Страница:
средства к овладению каждый раз открывались как решающие шаги к пониманию.
То, что есть наука, осуществлялось как целое в личности человека... Не
имманентное развитие науки в достаточной мере объясняет кризис, а лишь
человек, которого затрагивает научная ситуация. Не наука сама по себе, а он
сам в ней находится в состоянии кризиса. Историко-социологическая причина
этого кризиса заключена в массовом существовании. Факт превращения
свободного исследования отдельных людей в научное предприятие привел к тому,
что каждый считает себя способным в нем участвовать, если только он обладает
рассудком и прилежанием. Возникает слой плебеев от науки; они создают в
своих работах пустые аналогии, выдавая себя за исследователей, приводят
любые установления, подсчеты, описания и объявляют их эмпирической наукой...
Огромное количество печатной научной продукции становится, наконец, в ряде
областей выставкой хаотического потока, по существу, непонятых уже capita
mortua (мертвая голова) некогда живого мышления в головах людей массы (К.
Ясперс, Смысл и назначение истории, с.370-371).
Опыт показывает, что человек может зачастую может освободить себя от
трудного акта самопознания, отгородившись от нравственных критериев так
называемой научной объективностью или непробиваемым цинизмом. Но это
означает просто приобретение определенного количества озарений за счет
искусственного подавления нравственных ценностей. В результате этого обмана
озарение лишается своей эффективности, поскольку отсутствует нравственная
реакция. Так закладываются основы невротической разделенности (К.Г. Юнг,
Mysterium Coniunctionis, с.516).
В такой ситуации нам кажется не лишним напомнить о связи науки с
другими формами познания и о всей серьезности тех вопросов, которые
современная наука затрагивает. Особенно остро этот вопрос стоит в России,
где традиционная позитивистская установка ведущих естественнонаучных школ,
будучи примененной к проблемам обыденной жизни в усложнившейся
социально-экономической ситуации, зачастую вырождается в вульгарный цинизм
и, по нашему мнению, является одной из причин переживаемых сейчас
трудностей. Сами по себе материальные проблемы, связанные с социальной
политикой, конечно, возникают не впервые.
Того государя следует осудить за глупость, в чьем царстве нищенствуют
прославленные мудрецы, обладающие знаниями, которые достойны быть переданы
ученикам, и творящие прекрасные песни, каждое слово которых украшено
согласно шастрам (Бхартрикари, Шатакараям).
Когда без вины убивают ученых, вельможа может оставить свое
государство.
Когда без вины избивают народ, то ученые могут переселяться (Мэн-цзы).
С другой стороны,
Если бы люди науки отреклись от мира, склонились бы перед ними головы
притеснителей и пошел бы за ними народ. Но они расточили свои знания для
сынов мира, чтобы добиться таким путем удела из того, что в руках их,
унизились они и стали презренными перед людьми (Фудайл ибн Ийад).
Впрочем, не исключено, что мы столкнулись с гораздо более глобальным
явлением. Продолжать свое развитие в том же направлении наука может лишь
оставаясь объектом массовой профессиональной деятельности, а массовость
неизбежно приводит к резкому снижению достоверности и полезности публикуемой
информации. Уместно спросить, не достигнуты ли уже пределы современной науки
в ее традиционной форме.
Всеобъемлющая, приводимая в движение подлинно экзистенциальной страстью
наука необходимо связана с исторически обусловленной структурой - с особой,
"глубокой" душой. Она покоится на чрезвычайно хрупком фундаменте, который не
позволяет надеяться на ее долговечность и не гарантирует ее продолжения,
хотя бы в следующем поколении... Основу ее составляет сложнейшее соединение
мотивов, так что при исчезновении даже одного из них она либо начинает
хромать на одну ногу, либо становится пустой наукообразной оболочкой; вот
почему на протяжении всех столетий нового времени настоящая наука
встречалась так редко, а теперь встречается все реже... Даже исследователи,
еще делающие открытия в своих специальных областях, бессознательно, по
инерции продолжающие еще некоторое время движение, начавшееся под
воздействием неведомых им сил - даже эти ученые не знают, что такое наука...
Мир без Бога на закате науки (К. Ясперс, Ницше и христианство, с.67-69).
Отметим, однако, что прогрессивный ход научного познания в прошедшие
века также не следует переоценивать.
О наука! Все в ее власти! Для тела и для души - взамен святого
причастия - медицина и философия, сиречь снадобья добрых кумушек и народные
песни в новейшей аранжировке. И утехи владык, и запретные некогда игры!
География, космография, механика, химия!..
Наука, новая аристократия! Прогресс. Мир движется вперед! А отчего бы
ему не вертеться на месте (А. Рембо, Дурная кровь).
Кризисные явления в науке и обществе в целом происходят не в первый
раз.
Научная истина или точно доказанный, не противоречащий современному
мировоззрению факт или обобщение, войдя уже в научное мировоззрение, иногда
из него теряются, заменяются ложным или явно противоречащим научному
мировоззрению фактом или положением. Происходит регресс научного знания...
Так сменилось представление о шаровой форме Земли представлением о плоском
земном острове, многие века царившем в византийской науке...
Гелиоцентрические системы Вселенной, к которым все время склонялись Платон и
его последователи, были окончательно вытеснены из научного мировоззрения
античного мира и средних веков геоцентрическим представлением... Когда...
Галилей открыл свои бессмертные законы движения и положил начало динамике,
его научные противники Беригар и Барди указывали, что Галилей повторяет то,
что давно известно в школах и сочинениях некоторых из схоластических
ученых... Они были неправы только потому, что эти обобщения Неморария были
при дальнейшем росте научного миросозерцания забыты и заменены ложными
схемами чистых аристотеликов...
Иногда - только иногда - можно проследить до известной степени причину
регрессивного хода научного мышления: в научное мировоззрение вторгаются
новые создания религиозной или философской (метафизической) деятельности
человеческого сознания...
