- Вы там, батюшка, говорят, чудеса напроизводили, - продолжал инженер, - бунт усмирили, смертоубийство открыли!
   - Было все это отчасти, - отвечал Вихров.
   - А губернатора видели?
   - Нет еще.
   - Так как же это?
   - А так же, завтра успею.
   - Этого нельзя, - воскликнул Захаревский, - со следствия вы должны были бы прямо проехать к нему; поезжайте сейчас, а то он узнает это - и бог знает как вас распудрит.
   - Пусть себе, очень мне нужно! - сказал сначала Вихров, но потом подумал, что инженер может опять куда-нибудь уехать, и он снова останется с Юлией вдвоем, и она ему сейчас же, конечно, откроет тайну свою.
   - В самом деле, я съезжу, - проговорил он, вставая.
   Юлия обратила на него умоляющий взор.
   - Поезжайте, поезжайте! - говорил Захаревский.
   Юлия спросила его тихим голосом:
   - А к нам еще придете?
   - Может быть, - отвечал Вихров и проворно ушел.
   - Что, поразила его грустным своим видом? - спросил Захаревский сестру.
   Та рассердилась на это.
   - Что это у тебя за глупые шутки надо мной!
   - Не шутки, а, право, уж скучно на все это смотреть! - отвечал с сердцем инженер.
   К губернатору Вихров, разумеется, не поехал, а отправился к себе домой, заперся там и лег спать. Захаревские про это узнали вечером. На другой день он к ним тоже не шел, на третий - тоже, - и так прошла целая неделя. Захаревские сильно недоумевали. Вихров, в свою очередь, чем долее у них не бывал, тем более и более начинал себя чувствовать в неловком к ним положении; к счастию его, за ним прислал губернатор.
   Вихров сейчас же поспешил к нему поехать.
   Начальник губернии в это время сидел у своего стола и с мрачным выражением на лице читал какую-то бумагу. Перед ним стоял не то священник, не то монах, в черной рясе, с худым и желто-черноватым лицом, с черными, сверкающими глазами и с густыми, нависшими бровями.
   Окончив чтение бумаги, губернатор порывисто позвонил.
   В кабинет вбежал адъютант.
   - Что же Вихрова мне? - произнес сердито начальник губернии.
   - Он здесь, ваше превосходительство, - отвечал адъютант.
   - Позовите его сюда!
   Вихров вошел.
   Лицо губернатора приняло более ласковое выражение.
   - Здравствуйте, любезнейший, - сказал он, - потрудитесь вот с отцом Селивестром съездить и открыть одно дело!.. - прибавил он, показывая глазами на священника и подавая Вихрову уже заранее приготовленное на его имя предписание.
   Тот прочел его.
   - Когда же ехать туда надо? - спросил он священника.
   - Сейчас же! - отвечал тот ему сурово. - В воскресенье они были для виду у меня в единоверии; а завтра, на Петров день, сбегутся все в свою моленную.
   - Тут становой им миротворит. Моленная должна быть запечатана, а он ее держит незапечатанною; его хорошенько скрутить надобно! - приказывал губернатор.
   Вихров молчал: самое поручение было сильно ему не по душе, но оно давало ему возможность уехать из города, а возвратившись потом назад, снова начать бывать у Захаревских, - словом, придать всему такой вид, что как будто бы между ним и Юлией не происходило никакого щекотливого разговора.
   - С богом, поезжайте, - сказал ему губернатор.
   Вихров раскланялся и вышел. Священник тоже последовал за ним.
   - Не угодно ли вам будет со мной ехать, на моей паре? - сказал он, нагоняя Вихрова на улице.
   - А это далеко?
   - Нет, одна пряжка всего.
   - Хорошо!
   Согласием этим священник, кажется, остался очень доволен.
   - Вам будет без сумнения, да и мне тоже! - говорил он. - А вот и кони мои, - прибавил он, показывая на ехавшую по улице пару, которою правил, должно быть, работник.
   Вихров шел быстро; священник не отставал от него: он, по всему заметно было, решился ни на минуту не выпускать его из глаз своих.
   - А кто такой становой у вас? - спросил его Вихров.
   - Огарков, переведенный к нам из другой губернии, - отвечал священник.
