Лещенко Владимир. Торнан-варвар и жезл Тиамат

   Тут же были куплены седла и уздечки, и с полчаса троица разъежала по загону, объезжая своих новых четвероногих друзей.
   Торнану досталась молоденькая, но резвая кобылка, отзывавшаяся на кличку Белка. Чикко — широкозадый меринок по имени Железяка. Марисса выбрала самую красивую — серую мышастую кобылу, тут же обозванную ею Когитой.
   Затем они верхами двинули на рынок. Марисса приобрела там себе новую одежду и сразу две изящные рубахи до колен синего шелка с многоцветной затейливой вышивкой вместо превратившейся в тряпье ночнушки. Чикко тоже потребовал свою долю, и ему был приобретен строгий черный кафтан из тонкого добротного сукна с желтой опушкой, который, впрочем, фомор не стал надевать, а аккуратно свернул и сунул в седельную суму. Кроме того в оружейном ряду он купил ножны к трофейному кончару и немедленно повесил его на пояс, спрятав кинжал за пазухой.
   Торнан ограничился новыми штанами и подштанниками.
   По дороге он не упускал случая внимательно изучить окружающее, не упуская ни одной мелочи. Тут, на Востоке, за Хребтом, он бывал уже больше десятка лет назад и теперь ясно видел, что край этот все же заметно отличается от привычного ему Запада, хотя люди тут и говорят почти на том же языке, да и молятся за небольшой разницей тем же богам. Взять хоть женскую одежду — чуть ли не треть горожанок носила штаны, так что на Мариссу никто не пялился.
   Были тому причины: Рихей не просто разделял две части материка — он еще и становился непреодолимой преградой на пути приходивших нашествий. За летописное время Логрия пережила девять великих набегов кочевников. Но лишь два из них смогли перехлестнуть через эту преграду, поставленную самими богами. Первыми были фельты, от которых до сего дня прошло примерно две с половиной тысячи лет. Вторыми — пайсенаки восемь сотен лет спустя. Но фельты двигались и сушей и морем, а в годы, когда Таббу-каган провел своих всадников через горы, солнце светило так ярко, что растаяли многие ледники, ныне напрочь загородившие пути.
   Так что хочешь не хочешь, но они уже находились, можно сказать, в другом мире, и это следовало учитывать.
   После похода на рынок они вернулись в «Кувшин» и отправились отдыхать. Вернее — отправился Торнан с Чикко. Госпожа младший посол храма решила прогуляться по городу в одиночестве, надев только что купленное облачение и повязавшись платком, каким горцы завязали ей глаза.
   Это был последний подарок цвергов. Ей, единственной из троих, повязали не простую полотняную тряпку, а изделие из шерсти синих каменных козлов — самую дорогую материю в Логрии, ибо животные эти обитали лишь на высокогорных лугах и вблизи ледников, не жили в неволе и не приручались, и к тому же были дьявольски осторожными, чтобы подпустить охотника на выстрел из лука. Лишь по весне, когда линяли, они терлись об острые ребра скал, оставляя на них немного шерсти. Вот из нее-то, собранной по щепотке, и ткали великолепное тонкое сукно — чудесного серо-синего невыцветающего окраса, теплое, мягкое и почти вечное... Платок этот стоил дороже всего, что было на Мариссе, исключая разве что, может быть, ее скимитар.
   Торнан недовольно проводил ее взглядом и пошел спать. Вообще-то он предполагал обсудить с ней дальнейший маршрут, но раз она настаивала...
   Торнан проснулся и по тускло-рыжим лучам солнца и длинным теням понял, что день клонится к вечеру. Мариссы не было. Однако Торнан решил, что за нее беспокоиться не стоит — на дворе еще день, да и не девочка. Но все же нехорошо уходить, не предупредив, куда собираешься!

* * *

   Впервые за несколько месяцев Марисса надолго осталась одна. И почти свободной.
