Страница:
— Это кто ж? А, такой маленький, противный, с глазами, как бельма? Да, именно тут. А в чем дело?
Мордастый, что называется, поперек себя шире, надсмотрщик хотя и встал при появлении жрицы, но особого подобострастия не проявлял. И неудивительно.
Разговор происходил в коридоре третьего этажа тюрьмы. Одной из самых надежных и неприступных — и не только в Корге. Еще лет двести назад эта старая крепость была особой морской тюрьмой. Тут содержался весьма лихой народ — моряки, проштрафившиеся каперы, пираты, контрабандисты, — и неудивительно, что и узилище для них должно было быть достаточно надежным.
И тем более неудивительно, что с некоторых пор государи Корга избрали это место для содержания заговорщиков, что покушались на их власть. (Сейчас тут таковых, правда, не имелось.) А потом кто-то решил, что нет лучшего места для колдунов, преступивших закон. Для них Кардиргская тюрьма становилась могилой — сразу или немного погодя.
Соответственно, и стражи тут подбирались под стать месту: не слишком боящиеся кого бы то ни было. Надсмотрщик повидал и сановников, и лихих пиратских капитанов, и поэтому не робел даже перед служительницей Великой Матери.
— Хочу поговорить, — не вдавалась в подробности жрица.
— Поговорить? И зачем эта дрянь вам, досточтимая?
Аниза промолчала, как бы невзначай помахав свернутым в трубку свитком с большой желтой печатью на двуцветном шнурке.
— Как он себя ведет? — перевела она разговор на другую тему.
— Да как ему себя вести? Жрет себе да сидит; чего ему? Еще и растолстеет тут. Урод! — истово воскликнул надсмотрщик. — Он ведь что, оказывается, делал — собак травил! Убил бы стервеца, это ж надо: живых тварей — ядом! Людей еще так-сяк, а то созданий бессловесных... Вот все думал — может, морду ему набить для порядка?
— А ты не боишься, что за такое этот колдун сделает с тобой чего-нибудь?
— Не боюсь, — сообщил надсмотрщик. — Терпеть не могу чародеев — все они мошенники и лжецы. Впарят тебе какое-нибудь тухлое варево из сушеных пауков и копченых жаб в сметане, сдерут деньгу и сбегут. А ты потом три дня сидишь в сортире. Настоящих магов сейчас нет.
— Может быть. Но тем не менее я хочу с ним поговорить. — Она еще раз как бы между прочим продемонстрировала бумагу.
— Как пожелаете, — надсмотрщик встал, гремя ключами.
— Да, и пусть дверь будет открыта. Чтоб никто не подслушал, — уточнила жрица.
За гостеприимно открывшейся дверью оказалась довольно просторная камера. В обычной тюрьме ее заняло бы не меньше десятка арестантов, но здесь заключенный был всего один. Невысокий, щуплый, беловолосый и светлоглазый, с мелкими и невыразительными чертами лица. Облачен он был в драную рубаху и штаны, со следами старых кровяных пятен, выданную из кладовой Кардирга. Старая мера предосторожности — мало ли, вдруг маг зачарует какой-нибудь предмет своего гардероба, а потом спалит колдовским огнем и честных стражей порядка, и узилище?
Выглядел коротышка неважно: поминутно вытирал испарину, сидя в напряженной позе, время от времени лицо искажала гримаса страдания... Неудивительно — два раза в день в него вливали добрую кружку отвара траммы, ввергающей в такое состояние, что совершенно невозможно творить магические действия. Ведь этого человека арестовали в портовом кабаке, когда он, каким-то непонятным чародейством заворожив пьяного купца до полной потери сознания и отведя глаза другим посетителям таверны, сникал с него пояс с почти пятью сотнями серебром.
На его горе, в зале присутствовал морской колдун с одного из кораблей, который заметил неладное. И вот теперь грабитель ждет решения своей судьбы. А как известно всем, законы любой страны беспощадны к магам-преступникам. Ему предстояло пожизненное заключение, коему суждено было продлиться не очень долго, ибо трамма не только лишает способности творить чары, но и отравляет пьющего ее.
Все это промелькнуло в голове у Анизы, перед тем как она с небрежностью, присущей тем, кто привык, что за их одеждой следят другие, уселась на грязные нары.
В глазах узника появилось что-то похожее на любопытство.
— Итак, не буду долго говорить. Ты Чикко, фомор с острова Лард, что в Пиридианском архипелаге. Кстати, как тебя зовут по-настоящему?
— Благородная госпожа, я уже почти забыл свое истинное имя, и к тому же, наверное, потерял на него право...
— Ладно, как пожелаешь. Ты наследственный шаман клана Белой Совы?
— Уже нет, — коротко бросил Чикко. — Я им был.
— Все равно. Ты умеешь варить зелья всех видов для злых дел, как и для добрых. Ты умеешь отводить глаза, насылать порчу и смерть, лечить болезни и раны наложением рук, а также Словами и Знаками. Ты даже, говорят, можешь летать... Что скажешь?
— Брешут, пресветлая... Разве тогда я сидел бы тут? — грустно улыбнулся фомор.
— А почему ты покинул родину?
— Превратности судьбы, — так же лаконично ответил он. — Неужели столь высокая особа пришла в эту грязную дыру, чтоб узнать жизненную стезю мелкого вора?
— Не такой уж ты мелкий. Три года в Сейлессе, у контрабандистов, пять лет учения у мага, до того как попасть к нам в Кильдар. Кстати, тебя брал на работу Жериэнн — почему ты не принял его предложение?
Чикко помрачнел.
— Давал мало... — пробормотал он, отводя глаза.
— Врешь, — усмехнулась жрица. — Хозяин половины борделей в Тарикке — и поскупился?
Фомор поднял свои светлые глаза на гостью.
— Ты сама знаешь, для чего ему нужен был травник и колдун. Хоронить бабский грех... Или еще говорят — «сокрытие тайн любви»? Так это у вас называется? Я, может, и нарушил все законы своего народа, но есть веши, через которые я не переступлю... Пусть этим ваши цирюльники занимаются — а потом им рубят руки на площадях. А я, видишь ли, хочу с руками помереть. Странно, что ты, служительница Предвечной, этого не понимаешь...
— Понимаю, — ответила жрица, чье лицо вдруг окаменело на несколько мгновений. — И, может, получше тебя понимаю... Что ж, похвально, — она справилась с собой. — Правда, твоя вера не помешала тебе поступить на службу к Королю, который был одним из самых знаменитых убийц и грабителей Корга за последние двадцать лет. Ты очень быстро вошел в фавор у Короля и стал при нем придворным чародеем, лекарем и штатным изготовителем ядов. Я права?
