Марисса кивнула.
   — Добро. Давай, вытряхивай все — будем пересчитывать. Чикко, тебя тоже касается.
* * *
   — И зачем это тебе?
   Торнан недоуменно встряхнул переливающийся сверток. В его руках развернулась тонкая шелковая туника кремово-розового оттенка.
   — Это ночная сорочка.
   — Км-хм, — многозначительно кашлянул Чикко, сосредоточенно перебиравший склянки с эликсирами и порошками, извлеченные из колдовской сумы.
   Торнан скрестил руки на груди.
   — Вообще-то, — лениво протянул он, — боюсь тебя огорчить, но большую часть пути нам придется спать в одежде. И даже в сапогах, — добавил он, вспомнив, как однажды на привале, после пяти суток погони, позволил себе стащить казавшиеся уже пудовыми сапоги, и как потом пришлось босиком удирать по лесу — норглинги, как у них принято, внезапно атаковали их бивуак.
   — Все равно. В шелковом белье не заводятся блохи и прочие кровососы. Она ведь совсем легкая, — взмолилась Марисса.
   — Ну, если против блох...
   Ночнушка была амнистирована, но вытащенная следом бритва сперва вызвала у капитана легкое недоумение. Он было уже хотел задать вопрос, на кой бес это ей нужно, но догадался сам. Для проформы раскрыл бритву и уважительно прищелкнул языком. Небольшое лезвие, упрятанное в рукоять черного дерева, было отковано из темного струйчатого булата и имело также острие. Им можно было бриться без воды и мыла, а при нужде — использовать как оружие.
   Сам-то Торнан по старой привычке пользовался дешевыми костяными, с вставками из обсидиана...
   Бритву он тоже разрешил оставить.
   — А это что?
   — Мыло, — почему-то замешкавшись, ответила девушка. Ароматный кусок с красной полоской полетел в кучу лишнего барахла. Молча Марисса положила его обратно.
   — Не понял, — озадаченно осведомился Торнан.
   — Это особое мыло, — усмехаясь, просветил его маг, оторвавшийся от увлекательного занятия — попытки пристроить колдовскую книгу в заплечную суму.
   — Волшебное, что ли?
   — Не-а, — ухмыльнулся Чикко. — Для интересных мест...
   И тут же быстро нагнулся, уклоняясь от брошенного ему в лидо «интересного» мыла.
   — Слушай, Торнан, а если мага подхолостить — он колдовать сможет? — возмущенно спросила Марисса. — Я вот думаю: ты же сказал, что нужно освободиться от лишнего груза, а магу шулята вроде как ни к чему.
   Тем не менее мыло, как и четыре пузырька с благовониями, были беспощадно брошены в общую кучу — ко всему остальному барахлу, в том числе трем магическим книгам Чикко. Мариссе удалось отвоевать лишь один — самый маленький. Зато еще один флакон, выточенный из цельного кристалла кварца, с какой-то печатью, она прямо-таки вырвала из рук Торнана.
   — Знаешь, сколько оно стоит? Мое жалованье за два месяца!
   — Да на кой Хургал тебе сдались эти духи! — вспылил капитан. — Ты бы еще трюмо притащила!
   — Это... снадобье, чтоб не забеременеть, — смущенно сообщила девушка. — Надежное и безвредное. На всякий случай.
   Торнан сдержался, зато вновь высказался Чикко:
   — Ты чего — на целебные воды едешь прохлаждаться? В Вейю аль к Светлым Водопадам? Если на то пошло, я на тебя такое классное заклятье наложу, что ты еще сто лет никаких проблем с этим делом знать не будешь!
   — Мне сто лет не нужно, — в запале бросила она, — и заклятья на меня не действуют! Ой, — Марисса прикрыла рот рукой, словно стараясь запоздало поймать вылетевшие слова.
   Чикко громко и протяжно присвистнул.
   — А я-то смотрю, что у девчонки в ауре непонятное такое? — хлопнул он себя по лбу.