   Не надо было ни от кого бегать, не надо было ничего искать, спать на земле, седло не стирало чуть не до крови кожу. Пусть это не надолго, всего на считанные дни, а скорее даже часы, но пусть так. Эти часы принадлежат ей одной. Даже богиня, которой она служит, может немного подождать — она все же бессмертная, в отличие от Мариссы. Она может спокойно сидеть в этом чистом и опрятном кабачке, пить самое дорогое и легкое вино из имеющихся тут и, расслабившись, ни о чем не думать...
   Правда, ни о чем не думать не получалось. Думала она о Торнане.
   Странно он к ней относится... Неужели он ее совсем не хочет? Такого не может быть — все мужчины думают только о том, как затащить женщину в постель. Почему же он не пытается к ней подкатиться, как это обычно бывало в походах, в которые она ходила в компании с мужчинами? И не всех, надо сказать, она отшивала, во всяком случае, сразу... Нет, его бы она точно отшила — он, ясное дело, мужчина видный, да не совсем то, что ей нравится. Но пусть бы пристал, чтоб хоть объясниться раз и навсегда!
   А уж фомор... Да, конечно, он ей спас жизнь тогда, но все равно мысль о близости с ним заставляла ее невольно вздрагивать, как будто он был большой холодной лягушкой... Бр-р, не зря говорят, что фоморы созданы богами именно из лягушек. Нет, с ним — разве что под угрозой смерти. Это как в дальних восточных землях, в стране Кам-Хе, жрицы всяких тамошних богов совокупляются с большими змеями и ящерами. И даже с гигантскими белыми тритонами — священными тварями этих самых богов. Тьфу!
   Нет, конечно, он не самый страшный из виденных ею мужчин, и характер у него хотя вредный, но не противный. Но вот при мысли о том, чтобы оказаться в одной постели с ним, мороз по коже продирает.
   Так противно ей в жизни было лишь раз. Тогда она проснулась после дикой попойки и обнаружила себя в роскошной постели, рядом с Деврой — толстой, не первой молодости купчихой, с которой храм вел какие-то дела и за счет которой они, компания стражниц, пировали прошлым вечером. Обе они были в чем мать родила, и их одежда была разбросана по комнате, словно ее раскидывали специально.
   Признаться, в себя Марисса пришла, лишь обнаружив, что стоит над беспомощно похрапывающей толстухой с занесенным кинжалом... Конечно, как ни старалась, она не вспомнила — было ли что-нибудь такое, да и не было скорее всего, ибо напилась Девра раньше и сильнее их. Но стоило лишь подумать, что именно могла проделать с ней эта дебелая, немолодая — за тридцать — баба, и всякий раз ее передергивало. И хотя бы еще кто-то из ее симпатичных подруг!.. Но это жирное вялое тело с бледной кожей и отвисшими сиськами... Бр-р.
   Нет, если уж выбирать, то она лучше забросит мечи в кладовку и выйдет замуж... Ну хотя бы за того приказчика... ну последнего жениха, что нашла ей тетка... Как его? Муниг, что ли? Лучше всю жизнь с тем, чем хоть один раз с этим фоморским недоростком.
   В голове уже шумело от выпитого вина, а за окном дело шло к вечеру. Пора уходить. Она допила последнюю кружку, постучала монетой по столу, готовясь бросить слугам золотой.
   — Вы не возражаете, доблестная воительница? — За ее столик присели три молодых, хорошо одетых человека. Покрой и богатая отделка кафтанов выдавали в них купцов.
   — Да нет, я вообще-то сейчас ухожу, — пожала она плечами, мысленно похвалив их за вежливость.
   — Нет, нет, что вы, мы не хотим вам мешать, — засуетился один из них — ясноглазый, с обветренным лицом и длинным мечом на поясе.
   И тут Марисса неожиданно для себя подумала: а почему бы не завести с этими симпатичными ребятами легкий флирт? Она даже в уме рассчитала дни — ведь не идти же в гостиницу за сберегаемым флакончиком предохраняющего настоя! Нет, конечно, она ничего такого делать не собиралась — но просто, на всякий случай...

