Клэнси Том. Все страхи мира

   Очень маловероятно.
   — Знаешь, что меня беспокоит? — Манкузо посмотрел на Рикса.
   — Что?
   — Наш флот использует подводные ракетоносцы вот уже больше тридцати лет. Никому не удавалось обнаружить нас в районах с большой глубиной. Когда я служил помощником на «Хэммерхед», мы проводили учения по обнаружению «Джорджии» и получили мощный пинок в зад. Будучи командиром «Далласа», я не пробовал выследить подлодку класса «Огайо», а единственное совместное учение «Пуласки» оказалось для меня самым трудным за всю службу. Зато мне удавалось садиться «на хвост» «Дельтам», «Тайфунам» и всему остальному, что спускали на воду русские. Я сумел сделать снимки корпуса «Викторов». Мы стали такими экспертами в этом деле… — Командир соединения наморщил лоб. — Гарри, мы были самыми лучшими.
   Рикс старался говорить спокойно и рассудительно.
   — Барт, мы и теперь лучшие в мире. С нами могут сравниться англичане, может быть, да и они отстают. Нет больше никого, равного нам по классу. Но у меня появилась мысль.
   — Что за мысль?
   — Тебя беспокоят лодки класса «Акула». Я понимаю. Это хорошие лодки, может быть, похожие на наши субмарины класса 637, и это лучшее, что есть у русских. Далее, у нас приказ избегать контактов со всеми подводными лодками, однако ты отметил Росселли за то, что он сумел сесть «на хвост» одной из «Акул» Наверно, командование не похвалило бы тебя за это.
   — А ты догадлив, Гарри. Действительно, кое-кому это совсем не понравилось. Но если им не по нраву то, как я командую соединением, пусть ищут другого командира.
   — Что нам известно об «Адмирале Лунине»?
   — Он находится на верфи, проходит текущий ремонт Выйдет в конце января.
   — Судя по тому, что бывало в прошлом, он станет издавать меньше шума.
   — Возможно. Ходят слухи, что на «Адмирале» установят новую гидролокационную систему, отстающую от наших лет на десять, — добавил Манкузо.
   — Не говоря об акустиках. И всё-таки «Адмирал Лунин» не сравнится с нашими подлодками, даже близко не подойдёт. И мы сможем доказать это.
   — Каким образом?
   — Почему бы не порекомендовать командованию: пусть любая наша подлодка, встретившая русскую «Акулу», приложит все усилия, чтобы сесть ей «на хвост». Пусть командиры ударных подлодок постараются добиться этого. А если такое без риска обнаружения сможет осуществить ракетоносец, надо разрешить это и ему. Мне кажется, нам не мешает собрать побольше информации о русских субмаринах этого класса. Вдруг они действительно представляют угрозу — в этом случае у нас появятся новые данные — Гарри, командующий от такого предложения просто взовьётся. Ему эта идея придётся не по вкусу. — Однако сам Манкузо был уже захвачен ею, и Рикс понял это.
   Он презрительно фыркнул.
   — Ну и что? С нами никто не сравнится. Ты это знаешь — я тоже. Да и наверху это хорошо известно. Если хочешь, установим разумные правила.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Каково самое большое расстояние, на протяжении которого удавалось следить за подлодкой класса «Огайо»?
   — Четыре тысячи ярдов. Это был Майк Хаймбах на «Скрэнтоне», когда он сел «на хвост» Фрэнку Кемени на «Теннесси». Кемени успел обнаружить Хаймбаха раньше — примерно на одну минуту Если бы разрыв оказался меньшим, это походило бы на заранее спланированное учение.
   — Ну хорошо, увеличим расстояние… скажем, в пять раз. Это более чем безопасно, Барт. У Майка Хаймбаха была совершенно новая подлодка, первый вариант новейшей гидролокационной интегрированной системы и три дополнительных акустика из шестой группы, если я не ошибаюсь.
   Манкузо кивнул.
   — Да, они намеренно провели это испытание и, делая из него выводы, всякий раз истолковывали их не в пользу «Огайо». Им хотелось узнать, можно ли обнаружить наш ракетоносец. Всё было против него — изотермические воды под слоем термоклина и всё остальное.
