Страница:
— Кандалы? — с интересом повторил Саректа. — Ты знаешь, эта мысль мне нравится. Как-нибудь потом.
Торнан чуть было не вздохнул с облегчением, хотя кандалов не очень-то боялся. Это только тупые стражники да разные штатские думают, что не придуманы еще боевые приемы в расчете на цепи и колодки. Еще как придуманы — и не один из тех, кто этого не знал, подох, успокоенный по голове колодкой или наручниками.
Инквизитор еще какое-то время смотрел на него своими затянутыми дурманной поволокой глазами, а потом сказал:
— Ты странный. Но ты мне нравишься. Пусть будет так, как ты хочешь.
И, улыбаясь, сжевал новую порцию наркотической смолы.
Он повернулся спиной к капитану и, еле заметно пошатываясь, прошел к двери. Торнан проводил его движением зрачков. Один прыжок и одно мимолетное движение — и худой костлявый инквизитор упадет на пол со свернутой шеей...
Открыв дверь, Саректа что-то сказал вполголоса, и через пять минут в покои вошли двое приближенных слуг инквизитора — те самые, что привели его сюда. С собой они приволокли Мариссу и Чикко.
Девушка была вся в синяках, с подбитым глазом, в рваной рубахе и без сапог. Шаман выглядел куда лучше — видать, почти не сопротивлялся при поимке, скорее всего и не успел ничего сделать — не боец ведь.
Молча слуги-любовники привязали ничего, похоже, не понимающих спутников капитана к скамье — теми самыми веревками, что были наброшены им на шеи: бедолагам оставалось только смирно сидеть и смотреть.
Торнан заставил себя не думать ни о мучительной боли, застывшей в глазах амазонки, ни о страхе, который прямо-таки излучала щуплая фигурка фомора. Он думал о своих противниках в неизбежной схватке.
Вопреки надеждам капитана, любовники инквизитора были мужчинами вполне взрослыми и крепкими, хотя извращенцы вроде как должны предпочитать женственных мальчиков. Ну да ничего — и не таких обламывали.
Саректа о чем-то — хотя известно о чем — пошептался с приближенными.
— Ну, Торнан... друг Торнан, — поправился он с показавшейся капитану омерзительной улыбкой. — Ты хотел — так приступай...
«Дий-Вседержитель — ну помоги в последний раз!!! Надоел я тебе, наверное, — так забери меня с этого света, но даруй победу над ублюдками, над тобой насмехающимися!»
Сделав вид, что выбирает. Торнан ткнул пальцем в одного из слуг — самого здорового из двух, лет чуть за двадцать, с литыми плечами и сплющенным давним ударом носом.
— Ты! Стань к стене, повернись и немножечко нагнись.
Тот, с гримаской сладостного ожидания (а, чтоб тебя!), повиновался.
Торнан вразвалочку, не торопясь, направился к нему. Путь его лежал мимо светильника, воткнутого в дубовое корытце с водой железного кованого копья с четырьмя расщепленными зубьями, в которых торчали огарки лучин.
Капитан прошел мимо него, даже не повернувшись в ту сторону, миновал, подойдя почти вплотную к замершему в недвусмысленной позе монаху. Зачем-то оглянулся.
Второй смотрел на него с ненавистью и одновременно — пожалуй что с вожделением. «Ну и крысятник!» — подумал ант.
А жрец, уже сполна ощутивший действие конопляной смолки, запустил руку под сутану, делая недвусмысленные движения. Торнана потянуло блевать.
— Подними балахон, дружок, — распорядился капитан, отвернувшись, — длинный больно.
Слуга повиновался, подбирая полы желтой инквизиторской хламиды. Торнан крякнул, дергая пояс, а потом аккуратно ударил слугу инквизитора ребром ладони ниже левого уха. Рванулся обратно, обеими руками выворачивая витой железный стержень из дубовой подставки. Боль в напряженных мышцах и сухожилиях, сменяющаяся радостным облегчением и ощущением металла в руках — у него есть оружие!
Краем глаза он ловит замершего, как ледяной столб, Саректу, друзей, у которых синхронно отваливаются челюсти — но нет времени ни на инквизитора, ни на освобождение Мариссы и мага — нужно разделаться со вторым слугой.
Увы! Тот не кидается на Торнана, и не пытается прорваться к двери, и даже не бросается к столу, где лежит, заманчиво блестя, ятаган. Он бросается к окну, похоже, желая вышибить его и предупредить о случившемся стражу.
Чувствуя уже, понимая, что не успевает — на миг, на полмига, но не успевает, — ант откинулся назад и метнул в широкую спину крученый светец. Заостренное навершие ударило слугу между лопаток, когда тому оставалось всего два шага до окна, и тот по инерции полетел вперед.
«Эх!!!» — только и успел обреченно подумать Торнан, когда слуга со всего маху ударился лбом прямо в дубовый переплет и медленно сполз по стене. Видимо, у него был перешиблен хребет.
Успев подумать, что бог его народа все же благоволит к своему отдаленному потомку, Торнан развернулся к уже открывшему рот для крика отцу Саректе и опустил кулак на его темя.
Дальнейшее было совсем просто — схватить первый попавшийся нож, оказавшийся на редкость тупым, перепилить ремни на товарищах, по-прежнему не способных выразить свои чувства в словах. Потом этим же ножом наскоро приколоть заворочавшегося бугая в желтой хламиде и убедиться, что второй мертв. Оттащить бесчувственного Саректу к его хитроумному станку и надежно привязать там, не забыв заткнуть рот. И лишь затем, сунув нож в руку почти пришедшей в себя амазонке, Торнан начал перебирать их барахло, сложенное на рабочем столе у инквизитора, перед этим еще подумав, что нужно попробовать вытащить отсюда Лиэнн, если это, разумеется, окажется возможным.
Через минуту он ощутил настоящий, неподдельный ужас, какого давно не испытывал.
Еще раз перебрал веши, заглянул в ящики...
Его не было. НЕ БЫЛО!!!
Священный жезл отсутствовал.
Торнан еще раз пересмотрел сложенное барахло. Куртка, ятаган, карты, одна из посольских грамот Мариссы, мешочек с деньгами, ее лунный амулет, драгоценности...
Жезла нет как нет.
О, Шэтт!!! И все боги!!! И все собачье дерьмо мира!!! Неужели драгоценная реликвия пропала? И все было зря?!
Совладав с собой, Торнан повернулся к связанному Саректе, вытаскивая изо рта кляп. Пара крепких оплеух привела инквизитора в чувство.
— Значит, так, — произнес капитан, позволив себе несколько секунд наслаждаться выражением лица монаха, сполна осознавшего, что с ним случилось. — Не буду долго трепаться и грозить попусту — у меня к тебе ровно два вопроса. Первый: где жезл Тиамат? Второй: где девчонка?
