежним магико- символическим и современным количественно-математическим
описанием природы. Многое из того, что позднее было критически отделено друг
от друга, в те времена еще составляло единое целое, мировоззрение еще не
делилось на религиозное и научное. Религиозные высказывания, почти
математический символ Троицы, отдельные положения оптики того времени,
серьезные достижения в теории зрения, в частности, указание на то, что
сетчатка должна быть воспринимающим органом глаза - все это содержится в
одной книге "Дополнение к Витело"... Кеплера восхищала старая пифагорейская
идея о "музыке сфер", игравшая в его время немалую роль и в алхимии... У
Кеплера планеты еще были живыми существами, наделенными индивидуальной
душей... И все же отказ от представления об одушевленности материального
мира у Кеплера уже начался... Хотя влияние Парацельса и его учеников на идеи
Кеплера неоспоримо, все же естественнонаучное мышление Кеплера от
магико-символического мышления алхимиков отличается настолько сильно, что
известный в свое время алхимик и член ордена розенкрейцеров Флудд
(1574-1637) открыл яростную полемику, выступив против основного труда
Кеплера "Гармония мира"... Взгляды Флудда станут несколько понятнее, если мы
укажем на их связь с общим, происходящим на протяжении всей истории
разделением мыслителей на два класса, одни считают существенным
количественные отношения между частями, другие, наоборот - качественную
неделимость целого... Именно эта целостность составляет содержание идеи об
аналогии между микрокосмом и макрокосмом. По-видимому, она отсутствует уже у
Кеплера и полностью выпадает из картины мира классического естествознания
(В. Паули, Физические очерки, с. 137-175).
С другой стороны, изложение Галилея (1564-1642) в "Диалоге о двух
системах мира" (см. Избранные труды, М., 1964) уже вполне рационалистично и
напоминает по стилю современные учебники. По словам Галилея, религия учит
нас тому, как взойти на небо, а не тому, как небо вращается. Следует
отметить, что подход Нового времени к науке привел и к некоторому сужению
горизонта. В отличие от схоластов, стремившихся вслед за Аристотелем хотя и
к умозрительному, но достоверному знанию, новый метод говорил лишь о
познании некоторых математически описываемых явлений. На деле научная
картина мира оказалась не "либеральной", а достаточно жесткой в сравнении с
другими подходами.
Никогда логический вывод из религиозных, философских или художественных
созданий или их рационалистическая оценка не могут быть обязательны для
что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим,
чтобы они упражнялись в нем (Екклесиаст 1:13).
Между ними был философ, сведущий в естественных науках. И когда он
спросил Господа Иисуса, изучал ли Он врачебную науку, Он разъяснил ему
физику и метафизику, гиперфизику и гипофизику; свойства твердых тел и
свойства влаги и их действия; рассказал о числе членов и костей... силе
слова, гнева и желания, о собирании и расходовании, рассеивании и о других
вещах, которых не может охватить разум ни одного создания (Арабское
евангелие детства, ср.Лк.2:46-47).
Как идею, как некое предчувствие или желанный идеал мы находим прообраз
Игры еще в древности, например у Пифагора, затем на закате античной культуры
- в гностических кругах эллинизма, не реже у китайцев, еще позднее - в
периоды наивысших подъемов духовной жизни арабско-мавританского мира, после
чего следы ее предыстории ведут через схоластику и гуманизм к математическим
академиям XVII и XVIII столетия, вплоть до философов романтизма и рун из
магических мечтаний Новалиса (Г.Гессе, Игра в бисер).
В этом разделе мы попытаемся продемонстрировать сложность и
неоднозначность как процесса формирования привычной для нас западной
светской картины мира, так и ее современного состояния, включая и
достижения, и понесенные утраты. Для начала отметим, что западная наука, о
некоторых чертах которой (претензии на объективность) уже говорилось во
Введении, в каком-то смысле представляет собой уникальное явление.