   — И всё-таки «Теннесси» одержал верх, — напомнил Рикс. — Фрэнку дали команду не проявлять излишнюю бдительность, и все равно он обнаружил ударную подлодку раньше. Насколько я помню, он успел закончить расчёты торпедного залпа на три минуты быстрее Майка.
   — Это верно. — Манкузо задумался. — Пусть минимальное расстояние составит двадцать пять тысяч ярдов — не ближе.
   — Отлично. Я не сомневаюсь, что смогу следить за «Акулой» на этом расстоянии. На моей лодке превосходная гидролокационная система и хорошие акустики — да что я говорю, так обстоит дело на всех ракетоносцах. Если я столкнусь с ним, то сяду ему «на хвост» и соберу всю информацию, в которой мы нуждаемся. Проведу вокруг него кольцо радиусом в двадцать пять тысяч ярдов и не нарушу эту границу. Не может быть, чтобы и он сумел меня обнаружить.
   — Пять лет назад командование расстреляло бы нас обоих за одни такие разговоры, — заметил Манкузо.
   — Сейчас другое время. Понимаешь, Барт, можно проверить это на подлодке 688-го класса, подогнать её гораздо ближе, но что это докажет? Зачем размениваться на мелочи? Если мы действительно обеспокоены уязвимостью ракетоносцев, нужно провести настоящее испытание.
   — Ты уверен, что справишься?
   — Конечно, черт побери! Я представлю своё предложение в оперативный отдел в письменном виде, а ты можешь переслать его выше.
   — Ты отдаёшь себе отчёт в том, что оно окажется в Вашингтоне?
   — Да. Никаких больше заявлений о том, что «мы прячемся с гордостью». Да за кого нас принимают? Мы что, старые бабы? Разрази меня гром, Барт, я командую боевым кораблём — боевым! Если кто-то хочет убедиться в моей уязвимости, то я берусь доказать, что это — полная чепуха! Никому не удавалось сесть мне «на хвост». Никому не удастся, и я докажу это.
   Беседа шла совсем не так, как ожидал Манкузо. Рикс разговаривал как настоящий подводник. Такой разговор нравился коммодору.
   — Тебе придётся выдержать немало критики. Мы зажигаем фитиль, и огонь помчится дальше.
   — Критика обрушится и на тебя.
   — Я командую соединением. Меня все критикуют.
   — Готов рискнуть, Барт. Сначала мне придётся как следует подготовить свою команду — в особенности акустиков и группу слежения. У меня достаточно времени и отличные специалисты.
   — Хорошо. Дай мне своё предложение в письменном виде. Я одобрю его и пошлю дальше.
   — Видишь, как все просто? — ухмыльнулся Рикс. Если тебе хочется стать лучшим командиром в соединении, где подлодками командуют отличные шкиперы, подумал он, нужно выделиться из общей массы. Оперативное управление в Пентагоне наверняка проявит большой интерес. Они обратят внимание, что автором этого предложения является Гарри Рикс, известный им как умный и осторожный командир. Исходя из этого, а также при поддержке Манкузо, поколебавшись, там согласятся с таким планом. Утвердится образ Гарри Рикса — лучшего инженера-подводника в американском ВМФ, человека, готового делами доказать свою правоту. Да, неплохой образ. Его заметят и запомнят.
   — Ну, как тебе понравились Гавайи? — поинтересовался Манкузо, очень довольный командиром «золотого» экипажа ракетоносца «Мэн».

* * *

   — Интересные сведения по Астрофизическому институту Карла Маркса. — Полковник передал Головко пачку чёрно-белых фотографий.
   Первый заместитель председателя КГБ посмотрел на фотографии и положил их на стол.
   — Пустое здание?
   — Почти пустое. Но внутри мы нашли вот это — грузовой манифест и накладная на пять станков американского производства. Новейшие станки, очень совершенные и чрезвычайно дорогие.
   — Для чего они применяются?
   — У них широкое использование. Например, их применяют при обработке зеркал для астрономических телескопов, что соответствует профилю института. Наши друзья в Арзамасе сообщили нам, однако, что такие же станки используются для обработки компонентов ядерного оружия.
