— Если исходить из предполагаемого времени прибытия в Вашингтон и времени на обработку материалов… скажем, в десять вечера.
   — Тогда ты всё-таки успеваешь на матч, Боб, — сказал Банкер. Впервые в жизни Райан слышал, как к президенту обращались таким образом.
   Фаулер покачал головой.
   — Нет, я получу материалы в Кэмп-Дэвиде. Мне нужно хорошенько отдохнуть перед этой встречей. К тому же снегопад, только что охвативший Денвер, может продолжиться и в воскресенье. Тогда будет нелегко вернуться обратно в город, да и Секретная служба битых два часа объясняла, насколько сложно для меня присутствовать на футбольном матче, — имеется в виду, конечно, насколько это трудно для них самих.
   — А ведь это будет такая интересная игра, — заметил Талбот.
   — Как распределяются ставки? — поинтересовался Фаулер.
   Господи! — мысленно воскликнул Райан.
   — «Викинги» победят с разрывом в три очка, — ответил Банкер. — И я готов принять все ставки, которые вы сделаете.
   — Мы решили лететь вместе, — сказал Талбот. — Моё единственное условие, чтобы за штурвалом не сидел Деннис.
   — Ну вот, бросаете меня в холмах Мэриленда. Ничего не поделаешь, кому-то нужно заниматься государственными делами, — улыбнулся Фаулер. Улыбка у него была какой-то странной, заметил Райан. — Ну, вернёмся к делу. Значит, Райан, по-вашему, опасность нам не угрожает?
   — Позвольте мне вернуться немного назад, сэр. Во-первых, я должен подчеркнуть, что сообщение Спинакера никак не подтверждено.
   — Вы сказали, что ЦРУ считает его достоверным.
   — По общему мнению, это сообщение скорее всего соответствует истине. Мы уже прилагаем все силы, чтобы проверить его точность. В этом весь смысл сказанного мной раньше.
   — О'кей, — произнёс Фаулер. — Если сообщение не подтвердится, нам не о чём беспокоиться, верно?
   — Да, господин президент.
   — Если подтвердится?
   — В этом случае существует риск политического шантажа внутри Советского Союза, и в худшем случае — гражданская война с применением ядерного оружия.
   — Не скажу, что это хорошая новость — а как относительно опасности для нас?
   — Прямая угроза маловероятна.
   Фаулер откинулся на спинку своего кресле.
   — Да, по-моему, в этом есть смысл. Но мне всё-таки нужна надёжная, по-настоящему надёжная оценка ситуации, и как можно быстрее.
   — Да, сэр. Поверьте мне, господин президент, мы изучаем каждый аспект возникшей ситуации.
   — Спасибо, доктор Райан. Хороший доклад.
   Джек встал и направился к выходу. Теперь, когда от него избавились, отношения стали более цивилизованными.
* * *
   Рынки возникли сами по себе, главным образом в восточной части Берлина. Советские военные, никогда прежде не вкушавшие свободы, вдруг оказались в объединённом западном городе, и каждый из них получил возможность просто уйти и исчезнуть. Самым поразительным оказалось то, что такой возможностью воспользовались очень немногие и одной из причин была доступность рынков на открытом воздухе. Советские военные были приятно удивлены стремлением немцев, американцев и огромного числа граждан других государств приобрести памятные вещи о Красной Армии — ремни, меховые шапки, сапоги, целиком мундиры, разные мелочи, — и эти идиоты платили за все валютой, настоящей валютой — долларами, фунтами стерлингов, немецкими марками, ценность которых внутри Советского Союза выросла в десятки раз. Более разборчивые клиенты покупали такой крупный товар, как, например, танк Т-80, однако для этого требовалось участие в сделке командира полка, который списывал его в своих отчётах как случайно погибший при пожаре. За это полковник получал «мерседес» марки 560SEL и ещё кучу денег в дополнение к своему пенсионному фонду. Западные спецслужбы к этому времени приобрели все, что им хотелось, и предоставили рынки туристам и любителям; они пришли к выводу, что советские власти не препятствовали рыночному бизнесу по той простой причине, что от него в страну поступало большое количество твёрдой валюты и по самой дешёвой цене. Европейцы платили, как правило, в десять, а то и более раз выше стоимости производства тех товаров, которые они покупали. Такой начальный капитал, по мнению русских, ещё принесёт немалую пользу, когда солдаты закончат свою обязательную воинскую службу.
   Эрвин Кейтель подошёл к одному из советских солдат, судя по нашивкам старшему сержанту.
