Владимир ЛЕЩЕНКО
ТОРНАН-ВАРВАР И ЖЕЗЛ ТИАМАТ

   Посвящается Татьяне и Александре

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПОВЕЛЕНИЕ БОГИНИ

   Всякое в этом рассказе найдешь,
   Перепутаны правда и ложь,
   Очень все это было давно,
   Очевидцев уж нет все равно...
Манас

Глава 1
ТАВЕРНА «КОРОЛЕВСКИЕ РОГА»

   Не следует искать черную пантеру в темных джунглях. В особенности если она там есть.
Калебас Кавунда, первый министр Стигии

 
   Западный Предел Логрии.
   Корг — столица одноименного королевства.
   Храм Тиамат. Конец месяца кринна
   Таверна, носящая название «Королевские рога», стояла на улице Трех Демонов, неподалеку от перекрестка с Волчьим переулком. Ее задний двор почти примыкал к месту, называемому Шэттов пустырь, а часть города, где она находилась уже почти восемь десятков лет, на всех планах отмечалась как Жагг, а в простонародье именовалась не иначе как Гнилой Угол.
   Было это заведение не первой руки, но и не совсем убогое, напитки, еда и девочки там были вполне способны Удовлетворить вкус рядового горожанина. Одним словом, заведение было как заведение — не лучше и не хуже прочих.
   На вывеске была изображена пара великолепных ветвящихся оленьих рогов, между которыми художник поместил аляповато намалеванную золотой краской корону. Название, надо сказать, было довольно двусмысленным — оно то ли простодушно подразумевало, что столь большие рога не стыдно подарить и королю, то ли тонко намекало, что иногда рогоносцами становятся и коронованные особы. Пожалуй, забреди сюда какой-нибудь судья, он бы, чего доброго, стал подумывать — не применить ли к владельцу сего заведения закон об оскорблении величества? Однако судьи на улицу Трех Демонов не заглядывали. Возможно потому, что среди местных обитателей было немало их клиентов...
   Толстые каменные стены, арочные подпорки, глиняные масляные лампы на полках, дававшие достаточно света, чтобы какой-нибудь нагрузившийся пьянчужка сослепу не грохнулся на пол. Тяжелые потолочные балки нависали так низко, что рослый человек мог бы достать их ладонью, не вставая на цыпочки. Несколько длинных столов со скамьями, квадратные столы поменьше, окруженные табуретами, диваны в нишах, закрытых тяжелыми занавесями, сейчас отдернутыми наполовину. Все основательное, сколоченное, что называется, на века.
   В торце зала находилась стойка из истертого мрамора. За стойкой стоял и откровенно скучал худосочный парень лет двадцати, чью наполовину выбритую голову украшал искусно вытатуированный драконий череп в обрамлении жуков, а шею — кулон с синим прозрачным камнем, слишком большим, чтобы быть настоящим.
   В этот поздний час народу в зале было немного. Несколько припозднившихся завсегдатаев пили пиво, заедая красными креветками. Трое матросов с речных барж (о чем свидетельствовали синие шляпы, сбитые на затылки) играли в арские кости. Два старых солдата с медалями на ветхих кафтанах что-то вспоминали, негромко шамкая. Подгулявший приказчик в отороченном мехом красном казакине взирал на нераспечатанный кувшин вина, видимо, решая важнейшую проблему — прикончить его или ограничиться уже поглощенными? Сидели в зале несколько небогато одетых типов, по виду — завсегдатаи кабаков.
   Еще один человек, облаченный в старую кожаную куртку с капюшоном, сейчас откинутым на плечи, сидел в одиночестве за столиком на двоих, вкушая тушеного кролика, к которому прилагалась большая кружка пива. Было ему лет тридцать или около того, облик выдавал в нем уроженца северо-восточных земель — анта, а может, итвака, одежда — воина, а неуловимое выражение лица — человека, знающего себе цену. Через плечо был перекинут форменный солдатский плащ. Он закрывал знаки различия, но опытный взгляд определил бы, что таверну посетил не рядовой солдат, и даже не капрал, а скорее сержант или — бери выше — фельдфебель.