* * *

   Торнан обошел уже четыре питейных заведения в поисках Мариссы.
   Что его заставляло это делать, он толком не понимал. Он в который раз повторял себе, что она вполне имеет право загулять, пойти помолиться в свой храм, завалиться в постель с первым встречным, посетить бордель для женщин (если такой тут есть), напиться как свинья. В конце концов, просто погулять по ночным улицам, любуясь звездами или ища приключений. И соглашался с этими доводами, и готов был уже повернуть к. «Кувшину», и вновь шел искать пропавшую девчонку. А воображение, нечасто беспокоившее его, рисовало ее — истекающую кровью, еле держащую в руках меч, из последних сил отбивающуюся от шайки безликих головорезов. Или даже чего похуже.
   И в эти минуты Торнан почти хотел, чтобы на него самого напала пара-тройка грабителей, и он отвел бы душу в молодецкой схватке. Но, видать, ночной люд Нуми к самоубийству был не склонен и на высокого мужчину с ятаганом у пояса внимания не обращал.
   Пятая харчевня.
   Взгляд туда-сюда, привычный вопрос...
   И Торнан уже знал, что услышит в ответ.
   «Баба с мечами? Святейший Арей — да отродясь такого не было!»
   Но стоп!
   — Да, была вроде такая. В красных шароварах и с двумя клинками, — сообщил коренастый, немолодой вышибала, чье лицо покрывали старые ожоги. — Я еще удивился — у нас женщины если что и носят, так кинжал. Даже степнячки саблю не таскают — луки и метательные ножи еще куда ни шло.
   Монета упала в лопатообразную ладонь здоровяка.
   — Благодарствую, капитан, — с достоинством ответил тот.
   — А давно она ушла?
   — Да не так чтобы, хоть и не слишком уж чтобы недавно, — уклончиво ответил тот.
   «Тяжелая панцирная пехота, или на метательных машинах стоял, — прикинул Торнан. — На крайний случай — пикинер. Но уж не конник и не стрелок».
   — Где служил, храбрец? — осведомился он.
   — Флот его величества короля Мардонии Эсгата Отважного, Вторая галерная флотилия. Старшина абордажного расчета, — подтянувшись, сообщил вышибала. — А ты, твоя милость?
   — Стража Севера, — не стал уточнять Торнан.
   — Уважаю, — чуть поклонился вышибала. — Там трусов не бывает. А девочка эта тебе, капитан, извиняюсь, кто будет?
   «Невеста она мне», — хотел зачем-то соврать ант, но сдержался.
   — Охраняю я ее, — бросил он. — Служба.
   Вышибала сочувственно кивнул.
   — Тогда другое дело. А то ведь она с тремя парнями ушла отсюда.
   — То есть как?!
   — Ну как... Загуляла, можно сказать... — И вновь сочувственный взгляд.
   — А куда они пошли, не подскажешь?
   — Ну, можно подумать, — сжал губы собеседник. Еще одна монета перекочевала в его ладонь.
   — Головой не поручусь, но думаю, пошли они в «Свинью на троне», — сообщил вышибала, между делом отшвыривая от дверей пытавшегося прошмыгнуть внутрь нищего. — Брысь! Житья нет от вас, дармоедов!.. Потому как, — продолжил он прерванный разговор, — пошли они вниз по Горшечной улице, а там обжорок, кроме как «Свиньи» этой самой, и нету.
   — Ну, ладно, — Торнан добавил пару медных грошей, — выпей за мое здоровье...
   — Эй, постой, капитан, — придержал его за руку вышибала. — Вот еще что: с этими купчиками еще трое або четверо слуг были.
   — Слуг?!
   — Угу. Таких, знаешь, в красных куртках, да еще там были с клеймами на мордах. Рабы, а может — вольноотпущенники. С оружием. Тесаки, правда, в треть твоего будут, да и бойцы они вряд ли какие из себя. Но ты все ж остерегись.
   — Спасибо, друг, — хлопнул Торнан дядьку по плечу. — Спасибо.
