Клэнси Том. Все страхи мира

   — Лучше всего — в клубе «Космос» в Джорджтауне. Отец Тим — один из его членов. Университетский клуб ближе, но…
   — Отлично. Он умеет хранить секреты?
   — Ещё спрашиваешь, умеет ли иезуит хранить секреты? — Райан рассмеялся. — Ты, видно, не католик?
   — Как скоро сможешь устроить встречу?
   — Завтра или послезавтра — это достаточно скоро?
   — Насколько он благонадёжен? — неожиданно спросил ван Дамм.
   — Отец Тим — гражданин США, и на него можно положиться. Но в то же самое время он священник и дал обет повиновения тому, кого, вполне естественно, считает властью, стоящей выше конституции. Ему можно доверить что угодно, и он исполнит свой долг, только не надо забывать, в чём этот долг заключается, — предостерёг Райан. — Да и приказам он не станет подчиняться.
   — Хорошо, договорились насчёт обеда. Похоже, мне нужно встретиться с ним в любом случае. Скажи, что я хочу познакомиться с ним, — сказал Олден. — И не откладывай. Я буду свободен для обеда завтра и послезавтра.
   — Будет исполнено, сэр. — Райан встал.

* * *

   Вашингтонский клуб «Космос» расположен на углу авеню Массачусетс и Флорида. Райан подумал, что бывшая городская резиденция Самнера Уэллса выглядит как-то одиноко без четырехсот акров ухоженных владений, конюшни чистокровных лошадей и, быть может, постоянно проживающей где-то рядом лисы, за которой хозяин охотится, но не слишком рьяно. У этой усадьбы никогда не было подобных владений, и Райан не понимал, почему её бывшему хозяину пришло в голову строить дом в таком месте и в таком стиле — причём он был человеком, глубоко понимавшим природу и сущность американской столицы, а также скрытые процессы, происходящие здесь. Созданный в качестве клуба для интеллигенции — членство основывалось на положении в обществе, а не на размерах состояния, — «Космос» славился в Вашингтоне как место встречи эрудированных и высокообразованных людей, равно как отличался исключительно плохой кухней, что уже само по себе было немалым достижением для города, полного посредственных ресторанов. Райан провёл Олдена в небольшой кабинет на втором этаже.
   Отец Тимоти Райли, представитель «Общества Иисуса», ждал их за столом, сжимая в зубах вересковую трубку. Перед ним лежала раскрытая «Вашингтон пост». Рядом стоял стакан с недопитым шерри. Отец Тим был одет в мятую рубашку и куртку, которую тоже не мешало бы выгладить, а не в сутану священника, сберегаемую им для официальных церемоний и сшитую у одного из лучших портных на Висконсин-авеню. Однако белый накрахмаленный воротничок виднелся из-под куртки, и внезапно Джек понял, что он, несмотря на многие годы обучения в католической школе, так и не знает, из чего делают воротнички у священников. Из хлопковой ткани? Или целлулоида, как это было принято во времена его деда? Как бы то ни было, очевидная жёсткость воротничка служила напоминанием о месте его владельца как в этом мире, так и в мире ином.
   — Привет, Джек!
   — Здравствуйте, святой отец. Познакомьтесь — Чарлз Олден, отец Тим Райли. — Обмен рукопожатиями, и пришедшие сели за стол. Появился официант, принял заказ и вышел, притворив дверь.
   — Как новая работа, Джек? — спросил Райли.
   — Многое стало более ясным, — признался Райан. Продолжать не имело смысла — священник и сам знал о проблемах, с которыми столкнулся Джек в Лэнгли.
   — У нас возникла мысль о том, как изменить положение на Ближнем Востоке, и Джек сказал, что было бы неплохо обсудить все это с вами, — произнёс Олден, сразу принимаясь за дело.
   В этот момент открылась дверь и вошёл официант, который принёс коктейли и меню. Олден замолчал и вернулся к теме разговора через несколько минут.