   - Ах, боже мой, Огарков! - воскликнул Вихров.
   Оказалось, что это был муж уже знакомой нам становой, переведенный в эту губернию тоже по рекомендации Захаревских.
   - У него жена, - этакая толстая и бойкая? - спросил Вихров.
   - Она самая и есть, - отвечал священник. - Пострамленье кажись, всего женского рода, - продолжал он, - в аду между блудницами и грешницами, чаю, таких бесстыжих женщин нет... Приведут теперь в стан наказывать какого-нибудь дворового человека или мужика. "Что, говорит, вам дожидаться; высеки вместо мужа-то при мне: я посмотрю!" Того разложат, порют, а она сидит тут, упрет толстую-то ручищу свою в колено и глядит на это.
   При таком описании образ милой становой, как живой, нарисовался в воображении Вихрова.
   - Ужасная она госпожа, - знаю я ее! - проговорил он.
   Груня чрезвычайно удивилась, когда увидела, что барин возвратился с священником.
   - Я опять сейчас, Груша, уезжаю, - сказал он ей.
   - Вот тебе раз! - произнесла она испуганным голосом.
   - И тебя никак уже не могу взять с собой, потому что еду с священником, - шутил Вихров.
   - Где уж, если с священником... А куда же вы едете?.. Опять к раскольникам?
   - Опять к раскольникам.
   - Ну, что, барин, вы нарочно, должно быть, напрашиваетесь, чтобы кутить там с раскольническими девушками: у них там есть прехорошенькие!
   - Есть недурные! - шутил Вихров и, чтобы хоть немножко очистить свою совесть перед Захаревскими, сел и написал им, брату и сестре вместе, коротенькую записку: "Я, все время занятый разными хлопотами, не успел побывать у вас и хотел непременно исполнить это сегодня; но сегодня, как нарочно, посылают меня по одному экстренному и секретному делу - так что и зайти к вам не могу, потому что за мной, как страж какой-нибудь, смотрит мой товарищ, с которым я еду".
   Священник все это время, заложив руки назад, ходил взад и вперед по зале - и в то же время, внимательно прислушиваясь к разговору Вихрова с горничной, хмурился; явно было, что ему не нравились слышимые им в том разговоре шутки.
   XII
   ЕДИНОВЕРЦЫ{263}
   Уже ударили к вечерне, когда наши путники выехали из города. Работник заметно жалел хозяйских лошадей и ехал шагом. Священник сидел, понурив свою сухощавую голову, покрытую черною шляпою с большими полями. Выражение лица его было по-прежнему мрачно-грустное: видно было, что какие-то заботы и печали сильно снедали его душу.
   - Вы давно, батюшка, в единоверие перешли? - спросил его Вихров.
   - Седьмой год-с, - отвечал священник.
   - Что же за цель ваша была?
   - Сначала овдовел, лишился бесценной и незаменимой супруги, так что жить в городе посреди людских удовольствий стало уже тяжко; а другое - и к пастве божией хотелось покрепче утвердить отшатнувшихся, но все что-то ничего не могу сделать в том.
   - Стало быть, единоверие они не искренно принимают? - заметил Вихров.
   - Хе, искренно!.. - грустно усмехнулся священник. - По всей России это единоверие - один только обман и ложь перед правительством! Нами, пастырями, они нисколько не дорожат, - продолжал он, и взор его все мрачней и мрачней становился: - не наживи я - пока был православным священником - некоторого состояния и не будь одинокий человек, я бы есть теперь не имел что: придешь со славой к богатому мужику - копейку тебе дают!.. Уж не говоря то, что мы все-таки тем питаемся, - обидно то даже по сану твоему: я не нищий пришел к нему, а посланник божий!.. Я докладывал обо всем этом владыке... "Что ж, говорит, терпи, коли взял этот крест на себя!"
   - Зачем было и вводить это единоверие? Наперед надобно было ожидать, что будет обман с их стороны.
   - Как зачем? - спросил с удивлением священник. - Митрополит Платон вводил его и правила для него писал; полагали так, что вот они очень дорожат своими старыми книгами и обрядами, - дали им сие; но не того им, видно, было надобно: по духу своему, а не за обряды они церкви нашей сопротивляются.