 
   В зале «Свиньи на троне» было полно народу. Почти все места были заняты, посетители тесно сбились за столами. Голоса сливались в одно гулкое гудение, на фоне которого порой раздавались громкие вопли скандалистов и отчаянная борьба игроков. Среди столов можно было заметить серые безрукавки стражников, видавшие виды кафтаны купцов, подкольчужники наемников, куртки ремесленников. В углу сидело даже несколько моряков с Синего берега, неизвестно каким ветром занесенных сюда. Казалось, что в небольшом зале были представлены все известные Торнану народы Логрии: андийцы, альбийцы, неконцы, вездесущие картагуниицы, и даже один суртиец в пестрой яркой хламиде, так контрастировавшей с его черным лицом и курчавыми волосами. Они вопили так, что звенело в ушах, в глазах мельтешило, за столами ели, пили, играли в кости и карты.
   А вот и те самые — в алых куртках, про которых ему говорил бывший моряк. Сидят и жрут. А где же их господа?
   Придав лицу выражение средней доброжелательности, он подошел к ним.
   — Ваши хозяева вошли сюда с девушкой? — осведомился он у них, как бы невзначай поигрывая серебряной монетой.
   — Ну, допустим, — не поднимая головы бросил кто-то. — Они, может, и вошли сюда с девушкой, так и ты тож иди — вон!
   Торнан понял, что ошибся — похоже, доброго отношения эти типы не понимали.
   — Куда они направились? — тем не менее осведомился он, кладя монету на стол.
   Она была сброшена небрежным жестом. Сидевшие явно ждали, что он ее поднимет — то ли чтобы врезать по затылку, когда он нагнется, то ли просто поглумиться, глядя, как он будет шарить по грязному полу. Но Торнан не пошевелился. Тогда один из сидевших за столом поднял глаза, посмотрел на капитана и хмыкнул. На лбу у игрока было клеймо алого цвета: раб, проданный в славном городе Хтон. Над бровью — синяя спиральная татуировка: знак вольноотпущенника.
   — Ты! Эй, ты! — бросил он. — Тебе говорю, мышь лабазная!
   — Я, что ли? — отозвался Торнан. — Ну, я. Чего тебе — людей, что ли, не видал?
   — Ты, значит, спрашиваешь насчет девки с мечами?
   — Ну? — Торнан шагнул поближе.
   — А кто ты вообще такой? — вчерашний раб презрительно сплюнул на пол, чуть не попав на сапоги Торнана.
   — Уж и спросить нельзя, — Торнан сделал вид, что оробел.
   — Она с господами, — рассмеялся другой слуга. — Так что приходи завтра, сейчас господа заняты. И девка твоя тоже занята...
   Северянин, добродушно кивнув, врезал ногой смеющемуся в живот. Затем, без разговоров, перегнулся через стол и схватил оторопевшего старшего слугу за ворот войлочной куртки. Приподняв наглеца за ворот, Торнан протащил его через стол и с размаху ударил об стену, потом еще раз, и бросил на пол.
   Публика лишь поворачивалась, поглядывала на драку, но не вмешивалась — видать, в славном городе Нуми, столице торговой республики Эграсса, люди давно отучились лезть в чужие дела.
   Бывший раб лежал, уткнувшись лицом в грязноватые доски, а тяжелый, грубый, подбитый медью сапог капитана твердо стоял на его затылке. Торнан вытащил у него из-за пояса клыч и приставил к спине.
   — За убийство холопа в Эргассе штраф в триста золотых, — со зловещей ухмылкой сообщил он. — Как по мне — не такие уж большие деньги за удовольствие пустить тебе кровь.
   — Третья комната слева, господин, — жалобно простонал поверженный.
   Дверь выглядела достаточно хлипкой. Поэтому Торнан, еще раз вслушавшись в пьяные голоса по ту сторону, не стал тратить время на попытки достучаться, а просто вышиб ее ногой. Посмотрел на качающийся на одном гвозде засов и решительно шагнул внутрь.