— Какой жезл? Какая девчонка?! Ты рехнулся, язычник — никакой девки, кроме вот этой дряни, с тобой не было... Или была?! Ну так ищи ее сам, если сумеешь уйти, — Саректа попробовал улыбнуться.
— Повторяю, если ты не понял: где жезл? Отдай его, и умрешь без мучений. Ты ведь сам знаешь, как умирают от пыток.
— Не знаю я никакого жезла, мерзкий дикарь!
Марисса, не совладав с собой, подскочила вплотную и ударила инквизитора со всего маха коленом по яйцам. Тот с полминуты корчился, хватая ртом воздух. Ант подумал, что в чем-чем, а в допросах у воительницы навыка нет никакого: язык и мужские причиндалы — последнее, чем должен заниматься палач.
— Грязные скоты! Рога вырастут, ослиные уши и свиные хвосты, гноем изойдете и будете скакать на четырех костях, яко твари Охримановы! — было первое, что сказал отошедший от болевого шока инквизитор.
— Ладно, о тварях Охримановых мы поговорим потом, — как ни в чем не бывало ухмыльнулся Торнан, раздувая в камине угли и помешивая их снятыми со стены клещами. — А пока скажи: где жезл Тиамат.
— Не знаю я никакого жезла...
— Торн, дай мне щипцы! — протянула руку Марисса, только что не лопаясь от ярости.
— Не спеши, — отвел ее ладонь капитан. — Извини, но я получше в таких делах понимаю. Друг жрец, — Торнан старался придать голосу как можно более небрежный и вместе с тем веселый тон (именно такой страшнее всего действует на беспомощные жертвы на допросах). — Я не большой знаток пыток, но кое-что умею — и разговаривать мне приходилось с норглингами, а они покрепче тебя будут. Так что думай сам, что я могу с тобой сделать... Где жезл и девка?
— Нет никакого жезла и никакой девки! — упрямо проговорил Саректа.
— Спрашиваю в последний раз!..
— Торн, он, кажется, не врет! — успокоившаяся уже Марисса протягивала какой-то пергамент, найденный ею на столе. — Он тут писал про нас донесение... Вот: «Задержано трое, из них одна женщина, именующая себя посланницей храма лжебогини Тиамат...» Тьфу! «При них обнаружены грамоты и письма, и я полагаю, что надлежит их допросить не мне одному, а нескольким из облеченных правом...» Понимаешь?!
Чего уж тут не понимать — жезл, видимо, остался там, в развалинах храма, вместе с Лиэнн. Если только эти уроды не выбросили его, не придав старой реликвии значения.
— Ладно, нужно уходить.
— Торн, тут еще остались мои клинки!
— Они в оружейной, распутная поганка, — прошипел обер-инквизитор. — Можешь сходить туда и забрать их...
Торнан посмотрел на камин, где в углях рдела кочерга. Затем, не забыв запихать кляп обратно в рот, перевернул пленника ничком, благословив изобретателей станка, завернул сутану, обмотав ее подолом голову, и распорол серые штаны аккурат на заднице. Взял кочергу и клеши, предварительно надев валяющуюся тут же рукавицу.
— Эй, ты меня слышишь?
Инквизитор промычал что-то в ответ.
— Так вот, — щипцами он раздвинул бледные вялые ягодицы Саректы, — ты выродок и ублюдок, но ты еще и мужеложец... Если бы ты не лез ко мне, я бы просто свернул тебе шею. Но раз ты так, то... — Торнан сделал паузу. — То пусть и смерть твоя придет через задницу! — И стремительным движением вогнал кочергу в прямую кишку митраиста.
Покончив с Саректой, Торнан, не обращая внимания на потрясенные взгляды друзей, заглянул еще раз в стол покойного. Он был почти пуст. Пара деревянных фаллосов, при виде коих Торнан брезгливо поморщился, раскладная наваха, давно не точенная, какие-то свитки. И пригоршня серебряных и медных кулонов с тремя языками пламени — знаков инквизиторского ордена. Все-таки то, что было нужно им, местный жрец хранил у себя.
Внезапно зазвонил дверной колокольчик. Все трое замерли на месте.
Совершенно непонятно было — что делать? Бежать прочь, не разбирая дорогу, затаиться, не отзываясь, или хотя бы спросить — кто там?
Торнан принял решение. Схватив большую медную бляху, он нацепил ее на шею, взял какой-то свиток и вооружился клещами. А потом, подойдя к двери, грубо осведомился:
— Кто там?
— Это брат Морк, с ведомостями на подпись к приору.
Обернувшись, Торнан показал спутникам один палец — мол, только один. Марисса кровожадно ухмыльнулась.
— Отец Саректа занят, никого не принимает, — сообщил Торнан.
— Я все же хочу с ним побеседовать, — настаивал служитель. Вряд ли он что-то заподозрил — скорее, просто считал свое дело слишком важным.
— Хорошо, проходь, уважаемый, — Торнан сбросил дверной крючок.
«Ты сам этого хотел, урод», — подумал капитан, опуская тело худого монаха с переломанной шеей на пол и вновь запирая дверь.
Фомор, не дожидаясь команды, уже переодевался в сутану одного из слуг.
Они опять торопливо принялись осматривать кабинет.
— Так, — сообщил Торнан две минуты спустя. — Боги определенно за нас.
Кабинет местного обер-инквизитора имел две двери — обычную, через которую его ввели сюда, и выходившую на черную лестницу, запирающуюся изнутри на простой засов. Тут же, в предбаннике кабинета, стояли прислоненные к стене волокуши, полозья которых еще блестели от сала.
Дальнейшее произошло быстро, как только можно. Торнан, сунув за пояс несколько инструментов из коллекции Саректы, завершил экипировку большим острым топором, став окончательно похожим на заплечных дел мастера, каким ему и положено было выглядеть. Потом сорвал с пальца мертвого инквизитора перстень с рубином.
Они бросили вторую сутану на доски, сверху легла куртка Торнана и ятаган — чтобы в случае чего схватить сразу. Затем, вымазав Мариссу в крови, добытой из канцеляриста, и обильно окропив кровью ее же лохмотья, они уложили девушку на волокушу, набросили сверху рогожу и вытащили в коридор. Осталось лишь задвинуть засов с помощью шелковой нити, сложенной вдвое и наброшенной на рукоять щеколды. Пусть теперь гадают, чем там ихний приор занимается...
Теперь осталось лишь выбраться наружу, запудрить мозги страже, и они будут спасены.
Они стащили волокушу с лестницы, пройдя узким коридорчиком, двинулись по освещенному факелами проходу, почти безлюдному.
— Э, постойте-ка...
Еще секунду-другую жила надежда, что это относится не к ним, но увы — похоже, удача не могла улыбаться бесконечно.
— Э, я вам говорю, двое с бабой...
