Клэнси Том. Все страхи мира

* * *

   — Что это? — спросил Парсонс. В настоящее время ему нечего было делать. Срочно связавшись с Вашингтоном, он решил доверить анализ частиц, собранных им на месте взрыва, другим членам группы, не хуже его знакомым с лабораторной процедурой. Теперь Парсонс вызвался помочь врачам. У него были с собой приборы, с помощью которых он измерил степень радиоактивного облучения у пожарных и горстки уцелевших посетителей стадиона, потому что обычные врачи не обладают достаточным опытом в этом деле. Положение было не особенно радостным. Из семи человек, сумевших уцелеть при взрыве, у пятерых уже проявились симптомы тяжёлой радиационной болезни. Радиоактивное облучение у них составляло от четырехсот до тысячи рентген. Шестьсот рентген — максимальная доза облучения, при которой ещё возможно выжить, хотя известны случаи, когда люди выживали в результате героических усилий врачей и при более высоких дозах. Разумеется, если можно назвать словом «выживание» способность человека прожить ещё один или два года с телом, раздираемым несколькими формами рака. К счастью, последний из семи получил, по-видимому, наименьшую дозу радиации. Он замёрз, хотя его руки и лицо жестоко обгорели, но зато не страдал ещё от приступов рвоты. Вдобавок, он совсем оглох.
   Парсонс увидел, что это был молодой человек. В мешке с одеждой, что находился рядом с его кроватью, находился револьвер и значок полицейского. Кроме того, он сжимал что-то в руке и, когда поднял голову, увидел рядом с руководителем группы чрезвычайных ситуаций агента ЦРУ.
   Полицейский Пит Доукинс был в состоянии глубокого шока, едва живой. Он дрожал всем телом — мокрый, замёрзший, переживший больше ужаса, чем может выпасть на долю человека, сумевшего уцелеть. Его сознание разделилось в трех или четырех направлениях, каждое из которых имело определённую устремлённость, причём ни одно из направлений не было логически связанным. Впрочем, одна мысль в его сознании удерживалась вместе как единое целое благодаря профессиональной подготовке полицейского. Когда Парсонс провёл каким-то прибором по одежде, которая ещё совсем недавно была на Доукинсе, полуслепые глаза полицейского увидели совсем рядом ещё одного мужчину в синей пластиковой куртке, на рукавах и груди которой виднелись крупные буквы ФБР.
   Молодой полицейский рванулся вперёд, выдернув из вены на руке иглу от аппарата внутривенного вливания. Врач и медсестра, стоявшие рядом, силой уложили его обратно, но Доукинс сопротивлялся отчаянно, с силой безумного, протягивая руку к агенту ФБР.
   Специальный агент Билл Клинтон тоже испытал тяжёлое потрясение. Лишь причуда служебного распорядка спасла ему жизнь. У него был билет на матч, но пришлось отдать его другому сотруднику. Из-за этой неприятности, которая всего четыре дня назад привела его в ярость, жизнь молодого агента была спасена. То, что он увидел на стадионе, потрясло его. Полученная Клинтоном доза облучения — всего сорок рентген, по словам Парсонса, — перепугала его до смерти, но он был тоже полицейским и потому взял листок бумаги из руки Доукинса.
   Он увидел, что это список автомобильных номерных знаков. Один номер был обведён кружком и рядом с ним стоял вопросительный знак.
   — Что это значит? — спросил Клинтон, наклонившись к полицейскому через плечо медсёстры, пытавшейся вставить в вену Доукинса иглу.
   — Фургон, — прошептал полицейский, не слыша вопроса, но догадываясь о его содержании. — Проехал мимо меня… попросил сержанта проверить, но — южная сторона, рядом с телевизионными фургонами. Это был фургон компании Эй-би-си, маленький, в нём сидели двое, я пропустил его. Его не было в моём списке.
   — Южная сторона — это что-нибудь значит? — спросил Клинтон у Парсонса.
   — Там произошёл взрыв. — Парсонс наклонился к лежащему полицейскому. — Как выглядели эти двое? — Он показал на листок бумаги, потом на себя и Клинтона.
   — Белые, лет по тридцать, обычные… сказали, что приехали из Омахи… привезли видеорекордер. Я подумал, странно, что они из Омахи… сказал сержанту Янкевичу… пошёл проверить фургон ещё до взрыва…
   — Послушайте, — сказал врач. — больной в тяжёлом состоянии, и мне придётся…
   — Отойдите, — бросил Клинтон.
   — Ты посмотрел внутрь фургона?
   Доукинс только глядел на него ничего не понимающими глазами. Парсонс схватил лист бумаги, нарисовал на нём очертания фургона и ткнул в него карандашом.
   Доукинс кивнул, уже теряя сознание.
   — Большой ящик, три фута, написано «Сони» — они сказали, что это видеорекордер. Фургон из Омахи… но… — Он показал на список номерных знаков.
   Клинтон тоже взглянул.
   — Номерные знаки штата Колорадо!
   — Я пропустил их, — произнёс Доукинс и потерял сознание.
   — Ящик в три фута, — задумчиво сказал Парсонс.
   — Пошли.
   Клинтон выбежал из помещения экстренной помощи. Ближайшие телефоны стояли на столе приёмного отделения. Все четыре были заняты. Клинтон выхватил трубку из руки сидящего за столом санитара, нажал на рычаг и отключил линию.
   — Что вы делаете!
   — Молчать! — скомандовал агент. — Дайте Хоскинса… Уолт., это Клинтон из больницы. Нужно срочно проверить номерной знак. Колорадо, E-R-P-пять-два-ноль. Подозрительный фургон на стадионе. В нём приехали двое мужчин, лет по тридцать, белые, выглядели обычно. Свидетелем является полицейский, но сейчас он потерял сознание.
   — Хорошо. Кто с тобой?
   — Парсонс из ядерной группы.
   — Отправляйся сюда — впрочем, нет, оставайся там, но держи эту линию открытой.
   Хоскинс нажал кнопку, не выключая связи с Клинтоном, набрал по памяти номер телефона департамента регистрации автомобилей штата Колорадо.
   — Это ФБР: мне нужно быстро проверить номерной знак. Ваш компьютер работает?
   — Да, сэр, — заверил его женский голос.
   — Эдвард-Роберт-Пол-пять-два-ноль. — Хоскинс посмотрел на свой письменный стол. Почему это так ему знакомо?
   — Очень хорошо. — Хоскинс услышал щёлканье клавишей. — Вот, это совершенно новый фургон, зарегистрирован на имя Роберта Френда из Роггена. Вам нужен номер водительского удостоверения мистера Френда?
   — Боже мой, — прошептал Хоскинс.
   — Извините, сэр?
   Хоскинс повторил номер.
   — Да, правильно.
   — Вы не могли бы проверить ещё два номера удостоверений?
   — Конечно.
   Хоскинс продиктовал их.
   — Первый номер вы назвали не правильно… и второй тоже… подождите минутку, эти номера похожи…
   — Я знаю. Спасибо. Хоскинс положил трубку.
   — Давай, Уолт, думай побыстрее…
   Но сначала ему нужна ещё информация от Клинтона.