Иногда такое движение захватывает всю область научной мысли, и тогда
наблюдаются периоды полного упадка науки, например тот, который начался в
последние столетия жизни римской империи и несколько раз возобновлялся в
течение средних веков в Европе; то же самое резко сказалось в мусульманских
государствах, в Индии и Китае. Нельзя искать причин такого упадка в
нашествии варварских народов... Они связаны с изменением психологии народа и
общества, с изменением духовного интереса личности, с ослаблением того
усилия, той воли, которая поддерживает научное мышление и научное искание,
как поддерживает она все в жизни человечества! (В.И. Вернадский, Научная
мысль как планетное явление, М., Наука, 1991, с.231-233)
Хотя убеждения Вернадского нельзя отнести к религиозным, его слова о
роли духа перекликаются с приведенными выше словами Эйнштейна. Приведем еще
одно (относящееся к началу века) размышление о путях выхода из тупика,
касающееся соотношения веры и знания (подробнее эта тема развивается в
следующей главе).
Он был, несомненно, человек верующий, который просто ни во что не
верил: его величайшей преданности науке никогда не удавалось заставить его
забыть, что красота и доброта людей идут от того, во что они верят, а не от
того, что они знают. Но вера всегда была связана со знанием, хотя бы и с
мнимым, с древнейших времен его, знания, волшебного воцарения. И этот старый
элемент знания давно сгнил и заразил веру своим тлением; надо, значит,
сегодня установить эту связь заново. И, конечно, не просто "подняв веру на
уровень знания", а как-то иначе, так, чтобы она воспарила с этого уровня.
Искусство возвышения над знанием надо изучить заново. А поскольку никому в
отдельности это не по силам, все должны направить на это свои помыслы, о чем
бы еще ни помышляли они; и если в этот момент Ульрих подумал о десятилетнем,
столетнем или тысчелетнем плане, который должно бы наметить себе
человечество, чтобы направить усилия к цели, и правда еще никому не ведомой,
то он без труда понял, что давно уже представлял себе это под разными
названиями как воистину экспериментальную жизнь (Р. Музиль, Человек без
свойств).
Чтобы уравновесить некоторую мрачность эпиграфов, да и всего изложения
в этом разделе, закончим его стихами о вечных и более возвышенных мотивах
творчества, в том числе и научного.
И только Мастер их похвалит, и только Мастер попрекнет -
Работников не ради славы, не ради денежных щедрот,
Но ради радости работы, но ради радости раскрыть -
Какой ты видишь эту Землю - Ему, велевшему ей - быть!
(Р. Киплинг)
5. Познание, истина и ее критерии
А Господь Бог есть истина (Иеремия 10:10).
И познаете истину, и истина сделает вас свободными (Ин.8:32).
Если читающий мои записки не убоится опасностей и будет идти прямо, как
по лезвию ножа, его не остановит даже восьмирукий ната, его будут молить о
пощаде все патриархи Запада и Востока. Но если он поддастся сомнениям, он
уподобится человеку, который смотрит из узкого окошка на скачущего мимо
всадника: не успеет он глазом моргнуть, а истины уж и след простынет
(Хуэйкай, Застава без ворот).
Искать мудрость вне себя - вот верх глупости (дзен).
Три человека удостоверяют, что черепаха - это черепаха (дзен).
Это клич Хворобья! Продолжайте считать,
Только в точности, а не примерно.
Это - песнь Хворобья! - повторяю опять.
Если трижды сказал, значит верно.
(Л.Кэрролл, Охота на Снарка)
И наука, и религия (точнее, религии) предлагают некоторые картины мира,
которые считаются в определенном смысле "истинными". Прежде чем сопоставлять
содержательную сторону утверждений науки и религий по поводу пространства,
времени, Вселенной, жизни и т.д., важно сопоставить научные и религиозные
методы познания и критерии, по которым то или иное утверждение признается
истинным. Удобно начать рассмотрение этого вопроса с расхожего мнения, что
"наука основана на эксперименте". Это мнение действительно отражает одну из
сторон науки (но только одну!), однако нуждается в расшифровке и подробных
комментариях.
Экспериментальный метод изучения природы имеет специфику по сравнению,
скажем, с простым наблюдением. Последнее до сих пор широко используется в
"описательных" науках, таких как зоология или этнография, где в идеале важно
как можно меньше вмешиваться в наблюдаемый процесс. При постановке
эксперимента мы, напротив, стараемся контролировать условия таким образом,
чтобы выделить и изучить какой-то один фактор. Упрощая, можно сказать, что
наблюдение - это метод "синтетического" (холистического, от английского
слова whole - целый) исследования (например, в зоологии при наблюдении за
поведением животного в естественных условиях важно не потревожить его;
претензия состоит в познании животного "как оно есть"). Эксперимент же - это
аналитический метод (например, мы пытаемся изучить какой-то один аспект
поведения животного путем создания искусственной ситуации, в которой,
предположительно, должен проявляться именно этот аспект). Как подчеркивал Э.
Шредингер (Философия эксперимента, в сб.: Избранные труды по квантовой
механике, М., Наука, 1976, с. 288-298), современная западная наука (в
частности, механика Ньютона), вопреки господствующему мнению, возникла не
столько из попыток объяснить результаты эксперимента, сколько из попыток
объяснить результаты астрономических наблюдений (законы Кеплера).
Экспериментальный метод гораздо более эффективен в смысле получения большого
количества информации. Однако, если говорить о достоверности этой
информации, то есть об истинности результатов, с ним связаны определенные
опасности. Все дело в том, что выделение того или иного фактора в
эксперименте всегда основано на предположениях, что важно, а что неважно для
изучаемого явления.
Я, например, не припомню, каким образом было выделено влияние широты
места на чувствительность глаза или иных органов от прочих влияний:
температуры, давления, времени года, времени дня, влажности воздуха,
направления и силы ветра и прочих физически измеримых факторов, и обеспечено
сохранение постоянства факторов физиологических, как, например, сыт или
голоден субъект, чем питался, что и сколько пил, как действовал желудок, не
имел ли каких радостей или огорчений, и пр. В таких случаях требуется
несколько миллионов или даже несколько миллиардов наблюдений, чтобы
случайные изменения параметров во всем множестве их возможных сочетаний
компенсировались и можно было бы иметь хотя бы некоторое доверие к
результату (А.Н. Крылов, Мои воспоминания, Л., Судостроение, 1984,
с.334-335).