   - В чем же дух-то этот состоит? - спросил Вихров.
   Священник еще больше нахмурил при этом лицо свое.
   - В глупости их, невежестве и изуверстве нравов, - проговорил он, главная причина, законы очень слабы за отступничество их... Теперь вот едем мы, беспокоимся, трудимся, составим акт о захвате их на месте преступления, отдадут их суду - чем же решат это дело? "Вызвать, говорят, их в консисторию и сделать им внушение, чтобы они не придерживались расколу".
   - Но что же и сделать за то больше? - спросил Вихров.
   - Как что? - произнес мрачно священник. - Ведь это обман, измена с их стороны: они приняли единоверие - и будь единоверцами; они, значит, уклоняются от веры своей, - и что за перемену нашей веры на другую бывает, то и им должно быть за то.
   - Ну, прекрасно-с, это в отношении единоверцев - их можно считать отступниками от раз принятой веры; но тогда, разумеется, никто больше из расколу в единоверие переходить не будет; как же с другими-то раскольниками сделать?
   - Ежели бы я был член святейшего синода, - отвечал священник, - то я прямо подал бы мнение, что никакого раскола у нас быть совсем не должно! Что он такое за учение? На каком вселенском соборе был рассматриваем и утверждаем?.. Значит, одно только невежество в нем укрывается; а дело правительства - не допускать того, а, напротив, просвещать народ!
   - А народ не хочет принимать этого просвещения?
   - Карай его лучше за то, но не оставляй во мраке... Что ежели кто вам говорил, что есть промеж них начетчики: ихние попы, и пастыри, и вожди разные - все это вздор! Я имел с ними со многими словопрение: он несет и сам не знает что, потому что понимать священное писание - надобно тоже, чтоб был разум для того готовый.
   - Однако у Христа первые апостолы были простые рыбари.
   - Тогда они устно слышали от него учение, а мы ныне из книг божественных оное почерпаем: нас, священников, и философии греческой учили, и риторике, и истории церкви христианской, - нам можно разуметь священное писание; а что же их поп и учитель - какое ученье имел? Он - такой же мужик, только плутоватей других!
   - Что же, вы говорили когда-нибудь об этом раскольникам?
   - Сколько раз!.. Прямо им объяснял: "Смотрите, говорю, - нет ни единого царя, ни единого дворянина по вашему толку; ни един иностранец, переходя в православие, не принял раскола вашего. Неужели же все они глупее вас!"
   - Что ж они отвечали на то? - спросил Вихров с любопытством.
   Священник при этом вопросе вздохнул.
   - "Оттого, говорят, что на вас дьявол снисшел!" - "Но отчего же, говорю, на нас, разумом светлейших, а не на вас, во мраке пребывающих?" "Оттого, говорят, что мы живем по старой вере, а вы приняли новшества", - и хоть режь их ножом, ни один с этого не сойдет... И как ведь это вышло: где нет раскола промеж народа, там и духа его нет; а где он есть - православные ли, единоверцы ли, все в нем заражены и очумлены... и который здоров еще, то жди, что и он будет болен!
   Покуда священник говорил все это суровым голосом, а Вихров слушал его, - они, как нарочно, проезжали по чрезвычайно веселой местности: то по небольшому сосновому леску, необыкновенно чистому и редкому, так что в нем можно было гулять - как в роще; то по низким полянам, с которых сильно их обдавало запахом трав и цветов. Солнце уже садилось, соловей где-то отчаянно свистал. Леменец работник, в своем зипуне, с своими всклоченными, белокурыми волосами, выбивающимися из-под худой его шапенки, как бы в противоположность своему суровому и мрачному хозяину, представлял из себя чрезвычайно добродушную фигуру. У Вихрова было хорошо на душе оттого, что он услыхал от священника, что если они и захватят на молитве раскольников, то тех только позовут в консисторию на увещевание, а потому он с некоторым даже любопытством ожидал всех грядущих сцен.
   Лошади, вероятно, почуявшие близость дома, побежали быстрей.
   - Недалеко, видно? - спросил Вихров священника, не обращавшего никакого внимания ни на прекрасный вечер, ни на красивую местность, ни на соловья.