* * *

   — Мюррей слушает.
   — Дэн, это Уолт Хоскинс. У нас здесь кое-что произошло, и тебе нужно знать об этом.
   — Давай.
   — Наш друг Марвин Расселл поставил фургон у стадиона. Руководитель группы чрезвычайных ядерных ситуаций утверждает, что место стоянки фургона совсем рядом с тем местом, где взорвалась бомба. Был по крайней мере ещё один — нет, подожди минутку… С ним был ещё один мужчина в фургоне, а другой ехал, должно быть, в арендованном автомобиле. Дальше. Внутри фургона находился большой ящик. Фургон был выкрашен в цвета телевизионной компании Эй-би-си, но Расселла нашли мёртвым в мотеле за пару миль от стадиона. Поэтому он, наверно, оставил фургон у стадиона и ушёл. Дэн, похоже, что бомба могла попасть к стадиону именно таким образом.
   — Что ещё у тебя есть по этому делу, Уолт?
   — Фотографии из паспортов и другие документы ещё на двух мужчин.
   — Перешли их мне факсом.
   — Высылаю.
   Хоскинс встал и пошёл в центр связи. По пути он остановил идущего навстречу агента.
   — Разыщи детективов из полицейского департамента, занимающихся делом об убийстве Расселла, — где бы они ни были, пусть сейчас же свяжутся со мной по телефону.
   — Опять думаешь о том, что это был террористический акт? — спросил Пэт О'Дэй. — Я думаю, что бомба была для этого слишком мощной.
   — Расселл подозревался в террористической деятельности, и мы считаем, что он мог — черт побери! — воскликнул Мюррей.
   — В чём дело, Дэн?
   — Попроси архив, чтобы мне прислали фотографии из Афин — они в досье Расселла.
   Помощник заместителя директора ФБР ждал, когда закончится разговор по телефону.
   — Нас запрашивали греки после того, как один из их полицейских был убит, и они прислали нам несколько фотографий. Мне тогда показалось, что это Марвин, но… с ним в автомобиле сидел кто-то ещё, по-моему. Припоминаю, фотография была сделана в профиль…
   — Из Денвера поступает факс, — сообщил женский голос.
   — Несите его побыстрее, — скомандовал Мюррей.
   — Вот первая страница. Затем прибыло всё остальное.
   — Авиабилет… а это билет на следующий рейс после пересадки. Пэт…
   О'Дэй взял билеты.
   — Сейчас проверю.
   — Ты только посмотри на это, черт побери!
   — Знакомое лицо?
   — Он походит на… Исмаила Куати, может быть? Второго я не знаю.
   — Усы и причёска другие, Дэн, — заметил О'Дэй, отворачиваясь от своего телефона. — И лицо более худое. Лучше запроси архив, что у них там поновее. Не следует делать поспешные выводы.
   — Правильно. — Мюррей поднял телефонную трубку.