Забвение этого важного правила может приводить к анекдотическим
выводам, подобным утверждению, что тараканы слышат ногами (таракан с
неповрежденными ногами бежит от шума, а с оторванными - не реагирует на шум
в этом смысле).
По словам Эйнштейна, "только теория решает, что именно можно наблюдать
[в эксперименте]" (цит.по: В. Гейзенберг, Физика и философия. Часть и целое,
с. 192). Особенно важно это помнить, говоря о современных экспериментах,
которые практически всегда являются косвенными. Процитируем приведенные В.
Гейзенбергом слова Эйнштейна дальше:
Подлежащий наблюдению процесс вызывает определенные изменения в нашей
измерительной аппаратуре. Как следствие, в этой аппаратуре развертываются
дальнейшие процессы, которые в конце концов косвенным путем воздействуют на
чувственное восприятие и на фиксацию результата в нашем сознании. На всем
этом долгом пути от процесса к его фиксации в нашем сознании мы обязаны
знать, как функционирует природа, должны быть хотя бы практически знакомы с
ее законами, без чего вообще нельзя говорить, что мы что-то наблюдаем. Таким
образом, только теория, то есть знание законов природы, позволяет нам
логически заключать по чувственному восприятию о лежащем в его основе
процессе.
В наше время следовало бы еще добавить о широком использовании
вычислительной техники, позволяющей представить результаты эксперимента в
псевдонаглядной, а в действительности условной, форме. Реально, когда мы
говорим о том, что научное знание основано на эксперименте, необходимо иметь
в виду, что проверяется всегда совокупность наших представлений об
окружающем мире, и она должна быть в разумной степени непротиворечивой:
Конечно, нет логического пути, приводящего к созданию теории;
существуют лишь осуществляемые на ощупь конструктивные попытки,
контролируемые посредством тщательного анализа познанных фактов...
На опыте можно проверить теорию, но нет пути от опыта к построению
теории (А. Эйнштейн, цит. по: Эйнштейновский сборник 1972, М.: Наука, 1974,
с. 144, 145; см. также статью Д. Холтона "Эйнштейн, Майкельсон и "решающий"
эксперимент" в этом же сборнике, с. 104-211, в которой опровергается легенда
о решающей роли опыта Майкельсона-Морли в создании теории относительности).
В научных исследованиях часто выдвигается требование повторяемости и
воспроизводимости результата эксперимента и т.д. Иногда такая
воспроизводимость считается главным признаком, отличающим науку от
"лженауки", и (вряд ли обоснованно) распространяется даже на гуманитарные
дисциплины. В этой связи приведем слова известного современного физика.
Даже в физике, химии и астрономии не всегда удается повторить условия
эксперимента. Как быть с биологией или психологией, где объекты отличаются
друг от друга? Можно ли и там требовать повторяемости и воспроизводимости
результатов? Да, можно и нужно - без этого нет науки! Разумеется, здесь
гораздо труднее поставить недвусмысленный эксперимент, но зато не требуется
той неслыханной точности, которая необходима была, чтобы обнаружить
астрономические отклонения от классической механики. В этих науках, по
крайней мере на их современной стадии, часто довольствуются не
количественными, а качественными результатами (А.Б. Мигдал).
В действительности, требование "воспроизводимости" возможно не только
для науки.
А что сон повторился фараону дважды, это значит, что сие истинно слово
Божие, и что вскоре Бог исполнит сие (Бытие 41:32).
Повторяемость сна как признак его истинности (или, по крайней мере,
особой значимости) часто встречается в мифологии и произведениях
художественной литературы (скажем, во "Властелине колец" Дж. Р. Р. Толкиена
вещий сон, несколько раз приснившийся Фарамиру, а затем и Боромиру, заставил
последнего совершить длительное и опасное путешествие).
Следуя Л.Кэрроллу (см. эпиграф), такое требование формулируется как
"правило трех раз". В своей "Кибернетике" Н.Винер предложил использовать это
правило при сложных расчетах на компьютерах. Кроме того, он предположил, что
соответствующие дублирующие системы имеются в нейронной системе мозга.
Условие воспроизводимости очень часто не выполняется в парапсихологии, где
результаты зависят от субъекта наблюдения (см. главы 4,7). На самом деле, в
явлениях, где невозможно четко отделить субъект от объекта,
воспроизводимость должна пониматься в более строгом смысле: сравнивать можно
лишь результаты, полученные в сходных внешних условиях при сходном
психическом состоянии участников эксперимента. В "стандартной" науке это
требование звучит анекдотически (скажем, что сказать о физическом явлении,
которое наблюдается лишь при определенной степени опьянения всех участников
эксперимента?). В исследованиях, связанных с психикой человека, оно, тем не
менее, отражает существо дела. Непонимание этого часто приводит к тяжелым
недоразумениям.
Поскольку никакое конечное число экспериментов не может гарантировать
правильность теории (через конечное число экспериментальных точек можно
провести бесконечное множество кривых), австрийский философ К. Поппер
предложил считать критерием научности какого-либо утверждения принципиальную
возможность его экспериментального опровержения (критерий
фальсифицируемости). Подтверждение же теории в конечном числе экспериментов,
строго говоря, ничего не доказывает. Этот критерий действительно позволяет
отличить научные утверждения от, скажем, философских концепций, которые
никогда не могут быть строго опровергнуты - их можно лишь "правильно" или
"неправильно" понимать и применять:
Я не в состоянии также обсуждать и философские или поэтические
декларации Тома [создателя теории катастроф], сформулированные таким
образом, чтобы нельзя было решить, правильны они или нет (в стиле, типичном
для средневековой науки до Декарта и Бэкона или даже Бэконов). К счастью,
фундаментальные математические открытия великого тополога независимы от
какой бы то ни было иррациональной философии (В.И. Арнольд, Теория
катастроф, М., Наука, 1990, с. 6).