   — Поэтому Аниза тебя посылает? — спросил Торнан.
   — И поэтому тоже... И по тому, и по этому, — было видно, что девушка не желает развивать тему.
   — Так, ладно, — Торнан решил не настаивать, хотя эта тема его интересовала, как и все, что касалось спутников в будущем тяжелом походе. — А вот это... — он вытянул из второго мешка футляр промасленной кожи. — Ух ты!
   — Что там? — вытянул шею Чикко. — А, лук...
   Да, это был лук. Что называется, всем лукам лук! Ничего похожего Торнан никогда не видел. Это был не какой-то из знакомых ему луков. Не простой тисовый — самый любимый в Логрии. Не ясеневый норглингский. Не склеенный из кости и высушенного можжевельника, украшенный степной резьбой. Не горский — целиком из турьего или оленьего рога. Не лакированный, обманчиво хрупкий, привезенный из дальних восточных земель. Даже не выполненный из разноцветной древесины заморский, которые изредка привозят из страны меднокожих купцы, отваживающиеся плавать туда — тетива его сделана не из жил, а из волокон тамошней пальмы, прочнее которых в мире не сыскать.
   С любопытством, переходящим в уважительное удивление, изучал Торнан оружие Мариссы. Потянул тетиву, отметив сильный и в то же время мягкий натяг.
   Плечи лука были собраны из тщательно обточенных пластин черного дерева, каждая из которых с одной стороны снабжалась стальным насадками, куда вставлялась следующая и фиксировалась специальным шнуром. При нужде его можно было легко разобрать и так же быстро собрать.
   Основание, инкрустированное слоновой костью, имело треугольную прорезь для стрелы и было снабжено рукоятью, подобной эфесу клинка, защищавшей кисть от удара тетивы. Было даже что-то вроде прицельной планки. Но главное — это тетива. Сплетенная из нескольких тонких стальных проволочек, она крепилась к «наперсткам», на одном из которых сидел миниатюрный вороток, чтобы ее можно было без усилий и мучений натянуть.
   — М-да, не хотел бы я сражаться с войском, в котором у лучников вот такие вот изделия, — сообщил он Мариссе, возвращая оружие.
   — И не придется, — обнадежила его амазонка. — Он сделан по особому заказу, для князя Теро.
   — Тебе подарил его сам князь? И за что, если не секрет?
   Северянин недовольно посмотрел на Чикко, но лицо того было сама невинность.
   — Это трофей, — коротко сообщила Марисса, разбирая оружие.
   На этом перебор имущества закончился. Воительница все же не могла успокоиться и решила сорвать зло на маге.
   — Что это за склянки у тебя? — осведомилась Марисса, глядя на все еще копающегося в куче предметов фомора. — Как будто ты аптеку обокрал. Или думаешь по дороге лекарствами торговать?
   Чикко не обиделся.
   — Если хочешь знать, то все, чем торгуют ваши аптекари, по большому счету, выдумали мы, чародеи. Это сейчас каждый цирюльник, только и умеющий, что пускать кровь когда надо и не надо, лезет во врачи. А прежде шаманы были и мудрецами, и заклинателями духов, и лекарями.
   — Но все-таки, зачем все это?
   — Видишь ли, — важно сообщил фомор, — тут все имеет свое назначение. Вот это, — он встряхнул небольшую лаковую коробочку, — снадобье, которое дает возможность видеть в темноте многие часы. Сварено из рыжих мухоморов.
   Марисса уважительно покачала головой.
   — Это — горное мумие, — указал он на небольшой глиняный горшочек. — Срастит в пять дней сломанную кость и затянет глубокую рану, даже такую, какие оставляет граненое лезвие. Вот здесь, — его палец любовно погладил мутное стекло сосуда, — лекарство, что выгонит из тела желудочную хворь: в дороге это особенно полезно. А вот это...
   — А без снадобий ты что-нибудь можешь? — К воительнице возвращалось ее прежнее ёрничество.