* * *

   — Хорошие новости, господин президент, — сообщил Борштейн из своего бункера под горой Шайенн. — Разведывательный спутник К-11 проходит над центральной частью Советского Союза. Сейчас там приближается рассвет, ясная безоблачная погода и нам удастся посмотреть на их ракетные базы. «Птичка» уже перепрограммирована. Национальный центр фоторазведки и Оффутт будут получать изображение в реальном времени.
   — Но не мы, — проворчал Фаулер. Такое оборудование не было установлено в Кэмп-Дэвиде, удивительная оплошность, подумал президент. А на борт ЛКП изображения будут поступать. Вот там-то мне и нужно было находиться, ещё раз подумал Фаулер.
   — Хорошо, сообщите мне, что появится на экранах.
   — Будет исполнено, сэр. Думаю, получим немало полезной информации, — пообещал генерал.
   — Изображение начало поступать, сэр, — послышался новый голос. — Это говорит майор Костелло из разведывательного отдела НОРАД, сэр. Все получается просто идеально — было бы невозможно рассчитать все более точно. Наша «птичка» пролетит над четырьмя ракетными полками, с юга на север, в Чангиз-Тобе, Алейске, Узхуре и Гладкой — все, кроме последней, базы баллистических ракет СС-18. В Гладкой развёрнуты ракеты устаревшей модели — СС-11. Сэр, Алейск — это одна из баз, которую они должны демонтировать, но пока не приступали…

* * *

   Утреннее небо над Алейском было чистым и безоблачным. Первый свет зари начал пробиваться на северо-востоке, однако солдатам ракетных войск стратегического назначения было не до красот природы. Они отставали от графика на несколько недель, и поступили приказы срочно устранить отставание. То, что их выполнить почти невозможно, не имело значения. У каждой из сорока пусковых шахт стоял мощный автокран. СС-18 — вообще-то русские называли их PC-20, что означало «ракеты стратегические номер 20» — были старыми ракетами, созданными более одиннадцати лет назад, из-за чего, между прочим. Советы и согласились демонтировать их. Ракетные двигатели работали на жидком топливе, причём топливо и окислитель представляли собой опасные едкие вещества — несимметричные диметилгидразин и четырехокись азота, — и то обстоятельство, что их называли «способными к хранению», являлось весьма относительным заявлением. Они действительно были более стабильными, чем криогенные виды топлива, потому что их не требовалось охлаждать, однако их токсичность была настолько велика, что попадание на кожу человека почти мгновенно приводило к смертельному исходу. Кроме того, по своей природе эти химические вещества были крайне реактивными. Мерой предосторожности служило то, что шахты вмещали ракеты, заключённые в стальные капсулы, походившие на гигантские винтовочные патроны, — советское изобретение, предохраняющее чувствительные приборы в шахтах от едких химических веществ. То, что советские специалисты вообще занимались такими сложными двигательными системами, объяснялось не столько тем, что такие двигатели — как утверждали американские разведслужбы — обладали большей энергетической мощностью, а сколько тем, что русские отставали в разработке надёжного и мощного твёрдого топлива для своих ракет. Это положение было исправлено лишь недавно, когда на вооружение начали поступать новые ракеты СС-25. Хотя межконтинентальные баллистические ракеты СС-18 являлись, без сомнения, крупными и мощными — в НАТО им было присвоено зловещее кодовое название «Сатана», — они отличались тем, что их техническое обслуживание было исключительно сложным и опасным, и обслуживающий персонал с радостью предвкушал, когда отделается от них. Не один специалист ракетных войск стратегического назначения поплатился жизнью при обслуживании и во время учений, подобно тому, как гибли американские специалисты, которые занимались в прошлом аналогичными американскими ракетами «Титан-11». Все ракеты, базирующиеся в Алейске, планировалось уничтожить, чем и объяснялось присутствие обслуживающего персонала и тяжёлых транспортных средств. Но прежде следовало демонтировать боеголовки. Американцы могли наблюдать за тем, как идёт уничтожение ракет, но боеголовки по-прежнему оставались их самой секретной частью. Под пристальным взглядом полковника с верхней части ракеты номер 31 небольшим краном был снят чехол, и теперь обнажились многоцелевые самонаводящиеся боеголовки. Каждая из них походила на конус диаметром сорок сантиметров у основания и сходилась до острой как игла верхушки в полутора метрах от него. И каждая представляла собой трехступенчатое термоядерное устройство мощностью в пятьсот килотонн. Солдаты обращались с боеголовками бережно, проявляя уважение, которого те явно заслуживали.