— Ну, кто-то должен исцелять и воров, — передернул фомор плечами. — А что до отравы, то она предназначалась только для сторожевых псов.
— Знаю, и только поэтому ты пока не на виселице. Кстати, ты же прирожденный шаман, неужели не мог зачаровать собачек?
— Ну да, — нахмурился фомор. — Этих зачаруешь! Эта ваша коргианская сторожевая — не зверь, а настоящая нечисть! Противная богам тварь! Определенно, их вывели черные маги — без них не обошлось. Думаете, я не знаю, что к ним собственные дрессировщики входят только в кольчугах?
И вновь жрица кивнула. Из семнадцати отравленных ядами этого человечка псов не было ни одного нормального.
— Тем не менее, — продолжила она, — ты стал настолько знаменитым, что тебя пригласил на работу сам Суун, чтобы ты помог обчистить ювелирное заведение купеческой семьи Мугов. И ты сумел обезвредить не только псов, но и пятнистых пифонов, которые сторожили лавку...
— Да! И Суун остался мне должен за эту работу! — с болью в голосе бросил узник.
Ограбление лавки богатейших ювелиров Корга должно было стать его последним делом, ибо как раз обещанной суммы ему не хватало для того, чтобы наконец завязать с темными делами и начать осуществлять свою заветную мечту... Но, увы — знаменитого бандита вместе с половиной шайки прикончили стражники, прежде чем он расплатился.
— Также ты, пользуясь своими умениями, склонял к сожительству честных девушек различных сословий, — продолжила Аниза. — Сколько их было — двадцать, тридцать? Больше?
— Осмелюсь сказать, высокая повелительница, что доподлинных девиц среди них было лишь две, — вставил арестант.
— Вот как? — жрица приподняла брови. — Ты предпочитаешь опытных женщин? — На губах ее возникла многозначительная улыбка.
— Дело в том, уважаемая, что невинную девушку почти невозможно склонить к тому, чего она не знает. Как я, скажите на милость, смогу пробудить в ней страсть и воспоминания о пережитой сладости, если она этого еще не испытывала?
— Но двух-то ты обломал? Темнишь, братец, — бросила Аниза.
— Те две были уже перезрелыми, — вздохнул чародей. — Совсем, бедняжки, истомились в своем никчемном целомудрии...
— И ты их освободил от страданий?
Фомор промолчал. Потом вдруг торопливо вскочил и, согнувшись, пробежал мелкой трусцой в угол, к дурно пахнущей дыре в полу, и наклонившись над ней, присел. Тело его сотрясали спазмы.
— Извини, почтенная, — он обернулся, вытирая рот ладонью. — То зелье, которым меня потчуют, чтоб я не смог колдовать, — оно, знаешь ли...
Он вновь вернулся на койку.
— А оно тебе сильно мешает? — Аниза вновь многозначительно улыбнулась.
— Какая разница? Я ведь все равно не могу развалить эту тюрьму по камешку или превратиться в мышку и убежать!
— Хорошо. А теперь скажи мне, Чикко, вот что... Ты явно колдун не из последних, ты много знаешь и умеешь, ты, наконец, не дурак. Почему же ты связался со всяким отребьем, вместо того чтобы спокойно зарабатывать деньги своим искусством?
— А будто сама не знаешь, госпожа! — с обидой бросил Чикко. — Будто ты не слыхала, что нужно, чтобы стать практикующим магом в вашей богоспасаемой Логрии! Нужен патент, подписанный тремя чародеями. Нужно заплатить городским чиновникам, и немало. Нужен дом или лавка в каком-нибудь приличном квартале, в котором будет груда всякой чародейской дребедени вроде старых костей, сушеных крокодилов по углам и древних идолов — чем уродливей, тем лучше! А к клиенту надо выходит не иначе как в парчовом балахоне и все такое. Только тогда людишки согласятся расстаться со своими деньгами. Без этого ты всю жизнь так и будешь продавать глупым девкам приворотные зелья и лечить пьяных матросов от дурных болезней, получая иногда вместо платы по зубам, будь ты хоть второй Мириддин или Альмангор!
— И много тебе еще оставалось копить, чтобы заполучить все это?
— Какая теперь разница? — задрожавшим голосом бросил маленький шаман, и Анизе показалось, что в уголках его глаз что-то блеснуло.
В его убогом жилище все тот же морской чародей, явившийся туда со стражей, обнаружил скрытый хитрым заклятьем — в Логрии такого не умеют — тайник со всеми сокровищами фомора. Там было что-то около трех тысяч каймов в монетах и драгоценностях.
— Просто ты можешь заработать даже больше. И, само собой, избежишь смерти в Кардирге.
Он резко повернулся в ее сторону, напряженно вглядываясь в ее лицо. Смотрел он долго, и от его взгляда жрице, женщине повидавшей и пережившей немало, становилось все больше не по себе. Быть может, трамма и в самом деле не до конца лишает чародея силы?
Затем Чикко вдруг саркастически усмехнулся.
— Что ж, прислужница Древней Матери, я готов — приказывай...
Несколько секунд Торнан вглядывался в фигуру, появившуюся у дверей.
— Чикко? — неуверенно спросил он. — Ну, велик бог Грома! — И кинулся через всю комнату к гостю.
— Медведь?! Ты? Вот это дела... — ошалело произнес человечек.
— Чикко, Чикко, дружище!!! — тряс его Торнан, изо всех сил сжимая в объятиях. — Ты как? Давно из Сиркаса? Как там наши? Как Торкест? А Эссия? Замуж не вышла?
— Вы знаете друг друга? — спросила Аниза. — Воистину, это знак от Великой Матери!
— Ты нашла мне самого лучшего мага, какого только можно! — сообщил Торнан. — Человек, который честно признается, что почти ничего не умеет.
— Ну, уж прямо и ничего, — скромно улыбнулся Чикко. — Ты льстишь моей скромности.
— Да, теперь я точно знаю, что не ошиблась. — Аниза снова ударила в гонг. Трижды.
Дверь вновь открылась. Подкованные каблуки процокали по старым плитам, по-военному четко щелкнув в конце.
— Старший воин Храма явился по вашему повелению, достопочтенная.
Торнан некоторое время взирал на того, кто вошел, только что не открыв рот в изумлении, совершенно забыв о старом приятеле.
— Это что?! — наконец осведомился он.
Глава 4
Мордастый, что называется, поперек себя шире, надсмотрщик хотя и встал при появлении жрицы, но особого подобострастия не проявлял. И неудивительно.
Разговор происходил в коридоре третьего этажа тюрьмы. Одной из самых надежных и неприступных — и не только в Корге. Еще лет двести назад эта старая крепость была особой морской тюрьмой. Тут содержался весьма лихой народ — моряки, проштрафившиеся каперы, пираты, контрабандисты, — и неудивительно, что и узилище для них должно было быть достаточно надежным.