   — Здравствуйте, — сказал он по-немецки.
   — Nicht spreche, — ответил русский. — Инглиш?
   — Говорите по-английски, да?
   — Да, — утвердительно кивнул русский.
   — Десять мундиров. — Кейтель поднял обе руки с растопыренными пальцами, чтобы не возникло путаницы в числе.
   — Десять?
   — Да, десять, все большого размера, на меня, — сказал Кейтель. Он мог без труда говорить на безупречном русском языке, но это могло бы вызвать подозрение. — Мундиры полковников, все десять мундиры полковников, о'кей?
   — Полковник — да. Командир полка, да? Вот здесь три звезды? — сержант показал на плечо.
   — Да, — кивнул Кейтель. — Должны быть мундиры танкистов, танк, понятно?
   — Зачем вы хотите? — спросил сержант, главным образом, чтобы проявить вежливость. Он был танкистом, и достать соответствующие мундиры не составляло для него проблемы.
   — Снимаем кино — телевизионное кино.
   — Телевидение? — сразу зажглись глаза у сержанта. — Сапоги, ремни?
   — Да.
   Сержант оглянулся по сторонам и спросил тихим голосом:
   — Пистолеты?
   — Можете достать?
   Сержант улыбнулся и выразительно кивнул, показывая, что он серьёзный торговец.
   — Стоит денег.
   — Должен быть русский пистолет, правильный пистолет, — произнёс Кейтель, надеясь, что они понимают друг друга на исковерканном английском языке.
   — Да, могу достать.
   — Когда?
   — Один час.
   — Сколько стоит?
   — Пять тысяч марок, без пистолетов. Десять пистолетов — ещё пять тысяч марок.
   Господи, подумал Кейтель, да это настоящий грабёж. Он снова поднял руки.
   — Десять тысяч марок, да? Я плачу. — И чтобы показать серьёзность своих намерений, достал из кармана толстую пачку банкнот по сто марок каждая. Затем сунул одну в карман сержанта. — Через час.
   — Я вернусь сюда, один час. — Сержант быстро ушёл с площади. Кейтель зашёл в ближайший Gasthaus[32] и заказал кружку пива.
   — Если бы все прошло ещё легче, — заметил он сидящему рядом другу, — у меня возникло бы подозрение о готовящейся ловушке.
   — Ты слышал о танке?
   — Да, Т-80. А ты почему спрашиваешь?
   — Вилли Гейдрих купил его для американцев.
   — Вилли? И сколько ему заплатили?
   — Пятьсот тысяч марок. Ну и дураки эти американцы! Да любой мог бы организовать эту сделку.
   — Но в то время они ещё не знали этого.
   Мужчина невесело засмеялся. Полмиллиона немецких марок оказалось достаточно, чтобы бывший обер-лейтенант Вильгельм Гейдрих смог приобрести такой же Gasthaus, как тот, в котором они сейчас сидели, и получать от него доход намного больше, чем он когда-либо получал в Штази. Гейдрих был одним из самых многообещающих подчинённых Кейтеля, и вот теперь он перешёл на другую сторону, бросив свою карьеру, повернулся спиной к политическому наследию и превратился в ещё одного нового преуспевающего гражданина Германии. Его специальная подготовка всего лишь помогла ему добиться своего — в последний раз подшутить над американцами.
   — Ну, а русский?
   — Тот, что заключил с ним сделку? Ха! — презрительно фыркнул мужчина. — Ему заплатили два миллиона марок! Он, несомненно, поделился с командиром дивизии, затем получил свой «мерседес», а остальное положил в банк. Его воинская часть вскоре укатила в Россию, и если в дивизии стало одним танком меньше… Этого могут даже не заметить.
   Они выпили ещё по кружке, наблюдая за экраном телевизора, установленного над баром, — отвратительная привычка, пришедшая от американцев, подумал Кейтель. Когда прошло сорок минут, он вышел наружу, оставаясь на виду у своего приятеля. В конце концов, это действительно могло оказаться ловушкой.
   Русский сержант вернулся раньше, нем обещал. У него не было ничего, кроме улыбки.
   — Где это? — спросил Кейтель.
   — Грузовик, за… — Русский кивнул.
   — Еске? За углом?
   — Да, это слово, углом. Urn die Ecke, — и сержант выразительно кивнул.
   Кейтель подал знак своему приятелю, который отправился за машиной. Эрвину хотелось спросить сержанта, сколько денег тот оставит себе, а сколько передаст своему лейтенанту, который наверняка требовал значительную часть суммы от каждой сделки, но потом решил: а какое ему до этого дело?..
