— Действительно, поразительно красиво, — согласился Госн. Перед ними находился предмет, внешне напоминавший хрусталь. На самом деле он был намного глаже любого стекла. Обработка наружной поверхности была так точна, что наибольший эффект искажения вызывался силой тяжести. Если и были неровности, то столь незначительные, что различить их невооружённым глазом было попросту невозможно, и находились они, вне сомнения, в пределах допусков, установленных Фроммом, — он разрабатывал тексты программ для станков на компьютере.
   Наружная поверхность изогнутого цилиндра была идеальной и отражала свет подобно какой-то эксцентрической линзе. Когда механическая рука начала поворачивать цилиндр вокруг продольной оси, отражение падающего с потолка света было плавным и не подрагивало. Даже немецкий инженер счёл это удивительным.
   — Никогда бы не поверил, что мы сможем так хорошо справиться со своей задачей, — заметил Госн. Фромм утвердительно кивнул.
   — Ещё совсем недавно такая точность была просто недостижима. Технология станков на воздушных подушках появилась меньше пятнадцати лет назад, а системы, подчиняющиеся лазерному контролю, — ещё позже. Основным направлением коммерческого применения все ещё является изготовление сверхточных инструментов вроде астрономических телескопов, высококачественных линз, специальных деталей для центрифуг… — Немец выпрямился. — Теперь нужно отполировать внутренние поверхности. Их невозможно подвергнуть визуальному контролю.
   — Почему сначала обрабатывались наружные поверхности?
   — Чтобы быть уверенными в том, что станок работает должным образом. Обработка внутренних поверхностей будет контролироваться лазерным лучом — а теперь нам известно, что лазер функционирует нормально. Объяснение не было до конца откровенным, но Фромму не хотелось говорить правду: он действительно считал созданный цилиндр прекрасным. Молодой араб вряд ли поймёт это… Действительно, в этом было что-то фаустовское, подумал Фромм, верно?
   Как странно, подумал Госн, что-то, имеющее такие прекрасные формы, может…
   — Все идёт хорошо.
   — Конечно, — ответил Фромм. Он сделал жест в сторону изолированного пространства. Хорошо отлаженный станок снимал что-то, похожее на металлическую стружку, только гораздо тоньше, видное исключительно из-за способности отражать свет. Эту удивительно ценную стружку собирали и хранили для переплавки и возможного использования в будущем.
   — Самое время сделать перерыв, — сказал Фромм и отвернулся от станка.
   — Согласен. — Они работали уже четырнадцать часов. Госн отпустил рабочих, затем они с Фроммом тоже ушли, оставив помещение под охраной двух вооружённых часовых.
   Охранники не были образованными людьми. Их выбрали из самых верных сторонников командира, каждый из них имел за плечами много лет боевых операций. Странным могло показаться то, что эти боевые операции велись главным образом против таких же арабов, как и они, а не против предполагаемых врагов-сионистов. Террористических групп было в изобилии, и, поскольку каждая из них вербовала сторонников среди палестинцев, этим группам приходилось соперничать между собой за ограниченное число бойцов. Соперничество между вооружёнными людьми нередко вело к столкновениям и смертям. В случае с охранниками это доказывало их лояльность. Каждый из часовых был прекрасным стрелком и почти не уступал новому пополнению отряда Куати — американцу Расселлу, этому неверному.
   Один из охранников, закурив сигарету, прислонился к стене. Ему предстояла ещё одна скучная бессонная ночь. Занимая пост наружного часового, обходящего периметр лагеря, или охраняя дом, в котором спал Куати, они могли хотя бы развеяться, сменить обстановку. Можно было вообразить, что за каждым автомобилем или в каждом окне скрывается израильский агент, и такие мысли поддерживали бдительность, не давали задремать, и смена проходила быстрее. Но здесь ситуация была иной. Здесь они охраняли машины, неподвижные и молчаливые. Чтобы немного отвлечься, не отступая от выполнения своих обязанностей, охранники следили за операторами, ходили за ними следом по мастерской, сопровождая их туда, где техники ели и спали, и даже наблюдали за их работой, если она не была особенно сложной. Ахмед, хотя и не получил образования, но был сообразителен, быстро схватывал то, что его интересовало, и ему казалось, что он мог бы заменить любого из операторов, если бы ему дали несколько месяцев, чтобы овладеть этой профессией. Он отлично разбирался в оружии и мигом обнаруживал неисправность или налаживал прицел не хуже опытного оружейника.