   Внезапно в эту идиллию был внесен диссонанс. Дверь таверны громко хлопнула, и, нарочито гулко топая по ступенькам, вниз спустились пятеро посетителей сразу. Точнее, четверо темных личностей при оружии, во главе которых выступал длинный худой тип с белыми волосами и недобрым, костлявым лицом. В ухе у него качалась серебряная серьга в виде полумесяца, правое запястье охватывал широкий, серебряный же браслет с шипами. Еще одна серьга была продета в ноздрю, но мало кто решился бы пошутить над этим — уж больно нехорошо смотрели его глаза.
   Кости перестали греметь, и разговоры вдруг как-то сами собой умолкли, словно по таверне пробежал холодный, если не сказать ледяной, сквозняк. Придержали языки даже те из припозднившихся гостей, кто не знал, что за человек перешагнул порог «Королевских рогов».
   А человека этого звали Бо, среди своих — Бо Скорняк. Кличка эта, надо сказать, была дана ему неспроста. Получил он ее не потому, что был скорняком сам, и даже не потому, что, скажем, его отец занимался этим почтенным ремеслом. Просто среди ночного люда столицы королевства Килльдар ходили слухи (которые сам Бо не спешил опровергать), будто бы из кожи своих жертв он любит вырезать ремни, и что таких ремней у него накопилась целая коллекция.
   Но если посетители таверны просто напряглись, почувствовав себя вдруг неуютно, то устроившийся за стойкой парень просто побелел при их появлении. Губы его мелко затряслись, он было вытащил из-под стойки окованную старой корабельной медью дубинку, но при виде ухмылки Бо рука его словно сама собой разжалась, и дубинка выскользнула на пол, с костяным стуком покатившись по доскам.
   Сам бандит остановился на середине зала, зато двое его подручных, размеренно шагая, продолжили движение. Подойдя к стойке, они разом потянулись к бледному, покрытому испариной подавальщику и выдернули его из-за стойки, как морковку из грядки. Потом, держа на весу, поднесли к атаману.
   Тот, мерзко улыбаясь, вплотную приблизился к почти потерявшему сознание от ужаса парню.
   — Ты, Бесхвостый, видать, не уразумел, что я тебе тогда говорил, — произнес пришелец с нарочитым сожалением. — Ну, сам понимаешь... Я ведь два раза не повторяю и дружбу свою дважды не предлагаю! А ты мало того, что уперся как баран, так еще и язык распустил где не надо. Понадеялся на своего Быкуна? Ну и где он теперь, твой Быкун? Нехорошо, нехорошо... — Он повернулся к своим людям и резко приказал: — Подержите-ка этого недоноска! Не хотелось бы запачкать кафтан — он ведь новый почти.
   Трое бандитов отрепетированными движениями схватили жалобно пискнувшего слугу. Двое стиснули его локти, лишая возможности сопротивляться, а третий запрокинул ему голову, резко потянув за собранные на затылке волосы.
   И Скорняк неторопливо и аккуратно перерезал ему горло от уха до уха. Искусно уклонился от выплеснувшегося фонтана крови. Потом еще зачем-то дважды ударил ножом в грудь. Спокойно вытер нож о кафтан убитого, аккуратно спрятал за пазуху. Затем неодобрительно обвел взглядом посетителей.
   — Некрасиво получается! Столько народу видели... Или не видели?
   Лица всех присутствующих явственно говорили о том, что они ничего не видели и вообще непонятно почему они должны были что-то видеть...
   Впрочем, нет, не всех — взор Бо уперся в льдистые синие глаза солдата, и тут же на лице главаря отразились противоположные чувства — сожаление по случаю непредвиденных проблем и радостное предвкушение очередного убийства.