   — Расскажите об институте подробнее.
   — Он представляется совершенно законным. Во главе его должен был стоять ведущий астроном, известный не только в ГДР, но и за границей. Теперь институт присоединён к Институту Макса Планка в Берлине. Они намерены создать крупный телескоп в Чили и проектируют космический спутник, ведущий наблюдение в рентгеновском диапазоне, вместе с Европейским агентством космических исследований. Следует заметить, что принцип действия телескопов, работающих в диапазоне рентгеновского излучения, примерно такой же, что используется в области создания ядерного оружия.
   — Как отличить научные исследования…
   — Между ними нет различий, — признал полковник. — Я проверял это. От нас самих просочилась информация по этой тематике.
   — Что? Каким образом?
   — В различных научных журналах опубликовано несколько статей по физике звёзд. Одна из статей так и начинается словами:
   «Вообразите центральное ядро звезды с постоянными изменениями рентгеновских потоков». Причём сюда нужно внести маленькую поправку: автор описывает звезду с потоком излучения во много раз интенсивнее, чем ядро любой звезды, — на четырнадцать порядков.
   — Не понимаю, — буркнул Головко. Ему было трудно следить за этой научной тарабарщиной.
   — Автор описал физическую среду, активность которой в сто тысяч миллиардов раз превосходит активность в ядре любой звезды. Фактически это описание процессов, происходящих внутри термоядерной бомбы в момент её детонации.
   — И каким образом такое могло пройти мимо цензоров? — спросил Головко, не скрывая изумления.
   — Товарищ генерал, не следует переоценивать научную подготовку наших цензоров. Как только один из них увидел фразу «вообразите центральное ядро звезды», он сразу сделал вывод, что содержание статьи не имеет отношения к безопасности государства. Эта статья была напечатана пятнадцать лет назад. Но были и другие. За последнюю неделю мне стало ясно, насколько бесполезны наши меры по обеспечению безопасности, направленные на сохранение тайн. А теперь представьте себе, что публикуют американцы, у которых нет секретности в науке. К счастью, только очень умные люди могут усвоить всю информацию, которая содержится в публикациях. Но такие люди существуют, и в этом нет ничего невероятного. Я говорил с группой молодых инженеров в Кыштыме. С небольшой помощью со стороны комитета можно провести глубокое исследование, насколько широки сведения, содержащиеся в открытой научной литературе. На это потребуется пять-шесть месяцев. Такое исследование не окажет прямого воздействия на наш проект, но мне кажется, что оно будет в высшей степени полезным. Я думаю, мы серьёзно недооцениваем опасность появления ядерного оружия в странах третьего мира.
   — Но это не правда, — возразил Головко. — Нам известно, что…
   — Видите ли, три года назад я сам принимал участие в составлении доклада. А сейчас хочу заявить, что мои оценки были чрезмерно оптимистичными.
   Первый заместитель председателя комитета чуть задумался.
   — Пётр Иванович, вы честный человек.
   — Нет, я просто испуганный человек, — покачал головой полковник.
   — Вернёмся в Германию.
   — Хорошо. Из числа тех специалистов, которые, по нашему мнению, подозреваются в том, что принимали участие в разработке проекта по производству атомного оружия в ГДР, трое исчезли. Причём вместе с семьями. Остальные нашли себе другую работу. Двое, возможно, принимают участие в ядерных исследованиях, направленных на военные цели, но и здесь многое неясно. Где провести границу между мирными физическими исследованиями и военными разработками? Я этого не знаю.
   — А те трое, что исчезли?
   — Один из них определённо находится в Южной Америке. Остальные двое просто пропали. Полагаю, следует организовать крупномасштабную операцию и выяснить, что происходит в Аргентине.
   — Какова позиция американцев? — задумчиво произнёс Головко.
   — Ничего определённого. Думаю, им тоже ничего не известно, как и нам. — Полковник сделал паузу. — Трудно вообразить, что им нравится дальнейшее распространение ядерного оружия. Это противоречит политике их правительства.
   — Тогда объясните их отношение к Израилю.