   Небольшой армейский грузовичок ГАЗ-69 был припаркован в квартале от площади. Понадобилось всего лишь подать машину немца задним ходом к откидному борту советского грузовика и открыть багажник. Но сначала, конечно, Кейтель осмотрел купленный товар. В кузове лежало десять маскировочных офицерских мундиров из грубой ткани, но хорошего качества, потому что она предназначалась для офицеров. Головные уборы представляли собой чёрные береты с красной звездой и старомодным силуэтом танка — форма бронетанковых войск. На погонах каждого мундира было три больших звезды — ранг полковника. Кроме того, здесь же лежали офицерские ремни и сапоги.
   — Pistolen? — спросил Кейтель.
   Глаза сержанта обежали улицу, затем появилось десять картонных коробок. Кейтель указал на одну из них, сержант поднял крышку. Внутри лежат автоматический пистолет Макарова девятимиллиметрового калибра, скопированный с немецкого «вальтера».
   Русские, демонстрируя свою щедрость, даже добавили пять коробок патронов.
   — Ausgezeichnet, — кивнул Кейтель и тут же перевёл:
   — Превосходно. — Он достал из кармана деньги, отсчитал девяносто девять банкнот и передал их русскому.
   — Спасибо, — ответил сержант. — Нужно ещё, находите меня, хорошо?
   — Да, спасибо. — Кейтель пожал ему руку и сел в машину.
   — Куда катится наш мир? — заметил водитель, когда машина выехала на улицу. Всего три года назад этих солдат за это отдали бы под военный трибунал — может быть, даже расстреляли.
   — Советский Союз стал богаче благодаря нам на десять тысяч марок.
   Водитель фыркнул.
   — Для производства этого «товара» потребовалось по крайней мере две тысячи марок! Как они называют такую сделку?
   — Оптовая распродажа. — Кейтель не знал, смеяться или нет. — Наши русские друзья учатся быстро. А может быть, этот мужик просто не умел считать больше десяти.
   — То, что мы собираемся сделать, — опасно.
   — Это верно, но нам хорошо заплатили.
   — По-твоему, я согласился принять участие из-за денег? — спросил водитель с угрожающей ноткой в голосе.
   — Нет, так же, как и я. Но если мы рискуем жизнью, по крайней мере следует рассчитывать на вознаграждение.
   — Вы правы, полковник.
   Кейтелю даже в голову не пришло задуматься над тем, что он делает, что, быть может, Бок не сказал ему всей правды. Несмотря на весь свой профессионализм, Кейтель упустил из виду, что имеет дело с террористом.
* * *
   Какой спокойный и чистый воздух, подумал Госн. Ему никогда не приходилось переживать настоящего снегопада. Этот длился дольше обычного, и ожидалось, что он будет продолжаться ещё около часа. На земле лежало полметра снега, и вместе со снежинками, опускающимися вниз, это заглушало звуки, так что вокруг стояла тишина, какой он ещё не встречал. Такую тишину можно слушать, сказал он себе, стоя на крыльце.
   — Что, нравится? — спросил Марвин.
   — Да.
   — Когда я был ещё мальчишкой, случались настоящие снегопады, не такие, как этот. Выпадало несколько футов снега — сразу метр глубиной, приятель, — а потом становилось действительно холодно, градусов двадцать или тридцать мороза. Выходишь из дома, тебе кажется, что ты на другой планете, и думаешь, а что было здесь сто лет назад, как жили люди в вигвамах с жёнами, детьми и лошадьми, привязанными снаружи; все вокруг так чисто, как и следовало быть. Да, вот это была жизнь, приятель, это была настоящая жизнь.
   Он рассуждает поэтично, но не умно, подумал Ибрагим. При такой примитивной жизни почти все дети умирали ещё до того, как им исполнялся год, приходилось голодать зимой, потому что не было дичи. А откуда брался корм для лошадей и как они доставали его из-под снега? Сколько людей и животных гибло от холода? И всё-таки этот индеец восхищался такой жизнью. Глупо. Марвин был смелым, выносливым и настойчивым человеком, преданным Делу, но он не понимал окружающего мира, не принял Бога и жил в плену фантастических мечтаний. Как жаль. Он мог бы оказаться ценным приобретением.
   — Когда выезжаем?
