Клэнси Том. Все страхи мира

   — Согласен, Ави, он мог бы сделать это более деликатно, но не я формирую политику. Твои соотечественники навлекли это на себя убийством безоружных демонстрантов. В результате перед нами открылась страница нашей истории, которую хочется забыть. Этот безумный поступок обезоружил израильское лобби в конгрессе — многие из них находились по другую сторону нашего движения за гражданские права — не забывай этого, Ави. Вы вынудили нас предпринять определённые шаги. К тому же… — Райан внезапно замолчал.
   — Да?
   — Понимаешь, Ави, все может обернуться к лучшему. Ты только оглянись по сторонам! — В этот момент принесли заказанное ими пиво. Джеку так хотелось пить, что трети бутылки тут же не стало.
   — Действительно, нельзя исключить такую вероятность, — согласился Бен-Иаков.
   — Разведывательная информация, которую вы получаете из Сирии, лучше нашей, — напомнил Райан. — Мне стало известно, что там начинают относиться к урегулированию серьёзно — не поднимая излишнего шума, разумеется. Ну, прав я или нет?
   — Если это на самом деле правда, — проворчал Ави.
   — А ты не задумывался над тем, что самое трудное в мирной разведывательной информации?
   Бен-Иаков задумавшись уставился на дальнюю стену.
   — Верить в то, что мир в пределах досягаемости?
   Джек кивнул.
   — В этом у нас преимущество перед вами, дружище. Мы уже прошли через подобные испытания.
   — Это верно, но русские никогда не говорили — не утверждали — на протяжении двух поколений, что намереваются стереть вас с лица земли. Передай уважаемому президенту Фаулеру, что такие угрозы быстро не забываются.
   Джек вздохнул.
   — Я уже говорил об этом. Поверь, Ави, я тебе не враг.
   — Но и не союзник.
   — Теперь — союзник, генерал. Договоры вступили в силу. Моя задача заключается в том, чтобы представить нашему правительству информацию и оценку создавшегося положения. Формируют политику другие лица, занимающие более ответственное положение, которые намного умнее меня, — прибавил Райан с бесстрастной иронией.
   — Вот как? И кто же эти люди? — Генерал Бен-Иаков посмотрел на американца, не скрывая улыбки. Его голос стал тише. — Сколько времени ты занимаешься разведкой, Джек? Меньше десяти лет. А за плечами у тебя дело с подводной лодкой, операция в Москве, роль, которую ты сыграл во время президентских выборов…
   Джек попытался сдержаться, но потерпел неудачу.
   — Бог мой, Ави! — Но как он узнал обо всём?
   — Не поминай имя Господа всуе, доктор Райан, — упрекнул его заместитель директора Моссада. — Мы находимся в городе Бога. Эти швейцарские парни могут услышать и открыть огонь. Передай прелестной мисс Эллиот: если она всё-таки захочет оказать слишком большое давление, у нас есть друзья в средствах массовой информации, а также история… — Ави улыбнулся.
   — Ави, если твои сотрудники заговорят об этом с Элизабет, она просто не поймёт, о чём идёт речь.
   — Чепуха! — фыркнул генерал Бен-Иаков.
   — Могу поручиться за это.
   Теперь удивился бригадный генерал:
   — Этому трудно поверить.
   Джек допил пиво.
   — Ави, я сказал тебе все, что мог. Тебе никогда не приходило в голову, что ты получаешь сведения из недостаточно надёжного источника? Тогда я вот что тебе скажу: у меня нет точной информации о том, на что ты намекал. Если и был достигнут какой-то компромисс, меня не посвятили в подробности. Ну хорошо, у меня есть основания считать, что такое могло произойти, и я даже могу постараться угадать, о чём идёт речь. Но если меня посадят перед судьёй и начнут задавать вопросы, все, что я смогу ответить, будет: мне ничего не известно. Так что, мой друг, нельзя шантажировать человека, угрожая обнародовать сведения, о которых он ничего не знает. Тебе придётся немало потрудиться, чтобы убедить их в том, что вообще что-то произошло.
   — Боже мой, Мур и Риттер действовали по-настоящему элегантно, правда?
   Райан поставил на стол пустой стакан.