   Глазам его предстала картина разгула, хаоса и веселья. В углу валялся перевернутый средних размеров бочонок вина ведра на два. А вокруг стоявшего в середине стола собрались люди — богато одетые, по большей части молодые и пьяные, как та самая бочка. Обычная картинка — купцы, гуляющие после трудной дороги.
   Торнан напрягся. Купцов было не трое, и даже не шестеро, а под дюжину. Пожалуй, целый караван средних размеров. На полу стоял ларец, внутри которого поблескивал матово-желтый металл и огоньки самоцветов. В ворсе затоптанного ковра блестело рассыпанное серебро.
   Еще на полу валялись объедки и стояло блюдо с поросенком, в обнимку с которым, мирно посапывая, валялся еще один, совсем пьяный.
   А на столе под завывание волынки и бренчание дутара танцевала Марисса. На ней не было ничего, кроме импровизированной юбки из пестрой шали, и сапог — правда, грудь она кокетливо прикрывала ладонями. Выражение ее лица поразило Торнана: столько в нем было самой натуральной похоти и совершенно невероятного бесстыдства. Лишь секундой позже он понял, что она здорово пьяна, да еще, кажется... Нет, не кажется — легкий душок горной конопли не спутаешь ни с чем.
   Увидев его, Марисса, как ни была пьяна и укурена, все же узнала его и оступилась, потеряв равновесие. Но Торнан не дал ей сверзиться со стола, успев подхватить ее, беспомощно обмякшую, на руки, и осторожно опустил на пол. Затем, подобрав валявшееся покрывало, он завернул в него Мариссу и взвалил ее на плечо, прогнав мимолетные ощущения, возникшие от соприкосновения с горячей и упругой молодой плотью. Амазонка показалась ему совсем не тяжелой.
   Собравшиеся взирали на него с каким-то тягостным недоумением, решая, видимо, непростую задачу — откуда взялся этот странный человек, зачем он, бесе возьми, сюда приперся и почему хочет забрать с собой эту симпатичную и веселую девочку?
   — Эй, козел рябой! — выбрался вперед один из них — крупный, хорошо одетый парень лет двадцати, судя по виду, сын богатого купца. — Пшел вон отсюда!
   — Спокойно, я уже ухожу, — произнес капитан, отступая к двери.
   — Оставь девку, ты... — заорал парень, вынимая меч из ножен на поясе.
   За время, пока он извлекал клинок, Торнан успел положить Мариссу на пол, выхватить ятаган, изготовившись к схватке, и определить, что за оружие в руках у нахала. И даже поблагодарить небо за то, что в противники ему достался круглый идиот, ничего в оружии не понимающий. В руках у юного болвана был хорошо знакомый капитану по Северным Пределам норглингский меч.
   Кто-то из компании двинулся было на помощь приятелю, но, зацепившись ногой за ногу, упал, попытался подняться, но не смог и тут же захрапел.
   — Уйди с дороги, добром прошу, — произнес Торнан.
   — Порублю! — ответил парень.
   Резко размахнувшись, капитан рубанул ятаганом по кромке меча противника у самого острия. Что-то жалобно звякнуло и покатилось по полу, а купец с расширенными от ужаса глазами смотрел на свое оружие — острие было срезано напрочь.
   — Точно так же будет с твоей головой, — пообещал капитан. — А теперь одежду и вещи госпожи сюда. И побыстрее.
   Кое-как собрав в узел любезно протянутые ему вещи и сунув мечи под мышку, он вновь взвалил завернутую в занавесь Мариссу на плечо и вышел. Надо сказать, все это время она лежала смирно, лишь время от времени заплетающимся языком (и совершенно непечатно) выражая недовольство вмешательством в ее личную жизнь.
   Всю дорогу до постоялого двора она кулем висела на нем и как будто не сопротивлялась. И лишь уже в апартаментах, увидев Чикко, она вдруг взбеленилась, тем более что дурманная одурь малость прошла.
   — Ты мне что — папаша, брат или жених?! — заверещала она, делая попытку встать и уйти.