Торнану потребовалась вся выдержка, чтобы не рвануться прочь, расшвыривая идущих по коридору инквизиторов. «Только бы Марисса не сорвалась!» — подумал он, нарочито неторопливо останавливаясь и разворачиваясь. Но Марисса не потеряла хладнокровия и смирно себе лежала под рогожей, весьма натурально постанывая.
К друзьям неспешно подошли, шаркая сандалиями, два инквизитора, судя по серебряным кулонам — довольно высокого ранга.
— Э-м-м-м, — пренебрежительно морщась, произнес один из них, — куда это вы тащите эту... грешницу?
— Велено отволочь за стену, да и зарыть там где-нибудь, — глядя прямо в глаза митраисту, поведал Торнан.
— Но она же еще живая? — удивился второй.
— Точно так, — закивал Чикко, — вот так и велено закопать.
— И кем же это, позвольте спросить? — не унимался второй.
— Великим инквизитором Саректой, ими самими, — подобострастно ответил маг.
— А ты, милейший, будешь, если я не ошибаюсь, палач? — с той же высокомерной гримасой спросил старший из двух. Судя по длинному костлявому лицу с тонкими чертами и темным волосам — дворянин чистых кровей.
— Точно так, — кивнул Торнан. — Палач мы будем.
— В таком случае па-атрудись пройти с нами, — распорядился благородный. — Как раз есть для тебя срочная работа. Думаю, послушник, вы и сами сможете зарыть эту заблудшую. Судя по всему, она от вас не убежит, хотя в вашей, с позволения сказать, епархии все возможно, — он каркающе рассмеялся. Второй, круглолицый и курносый, похоже, из западных земель, тоже усмехнулся, поддерживая начальство. И добавил на альбийском:
— Пойдемте побыстрее, брат Гачко, к вечеру надо все закончить.
«Как все-таки хорошо понимать языки», — думал Торнан, шествуя по запутанным коридорам тюрьмы за своими новыми хозяевами.
— Я продолжаю настаивать, — вещал Гачко. — Все эти дыбы, клещи, топоры и грубые скоты, ими орудующие, — мимолетный взгляд в сторону Торнана, — все это давно устарело и не дает должной меры устрашения врагов Митры, брат Друк. Даже эти печки, что придумал магистр Будган...
— И что же вы предлагаете взамен? — бросил круглолицый. Видимо, они возобновили спор, который вели до того, как наткнулись на друзей, пытавшихся улизнуть из этого проклятого места. — Не эти ли ваши машины — плод развращенного восточного ума?
— Вы не правы, брат мой. Вот, например, в своем путешествии в Куттэх я видел занятную штуку — устройство, заменяющее кузнечные меха и нагнетающее воздух в плавильные печи... Представьте себе такую картину — на помост выводят еретика, вставляют ему в зад трубку, соединенную с такой машиной, и начинают качать воздух. Еретик надувается, словно жаба, а потом лопается! Кровь, страх, требуха летит во все стороны... Подумайте — какое потрясение для темных людей! Ведь быдло падко на всякие зрелища...
— Не знаю, не знаю...
В этот момент Торнан вполне отчетливо представил, как лопнули бы почтенный брат Гачко и брат Друк и безо всяких хитрых восточных штучек, а просто если их связанными уложить на землю, а потом от всей души шваркнуть по ним валуном, который поднимают шесть здоровенных парней. Именно так казнили на его родине самых отъявленных злодеев.
Тем временем Друк искоса посмотрел на бредущего следом Торнана.
— Все-таки где, интересно, наш приор откопал такой экземпляр, — проговорил он. — Просто не по себе становится, что в наших цивилизованных краях на воле бродят такие дикари. Определенно, норглинг или еще какой-нибудь борандиец...
«Ах ты!.. — прокомментировал про себя капитан. — Меня, анта, за норглинга принять!».
— Но какой, однако, здоровяк! — между тем продолжил инквизитор. — Да, я, признаться, не очень верю в то, что говорит наш конклав насчет нелюдей, но в этом, вполне возможно, течет троллья кровь.
«Ну, ублюдок! Да если бы ты хоть раз тролля увидел — до конца жизни сутану не отстирал бы!»
Внезапно один из монахов резко обернулся к нему, окинул напряженным взором. Неужели все-таки что-то почуял?.. Но причина была совсем другой.
— Милейший, а что это у вас за перстень? — спросил длинный.
— Так ведь сами великий инквизитор изволили подарить, — с должным почтением пояснил Торнан, не растерявшись.
— Очень любопытно. И за что, позвольте узнать? — На этот раз в голосе вопрошающего звучала неприкрытая издевка. Видать, наклонности местного борца со скверной и тьмой были хорошо известны.
— За служебное рвение и особые услуги, — сообщил северянин.
— О, — воскликнул круглолицый, — и что ж это за услуги такие?
— Услуги они и есть услуги, — для виду помявшись, сообщил Торнан. — Ежели что, могу и вам такие же оказать. Энто со всем нашим старанием.
Тут он ничуть не кривил душой — он был вполне готов проделать с обоими то, что за полчаса до того сделал с Великим Инквизитором.
Они пришли. За толстой дверью, которую Гачко отпер фигурным тяжелым ключом, оказалась обычная пыточная камера, освещенная тремя факелами.
— Вот, — ткнул пальцем Гачко в распятого на стене человека. — Надо его допросить.
— А в чем его обвиняют? — осведомился Торнан.
— Тебе-то что, палач? — брюзгливо ответил Гачко. — Твое дело — кнутом работать да щипцами. А спрашивать будем мы.
— Не, я к тому, — пояснил Торнан, — что смотря как обработать. Ежели его отпускать потом или еще нужен будет — так это одно. А если, к примеру, на плаху или там в геенницу — тогда другое дело.
— Отпускать — скажешь тоже, — хохотнул невысокий. — Много ли тут отпускали на твоей памяти?
— Можешь не стесняться, — бросил длинный. — Ему отсюда только в огонь. Этот еретик, лживый раб Черного Властелина, космограф, лекарь и алхимик, вздумавший открыто отрицать истины святой веры. Он говорил, например, что звезды — это не отражения солнечных лучей от края мира, а такие же солнца, как и светильник божественного Митры...
— Это не я, — пробормотал узник, — это говорили еще древние мудрецы...
— Всем им место в огне Охримана! И тебе тоже, безбожник и язычник! Значит, так, — кипя непритворным (или, наоборот, хорошо разыгранным) гневом, распорядился Гачко. — Сперва горячими щипчиками его, затем кипятком... Да что я говорю — ученого учить.
— Добро, — ухмыльнулся Торнан, — энто мы завсегда! Вы только скажите, а мы уж со всем старанием...
Повернувшись к верстаку, Торнан принялся деловито перебирать инструменты — разнообразные пилы, долота, щипцы и иные, назначения которых честный вояка даже и не знал. При этом он мурлыкал себе под нос какую-то песенку, изо всех сил создавая образ бывалого палача.