   Расхаживая возле своего объекта, он прислушивался к монотонному шуму вентиляторов, подававших воздух в системы, и при каждом обходе смотрел на контрольную панель, где приборы указывали на состояние этих систем. Охранники следили также за резервными генераторами, контролируя уровень топлива в баках.
   — Они очень беспокоятся о том, как соблюдается график, правда? — рассуждал Ахмед. Он продолжал обход, надеясь, что один из огоньков на контрольной панели погаснет. Ахмед и второй часовой остановились и посмотрели на металлический цилиндр, который так интересовал Фромма и Госна.
   — Как ты думаешь, что это такое?
   — Что-то необыкновенное, — ответил Ахмед. — Посмотри только, как они держат все в секрете.
   — Думаю, это часть атомной бомбы.
   Ахмед повернулся к своему напарнику.
   — Почему ты так считаешь?
   — Один из операторов сказал, что это не может быть ничем другим.
   — Вот будет подарочек нашим израильским друзьям!
   — После того как за эти годы погибло столько арабов — по вине израильтян, американцев, всех остальных… да, это был бы подарок что надо. — Охранники продолжали ходить между застывшими станками. — Интересно, почему они так торопятся?
   — Какая разница почему, они хотят поскорее закончить работу. — Ахмед снова остановился, глядя на металлические и пластмассовые детали, разложенные на сборочном столе. Атомная бомба? — спросил он себя. Но некоторые детали выглядели как… как соломинки для лимонада, длинные и тонкие, связанные в пучки и слегка изогнутые… Соломинки для питья лимонада — в атомной бомбе? Это невозможно. Ведь атомная бомба должна походить на… на что? Ахмед признался себе, что не имеет об этом ни малейшего представления. Он мог читать Коран, газеты, инструкции по уходу за оружием. Не его вина, что у него не было возможности стать образованным человеком подобно Госну, которого Ахмед уважал и которому он завидовал. Какая это прекрасная штука образование. Если бы его отец не был крестьянином, выселенным со своей земли и ставшим мелким торговцем, а кем-то более значительным, способным скопить немного денег…
   Во время следующего обхода Ахмед увидел… банку из-под краски? -Что-то очень похожее на банку из-под краски. Металлические стружки после обточки детали собирались в поддоне с фреоном. Ахмед часто видел это. Стружки — они походили главным образом на очень тонкие металлические нити — потом собирали и ссыпали в контейнер, действительно похожий на банку из-под краски, делали это через специальное окошко руками в толстых резиновых перчатках. После чего банку помещали в коробку с двойными дверцами, вынимали оттуда, несли в другую комнату, открывали в такой же коробке и высыпали содержимое в одну из странных форм.
   — Я выйду на минутку отлить, — произнёс напарник.
   — Подыши свежим воздухом, — посоветовал Ахмед.
   Перекинув автомат через плечо, он смотрел вслед другу, который вышел наружу через двойные двери. Скоро он и сам выйдет немного развеяться, когда придёт время обойти вокруг здания. Он был старшим и отвечал не только за безопасность мастерской, но и за наружных часовых. Ахмед считал, что такая ответственность хороша уже тем, что позволяет выйти из мастерской. Разве может человек жить, закрытый внутри помещения, как в космической станции или в подводной лодке, подумал Ахмед. Ему хотелось стать образованным человеком, но не для того, чтобы превратиться в конторского служащего — сидеть и читать бумаги. Нет, лучше стать инженером, строить дороги и мосты. Когда-то это было его честолюбивой мечтой. Может быть, его сын сможет стать инженером, если, конечно, будет возможность жениться и иметь сына. Пока об этом можно только мечтать. Да и то не сейчас. Главной мечтой сейчас было дожить до того момента, когда все это кончится, когда можно будет отложить в сторону автомат и вести обычную жизнь.
   Но сначала должны погибнуть сионисты.