   — Генерал, такого не бывает в действительности. Это происходит только в кино. Послушай, Ави, поступившая к тебе информация скорее всего недостаточно проверена. Сенсационные сведения часто грешат этим. Жизнь никогда не сумеет сравняться с искусством. — Райан проявил способности незаурядного актёра, он даже усмехнулся для пущей убедительности.
   — Доктор Райан, в 1972 году фракция «Чёрный сентябрь», отколовшаяся от Фронта освобождения Палестины, наняла террористов из японской организации Красной армии и поручила им расстрелять посетителей аэропорта Бен-Гуриона. Террористы выполнили задание, убив много пассажиров, главным образом американских протестантов из Пуэрто-Рико. Единственный террорист, которого удалось захватить живым — остальные погибли под пулями наших сил безопасности, — рассказал на допросе, что его мёртвые товарищи и их жертвы превратятся в небесное созвездие. Я слышал, что в тюрьме он принял иудаизм и даже сделал себе обрезание — зубами, что красноречиво говорит о его незаурядной гибкости, — сухо закончил генерал Авраам Бен-Иаков. — Так что не пытайся убедить меня, будто в мире существуют настолько безумные вещи, что они не могут оказаться правдой. Я занимаюсь разведкой более двадцати лет и за это время убедился, что многое мне неизвестно.
   — Ави, даже я не такой параноик.
   — Ты не переживал Холокоста, Джек.
   — Неужели? Выходит, Кромвель и Картофельный голод не в счёт? Бросьте, генерал. Мы размещаем здесь свои войска. Если что-то случится, в Негеве или на Голанских высотах прольётся американская кровь.
   — Что если…
   — Ави, ты спрашиваешь меня «что если». Если это «что если» когда-нибудь произойдёт, я сам прилечу сюда. В прошлом я был морским пехотинцем. Ты знаешь, сколько раз в меня стреляли. Второго Холокоста не будет — по крайней мере пока я жив. Мои соотечественники не допустят этого. Подчёркиваю, Ави, не моё правительство, а мои соотечественники. Мы никогда не позволим, чтобы такое произошло ещё раз. Если американцам суждено умереть, защищая вашу страну, они умрут.
   — Вы уже говорили нечто подобное во Вьетнаме. — Бен-Иаков заметил, как сверкнули при этих словах глаза Кларка.
   — Извините меня, генерал, я не высокий правительственный чиновник, всего лишь маленький человек, лезущий не в своё дело. Но я провёл на фронте больше времени, чем любой военнослужащий у вас в стране. Надеюсь, вы не обидитесь на мою откровенность. Так вот, сэр, меня по-настоящему приводит в ужас то, что вы у себя постоянно ухитряетесь ступить ногами в дерьмо — вроде как мы у себя дома; правда, мы научились на своём горьком опыте, а вот вы — нет. И я согласен с доктором Райаном. Он действительно приедет сюда, чтобы защищать вас. И я приеду с ним вместе, если дело зайдёт так далеко. Мне пришлось убить немало врагов, — произнёс Кларк тихим спокойным голосом.
   — Ещё один морской пехотинец? — попытался свести разговор к шутке Ави, хотя делать этого не следовало.
   — Более или менее, — ответил Кларк. — Как у нас принято говорить, поддерживаю боевую форму, — добавил он с улыбкой.
   — А ваш коллега? — спросил Ави, кивнув в сторону Чавеза, который стоял на углу, осматривая улицу.
   — Ничем мне не уступает. Равно как и парни в Десятом кавалерийском полку. Но эти разговоры о войне — полная чепуха. Вы оба понимаете это. Если вам нужна безопасность, сэр, прежде всего нужно решить свои домашние проблемы. Мир наступит сразу после этого, как радуга после бури.
   — Учиться на вашем опыте…
   — У нас было расстояние в четыре тысячи миль, куда можно отступить. Здесь Средиземное море совсем рядом. Так что вам лучше учиться на наших ошибках, чем на своих собственных. Хорошо уже то, что вы более готовы к настоящему миру, чем были готовы мы.
   — Но нам его навязали…
   — Если ситуация улучшится, сэр, вы будете только благодарны. Если ничего не выйдет, вам понадобится плечо друга, когда начнутся неприятности. — Кларк обратил внимание, что Динг с небрежным видом покинул свой пост на другой стороне улицы, двигаясь с кажущейся неторопливостью туриста.
   — Вы имеете в виду себя?
   — Это уж точно, генерал, — ответил Кларк. Он был настороже, окидывая взглядом прохожих. Кого заметил Чавез? Что упустил он, Кларк?