   — Израильтяне получили расщепляемые материалы от американцев лет двадцать назад. Плутоний с американского завода на Саванна-ривер и обогащённый уран со склада в Пенсильвании. По-видимому, в обоих случаях сделки были незаконными. Сами американцы провели расследование инцидентов. По их мнению, израильский Моссад сумел провести одну из крупнейших операций в истории с помощью американцев еврейского происхождения, занимавших ответственные должности. Дело не было передано в суд. Добытая ими информация была получена из источников, которые нельзя огласить в суде, и американцы пришли к заключению, что с политической точки зрения нежелательно раскрывать нарушения, связанные с секретной деятельностью правительства. Всё было спущено на тормозах. Американцы и европейцы проявили небрежность, продавая ядерную технологию многим странам, однако и мы совершили ту же ошибку с Китаем и ГДР, правда? Нет, — заключил полковник, — я не думаю, что американцы заинтересованы в том, чтобы в Германии появилось ядерное оружие. Так же, как и мы.
   — Следующий шаг?
   — Не знаю, товарищ генерал. Мы предприняли все возможные шаги, какие не влекли за собой риска обнаружить себя. Мне кажется, нужно провести расследование в Южной Америке. Затем осторожно прощупать немецких военных и выяснить, есть ли какие-нибудь намёки на ядерную программу.
   — В этом случае нам было бы уже известно… — Головко нахмурился. — Боже мой, что это я говорю? Какие системы доставки ядерного оружия к цели наиболее вероятны?
   — Самолёты. Необходимость в баллистических ракетах отсутствует. Из Восточной Германии не так уж далеко до Москвы. Им известны наши противоракетные средства защиты, верно? Мы оставили в Германии немало нашего снаряжения.
   — Пётр, неужели у тебя сегодня нет для меня никаких хороших новостей?
   На лице полковника появилась мрачная улыбка.
   — Эти кретины на Западе продолжают твердить, каким безопасным стал наш мир.

* * *

   Процесс спекания вольфрама и рения был исключительно прост. Для этого использовался высокочастотный горн, похожий на микроволновую печь. Металлическим порошком наполняли форму и помещали её в горн для нагрева. После того как порошок раскалялся добела — к сожалению, температура была недостаточной, чтобы расплавить вольфрам, обладающий очень высокой температурой плавления, — раскалённую массу помещали под пресс. В результате воздействия высокой температуры и давления образовывался материал, который по своим свойствам, хотя и не являлся металлом, но достаточно походил на него, чтобы использоваться в качестве последнего. Одну за другой изготовили двенадцать изогнутых заготовок. Далее они должны были пройти обработку на станках, а пока их положили на отведённое место на полках в мастерской.
   Большой фрезерный станок был занят обработкой последней крупной детали из бериллия — полуметрового металлического гиперболоида двадцати сантиметров в самой широкой части. Замысловатая форма детали делала обработку очень трудной даже для станка с программным управлением, но иного выхода не было.
   — Понимаете, первоначальный поток нейтронов представит собой простое сферическое расширение от первичного взрыва, но его захватит бериллий, — объяснял Фромм, стоя рядом с Куати. — Эти металлические элементы отражают нейтроны, которые движутся по спирали со скоростью, составляющей около двадцати процентов скорости света, и в конусе мы оставим для них лишь одно отверстие. Внутри гиперболоида будет находиться этот цилиндр из дейтерида лития, обогащённого тритием.
   — Но это произойдёт так быстро, — заметил командир. — Взрывчатые вещества все уничтожат.
   — Для понимания этого процесса требуется новое мышление. Каким бы стремительным ни было действие взрывчатки, нужно помнить, что нам требуются всего три сотрясения, чтобы внутри бомбы завершился процесс детонации.
   — Три чего?
   — Сотрясения. — Фромм позволил себе одну из редких улыбок. — Вы знаете, что такое наносекунда? Это одна миллиардная доля секунды, десять в минус девятой степени. За этот отрезок времени луч света пробегает всего тридцать сантиметров, то есть вот отсюда сюда. — Он расставил ладони на расстояние одного фута друг от друга.
   Куати кивнул. Действительно, очень короткий отрезок времени.