Наука ищет доказательств, не зависящих от личности исследователя, даже
когда предметом исследования является сам человек... Между прочим, эта черта
является результатом медленного развития, особенно западной мысли
(А.Эйнштейн).
Наука Востока, как правило, опирается на древнюю традицию, и говорить о
ее развитии едва ли правомерно. Например, даже современная буддийская наука
(Тибет) слабо отличается от древней и средневековой: главную роль в ней
играют дисциплины, связанные с человеком (астрология, медицина).
Ему (царю) были ведомы многие науки, а именно: шрути (писание),
предание, санкхья, йога, политика, вайшешика, арифметика, музыка,
врачевание, четыре веды, древние сказания и были, астрономия, колдовство,
логика, совещания, военное [искусство], стихосложение и счет на пальцах -
словом, девятнадцать наук (Вопросы Милинды).
Кроме того, мировосприятие Востока является достаточно цельным, и
проблема антагонизма Афин и Иерусалима (рационального философского знания и
веры) там никогда остро не вставала.
Наука античности по существу сводилась к математике и натурфилософии и,
вопреки распространенному мнению, резко отличалась по своим задачам от науки
Нового времени (ниже мы постараемся показать, что утверждение о "темных
веках" европейского средневековья необоснованно).
Между греческой наукой и наукой современного Запада существует не
просто различие, а прямо-таки бездонная пропасть. Отличительная особенность
христианского мира - та исторически сложившаяся в нем, и только в нем одном,
всеохватность жажды знания, непреклонная настойчивость в поисках истины,
которая воплотилась в нашей науке. То, что такая наука с ее
универсальностью, не признающей никаких границ, и с ее внутренним единством
возникла только на Западе и только на христианской почве, есть бесспорный
факт... Для грека предмет познания - космос, то есть Совершенное и
Упорядоченное...; все прочее для него ничто, материя... Но если мир есть
Творение Божие, тогда все, что есть, достойно познания... И Аристотель, и
Демокрит, и даже Фома и Декарт следуют тому же греческому импульсу,
расслабляющему движущую пружину науки, - стремятся к замкнутой форме и
завершенности (К.Ясперс, Ницше и христианство, с.59-62).
Для характеристики мироощущения древних греков можно вспомнить
мистическую философию Пифагора; в качестве редкого примера мышления,
близкого к современной физике, можно привести разве что Архимеда.
Основной интеллектуальный потенциал еврейского народа всегда был
направлен на изучение и комментирование Торы с целью правильного ее
исполнения, а не связанные с ней науки считались напрасной тратой времени (в
то время как светская наука интенсивно развивалась и использовалась
христианами). Это и было одним из главных факторов, определившим достаточно
изолированное (вплоть до XIX века) сосуществование еврейской и христианской
культур в одном и том же географическом пространстве Европы.
И если кто-либо занимается нееврейскими премудростями, это причисляется
к пустым занятиям, ибо приводит к греху небрежения изучением Торы, как об
этом сказано в законах об изучении Торы... И разве только человек изучает
эти премудрости, чтобы ими воспользоваться, то есть для того, чтобы иметь
заработок, который бы обеспечил возможность служения Всевышнему, или же он
умеет обращать эти премудрости в служение Богу - именно с такой целью их
изучали Рамбам [Маймонид, 1135-1204 - крупный еврейский ученый и философ,
следовавший традиции Аристотеля], Рамбан [Нахманид, 1194-1270] и их
последователи (Шнеур Залман, Тания, 1.8).
Арабская наука, впитавшая достижения античности и культуры Востока и
бурно развивавшаяся в средние века, имела синкретический характер и была
тесно связана с религией ислама и толкованием Корана (а также трудов
Аристотеля).