   Ахмед стоял посреди комнаты, не зная от скуки, что делать. Часовые на наружных постах по крайней мере видят звезды. Что бы такое сделать, чтобы скоротать время, что бы сделать…
   Банка из-под краски находилась прямо перед ним, в изолированной коробке. Казалось, она приготовлена для переноса в другое помещение. Ахмед часто видел, как это делали операторы. Ну ладно. Он достал банку из коробки через воздушный шлюз и пошёл с ней в комнату, где стояла плавильная печь. Техники ставили банку внутрь электрического горна и… все очень просто, и Ахмеду хотелось что-то сделать, может, даже что-то полезное для этого проекта, какую бы цель он ни преследовал.
   Банка оказалась лёгкой, он подумал, что в ней, может быть, нет ничего, кроме воздуха. Что если она пустая? Её крышка была прижата зажимами и… нет, решил он. Он поступит так же, как это делали техники. Ахмед подошёл к плавильной печи, открыл дверцу, убедился, что электричество отключено — печь бывала очень горячей, ведь в ней плавили металл! Дальше он надел толстые резиновые перчатки, которыми пользовались техники, и, забыв включить систему заполнения плавильной печи аргоном, ослабил зажимы на крышке банки. Потом повернул банку так, чтобы можно было заглянуть внутрь. Он заглянул.
   В то мгновение, когда Ахмед отбросил зажимы и снял крышку, в банку хлынул богатый кислородом воздух и тут же вступил в реакцию с тончайшими нитями плутония. Часть плутониевых нитей сразу воспламенилась, буквально взорвалась у него перед лицом. Сверкнула вспышка, словно от взрыва ружейного капсюля, крошечное облачко огня и жара, и он сразу понял, что такая слабая вспышка не может причинить никакого вреда человеку. И дым совершенно безвреден, подумал он, хотя и чихнул от него.
   Несмотря на всё это, Ахмеда охватил ужас. Он сделал что-то, чего делать не следовало. Что подумает о нём командир? Как с ним поступит? Он прислушался к шуму кондиционера и ему показалось, что он увидел, как облачко прозрачного дыма поднимается к вентиляционному люку. Очень хорошо. Теперь электрические пластины, собирающие пыль, позаботятся об этом. Сейчас ему оставалось…
   Да. Ахмед прижал крышку, защёлкнул зажимы и отнёс банку обратно в мастерскую. Второй охранник ещё не вернулся. Это хорошо. Он поставил банку на место и убедился, что все выглядит точно так же, как несколько минут назад. Ахмед закурил, чтобы успокоиться, ругая себя за то, что никак не может бросить вредную привычку. Курение начало влиять на его дыхание при беге.
   Ахмед не подозревал, что он уже труп, просто его смерть ещё нигде не зарегистрирована, и что дым сигареты — по сравнению с тем, что он вдохнул несколько минут назад, — для него чище лесного воздуха, наполненного озоном.
* * *
   — Я знаю, как сделать это, — объявил Кларк, входя в кабинет Райана подобно киноактёру Джону Уэйну, появляющемуся в воротах Аламо.
   — Тогда расскажи. — Джек указал в сторону кресла.
   — Я только что вернулся из аэропорта Даллес, поговорил там кое с кем. «Боинги-747» японской компании «Джал», совершающие трансполярные перелёты, оборудованы прямо-таки для наших целей. Верхняя гостиная отведена для спального помещения, и, там размещены койки, как в старом пульмановском вагоне. Для нас это удобно. В гостиной хорошая акустика, что облегчает нашу задачу. — Кларк положил на стол Райана план. — Вот здесь и здесь находятся столы. Мы установим два беспроволочных жучка, работающих на четырех радиоканалах.
   — Объясни понятнее, — попросил Джек.
   — Радиожучки — всенаправленного действия. Радиоволны от них поступают на передатчик сверхвысокой частоты, и уже тот посылает их дальше, за пределы самолёта.
   — Но зачем четыре канала?
   — Самое трудное — нейтрализовать шум самолёта, рёв двигателей, свист проносящегося ветра и тому подобное. Два канала — для внутренних звуков, остальные два — только для ликвидации фонового шума. Это понадобится для того, чтобы отфильтровать глушение. У нас есть специалисты в научно-техническом отделе, которые занимались этим в течение длительного времени. Они используют записанный на магнитной ленте шум для того, чтобы выяснить влияние помех, затем просто меняют фазу и нейтрализуют этот шум. Это очень просто, если имеется соответствующее компьютерное оборудование. У нас оно есть. Ясно? Передатчик будет размещён в бутылке. Мы направим его в сторону иллюминатора. Я уже проверил, никаких трудностей. Далее, нам понадобится самолёт сопровождения.