В марксистской философии критерием истинности, в том числе и научного
знания, считалась практика. Впрочем, в действительности этот критерий
гораздо старше марксизма:
Некто спросил: что такое изучение явлений?
Су Шань отвечал: одеться и поесть.
Если теорию удается использовать с ожидаемыми результатами, она
является правильной. Во многих случаях применимость этого критерия не
вызывает сомнений. Скажем, изобретение транзистора подтверждает правильность
наших представлений об энергетическом спектре электронов в полупроводниках,
взрыв атомной бомбы - правильность представлений о делении ядер и т.д. В то
же время, заведомо неправильные (по крайней мере, по современным меркам)
теории также иногда позволяют прийти к практически правильным выводам.
Марс указал мне, что чума переносится крысами, тварями Луны. Именно
Луна, покровительница всего темного и дурного, и была всему виной...
Я помчался на поле, где лежали больные, и попал к ним как раз в то
время, как они молились:
- Эврика, люди добрые! - крикнул я и бросил им под ноги дохлую крысу,
которую я взял на мельнице. - Вот ваш настоящий враг. Звезды наконец мне его
открыли...
... Как бы то ни было, чума прекратилась и отступила от нашей деревни.
С того дня, как Марс открыл мне на мельнице причину болезни, от чумы умерло
всего три человека... Я доказал свое первоначальное утверждение:
Божественная Астрология... позволяет мудрым мужам сражаться даже с чумой (Р.
Киплинг, Сказки Пака).
(Напомним еще, что в средние века с эпидемиями боролись колокольным
звоном, и часто небезуспешно.) При изготовлении булата практически полезной
оказалась теория, согласно которой сильный раб, если заколоть его
раскаленным клинком, отдаст ему свою силу. Опять отметим, что открыть
секреты, подобные секрету булата, иногда оказывается не по силам современной
науке, хотя строго научный подход к проблеме, конечно, существует. В данном
случае он состоит в рассуждениях о закалке, мартенситном переходе,
обогащении азотом и углеродом и т. д., однако желаемых практических
результатов можно при этом и не добиться (кочующая по авторефератам
диссертаций фраза о том, что "целью работы является получение материалов с
заранее заданными свойствами" является стандартным объектом шуток в
профессиональных кругах). В общем, здесь скорее нужно говорить о критерии
практики в смысле "фальсифицируемости": если устройство, созданное на основе
какой-то теории, не работает как ожидается, теория скорее всего неверна. К
тому же этот критерий слишком узок: скажем, большинство физиков не
сомневаются в правильности общей теории относительности, хотя об ее
практическом использовании в обозримом будущем не может быть и речи.
Другим "эмпирическим" критерием истинности физической теории является
ее математическая красота:
Нужно сначала высказать несколько общих положений о точках зрения, или
критериях, с которых можно критиковать физические теории. Первый критерий
очевиден: теория не должна противоречить данным опыта... Во втором критерии
речь идет... о предпосылках самой теории, о том, что можно было бы кратко,
хотя и не вполне ясно, назвать "естественностью", или "логической простотой"
предпосылок... Этот критерий, точная формулировка которого представляет
большие трудности, всегда играл большую роль при выборе между теориями и при
их оценке... Второй критерий можно кратко охарактеризовать как критерий
"внутреннего совершенства" теории, тогда как первый относится к ее "внешнему
оправданию" (А. Эйнштейн, Собр. научн. трудов, т. 4, с. 266, 267).
Важность математической красоты физической теории подчеркивалась П.
Дираком, предложившим свое знаменитое уравнение, описывающее электрон,
исходя из эстетических и формальных соображений. Подробнее об этом говорится
в главе 8, посвященной математике. Отметим лишь, что этот критерий является
достаточно субъективным (скажем, тот же Дирак считал отвратительной
процедуру перенормировок в квантовой теории поля; дальнейшее развитие науки
показало исключительную важность концепции "перенормируемости"). В целом,
наука так и не смогла выработать единый, применимый во всех ситуациях и не
знающий исключений критерий истинности своих собственных утверждений.
Поэтому неудивительно широкое распространение в научной среде позитивистских
взглядов, когда проблема истинности подменяется проблемой "общезначимости"
(но еще Галилей говорил, что в науке мнение одного может быть важнее мнения
тысячи), "экономичности описания" и т.д. Хотя позитивизм можно рассматривать
как по-своему естественную реакцию на слишком легковесные "натурфилософские"
спекуляции в духе Гегеля (не говоря уже об Энгельсе), отрицание
существования объективной истины психологически чрезвычайно неблагоприятно
для успешной научной работы. Гротескный образ "того, кто управляет
Вселенной", позитивиста и агностика, создан английским писателем-фантастом
Д. Адамсом в романе "Ресторан в конце Вселенной":
- Вы управляете Вселенной? - выпалил Зафод. Мужчина улыбнулся:
- Стараюсь не делать этого. Вы промокли?
Зафод посмотрел на него удивленно:
- Разве не видно, что мы промокли?
- Мне представляется, что промокли. Но возможно, вы на этот счет
другого мнения...
-Как ваше имя? - спросил Зафод.
- Вы думаете, у меня есть имя? Стоит ли давать имя средоточию смутных
сенсорных ощущений?...
Зарнивуп вынул из кармана блокнот.
- Итак, - начал он, - вы управляете Вселенной?
- Трудно сказать, - сказал хозяин.
Зарнивуп сделал пометку в блокноте.
- Как давно вы этим занимаетесь?
- А-а, - сказал хозяин, - это вопрос о прошлом?
- Да, - подтвердил Зарнивуп.
- Как же я могу вам ответить? Разве прошлое не есть фикция, придуманная
для того, чтобы объяснить различие между непосредственным физическим
ощущением и состоянием ума?...
- Но там же целая Вселенная! - воскликнул Зарнивуп. - Вам не удастся
уклониться от своих обязанностей, заявляя, что ее не существует!