— Ну, что ты там возишься? — раздраженно прозвучало за спиной.
— Так ведь, господа хорошие, наше дело палачское, оно такое — спешки не любит, — сообщил он, найдя наконец то, что подходило для задуманного. — Ремесло наше — это не просто так! Нужно с умом подойти да со старанием... Э-э, и что за порядки — инструмент не чищен, ножи не точенные отроду...
Он протянул обеспокоенно заерзавшим в креслах инквизиторам два тяжелых тесака-шкуродера с хищно торчащими зубьями.
— Наточить бы надо, а?
— Ну так точи, — похоже, инквизитора уже выводила из себя тупость северянина. — Надеюсь, это недолго?
— Да уж не сомневайтесь, ваш-степенство, не надолго...
— Послушай, дружище, — прозвучал тихий хриплый голос, и Торнан еле удержал готовую отвалиться челюсть: к нему обратились на родном языке. Он повернулся к висевшему на цепях узнику, ибо именно он сейчас обратился к нему. — Не знаю, каким ветром тебя сюда занесло, но если в тебе осталось хоть что-то от настоящего человека, то прикончи меня. Я знаю, палачи это умеют... Чтобы со стороны никто не понял. Я не хочу в геенницу...
— Что он говорит?! — в один голос встревоженно спросили инквизиторы. — Ты понимаешь его?
— А как же, понимаю, — кивнул с готовностью Торнан. — Ругает вас, ваш-преподобия, так что и сказать-то стыдно.
— Вспомни, друг гиперборей — у тебя на родине не полагается мучить перед смертью даже злодеев... Если хочешь, я скажу тебе, где тайник с золотом...
— Теперь меня ругает, — пояснил Торнан насторожившимся инквизиторам, при этом не переставая размеренно водить точильным бруском по лезвиям сведенных вместе ножей. — Ничё, ничё, недолго вам осталось его слушать...
— Триста монет, полновесных имперских солидов... Проткни мне печень раскаленным железом, пусть я буду умирать мучительно, но недолго...
— Теперь опять вас...
— И как же он нас именует? Даже интересно, что этот тип может выдумать?
— Ну, говорит, извиняюсь, конечно, но вы — отородья ишака и шакала.
— Да? — усмехнулся Друк. — Ну, еретик, наверное, я тебя разочарую, но твоя брань меня не оскорбляет, тем более ты почти мертвец! Матерящийся мертвец — это даже забавно.
Друк заложил руки за спину.
— Кстати, еретик, хочу лишний раз тебя огорчить. Скоро на конклав в Хемлине будет вынесен указ о переименовании Солнца в Митру, а Луны — в Гелит. И за неправильное употребление имен светил небесных будут примерно наказывать! — издевательски улыбнулся он. — Впрочем, что тебе говорить? Ты ведь до этого все одно не доживешь, да и вообще — что толку внушать священные истины тому, кто подобен Охриману?
— Вы, должно быть, часто его видите, раз знаете, кто на него похож... — хрипло пробормотал несчастный, пытаясь даже улыбнуться.
— Замолчи, богохульник, или пойдешь в огонь с вырванным языком! — взвизгнул Гачко.
Торнан продолжал возиться у верстака, а Друк внимательно смотрел на него — слава богу Грома, не так, как покойный обер-инквизитор, а скорее с любопытством: как на заморского зверя обезьяну в королевском зверинце.
— Ты, я вижу, любезный, мастер своего дела, — сообщил Друк.
Про себя Торнан подумал, что у него на родине так могли бы назвать горшечника или плотника, но никак не палача.
— Где так научился?
— В Хорниране, — бросил Торнан.
— А кстати, как звать тебя, любезный? — спохватился Друк.
— Зовите Голым Дэвом, — бросил капитан, слышавший кличку хорниранского палача.
— Ты знаменитый Голый Дэв? — изумился инквизитор. — Наслышан... — И во взгляде его скользнуло уважение. (Бог Грома! Уважение!! К палачу!!!) А говорили, вроде бы ты скончался от синей лихорадки... — И добавил, обращаясь к Гачко, опять по-альбийски: — Нет, отец Саректа все же толковый человек — вот, добыл где-то такого мастера!
«Пора», — шестым чувством определил Торнан, перехватывая рукояти.
Взмах руки, разворот на носке левой ноги, короткий высверк стали...
Клинки вошли чисто, перерубив гортань. Он бы полюбовался работой, если бы ему нравилось убивать.
Проверив засов, он осмотрел цепи, на которых был распят бедолага, все еще не сводивший с него восхищенного взгляда. Они были выкованы из дрянного железа, но при этом достаточно толсты и надежно замурованы в камень стены — так, что вырвать их оттуда было под силу разве что троллю или слону. Браслеты кандалов тоже были надежней некуда. Только вот были они не закрыты на замки, а зафиксированы прочными дубовыми втулками.
Хмыкнув, Торнан взял с верстака небольшие щипцы с тонкими извилистыми губками (для чего такие предназначались, он предпочитал не задумываться) и быстро вынул все четыре чеки.
Вытряхнув покойников из их облачений, он протянул одно из них пошатывающемуся с непривычки узнику. Тут только северянин определил, что спасенный им еще молод — лет двадцать пять, вряд ли много больше.
— Идти сможешь? — осведомился он у узника.
— Идти смогу, только вот не выйдет ничего у нас, — И, грустно усмехаясь, тот указал на рассеченную щеку и обгорелую щетину на заплывшем кровоподтеками лице. — Не поверят, что я монах. Я Дорбодан, имею несчастье быть космографом, лекарем и алхимиком, что ныне в Хемлине очень опасно, как ты, уважаемый, видишь.
— Зови меня Торнан, не ошибешься! — ободряюще хлопнул его по плечу ант. — Ладно... Как думаешь, что нам делать?
Он взглянул на камин — через трубу, что ли, попробовать выбраться?
— Что думаешь делать? — повторил он.
— Вообще-то я знаю выход из этого замка...
— Выход?!
— Ну да, через Старую башню. Если ты, конечно, не боишься нечистой силы...
— Не пойдет, — отверг Торнан соблазнительную мысль. — Снаружи меня дожидаются двое друзей, которых надо вывести за ворота. Иди один, до этой твоей башни я тебя как-нибудь дотащу.
— Не нужно, — вдруг бросил алхимик и указал северянину на дверь. Из-за нее доносился приближающийся грохот тачки. — Вывези меня как мертвого... А чего это ты смеешься?
— Умные мысли приходят одновременно разным людям, — бросил Торнан.
Служка, везший несколько вязанок дров на расхлябанной тележке, аж побледнел, когда дорогу ему преградил великан в окровавленном фартуке, небрежно поигрывающий щипцами.