   — Что за самолёт?
   — Что-то вроде «Гольфстрима», а ещё лучше — «ЕС-135». Я бы советовал использовать не один самолёт, а несколько, чтобы они могли сменять друг друга.
   — На каком расстоянии?
   — Лишь бы они находились в прямой видимости… скажем, миль тридцать, причём совсем не обязательно на одной высоте. Мы не собираемся устраивать ему почётный эскорт.
   — Насколько сложно организовать все это?
   — Очень просто. Самое трудное — это батарея, источник питания, как я уже сказал, она разместится в бутылке виски. Выберем сорт, который продаётся в магазине аэропорта, не облагаемом пошлиной. Я поручил одному парню заняться этим — лучше всего не в стеклянной бутылке, а в керамической. Скажем, какой-нибудь дорогой сорт вроде «Чивас». Японцы очень любят хорошее виски.
   — Какие меры на случай обнаружения?
   Кларк ухмыльнулся, как школьник, которому удалось облапошить учителя.
   — Вся система будет исключительно из японских компонентов, причём на борту самолёта находится приёмник, работающий на тех же частотах. Премьер, как всегда, летит в сопровождении группы журналистов. Приёмник будет находиться в мусорной корзине одного из туалетов нижней палубы. Если операция накроется, они придут к выводу, что виновник — кто-то из своих. Всё будет сделано так, будто это дело рук журналиста.
   — Хорошая мысль, Джон, — кивнул Райан.
   — Я так и знал, что тебе это понравится. После посадки один из наших парней заберёт бутылку. Мы устроим так, что японцам не удастся открыть эту бутылку — пробка будет на суперклее.
   — Подниметесь на борт самолёта в Мехико?
   — Я поручил Дингу заняться этим. Пора ему приобрести вкус к планированию операций, а эта — достаточно простая. Со своим испанским мне не составит труда ввести в заблуждение мексиканцев.
   — Вернёмся к аппаратуре подслушивания. Мы не сможем получать информацию в реальном времени?
   — Нет, никак не сможем. — Покачал головой Кларк. — Она будет поступать к нам в намеренно искажённом виде, но высокоскоростные рекордеры запишут её, затем мы пропустим запись через компьютеры и получим чистый вариант. Это — дополнительная мера предосторожности. Экипажи самолётов сопровождения не будут знать, что они подслушивают, и только пилотам сообщат, за кем следовать… может быть, удастся обойтись даже без этого. Я ещё проверю.
   — Сколько понадобится времени, чтобы получить расшифрованную чистую запись?
   — Это придётся делать уже после прибытия… скажем, через два часа. По крайней мере таково мнение ребят из научно-технического отдела. А ты знаешь, в чём прелесть этой затеи?
   — В чём?
   — Подслушивать на самолётах — пара пустяков. Ребята в научно-техническом отделе разрабатывали эту проблему очень долго. Им помог прорыв на военно-морском флоте — совершенно чёрный, настолько он секретен. Никто не подозревает, что это нам по плечу. Компьютерные коды чрезвычайно сложны. Многие пытались решить эту проблему, однако успеха добился один парень из Управления национальной безопасности с помощью теоретической математики. Повторяю, сэр Джон, никто не подозревает, что такое возможно. Японская служба безопасности тоже не готова к этому и потому проспит. Даже если им удастся обнаружить жучок, они придут к выводу, что это неуклюжая попытка какого-то кустаря-одиночки, не разбирающегося в технике. А приёмник, который я доставлю на борт самолёта, не сможет принять ничего полезного ни для кого, кроме нас…
   — Но наш парень заберёт и его, чтобы подстраховаться на случай нарушения радиопередачи?
   — Совершенно верно. Так что у нас будет двойная страховка — или даже тройная, я так и не разобрался в терминологии. Три независимых канала передачи информации: один на борту самолёта и два, ведущие передачу с него.
   Райан поднял кружку кофе в шутливом тосте.
   — Отлично. Теперь, когда техническая сторона проекта выглядит осуществимой, мне нужна оценка оперативной вероятности успеха.