   — Интересная мысль, — заметил Райли, когда Олден изложил суть идеи.
   — Как вы оцениваете все это? — спросил советник по национальной безопасности.
   — Любопытно… — Священник замолчал.
   — Вы считаете, что папа… — Джек остановил Олдена, сделав предостерегающий жест. Он знал, что, когда Райли размышляет, его нельзя торопить. В конце концов, Райли был историком, а эта профессия не терпит спешки, свойственной другим — например, врачам.
   — Да, мысль ясная и простая, — заметил Райли через тридцать секунд. — Немалые трудности, правда, будут с греками.
   — С греками? — удивился Райан. — Почему?
   — В настоящее время наибольшие разногласия существуют с греко-ортодоксальной — или православной — церковью. Мы то и дело спорим с ними из-за самых тривиальных административных вопросов. Можешь себе представить, сейчас раввины и имамы поддерживают между собой более сердечные отношения, чем христианские священники. Это и есть одна из странных особенностей верующих — трудно предсказать, как они будут реагировать на что-то. Как бы то ни было, разногласия между католическим и православным христианством касаются в основном административных вопросов — под чьей опекой будет находиться та или иная святыня и тому подобное. Год назад в Вифлееме произошёл целый скандал из-за того, кто будет проводить полуночную мессу в церкви Рождества Христова. Неприятно, правда?
   — Вы утверждаете, что замысел неосуществим из-за того, что христианские церкви не могут…
   — Я сказал, что могут возникнуть разногласия, доктор Олден. И совсем не утверждал, что замысел неосуществим. — Райли снова замолчал. — Вам придётся урегулировать отношения всей тройки… Однако, принимая во внимание саму природу замысла, мне кажется, что все стороны согласятся сотрудничать между собой. Привлечь православную церковь придётся в любом случае. У них отличные отношения с мусульманами.
   — Неужели? — удивился Олден.
   — Давным-давно, когда язычники, ещё до наступления мусульманской веры, выгнали Мухаммеда из Мекки, его приютили монахи в монастыре святой Катерины в Синае — это православный храм. Они помогли ему в час нужды. Мухаммед был благородным человеком, и этот монастырь все это время находился под покровительством мусульман. Прошло более тысячи лет, и никто не нарушал спокойствия монастыря, несмотря на все ужасы, происходившие в регионе. Видите ли, у ислама можно многому поучиться. Мы, на Западе, часто не обращаем на это внимания из-за безумцев, называющих себя мусульманами — словно среди христиан не бывает таких же. Там широко распространены благородные традиции, а их учёность и образование вызывают уважение. Правда, у нас мало кто знает об этом, — заключил Райли.
   — И больше никаких серьёзных препятствий? — спросил Джек. Отец Тим рассмеялся.
   — А Венский конгресс! Неужели ты забыл о нём, Джек?
   — Что такое? — раздражённо выпалил Олден.
   — Тысяча восемьсот пятнадцатый год. Все знают о нём! После окончательного урегулирования, которое последовало после завершения наполеоновских войн, швейцарцы были вынуждены пообещать, что прекратят экспорт наёмников. Я уверен, однако, что мы сумеем дипломатично обойти это препятствие. Ах да, извините меня, доктор Олден. Дело в том, что охрана папы римского состоит из швейцарских наёмников. В своё время и охрана французского короля была из швейцарцев — они все погибли, защищая короля Луи и королеву Антуанетту. То же самое едва не случилось однажды с охраной папы, но им удалось сдержать противника до того момента, пока небольшая группа швейцарских гвардейцев не вывезла святого отца в безопасное место — если не ошибаюсь, в замок Гандольфо. Швейцарские наёмники были в своё время основным товаром, который поставляла Швейцария, и они внушали страх повсюду. Гвардейцы Ватикана служат сейчас, конечно, главным образом приманкой для туристов, но в своё время нужда в них была вполне реальной. Как бы то ни было, швейцарские наёмники пользовались известностью и завоевали репутацию настолько свирепых, что специальная статья в документах Венского конгресса — того самого, что решил массу европейских проблем после войн Наполеона, — потребовала от швейцарцев торжественной гарантии, что отныне гражданам их страны запрещено воевать повсюду — кроме защиты своей родины и Ватикана. Но я уже сказал, что эта проблема не столь уж важная. Швейцарцы будут счастливы, если их пригласят принять участие в решении такой задачи. Это только поднимет их престиж в регионе, где так много денег.