В 11 веке Мухаммад Аль-Газали (исламский теолог и мистик), который спас
мусульманских богословов, истолковав исламские тексты таким образом, что это
позволило им успешно отразить натиск греческой философии, поставил схоластов
перед фактом, что природа их знания уступает знанию, достигаемому путем
суфийской практики. Они сделали его своим героем, и их преемники до сих пор
учат его толкованиям как ортодоксальному исламу, несмотря на его
утверждение, что академический подход является недостаточным и низшим по
сравнению с истинным знанием (Идрис Шах, Путь суфия, с.246).
Авторитетом не только для исламского мира, но и для европейских
схоластов был последователь Аристотеля Аверроэс (Ибн-Рушд, 1126-1298). Он
считал человеческий разум основным средством общения с Богом и ставил
философию выше религии. С другой стороны, в исламе встречается и резкая
критика философии, в том числе ее соединения с религиозным законом (см.
гл.6).
Свеча религии сожгла греческую философию,
Поэтому свечой философии нельзя освещать религию (Аттар).
Твои слова: "Одно, философия, духовно, а другое, закон, - телесно -
вздор"... Именно закон духовен, ибо он глас откровения, а откровение дано
Аллахом, велик Он и славен, тогда как философия телесна, ибо она создается
людьми в результате рассмотрения тел и акциденций (Абу Хаййан ат-Таухиди,
Диалоги, цит. по сб. Восток-Запад, М., Наука, 1981).
Хотя европейская наука долго "училась" у более культурных арабов,
которые сохранили и передали ей наследие античности, со временем она шагнула
гораздо дальше. Но было ли это направление правильным?
4.1 Наука средневековья и переход к Новому времени
Что общего между Афинами и Иерусалимом, Академией и Церковью, еретиками
и христианами? (Тертуллиан)
Мне становилось все труднее вылущивать мир магии из того, что мы
называем сегодня миром точных измерений. Я вновь сталкивался с людьми, о
которых еще в школе говорили, что они несут свет математики и физики в дебри
суеверий, и обнаруживал, что свои открытия они делали, опираясь, с одной
стороны, на лабораторию, а с другой - на каббалу. ... Вскоре мне в руки
попались подлинные тексты, где рассказывалось о том, как физики-позитивисты
прямо с университетской скамьи спешили на десерт посетить сеансы медиумов и
собрания астрологов и каким образом Ньютон открыл закон всемирного
тяготения, веря в существование оккультных сил (я вспомнил его исследования
о космологии розенкрейцеров) (У.Эко, Маятник Фуко, гл.63).
В конце концов, он мог бояться смерти.
Он точно знал, откуда взялись черти.
Он съел дер дог в Ибн-Сине и в Галене.
Он мог дас вассер осушить в колене.
И возраст мог он указать в полене.
Он знал, куда уходят звезд дороги.
Но доктор Фауст нихц не знал о Боге.
(И. Бродский, Два часа в резервуаре)
Для того чтобы хотя бы частично решить поставленную задачу объяснения
уникальных черт европейской науки, нам нужно попытаться понять средневековое
мышление, формировавшееся вместе с христианской цивилизацией.
Первоначально (до XII-XIII в.) католичество, стоявшее в центре
культурной жизни Западной Европы, ориентировалось на "субъективную"
философию бл.Августина (354-430), для которой характерен глубокий
психологизм (например, в "Исповеди" дано блестящее описание становления
личности христианина), а онтология основана на неоплатонизме.
Средневековая схоластика, часто несправедливо осмеиваемая, позволила
критически осмыслить ряд категорий и методов и подготовила почву для
европейского рационализма. Например, рационализм св.Ансельма
Кентерберийского (1033-1109) проявился в попытке доказать бытие Бога
(онтологическое доказательство) и необходимости Его воплощения. Для
схоластики характерны дедуктивное мышление и установление авторитетов: на
уровне сверхъестественного знания - св.Писания и Предания, а на уровне
философии - текстов Платона и Аристотеля. Аргументами в дискуссии служили
цитаты, которые играли роль единиц формального языка (наших алгебраических
символов). Таким образом, схоластика была противоположна как опытной науке,
так и мистическому познанию. Некоторые схоласты, сознавая логическую
противоречивость авторитетных текстов, смело опровергали законы
аристотелевой логики (подробнее см. раздел 8.3, а также обсуждение в книге
Л.Шестова "Афины и Иерусалим").