   — Ручаюсь за неё, Джек. Черт меня побери! Как хорошо снова чувствовать себя разведчиком. При всём уважении к тебе служба в качестве твоего телохранителя — это недооценка моих возможностей.
   — И ты мне тоже нравишься, Джон, — рассмеялся Райан. Впервые он сбросил напряжение. Если им удастся провести эту операцию, может быть, эта сука Эллиот хоть на время оставит его в покое. Может быть, и президент поймёт наконец, что полевые операции с использованием настоящих полевых агентов не утратили своей важности. Это окажется победой, хотя и небольшой.

Глава 25
Решение

   — Так для чего собираются их использовать? — спросил второй помощник, глядя с мостика на палубный груз.
   — Говорят, для потолочных балок какого-то храма. По-видимому, храм невелик, — заметил первый помощник. — Сколько же ещё будут расти эти волны?..
   — Надо бы сбавить скорость, Пит.
   — Я уже дважды говорил с капитаном. Но он заявил, что не может нарушать график.
   — Тогда объясни это чёртову океану.
   — Не знаю, к кому обращаться.
   Второй помощник, исполняющий обязанности вахтенного офицера, только фыркнул. Первый помощник — следующий по старшинству после капитана — поднялся на мостик, чтобы оценить обстановку. Вообще-то это входило в обязанности шкипера, но капитан спал у себя в каюте.
   Лесовоз «Джордж Макриди» пробивался через огромные тридцатифутовые волны, стараясь поддерживать скорость в двадцать узлов. Впрочем, старался безуспешно, хотя дизели работали на полную мощность. Небо было затянуто облаками, и лишь изредка между ними проглядывала луна. Вообще-то шторм стихал, но ветер продолжал дуть со скоростью шестьдесят миль в час, а волнение продолжало увеличиваться. По мнению обоих офицеров, это был типичный шторм, характерный для северной части Тихого океана. Но всё же он отличался некоторой необычностью. Было тепло — десять градусов по Фаренгейту, но летящие брызги замерзали на лету и били по окнам мостика подобно дроби на утиной охоте. Правда, повезло, что волны катились навстречу судну. «Джордж М.» был грузовым судном, а не пассажирским лайнером, и у него отсутствовали стабилизаторы, уменьшающие бортовую качку. По правде говоря, корабль не так уж и бросало. Надстройка была расположена в кормовой части, что заметно смягчало килевую качку. Это обстоятельство мешало офицерам полностью осознать, что действительно происходит на носу, тем более что видимость из-за туч летящих брызг была плохой.
   У качки были свои особенности. Когда корабельный форштевень врезался в подножие особенно высокой волны, скорость падала. Однако в результате огромных размеров судна оказывалось, что нос сбавлял скорость быстрее кормы, и, когда силы торможения пытались замедлить движение судна, по его корпусу пробегала дрожь. Металлический корпус словно протестовал против такой жестокости, и во время особенно резких толчков его длина даже сокращалась на несколько дюймов, во что было трудно поверить.
   — Когда-то я плавал на авианосце, так он в центральной части уменьшался в длину больше чем на фут. Однажды мы…
   — Прямо по курсу, сэр! — выкрикнул рулевой.
   — Черт побери, девятый вал! — успел воскликнуть второй помощник.
   Внезапно гигантская пятидесятифутовая волна появилась всего в сотне ярдов от тупого носа «Джорджа М.». Это не было чем-то совершенно неожиданным. Порой две волны сливались вместе, их высота на мгновения увеличивалась, а затем волны снова расходились… Нос корабля поднялся вверх на волне средней высоты и рухнул на её обратном скате вниз перед накатывающей зелёной стеной.
   — Держись!
   Нос не успел подняться. Зелёная пенящаяся стена просто нахлынула на носовую часть корабля, словно не встречая препятствий, и покатилась по всей длине в пятьсот футов, до самой надстройки. Офицеры следили за ней будто зачарованные. Судну не угрожала никакая опасность — по крайней мере они пытались убедить себя в том, что не угрожала немедленная опасность. Сплошная зелёная масса воды катилась мимо тяжёлых грузовых кранов и мачт, двигаясь вперёд со скоростью тридцать миль в час. Судно снова содрогалось от непомерной перегрузки: его нос врезался в нижнюю часть волны и скорость упала. Более того, нос все ещё оставался под водой, потому что основание волны было намного шире её верхней части, которая готова была разбиться об окрашенный в белое стальной утёс, возвышавшийся прямо на её пути.