- Я принимаю решения только о том, что касается моей Вселенной, -
подчеркнул хозяин. - Моя Вселенная - это мои глаза и мои уши. Все прочее -
То, что есть наука, осуществлялось как целое в личности человека... Не
имманентное развитие науки в достаточной мере объясняет кризис, а лишь
человек, которого затрагивает научная ситуация. Не наука сама по себе, а он
сам в ней находится в состоянии кризиса. Историко-социологическая причина
этого кризиса заключена в массовом существовании. Факт превращения
свободного исследования отдельных людей в научное предприятие привел к тому,
что каждый считает себя способным в нем участвовать, если только он обладает
рассудком и прилежанием. Возникает слой плебеев от науки; они создают в
своих работах пустые аналогии, выдавая себя за исследователей, приводят
любые установления, подсчеты, описания и объявляют их эмпирической наукой...
Огромное количество печатной научной продукции становится, наконец, в ряде
областей выставкой хаотического потока, по существу, непонятых уже capita
mortua (мертвая голова) некогда живого мышления в головах людей массы (К.
Ясперс, Смысл и назначение истории, с.370-371).
Опыт показывает, что человек может зачастую может освободить себя от
трудного акта самопознания, отгородившись от нравственных критериев так
называемой научной объективностью или непробиваемым цинизмом. Но это
означает просто приобретение определенного количества озарений за счет
искусственного подавления нравственных ценностей. В результате этого обмана
озарение лишается своей эффективности, поскольку отсутствует нравственная
реакция. Так закладываются основы невротической разделенности (К.Г. Юнг,
Mysterium Coniunctionis, с.516).
В такой ситуации нам кажется не лишним напомнить о связи науки с
другими формами познания и о всей серьезности тех вопросов, которые
современная наука затрагивает. Особенно остро этот вопрос стоит в России,
где традиционная позитивистская установка ведущих естественнонаучных школ,
будучи примененной к проблемам обыденной жизни в усложнившейся
социально-экономической ситуации, зачастую вырождается в вульгарный цинизм
и, по нашему мнению, является одной из причин переживаемых сейчас
трудностей. Сами по себе материальные проблемы, связанные с социальной
политикой, конечно, возникают не впервые.
Того государя следует осудить за глупость, в чьем царстве нищенствуют
прославленные мудрецы, обладающие знаниями, которые достойны быть переданы
ученикам, и творящие прекрасные песни, каждое слово которых украшено
согласно шастрам (Бхартрикари, Шатакараям).
Когда без вины убивают ученых, вельможа может оставить свое
государство.
Когда без вины избивают народ, то ученые могут переселяться (Мэн-цзы).
С другой стороны,
Если бы люди науки отреклись от мира, склонились бы перед ними головы
притеснителей и пошел бы за ними народ. Но они расточили свои знания для
сынов мира, чтобы добиться таким путем удела из того, что в руках их,
унизились они и стали презренными перед людьми (Фудайл ибн Ийад).
Впрочем, не исключено, что мы столкнулись с гораздо более глобальным
явлением. Продолжать свое развитие в том же направлении наука может лишь
оставаясь объектом массовой профессиональной деятельности, а массовость
неизбежно приводит к резкому снижению достоверности и полезности публикуемой
информации. Уместно спросить, не достигнуты ли уже пределы современной науки
в ее традиционной форме.
Всеобъемлющая, приводимая в движение подлинно экзистенциальной страстью
наука необходимо связана с исторически обусловленной структурой - с особой,
"глубокой" душой. Она покоится на чрезвычайно хрупком фундаменте, который не
позволяет надеяться на ее долговечность и не гарантирует ее продолжения,
хотя бы в следующем поколении... Основу ее составляет сложнейшее соединение
мотивов, так что при исчезновении даже одного из них она либо начинает
хромать на одну ногу, либо становится пустой наукообразной оболочкой; вот
почему на протяжении всех столетий нового времени настоящая наука
встречалась так редко, а теперь встречается все реже... Даже исследователи,
еще делающие открытия в своих специальных областях, бессознательно, по
инерции продолжающие еще некоторое время движение, начавшееся под
воздействием неведомых им сил - даже эти ученые не знают, что такое наука...
Мир без Бога на закате науки (К. Ясперс, Ницше и христианство, с.67-69).
Отметим, однако, что прогрессивный ход научного познания в прошедшие
века также не следует переоценивать.
О наука! Все в ее власти! Для тела и для души - взамен святого
причастия - медицина и философия, сиречь снадобья добрых кумушек и народные
песни в новейшей аранжировке. И утехи владык, и запретные некогда игры!
География, космография, механика, химия!..
Наука, новая аристократия! Прогресс. Мир движется вперед! А отчего бы
ему не вертеться на месте (А. Рембо, Дурная кровь).
Кризисные явления в науке и обществе в целом происходят не в первый
раз.
Научная истина или точно доказанный, не противоречащий современному
мировоззрению факт или обобщение, войдя уже в научное мировоззрение, иногда
из него теряются, заменяются ложным или явно противоречащим научному
мировоззрению фактом или положением. Происходит регресс научного знания...
Так сменилось представление о шаровой форме Земли представлением о плоском
земном острове, многие века царившем в византийской науке...
Гелиоцентрические системы Вселенной, к которым все время склонялись Платон и
его последователи, были окончательно вытеснены из научного мировоззрения
античного мира и средних веков геоцентрическим представлением... Когда...
Галилей открыл свои бессмертные законы движения и положил начало динамике,
его научные противники Беригар и Барди указывали, что Галилей повторяет то,
что давно известно в школах и сочинениях некоторых из схоластических
ученых... Они были неправы только потому, что эти обобщения Неморария были
при дальнейшем росте научного миросозерцания забыты и заменены ложными
схемами чистых аристотеликов...
Иногда - только иногда - можно проследить до известной степени причину
регрессивного хода научного мышления: в научное мировоззрение вторгаются
новые создания религиозной или философской (метафизической) деятельности
человеческого сознания...