* * *

   — О'кей, начинают поступать картинки, — услышал Фаулер голос майора Костелло. — Почти никакой деятельности, сэр… Мы обращаем основное внимание всего на несколько шахт, те, которые видны лучше других, — здесь все поросло лесом, господин президент, но из-за наклона спутника мы знаем, какие шахты видим лучше других… вот шахта запуска на Тобе номер ноль-пять… ничего необычного… командный бункер… вижу часовых, патрулирующих базу., их больше, чем обычно… я различаю пять-семь человек, — их особенно чётко видно в инфракрасном спектре, там холодно, сэр. Больше ничего. Ничего необычного, сэр… отлично. Теперь приближаемся к Алейску. Господи!
   — Что такое?
   — Сэр, мы наблюдаем четыре шахты с четырех различных камер…
   — Это машины обслуживания, — послышался голос генерала Фремонта из командного центра стратегической авиации. — Машины обслуживания у каждой шахты запуска. Крышки, шахт открыты, господин президент.
   — Что это значит?
   — Господин президент, все эти ракеты относятся к категории СС-18, второй модификации, относительно устаревшей. К настоящему моменту они должны быть демонтированы, но пока остаются в строю. Сейчас мы видим пять шахт, сэр, и у каждой стоит грузовик. Вижу двух специалистов, что-то делающих с ракетами.
   — Что такое — машина обслуживания? — спросила Лиз Эллиот.
   — Это грузовики, на которых перевозят ракеты. На каждом имеется все, что необходимо для работы с ракетой. На каждую ракету приходится одна машина обслуживания — впрочем, больше чем одна. Это большой грузовик, похожий на пожарную машину, с подъёмным краном и лестницей, с встроенными нишами для инструмента и всего остального. Джим, похоже, они сняли чехол — да! Видны боеголовки, они ярко освещены, и специалисты что-то делают с разделяющимися боеголовками… Интересно что?
   Фаулер едва не потерял самообладание. Это походило на радиорепортаж футбольного матча, и…
   — Так что все это значит?!
   — Сэр, мы не знаем… приближаемся к Узхуру. Здесь почти никакого движения, на Узхуре установлены ракеты СС-18 новой модификации, пятой… никаких машин, снова вижу часовых. Господин президент, по-моему, часовых больше обычного. Теперь очередь Гладкой… ещё пара минут…
   — Почему там стояли грузовики у шахт запуска? — спросил Фаулер.
   — Сэр, я могу только сказать, что они что-то делают с ракетами.
   — Черт побери! Что именно делают?! — закричал Фаулер в микрофон.
   Ответ, который последовал, не был таким спокойным, как несколько минут назад.
   — Сэр, этого мы не можем сказать.
   — Тогда скажите, что вам известно!
   — Как я уже объяснил, господин президент, эти ракеты старого образца и нуждаются в постоянном техническом обслуживании. Они предназначены для демонтажа, но русские запаздывают с этим. Мы заметили усиленную охрану на всех трех базах баллистических ракет СС-18, но в Алейске у каждой шахты стояли грузовик и группа обслуживания, а крышки шахт были открыты. Это всё, что можно сказать в результате изучения полученных изображений.
   — Господин президент, — раздался голос генерала Борштейна, — майор Костелло сообщил вам все, что мог.
   — Генерал, вы сказали, что мы увидим нечто полезное во время пролёта спутника над ракетными базами. Что мы увидели?
   — Сэр, возможно, то обстоятельство, что в Алейске ведётся напряжённая работа с ракетами, может иметь значение.
   — Но вы не знаете, что это за работа!
   — Действительно, сэр, мы этого не знаем, — смущённо признался Борштейн.
   — Может быть, они готовят ракеты к запуску?
   — Мы не можем исключить такую возможность, сэр.
   — Боже мой!
   — Роберт, — сказала советник по национальной безопасности, — мне страшно.
   — Элизабет, у нас нет времени на это. — Фаулер овладел собой. — Нам нужно держать себя в руках и не упускать контроля над ситуацией. Мы должны убедить Нармонова.
   — Роберт, разве ты не видишь! Это не он! Только в этом случае события поддаются логическому объяснению. Мы не знаем, с кем ведём переговоры!
   — Так что же нам следует предпринять?
   — Я не знаю!
   — Ну что ж, кто бы это ни был, они не стремятся к ядерной войне. Этого не хочет никто. Иначе нужно быть безумцем, — почти по-отечески заверил её президент.
   — Ты уверен в этом? Роберт, ты действительно уверен? Ведь они пытались убить нас!
   — Даже если это и так, нам нельзя обращать на это внимание.
   — Но мы не можем позволить себе это. Если они пытались один раз, они сделают новую попытку! Неужели ты не понимаешь?
   Элен Д'Агустино, которая стояла в нескольких футах позади президента, ещё раз отметила, что правильно оценила Лиз Эллиот ещё прошлым летом. Она не просто груба и высокомерна, но и труслива. И какие она может давать советы президенту? Фаулер встал и направился в туалет. Пит Коннор пошёл следом за ним до самой двери, потому что даже это «путешествие» президенты не имеют права совершать в одиночку. Дага посмотрела вниз — на доктора Эллиот. Лицо её отражало… Что? Страх? — спросила себя агент Секретной службы. Нет, что-то иное, что-то за пределами страха. Элен тоже была испугана и наверняка не меньше доктора Эллиот, но ведь она не советник… К ней никто не обращался за советом, никто не просил её помочь разобраться в этом безумии. Да, конечно, в происходящем не было никакой логики, никакого смысла. Просто никакого. Но ведь в её обязанности не входило оценивать обстановку, это было обязанностью доктора Эллиот.