   Вместо ответа Чикко протянул ей ладонь, над которой возник светящийся шарик размером с мандарин.
   — Ух ты! — девушка действительно была восхищена. — Может, у тебя и демон ручной где-нибудь припрятан?
   Чикко неприязненно на нее взглянул, гася магический светильник.
   — Ты, никак, шутишь? Или вам в вашей школе не говорили, что демона невозможно вызвать в наш мир?
   — Но раньше-то...
   — Тысячу лет назад аль поболе — может быть. А теперь — нельзя. Хотя, — он недобро усмехнулся, — знавал я людей, которые похвалялись, что с демонами чуть ли не дружбу водили. Только вот... Кое-кто из них потом пропал, да так, что концов не найти.
   — В одной старой книге я читала, что демонов может вызвать человек с Древней Кровью, — сообщила амазонка.
   — В старых книгах чего только не напишут.
   Так или иначе, сборы закончились. Груда вещей уменьшилась на треть.
   Стемнело, и они решили лечь спать пораньше. Марисса устроилась за ширмой, Чикко тоже вскоре начал похрапывать, а Торнан все сидел при свете корийской масляной лампы, обдумывая все еще раз. Потому что завтра уже поздно будет переигрывать планы — начнется поход.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
РЕКИ И ГОРОДА

Глава 7
НАЧАЛО ПУТИ

   Со стороны картинка могла бы показаться вполне идиллической — словно на пикнике, устроенном беспечными горожанами в окрестностях Корга.
   Торнан с Чикко, в чем мать родила, устроились на горячем песке. Их одежда отмокала в ручье, старательно разложенная их спутницей и придавленная камнями.
   Марисса, облаченная лишь в пресловутую ночную рубашку, распустив по плечам небрежно отжатые волосы, была занята важным делом — она чистила маленький медный котелок, одно из главных сокровищ путников. Благодаря ему они имели возможность попить на привалах горячего травяного отвару и когда-никогда побаловать себя похлебкой из вяленой баранины или дичи. Весьма большое удобство, если учесть, что обычно в таких походах довольствовались едой всухомятку да запеченным в кострище и жаренным на углях харчем.
   Кони их, расседланные и стреноженные, бродили неподалеку, отдавая должное высокой траве. Ну все точь-в-точь как на пикниках богатой коргианской молодежи. Правда, там частенько именно девушки снимают с себя все или почти все, в то время как мужчины остаются в одежде. При этом ничего такого там обычно не происходит — именно в этом почему-то находят особый шарм.
   Перед тем как залезть в ручей, Чикко, непритворно смущаясь, уговаривал девушку не подглядывать за ними. А она в ответ смеялась, говоря, что даже если они снимут с себя все при ней, то ничего нового она не увидит, к тому же Торнану стесняться нечего — у него, видать, все в порядке, а Чикко тем более не может, судя по всему, поразить ее чем-либо.
   Чикко все же смущался и в конце концов прикрыл чресла сорванной тут же веткой папоротника. Но даже так было видно, что Марисса вызывает в нем весьма определенный интерес. Даже удивительно — в родных краях Торнана женщины купались голышом вместе с мужчинами, и мужчины спокойно к этому относились.
   Впрочем, кто этих дикарей поймет? Вон, борандийцы недалеко от фоморов ушли, а сколько у них всяких запретов дурацких да заумных обычаев...
   Оторвав взор от весьма симпатичной фигуры их спутницы, Торнан оглядел окрестности.
   Если верить тому, что рассказывали им местные обитатели, жители мелких деревушек, непонятно было, как они тут еще живы. Места эти были, по их словам, мрачными и недобрыми. Леса заполнены медведями и дикими кошками, наглыми волками и злющими карликами. Пустоши и болота населены нечистой силой. Местные с искренним страхом говорили о волках-оборотнях и ведьмах, призраках и лепреконсах, но больше всего — о разбойниках...