   Торнану пришлось попридержать ее, уклонившись от неловкого взмаха кулаком.
   — Пусти!!! — забилась она. — Пусти — тебе какое дело?! Завидно, что не даю?! Так купи козу и с ней утешайся!
   Торнан держал Мариссу, прижимая ее руки к телу и моля небеса, чтобы удар коленом не пришелся в пах.
   — Все мужики скоты! Все, все, все!!! — Она заходилась в крике. — Вам баба — это кусок мяса для пользования... Только то, что между ног, и нужно!!! Пусти!!! Пусти!!! Я мужикам счета не помню! Хочу веселиться! Хочу с ними! Что толку в этой честности да це-еломудрии?! — издевательски проблеяла она. — Моя тетка купалась в золоте, а всего-то и нужно было ножки раздвинуть перед кем надо! А у меня сестренка маленькая померла, потому что денег на лекаря не было! У меня мать на работе надорвалась! Пусти! Мне браслет с изумрудом обещали...
   Торнан глянул в сторону Чикко, но тот лишь беспомощно развел руками. Видимо, способность успокаивать взбесившихся девчонок не входила в его умения. Так что Торнану оставалось лишь крепко держать девушку в надежде, что рано или поздно она успокоится.
   Марисса несколько раз чихнула, пробормотала проклятье. Она дергалась все реже, всхлипывания затихли, и вот она уже обмякла в его руках.
   Он осторожно опустил Мариссу на пол. Рядом стоял Чикко, держа какую-то коробочку.
   — Это маковый экстракт, — пояснил он. — Магии, можно сказать, и нет — просто это концентрированная сила растения. Млечный сок как-то перегоняют, высушивают... Если нужно усыпить человека, прогнать боль или еще чего-то... — Он не договорил. — Давай, клади ее на кровать.
   Кое-как уложив Мариссу, капитан отправился к себе и, тут же завалившись на койку, как был в одежде, заснул — все случившееся здорово его вымотало.
   «Старею, должно быть...» — подумал он, ощущая тяжесть в теле...
   Тихий шорох разбудил Торнана, и он, резко поднявшись, сел на своем ложе. В окно светила полная луна, освещавшая комнату достаточно ярко, чтобы разглядеть стоящую на пороге Мариссу.
   — Зачем ты пришла? — изумленным шепотом спросил Торнан.
   — Можно я побуду с тобой? — В ее дрожащем и на удивление совсем трезвом голосе было столько мольбы...
   Она медленно сняла покрывало и аккуратно положила его на табурет. Затем села рядом, внимательно глядя на него. Он видел, как с каждым вдохом наливаются ее груди, как постепенно твердеют соски.
   И вот она уже ныряет к нему под одеяло.
   — Марисса, ты... — Он замолчал, почувствовав ее губы на своих.
   В несколько мгновений она освободила его от одежды. Ее сильное и в то же время женственное тело прильнуло к нему, прижимаясь изо всех сил. Язык северянина прилип к гортани.
   — Торн, ты хороший, я знаю...
   Он чувствовал переполняющую ее отчаянную решимость — так прыгают в ледяную воду штормового моря.
   — Сейчас... — Она нежно касалась губами его кожи. — Сейчас все будет хорошо.
   И Торнан решил не противиться судьбе.
   ...Некоторое время они лежали рядом, целуя и поглаживая друг друга. Он чувствовал сильные, но ласково-нежные прикосновения рук, ощущал возбужденность дыхания и гибкие движения горячего тела. Он ласкал ее бедра, живот, грудь, наслаждаясь бархатистой нежностью ее кожи и твердостью груди, каждая мышца тела содрогалась в судорогах страсти...
   Он нежно и требовательно привлек ее к себе, жадно впился губами в ее губы, в то время как руки его скользили по ее плечам и груди. Прикосновение этих ласковых и таких умелых губ воспламеняло кровь. Страсть налетела, как ураган. Марисса отвечала поцелуем на поцелуи, лаской на ласку, целиком окунувшись в пучину страсти. Она вскрикивала от восторга под тяжестью его тела, ощущая неистовое биение его сердца. Яростно хрипя, она впивалась ему зубами в плечо. Выгибаясь и постанывая, переворачиваясь со спины на живот и обратно, она в свою очередь жадно приникала губами к телу любовника. Она выгибалась, как в припадке, а из ее глотки рвались вполне звериные вопли.