* * *

   Кто они? — подумал Госн. И в следующее мгновение вспомнил. Бригадный генерал Авраам Бен-Иаков, заместитель директора Моссада, ответил его ум, порывшись в бесчисленном множестве фотографий, которые носил в памяти Госн. Разговаривает с американцем. Кто этот американец?.. Голова Госна повернулась медленно, будто нехотя. У американца несколько телохранителей… тот, что рядом с ним, даже не скрывает этого. Очень серьёзный мужик… пожилой… далеко за сорок. В глаза бросался его жёсткий взгляд… нет, скорее насторожённый. Можно держать под контролем выражение лица, но не глаз… Ага, он снова надел очки. Значит, где-то есть ещё телохранители плюс охранники из израильской службы безопасности. Госн понимал, что задержал свой взгляд чуть дольше, чем следовало, но…
   — Извините. — С ним столкнулся мужчина, чуть меньше его ростом и более щуплый. Смуглое лицо, походит на араба, но говорит по-английски. Отстранился от Госна ещё до того, как тот понял, что его быстро и профессионально обыскали. — Виноват. — Мужчина пошёл дальше. Госн не знал, было ли это столкновение случайным или его только что проверил сотрудник израильской, американской или какой-нибудь иной службы безопасности. Ну и пусть, он не был вооружён, даже без карманного ножа, только сумка, полная книг.
   Кларк заметил, как Динг показал жестом, что все в порядке — самое обычное движение, словно согнал муху с шеи. Тогда почему объект проявил очевидный интерес к человеку, которого он охраняет, — всякий, проявляющий интерес, становится объектом? Почему объект остановился и окинул Райана взглядом? Кларк посмотрел по сторонам. Через стол от них сидела прелестная девушка. Похожа на европейку, говорит на одном из германских языков, по-видимому голландском. Красивая девушка, такие девушки привлекают внимание. Может быть, он и двое разведчиков оказались между девушкой и восхищённым мужчиной? Может быть. Для офицера, отвечающего за чью-то безопасность, невозможно провести границу между бдительностью и манией преследования, даже когда он понимает тактическую обстановку, а Кларк в данном случае не питал никаких иллюзий по этому поводу. С другой стороны, они выбрали первое подвернувшееся кафе на случайно найденной улице, и то, что Райан оказался здесь, а потом он и Бен-Иаков решили лично убедиться, как развиваются события в городе… Нет, ни у кого не может быть такого чувствительного разведывательного аппарата или такого количества агентов, чтобы охватить весь город, — возможно, за исключением русских — и чтобы угроза стала реальной. Но почему в глазах этого мужчины мелькнуло выражение, словно он узнал кого-то?
   Ладно. Кларк запомнил его лицо, и «фотография» незнакомца встала на отведённое ей место в картотеке памяти вместе с сотнями других.

* * *

   Госн продолжал своё собственное патрулирование. Он уже купил все нужные книги и теперь следил за швейцарскими гвардейцами, за тем, как они передвигаются, оценивал уровень их готовности. Ави Бен-Иаков, думал он. Упущенная возможность. Подобные цели не каждый день встречаются на улице. Он продолжал идти по неровному булыжнику, делая вид, что смотрит в пустоту. Госн свернул в следующий переулок направо, ускорил шаг и попытался опередить вооружённый патруль перед тем, как гвардейцы подойдут к перекрёстку. Он одновременно восхищался ими и сожалел, что увидел солдат.