Иногда такое движение захватывает всю область научной мысли, и тогда
наблюдаются периоды полного упадка науки, например тот, который начался в
последние столетия жизни римской империи и несколько раз возобновлялся в
течение средних веков в Европе; то же самое резко сказалось в мусульманских
государствах, в Индии и Китае. Нельзя искать причин такого упадка в
нашествии варварских народов... Они связаны с изменением психологии народа и
общества, с изменением духовного интереса личности, с ослаблением того
усилия, той воли, которая поддерживает научное мышление и научное искание,
как поддерживает она все в жизни человечества! (В.И. Вернадский, Научная
мысль как планетное явление, М., Наука, 1991, с.231-233)
Хотя убеждения Вернадского нельзя отнести к религиозным, его слова о
роли духа перекликаются с приведенными выше словами Эйнштейна. Приведем еще
одно (относящееся к началу века) размышление о путях выхода из тупика,
касающееся соотношения веры и знания (подробнее эта тема развивается в
следующей главе).
Он был, несомненно, человек верующий, который просто ни во что не
верил: его величайшей преданности науке никогда не удавалось заставить его
забыть, что красота и доброта людей идут от того, во что они верят, а не от
того, что они знают. Но вера всегда была связана со знанием, хотя бы и с
мнимым, с древнейших времен его, знания, волшебного воцарения. И этот старый
элемент знания давно сгнил и заразил веру своим тлением; надо, значит,
сегодня установить эту связь заново. И, конечно, не просто "подняв веру на
уровень знания", а как-то иначе, так, чтобы она воспарила с этого уровня.
Искусство возвышения над знанием надо изучить заново. А поскольку никому в
отдельности это не по силам, все должны направить на это свои помыслы, о чем
бы еще ни помышляли они; и если в этот момент Ульрих подумал о десятилетнем,
столетнем или тысчелетнем плане, который должно бы наметить себе
человечество, чтобы направить усилия к цели, и правда еще никому не ведомой,
то он без труда понял, что давно уже представлял себе это под разными
названиями как воистину экспериментальную жизнь (Р. Музиль, Человек без
свойств).
Чтобы уравновесить некоторую мрачность эпиграфов, да и всего изложения
в этом разделе, закончим его стихами о вечных и более возвышенных мотивах
творчества, в том числе и научного.
И только Мастер их похвалит, и только Мастер попрекнет -
Работников не ради славы, не ради денежных щедрот,
Но ради радости работы, но ради радости раскрыть -
Какой ты видишь эту Землю - Ему, велевшему ей - быть!
(Р. Киплинг)
5. Познание, истина и ее критерии
А Господь Бог есть истина (Иеремия 10:10).
И познаете истину, и истина сделает вас свободными (Ин.8:32).
Если читающий мои записки не убоится опасностей и будет идти прямо, как
по лезвию ножа, его не остановит даже восьмирукий ната, его будут молить о
пощаде все патриархи Запада и Востока. Но если он поддастся сомнениям, он
уподобится человеку, который смотрит из узкого окошка на скачущего мимо
всадника: не успеет он глазом моргнуть, а истины уж и след простынет
(Хуэйкай, Застава без ворот).
Искать мудрость вне себя - вот верх глупости (дзен).
Три человека удостоверяют, что черепаха - это черепаха (дзен).
Это клич Хворобья! Продолжайте считать,
Только в точности, а не примерно.
Это - песнь Хворобья! - повторяю опять.
Если трижды сказал, значит верно.
(Л.Кэрролл, Охота на Снарка)
И наука, и религия (точнее, религии) предлагают некоторые картины мира,
которые считаются в определенном смысле "истинными". Прежде чем сопоставлять
содержательную сторону утверждений науки и религий по поводу пространства,
времени, Вселенной, жизни и т.д., важно сопоставить научные и религиозные
методы познания и критерии, по которым то или иное утверждение признается
истинным. Удобно начать рассмотрение этого вопроса с расхожего мнения, что
"наука основана на эксперименте". Это мнение действительно отражает одну из
сторон науки (но только одну!), однако нуждается в расшифровке и подробных
комментариях.
Экспериментальный метод изучения природы имеет специфику по сравнению,
скажем, с простым наблюдением. Последнее до сих пор широко используется в
"описательных" науках, таких как зоология или этнография, где в идеале важно
как можно меньше вмешиваться в наблюдаемый процесс. При постановке
эксперимента мы, напротив, стараемся контролировать условия таким образом,
чтобы выделить и изучить какой-то один фактор. Упрощая, можно сказать, что
наблюдение - это метод "синтетического" (холистического, от английского
слова whole - целый) исследования (например, в зоологии при наблюдении за
поведением животного в естественных условиях важно не потревожить его;
претензия состоит в познании животного "как оно есть"). Эксперимент же - это
аналитический метод (например, мы пытаемся изучить какой-то один аспект
поведения животного путем создания искусственной ситуации, в которой,
предположительно, должен проявляться именно этот аспект). Как подчеркивал Э.
Шредингер (Философия эксперимента, в сб.: Избранные труды по квантовой
механике, М., Наука, 1976, с. 288-298), современная западная наука (в
частности, механика Ньютона), вопреки господствующему мнению, возникла не
столько из попыток объяснить результаты эксперимента, сколько из попыток
объяснить результаты астрономических наблюдений (законы Кеплера).
Экспериментальный метод гораздо более эффективен в смысле получения большого
количества информации. Однако, если говорить о достоверности этой
информации, то есть об истинности результатов, с ним связаны определенные
опасности. Все дело в том, что выделение того или иного фактора в
эксперименте всегда основано на предположениях, что важно, а что неважно для
изучаемого явления.
Я, например, не припомню, каким образом было выделено влияние широты
места на чувствительность глаза или иных органов от прочих влияний:
температуры, давления, времени года, времени дня, влажности воздуха,
направления и силы ветра и прочих физически измеримых факторов, и обеспечено
сохранение постоянства факторов физиологических, как, например, сыт или
голоден субъект, чем питался, что и сколько пил, как действовал желудок, не
имел ли каких радостей или огорчений, и пр. В таких случаях требуется
несколько миллионов или даже несколько миллиардов наблюдений, чтобы
случайные изменения параметров во всем множестве их возможных сочетаний
компенсировались и можно было бы иметь хотя бы некоторое доверие к
результату (А.Н. Крылов, Мои воспоминания, Л., Судостроение, 1984,
с.334-335).