В зрелой схоластике происходит переориентация на Аристотеля, что
позволяло строить более четкую и конкретную логику понятий, но и вело к
определенным ограничениям. Учение Аристотеля вошло в средневековую философию
и культуру благодаря трудам знаменитого теолога, философа и алхимика
Альберта Великого (1193?-1280, монах-доминиканец, за широту познаний
получивший титул doctor universalis, уже в наше время признан святым
католической церковью). Он оказал большое влияние на св.Фому Аквинского
(1225-1274, doctor angelicus - ангельский доктор), учение которого (томизм)
в дальнейшем стало официальной доктриной (согласно энциклике папы Льва XIII
от 1879 г. - "вечной философией") католической церкви и активно используется
ею сейчас. В частности, Фома провозглашал примат разума над волей. Для его
сочинений (хотя он положительно относился к астрологии и алхимии), в
противоположность ранним схоластам, характерен упор на здравый смысл:
Самый интеллектуальный свет в нас есть не что иное, как некое подобие,
через причастие к нему, того несотворенного света, в котором заключаются все
вечные истины.
Современные последователи Фомы - неотомисты отличаются достаточно
рационалистическим подходом; в нашем веке из католических кругов вышел ряд
серьезных ученых.
Девятнадцатый век ухватился за романтику францисканства, потому что в
нем самом романтики не было. Двадцатый хватается за разумное богословие
томизма, потому что в нем самом нет разумности. В чересчур благодушный мир
христианство вернулось в образе бродяги; в мир, сходящий с ума, оно
возвращается в образе учителя логики... Мы начинаем наконец догадываться,
что XVIII век считал себя веком разума, а XIX - веком здравого смысла, то XX
может назвать себя разве что веком нездоровой бессмыслицы. В таких случаях
миру необходим святой, но прежде всего необходим философ (Г.К.Честертон,
Святой Фома Аквинский).
Среди поздних схоластов наиболее известны Дунс Скот (1266?-1308, doctor
subtilis - тонкий доктор) и У.Оккам (1285?-1349, doctor invincibilis -
непобедимый доктор). Первый из них - последователь Августина; ему
принадлежат слова "верую, Господи, ... но, если возможно, сделай так, чтобы
я знал". Второй ввел принцип бритвы Оккама - "сущности не следует умножать
без необходимости". Оккам также решительно защищал номинализм (реальное
существование только единичных субстанций, а не общих понятий) и отстаивал
теорию двойственной истины - разделение теологии и философии (истинное в
одной области может быть ложным в другой; напомним, что с двойственностью
истины, т.е. наличием разных уровней понимания, мы встречаемся и в
буддизме). В концепции Оккама вера и воля получали приоритет перед разумом.
Научная мысль средневековья созревала в монастырях. Зачатки науки были
связаны с "оккультными" (в современном понимании) дисциплинами - астрологией
и алхимией (впрочем, как отмечают М.Элиаде и другие авторы, алхимики упорно
преследовали свои цели и едва ли интересовались посторонними для них
природными химическими феноменами). Несмотря на широкое распространение этих
наук, их отношения с церковью часто были напряженными. Астрология и магия
осуждались Вселенскими соборами. В 1163 г. Тридентский собор провозгласил
отлучение монахам, занимающимся естественными науками. Согласно булле папы
Гонория III, изучение физики, медицины и других естественных наук
запрещалось под страхом отлучения от причастия.