   — Конечно, — согласился Джек. — Особенно если мы снарядим их должным образом. Танки М-1, боевые машины Брэдли, сотовые сети связи…
   — Брось, Джек, — упрекнул его Райли.
   — Нет, отец, сама природа такой миссии потребует современного тяжёлого вооружения — хотя бы для психологического воздействия. Нужно сразу показать, насколько серьёзны наши намерения. После того как все убедятся в этом, остальные войска могут носить костюмы гвардейцев времён Микеланджело, вооружаться алебардами и улыбаться в объективы туристам — и всё-таки понадобится держать под рукой «Смит-Вессон», чтобы побить четыре туза, особенно там.
   Райли согласно кивнул.
   — Мне нравится простота и элегантность этой идеи, джентльмены. Она пробуждает благородство. Все принимающие участие утверждают, что верят в Бога, хотя и называют Его разными именами — а мы взываем к ним от Его имени… Ведь именно в этом вся суть, не так ли? Город Бога. Когда вам нужен ответ?
   — В общем-то здесь нет особой срочности, — ответив Олден. Райли понял, что он хочет сказать этим. Белый дом заинтересован в решении проблемы, но излишняя спешка может только повредить. С другой стороны, не следует и медлить. Короче говоря, нужен запрос по тайным каналам, неотложный и не привлекающий лишнего внимания.
   — Ну что ж, все равно нужно обратиться наверх. Надеюсь, вы знаете, что Ватикан представляет собой самую древнюю бюрократию в мире — из числа непрерывно функционирующих.
   — Именно поэтому мы просим вашей помощи, — подчеркнул Джек. — Генерал обладает достаточной властью, чтобы преодолеть все это дерьмо.
   — Разве можно так говорить о князьях церкви, Джек! — Райли с трудом удержался от смеха.
   — Я — католик, отец Тим, так что разбираюсь в этом лучше многих.
   — Хорошо, я напишу ему пару строк, — пообещал Райли. Сегодня, добавил его взгляд.
   — Без свидетелей, — напомнил Олден.
   — Без свидетелей, — согласился Райли.
   Десять минут спустя отец Тимоти Райли сидел в автомобиле, возвращаясь к себе в кабинет в Джорджтаунском университете, который находился совсем рядом. Его мозг уже лихорадочно трудился. Райан был прав относительно связей отца Тима и их важности. Райли составлял письмо на классическом греческом — языке философов, на котором никогда не говорили больше пятидесяти тысяч человек, но именно на нём отец Тим учил творения Платона и Аристотеля в Вудстокской семинарии в Мэриленде столько лет назад.