Забвение этого важного правила может приводить к анекдотическим
выводам, подобным утверждению, что тараканы слышат ногами (таракан с
неповрежденными ногами бежит от шума, а с оторванными - не реагирует на шум
в этом смысле).
По словам Эйнштейна, "только теория решает, что именно можно наблюдать
[в эксперименте]" (цит.по: В. Гейзенберг, Физика и философия. Часть и целое,
с. 192). Особенно важно это помнить, говоря о современных экспериментах,
которые практически всегда являются косвенными. Процитируем приведенные В.
Гейзенбергом слова Эйнштейна дальше:
Подлежащий наблюдению процесс вызывает определенные изменения в нашей
измерительной аппаратуре. Как следствие, в этой аппаратуре развертываются
дальнейшие процессы, которые в конце концов косвенным путем воздействуют на
чувственное восприятие и на фиксацию результата в нашем сознании. На всем
этом долгом пути от процесса к его фиксации в нашем сознании мы обязаны
знать, как функционирует природа, должны быть хотя бы практически знакомы с
ее законами, без чего вообще нельзя говорить, что мы что-то наблюдаем. Таким
образом, только теория, то есть знание законов природы, позволяет нам
логически заключать по чувственному восприятию о лежащем в его основе
процессе.
В наше время следовало бы еще добавить о широком использовании
вычислительной техники, позволяющей представить результаты эксперимента в
псевдонаглядной, а в действительности условной, форме. Реально, когда мы
говорим о том, что научное знание основано на эксперименте, необходимо иметь
в виду, что проверяется всегда совокупность наших представлений об
окружающем мире, и она должна быть в разумной степени непротиворечивой:
Конечно, нет логического пути, приводящего к созданию теории;
существуют лишь осуществляемые на ощупь конструктивные попытки,
контролируемые посредством тщательного анализа познанных фактов...
На опыте можно проверить теорию, но нет пути от опыта к построению
теории (А. Эйнштейн, цит. по: Эйнштейновский сборник 1972, М.: Наука, 1974,
с. 144, 145; см. также статью Д. Холтона "Эйнштейн, Майкельсон и "решающий"
эксперимент" в этом же сборнике, с. 104-211, в которой опровергается легенда
о решающей роли опыта Майкельсона-Морли в создании теории относительности).
В научных исследованиях часто выдвигается требование повторяемости и
воспроизводимости результата эксперимента и т.д. Иногда такая
воспроизводимость считается главным признаком, отличающим науку от
"лженауки", и (вряд ли обоснованно) распространяется даже на гуманитарные
дисциплины. В этой связи приведем слова известного современного физика.
Даже в физике, химии и астрономии не всегда удается повторить условия
эксперимента. Как быть с биологией или психологией, где объекты отличаются
друг от друга? Можно ли и там требовать повторяемости и воспроизводимости
результатов? Да, можно и нужно - без этого нет науки! Разумеется, здесь
гораздо труднее поставить недвусмысленный эксперимент, но зато не требуется
той неслыханной точности, которая необходима была, чтобы обнаружить
астрономические отклонения от классической механики. В этих науках, по
крайней мере на их современной стадии, часто довольствуются не
количественными, а качественными результатами (А.Б. Мигдал).
В действительности, требование "воспроизводимости" возможно не только
для науки.
А что сон повторился фараону дважды, это значит, что сие истинно слово
Божие, и что вскоре Бог исполнит сие (Бытие 41:32).
Повторяемость сна как признак его истинности (или, по крайней мере,
особой значимости) часто встречается в мифологии и произведениях
художественной литературы (скажем, во "Властелине колец" Дж. Р. Р. Толкиена
вещий сон, несколько раз приснившийся Фарамиру, а затем и Боромиру, заставил
последнего совершить длительное и опасное путешествие).
Следуя Л.Кэрроллу (см. эпиграф), такое требование формулируется как
"правило трех раз". В своей "Кибернетике" Н.Винер предложил использовать это
правило при сложных расчетах на компьютерах. Кроме того, он предположил, что
соответствующие дублирующие системы имеются в нейронной системе мозга.
Условие воспроизводимости очень часто не выполняется в парапсихологии, где
результаты зависят от субъекта наблюдения (см. главы 4,7). На самом деле, в
явлениях, где невозможно четко отделить субъект от объекта,
воспроизводимость должна пониматься в более строгом смысле: сравнивать можно
лишь результаты, полученные в сходных внешних условиях при сходном
психическом состоянии участников эксперимента. В "стандартной" науке это
требование звучит анекдотически (скажем, что сказать о физическом явлении,
которое наблюдается лишь при определенной степени опьянения всех участников
эксперимента?). В исследованиях, связанных с психикой человека, оно, тем не
менее, отражает существо дела. Непонимание этого часто приводит к тяжелым
недоразумениям.
Поскольку никакое конечное число экспериментов не может гарантировать
правильность теории (через конечное число экспериментальных точек можно
провести бесконечное множество кривых), австрийский философ К. Поппер
предложил считать критерием научности какого-либо утверждения принципиальную
возможность его экспериментального опровержения (критерий
фальсифицируемости). Подтверждение же теории в конечном числе экспериментов,
строго говоря, ничего не доказывает. Этот критерий действительно позволяет
отличить научные утверждения от, скажем, философских концепций, которые
никогда не могут быть строго опровергнуты - их можно лишь "правильно" или
"неправильно" понимать и применять:
Я не в состоянии также обсуждать и философские или поэтические
декларации Тома [создателя теории катастроф], сформулированные таким
образом, чтобы нельзя было решить, правильны они или нет (в стиле, типичном
для средневековой науки до Декарта и Бэкона или даже Бэконов). К счастью,
фундаментальные математические открытия великого тополога независимы от
какой бы то ни было иррациональной философии (В.И. Арнольд, Теория
катастроф, М., Наука, 1990, с. 6).