Основоположником индуктивного и экспериментального методов
естествознания часто считается Роджер Бэкон (1220?-1292?, doctor mirabilis -
чудесный доктор) - монах-францисканец, который занимался многосторонним
опытным изучением природы, особенно оптикой, механикой, астрономией,
конструированием механизмов (как реальным, так и мысленным; им предлагались
даже проекты воздухоплавания). Он преследовался за свои теологические
взгляды и на короткое время был заключен в монастырскую тюрьму. Интересно,
что несколько столетий спустя большой вклад в индуктивный метод внес его
однофамилец Фрэнсис Бэкон (1561-1626). Именно к этим столетиям относится
формирование науки в нашем понимании.
Наша наука возникает из Логоса, который не замыкается в себе, но открыт
для "Алогона" (иррационального) и сам проникает в него... Необходимая
констелляция сложилась к четырнадцатому веку, когда мощь веры еще не начала
слабеть, но содержание ее уже было поколеблено. Это было время последнего
значительного углубления христианских импульсов, время высочайшего духовного
напряжения, когда происходившая в самых сокровенных глубинах человеческой
души борьба вывела на свет новую науку (К.Ясперс, цит.соч., с.62,66).
Остановимся теперь подробнее на иррациональных источниках европейской
науки. Проникновение герметической философии в западное мировоззрение
произошло рано и было связано с философом и мистиком Раймондом Луллием
(1232?-1315, doctor illuminatus), который много взял у еврейских и арабских
мыслителей. Его главный труд носит название Ars magna (великое искусство) и
включает, в частности, трактат Arbor scientiae (дерево познания); намеки на
Луллия, в частности, на изобретенную им "логическую машину" для получения
универсального знания есть в третьем из "Путешествий Гулливера" (см. цитату
ниже). Согласно одной из легенд, Луллий добился цели обретения личного
бессмертия, но затем, поняв его бессмысленность, стал монахом-францисканцем,
долгие годы провел в миссионерских путешествиях и с трудом вымолил у Бога
смерть.
У истоков христианской каббалы стоят Пико делла Мирандола (1463-1494;
его "Речь о достоинстве человека" стала манифестом Ренессанса), Иоганн
Рейхлин (1455-1522) и Агриппа Неттесхаймский (1485-1535). Агриппа был одним
из прообразов Фауста, а его книга "Об оккультной философии" и дала начало
слову "оккультизм". Младшим современником Агриппы был алхимик и врач Филипп
фон Гогенгейм (Парацельс, 1493-1541), которого считают одним из главных
представителей (а иногда даже основателем) эзотерического учения
розенкрейцеров. К.Г. Юнг называет Парацельса отцом естественных наук и
подчеркивает двойственность его духовной жизни, приводя в работе "Парацельс
как духовное явление" ряд цитат из его трудов (см. также Теофраст Парацельс,
Магический Архидокс, М., 1997):
Хотя Церковь оставалась для Парацельса матерью всю его жизнь, у него
все же было две матери, второй была мать-Природа. ... Он говорит, "Признаюсь
и в том, что пишу по-язычески, будучи, однако же, христианином". "В человеке
не может быть ничего, что не было бы даровано ему светом природы, а в свете
природном все - действие светила. ... Действовать же в свете природном и
оным услаждаться - божественно, пусть ты и смертен". До пришествия Христа
мир еще был одарен светом природным, но в сравнении с Сыном Божьим то был
"меньший свет". "Итак в этом мире две премудрости, вечная и смертная. Вечная
проистекает непосредственно от света Святого Духа, другая - непосредственно
от света природы". "Посему надлежит нам знать, что мы природу должны
толковать из духа природы, Слово Божье - из Духа Божьего, дьявола - опять же
из его духа". ... Бог Отец "сотворил человека снизу доверху", Бог Сын -
"сверху донизу". "Поскольку же Отец и Сын суть одно, как я могу почитать два
света?. Меня осудили бы как идолопоклонника - но меня хранит число один. И
если я двум отдаю свою любовь, и каждому уделяю свет его, как и наказал всем
Господь, - как же я могу быть язычником?"... Не всем выпадает благодать
веры, предвосхищающей все решения, и не всем дано безмятежно
довольствоваться солнцем истины, явленной в откровении. Тот свет, что
возжигается в сердце благодатью Святого Духа, тот самый lumen naturae
[природный свет - понятие, широко использованное Агриппой], сколь бы слаб он
ни был, для ищущих важнее или по крайней мере столь же важен, как и великий
свет, во тьме светящий и тьмой не объятый (Ин.1:5). ... Свет свыше делает
тьму еще кромешней, но lumen naturae - это свет самой тьмы, он озаряет свой
собственный мрак, и этот свет тьма объемлет.