И тем более неудивительно, что с некоторых пор государи Корга избрали это место для содержания заговорщиков, что покушались на их власть. (Сейчас тут таковых, правда, не имелось.) А потом кто-то решил, что нет лучшего места для колдунов, преступивших закон. Для них Кардиргская тюрьма становилась могилой — сразу или немного погодя.
Соответственно, и стражи тут подбирались под стать месту: не слишком боящиеся кого бы то ни было. Надсмотрщик повидал и сановников, и лихих пиратских капитанов, и поэтому не робел даже перед служительницей Великой Матери.
— Хочу поговорить, — не вдавалась в подробности жрица.
— Поговорить? И зачем эта дрянь вам, досточтимая?
Аниза промолчала, как бы невзначай помахав свернутым в трубку свитком с большой желтой печатью на двуцветном шнурке.
— Как он себя ведет? — перевела она разговор на другую тему.
— Да как ему себя вести? Жрет себе да сидит; чего ему? Еще и растолстеет тут. Урод! — истово воскликнул надсмотрщик. — Он ведь что, оказывается, делал — собак травил! Убил бы стервеца, это ж надо: живых тварей — ядом! Людей еще так-сяк, а то созданий бессловесных... Вот все думал — может, морду ему набить для порядка?
— А ты не боишься, что за такое этот колдун сделает с тобой чего-нибудь?
— Не боюсь, — сообщил надсмотрщик. — Терпеть не могу чародеев — все они мошенники и лжецы. Впарят тебе какое-нибудь тухлое варево из сушеных пауков и копченых жаб в сметане, сдерут деньгу и сбегут. А ты потом три дня сидишь в сортире. Настоящих магов сейчас нет.
— Может быть. Но тем не менее я хочу с ним поговорить. — Она еще раз как бы между прочим продемонстрировала бумагу.
— Как пожелаете, — надсмотрщик встал, гремя ключами.
— Да, и пусть дверь будет открыта. Чтоб никто не подслушал, — уточнила жрица.
За гостеприимно открывшейся дверью оказалась довольно просторная камера. В обычной тюрьме ее заняло бы не меньше десятка арестантов, но здесь заключенный был всего один. Невысокий, щуплый, беловолосый и светлоглазый, с мелкими и невыразительными чертами лица. Облачен он был в драную рубаху и штаны, со следами старых кровяных пятен, выданную из кладовой Кардирга. Старая мера предосторожности — мало ли, вдруг маг зачарует какой-нибудь предмет своего гардероба, а потом спалит колдовским огнем и честных стражей порядка, и узилище?
Выглядел коротышка неважно: поминутно вытирал испарину, сидя в напряженной позе, время от времени лицо искажала гримаса страдания... Неудивительно — два раза в день в него вливали добрую кружку отвара траммы, ввергающей в такое состояние, что совершенно невозможно творить магические действия. Ведь этого человека арестовали в портовом кабаке, когда он, каким-то непонятным чародейством заворожив пьяного купца до полной потери сознания и отведя глаза другим посетителям таверны, сникал с него пояс с почти пятью сотнями серебром.
На его горе, в зале присутствовал морской колдун с одного из кораблей, который заметил неладное. И вот теперь грабитель ждет решения своей судьбы. А как известно всем, законы любой страны беспощадны к магам-преступникам. Ему предстояло пожизненное заключение, коему суждено было продлиться не очень долго, ибо трамма не только лишает способности творить чары, но и отравляет пьющего ее.
Все это промелькнуло в голове у Анизы, перед тем как она с небрежностью, присущей тем, кто привык, что за их одеждой следят другие, уселась на грязные нары.
В глазах узника появилось что-то похожее на любопытство.
— Итак, не буду долго говорить. Ты Чикко, фомор с острова Лард, что в Пиридианском архипелаге. Кстати, как тебя зовут по-настоящему?
— Благородная госпожа, я уже почти забыл свое истинное имя, и к тому же, наверное, потерял на него право...
— Ладно, как пожелаешь. Ты наследственный шаман клана Белой Совы?
— Уже нет, — коротко бросил Чикко. — Я им был.
— Все равно. Ты умеешь варить зелья всех видов для злых дел, как и для добрых. Ты умеешь отводить глаза, насылать порчу и смерть, лечить болезни и раны наложением рук, а также Словами и Знаками. Ты даже, говорят, можешь летать... Что скажешь?
— Брешут, пресветлая... Разве тогда я сидел бы тут? — грустно улыбнулся фомор.
— А почему ты покинул родину?
— Превратности судьбы, — так же лаконично ответил он. — Неужели столь высокая особа пришла в эту грязную дыру, чтоб узнать жизненную стезю мелкого вора?
— Не такой уж ты мелкий. Три года в Сейлессе, у контрабандистов, пять лет учения у мага, до того как попасть к нам в Кильдар. Кстати, тебя брал на работу Жериэнн — почему ты не принял его предложение?
Чикко помрачнел.
— Давал мало... — пробормотал он, отводя глаза.
— Врешь, — усмехнулась жрица. — Хозяин половины борделей в Тарикке — и поскупился?
Фомор поднял свои светлые глаза на гостью.
— Ты сама знаешь, для чего ему нужен был травник и колдун. Хоронить бабский грех... Или еще говорят — «сокрытие тайн любви»? Так это у вас называется? Я, может, и нарушил все законы своего народа, но есть веши, через которые я не переступлю... Пусть этим ваши цирюльники занимаются — а потом им рубят руки на площадях. А я, видишь ли, хочу с руками помереть. Странно, что ты, служительница Предвечной, этого не понимаешь...
— Понимаю, — ответила жрица, чье лицо вдруг окаменело на несколько мгновений. — И, может, получше тебя понимаю... Что ж, похвально, — она справилась с собой. — Правда, твоя вера не помешала тебе поступить на службу к Королю, который был одним из самых знаменитых убийц и грабителей Корга за последние двадцать лет. Ты очень быстро вошел в фавор у Короля и стал при нем придворным чародеем, лекарем и штатным изготовителем ядов. Я права?
— Ну, кто-то должен исцелять и воров, — передернул фомор плечами. — А что до отравы, то она предназначалась только для сторожевых псов.
— Знаю, и только поэтому ты пока не на виселице. Кстати, ты же прирожденный шаман, неужели не мог зачаровать собачек?
— Ну да, — нахмурился фомор. — Этих зачаруешь! Эта ваша коргианская сторожевая — не зверь, а настоящая нечисть! Противная богам тварь! Определенно, их вывели черные маги — без них не обошлось. Думаете, я не знаю, что к ним собственные дрессировщики входят только в кольчугах?
И вновь жрица кивнула. Из семнадцати отравленных ядами этого человечка псов не было ни одного нормального.