   Войдя в кабинет, он попросил секретаря не соединять его по телефону ни с кем, запер дверь и сел за свой персональный компьютер. Сначала он вставил дискету, позволяющую пользоваться греческим алфавитом. Райли плохо печатал — когда в твоём распоряжении секретарь и компьютер, этот навык быстро исчезает, — и ему понадобился целый час, чтобы сочинить документ, удовлетворивший его. Он представлял собой письмо на девяти страницах, напечатанное через два интервала. Затем Райли выдвинул ящик стола и набрал несколько цифр на замке маленького, но надёжного кабинетного сейфа, который был спрятан в шкафчике, на первый взгляд кажущемся картотекой. Здесь, как уже давно подозревал Райан, находилась шифровальная книга, тщательно написанная от руки молодым священником из ближайших сотрудников генерала «Общества Иисуса». Взглянув на шифровальную книгу, Райли не удержался от улыбки. Подобные вещи имеют так мало общего со священным саном. В 1944 году, когда адмирал Честер Нимитц высказал предположение кардиналу Спеллману, занимавшему должность верховного католического викария в вооружённых силах США, что было бы неплохо, чтобы на Марианских островах появился новый епископ, кардинал извлёк свою шифровальную книгу и назначил нового епископа по радиоканалам связи американского Военно-морского флота. Подобно любой другой организации, католической церкви временами приходилось прибегать к надёжному каналу связи, и шифровальная служба Ватикана функционировала столетиями. В данном случае ключом на сегодняшний день служил длинный отрывок из трактата Аристотеля «Бытие», из которого было удалено семь слов, а четыре искажены до неузнаваемости. Остальное было делом коммерческой шифровальной программы. Теперь Райли пришлось заново перепечатать письмо, которое он отложил в сторону. Наконец он выключил компьютер, полностью уничтожив все следы работы. Полученный текст Райли послал по факсу в Ватикан и уничтожил все предыдущие копии. На это ему потребовалось три нелёгких часа, и после того, как Райли сообщил секретарю, что готов снова приступить к повседневной работе, стало ясно, что придётся трудиться допоздна. В отличие от обычных бизнесменов Райли не пользовался ругательствами.

* * *

   — Это мне совсем не нравится, — произнёс Лири, глядя в бинокль.
   — Мне тоже, — согласился Паулсон. Поле зрения в его телескопическом прицеле десятикратного увеличения было уже, но намного более чётким.
   Действительно, в создавшейся ситуации было мало приятного. ФБР преследовало его уже больше десяти лет. Причастный к убийству двух специальных агентов бюро и федерального чиновника, Джон Расселл (известный также как Мэтт Мёрфи, Ричард Бёртон и «Рыжий медведь») исчез в гостеприимных объятиях организации, именуемой «Союз воинов племён сиу». Джон Расселл мало напоминал воина. Родившись в Миннесоте, вдали от резервации индейцев сиу, он был мелким преступником до тех пор, пока не получил серьёзный срок. Только в тюрьме он начал отождествлять себя с индейской нацией и создал собственный искажённый образ коренного американца — по мнению Паулсона, в этом образе было куда больше от Михаила Бакунина, чем от Кочизе или Тухухулзота. Присоединившись к ещё одной группе, созданной в тюрьме, — Американскому индейскому движению — Расселл принял участие в полудюжине актов насилия, которые закончились гибелью трех федеральных агентов, и затем исчез. Рано или поздно, однако, преступники неизбежно допускают ошибку, и сегодня наступила очередь Джона Расселла. «Союз воинов» пошёл на рискованный шаг: чтобы раздобыть деньги, взялся переправить наркотики в Канаду; и эти планы стали известны в ФБР, куда обратился подслушавший их осведомитель.
   Всё это происходило в призрачных развалинах бывшего фермерского городка в шести милях от канадской границы. Спецгруппа ФБР по спасению заложников — как обычно, здесь не было никаких заложников, которых надлежало спасать, — исполняла роль отборного подразделения по борьбе с терроризмом. Десять человек, входящие в состав группы, подчинялись своему руководителю Деннису Блэку, но общее руководство осуществлялось специальным старшим агентом ФБР, начальником местного отделения. Из-за этой путаницы пришёл конец высокому профессионализму сотрудников бюро. Специальный агент Федерального бюро расследований, на территории которого действовала спецгруппа, разработал слишком сложный план засады. В результате операция началась неудачно и едва не закончилась катастрофой — три агента ФБР попали в госпиталь из-за автомобильной аварии и ещё двое были эвакуированы с тяжёлыми огнестрельными ранениями. Среди членов преследуемой банды тоже оказались потери — один убитый и второй, возможно, раненый, но точных сведений не было. Остальные преступники — трое или четверо, и это было неизвестно — укрылись в бывшем мотеле. А вот что было известно наверняка — в мотеле оказался исправный телефон или, что более вероятно, у преступников был с собой аппарат сотовой связи; как бы то ни было, они вышли на средства массовой информации. И вот теперь возникла такая феноменальная неразбериха, которой мог бы гордиться и сам Финеас Т. Барнум, великий мастер цирка. Руководитель местного отделения ФБР, пытаясь спасти остатки своей профессиональной репутации, решил прибегнуть к помощи средств массовой информации. Ему и в голову не пришло, что командовать группами телевизионных репортёров из таких далёких городов, как Денвер и Чикаго, совсем не так легко, как местными репортёрами, недавними выпускниками школ журналистики. Профессионалы не любят, чтобы им давали приказы.