Парацельс оставался еще в лоне католической церкви, но жил уже во
времена реформации. Протестантизм положил начало свободному, т.е. без опоры
на авторитеты, исследованию Писания (а затем и других областей). Огромное
влияние на культуру оказал лютеровский перевод Библии, давший начало
немецкому литературному языку.
Высказав положение, что его учение можно опровергнуть только словами
Библии или доводами разума, Лютер утвердил за разумом право толковать
Библию, и он, этот разум, был признан верховным судьей во всех религиозных
разногласиях. Это послужило в Германии источником для так называемой свободы
духа... Мышление сделалось правом, и права разума были узаконены... Со
времен Лютера перестали различать истину теологическую и философскую и
начали без стеснения и страха посреди базарной площади препираться о религии
на родном, немецком языке... Этот самый Мартин Лютер дал нам не только
свободу движения, но также средства для движения, а именно - духу он дал
тело, а мысли - слово (Г.Гейне, К истории религии и философии в Германии).
С другой стороны, нужно отметить, что отношение самого Лютера к разуму
было весьма критическим:
Значит, одна из главных причин, по которым просто невозможно понять
слова Моисея и Павла [имеется в виду Рим.9], - это их нелепость. Но против
какого пункта веры грешит эта нелепость? Кого она сокрушает? Разум
человеческий она сокрушает, который, будучи ко всем словам и делам Божьим
слеп, глух, глуп, нечестив и кощунствен, берется здесь судить о делах Божьих
(О рабстве воли).
Однако такое ограничение разума не имеет ничего общего со скептицизмом.
Святой Дух - это не скептик, и начертал Он в наших сердцах не сомнения
да размышления, а определенные убеждения, которые вернее и крепче самой
жизни и всяческого опыта (там же).
Провозгласив внутреннюю свободу христианина, Лютер в полемике с
гуманистами и католической церковью решительно отрицал свободу воли
("свободная воля сама по себе у всех людей - это царство сатаны"); он также
называл порождением сатаны философию Аристотеля и резко отзывался о теории
Коперника. По мнению Ницше, европейский Ренессанс кончился ничем по вине
Лютера.
Для эпохи Возрождения характерен интерес к античности. Для многих
гуманистов Пифагор - отец точных наук; растет интерес к магии чисел и фигур.
Коперник (1473-1543), Кеплер (1571-1630), а затем Лейбниц (1646-1716) во
многом основывались на пифагорейской философии и открыто признавали свою
связь с этой традицией.
Иоганн Кеплер получил теологическое образование и лишь после долгих
колебаний отказался от духовной карьеры. За свой индивидуализм он был изгнан
из лютеранской общины, но не присоединился и к католической церкви.
Двойственность мировоззрения Кеплера характеризуется следующей цитатой.
Сразу же за лютеранским Богом, открывающимся ему непосредственно в
словах Библии, стоял пифагорейский Бог, воплощенный в доступной наблюдению
непосредственности природы, а также в математической гармонии солнечной
системы, устройство которой Кеплер сам проследил, - Бог, "которого я могу
распознать при созерцании Вселенной, как если бы она была создана моими
собственными руками" (Дж. Холтон, Тематический анализ науки, с.67).