* * *

   — Хорошая работа, — заметил Бен-Иаков, обращаясь к Кларку. — Ваш помощник отлично подготовлен.
   — Не без способностей. — На глазах Кларка Динг Чавез быстро вернулся на свой пост. — Вы не опознали его?
   — Нет. У моих людей есть, возможно, его фотография. Разумеется, мы проверим, но мне кажется, это был самый обычный молодой человек, заинтересовавшийся красивой девушкой. — Бен-Иаков кивнул в сторону голландки — если девушка действительно была родом из Нидерландов.
   Кларка удивило, что израильские охранники не проявили интереса. В полной сумке могло оказаться что угодно, а формулировка «что угодно» в данных обстоятельствах обычно имеет отрицательную окраску. Боже, как он ненавидит эту работу! Заботиться о собственной безопасности — другое дело, для этого Кларк пользовался элементом неожиданности, подвижностью, выбранными наугад дорогами и улицами, сменой быстрого и медленного темпа, постоянно настороже, готовый к засадам или выбору путей отхода. Но Райан, хотя и владеет аналогичными инстинктами — с тактической точки зрения заместитель директора ЦРУ, Кларк знал это, умел двигаться очень быстро, — слишком уж полагался на своих телохранителей.
   — Продолжай, Ави, — произнёс Райан.
   — Значит так. Первые подразделения вашего кавалерийского полка размещаются в отведённых им казармах. Нашим танкистам нравится полковник Диггс. Признаться, мне кажется странной их полковая эмблема — ведь бизон, в конце концов, — не более чем дикая корова. — Ави засмеялся.
   — И всё же я не советовал бы стоять на пути бизона, равно как и на пути танка, Ави. — Интересно, что произойдёт в результате первых совместных манёвров Десятого полка с израильскими частями, подумал Райан. В американской армии считали, что репутация израильских войск сильно преувеличена, а за Диггсом шла слава командира, всегда говорящего правду и не стесняющегося подгонять подчинённых пинками, если они того заслуживали. — Похоже, мне нужно будет доложить президенту, что ситуация выглядит многообещающе.
   — Без трудностей не обойтись.
   — Разумеется. Понимаешь, Ави, новое тысячелетие наступит только через несколько лет, — заметил Райан. — Но ты ожидал, что события станут развиваться так гладко?
   — Нет, — признался Бен-Иаков. Он сунул руку за деньгами, чтобы расплатиться по счёту, и оба встали. Кларк выбрал момент и подошёл к Чавезу.
   — Ну?
   — Всего лишь один этот парень. Тяжёлая сумка, но в ней были, кажется, одни книги — между прочим, учебники. В одной даже ещё торчал чек из магазина. Ты не поверишь — книги по ядерной физике! По крайней мере я заметил одно название. Большие, толстые и тяжёлые книги. Наверно, он аспирант или что-то вроде этого — послушай, какая прелестная девушка!
   — Занимайтесь-ка лучше работой, мистер Чавез.
   — Она не в моём вкусе, мистер Кларк.
   — Что ты думаешь о швейцарских гвардейцах?
   — Выглядят впечатляюще. Я не стал бы связываться с такими, если мне не позволят выбрать место и подходящий момент. — Он замолчал. — Тебе не показалось, что парень, которого я обыскал, слишком внимательно их разглядывал?
   — Нет.
   — Точно. Он смотрел на них, словно оценивал… — Доминго Чавез снова замолчал. — Наверно, здесь привыкли к самым разным солдатам. Как бы то ни было, он смотрел на них профессиональным взглядом. Именно на это я и обратил внимание, а не на то, как он взглянул на тебя и доктора. У этого парня по-настоящему проницательный взгляд, честное слово!
   — Что ещё?
   — Умеет двигаться, в хорошей форме. Правда, руки выглядят мягкими, не такими жёсткими, как солдатские. Для студента слишком стар, но сойдёт за аспиранта. — Чавез замолчал в очередной раз. — Боже, да мы на всех смотрим с подозрением, словно параноики. У него не было оружия, да и ладони говорят, что он не занимается каратэ или дзю-до. Он просто прошёл по улице, уставился на солдат, окинул взглядом доктора и его спутника и двинулся дальше — вот и все. — Иногда Чавезу хотелось вернуться в армию. Там он получил бы уже диплом, стал офицером — вместо этого учится по вечерам в университете Джорджа Мейсона и является телохранителем Райана. Впрочем, доктор — хороший мужик, да и работать с Кларком было… интересно. Хотя жизнь в разведывательной службе какая-то странная.
   — Пошли, — заметил Кларк.
   — Понятно. — Динг проверил рукой кобуру с автоматическим пистолетом под свободно падающими полами рубашки. Израильские охранники уже двигались по улице.