   — Да, все-таки кое-кто видел... Жаль, — вновь улыбнулся Бо Скорняк.
   Многие люди в Корге при виде этой улыбки испачкали бы штаны. Но на лице солдата не дрогнула ни единая жилка. Он просто поднялся из-за стола, при этом плащ как бы невзначай сполз с его плеч на стол.
   Громилы увидели под ним желтую выцветшую нашивку и болтающийся на отвороте куртки массивный серебряный семиугольник с рунами по краям и отверстием посередине. Ниже, на широком, в ладонь, поясе воловьей кожи висел продетый в железное кольцо меч необычной формы — как будто чуть переломанный в середине, с массивной гардой и пламевидным острием. Всякий, разбирающийся в оружии, опознал бы в нем ягузский ятаган, хотя и слегка отличающийся от стандартного.
   — Ого, — пробормотал кто-то из бандитов, — никак, капитан?
   — И здоровый какой...
   — Да еще из Стражи этой... — подхватил другой. — Они ж там зверье все на подбор!
   — И резак какой-то у него не такой... Может, ну его к ельфам, Скорняк?
   Но главарь лишь усмехнулся.
   — Ну что с того, что капитан? — бросил он. — Как раз ремешка из кожи капитана у меня еще и не было. Поиграем, вояка? — И шагнул к столику.
   Опережая его, вперед рванулись сразу двое подручных, на бегу выхватывая клинки...
   Это только так говорится: «мгновенно выхватил клинок» или «меч тотчас вылетел из ножен». Если кто вам такое скажет — не верьте. А еще лучше попробуйте сами вытащить хорошую рапиру, эсток или палаш (ну, можно и катану со скимитаром) из ножен.
   А вот странный меч и в самом деле покинул пояс северянина моментально.
   Знатоку, будь он в таверне, определенно стало бы ясно, почему незнакомец так странно носит клинок — лезвие вырвалось из железного кольца почти незаметно и молнией устремилось в грудь ближайшего головореза. Полуторный кармийский меч успел лишь на три четверти выйти из ножен, когда его хозяин, захлебываясь кровью, упал на грязные доски.
   Одновременно серый плащ, подобно крылу летучей мыши, взвился в воздух и накрыл второго из нападавших. Тот заорал что-то, бестолково размахивая только что вынутым мечом, пытаясь стряхнуть облепившую его ткань... И его крик перешел в булькающее всхлипывание.
   В руках низкорослого крепыша, стоявшего рядом с Бо, как по волшебству, возникли два метательных ножа. Еще неуловимый миг — и один устремился в шею северянина, другой — в живот.
   Первый нож — тот, что летел в горло — капитан отбил взмахом ятагана.
   Второй ударил его в бок — и отскочил от куртки.
   Молниеносным движением — глазом не уследишь — капитан перехватил свой меч и рубанул по запястью нападавшего на него приятеля только что зарезанного бандита, размахивавшего малым боевым цепом и кистенем. Кисть атакованного так и осталась держаться за рукоять цепа, и тут же клинок вошел ему меж ребер, пробив легкую кольчугу, которую тот носил под одеждой. При этом капитан еще успел, изогнувшись, отклониться назад, пропуская мимо железный репейник кистеня.
   В то же мгновение он оказался перед двумя последними бандитами.
   Один из них — долговязый громила — отскочил назад, однако офицер опередил его, ударив снизу вверх под подбородок. Острие ятагана вонзилось в мозг, а еще через мгновение настал черед того, кто кидал в него ножи. Свободной рукой северянин перехватил его запястье в тот самый момент, когда он пытался ударить противника длинным тонким боевым шилом. Глаза коротышки в ужасе расширились, а потом выдернутый из черепа длинного ятаган вспорол ему брюхо. А мгновением позже северянин заслонился мертвым телом от удара сабли Скорняка.