— О, вот тебя-то мне как раз и надо, холоп, — причмокнул палач. — Давай сюда свои дрова.
Торнан чуть было не вздохнул с облегчением, хотя кандалов не очень-то боялся. Это только тупые стражники да разные штатские думают, что не придуманы еще боевые приемы в расчете на цепи и колодки. Еще как придуманы — и не один из тех, кто этого не знал, подох, успокоенный по голове колодкой или наручниками.
Инквизитор еще какое-то время смотрел на него своими затянутыми дурманной поволокой глазами, а потом сказал:
— Ты странный. Но ты мне нравишься. Пусть будет так, как ты хочешь.
И, улыбаясь, сжевал новую порцию наркотической смолы.
Он повернулся спиной к капитану и, еле заметно пошатываясь, прошел к двери. Торнан проводил его движением зрачков. Один прыжок и одно мимолетное движение — и худой костлявый инквизитор упадет на пол со свернутой шеей...
Открыв дверь, Саректа что-то сказал вполголоса, и через пять минут в покои вошли двое приближенных слуг инквизитора — те самые, что привели его сюда. С собой они приволокли Мариссу и Чикко.
Девушка была вся в синяках, с подбитым глазом, в рваной рубахе и без сапог. Шаман выглядел куда лучше — видать, почти не сопротивлялся при поимке, скорее всего и не успел ничего сделать — не боец ведь.
Молча слуги-любовники привязали ничего, похоже, не понимающих спутников капитана к скамье — теми самыми веревками, что были наброшены им на шеи: бедолагам оставалось только смирно сидеть и смотреть.
Торнан заставил себя не думать ни о мучительной боли, застывшей в глазах амазонки, ни о страхе, который прямо-таки излучала щуплая фигурка фомора. Он думал о своих противниках в неизбежной схватке.
Вопреки надеждам капитана, любовники инквизитора были мужчинами вполне взрослыми и крепкими, хотя извращенцы вроде как должны предпочитать женственных мальчиков. Ну да ничего — и не таких обламывали.
Саректа о чем-то — хотя известно о чем — пошептался с приближенными.
— Ну, Торнан... друг Торнан, — поправился он с показавшейся капитану омерзительной улыбкой. — Ты хотел — так приступай...
«Дий-Вседержитель — ну помоги в последний раз!!! Надоел я тебе, наверное, — так забери меня с этого света, но даруй победу над ублюдками, над тобой насмехающимися!»
Сделав вид, что выбирает. Торнан ткнул пальцем в одного из слуг — самого здорового из двух, лет чуть за двадцать, с литыми плечами и сплющенным давним ударом носом.
— Ты! Стань к стене, повернись и немножечко нагнись.
Тот, с гримаской сладостного ожидания (а, чтоб тебя!), повиновался.
Торнан вразвалочку, не торопясь, направился к нему. Путь его лежал мимо светильника, воткнутого в дубовое корытце с водой железного кованого копья с четырьмя расщепленными зубьями, в которых торчали огарки лучин.
Капитан прошел мимо него, даже не повернувшись в ту сторону, миновал, подойдя почти вплотную к замершему в недвусмысленной позе монаху. Зачем-то оглянулся.
Второй смотрел на него с ненавистью и одновременно — пожалуй что с вожделением. «Ну и крысятник!» — подумал ант.
А жрец, уже сполна ощутивший действие конопляной смолки, запустил руку под сутану, делая недвусмысленные движения. Торнана потянуло блевать.
— Подними балахон, дружок, — распорядился капитан, отвернувшись, — длинный больно.
Слуга повиновался, подбирая полы желтой инквизиторской хламиды. Торнан крякнул, дергая пояс, а потом аккуратно ударил слугу инквизитора ребром ладони ниже левого уха. Рванулся обратно, обеими руками выворачивая витой железный стержень из дубовой подставки. Боль в напряженных мышцах и сухожилиях, сменяющаяся радостным облегчением и ощущением металла в руках — у него есть оружие!
Краем глаза он ловит замершего, как ледяной столб, Саректу, друзей, у которых синхронно отваливаются челюсти — но нет времени ни на инквизитора, ни на освобождение Мариссы и мага — нужно разделаться со вторым слугой.
Увы! Тот не кидается на Торнана, и не пытается прорваться к двери, и даже не бросается к столу, где лежит, заманчиво блестя, ятаган. Он бросается к окну, похоже, желая вышибить его и предупредить о случившемся стражу.
Чувствуя уже, понимая, что не успевает — на миг, на полмига, но не успевает, — ант откинулся назад и метнул в широкую спину крученый светец. Заостренное навершие ударило слугу между лопаток, когда тому оставалось всего два шага до окна, и тот по инерции полетел вперед.
«Эх!!!» — только и успел обреченно подумать Торнан, когда слуга со всего маху ударился лбом прямо в дубовый переплет и медленно сполз по стене. Видимо, у него был перешиблен хребет.
Успев подумать, что бог его народа все же благоволит к своему отдаленному потомку, Торнан развернулся к уже открывшему рот для крика отцу Саректе и опустил кулак на его темя.
Дальнейшее было совсем просто — схватить первый попавшийся нож, оказавшийся на редкость тупым, перепилить ремни на товарищах, по-прежнему не способных выразить свои чувства в словах. Потом этим же ножом наскоро приколоть заворочавшегося бугая в желтой хламиде и убедиться, что второй мертв. Оттащить бесчувственного Саректу к его хитроумному станку и надежно привязать там, не забыв заткнуть рот. И лишь затем, сунув нож в руку почти пришедшей в себя амазонке, Торнан начал перебирать их барахло, сложенное на рабочем столе у инквизитора, перед этим еще подумав, что нужно попробовать вытащить отсюда Лиэнн, если это, разумеется, окажется возможным.
Через минуту он ощутил настоящий, неподдельный ужас, какого давно не испытывал.
Еще раз перебрал веши, заглянул в ящики...
Его не было. НЕ БЫЛО!!!
Священный жезл отсутствовал.
Торнан еще раз пересмотрел сложенное барахло. Куртка, ятаган, карты, одна из посольских грамот Мариссы, мешочек с деньгами, ее лунный амулет, драгоценности...
Жезла нет как нет.
О, Шэтт!!! И все боги!!! И все собачье дерьмо мира!!! Неужели драгоценная реликвия пропала? И все было зря?!
Совладав с собой, Торнан повернулся к связанному Саректе, вытаскивая изо рта кляп. Пара крепких оплеух привела инквизитора в чувство.
— Значит, так, — произнес капитан, позволив себе несколько секунд наслаждаться выражением лица монаха, сполна осознавшего, что с ним случилось. — Не буду долго трепаться и грозить попусту — у меня к тебе ровно два вопроса. Первый: где жезл Тиамат? Второй: где девчонка?