* * *

   Госну удалось настичь их, как он и планировал. В этом ему помогли сами гвардейцы. Старый мусульманский мулла остановил сержанта, чтобы о чём-то спросить. Возникли трудности с переводом. Имам не говорил по-английски, тогда как арабский у швейцарца был ещё очень слабым. Такую возможность нельзя было упускать.
   — Извините меня, — обратился Госн к имаму. — Разрешите, я помогу вам объясниться. — Он выслушал быстро произнесённые на родном языке фразы и повернулся к сержанту.
   — Имам приехал из Саудовской Аравии. Он покинул Иерусалим ещё ребёнком и просит объяснить, как найти городское управление, где заседает «тройка».
   Услышав о высоком звании муллы, сержант снял шлем и склонил голову в знак уважения.
   — Прошу передать почтенному имаму, что мы с радостью проводим его.
   — А, вот вы где! — раздался чей-то голос, принадлежащий, явно израильтянину. Он свободно говорил по-арабски, хотя и с акцентом. — Здравствуйте, сержант, — добавил он по-английски.
   — Добрый день, раввин Равенштейн. Вы знакомы с нашим гостем? — спросил гвардеец.
   — Да, конечно. Это имам Мухаммед Аль-Файсал, видный теолог и историк из Медины.
   — Значит, это действительно правда? — повернулся к Равенштейну Аль-Файсал.
   — Конечно, но в действительности документ представляет ещё больший интерес, — ответил раввин.
   — Извините меня, — напомнил о своём существовании Госн.
   — А вы кто такой? — спросил Равенштейн.
   — Студент. Я помог имаму объясниться с сержантом.
   — Понятно, — кивнул раввин. — Очень любезно с вашей стороны. Мухаммед приехал сюда, чтобы посмотреть на манускрипт, найденный во время раскопок. Это учёное мусульманское толкование очень старой торы. Поразительная находка, десятый век! Сержант, я провожу уважаемого имама. Благодарю и вас, молодой человек.
   — Вам не потребуется сопровождение, сэр? — спросил сержант. — Мы идём в ту же сторону.
   — Нет, спасибо, мы слишком стары и не угонимся за вами.
   — Хорошо. — Сержант отсалютовал. — До свидания.
   Патруль направился дальше. Несколько прохожих, остановившись, смотрели на стариков и улыбались.
   — Автором рукописи является сам Аль-Калда, и там есть ссылки на труды Нухема из Акры, — продолжал Равенштейн. — Сохранность манускрипта поразительна!
   — Мне хочется скорее взглянуть на него. — Учёные поспешно, насколько позволяли им старые ноги, направились по улице, не обращая внимания на происходящее вокруг.
   Лицо Госна не отражало его внутренних чувств. Для швейцарских гвардейцев, удалившихся на половину квартала в сопровождении толпы ребятишек, его лицо выражало удивление и восторг. Внутренняя дисциплина позволила ему не спеша свернуть в боковую улицу, сделать поворот и наконец скрыться в тихом переулке. Лишь после этого он позволил чувствам овладеть собой: увиденное потрясло его и привело в уныние.
   Мухаммед Аль-Файсал был, несмотря на свой скромный внешний вид, одним из пяти знаменитых исламских учёных, видным историком и дальним родственником правящей в Саудовской Аравии королевской семьи. Если бы не возраст — почти восемьдесят лет, — он мог бы стать одним из трех религиозных деятелей, управляющих Иерусалимом. Правда, дело было не только в возрасте: по политическим соображениям на этом посту должен был находиться уроженец Палестины. Мухаммед Аль-Файсал не был другом Израиля и оставался одним из самых консервативных духовных лидеров Саудовской Аравии — тогда почему он с готовностью принял договор?
   Что ещё хуже, швейцарские гвардейцы отнеслись к нему с нескрываемым уважением. Но что было уж совсем плохо, так же отнёсся к нему и израильский раввин. Прохожие на улице, большей частью палестинцы, наблюдали за происходящим с интересом и… чем ещё? Терпимостью? Одобрением, словно это было самым естественным в мире! Израильтяне с давних пор твердили, что уважают права своих арабских соседей, но это утверждение было писано на песке, так что говорить о нём всерьёз не приходилось.
   Равенштейн был, конечно, не таким. Книжный червь, живущий в своём маленьком мире мёртвых вещей и мыслей, он часто выступал в поддержку умеренности в отношениях с арабами, вёл раскопки, привлекая мусульман для консультаций… и теперь…
   И вот теперь он превратился в психологический мост между еврейским миром и арабским. Такие люди, как Равенштейн, будут продолжать трудиться точно так же, как они делали это всю жизнь, но теперь их поведение уже не было отклонением от нормы, верно?
   Мир. Значит, это возможно. Осуществимо. Это не было ещё одной безумной идеей, навязанной жителям региона кем-то издалека. И как быстро привыкало к нему местное население! Израильтяне покидали свои дома. Швейцарцы уже заняли одно поселение и уничтожили опустевшие дома в нескольких других. Создана комиссия из саудовцев, которая восстанавливает земельные участки и передаёт их бывшим законным владельцам. Готовится строительство огромного арабского университета на окраине Иерусалима, финансируемое Саудовской Аравией. Как стремительно развиваются события! Израильтяне сопротивляются осуществлению соглашений, но не так отчаянно, как ожидал Госн. Он слышал от двух десятков людей, что в течение недели город заполнят потоки туристов — комнаты в отелях бронировали с небывалой быстротой, пользуясь для этого спутниковой связью. Уже запланировано строительство двух гигантских отелей, способных принять огромное количество туристов. От одного лишь туризма палестинцы получат колоссальный доход. Они уже объявили о том, что одержали полную политическую победу над Израилем, и потому решили проявить великодушие в своём триумфе — вдобавок это выгодно с коммерческой точки зрения, а палестинцы были самыми ловкими коммерсантами в арабском мире.
   И всё-таки Израиль уцелеет.
   Госн сел за столик в уличном кафе, поставил тяжёлую сумку на тротуар и заказал стакан фруктового сока. Ожидая, пока ею принесут, он смотрел на узкую улицу. Повсюду были евреи и мусульмане. Скоро сюда хлынут орды туристов — первая волна уже прибывает в местные аэропорты. Среди них окажутся, конечно, мусульмане, приезжающие помолиться в Куполе скалы, американцы со своими деньгами, даже японцы, пожелавшие взглянуть на страну, что ещё древнее их родины. Палестина превратится в процветающий край.
   Процветание — служанка мира и палач недовольства.
   Ибрагим Госн не хотел, чтобы его соотечественники или его страна процветали. Может быть, в далёком будущем, но только после того, как будут выполнены необходимые предварительные условия. Он расплатился за сок американскими деньгами и двинулся дальше. Скоро ему удалось остановить такси. Госн въехал в Израиль из Египта. Он покинет Иерусалим и отправится в Иорданию, откуда переедет в Ливан. Ему предстояло много работы, и он надеялся, что в купленных им книгах содержатся необходимые сведения.