   Пока главарь высвобождал клинок и замахивался вновь, капитан уже разорвал дистанцию, отступив к столу, из-за которого метнулись в разные стороны напуганные старички. Капитан не попытался запрыгнуть на стол, как поступил бы обычный кабацкий драчун, чтобы через считанные удары сердца рухнуть на пол с подрубленными сухожилиями. Он ловко перекатился через него, сметая грязные блюда и ковши, и спустя миг уже снова оказался на ногах.
   В схватке возникла пауза — оба противника, разделенные массивным столом, повидавшим на своем веку не одну подобную схватку, выжидали, переводя дух. Но если Бо Скорняк и в самом деле тяжело дышал и свободной рукой вытирал обильную испарину, то северянин даже не вспотел.
   — Уйди, — предложил он, — я не ищу твоей смерти...
   — Пес паршивый! — прошипел атаман.
   — Отлично. А меня зовут Торнан, — послышалось в ответ.
   — С-су-у... — выдохнул Скорняк. И добавил: — Дерьмо свое жрать будешь, выродок северный!
   — Верно, выродок! — согласился Торнан. — Меня мать выродила, а тебя из бесячьего навоза слепили!
   Взвыв, Бо кинулся вперед, стараясь на выпаде достать капитана кривым клинком в горло.
   Но за мгновение до этого из-под стола вылетел тяжелый дубовый табурет, ударивший бандита в колени.
   — А-ах-хр-р!! — только и успел выкрикнуть тот, врубаясь лбом в столешницу.
   После этого он замолчал навеки: опустившееся сверху острие перерубило ему хребет, войдя между лопаток.
   — Вы ничего не видели? — спросил Торнан у окружающих, аккуратно вытирая ятаган об одежду Скорняка.
   — Нет, нет, почтенный господин, мы ничего не видели, — за всех ответил высунувшийся из-за двери трактирщик. — А что, что-нибудь случилось?
   — И верно, ничего, — кивнул капитан, вновь вешая клинок на пояс.
   Он уже шагнул к дверям, когда произошло то, чего произойти никак не могло, но тем не менее случилось по одинаковому во всех мирах закону всемирного свинства.
   Двери «Королевских рогов» распахнулись, и по лестнице, топоча сапожищами, спустилось сразу с десяток стражников, в кои-то веки решивших навестить улицу Трех Демонов.
* * *
   — Так ты, я вижу, все же не веришь до конца? Зря, зря...
   Двое, мужчина и женщина, беседовали о чем-то вполголоса в комнатке, затерянной в недрах исполинского храма на окраине столицы. Оба были в скромных облачениях низших служителей, но опытный человек мог бы догадаться, что они носят их не по праву, а принадлежат гораздо более высокой касте.
   Мужчина был немолод, рыхл и явно проводил дни в телесной лени. Но глаза его с набрякшими под ними мешками были живые, умные и жесткие. И женщина — красивая и властная — терялась под их взором.
   — Честно скажу, Гормер, я до сих пор сомневаюсь...
   — Тебе мало было сообщений из провинций и других земель? Мало пророчеств? Мало того, что астрологи прочли по звездам? Мало тех книг, которые я тебе показывал? Если уж Эрдест — а ты знаешь, как он ко мне относится — не спорит...
   — Но может быть... вдруг это совпадения? Бывало же и раньше подобное...
   — А вдруг нет?!
   —Ну не знаю, дорогой, — бросила она. — Но даже если и так — то почему это поручено мне? Я хоть и не последняя по чину, но в школах не обучалась, к тайнам не допущена, да и вообще — знаешь ведь, чем я занимаюсь?
   — Вот именно поэтому тебе и поручено это дело. Там, где не справились наши мудрецы и маги, должен помочь здравый смыл. А насчет тайн и прочего не беспокойся. Тебе помогу я. Ну и Эрдест немного.
   — Ты и его привлек?! — удивилась женщина.
   — Да, Ан, а что ты так удивилась? Он ведь не как мы с тобой, а еще и немного верит в те святые истины, которые проповедует. Для него наши свары — мелочь по сравнению со служением, и будь наш мир так же чист, как и раньше, то именно он стал бы Великим Предстоятелем. Чего, к нашему счастью, не будет.