   — Билл Шоу потребует себе завтра на ленч яйца этого парня, — негромко заметил Лири.
   — А нам чем это поможет? — фыркнул Паулсон. — К тому же какие яйца? Думаешь, они у него есть?
   — Ну, что видно? — донёсся голос Блэка, говорящего по защищённому радиоканалу.
   — Движение, но не можем никого опознать, — ответил Лири. — Слишком темно. Эти ребята, может быть, и глупы, но не сумасшедшие.
   — Они потребовали телевизионного репортёра и оператора с камерой. Специальный агент согласился.
   — Деннис, а ты сказал… — Паулсон оторвался от объектива.
   — Да, сказал, — ответил Блэк. — Он заявил, что сам руководит операцией. — Посредник из ФБР, врач-психиатр, накопивший немало опыта в делах подобного рода, прибудет лишь через два часа, и специальному агенту, начальнику местного отделения, хотелось попасть в вечерние новости. Блэк был готов задушить его, но это, разумеется, было невозможно.
   — Жаль, что нельзя арестовать человека за глупость, — заметил Лири, закрыв ладонью микрофон. Итак, у этих мерзавцев пока нет лишь заложников, подумал он. Почему бы не предоставить им такую возможность? Посреднику будет о чём вести переговоры.
   — Есть что для меня, Деннис? — спросил Паулсон.
   — Инструкция о ведении огня вступает в силу — я принимаю на себя ответственность, — послышался ответ руководителя спецгруппы. — Репортёр — женщина, двадцать восемь лет, блондинка, голубые глаза, рост примерно пять футов шесть дюймов. Оператор — чернокожий, очень тёмное лицо, рост шесть футов три дюйма. Я объяснил ему, где идти. Он не дурак и последовал нашему совету.
   — Понятно.
   — Ты уже сколько времени у винтовки? — спросил Блэк. В соответствии с инструкцией снайпер не может оставаться в полной готовности более тридцати минут, после этого наблюдатель и снайпер меняются местами. Деннис Блэк пришёл к выводу, что кому-то нужно соблюдать правила.
   — Минут пятнадцать, Деннис. У меня все в порядке… да, вижу репортёра и оператора.
   Лири и Паулсон лежали совсем недалеко от дома, всего в ста пятнадцати ярдах от двери. Освещение было плохим. Через полтора часа солнце зайдёт. День оказался ветреным. Через прерию, с юго-запада, проносились горячие порывы. Пыль ела глаза. Ещё хуже было с ветром — он дул со скоростью сорока узлов и поперёк линии огня. При таких условиях можно промахнуться на целых четыре дюйма.
   — Группа захвата наготове, — сообщил Блэк. — Нам только что передали, что мы имеем право на самостоятельные действия.
   — По крайней мере он не полный идиот, — отозвался Лири. Он так разозлился, что ему было наплевать, слышит его по радио местный агент или нет. Скорее всего слышит и не решается ответить.