* * *

   — Установил контакт, — произнёс один из операторов на «Морском дьяволе-1-3». — Буй три, пеленг два-один-пять… скорость вращения винта… один винт… контакт с атомной подводной лодкой! Это не американская подлодка, винт не американский.
   — Слышу его на четвёртом, — заметил второй акустик. — Да, она прёт полным ходом; судя по числу оборотов винта, скорость больше двадцати узлов, может быть двадцать пять, пеленг с моего буя три-ноль-ноль.
   — Хорошо, — произнёс офицер-тактик. — Засёк координаты. Назовите курс.
   — У меня пеленг сейчас два-один-ноль! — отозвался первый акустик. — Парниша мчится сломя голову!
   Две минуты спустя стало ясно, что обнаруженная подлодка несётся прямо к ракетоносцу «Мэн».

* * *

   — Неужели это возможно? — спросил Джим Росселли. Радиограмма поступила с Кодиака прямо в Национальный военный командный центр — НВКЦ. Командир патрульной эскадрильи не знал, что делать, и требовал указаний. Кодовое обозначение радиограммы «Красная ракета», копия её поступила также в штаб командующего Тихоокеанским флотом, который тоже вот-вот затребует указаний сверху.
   — Что случилось? — спросил Барнс.
   — Он направляется прямо к месту, где находится «Мэн». Откуда он знает его координаты?
   — А мы как их узнали?
   — По аварийному бую — Боже, этот идиот так и остался у буя, не отошёл от него?
   — Может, сообщить президенту? — посоветовал подполковник Барнс.
   — Другого не остаётся. — И капитан первого ранга Росселли поднял трубку телефона.