   Потом они лежали без сил, а он продолжал гладить ее плечи и руки, но уже совсем не так, как раньше, и от этой тихой ласки хотелось плакать и смеяться одновременно. Подобно котенку, она вздрагивала и потягивалась под нежно гладящей ее рукой, и только что не урчала от наслаждения.
   Он погладил подрагивающий живот девушки. И Марисса вновь накинулась на него, прижала к кровати своим сильным, гибким телом. Ее сочные влажные губы впились в рот и задушили родившиеся у него в голове мысли, не дав им стать словами.
   Дальше не было ничего, кроме того, для чего, по преданиям, Богиня и сотворила мужчину и женщину.
 
   ...Среди ночи Торнан проснулся, ощутив, что его спутница заворочалась.
   — Торн, ты спишь? — осторожно прошептала она и, стараясь не тревожить, перелезла через него. Нагая грудь атласно скользнула по его щеке, и он едва удержался, чтобы не поймать сосок губами.
   Он слегка приоткрыл глаза. Крадучись, она подошла к столу, налила себе вина в чарку и осушила одним духом, а потом вдруг, поперхнувшись, зарыдала. Чаша выпала из руки и разлетелась на черепки.
   Он вскочил с постели, подбежал к ней и, не зная, что делать, поднял на руки совершенно впавшую в истерику амазонку, осторожно понес, уложил на койку, укрыл одеялом, что-то успокаивающе шепча, пока та задыхалась и обливалась слезами.
   — Торн, я... я должна тебе рассказать, — чуть успокоившись выдохнула она. — Я должна тебе рассказать...
   — Ты ничего никому не должна.
   — Нет, нет, ты не понимаешь! — твердила Марисса. — Я должна... Вот, посмотри, — она высоко подняла правую руку. На плече с тыльной стороны был шрам — шероховатый, белесый. Так выглядит сквозная рана, неумело залеченная, которую прижгли на поле боя головней, а потом замазали глиной или смолой. — Видишь? Тут был Знак Феанны!
   «Не может быть!» — промелькнуло в голове у Торнана.
   — Ты была в Феанне?!
   — Да... — она всхлипнула.
   — Ты выдержала испытания? — зачем-то уточнил он.
   — Да, — кивнула она. — Всего три из пяти, как раз чтобы попасть... «Лисий бег», «волчий путь» и «прыжок лосося». На «стрелах богини» срезалась, конечно. Уже полгода прошло, я уж подумывала, что нашла то, что искала всегда, что у меня есть братья и сестры, которые... будут со мной до конца...
   Марисса, обхватив грудь руками, срывающимся голосом бормотала признания, словно хотела оправдаться перед кем-то:
   — Нас было шестеро. Четверо мужчин и двое девушек. Мы как раз возвращались из той деревни, которую охраняли — помнишь, я говорила... Ну, мы задержались на постоялом дворе — нелегкая дернула нас свернуть не на ту дорогу... А ночью на нас напали... Банда, человек пятьдесят. Бывшие наемники, мразь урконская. Там еще был караван гвойцев, те схватились за оружие, думали, отобьются... Какое там — постреляли из арбалетов, никто и пикнуть не успел. И Брона, и Тхо, и... всех, кто сопротивлялся. Хозяина живьем насадили на вертел — для забавы...
   А я... Я бросила оружие и забилась куда-то, как крыса... Какое-то наваждение, словно кто-то лишил меня храбрости. Пока моих братьев убивали, я сидела в каком-то подполе и молила богиню спасти меня. Потом, когда меня вытащили из тайника, я... Как будто сошла с ума от страха... Я говорила, что я акробатка из бродячего цирка, валялась у них в ногах, просила пощады...