— Какой жезл? Какая девчонка?! Ты рехнулся, язычник — никакой девки, кроме вот этой дряни, с тобой не было... Или была?! Ну так ищи ее сам, если сумеешь уйти, — Саректа попробовал улыбнуться.
— Повторяю, если ты не понял: где жезл? Отдай его, и умрешь без мучений. Ты ведь сам знаешь, как умирают от пыток.
— Не знаю я никакого жезла, мерзкий дикарь!
Марисса, не совладав с собой, подскочила вплотную и ударила инквизитора со всего маха коленом по яйцам. Тот с полминуты корчился, хватая ртом воздух. Ант подумал, что в чем-чем, а в допросах у воительницы навыка нет никакого: язык и мужские причиндалы — последнее, чем должен заниматься палач.
— Грязные скоты! Рога вырастут, ослиные уши и свиные хвосты, гноем изойдете и будете скакать на четырех костях, яко твари Охримановы! — было первое, что сказал отошедший от болевого шока инквизитор.
— Ладно, о тварях Охримановых мы поговорим потом, — как ни в чем не бывало ухмыльнулся Торнан, раздувая в камине угли и помешивая их снятыми со стены клещами. — А пока скажи: где жезл Тиамат.
— Не знаю я никакого жезла...
— Торн, дай мне щипцы! — протянула руку Марисса, только что не лопаясь от ярости.
— Не спеши, — отвел ее ладонь капитан. — Извини, но я получше в таких делах понимаю. Друг жрец, — Торнан старался придать голосу как можно более небрежный и вместе с тем веселый тон (именно такой страшнее всего действует на беспомощные жертвы на допросах). — Я не большой знаток пыток, но кое-что умею — и разговаривать мне приходилось с норглингами, а они покрепче тебя будут. Так что думай сам, что я могу с тобой сделать... Где жезл и девка?
— Нет никакого жезла и никакой девки! — упрямо проговорил Саректа.
— Спрашиваю в последний раз!..
— Торн, он, кажется, не врет! — успокоившаяся уже Марисса протягивала какой-то пергамент, найденный ею на столе. — Он тут писал про нас донесение... Вот: «Задержано трое, из них одна женщина, именующая себя посланницей храма лжебогини Тиамат...» Тьфу! «При них обнаружены грамоты и письма, и я полагаю, что надлежит их допросить не мне одному, а нескольким из облеченных правом...» Понимаешь?!
Чего уж тут не понимать — жезл, видимо, остался там, в развалинах храма, вместе с Лиэнн. Если только эти уроды не выбросили его, не придав старой реликвии значения.
— Ладно, нужно уходить.
— Торн, тут еще остались мои клинки!
— Они в оружейной, распутная поганка, — прошипел обер-инквизитор. — Можешь сходить туда и забрать их...
Торнан посмотрел на камин, где в углях рдела кочерга. Затем, не забыв запихать кляп обратно в рот, перевернул пленника ничком, благословив изобретателей станка, завернул сутану, обмотав ее подолом голову, и распорол серые штаны аккурат на заднице. Взял кочергу и клеши, предварительно надев валяющуюся тут же рукавицу.
— Эй, ты меня слышишь?
Инквизитор промычал что-то в ответ.
— Так вот, — щипцами он раздвинул бледные вялые ягодицы Саректы, — ты выродок и ублюдок, но ты еще и мужеложец... Если бы ты не лез ко мне, я бы просто свернул тебе шею. Но раз ты так, то... — Торнан сделал паузу. — То пусть и смерть твоя придет через задницу! — И стремительным движением вогнал кочергу в прямую кишку митраиста.
Покончив с Саректой, Торнан, не обращая внимания на потрясенные взгляды друзей, заглянул еще раз в стол покойного. Он был почти пуст. Пара деревянных фаллосов, при виде коих Торнан брезгливо поморщился, раскладная наваха, давно не точенная, какие-то свитки. И пригоршня серебряных и медных кулонов с тремя языками пламени — знаков инквизиторского ордена. Все-таки то, что было нужно им, местный жрец хранил у себя.
Внезапно зазвонил дверной колокольчик. Все трое замерли на месте.
Совершенно непонятно было — что делать? Бежать прочь, не разбирая дорогу, затаиться, не отзываясь, или хотя бы спросить — кто там?
Торнан принял решение. Схватив большую медную бляху, он нацепил ее на шею, взял какой-то свиток и вооружился клещами. А потом, подойдя к двери, грубо осведомился:
— Кто там?
— Это брат Морк, с ведомостями на подпись к приору.
Обернувшись, Торнан показал спутникам один палец — мол, только один. Марисса кровожадно ухмыльнулась.
— Отец Саректа занят, никого не принимает, — сообщил Торнан.
— Я все же хочу с ним побеседовать, — настаивал служитель. Вряд ли он что-то заподозрил — скорее, просто считал свое дело слишком важным.
— Хорошо, проходь, уважаемый, — Торнан сбросил дверной крючок.
«Ты сам этого хотел, урод», — подумал капитан, опуская тело худого монаха с переломанной шеей на пол и вновь запирая дверь.
Фомор, не дожидаясь команды, уже переодевался в сутану одного из слуг.
Они опять торопливо принялись осматривать кабинет.
— Так, — сообщил Торнан две минуты спустя. — Боги определенно за нас.
Кабинет местного обер-инквизитора имел две двери — обычную, через которую его ввели сюда, и выходившую на черную лестницу, запирающуюся изнутри на простой засов. Тут же, в предбаннике кабинета, стояли прислоненные к стене волокуши, полозья которых еще блестели от сала.
Дальнейшее произошло быстро, как только можно. Торнан, сунув за пояс несколько инструментов из коллекции Саректы, завершил экипировку большим острым топором, став окончательно похожим на заплечных дел мастера, каким ему и положено было выглядеть. Потом сорвал с пальца мертвого инквизитора перстень с рубином.
Они бросили вторую сутану на доски, сверху легла куртка Торнана и ятаган — чтобы в случае чего схватить сразу. Затем, вымазав Мариссу в крови, добытой из канцеляриста, и обильно окропив кровью ее же лохмотья, они уложили девушку на волокушу, набросили сверху рогожу и вытащили в коридор. Осталось лишь задвинуть засов с помощью шелковой нити, сложенной вдвое и наброшенной на рукоять щеколды. Пусть теперь гадают, чем там ихний приор занимается...
Теперь осталось лишь выбраться наружу, запудрить мозги страже, и они будут спасены.
Они стащили волокушу с лестницы, пройдя узким коридорчиком, двинулись по освещенному факелами проходу, почти безлюдному.
— Э, постойте-ка...
Еще секунду-другую жила надежда, что это относится не к ним, но увы — похоже, удача не могла улыбаться бесконечно.
— Э, я вам говорю, двое с бабой...