— Тем не менее, — продолжила она, — ты стал настолько знаменитым, что тебя пригласил на работу сам Суун, чтобы ты помог обчистить ювелирное заведение купеческой семьи Мугов. И ты сумел обезвредить не только псов, но и пятнистых пифонов, которые сторожили лавку...
— Да! И Суун остался мне должен за эту работу! — с болью в голосе бросил узник.
Ограбление лавки богатейших ювелиров Корга должно было стать его последним делом, ибо как раз обещанной суммы ему не хватало для того, чтобы наконец завязать с темными делами и начать осуществлять свою заветную мечту... Но, увы — знаменитого бандита вместе с половиной шайки прикончили стражники, прежде чем он расплатился.
— Также ты, пользуясь своими умениями, склонял к сожительству честных девушек различных сословий, — продолжила Аниза. — Сколько их было — двадцать, тридцать? Больше?
— Осмелюсь сказать, высокая повелительница, что доподлинных девиц среди них было лишь две, — вставил арестант.
— Вот как? — жрица приподняла брови. — Ты предпочитаешь опытных женщин? — На губах ее возникла многозначительная улыбка.
— Дело в том, уважаемая, что невинную девушку почти невозможно склонить к тому, чего она не знает. Как я, скажите на милость, смогу пробудить в ней страсть и воспоминания о пережитой сладости, если она этого еще не испытывала?
— Но двух-то ты обломал? Темнишь, братец, — бросила Аниза.
— Те две были уже перезрелыми, — вздохнул чародей. — Совсем, бедняжки, истомились в своем никчемном целомудрии...
— И ты их освободил от страданий?
Фомор промолчал. Потом вдруг торопливо вскочил и, согнувшись, пробежал мелкой трусцой в угол, к дурно пахнущей дыре в полу, и наклонившись над ней, присел. Тело его сотрясали спазмы.
— Извини, почтенная, — он обернулся, вытирая рот ладонью. — То зелье, которым меня потчуют, чтоб я не смог колдовать, — оно, знаешь ли...
Он вновь вернулся на койку.
— А оно тебе сильно мешает? — Аниза вновь многозначительно улыбнулась.
— Какая разница? Я ведь все равно не могу развалить эту тюрьму по камешку или превратиться в мышку и убежать!
— Хорошо. А теперь скажи мне, Чикко, вот что... Ты явно колдун не из последних, ты много знаешь и умеешь, ты, наконец, не дурак. Почему же ты связался со всяким отребьем, вместо того чтобы спокойно зарабатывать деньги своим искусством?
— А будто сама не знаешь, госпожа! — с обидой бросил Чикко. — Будто ты не слыхала, что нужно, чтобы стать практикующим магом в вашей богоспасаемой Логрии! Нужен патент, подписанный тремя чародеями. Нужно заплатить городским чиновникам, и немало. Нужен дом или лавка в каком-нибудь приличном квартале, в котором будет груда всякой чародейской дребедени вроде старых костей, сушеных крокодилов по углам и древних идолов — чем уродливей, тем лучше! А к клиенту надо выходит не иначе как в парчовом балахоне и все такое. Только тогда людишки согласятся расстаться со своими деньгами. Без этого ты всю жизнь так и будешь продавать глупым девкам приворотные зелья и лечить пьяных матросов от дурных болезней, получая иногда вместо платы по зубам, будь ты хоть второй Мириддин или Альмангор!
— И много тебе еще оставалось копить, чтобы заполучить все это?
— Какая теперь разница? — задрожавшим голосом бросил маленький шаман, и Анизе показалось, что в уголках его глаз что-то блеснуло.
В его убогом жилище все тот же морской чародей, явившийся туда со стражей, обнаружил скрытый хитрым заклятьем — в Логрии такого не умеют — тайник со всеми сокровищами фомора. Там было что-то около трех тысяч каймов в монетах и драгоценностях.
— Просто ты можешь заработать даже больше. И, само собой, избежишь смерти в Кардирге.
Он резко повернулся в ее сторону, напряженно вглядываясь в ее лицо. Смотрел он долго, и от его взгляда жрице, женщине повидавшей и пережившей немало, становилось все больше не по себе. Быть может, трамма и в самом деле не до конца лишает чародея силы?
Затем Чикко вдруг саркастически усмехнулся.
— Что ж, прислужница Древней Матери, я готов — приказывай...
* * *
Аниза ударила в гонг. Два раза.Несколько секунд Торнан вглядывался в фигуру, появившуюся у дверей.
— Чикко? — неуверенно спросил он. — Ну, велик бог Грома! — И кинулся через всю комнату к гостю.
— Медведь?! Ты? Вот это дела... — ошалело произнес человечек.
— Чикко, Чикко, дружище!!! — тряс его Торнан, изо всех сил сжимая в объятиях. — Ты как? Давно из Сиркаса? Как там наши? Как Торкест? А Эссия? Замуж не вышла?
— Вы знаете друг друга? — спросила Аниза. — Воистину, это знак от Великой Матери!
— Ты нашла мне самого лучшего мага, какого только можно! — сообщил Торнан. — Человек, который честно признается, что почти ничего не умеет.
— Ну, уж прямо и ничего, — скромно улыбнулся Чикко. — Ты льстишь моей скромности.
— Да, теперь я точно знаю, что не ошиблась. — Аниза снова ударила в гонг. Трижды.
Дверь вновь открылась. Подкованные каблуки процокали по старым плитам, по-военному четко щелкнув в конце.
— Старший воин Храма явился по вашему повелению, достопочтенная.
Торнан некоторое время взирал на того, кто вошел, только что не открыв рот в изумлении, совершенно забыв о старом приятеле.
— Это что?! — наконец осведомился он.
Глава 4
ВОИН ХРАМА
За несколько дней до того. Квартал увеселительных заведений Корга
Носилки, влекомые четырьмя полуголыми неграми, остановились у грязных замызганных дверей двухэтажного дома с заколоченными окнами и облупившимися стенами.
Мечи на поясах невольников и бронзовые бляхи на шнурках, что свисали с бычьих шей, говорили всякому, что перед ним иеродулы — старшие рабы храма. Самая завидная участь, которая может ждать раба! Иеродула нельзя продать без вины, его не заставляют много и тяжело работать, а дети его считаются свободными от рождения. Да что говорить — при удаче иеродул сам может стать жрецом!
И всякий поймет — если паланкин тащат не простые поденщики, а старшие рабы храма, то и едет в нем весьма важная птица.
Паланкин осторожно поставили на землю, и оттуда, отдернув занавески, выпорхнула пышно одетая женщина с массивной пекторалью на груди, по которой узнавали высших жриц Тиамат Неизреченной.