   — Но все же — почему я?
   — Ну, есть еще одна причина. Если — вернее, когда — мы достигнем успеха, ты не будешь пытаться отнять у меня плоды победы. Ты ведь знаешь, что очень мне обязана, а неблагодарность тебе вроде бы не свойственна. Опять же ты, как человек, к высшим тайнам непричастный, просто не сможешь этого. — Он негромко рассмеялся. — Ну, иди и приступай. Грамота на полномочия от короны у тебя будет завтра, а уж во всякие мелочи я не вмешиваюсь. Тебе виднее, как выполнить повеление нашей богини.
   — Но... Может быть, ты не будешь настаивать на... — Женщина запнулась.
   — В чем дело, дорогая? — улыбнулся мужчина. — Ты чем-то смущена? Но я тебя знаю с двенадцати лет, и сколько помню, ты всегда была очень живой и... нестеснительной.
   — У меня ведь больше нет никого... — начала было она.
   — А вот это будет лишним поводом постараться, чтобы наша затея закончилась успехом, — вкрадчиво-жестко резюмировал мужчина. — Ты ведь постараешься, да?
   «Постараюсь уж! — про себя процедила женщина. — Ты ведь не оставил мне выбора, старый змей!»
   Но, внешне не выдав ничем своих чувств, только склонила голову в знак покорности.

Глава 2
СУД ДА ДЕЛО

   — Что ты мне клеишь?! — прорычал капитан, приподнимаясь. — Что ты на меня повесить хочешь, чернильница старая?!
   — Ты мне не тычь! — выкрикнул судейский. — Я тебе, то есть вам... И вообще — я с вами свиней не пас!..
   — Это конечно, — согласился Торнан. — У моего отца тебя бы точно свиней пасти не взяли. Пожалели б... — Он не стал уточнять, кого именно: чиновника или хрюшек. — Так, значит, это я ни с того ни с сего напал на пятерых бандитов, ни с того ни с сего порезал их и еще пытался бежать? — зло продолжил он. — Удивительные дела творятся в нашем королевстве!
   — Убитый вами мэтр Бо в списках граждан числится как стряпчий при Купеческом Суде, — сообщил чиновник.
   — Стряпчий?! — иронически протянул Торнан. — Не знаю уж, что он там стряпал, только вот трактирного слугу он прирезал, как поросенка! Или, может, парня тоже я прикончил?
   — На этот счет показаний нет, — ответил судейский. — Возможно, в суматохе он сам упал на собственный нож.
   — Да ну? Аж три раза? И один раз — горлом?
   — Все может быть. — уклончиво сказал служитель закона.
   Почему-то это невинное замечание окончательно вывело офицера из себя:
   — Ах ты крыса бумажная!!! Да я тебя...
   Но в суде городского магистрата славной столицы королевства Кильдар уже накопили опыт общения с буйными посетителями. Торнан еще только успел вскочить, а на плечах его повисли сразу четверо стражников.
   — Увести, — скомандовал чиновник, — пусть в камере остынет.
   — Слон без хобота! Кабан кастрированный! Петух ощипанный! Любовник козлиный! — ревел Торнан, пока стражники волокли его по коридору (с должным почтением — капитан все-таки) в отведенную ему камеру.
   Когда его впихнули внутрь, он еще успел метнуться к двери, но на какой-то миг опоздал, и засов лязгнул перед самым его носом.
   От души вмазав обеими кулаками в потемневшие дубовые доски, Торнан плюхнулся на топчан и уселся, повесив голову. Вспышка ярости словно отняла у него все силы. Даже когда через час принесли миску с густым варевом из солонины и несколько ломтей хлеба — завтрак, он же обед, он же ужин, — капитан не стал кидать пайку в лицо разносчику через дверцу, как сделал вчера, а смиренно попробовал это съесть. Но, несмотря на то что брюхо уже подводило, он сумел заставить себя проглотить лишь пару ложек, подумав, что если таков паек привилегированного узника-офицера, то чем же кормят простых смертных? В дни его юности заточенных как будто кормили лучше...