   — Отлично. «Сотрясение» — это десять наносекунд. За это время свет пробегает три метра. Термин был изобретён американцами в сороковых годах. Они считали, что это время, необходимое ягнёнку, чтобы тряхнуть хвостом. Шутка учёных. Понимаете? Иными словами, за три сотрясения свет пройдёт около девяти метров, а внутри атомной бомбы начнётся и завершится процесс детонации. Это во много тысяч раз меньше, чем требуется для детонации химических взрывчатых веществ.
   — Понятно, — сказал Куати, в этом слове правда сочеталась с ложью. Он вышел из мастерской, позволив Фромму снова погрузиться в свои ужасные мечты.
   Гюнтер ждал командира на открытом воздухе.
   — Ну?
   — Я разработал американскую сторону операции, — заявил Бок. Он развернул карту и положил её на землю. — Мы разместим бомбу вот здесь.
   — Что это за место? — Бок ответил. — Сколько? — поспешил поинтересоваться Куати.
   — Более шестидесяти тысяч. Если взрывная сила бомбы будет равна той, что нам обещают, радиус смертельного поражения охватит все это. — Гюнтер обвёл пальцем вокруг Денвера. — Общее количество убитых от ста до двухсот тысяч.
   — И это все? Для ядерной бомбы? Всего сто — двести тысяч?
   — Исмаил, это всего лишь мощное взрывное устройство.
   Куати закрыл глаза и выругался про себя. Всего минуту назад ему сообщили, что атомный взрыв будет чем-то совершенно невероятным даже для человека с его опытом, а теперь утверждают обратное. Однако командир был достаточно умён и понял, что оба эксперта говорят правду.
   — Почему ты выбрал именно это место? Бок ответил и на этот вопрос:
   — Было бы приятно убить их президента.
   — Действительно приятно, но полезно ли для успеха операции?
   — Можно доставить бомбу в Вашингтон, однако слишком велика опасность, что там её обнаружат, слишком велика. Мой план, командир, должен учитывать то обстоятельство, что у нас только одна бомба и всего лишь один шанс. Поэтому нам нужно максимально уменьшить опасность обнаружения и при выборе цели исходить в первую очередь из этих соображений.
   — А германская сторона операции?
   — Её осуществление пройдёт гладко.
   — Но она достигнет своей цели? — спросил Куати, глядя на пыльные ливанские холмы.
   — Надеюсь. На мой взгляд, вероятность успеха составляет шестьдесят процентов.
   В самом худшем случае мы накажем и американцев и русских, подумал командир. И тут же возник следующий вопрос: достаточно ли этого? Лицо Куати окаменело, пока он обдумывал ответ.
   Однако вопрос не был единственным. Куати считал, что умирает. Болезнь то наступала, то временами успокаивалась подобно неумолимому приливу, но это был прилив, который никогда не возвращался к исходной точке, туда, где был год или месяц назад. Хотя сегодня он чувствовал себя хорошо, Куати знал, что это обманчиво. Вероятность того, что его жизнь закончится в будущем году, была такой же, как и шансы успешного осуществления плана Бока. Но разве он может позволить себе умереть, не приняв всех мер, чтобы операция была завершена при его жизни?
   Нет, и если приближается его собственная смерть, какое значение имеют жизни остальных? Тем более, они всего лишь неверные, варвары.
   Гюнтер тоже неверный, настоящий варвар. Марвин Расселл вообще язычник. Люди, которых ты собираешься убивать, не такие уж и неверные. Как там о них сказано в Коране: «Заблудшие — последователи пророка Иисуса, но тоже люди, которые верят в единого Бога».
   Но ведь и евреи — люди, говорит Магомет. Так заявлено в Коране. Они духовные прародители ислама, такие же дети Абрахама, как и арабы. Многое в их религии совпадало с его религией. Его война против Израиля не была религиозной войной. Она велась из-за его народа, изгнанного со своей земли, вытесненного другим народом, который заявил, что руководствуется религиозными причинами, тогда как причины были совсем в ином.
   Куати рассматривал свои духовные взгляды во всём их противоречии. Израиль — его враг. Американцы — тоже враги. И русские. Это была его личная теология, и хотя он считал себя мусульманином, то, что управляло ею жизнью, не имело почти никакого отношения к Богу, как бы он ни утверждал противоположное, обращаясь к своим сторонникам.