   И в самом деле, северо-запад Кильдара был краем мрачноватым, хотя никого страшнее косуль и оленей им пока не встречалось (последнюю доели вчера). Но сейчас они оказались в месте, достаточно приятном. Вокруг простирался светлый и могучий сосновый бор, в котором за сотню шагов различаешь пролетающую птицу. Это с одной стороны хорошо — трудно подобраться незамеченным. Но и плохо — почти невозможно скрыться от врага.
   — Ой, хорошо-то как... Так бы всю жизнь тут и просидел, никуда бы не пошел, — вздохнул Чикко. — Да, — он сладко потянулся. — Я вот подумал — когда вернемся, может, плюнуть на это шаманство с чародейством, купить маленькое поместье где-нибудь лигах в ста от Корга? Так и сделаю! Заведу себе винный погреб, буду охотиться, а еще лучше весь день валяться в саду под яблоней на травке. А девушки с хуторов будут приносить мне виноград и землянику и класть в рот. А потом я сам буду класть... девушек. На травку. Торнан, махнем со мной? — Чикко мечтательно прикрыл глаза.
   — Угу, — не обращаясь ни к кому, бросила Марисса. — Только вот скажу тебе, девушек в селе тебе придется искать долго и старательно, потому как уже с двенадцати лет их там... кладут на травку. Опять же моются они хорошо если в неделю раз, ноги и руки у них в мозолях, а уж насчет всяких таких штучек, до которых ваша мужичья порода охочая, — так за это и по башке могут дать!
   — Ты-то откуда знаешь? — заинтересовался Чикко. — Вроде ведь не деревенская.
   — Как-то месяца три я с друзьями охраняла одно село от разбойников. Там и насмотрелась на эту жизнь.
   Торнан про себя слегка удивился. С чего бы это бойцам храмовой стражи охранять какую-то там деревню? Вряд ли им так уж много могли заплатить... Хотя всякое может быть, конечно. Но спрашивать он не стал. Зато спросил Чикко.
   — Ну, кому-то ж надо и деревни охранять, — почему-то выдержав паузу, ответила их спутница. — Как-никак, вы все, храбрые герои, от трудов крестьянских кормитесь, а вот сторожите их не так чтобы хорошо. От тяжелых, между прочим, трудов. Я там и косить научилась, и козу доить... Вот ты можешь козу подоить? — обратилась она к Чикко.
   — У нас на островах козы не жили — только коровы с овцами да пони мелкие, мне по грудь, — сообщил он. — Не выживали у нас козы-то. Сыро да промозгло больно...
   — Что у вас там вообще хорошего было, на этих ваших островах? — ехидно осведомилась Марисса, вытаскивая барахло из ручья и раскладывая на песке просушиться.
   — Да ничего особенного, — согласился Чикко. — Туманы, дожди, болота. Солнечных дней с десяток в году наберется. Лесов мало, все больше береза да ольха — даже приличной лодки не построишь. Топили и то торфом, который сами из болота выкапывали. Вот было мучение его просушивать! Вызревает только ячмень да репа. Вот и вся еда — лепешка из ячменя да бражка из него же. Это кроме рыбы. Рыбой мы даже коров кормили. А кроме рыбы — ничего. Городов нет, золота нет, пряностей с благовониями тоже. Оно и к лучшему — было б чего полезного, определенно нас завоевал бы кто-нибудь.
   — Но что-то же хорошее у вас, фоморов, есть?
   — Ничего нет, — вздохнул маг.
   — Так уж и ничего?
   — Вот разве что я был, а теперь и этого нет...
   — А если у вас ничего нет, зачем к вам купцы приплывают? — осведомилась девушка. — Ты же не вплавь в Логрию добрался.
   — Ну, скажешь тоже — вплавь! Не совсем уж мы отрезаны от мира. Китобои из Данелага, случается, за водой заходят. Ну, иногда норглинги с западных фьордов — если домой вовремя не вернутся, то бывает, их льдами к нашим берегам отжимает.
   — И как вы с ними? — оживилась Марисса.