— Куббу, Нгусу, стойте тут и ждите, — распорядилась она. — Вы, — это двум другим, — за мной.
— Да, госпожа, — произнес старший.
Дверь беспрепятственно открылась, и они вошли внутрь, не встретив никого, лишь позеленевший медный колокольчик надтреснуто звякнул над притолокой.
Спустя минуту в полутемной передней появился хозяин — низенький жирный евнух с дежурной улыбкой на безбородом лице, в длиннополом дорогом парчовом халате, впрочем, не очень чистом и не новом. Быстрый взгляд на посетительницу, такой же быстрый — на двух рабов позади, потом опять на гостью, вернее — на ее пектораль. Сосчитав камни, он низко, истово поклонился — раз, другой.
— О, какая честь! — пропищал коротышка, закончив кланяться. — Осмелюсь спросить, что вам угодно, светлейшая? Лучшие наши мальчики — к вашим услугам! Вам светленького, черненького; помоложе, постарше?
— Я ищу девушку, — коротко сообщила посетительница. Скопец несколько растерялся.
— Девушку?.. Я, конечно, готов со всем старанием услужить, но это, так сказать, несколько не наш профиль. Однако если вы соблаговолите подождать...
— Заткнись, тупорылый! — зло скривилась гостья. — Я пришла за Мариссой.
— Мариссой?! — недоуменно пропищал евнух. — Но поверьте, я не имею чести понимать, о ком вы изволите...
— Брунда, — коротко бросила женщина, и один из негров шагнул вперед, протягивая ручищу к мгновенно побелевшему карлику. Видимо, вмешательство темнокожего исполина подстегнуло разум евнуха.
— А! Вам, наверное, нужна Белая Рысь? — торопливо сказал коротышка, болтаясь в воздухе. Женщина чуть кивнула, и кастрат был поставлен на место.
— Я не знаю, каким идиотским имечком она себя называет у вас, но я пришла за ней и не уйду без нее, даже если мне придется разобрать ваш клоповник по кирпичику! — И, видимо, чтобы окончательно добить управляющего дамским борделем (одним из двух в Корге), жрица добавила вполголоса: — Давай, кердуй шпетче, гуняй безпоцый!
Евнух икнул, выпучив глаза, а потом, решив, что чему быть, того не миновать, направился в глубину здания.
Жрица вместе с одним из стражей направилась следом.
Поднимаясь и опускаясь по узким душным лестницам, проходя темными коридорами, они углублялись все дальше. Из-за тонких дощатых стен доносились разнообразные звуки: стоны и вздохи, крики страсти — наигранные или натуральные, свист плетей, женские и мужские вопли, в которых смешались боль и наслаждение, и тому подобное. Одним словом, заведение жило своей обычной жизнью.
Наконец они остановились у одной из дверей.
— Здесь, — сообщил евнух. — Только я хочу сказать, — добавил он, — госпожа очень сердится, когда ее отрывают... от дела, иногда даже пускает в ход кулаки. Может, вы сами соблаговолите...
Отпихнув работника заведения, жрица решительно толкнула дверь и вошла.
В раскрытое окно бил солнечный свет, казавшийся особенно ярким после полутьмы коридоров борделя. На кровати растянулась обнаженная девушка, пожалуй, даже молодая женщина, лет двадцати или чуть постарше. Лицо ее закрывали беспорядочно разметавшиеся рыжие волосы, но даже они не могли скрыть набухший под глазом лиловатый синяк. Загорелую кожу гибкого и сильного тела украшало несколько шрамов. Рядом с ней сидел подросток лет четырнадцати, в крошечной набедренной повязке с кружевами, нежный и ухоженный, вертевший в руках флейту. Мальчишка был трезв, или почти трезв; о девице сказать этого было нельзя.
— О, тетя! — слегка заплетающимся языком изрекла девица, улыбнувшись. — Как ты меня нашла? Присоединиться к нам не хочешь?
Ни слова не говоря, жрица подошла к ним и, запустив пятерню в пушистую шевелюру парнишки, выкинула его за дверь, ловко добавив ускорения коленом под зад.
— Зачем мальчика обидела, тетя? — послышался недовольный голос девицы.
Не отвечая, Аниза (а это была именно она) прошлась по номеру взад-вперед. Втянула душный запах — смесь недорогих благовоний, вина и еще одного аромата, неплохо ей знакомого — который оставляет страсть мужчины и женщины.
— Вот как, значит, ты живешь, племяшка, — протянула жрица, переводя взгляд то на валяющиеся в углу явно мужские штаны, то на опустошенные бутылки и кувшины на столе, то на пару этих новомодных штучек из выделанного рыбьего пузыря, валяющихся на подоконнике, — уже использованных.
— Тетя Аниза, ну разве я не имею права развлечься? — улыбаясь, ответила девица, по-кошачьи потянувшись на ложе. — Я месяц таскалась с этим караваном, два раза с разбойниками дралась! Золото в казну нашей праматери-Тиамат доставила? Доставила! Значит, имею право...
— Значит, отмечаем успешное возвращение? — уточнила Аниза. — И вот ради этого ты отказалась от жреческого служения? Ради вот этого ты отвергла четверых... нет, уже пятерых женихов, которых я тебе нашла? Не без труда, между прочим, нашла!
— Ну вот, опять начала, тетя... — расслабленно бросила девица.
— Я тебе сейчас не тетя! — рявкнула жрица. — А ну встать, воин Храма Великой Матери Марисса!!! Встать!!! — И сунула племяннице под нос резную нефритовую пластинку. — Именем Богини — повиноваться!
Девица вскочила, растерянно вращая глазами, и даже инстинктивно попыталась отдать воинский салют.
— Дура, — заявила жрица, — забыла, что к пустой голове ладонь не прикладывают? Хотя у тебя она пустая всегда. Давай одевайся, и пошли. И поторопись. Кстати, обрадую тебя — у меня, вернее у Храма, есть дело как раз для таких, как ты.
Пока девушка, чертыхаясь, собирала разбросанные по комнате предметы туалета и вытаскивала мечи из-под кровати, жрица молча перебирала малахитовые четки, стремясь успокоиться.
Как бы то ни было, через несколько минут уже вполне одетая и почти протрезвевшая воительница уже выходила из дверей места увеселения женской плоти — одного из двух, имевшихся в столице. За ней бестолково семенил евнух, от которого не отходил мальчишка.
С неудовольствием жрица уставилась на них.
— Чего вы за нами ходите? А... Может, ты не расплатилась? — спросила жрица как бы между прочим.
Девушка замешкалась с ответом.
— Нет-нет, разумеется, нет, что вы! — вместо нее торопливо сказал скопец. — Госпожа... м-м-м... Белая Рысь всегда аккуратно платит!