   — Сейчас! — крикнул вахтенный офицер рулевому. Гребень волны не достиг уровня мостика и разбился об окна кают старших офицеров. В следующее мгновение вверх взлетела вертикальная белая стена брызг, отрезавшая находившихся на мостике от окружающего мира. Это продолжалось всего секунду, но она показалась им долгой минутой. Затем видимость восстановилась, и они увидели перед собой корабельную палубу, находящуюся точно на том же месте, где ей и надлежало быть, хотя и под слоем воды, стекающей в шпигаты. «Джордж М.» накренился на пятнадцать градусов и выровнялся.
   — Сбавить скорость до шестнадцати узлов, ответственность беру на себя, — распорядился первый помощник.
   — Слушаюсь, сэр, — отозвался рулевой.
   — Пока я на мостике, я не допущу, чтобы мой корабль развалился, — заметил старший офицер.
   — Разумное решение. Пит. — Второй помощник уже подошёл к аварийной панели, чтобы убедиться в исправности судовых механизмов, — в случае аварии или затопления на панели вспыхнул бы сигнал тревоги. Но аварийные лампочки не горели. В этом не было ничего удивительного — лесовоз спроектировали таким образом, чтобы он мог выдержать куда более суровые штормы, однако это не значило, что на море можно терять бдительность.
   Загудел телефон.
   — Мостик, первый помощник слушает.
   — Что там произошло, черт побери, — послышался голос старшего механика.
   — Всего лишь большая волна, чиф, — коротко ответил Пит. — Есть проблемы?
   — Всего лишь? Она так шарахнула в переднюю переборку, я уж решил было, что выбито окно, — похоже, треснул иллюминатор. Почему бы не сбавить скорость? Неприятно, когда тебе в постель хлещут волны, понимаешь?
   — Я уже распорядился.
   — Отлично. — Стармех положил трубку.
   — Ну, что тут у вас? — раздался голос капитана. Он появился на мостике в пижаме и халате, успел заметить, как вода с палубы исчезала в шпигатах.
   — Большая волна, пятьдесят-шестьдесят футов. Я сбавил ход до шестнадцати узлов. Двадцать — слишком много при такой волне.
   — Правильно, пожалуй, — проворчал капитан. Каждый лишний час у причала обходился в пятнадцать тысяч долларов, и хозяевам не нравилось напрасно расходовать деньги. — Увеличьте скорость, как только будет возможно. — И он исчез, чтобы не застудить босые ноги.
   — Будет исполнено, — ответил Пит, глядя на пустой дверной проем.
   — Скорость пятнадцать и восемь, — доложил рулевой.
   — Хорошо.
   Оба офицера уселись в высокие кресла и взяли чашки с кофе. Вообще-то в происшествии не было ничего пугающего, теперь оно казалось даже захватывающим. Брызги от форштевня, врезающегося в волны, казались удивительно красивыми в лунном свете. Первый помощник посмотрел вниз на палубу. Лишь через несколько секунд он понял, что произошло.
   — Включить палубное освещение!
   — В чём дело? — Второй офицер поспешил к распределительному щиту, и прожекторы залили палубу ярким светом.
   — А, один всё-таки остался…
   — Один… — Вахтенный офицер взглянул на палубу. — О-о… Три остальных…
   Первый помощник изумлённо потряс головой. Какими словами описать силу простой воды? А ведь это была прочная цепь, и волна разорвала её, словно гнилую нитку. Впечатляюще.
   Второй помощник снял трубку телефона и нажал кнопку.
   — Боцман, наш палубный груз только что смыло за борт. Осмотрите переднюю часть надстройки и сообщите мне о причинённом ущербе. — Он знал, что добавлять о необходимости осмотра изнутри, не выходя на палубу, не потребуется.
   Через час стало ясно, что они отделались на удивление легко. Бревна, смытые волной, ударили в то место надстройки, которое было укреплено мощными стальными бимсами. Повреждения оказались незначительными, понадобится всего лишь сварка и окраска. Впрочем, кому-то придётся рубить новое дерево. Три бревна из четырех были смыты за борт. Японскому храму придётся подождать с новой крышей.