   — А что им с нами делить? — пожал Чикко плечами. — Взять у нас нечего, а даром мечом махать... Да и какой дурак будет гадить там, где живет? Им же надо перезимовать спокойно. Наоборот, за кров и еду они кое-что нам подбрасывали. Оружие там, инструменты железные, ткани... Кроме них нам этого и взять неоткуда было.
   — Награбленным добром, значит, пользуетесь?
   — Не без того, — согласился Чикко. — Но и то нечасто — раз в год кто-то заплывал, и то много. А торговцы — тех вообще и не видно почти. Разве кого ветром снесет на пути в заокраинные земли. Так ведь туда почти не плавают.
   — А что-то говорят насчет Подземелий Ка-Хет и руин в ваших горах? — вдруг сменила тему Марисса.
   — Это не на моем острове, — отрезал Чикко, почему-то помрачнев. — Это на Сайбалле и на Оукке — на главных островах. А у меня на Эсселе и гор-то не было.
   Марисса, потеряв интерес к разговору, принялась переворачивать вещи — чтоб лучше просохло, по ходу дела отряхивая от налипшего песка.
   А Торнан посмотрел туда, где были сложены пояса — его и Чикко, и куртка воительницы, из-под которой торчали рукояти скимитара и фалькатты. В поясах были деньги, выданные на дорогу. Пятьдесят серебряных в кармане его пояса. Каймов семь разменной медью в мошне у фомора. Десяток золотых, как неприкосновенный запас, зашитых в портупею, на которой висели клинки.
   Было еще кое-что. В обшлага куртки и в пояс Мариссы были спрятаны небольшие квадратики пергамента, густо заполненные разноцветными чернилами, украшенные штемпелями, да еще оснащенные тайными знаками — векселя, выписанные на самые разные торговые дома и меняльные конторы по всему их возможному маршруту. Еще несколько таких же были в наглухо закрытом деревянном пенале, вместе с посольской грамотой и рекомендательными письмами к трем монархам — у соборного Коргианского храма были большие связи.
   Да, скажите на милость, как изменились времена!
   В прежние годы, если верить преданиям, пускались в странствие витязи да богатыри с полной торбой овса для коня да добрым мечом. Но чтобы кто-то отправился спасать мир с пачкой векселей в суме — такого что-то слышать не приходилось.
   А ведь квадратики эти, покрытые чернильными строчками, которые во всей Логрии разберет хорошо если каждый тридцатый житель — штука довольно удобная. Красть их куда труднее, чем кошель с золотом, ведь не на виду они, да и смысла воровать нет. Потому как есть в этих векселях всякие тайные штучки, вроде написанных невидимыми чернилами слов да незаметных непосвященному знаков, спрятанных среди писарских завитушек, да паролей, которые надлежит сказать тому, кто эти пергаменты к оплате предъявит. А если не скажет он те слова, или окажется поименовано тайнописью, к примеру, что векселя выписаны на толстого старого купца, а принес их молодой громила вида некупеческого, или еще что-то не совпадет... Поведет тогда хозяин конторы бровью, выскочат из тайных дверей слуги, для этого и нанятые, да повяжут гостя незваного.
   И хорошо, если страже потом передадут. А то ведь сволокут в подвал да станут спрашивать огнем да кнутом — откуда взял да где хозяина прикопал?
   Все, что касается векселей и прочего, с деньгами связанного, Торнану не доверили — ими занималась Марисса, у которой и были все тайные ключи и ходы к ростовщикам и храмовым казначеям. Он даже не знал, сколько им выделено на весь путь в звонкой монете.
   И правильно — Торнан на месте жрецов тоже не доверил бы золото какому-то чужеземному головорезу.
   — Торнан, слушай, а норглинги действительно такие сильные бойцы, как говорят? — В амазонке взыграл, видать, профессиональный интерес. За прошедшие дни пути он несколько раз рассказывал о службе в Страже Севера, но особого разговора как-то не получалось. И вот Торнан задумался — как ей получше объяснить положение дел?