Торнану потребовалась вся выдержка, чтобы не рвануться прочь, расшвыривая идущих по коридору инквизиторов. «Только бы Марисса не сорвалась!» — подумал он, нарочито неторопливо останавливаясь и разворачиваясь. Но Марисса не потеряла хладнокровия и смирно себе лежала под рогожей, весьма натурально постанывая.
К друзьям неспешно подошли, шаркая сандалиями, два инквизитора, судя по серебряным кулонам — довольно высокого ранга.
— Э-м-м-м, — пренебрежительно морщась, произнес один из них, — куда это вы тащите эту... грешницу?
— Велено отволочь за стену, да и зарыть там где-нибудь, — глядя прямо в глаза митраисту, поведал Торнан.
— Но она же еще живая? — удивился второй.
— Точно так, — закивал Чикко, — вот так и велено закопать.
— И кем же это, позвольте спросить? — не унимался второй.
— Великим инквизитором Саректой, ими самими, — подобострастно ответил маг.
— А ты, милейший, будешь, если я не ошибаюсь, палач? — с той же высокомерной гримасой спросил старший из двух. Судя по длинному костлявому лицу с тонкими чертами и темным волосам — дворянин чистых кровей.
— Точно так, — кивнул Торнан. — Палач мы будем.
— В таком случае па-атрудись пройти с нами, — распорядился благородный. — Как раз есть для тебя срочная работа. Думаю, послушник, вы и сами сможете зарыть эту заблудшую. Судя по всему, она от вас не убежит, хотя в вашей, с позволения сказать, епархии все возможно, — он каркающе рассмеялся. Второй, круглолицый и курносый, похоже, из западных земель, тоже усмехнулся, поддерживая начальство. И добавил на альбийском:
— Пойдемте побыстрее, брат Гачко, к вечеру надо все закончить.
«Как все-таки хорошо понимать языки», — думал Торнан, шествуя по запутанным коридорам тюрьмы за своими новыми хозяевами.
— Я продолжаю настаивать, — вещал Гачко. — Все эти дыбы, клещи, топоры и грубые скоты, ими орудующие, — мимолетный взгляд в сторону Торнана, — все это давно устарело и не дает должной меры устрашения врагов Митры, брат Друк. Даже эти печки, что придумал магистр Будган...
— И что же вы предлагаете взамен? — бросил круглолицый. Видимо, они возобновили спор, который вели до того, как наткнулись на друзей, пытавшихся улизнуть из этого проклятого места. — Не эти ли ваши машины — плод развращенного восточного ума?
— Вы не правы, брат мой. Вот, например, в своем путешествии в Куттэх я видел занятную штуку — устройство, заменяющее кузнечные меха и нагнетающее воздух в плавильные печи... Представьте себе такую картину — на помост выводят еретика, вставляют ему в зад трубку, соединенную с такой машиной, и начинают качать воздух. Еретик надувается, словно жаба, а потом лопается! Кровь, страх, требуха летит во все стороны... Подумайте — какое потрясение для темных людей! Ведь быдло падко на всякие зрелища...
— Не знаю, не знаю...
В этот момент Торнан вполне отчетливо представил, как лопнули бы почтенный брат Гачко и брат Друк и безо всяких хитрых восточных штучек, а просто если их связанными уложить на землю, а потом от всей души шваркнуть по ним валуном, который поднимают шесть здоровенных парней. Именно так казнили на его родине самых отъявленных злодеев.
Тем временем Друк искоса посмотрел на бредущего следом Торнана.
— Все-таки где, интересно, наш приор откопал такой экземпляр, — проговорил он. — Просто не по себе становится, что в наших цивилизованных краях на воле бродят такие дикари. Определенно, норглинг или еще какой-нибудь борандиец...
«Ах ты!.. — прокомментировал про себя капитан. — Меня, анта, за норглинга принять!».
— Но какой, однако, здоровяк! — между тем продолжил инквизитор. — Да, я, признаться, не очень верю в то, что говорит наш конклав насчет нелюдей, но в этом, вполне возможно, течет троллья кровь.
«Ну, ублюдок! Да если бы ты хоть раз тролля увидел — до конца жизни сутану не отстирал бы!»
Внезапно один из монахов резко обернулся к нему, окинул напряженным взором. Неужели все-таки что-то почуял?.. Но причина была совсем другой.
— Милейший, а что это у вас за перстень? — спросил длинный.
— Так ведь сами великий инквизитор изволили подарить, — с должным почтением пояснил Торнан, не растерявшись.
— Очень любопытно. И за что, позвольте узнать? — На этот раз в голосе вопрошающего звучала неприкрытая издевка. Видать, наклонности местного борца со скверной и тьмой были хорошо известны.
— За служебное рвение и особые услуги, — сообщил северянин.
— О, — воскликнул круглолицый, — и что ж это за услуги такие?
— Услуги они и есть услуги, — для виду помявшись, сообщил Торнан. — Ежели что, могу и вам такие же оказать. Энто со всем нашим старанием.
Тут он ничуть не кривил душой — он был вполне готов проделать с обоими то, что за полчаса до того сделал с Великим Инквизитором.
Они пришли. За толстой дверью, которую Гачко отпер фигурным тяжелым ключом, оказалась обычная пыточная камера, освещенная тремя факелами.
— Вот, — ткнул пальцем Гачко в распятого на стене человека. — Надо его допросить.
— А в чем его обвиняют? — осведомился Торнан.
— Тебе-то что, палач? — брюзгливо ответил Гачко. — Твое дело — кнутом работать да щипцами. А спрашивать будем мы.
— Не, я к тому, — пояснил Торнан, — что смотря как обработать. Ежели его отпускать потом или еще нужен будет — так это одно. А если, к примеру, на плаху или там в геенницу — тогда другое дело.
— Отпускать — скажешь тоже, — хохотнул невысокий. — Много ли тут отпускали на твоей памяти?
— Можешь не стесняться, — бросил длинный. — Ему отсюда только в огонь. Этот еретик, лживый раб Черного Властелина, космограф, лекарь и алхимик, вздумавший открыто отрицать истины святой веры. Он говорил, например, что звезды — это не отражения солнечных лучей от края мира, а такие же солнца, как и светильник божественного Митры...
— Это не я, — пробормотал узник, — это говорили еще древние мудрецы...
— Всем им место в огне Охримана! И тебе тоже, безбожник и язычник! Значит, так, — кипя непритворным (или, наоборот, хорошо разыгранным) гневом, распорядился Гачко. — Сперва горячими щипчиками его, затем кипятком... Да что я говорю — ученого учить.
— Добро, — ухмыльнулся Торнан, — энто мы завсегда! Вы только скажите, а мы уж со всем старанием...
Повернувшись к верстаку, Торнан принялся деловито перебирать инструменты — разнообразные пилы, долота, щипцы и иные, назначения которых честный вояка даже и не знал. При этом он мурлыкал себе под нос какую-то песенку, изо всех сил создавая образ бывалого палача.