— Чтоб я тебе еще раз одолжила хоть медяк! — буркнула гостья. — Ладно, пошли.
Через минуту четверо иеродулов резвой трусцой уносили паланкин прочь. Сбоку, размеренно вскидывая длинные ноги, бежала клиентка заведения, облаченная в форму храмового стража, придерживая болтающиеся мечи.
Евнух и парнишка молча провожали их взглядами. Затем старик взглянул на юнца.
— Полный трымбец, — все еще не отойдя от происшедшего, сообщил он.
— Это что? — повторил Торнан, обуреваемый самыми нехорошими предчувствиями.
— Моя племянница, — невозмутимо сообщила Аниза. — Познакомьтесь. Это Марисса а’Сайна а’Кебал, верная дочь богини Тиамат. Несмотря на молодость, весьма достойная и опытная воительница. Воин Храма Тиамат, как вы, наверное, видите. Стала седьмой на прошлогоднем королевском турнире в поединке на мечах и одиннадцатой — в бою одна против двух. Уже знает, зачем вы пойдете, так что при ней можно говорить свободно. Она и будет тем, кто присмотрит за вами.
Честно говоря, Торнан почти не удивился, узнав о наличии у Анизы племянницы: в конце концов, у него самого была целая куча племянников и племянниц. Да и не до того было.
Девушка была облачена в короткую кожаную юбку и кожаную курточку, выкрашенные в красный цвет, поверх столь же короткой расшитой белой блузки, оставляющей обнаженным живот до талии. Парадная форма стражниц храма Великой Богини. Броская, но для реального боя не слишком пригодная.
Волосы цвета осенних листьев перехвачены пестрой повязкой. Юбка, однако, складчатая, со сборками — так что в случае чего вмазать ногой не помешает и движений не стеснит. Ножки под ней, кстати, вполне ничего — отменно стройные и прямые. Фигурка плотная, кость широкая и в то же время гибкая. (По старой солдатской привычке, он сначала оценил стати воинские, а потом уже — женские.)
Лицо ее носило суровое выражение, и вид у нее был весьма воинственный — если бы их не портили большие зеленые с желтой искоркой глаза и изящно очерченные розовые губы.
Так, два клинка — стало быть, обоерукая, если, конечно, не пускает пыль в глаза. На поясе — фалькатта двухфутовой длины, кажется, тундайской или дамастской ковки. Второй клинок, похоже, что скимитар, — за спиной. Фельтская фехтовальная школа, выдуманная на Архипелаге, — скорее не для поля боя, а для схваток между благородными. Ноги крепкие, хорошо подкачанные, а вот сапоги надо бы повыше — голень наполовину открыта. Да и голое брюхо — глупое пижонство. Один скользящий удар — и все кишки наружу. В лучшем случае уже через сотню сердцебиений человек падает от потери крови.
В итоге Торнан пришел к двум выводам. Первый — на девицу пришлось бы потратить пару минут от силы. И второй — от подобной спутницы надо будет избавиться. И сделает это он прямо сейчас. За свою жизнь он встречал не так мало женщин-воинов, и некоторые из них действительно были неплохими бойцами. Но ни одну из них он не хотел бы видеть прикрывающей ему спину.
— Значит, вот кто будет присматривать за нами... — повторил он, покачав головой.
— Не только, — понимающе кивнула жрица. — Ей будут даны полномочия младшего посла коргианского братства Тиамат по особым поручениям, и в случае нужды вы сможете рассчитывать на помощь храмов в других землях.
— Ясно. А может, лучше поступим так, — примирительно предложил Торнан. — Я забираю Чикко, и мы вместе отправляемся за твоим жезлом. Можно даже без посольской грамоты. А ты оставляешь племяшку себе и забираешь ее в свой Дискалион... — И, заметив, как злобно напряглась девушка, добавил: — Командовать охраной твоего богоугодного заведения.
— Это исключено, — отрезала Аниза. — Она пойдет с вами — или не пойдет никто.
— Послушай, Аниза, когда ты, например, велишь повару приготовить ужин, ты же не стоишь у него за спиной и не учишь его, как жарить утку и растапливать очаг? — Торнан изо всех сил старался говорить спокойно, хотя на язык упорно лезли совсем другие слова. — Тебе за каким-то троллем нужен этот посох...
— Жезл, — строго поправила она.
— Хорошо, жезл. Ладно, я добуду его и принесу, во всяком случае — попробую. Но не вешай ты на меня еще и... — Он запнулся, не зная, как получше охарактеризовать навязываемую ему спутницу. — Дай, в конце концов, кого-нибудь другого!
— Ты напрасно сомневаешься, — сдвинула брови жрица, — Марисса, поверь, очень хороший воин.
— Да?! — издевательски хохотнул капитан. — Я вот с четырнадцати лет воюю, и то поостерегусь сказать, что я очень хороший воин. А лет мне побольше, чем твоей Мариссе.
— Тетя, а может, и в самом деле не надо? — покачала головой воительница. — Раз уж храбрый северянин так боится женщин!.. — То были первые сказанные ею слова.
— Да пойми ты! — не выдержал Торнан. — Я же теперь буду думать не о том, как добыть эту дурацкую палку...
— Торнан! — возмутилась Аниза.
— А о чем? — издевательски осведомилась девчонка. — О моих ляжках?
Набрав полную грудь воздуха, Торнан уже начал было выстраивать в уме длинную заковыристую фразу, содержавшую настоятельный совет Мариссе поступить на работу в некое заведение, где ее ляжки несомненно будут должным образом оценены множеством достойных людей. Но лишь буркнул раздраженно:
— О том, чтобы не привезти тетке твой труп, дура!
— А за дуру можно и... — девица картинно погладила рукоять клинка.
— Торнан, я попрошу... — встревожилась Аниза, чуя, что дело пахнет дракой и скандалом. — И ты, Марисса, тоже...
— Тетя, не надо. — Стражница по-прежнему держала ладонь на эфесе. — За себя я давно отвечаю сама, и с оскорблениями тоже разбираюсь сама.
— Ишь, злится, так и выхватит сейчас фалькатту да пойдет нас шинковать, — прокомментировал Чикко.
Торнан просиял — старый друг только что, сам того не зная, подсказал ему быстрое и очевидное решение проблемы.
Носилки, влекомые четырьмя полуголыми неграми, остановились у грязных замызганных дверей двухэтажного дома с заколоченными окнами и облупившимися стенами.
Мечи на поясах невольников и бронзовые бляхи на шнурках, что свисали с бычьих шей, говорили всякому, что перед ним иеродулы — старшие рабы храма. Самая завидная участь, которая может ждать раба! Иеродула нельзя продать без вины, его не заставляют много и тяжело работать, а дети его считаются свободными от рождения. Да что говорить — при удаче иеродул сам может стать жрецом!