   На снайпере и наблюдателе были охотничьи комбинезоны. Им понадобилось два часа, чтобы занять эту позицию, зато сейчас они были практически невидимы — их пятнистый камуфляж сливался с низкими ветвистыми деревьями и высокой травой. Лири следил за приближением репортёров. Девушка, наверно, красивая, подумал он, хотя её макияж сильно пострадает от резкого сухого ветра. Оператор с видеокамерой походил на футболиста из команды «Викингов», мощный и высокий, достаточно быстрый, чтобы защитить сенсацию года, нового полузащитника Тони Уиллса. Лири спохватился и потряс головой.
   — На операторе — пуленепробиваемый жилет. Девушка отказалась. — Ну и глупая же ты, сука, подумал Лири. Уверен, Деннис предупредил вас, с какими мерзавцами имеете дело.
   — Деннис сказал, что оператор — парень не дурак. — Паулсон приник к прицелу и повернул его. — Движение в дверях!
   — Только бы никто не выкинул какого-нибудь фокуса, — пробормотал Лири.
   — Объект номер один в поле зрения, — произнёс Паулсон. — Расселл выходит из дома. Снайпер держит его на мушке.
   — Видим, — послышалось эхо трех голосов одновременно. Джон Расселл был огромным мужчиной. Ростом шесть футов пять дюймов и весом не меньше двухсот пятидесяти фунтов. Когда-то его гигантское тело играло могучими мышцами, но теперь оно одрябло и разжирело. На нём были джинсы, однако торс — голый, головная повязка охватывала чёрные длинные волосы. На груди татуировка, отчасти исполненная профессиональными мастерами, но главным образом кустарная, сделанная в тюрьме. Расселл выглядел мужчиной, которого полицейские предпочитают встречать, держа в руке револьвер. Он двигался с ленивым высокомерием человека, готового нарушить правила в любую минуту.
   — Объект номер один держит большой темно-синий револьвер, — произнёс в микрофон Лири, оповещая всю группу. — Похоже, это крупнокалиберный «Смит»… Деннис, его поведение кажется мне странным…
   — Чем? — послышался мгновенный ответ Блэка.
   — Да, Майк прав, — заметил Паулсон, глядя на лицо Расселла в поле зрения прицела. Ему показалось, что глаза у того какие-то дикие. — Деннис, он принял большую дозу наркотиков! Немедленно отзови репортёров! — Но было уже поздно.
   Паулсон держал голову Расселла в фокусе прицела. Теперь Расселл не был для него больше человеком. Он стал объектом, целью. Спецгруппа получила право на самостоятельные действия. По крайней мере руководитель местного отделения ФБР в этом отношении поступил правильно. Это значило, что, если события начнут развиваться в опасном направлении, спецгруппа могла предпринять такие действия, какие сочтёт необходимыми старший агент. Более того, в соответствии с инструкцией о ведении огня права Паулсона как снайпера были определены совершенно чётко. Если объект, по мнению снайпера, угрожает жизни другого агента или любого гражданского лица, его указательный палец нажмёт с силой в четыре фунта три унции на спусковой крючок прецизионной винтовки, в телескопический прицел которой он сейчас смотрел.
   — Только бы все вели себя спокойно, ради Христа, — прошептал снайпер. Его телескопический прицел системы «Юнертл» имел в поле зрения крест нитей и знаки для измерения расстояния до цели. Паулсон автоматически проверил расстояние и попытался ввести поправку на порывы ветра. Перекрестие прицела остановилось на голове Расселла, чуть вправо от уха — отличная убойная точка.