* * *

   — Президент слушает.
   — Сэр, говорит капитан первого ранга Джим Росселли из НВКЦ. У нас вышла из строя подводная лодка в Аляскинском заливе, ракетоносец «Мэн» класса «Огайо». У неё повреждён винт, сэр, и она не может маневрировать. Прямо к ней направляется ударная советская субмарина, расстояние между ними около десяти миль. Наш противолодочный самолёт «Орион Р-ЗС» следит за русской подлодкой. Сэр, нам требуются указания.
   — Я считал, что русские не способны следить за нашими подводными ракетоносцами.
   — Совершенно верно, сэр, никто не обладает такими возможностями, но в данном случае они, должно быть, воспользовались радиопеленгом, когда наша подлодка запросила помощь. «Мэн» является одной из составляющих Единого интегрированного оперативного плана, ЕИОП, и находится сейчас в состоянии боевой готовности номер два. Таким образом, и «Орион», охраняющий подлодку с воздуха, тоже подчиняется этому уровню готовности. Сэр, они просят указаний, как им поступить.
   — Насколько важную роль играет «Мэн»?
   На этот вопрос решил ответить генерал Фремонт.
   — Сэр, на борту «Мэна» находится свыше двухсот боеголовок, обладающих очень высокой точностью. Если русские выведут его из строя, это нанесёт нам тяжёлый удар.
   — Насколько тяжёлый?
   — Сэр, тогда в нашем плане боевых действий возникнет большая дыра. На борту «Мэна» ракеты D-5, нацеленные на контрудар. Они должны нанести ядерный удар по ракетным базам и отдельным центрам управления. Если с «Мэном» что-нибудь случится, нам понадобятся буквально часы, чтобы заполнить этот пробел в плане боевых действий.
   — Капитан первого ранга Росселли, вы принадлежите к Военно-морскому флоту?
   — Да, господин президент. Должен добавить, что ещё несколько месяцев назад был командиром «золотой команды» ракетоносца «Мэн».
   — Сколько у нас времени на принятие решения?
   — Сэр, русская «Акула» движется со скоростью в двадцать пять узлов и находится сейчас в двадцати тысячах ярдов от нашей лодки. С технической точки зрения, они уже сейчас могут произвести торпедный залп.
   — Какие у нас варианты?
   — Вы можете отдать приказ об атаке или не отдавать его.
   — Генерал Фремонт?
   — Господин президент… Нет, позвольте спросить капитана первого ранга Росселли.
   — Слушаю вас, генерал.
   — Вы уверены, что русская подводная лодка движется прямо на нашу субмарину?
   — Данные говорят об этом очень красноречиво, сэр.
   — Господин президент, мне кажется, мы должны принять меры по защите наших стратегических сил. Русским, конечно, не понравится, что мы напали на их подводную лодку, но эта ударная подлодка и не имеет стратегического значения. Если они потребуют объяснений, мы сумеем их дать. Сейчас мне хотелось бы понять, почему они направили свою ударную подлодку на наш ракетоносец. Они не могли не знать, что это встревожит нас.
   — Капитан первого ранга Росселли, разрешаю дать приказ самолёту атаковать и уничтожить русскую подводную лодку.
   — Слушаюсь, сэр.
   Росселли поднял трубку другого телефона.
   — «Серый медведь», говорит «Мраморная голова», — это был сейчас код Национального центра, — высшее военное руководство одобряет, повторяю, одобряет ваш запрос. Как слышите?
   — «Мраморная голова», это «Серый медведь», мы получили разрешение на атаку.
   — Действуйте.
   — Понятно. Конец связи.

* * *

   «Орион» совершил поворот. Даже лётчики чувствовали сейчас, насколько испортилась погода. Вообще-то было ещё светло, но низкая облачность и сильное волнение на море создавали впечатление, что самолёт летит по огромному неровному коридору. Это было плохо. А хорошо было то, что обнаруженный объект вёл себя глупо, мчался вперёд на большой скорости, над термоклином, и упустить его оказалось почти невозможно. Офицер-тактик, находившийся в хвостовой части, направлял самолёт по курсу русской «Акулы». Позади хвостового оперения авиалайнера «Локхид-Электра», превращённого в самолёт противолодочных действий, выступал чувствительный прибор, называвшийся детектором магнитных аномалий. Он регистрировал изменения в магнитном поле Земли, в том числе и вызванные металлической массой подводной лодки.
   — Сумасшедший, сумасшедший, сумасшедший, выпускаю дымовые сигналы! — Оператор бортовых систем нажал на кнопку.
   Появилось облако дыма.
   Пилот тут же повернул налево, повторил манёвр ещё несколько раз.
   — Ну, что там у вас сзади? — спросил он.
   — Надёжный контакт, атомная подводная лодка, по-видимому русская. Давайте приступать.