   — Нужно дать дорожным машинам пару часов, чтобы очистить шоссе от снега. Ты поедешь в автомобиле — у него привод на передние колеса и ехать будет просто. Я поведу фургон. Нам ведь некуда спешить, правда? Не стоит рисковать.
   — Да, конечно.
   — Пошли обратно в дом, пока оба не замёрзли.
* * *
   — Господи, им действительно следует взяться за очистку воздуха, — заметил Кларк, когда у него стих приступ кашля.
   — Да, здесь трудно дышать, — согласился Чавез. Они сняли небольшой домик рядом с аэропортом. Все оборудование, привезённое с собой, было рассовано по шкафам. Затем установили контакт с наземными службами. Когда приземлится «Боинг-747», его обслуживающий персонал заболеет. Это, разумеется, будет болезнь, щедро вознаграждённая. Оказалось, что организовать допуск двух сотрудников ЦРУ на борт самолёта совсем не так трудно. Мексиканцам тоже не нравились японцы — по крайней мере те из них, кто состоял на государственной службе. Их считали ещё более высокомерными, чем американцев, что уже само по себе было поразительным для мексиканских граждан. Кларк проверил часы. Через девять часов самолёт японской авиакомпании «Джал», пронзив шапку отравленного воздуха, совершит посадку над мексиканской столицей. Последует, очевидно, визит вежливости к президенту Мексики — так здесь считали, — а затем «Боинг-747» отправится в Вашингтон для встречи премьер-министра с Фаулером. Ну что ж, это сделало задачу Кларка и Чавеза ещё проще.
* * *
   Они выехали в сторону Денвера, когда наступила полночь. Дорожные службы штата Колорадо, как всегда, отлично справились со своей работой. Если не удавалось соскрести лёд с асфальта, это место посыпали песком и солью, так что, чтобы покрыть расстояние, на которое обычно уходил час, им потребовалось всего на пятнадцать минут больше. Марвин взял на себя размещение в мотеле, заплатил за трое суток наличными и настоятельно попросил квитанцию для отчёта. Портье обратил внимание, что на фургоне была надпись телекомпании Эй-би-си, и с разочарованием заметил, что комнаты, отведённые гостям, выходят на противоположную сторону. Если бы фургон стоял перед входом, это могло бы привлечь больше постояльцев. Как только Марвин ушёл, портье уселся перед телевизором и снова задремал. Болельщики из Миннесоты прибудут завтра и, как всегда, будут шумными и требовательными.
* * *
   Организовать встречу с Лялиным оказалось легче, чем этого ожидали. Короткая встреча Кабота с новым руководителем корейской резидентуры тоже прошла проще, чем он рассчитывал, — оказалось, корейцы отличные профессионалы, что позволило директору ЦРУ вылететь в Токио на двенадцать часов раньше. У японского резидента в Токио был отличный дом для приёма гостей — он находился на одной из бесчисленных извивающихся улочек примерно в миле от американского посольства, так что и его охрану, и наблюдение за ним было несложно организовать.
   — Вот мой последний доклад, — сообщил агент Мушаши, вручая Каботу конверт.
   — Наш президент благодарен вам за отличную информацию, — ответил Кабот. — Её качество произвело на нас большое впечатление.
   — А на меня произвели не меньшее размеры моего вознаграждения.
   — Итак, чем могу быть полезен?
   — Мне хотелось, убедиться, что вы воспринимаете меня всерьёз, — ответил Лялин.
   — Можете не сомневаться в этом, — заверил его Маркус. Неужели он думает, что мы платим миллионы ради забавы? — подумал Кабот. Это была первая встреча директора ЦРУ с одним из агентов. Несмотря на то что его предупредили о возможном характере разговора, Кабот был всё-таки удивлён.
   — Примерно через год я намерен вместе с семьёй обратиться с просьбой о политическом убежище. Что конкретно вы будете делать со мной?
   — Сначала мы будем допрашивать вас в течение длительного времени, потом поможем найти удобное место для жизни и работы.
   — Где?
   — Там, где вы пожелаете, — в разумных пределах. — Кабот сделал усилие, чтобы скрыть раздражение. По его мнению, этой работой должен был заниматься один из младших сотрудников, а не директор ЦРУ.
   — Что значит «в разумных пределах»?
   — Ну, мы не можем позволить вам жить напротив русского посольства. Где бы вам хотелось поселиться?
   — Этого я ещё не знаю.
   Тогда зачем весь этот разговор? — недовольно подумал Кабот.
   — Какой климат вы предпочитаете?
   — Пожалуй, тёплый.