* * *

   Бен Гудли был докторантом в школе правительственных структур Гарвардского университета. Школа была создана относительно недавно и названа именем Кеннеди. Бен, умный и с приятной внешностью учёный, обладал неиссякаемым честолюбием, которого хватило бы на всю семью, имя которой носила школа. В своей докторской диссертации он рассматривал процессы, закончившиеся безумием вьетнамской войны. Бен уделял особое внимание разведывательной информации, и собранные им материалы оказались настолько противоречивыми, что профессор — его научный руководитель — решил обратиться за помощью к Элизабет Эллиот. Советник по национальной безопасности согласилась встретиться с молодым учёным. Тема диссертации не слишком волновала её. Единственное, что не нравилось ей в Гудли, — это то, что он был мужчиной. Но тут ничего не поделаешь…
   — Конкретно, какие научные исследования вы намерены провести? — спросила она.
   — Доктор, мне хотелось бы изучить природу решений, принятых на основе разведывательной информации и связанных с недавними переменами в Европе и на Ближнем Востоке. Трудность заключается в получении доступа к документам по этой тематике.
   — Какова окончательная цель ваших исследований? Меня интересует, что вы собираетесь делать в будущем — преподавать, писать научные книги или посвятить себя государственной службе?
   — Государственной службе, конечно. Исторические обстоятельства требуют, по моему мнению, чтобы соответствующие люди принимали верные решения. Из моей диссертации вытекает, что разведывательные службы, начиная с 1960-х годов, почти беспрерывно снабжали нас недостаточно надёжной информацией. Часто необходимая информация поступала с опозданием или не поступала совсем. У них вся профессиональная деятельность страдает от не правильной направленности. По крайней мере, — он откинулся на спинку кресла, пытаясь быть непринуждённым, — со стороны часто создаётся именно такое впечатление.
   — По вашему мнению, в чём причины такого положения?
   — Одним из недостатков является набор кадров. То, как ЦРУ, например, вербует сотрудников, отражается на получении информации и её анализе. Они занимаются тем, что в гигантских масштабах подтверждают свои собственные предсказания. А где их объективность, их способность предвидеть тенденции развития? Разве они смогли предсказать события 1989 года? Нет, разумеется. Что они упускают из виду сейчас? Возможно, массу вещей. Было бы неплохо, — заметил Гудли, — взять под контроль проблемы прежде, чем они перестанут быть просто важными и перерастут в кризисы.