В марксистской философии критерием истинности, в том числе и научного
знания, считалась практика. Впрочем, в действительности этот критерий
гораздо старше марксизма:
Некто спросил: что такое изучение явлений?
Су Шань отвечал: одеться и поесть.
Если теорию удается использовать с ожидаемыми результатами, она
является правильной. Во многих случаях применимость этого критерия не
вызывает сомнений. Скажем, изобретение транзистора подтверждает правильность
наших представлений об энергетическом спектре электронов в полупроводниках,
взрыв атомной бомбы - правильность представлений о делении ядер и т.д. В то
же время, заведомо неправильные (по крайней мере, по современным меркам)
теории также иногда позволяют прийти к практически правильным выводам.
Марс указал мне, что чума переносится крысами, тварями Луны. Именно
Луна, покровительница всего темного и дурного, и была всему виной...
Я помчался на поле, где лежали больные, и попал к ним как раз в то
время, как они молились:
- Эврика, люди добрые! - крикнул я и бросил им под ноги дохлую крысу,
которую я взял на мельнице. - Вот ваш настоящий враг. Звезды наконец мне его
открыли...
... Как бы то ни было, чума прекратилась и отступила от нашей деревни.
С того дня, как Марс открыл мне на мельнице причину болезни, от чумы умерло
всего три человека... Я доказал свое первоначальное утверждение:
Божественная Астрология... позволяет мудрым мужам сражаться даже с чумой (Р.
Киплинг, Сказки Пака).
(Напомним еще, что в средние века с эпидемиями боролись колокольным
звоном, и часто небезуспешно.) При изготовлении булата практически полезной
оказалась теория, согласно которой сильный раб, если заколоть его
раскаленным клинком, отдаст ему свою силу. Опять отметим, что открыть
секреты, подобные секрету булата, иногда оказывается не по силам современной
науке, хотя строго научный подход к проблеме, конечно, существует. В данном
случае он состоит в рассуждениях о закалке, мартенситном переходе,
обогащении азотом и углеродом и т. д., однако желаемых практических
результатов можно при этом и не добиться (кочующая по авторефератам
диссертаций фраза о том, что "целью работы является получение материалов с
заранее заданными свойствами" является стандартным объектом шуток в
профессиональных кругах). В общем, здесь скорее нужно говорить о критерии
практики в смысле "фальсифицируемости": если устройство, созданное на основе
какой-то теории, не работает как ожидается, теория скорее всего неверна. К
тому же этот критерий слишком узок: скажем, большинство физиков не
сомневаются в правильности общей теории относительности, хотя об ее
практическом использовании в обозримом будущем не может быть и речи.
Другим "эмпирическим" критерием истинности физической теории является
ее математическая красота:
Нужно сначала высказать несколько общих положений о точках зрения, или
критериях, с которых можно критиковать физические теории. Первый критерий
очевиден: теория не должна противоречить данным опыта... Во втором критерии
речь идет... о предпосылках самой теории, о том, что можно было бы кратко,
хотя и не вполне ясно, назвать "естественностью", или "логической простотой"
предпосылок... Этот критерий, точная формулировка которого представляет
большие трудности, всегда играл большую роль при выборе между теориями и при
их оценке... Второй критерий можно кратко охарактеризовать как критерий
"внутреннего совершенства" теории, тогда как первый относится к ее "внешнему
оправданию" (А. Эйнштейн, Собр. научн. трудов, т. 4, с. 266, 267).
Важность математической красоты физической теории подчеркивалась П.
Дираком, предложившим свое знаменитое уравнение, описывающее электрон,
исходя из эстетических и формальных соображений. Подробнее об этом говорится
в главе 8, посвященной математике. Отметим лишь, что этот критерий является
достаточно субъективным (скажем, тот же Дирак считал отвратительной
процедуру перенормировок в квантовой теории поля; дальнейшее развитие науки
показало исключительную важность концепции "перенормируемости"). В целом,
наука так и не смогла выработать единый, применимый во всех ситуациях и не
знающий исключений критерий истинности своих собственных утверждений.
Поэтому неудивительно широкое распространение в научной среде позитивистских
взглядов, когда проблема истинности подменяется проблемой "общезначимости"
(но еще Галилей говорил, что в науке мнение одного может быть важнее мнения
тысячи), "экономичности описания" и т.д. Хотя позитивизм можно рассматривать
как по-своему естественную реакцию на слишком легковесные "натурфилософские"
спекуляции в духе Гегеля (не говоря уже об Энгельсе), отрицание
существования объективной истины психологически чрезвычайно неблагоприятно
для успешной научной работы. Гротескный образ "того, кто управляет
Вселенной", позитивиста и агностика, создан английским писателем-фантастом
Д. Адамсом в романе "Ресторан в конце Вселенной":
- Вы управляете Вселенной? - выпалил Зафод. Мужчина улыбнулся:
- Стараюсь не делать этого. Вы промокли?
Зафод посмотрел на него удивленно:
- Разве не видно, что мы промокли?
- Мне представляется, что промокли. Но возможно, вы на этот счет
другого мнения...
-Как ваше имя? - спросил Зафод.
- Вы думаете, у меня есть имя? Стоит ли давать имя средоточию смутных
сенсорных ощущений?...
Зарнивуп вынул из кармана блокнот.
- Итак, - начал он, - вы управляете Вселенной?
- Трудно сказать, - сказал хозяин.
Зарнивуп сделал пометку в блокноте.
- Как давно вы этим занимаетесь?
- А-а, - сказал хозяин, - это вопрос о прошлом?
- Да, - подтвердил Зарнивуп.
- Как же я могу вам ответить? Разве прошлое не есть фикция, придуманная
для того, чтобы объяснить различие между непосредственным физическим
ощущением и состоянием ума?...
- Но там же целая Вселенная! - воскликнул Зарнивуп. - Вам не удастся
уклониться от своих обязанностей, заявляя, что ее не существует!
- Я принимаю решения только о том, что касается моей Вселенной, -
подчеркнул хозяин. - Моя Вселенная - это мои глаза и мои уши. Все прочее -