   — Ну что ж, у нас есть Флорида, там много солнца.
   — Я подумаю над этим. — Он сделал короткую паузу. — Вы не обманываете меня?
   — Мистер Лялин, мы очень внимательно относимся к нашим гостям.
   — Хорошо. Я буду и дальше высылать вам информацию. — С этими словами он встал и вышел.
   Маркус Кабот едва удержался, чтобы не выругаться, но взгляд, который он бросил на главу японской резидентуры, был таким свирепым, что тот рассмеялся.
   — Это вы впервые встречаетесь с агентом, который хочет вас пощупать?
   — Вы хотите сказать, что в этом все и заключалось? — Кабот не мог этому поверить.
   — Директор, у нас необычная работа. Вам это может показаться безумием, однако то, что вы только что проделали, исключительно важно, — сказал Сэм Ямата. — Теперь он убедился, что мы действительно заботимся о нём. Между прочим, это вы здорово придумали — сослаться на мнение президента.
   — Значит, такова ваша точка зрения. — Кабот разорвал конверт и начал читать. — Господи боже мой!
   — Дополнительная информация о визите премьер-министра?
   — Да, подробности, которые раньше были нам неизвестны. Названия банков, суммы, внесённые на счета других государственных чиновников. Теперь можно даже не прослушивать разговоры в самолёте…
   — Прослушивать разговоры? — спросил Ямата.
   — Я никогда не говорил этого.
   Резидент кивнул.
   — Как же иначе? Вас даже не было здесь.
   — Нужно срочно переслать эту информацию в Вашингтон.
   Ямата взглянул на часы.
   — Мы не успеем к вылету самолёта, отправляющегося прямым рейсом.
   — Тогда нужно воспользоваться защищённой линией телефакса.
   — У нас нет такой линии. Я хочу сказать, здесь нет линии ЦРУ.
   — А если обратиться к ребятам из АНБ?
   — У них есть такая линия связи, но нас предупредили, что ею пользоваться нельзя — их шифры недостаточно надёжны.
   — Эти сведения нужны президенту. Их надо отправить. Действуйте, я принимаю всю ответственность на себя.
   — Слушаюсь, сэр.

Глава 33
Коридоры

   Было приятно проснуться не слишком рано — в восемь утра — под собственной крышей и в субботу. Без головной боли. Такого он не испытывал на протяжении, месяцев. Он собирался провести весь день дома, не занимаясь ничем, кроме бритья, да и это лишь потому, что предстоит вечерняя месса. Скоро Райан узнал, что в субботу утром его дети сидят перед телевизором и смотрят мультфильмы, в том числе и фильм о черепахах, о котором он слышал, но ещё не видел. Подумав, он решил сегодня утром обойтись и без фильма о черепахах.
   — Как у тебя самочувствие этим прекрасным утром? — спросил он Кэти, направляясь в кухню.
   — Отлично. Я… черт побери!
   Она услышала отчётливый звонок телефона, подключённого к защищённой линии. Джек побежал в библиотеку, чтобы снять трубку.
   — Слушаю.
   — Доктор Райан, это оперативный центр. Фехтовальщик, — произнёс дежурный офицер.
   — Хорошо. — Джек положил трубку. — Проклятье!
   — Что случилось? — спросила Кэти, стоя в дверях.
   — Мне нужно ехать. Между прочим, завтра я тоже буду занят.
   — Но послушай, Джек…
   — Понимаешь, милая, перед уходом из Лэнгли мне надо закончить пару операций. Одна из них происходит в данный момент — забудь о том, что я сказал тебе, ладно? — и мне придётся заняться ею прямо сейчас.
   — И куда ты едешь теперь?
   — Только в свой кабинет. Никаких поездок за пределы страны не намечается.
   — Завтра обещали снегопад, может быть, очень сильный.
   — Прекрасно. Ну что ж, я могу переночевать и в Лэнгли.
   — Как я буду счастлива, когда ты, наконец, уйдёшь из этого проклятого места.
   — Ты не могла бы обождать ещё пару месяцев?
   — Пару месяцев?
   — До первого апреля. Согласна?
   — Джек, дело не в том, что мне не нравится твоя работа, просто ты…
   — Да, много отдаю ей времени. И мне это не слишком нравится. Я уже привык к мысли, что уйду оттуда и превращусь в нормального человека. Мне нужно перестроиться.
   Кэти покорилась неизбежному и вернулась в кухню. Джек оделся, не соблюдая особой строгости костюма. Во время уик-энда можно обойтись без галстука. Он решил не надевать и костюм и ехать в Лэнгли на своей машине.