— Ну, что ты там возишься? — раздраженно прозвучало за спиной.
— Так ведь, господа хорошие, наше дело палачское, оно такое — спешки не любит, — сообщил он, найдя наконец то, что подходило для задуманного. — Ремесло наше — это не просто так! Нужно с умом подойти да со старанием... Э-э, и что за порядки — инструмент не чищен, ножи не точенные отроду...
Он протянул обеспокоенно заерзавшим в креслах инквизиторам два тяжелых тесака-шкуродера с хищно торчащими зубьями.
— Наточить бы надо, а?
— Ну так точи, — похоже, инквизитора уже выводила из себя тупость северянина. — Надеюсь, это недолго?
— Да уж не сомневайтесь, ваш-степенство, не надолго...
— Послушай, дружище, — прозвучал тихий хриплый голос, и Торнан еле удержал готовую отвалиться челюсть: к нему обратились на родном языке. Он повернулся к висевшему на цепях узнику, ибо именно он сейчас обратился к нему. — Не знаю, каким ветром тебя сюда занесло, но если в тебе осталось хоть что-то от настоящего человека, то прикончи меня. Я знаю, палачи это умеют... Чтобы со стороны никто не понял. Я не хочу в геенницу...
— Что он говорит?! — в один голос встревоженно спросили инквизиторы. — Ты понимаешь его?
— А как же, понимаю, — кивнул с готовностью Торнан. — Ругает вас, ваш-преподобия, так что и сказать-то стыдно.
— Вспомни, друг гиперборей — у тебя на родине не полагается мучить перед смертью даже злодеев... Если хочешь, я скажу тебе, где тайник с золотом...
— Теперь меня ругает, — пояснил Торнан насторожившимся инквизиторам, при этом не переставая размеренно водить точильным бруском по лезвиям сведенных вместе ножей. — Ничё, ничё, недолго вам осталось его слушать...
— Триста монет, полновесных имперских солидов... Проткни мне печень раскаленным железом, пусть я буду умирать мучительно, но недолго...
— Теперь опять вас...
— И как же он нас именует? Даже интересно, что этот тип может выдумать?
— Ну, говорит, извиняюсь, конечно, но вы — отородья ишака и шакала.
— Да? — усмехнулся Друк. — Ну, еретик, наверное, я тебя разочарую, но твоя брань меня не оскорбляет, тем более ты почти мертвец! Матерящийся мертвец — это даже забавно.
Друк заложил руки за спину.
— Кстати, еретик, хочу лишний раз тебя огорчить. Скоро на конклав в Хемлине будет вынесен указ о переименовании Солнца в Митру, а Луны — в Гелит. И за неправильное употребление имен светил небесных будут примерно наказывать! — издевательски улыбнулся он. — Впрочем, что тебе говорить? Ты ведь до этого все одно не доживешь, да и вообще — что толку внушать священные истины тому, кто подобен Охриману?
— Вы, должно быть, часто его видите, раз знаете, кто на него похож... — хрипло пробормотал несчастный, пытаясь даже улыбнуться.
— Замолчи, богохульник, или пойдешь в огонь с вырванным языком! — взвизгнул Гачко.
Торнан продолжал возиться у верстака, а Друк внимательно смотрел на него — слава богу Грома, не так, как покойный обер-инквизитор, а скорее с любопытством: как на заморского зверя обезьяну в королевском зверинце.
— Ты, я вижу, любезный, мастер своего дела, — сообщил Друк.
Про себя Торнан подумал, что у него на родине так могли бы назвать горшечника или плотника, но никак не палача.
— Где так научился?
— В Хорниране, — бросил Торнан.
— А кстати, как звать тебя, любезный? — спохватился Друк.
— Зовите Голым Дэвом, — бросил капитан, слышавший кличку хорниранского палача.
— Ты знаменитый Голый Дэв? — изумился инквизитор. — Наслышан... — И во взгляде его скользнуло уважение. (Бог Грома! Уважение!! К палачу!!!) А говорили, вроде бы ты скончался от синей лихорадки... — И добавил, обращаясь к Гачко, опять по-альбийски: — Нет, отец Саректа все же толковый человек — вот, добыл где-то такого мастера!
«Пора», — шестым чувством определил Торнан, перехватывая рукояти.
Взмах руки, разворот на носке левой ноги, короткий высверк стали...
Клинки вошли чисто, перерубив гортань. Он бы полюбовался работой, если бы ему нравилось убивать.
Проверив засов, он осмотрел цепи, на которых был распят бедолага, все еще не сводивший с него восхищенного взгляда. Они были выкованы из дрянного железа, но при этом достаточно толсты и надежно замурованы в камень стены — так, что вырвать их оттуда было под силу разве что троллю или слону. Браслеты кандалов тоже были надежней некуда. Только вот были они не закрыты на замки, а зафиксированы прочными дубовыми втулками.
Хмыкнув, Торнан взял с верстака небольшие щипцы с тонкими извилистыми губками (для чего такие предназначались, он предпочитал не задумываться) и быстро вынул все четыре чеки.
Вытряхнув покойников из их облачений, он протянул одно из них пошатывающемуся с непривычки узнику. Тут только северянин определил, что спасенный им еще молод — лет двадцать пять, вряд ли много больше.
— Идти сможешь? — осведомился он у узника.
— Идти смогу, только вот не выйдет ничего у нас, — И, грустно усмехаясь, тот указал на рассеченную щеку и обгорелую щетину на заплывшем кровоподтеками лице. — Не поверят, что я монах. Я Дорбодан, имею несчастье быть космографом, лекарем и алхимиком, что ныне в Хемлине очень опасно, как ты, уважаемый, видишь.
— Зови меня Торнан, не ошибешься! — ободряюще хлопнул его по плечу ант. — Ладно... Как думаешь, что нам делать?
Он взглянул на камин — через трубу, что ли, попробовать выбраться?
— Что думаешь делать? — повторил он.
— Вообще-то я знаю выход из этого замка...
— Выход?!
— Ну да, через Старую башню. Если ты, конечно, не боишься нечистой силы...
— Не пойдет, — отверг Торнан соблазнительную мысль. — Снаружи меня дожидаются двое друзей, которых надо вывести за ворота. Иди один, до этой твоей башни я тебя как-нибудь дотащу.
— Не нужно, — вдруг бросил алхимик и указал северянину на дверь. Из-за нее доносился приближающийся грохот тачки. — Вывези меня как мертвого... А чего это ты смеешься?
— Умные мысли приходят одновременно разным людям, — бросил Торнан.
Служка, везший несколько вязанок дров на расхлябанной тележке, аж побледнел, когда дорогу ему преградил великан в окровавленном фартуке, небрежно поигрывающий щипцами.
— О, вот тебя-то мне как раз и надо, холоп, — причмокнул палач. — Давай сюда свои дрова.