   — Скажу так: во всем моем манипуле бой один на один против норглинга выиграло бы человек пять или шесть, считая меня. Ежели взять десяток против десятка — то тут уже дедушка надвое скажет, то ли они нас, то ли мы их. Правда, троих-четверых наших положить придется, это точно. Сотня против сотни — ну, тут норглингам конец однозначно, хотя на четверть и наших убавится. А вот если мой манипул да на дружину любого эрла — хоть даже самого Ро Серебряного, или Игарра Черного, — то и потеряем немного, и победу добудем. Так что карьеру в Страже Севера делать просто — воюй да живым оставайся, и до капитана дослужишься без помех.
   — Слушай, а вот у вас, антов — ну, в твоих родных краях, — с норглингами как? Сильно они вас прижимают, должно быть? — осведомилась Марисса.
   — У нас с ними почти мир.
   — Мир? С норглингами? — одновременно высказали удивление его спутники.
   — Ну, можно сказать, что мир. Понимаете, в чем штука, — пояснил Торнан, — во-первых, мы не так богато живем, как в Логрии, и взять у нас особенно нечего. В смысле, золота и серебра у нас не много. Меха, хлеб, мед с воском — это есть, но это ведь еще и взять надо, а потом продать. А из них купцы поганые. Опять же реки у нас не то что здесь: мелкие, порожистые, с отмелями да перекатами. Берега лесами заросли. Вот, допустим, сунется к нам эрл какой-нибудь на своем драккаре, а лучше на пяти. Ну и что? Далеко ли уплывет? Пустят на него где-нибудь на повороте десяток лодок горящих, а пока он уворачиваться будет — с берега стрелами огненными пожгут или из катапульт горшками со смолой забросают. Так что с этими у нас мир. Вот борандийцы досаждают, это бывает — особенно оленные.
   — Так борандийцы вроде вообще дикари! — удивилась Марисса не меньше, чем услышав про мир с обитателями Драконьего полуострова.
   — Это лучшие лучники, которых я знаю, — припечатал Торнан. — И не все равно, какая стрела тебя проткнет — с костяным наконечником или с булатным?! Да к тому же гордые они и злые: договориться с ними, почитай, невозможно. С темными борандийцами еще так-сяк, а со светлыми — проще сразу утопиться. Они, видишь ли, считают себя потомками каких-то там Первоживущих, которые жили по тысяче лет и строили дворцы из золота. Это теперь, мол, только меткость от предков осталась, а прежде чародеями они были великими и божьими любимчиками, даже звери сами к ним приходили, чтоб те на обед их зажарили, — он добродушно рассмеялся.
   — Я вообще-то тоже могу зверей приманивать, — пожал плечами Чикко, — но любимчиком богов себя не почитаю.
   — Ты у нас скромник известный, — согласилась Марисса.
   — Приятно услышать похвалу из твоих уст! — не остался Чикко в долгу.
   Привал окончился, и они вновь продолжили путь.
* * *
   Кони трусили рысцой. Справа и слева от них ползла архатисто-черная зубчатая полоса ельника, а в просветах между ними, где пролегали долины, далекой завесой светлели холмы. Потом дорога сузилась, пошла берегом мутно-зеленого ручья и привела под сень вековых, замшелых елей. Почти с каждого дерева свисали гирлянды мха, похожие на бороду лешего.
   Теперь дорога петляла меж стволов. Чикко ехал позади и время от времени пытался что-то напевать. Пахло медом и смолой.
   Только к полудню увидели они одинокую хибарку из нетесаного камня, стоявшую на высоком берегу ручья, который здесь разливался в порядочную речку. Потом они пересекли увал. Пришлось еще долго подниматься по извилистой тропе; кони всхрапывали, и Торнан, поглядев вниз, увидел, что темные ели тонут в сизой дымке.