   Подтянувшись на ржавой решетке, капитан выглянул в пустой двор.
   Высокие каменные стены, сложенные из слегка отесанных валунов, строгие башни и кажущееся тускловатым небо в колодце стен, вызывающее безотчетную тоску. По коридорам таскали арестантов, грохоча железом, проходили стражники. Слышалась перебранка и затейливый мат. Нарочито громко заверещала баба — не иначе, в кордегардии охрана развлекалась с пойманной проституткой.
   — Э-э-э! — только и выдохнул Торнан, потому что слов у него уже не находилось.
   Солнце перевалило за полдень, когда в дверях его камеры вновь загремел запор. Неужели его опять будут допрашивать треклятые крючкотворы? Или, может, его поведут на прогулку — вроде заключенных иногда полагается прогуливать, чтобы не зачахли от тюремного смрада?..
   Но когда увидел, кто вошел в камеру, вмиг забыл о тюремных обычаях.
   Еще раз внимательно окинул взглядом гостью. Синее облачение, метущее пол, серебряно-золотой нагрудник, сияющий самоцветами, лицо...
   Лицо... Нагрудник... Священное облачение...
   «Не может быть!» — только и произнес он про себя.
   — Здравствуй, Торнан, это и в самом деле я. Ты не ошибся.
   — Здравствуй, Аниза, — улыбнулся он в ответ, внимательно оглядывая ту, что его навестила. Его старая знакомая сохранила красоту, какая была присуща ей в молодости. Стройная, высокая, благородного облика... Изящно очерченный овал лица, с узким прямым носом, чувственным ртом и большими, яркими глазами под пушистыми бровями. Безукоризненная кожа, гладкая и упругая. На пальцах сверкали дорогие кольца. А на шее висела, блестя каменьями, жреческая пектораль.
   — Ну и что это за маскарад, киса? — он указал на пышное одеяние.
   — Это не маскарад, — с прохладцей уточнила гостья. — Я действительно теперь жрица Великой Матери пятого ранга.
   — Ну хоть не Митры...
   — Прекрати, — отмахнулась Аниза. — Теперь многое изменилось — я уже не та, кого ты знал когда-то...
   — А кто же ты?
   — Я проректор Дискалионской школы. Слышал про такую?
   — Ага... — кивнул Торнан, многозначительно улыбаясь. — Выходит, не оставил тебя милостями тот брюхоногий настоятель... Понимаю, чего тут не понимать? Правда, ты вроде еще молодая, рано тебе шлюх обучать. Обычно этим те из вас занимаются, кто уже работать не может.
   — Не смей так говорить! — вспыхнула Аниза. — Вы, мужланы, все понимаете только в одном смысле! Да знаешь ли ты, что в Дискалионе почитают за честь учиться девушки из самых знатных семей?!
   — Да я разве спорю? — примирительно сказал Торнан. — Среди знатных тоже шлюхи попадаются будь здоров.
   — Все, не хочу с тобой говорить! — замахала руками его старая знакомая. — Постыдился бы — не меня, так хоть Великой Матери.
   — Верно, тебя стыдиться мне нечего. Мы друг друга знаем лучше некуда.
   Аниза помотала головой, небрежно садясь на колченогий табурет.
   — Котик, неужели ты решил, что я приперлась к тебе сюда, потому что мне не с кем спать? Давай забудем — хотя бы на время — прошлое и поговорим о настоящем. — Тут она словно в первый раз заметила миску с недоеденной похлебкой, брезгливо принюхалась. — Понимаю, — кивнула она. — То-то я смотрю, ты сердитый такой! Известное дело — прежде чем заставить мужика трудиться, его нужно покормить.