И всякий поймет — если паланкин тащат не простые поденщики, а старшие рабы храма, то и едет в нем весьма важная птица.
Паланкин осторожно поставили на землю, и оттуда, отдернув занавески, выпорхнула пышно одетая женщина с массивной пекторалью на груди, по которой узнавали высших жриц Тиамат Неизреченной.
— Куббу, Нгусу, стойте тут и ждите, — распорядилась она. — Вы, — это двум другим, — за мной.
— Да, госпожа, — произнес старший.
Дверь беспрепятственно открылась, и они вошли внутрь, не встретив никого, лишь позеленевший медный колокольчик надтреснуто звякнул над притолокой.
Спустя минуту в полутемной передней появился хозяин — низенький жирный евнух с дежурной улыбкой на безбородом лице, в длиннополом дорогом парчовом халате, впрочем, не очень чистом и не новом. Быстрый взгляд на посетительницу, такой же быстрый — на двух рабов позади, потом опять на гостью, вернее — на ее пектораль. Сосчитав камни, он низко, истово поклонился — раз, другой.
— О, какая честь! — пропищал коротышка, закончив кланяться. — Осмелюсь спросить, что вам угодно, светлейшая? Лучшие наши мальчики — к вашим услугам! Вам светленького, черненького; помоложе, постарше?
— Я ищу девушку, — коротко сообщила посетительница. Скопец несколько растерялся.
— Девушку?.. Я, конечно, готов со всем старанием услужить, но это, так сказать, несколько не наш профиль. Однако если вы соблаговолите подождать...
— Заткнись, тупорылый! — зло скривилась гостья. — Я пришла за Мариссой.
— Мариссой?! — недоуменно пропищал евнух. — Но поверьте, я не имею чести понимать, о ком вы изволите...
— Брунда, — коротко бросила женщина, и один из негров шагнул вперед, протягивая ручищу к мгновенно побелевшему карлику. Видимо, вмешательство темнокожего исполина подстегнуло разум евнуха.
— А! Вам, наверное, нужна Белая Рысь? — торопливо сказал коротышка, болтаясь в воздухе. Женщина чуть кивнула, и кастрат был поставлен на место.
— Я не знаю, каким идиотским имечком она себя называет у вас, но я пришла за ней и не уйду без нее, даже если мне придется разобрать ваш клоповник по кирпичику! — И, видимо, чтобы окончательно добить управляющего дамским борделем (одним из двух в Корге), жрица добавила вполголоса: — Давай, кердуй шпетче, гуняй безпоцый!
Евнух икнул, выпучив глаза, а потом, решив, что чему быть, того не миновать, направился в глубину здания.
Жрица вместе с одним из стражей направилась следом.
Поднимаясь и опускаясь по узким душным лестницам, проходя темными коридорами, они углублялись все дальше. Из-за тонких дощатых стен доносились разнообразные звуки: стоны и вздохи, крики страсти — наигранные или натуральные, свист плетей, женские и мужские вопли, в которых смешались боль и наслаждение, и тому подобное. Одним словом, заведение жило своей обычной жизнью.
Наконец они остановились у одной из дверей.
— Здесь, — сообщил евнух. — Только я хочу сказать, — добавил он, — госпожа очень сердится, когда ее отрывают... от дела, иногда даже пускает в ход кулаки. Может, вы сами соблаговолите...
Отпихнув работника заведения, жрица решительно толкнула дверь и вошла.
В раскрытое окно бил солнечный свет, казавшийся особенно ярким после полутьмы коридоров борделя. На кровати растянулась обнаженная девушка, пожалуй, даже молодая женщина, лет двадцати или чуть постарше. Лицо ее закрывали беспорядочно разметавшиеся рыжие волосы, но даже они не могли скрыть набухший под глазом лиловатый синяк. Загорелую кожу гибкого и сильного тела украшало несколько шрамов. Рядом с ней сидел подросток лет четырнадцати, в крошечной набедренной повязке с кружевами, нежный и ухоженный, вертевший в руках флейту. Мальчишка был трезв, или почти трезв; о девице сказать этого было нельзя.
— О, тетя! — слегка заплетающимся языком изрекла девица, улыбнувшись. — Как ты меня нашла? Присоединиться к нам не хочешь?
Ни слова не говоря, жрица подошла к ним и, запустив пятерню в пушистую шевелюру парнишки, выкинула его за дверь, ловко добавив ускорения коленом под зад.
— Зачем мальчика обидела, тетя? — послышался недовольный голос девицы.
Не отвечая, Аниза (а это была именно она) прошлась по номеру взад-вперед. Втянула душный запах — смесь недорогих благовоний, вина и еще одного аромата, неплохо ей знакомого — который оставляет страсть мужчины и женщины.
— Вот как, значит, ты живешь, племяшка, — протянула жрица, переводя взгляд то на валяющиеся в углу явно мужские штаны, то на опустошенные бутылки и кувшины на столе, то на пару этих новомодных штучек из выделанного рыбьего пузыря, валяющихся на подоконнике, — уже использованных.
— Тетя Аниза, ну разве я не имею права развлечься? — улыбаясь, ответила девица, по-кошачьи потянувшись на ложе. — Я месяц таскалась с этим караваном, два раза с разбойниками дралась! Золото в казну нашей праматери-Тиамат доставила? Доставила! Значит, имею право...
— Значит, отмечаем успешное возвращение? — уточнила Аниза. — И вот ради этого ты отказалась от жреческого служения? Ради вот этого ты отвергла четверых... нет, уже пятерых женихов, которых я тебе нашла? Не без труда, между прочим, нашла!
— Ну вот, опять начала, тетя... — расслабленно бросила девица.
— Я тебе сейчас не тетя! — рявкнула жрица. — А ну встать, воин Храма Великой Матери Марисса!!! Встать!!! — И сунула племяннице под нос резную нефритовую пластинку. — Именем Богини — повиноваться!
Девица вскочила, растерянно вращая глазами, и даже инстинктивно попыталась отдать воинский салют.
— Дура, — заявила жрица, — забыла, что к пустой голове ладонь не прикладывают? Хотя у тебя она пустая всегда. Давай одевайся, и пошли. И поторопись. Кстати, обрадую тебя — у меня, вернее у Храма, есть дело как раз для таких, как ты.
Пока девушка, чертыхаясь, собирала разбросанные по комнате предметы туалета и вытаскивала мечи из-под кровати, жрица молча перебирала малахитовые четки, стремясь успокоиться.
Как бы то ни было, через несколько минут уже вполне одетая и почти протрезвевшая воительница уже выходила из дверей места увеселения женской плоти — одного из двух, имевшихся в столице. За ней бестолково семенил евнух, от которого не отходил мальчишка.
С неудовольствием жрица уставилась на них.