   Выехали наконец на самый высокий гребень и оттуда начали спускаться вместе с солнцем в долину. Отсюда, с вершины холма, открывался замечательный вид. Приятно округлые пологие холмы, покрытые старым дремучим лесом. Среди холмов извивалась река Арана, несшая свои воды в Дугрское озеро. За рекой холмы постепенно повышались, переходя в предгорья. Слева, во весь горизонт с запада на восток тянулись горы — Серый хребет, младший брат великого Рихея. На склонах виднелись какие-то поселения и лоскутья возделанных полей.
   Но окружающее заставило капитана вновь вспомнить рассказы аборигенов.
   Край сей и впрямь неплохо подходил для всякой нечисти — что людской, что нет. Старые, толстые, уже подгнившие стволы густо переплетались с тонкими, хрупкими, совсем сухими ветками более молодых деревьев и кустарников. Порой завалы были столь велики, будто Лесные Хозяева сложили их специально на страх путникам. Приходилось вести коней в поводу или двигаться шагом, доверяя чутью животных. Ветровалы сменяли один другой.
   За невеселыми мыслями Торнан почти не замечал дороги, а солнце между тем подошло к закату. Жара сменялась прохладой.
   Их маленький отряд неторопливо двигался по лесу, то углубляясь в чащу, то выбираясь на прогалины. Когда солнце почти коснулось вершин деревьев, они остановились на небольшой полянке и перекусили, запив жестковатую солонину ледяной — аж зубы ломило — родниковой водой. Затем вновь тронулись в путь.
   К стыду капитана, опасность первой заметила Марисса, хотя полагалось бы ему — все же он сам вырос в лесу. Только увидев, как девушка рванула из-за пояса фалькатту, Торнан сам потянулся к ятагану.
   И словно в ответ на его движение лес заполнился свистом и глумливым смехом.
   Впереди, на поваленной сосне, восседал чернобородый здоровяк, картинно отставивший в сторону заржавленную алебарду. Не нужно было быть мудрецом, чтобы понять — это отнюдь не дровосек, не охотник и тем более не королевский лесничий. Облачение у него было соответствующее — дорогой красный кафтан, явно украшавший прежде объемистые телеса незадачливого купчины, рогожные штаны — судя по всему, снятые с какого-нибудь смолокура или бортника, и солдатские башмаки с обмотками.
   А из кустов по сторонам тропы между тем выбирались, довольно ухмыляясь, коллеги лесного работничка — оборванцы, одетые в грязные лохмотья, разномастно вооруженные — кто вилами, кто топорами, кто тесаками, а в основном — дубьем.
   — Гэ-э! — изрек бородач. — Как интересно! И ково эн-то к нам варки притащили в зубах? Благодарите богов, что мы таперича выпимши, а оттого добрые! Так что ни резать-убивать, ни в рабство черным купчишкам продавать вас не будем. Стало быть, сымайте с себя усё — чего нам надо, мы сами заберем. И лошадок оставьте — пешком-то вернее! И ты, телушка, давай, разоблачайся. Скажи спасибо, что баб в нашем логове хватает, так что позабавимся малешко и отпустим. Ниче страшного с тобой не буде — где два, там и дюжина!
   Бандиты, которых и в самом деле было чуть больше десятка, дружно захохотали — так мог бы ржать табун простуженных битюгов. Громче всех ржал главарь — до того мгновения, когда брошенный Мариссой нож перерубил ему глотку. Атаман еще только начал заваливаться назад с лицом, выражавшим крайнее недоумение, когда следующий нож свалил лучника, вскинувшего свое оружие, а амазонка с диким воплем ринулась вперед, занося скимитар над головой.
   Что-то гулко хлопнуло, и огненный росчерк соединил лицо второго лучника с ладонью Чикко, которой маг мгновенным движением как будто что-то зачерпнул из воздуха. А Торнан уже готовился встретить бандита, что, держа обеими руками перед собой копье, бежал вперед, собираясь всем весом насадить капитана на острие. Торнан перехватил копье под наконечником и рванул его в сторону. Затем клинок его опустился на древко — там, где в него вцепились ладони бандита. Тот с воем укатился в заросли.