* * *
   Над Гибралтаром стоял великолепный вечер. Европа — на севере, Африка — на юге. Геологи утверждают, что узкий пролив когда-то представлял собой горную цепь, а Средиземное море было сухой впадиной до тех пор, пока Атлантический океан не прорвал преграду. Вот было бы здорово наблюдать за этим моментом отсюда, с тридцати тысяч футов.
   И что совсем хорошо — в то время не пришлось бы беспокоиться о пассажирских самолётах. Теперь он должен постоянно прислушиваться к предупреждениям по цепи оповещения, чтобы какой-нибудь авиалайнер не попал случайно наперерез его курсу. Или наоборот, что было, говоря по правде, более честным.
   — Вот наши друзья, — заметил Робби Джексон.
   — Никогда не видел их раньше, сэр, — ответил лейтенант Уолтерс.
   «Друзья» — советский авианосец «Кузнецов», первый настоящий авианосец русского флота. Водоизмещение шестьдесят пять тысяч тонн, несёт тридцать самолётов, а также с десяток вертолётов. Сопровождал «Кузнецова» эскорт из крейсеров «Слава» и «Маршал Устинов», а также эскадренные миноносцы, один из которых походил на эсминец класса «Современный» и два — класса «Удалой». Корабли двигались на восток в тесной тактической группе, отставая примерно на двести сорок миль от ударной группы американского авианосца «Теодор Рузвельт». Около половины суток хода, подумал Робби, или полчаса лета — зависит, как посмотреть.
   — Пролетим над ними? — спросил Уолтере.
   — Нет, зачем выводить их из себя?
   — Похоже, что они куда-то спешат, — заметил офицер радиолокационного перехвата, глядя в бинокль. — Скорость не меньше двадцати пяти узлов.
   — Может быть, они просто хотят побыстрее миновать пролив.
   — Сомневаюсь, шкипер. Как вы думаете, что они делают здесь?
   — Судя по развод данным, то же самое, что и мы. Тренировка, демонстрация флага, ищут друзей и влияют на людей.
   — Разве вам не приходилось однажды сталкиваться с ними…
   — Было дело, несколько лет назад, «Форджер» запустил мне ракету с инфракрасной системой наведения прямо в зад. Впрочем, мне удалось благополучно посадить своего «Тома». — Робби сделал паузу. — Потом нам передали, что это была случайность, и пилота наказали.
   — И вы поверили этому?
   Джексон последний раз посмотрел на ударную группу русских кораблей.
   — Представь себе, поверил.
   — Первый раз, когда я увидел фотографию этого корабля, то сказал себе: «Вот военно-морской крест, которым ещё никого не наградили».
   — Успокойся, Шреддер. О'кей, мы увидели их. Теперь летим обратно. — Робби передвинул ручку управления, чтобы повернуть самолёт обратно на восток. Он сделал это плавным движением в отличие от всякого молодого пилота, который поставил бы самолёт на крыло резким разворотом. Стоило ли подвергать фюзеляж истребителя напрасным перегрузкам? — Шреддер, лейтенант Генри Уолтерс, сидевший позади Джексона, заключил из этого, что командир авиакрыла не по годам стареет.
   Но он ошибался. Не очень-то Джексон старел. Капитан первого ранга был, как всегда, внимателен и видел все. Его кресло было сдвинуто до предела вперёд, потому что Робби не вышел ростом. В результате у него было широкое поле обзора. Его взгляд непрерывно обегал окружающее воздушное пространство — слева — направо, сверху вниз и почти каждую минуту останавливался на приборах. Больше всего он беспокоился о гражданских самолётах, но не забывал и о частных, так как сегодня был уик-энд и много любителей крутилось вокруг Гибралтарской «скалы», фотографируя её. Лётчик-любитель в «Лиэрджете», подумал Робби, может оказаться опаснее приближающегося «Сайдуайндера»…
   — Господи! Приближается на девять часов!
   Голова капитана первого ранга Джексона повернулась налево, словно на пружине. В пятидесяти футах от них летел МИГ-29, «Фалкрэм-Н», новый морской вариант русского истребителя, созданный с целью обеспечить превосходство в воздухе. Из-за прозрачной маски шлема на него смотрело лицо русского пилота. Робби увидел, что под крыльями русского истребителя висят четыре ракетных снаряда «воздух — воздух», тогда как у «Томкэта» их было сейчас только два.