— Чего вы за нами ходите? А... Может, ты не расплатилась? — спросила жрица как бы между прочим.
Девушка замешкалась с ответом.
— Нет-нет, разумеется, нет, что вы! — вместо нее торопливо сказал скопец. — Госпожа... м-м-м... Белая Рысь всегда аккуратно платит!
— Чтоб я тебе еще раз одолжила хоть медяк! — буркнула гостья. — Ладно, пошли.
Через минуту четверо иеродулов резвой трусцой уносили паланкин прочь. Сбоку, размеренно вскидывая длинные ноги, бежала клиентка заведения, облаченная в форму храмового стража, придерживая болтающиеся мечи.
Евнух и парнишка молча провожали их взглядами. Затем старик взглянул на юнца.
— Полный трымбец, — все еще не отойдя от происшедшего, сообщил он.
* * *
— Старший воин Храма явился по вашему повелению, достопочтенная, — сообщила крепко сбитая рыжая девица, облаченная в поскрипывающую кожу.— Это что? — повторил Торнан, обуреваемый самыми нехорошими предчувствиями.
— Моя племянница, — невозмутимо сообщила Аниза. — Познакомьтесь. Это Марисса а’Сайна а’Кебал, верная дочь богини Тиамат. Несмотря на молодость, весьма достойная и опытная воительница. Воин Храма Тиамат, как вы, наверное, видите. Стала седьмой на прошлогоднем королевском турнире в поединке на мечах и одиннадцатой — в бою одна против двух. Уже знает, зачем вы пойдете, так что при ней можно говорить свободно. Она и будет тем, кто присмотрит за вами.
Честно говоря, Торнан почти не удивился, узнав о наличии у Анизы племянницы: в конце концов, у него самого была целая куча племянников и племянниц. Да и не до того было.
Девушка была облачена в короткую кожаную юбку и кожаную курточку, выкрашенные в красный цвет, поверх столь же короткой расшитой белой блузки, оставляющей обнаженным живот до талии. Парадная форма стражниц храма Великой Богини. Броская, но для реального боя не слишком пригодная.
Волосы цвета осенних листьев перехвачены пестрой повязкой. Юбка, однако, складчатая, со сборками — так что в случае чего вмазать ногой не помешает и движений не стеснит. Ножки под ней, кстати, вполне ничего — отменно стройные и прямые. Фигурка плотная, кость широкая и в то же время гибкая. (По старой солдатской привычке, он сначала оценил стати воинские, а потом уже — женские.)
Лицо ее носило суровое выражение, и вид у нее был весьма воинственный — если бы их не портили большие зеленые с желтой искоркой глаза и изящно очерченные розовые губы.
Так, два клинка — стало быть, обоерукая, если, конечно, не пускает пыль в глаза. На поясе — фалькатта двухфутовой длины, кажется, тундайской или дамастской ковки. Второй клинок, похоже, что скимитар, — за спиной. Фельтская фехтовальная школа, выдуманная на Архипелаге, — скорее не для поля боя, а для схваток между благородными. Ноги крепкие, хорошо подкачанные, а вот сапоги надо бы повыше — голень наполовину открыта. Да и голое брюхо — глупое пижонство. Один скользящий удар — и все кишки наружу. В лучшем случае уже через сотню сердцебиений человек падает от потери крови.
В итоге Торнан пришел к двум выводам. Первый — на девицу пришлось бы потратить пару минут от силы. И второй — от подобной спутницы надо будет избавиться. И сделает это он прямо сейчас. За свою жизнь он встречал не так мало женщин-воинов, и некоторые из них действительно были неплохими бойцами. Но ни одну из них он не хотел бы видеть прикрывающей ему спину.
— Значит, вот кто будет присматривать за нами... — повторил он, покачав головой.
— Не только, — понимающе кивнула жрица. — Ей будут даны полномочия младшего посла коргианского братства Тиамат по особым поручениям, и в случае нужды вы сможете рассчитывать на помощь храмов в других землях.
— Ясно. А может, лучше поступим так, — примирительно предложил Торнан. — Я забираю Чикко, и мы вместе отправляемся за твоим жезлом. Можно даже без посольской грамоты. А ты оставляешь племяшку себе и забираешь ее в свой Дискалион... — И, заметив, как злобно напряглась девушка, добавил: — Командовать охраной твоего богоугодного заведения.
— Это исключено, — отрезала Аниза. — Она пойдет с вами — или не пойдет никто.
— Послушай, Аниза, когда ты, например, велишь повару приготовить ужин, ты же не стоишь у него за спиной и не учишь его, как жарить утку и растапливать очаг? — Торнан изо всех сил старался говорить спокойно, хотя на язык упорно лезли совсем другие слова. — Тебе за каким-то троллем нужен этот посох...
— Жезл, — строго поправила она.
— Хорошо, жезл. Ладно, я добуду его и принесу, во всяком случае — попробую. Но не вешай ты на меня еще и... — Он запнулся, не зная, как получше охарактеризовать навязываемую ему спутницу. — Дай, в конце концов, кого-нибудь другого!
— Ты напрасно сомневаешься, — сдвинула брови жрица, — Марисса, поверь, очень хороший воин.
— Да?! — издевательски хохотнул капитан. — Я вот с четырнадцати лет воюю, и то поостерегусь сказать, что я очень хороший воин. А лет мне побольше, чем твоей Мариссе.
— Тетя, а может, и в самом деле не надо? — покачала головой воительница. — Раз уж храбрый северянин так боится женщин!.. — То были первые сказанные ею слова.
— Да пойми ты! — не выдержал Торнан. — Я же теперь буду думать не о том, как добыть эту дурацкую палку...
— Торнан! — возмутилась Аниза.
— А о чем? — издевательски осведомилась девчонка. — О моих ляжках?
Набрав полную грудь воздуха, Торнан уже начал было выстраивать в уме длинную заковыристую фразу, содержавшую настоятельный совет Мариссе поступить на работу в некое заведение, где ее ляжки несомненно будут должным образом оценены множеством достойных людей. Но лишь буркнул раздраженно:
— О том, чтобы не привезти тетке твой труп, дура!
— А за дуру можно и... — девица картинно погладила рукоять клинка.
— Торнан, я попрошу... — встревожилась Аниза, чуя, что дело пахнет дракой и скандалом. — И ты, Марисса, тоже...
— Тетя, не надо. — Стражница по-прежнему держала ладонь на эфесе. — За себя я давно отвечаю сама, и с оскорблениями тоже разбираюсь сама.
— Ишь, злится, так и выхватит сейчас фалькатту да пойдет нас шинковать, — прокомментировал Чикко.
Торнан просиял — старый друг только что, сам того не зная, подсказал ему быстрое и очевидное решение проблемы.