   В происходящем у двери было что-то комичное и одновременно ужасное. Девушка-репортёр улыбалась, поднося микрофон то к Расселлу, то к себе. Высокий оператор направлял на них видеокамеру, освещая мощным лучом лампы, работающей от батареи, что была закреплена у него на пояснице. Расселл говорил что-то гневно и убедительно, но ни Лири, ни Паулсон из-за воя ветра не слышали ни единого слова. Выражение его лица было злобным и ничуть не смягчилось в процессе разговора. Вот левая рука сжалась в кулак и пальцы правой, держащей револьвер, ещё крепче стиснули рукоятку. Порывы ветра прижимали тонкую шёлковую блузку к груди девушки, и было видно, что на ней нет бюстгальтера. Лири вспомнил, что Расселл, по слухам, любил женщин, предпочитая брать их силой. Но сейчас на его лице господствовала какая-то отрешённость. Выражения на нём менялись от равнодушия до страсти, что было результатом химически вызванной неустойчивости, усугублённой безысходностью — он не мог не понимать, что находится в ловушке ФБР и из неё нет выхода. Внезапно он успокоился, но это спокойствие было ненормальным.
   Ну и кретин, снова подумал Лири про местного агента. Нужно всего лишь отойти от дома и ждать, когда они сдадутся. Положение стабилизировалось. Теперь они никуда не денутся. Можно вести переговоры по телефону и просто ждать…
   — Тревога!
   Левой рукой, свободной от револьвера, Расселл схватил девушку за плечо. Она попыталась вырваться, но её сила была всего только маленькой частью силы индейца. Тут вмешался оператор. Он снял одну руку с видеокамеры. Оператор был сильным мужчиной и сумел бы, возможно, помочь девушке, но это движение вывело Расселла из себя. Его рука, сжимающая револьвер, шевельнулась.
   — Цель, цель, цель! — произнёс Паулсон в микрофон. Остановись, идиот, подумал он, ОСТАНОВИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ! Он не мог допустить, чтобы рука с револьвером поднялась достаточно высоко. Паулсон лихорадочно оценивал ситуацию. Большой «Смит-Вессон», судя по всему, сорок четвёртого калибра. Выпущенные из него пули оставляют огромные кровавые раны. Возможно, объект всего лишь хотел подчеркнуть свои слова движением руки с револьвером, но Паулсон не знал — да и ему было все равно, — что это были за слова. Может быть, Расселл требовал от чернокожего оператора, чтобы тот не вмешивался; револьвер всё ещё был направлен, казалось, в его сторону, а не в сторону девушки, но он продолжал подниматься и…
   Резкий щелчок винтовочного выстрела остановил время подобно мгновенной фотографии. Палец Паулсона нажал на спусковой крючок, словно по своей воле, но это было профессиональной реакцией снайпера. Винтовка ударила в плечо силой отдачи, и его рука уже поднялась к затвору, выбросила использованную гильзу и загнала новый патрон. В самый момент выстрела налетел порыв ветра, и пуля чуть сместилась вправо. Вместо того чтобы пробить середину головы Расселла, она ударила заметно впереди уха и, коснувшись лицевой кости, раскололась. В результате крошечного взрыва лицо объекта оторвалось от черепа. Нос, глаза и лоб исчезли в красном тумане. Нетронутым остался только рот, открывшийся в крике. Умирающий, но ещё не мёртвый, Расселл инстинктивно дёрнул за спусковой крючок револьвера, направленного в сторону оператора, и упал на девушку-репортёра. Затем и оператор рухнул на землю, и осталась стоять лишь девушка, которая даже не успела отреагировать на кровь и человеческие ткани, хлынувшие ей на лицо и блузку. Рука Расселла поднялась к тому, что ещё несколько секунд назад было его лицом, и он затих. Из наушников Паулсона доносился крик: «ВПЕРЁД, ВПЕРЁД, ВПЕРЁД!», но он не замечал его. Ствол со вторым патроном в патроннике снайпер направил на окно здания. Там показалось лицо. Паулсон узнал его по фотографиям. Это был второй объект, опасный преступник. И тут Паулсон увидел его оружие — по-видимому, старый «винчестер» с откидным затвором. Ствол «винчестера» начал высовываться из окна. Второй выстрел Паулсона оказался лучше первого — точно в лоб объекта номер два по имени Уильям Эймз.