   — Продолжай разработку плана, Гюнтер.

Глава 20
Соперничество

   В середине сезона Национальной футбольной лиги «Викинги» и «Мустанги» по-прежнему лидировали. Стараясь забыть о своём поражении в добавочное время от Миннесоты, Сан-Диего на следующей неделе взяло реванш дома в игре со слабой командой Индианаполиса, которую разгромило со счётом 45:3, тогда как «Викингам» пришлось напрячь все силы в матче против «Гигантов» вечером понедельника, с трудом одержав верх — 21:17. Тони Уиллс завершил тысячу ярдов прорывов с мячом в третьей четверти восьмого матча текущего сезона и уже был единогласно признан лучшим новичком года. Кроме того, он стал официальным представителем Национальной футбольной лиги в президентской кампании по борьбе с наркотиками. Затем «Викинги» споткнулись на «Сорок девятых», проиграв 16:24. Сан-Диего последовало их примеру — 1:7, и они сравнялись, однако их ближайшим соперником в центральном округе НФЛ, «черно-синем», были «Медведи» — 4:3. Равенство в Национальной футбольной лиге пришло и исчезло. Как всегда, единственные, кто мог бросить серьёзный вызов, были «Дельфины» и «Рейдеры», матчи с которыми «Мустанги» будут проводить в конце сезона.
   Это ничуть не успокаивало Райана. Он засыпал все труднее, несмотря на всепоглощающую усталость, ставшую неотъемлемой частью его жизни. Раньше, когда по ночам его мучили мысли, он вставал и, стоя у окна, выходившего на Чесапикский залив, следил за кораблями и яхтами, что проплывали в нескольких милях вдали. Теперь он их не замечал. Ноги сделались усталыми и слабыми, не успевали отдохнуть, настолько усталыми, что приходилось напрягаться, чтобы стоять. Желудок восставал против излишней кислотности — результат постоянного напряжения, усиленного кофеином и алкоголем. Ему нужен был сон, возможность расслабить мышцы, бездонное забытьё, позволяющее сознанию отключиться от необходимости каждодневно принимать решения. Ему были нужны упражнения и многое другое. Ему хотелось снова стать мужчиной. Однако вместо этого Райана мучила бессонница, его сознание не переставало перекатывать в мозгу мысли, преследовавшие его днём, и неудачи — ночью.
   Джек знал, что Лиз Эллиот ненавидит его. Ему даже казалось, что он знает почему. Это началось с их первой встречи несколько лет назад в Чикаго. У неё было плохое настроение, у него — тоже, и представление друг другу превратилось в словесную дуэль, причём оба не трудились выбирать слова. Разница между ними заключалась в том, что Райан был готов не обращать внимания на обиды — по крайней мере на большинство обид, а вот она их не забывала. Кроме того, президент прислушивался к её мнению. Из-за Эллиот никогда не станет известна истинная роль Райана в заключении Ватиканского договора. Это была его единственная заслуга, не запятнанная интересами ЦРУ. Райан гордился тем, чего добился в Центральном разведывательном управлении, хотя и знал, что его работа там преследовала узкие политические или стратегические цели, направленные на благо его страны, тогда как Ватиканский договор преследовал задачу улучшения жизни во всём мире. И теперь предмет его гордости исчез, его заслуги отданы другому. Джек не хотел претендовать на то, чтобы вся честь операции принадлежала только ему. Деятельность, направленная на заключение договора, осуществлялась несколькими, но он надеялся, что его имя будет упомянуто среди них. Разве такое желание чрезмерно? Четырнадцатичасовые рабочие дни, причём нередко в автомобилях, трижды он рисковал жизнью — и все ради чего? Чтобы какая-то политическая сука из Беннингтона швыряла в корзину сделанные им оценки ситуации.
   Да если бы не я, не то, что сделано мной, ты, Лиз, никогда не заняла бы этой должности, думал он. То же самое относится и к твоему боссу. Ледяному человеку, Джонатану Роберту Фаулеру из Огайо!
   Но они не могут знать этого. Он дал слово. Дал слово кому? Ради чего?