Законы Кеплера (в частности, вращение планет по эллиптическим орбитам)
впервые позволили обосновать гелиоцентрические представления (ранее теория
круговых орбит Коперника была отвергнута Тихо Браге (1546-1601), так как она
хуже согласовывалась с астрономическими данными, чем геоцентрическая теория
эпициклов Птолемея). Однако наиболее важным своим достижением Кеплер считал
не эти законы, а простые гармонические соотношения между максимальной и
минимальной скоростью данной планеты:
...Всеблагой и всемогущий Бог при сотворении нашего движущегося мира и
при расположении небесных орбит избрал за основу пять правильных тел,
которые со времен Пифагора и Платона и до наших дней снискали столь громкую
славу... (И. Кеплер, Космографическая тайна, цит. по Ю.А. Данилов, Я.А.
Смородинский, Иоганн Кеплер: от "Мистерии" до "Гармонии", Успехи Физ.Наук,
1973, т.109, с.175).
Только что упомянутая статья кончается словами
Со смертью Кеплера об его открытиях забывают. Даже мудрый Декарт ничего
о них не знает. Галилей не счел нужным прочесть его книги. Только у Ньютона
законы Кеплера обретают новую жизнь. Но Ньютона гармония уже не
интересовала. У него были Уравнения. Пришли новые времена.
Хотя для Кеплера планеты все еще двигаются своими духами, а
герметическая философия сохраняет свое влияние, уже с его именем можно
связать переход науки на привычный нам математический язык. В статье о
Кеплере современный физик В.Паули говорит о начале разрушения целостного
средневекового мировоззрения:
Идеи [Иоганна Кеплера] знаменуют важный промежуточный этап между
прежним магико- символическим и современным количественно-математическим
описанием природы. Многое из того, что позднее было критически отделено друг
от друга, в те времена еще составляло единое целое, мировоззрение еще не
делилось на религиозное и научное. Религиозные высказывания, почти
математический символ Троицы, отдельные положения оптики того времени,
серьезные достижения в теории зрения, в частности, указание на то, что
сетчатка должна быть воспринимающим органом глаза - все это содержится в
одной книге "Дополнение к Витело"... Кеплера восхищала старая пифагорейская
идея о "музыке сфер", игравшая в его время немалую роль и в алхимии... У
Кеплера планеты еще были живыми существами, наделенными индивидуальной
душей... И все же отказ от представления об одушевленности материального
мира у Кеплера уже начался... Хотя влияние Парацельса и его учеников на идеи
Кеплера неоспоримо, все же естественнонаучное мышление Кеплера от
магико-символического мышления алхимиков отличается настолько сильно, что
известный в свое время алхимик и член ордена розенкрейцеров Флудд
(1574-1637) открыл яростную полемику, выступив против основного труда
Кеплера "Гармония мира"... Взгляды Флудда станут несколько понятнее, если мы
укажем на их связь с общим, происходящим на протяжении всей истории
разделением мыслителей на два класса, одни считают существенным
количественные отношения между частями, другие, наоборот - качественную
неделимость целого... Именно эта целостность составляет содержание идеи об
аналогии между микрокосмом и макрокосмом. По-видимому, она отсутствует уже у
Кеплера и полностью выпадает из картины мира классического естествознания
(В. Паули, Физические очерки, с. 137-175).
С другой стороны, изложение Галилея (1564-1642) в "Диалоге о двух
системах мира" (см. Избранные труды, М., 1964) уже вполне рационалистично и
напоминает по стилю современные учебники. По словам Галилея, религия учит
нас тому, как взойти на небо, а не тому, как небо вращается. Следует
отметить, что подход Нового времени к науке привел и к некоторому сужению
горизонта. В отличие от схоластов, стремившихся вслед за Аристотелем хотя и
к умозрительному, но достоверному знанию, новый метод говорил лишь о
познании некоторых математически описываемых явлений. На деле научная
картина мира оказалась не "либеральной", а достаточно жесткой в сравнении с
другими подходами.
Никогда логический вывод из религиозных, философских или художественных
созданий или их рационалистическая оценка не могут быть обязательны для