   Не прошло и десяти минут, как тюремщики, не забывая кланяться в сторону Анизы, расставляли на дощатом столе блюда и кубки, за которыми было послано в ближайший трактир.
   Торнан не заставил себя уговаривать. В два-три больших глотка выхлебав сразу полкувшина легкого вина, он пододвинул к себе блюдо с молочным поросенком. Мясо было приготовлено просто чудесно, а подливка из душистых кореньев заставила его довольно причмокнуть. Оставив разговоры на потом, узник по старой солдатской привычке жадно насыщался — если представляется удобный случай пожрать досыта, то надо им пользоваться, ибо когда еще представится другой такой?
   О том, чем придется расплачиваться за столь сытный обед, он решил пока не думать.
   Аниза почти не ела, лишь, чтобы поддержать компанию, отщипнула от сладкой лепешки несколько кусочков и пригубила из небольшого бокала. Она внимательно смотрела на работающего челюстями Торнана, улыбаясь своим мыслям. Наконец северянин оттолкнул опустевшее блюдо, жалобно зазвеневшее, допил вино.
   — Ну и зачем я тебе понадобился? — И добавил, не скрывая иронии: — Досточтимая.
   — Хочу предложить тебе работу.
   — И что мне с этого будет? — перебил ее Торнан.
   — Тебе за это ничего не будет, — усмехнулась жрица. — Не бойся — резать верховного архижреца Храма или Великого понтифика Митры тебе не придется.
   — А кого? Ты же знаешь — я таким заработком брезговал и в худшие времена.
   — Никого... — Аниза помрачнела. — Или многих. Но, прежде чем я буду с тобой говорить о деле, ты должен сказать «да». И после этого ты уже не сможешь отказаться.
   — Киса, мне это не нравится, — после паузы сообщил Торнан. — Я не покупаю кота в мешке.
   — Значит, я ошиблась, и того Торнана, которого я знала, больше нет, — печально произнесла она, нарочито проигнорировав «кису».
   — Не забудь только, что Торнану, чтобы не загреметь на галеры, пришлось потратить почти все свое золото на покупку офицерского чина и поехать на войну с норглингами. Торнан теперь здорово поумнел.
   — Тогда, если Торнан поумнел, пусть подумает своим недюжинным умом над тем, что ему, возможно, придется все-таки помахать веслом.
   — Шутишь, Аниза! — рассмеялся Торнан, сыто рыгнув. — Чтобы капитана пограничной стражи сгноили на каторге из-за каких-то бандитов?
   — Да, власть портит людей, — иронически прокомментировала Аниза. — Стоит человеку выползти из грязи, и он считает себя князем.
   — Что-то я тебя не понимаю, подруга, — протянул обиженно Торнан. — Я в князья не лезу, ты что-то путаешь, хотя и к быдлу не отношусь...
   — Извини, Тор. Я только хотела тебе кое-что объяснить. Ведь это только тебе кажется, что ты пришил бандита. А вот что будет, если судья решит, что это грязный варвар подло убил в пьяной драке честного логра?.. Вот я и говорю, — взирая на обдумывающего ее слова северянина, продолжила Аниза. — По-разному ведь может обернуться. Вот, например, если судье какие-то солидные люди скажут, что капитан Торнан — человек добропорядочный и законопослушный, а Бо Скорняк — личность сомнительная, то это будет одно. А если окажется, что за Торнана некому замолвить словечко...
   — То есть ты хочешь... — недобро глядя на нее, начал он.
   — Я всего лишь хочу, чтобы ты мне помог. И хочу, чтобы ты стал богатым и знатным человеком. Торнан, — тон жрицы стал почти умоляющим, — я обещаю тебе — это будет не опаснее твоей нынешней работы... Я не стану тебе грозить — ты и сам понимаешь, в таких делах нет ничего хуже принуждения. Просто помоги мне, а я помогу тебе. — Она стиснула руки на груди. — Ну так как? — спросила она, выдержав долгую паузу.