   - Недалеко; вон село наше, - отвечал он, показывая на стоящее несколько в стороне село. - Вы уж у меня и остановиться извольте на квартире, прибавил он.
   - Очень хорошо, - отвечал Вихров, и потом не удержался и сказал: - Вы, кажется, и меня немного подозреваете - как бы я не перешел в раскол?
   - Нет, не то что подозреваю, - отвечал священник угрюмо, - а что если остановитесь в другом месте, то болтовня сейчас пойдет по селу: что чиновник приехал!.. Они, пожалуй, и остерегутся, и не соберутся к заутрени.
   - Так вы меня этак поспрятать хотите! - проговорил Вихров.
   - Да, поспрячу, - отвечал священник, и в самом деле, как видно, намерен был это сделать, - потому что хоть было уже довольно темно, он, однако, велел работнику не селом ехать, а взять объездом, и таким образом они подъехали к дому его со двора.
   Введя в комнаты своего гостя, священник провел его в заднюю половину, так чтобы на улице не увидели даже огня в его окнах - и не рассмотрели бы сквозь них губернаторского чиновника.
   - Но завтра нам надобно будет хоть какого-нибудь десятского взять с собой, - сказал ему Вихров.
   - А вот я сейчас схожу за сельским старостой, - сказал священник и, уходя, плотно-плотно притворил дверь в сенях, а затем в весьма недолгом времени возвратился, приведя с собой старосту.
   Вихров сказал тому, что он завтра с ним чуть свет пойдет, но куда именно - не пояснил того.
   - Слушаю-с, - сказал староста и хотел было уйти.
   Но священник остановил его.
   - Нет, любезный, ты ночуй уж здесь - у меня; пойди ко мне в избу.
   Староста усмехнулся только на это, впрочем, послушался его и пошел за ним в избу, в которую священник привел также и работника своего, и, сказав им обоим, чтобы они ложились спать, ушел от них, заперев их снаружи.
   - Вот этак лучше - посидят и не разболтают никому! - проговорил он.
   С Вихровым священник (тоже, вероятно, из опасения, чтобы тот не разболтал кому-нибудь) лег спать в одной комнате и уступил даже ему свою под пологом постель, а сам лег на голой лавке и подложил себе только под голову кожаную дорожную подушку. Ночь он всю не спал, а все ворочался и что-то такое бормотал себе под нос. Вихрову тоже не спалось от духоты в комнате и от клопов, которыми усыпана была хозяйская постель. Часа в четыре, наконец, раздался сухой, как бы великопостный звон в единоверческой церкви. Вихров открыл глаза - он только что перед тем вздремнул было. Священник стоял уже перед ним совсем одетый.
   - Пойдемте, пора! - сказал он Вихрову.
   Тот мигом оделся в свой вицмундир.
   Староста и работник тоже были выпущены. Последний, с явно сердитым лицом, прошел прямо на двор; а староста по-прежнему немного подсмеивался над священником. Вихров, священник и староста отправились, наконец, в свой поход. Иерей не без умысла, кажется, провел Вихрова мимо единоверческой церкви и заставил его заглянуть даже туда: там не было ни одного молящегося.
   - Как много прихожан-то! - сказал он с усмешкой. - А ведь звоном-то почесть колокол разбили, а туды и без зову божьего соберутся.
   Звон до самого своего возвращения он наказал дьячку не прекращать и повел за собой Вихрова и старосту. Сначала они шли полем по дороге, потом пошли лугом по берегу небольшой реки.
   Священник внимательнейшим образом осматривал все тропинки, которыми они проходили.
   - Много их тут сегодня прошло: след на следе так и лепится! - говорил он. - И мостик себе даже устроили! - прибавил он, показывая Вихрову на две слеги, перекинутые через реку.
   - Слышите! - воскликнул он вдруг, показывая рукой в одну сторону. - Это ведь служба их идет!
   С той стороны в самом деле доносилось пение мужских и женских голосов; а перед глазами между тем были: орешник, ветляк, липы, березы и сосны; под ногами - высокая, густая трава. Утро было светлое, ясное, как и вчерашний вечер. Картина эта просто показалась Вихрову поэтическою. Пройдя небольшим леском (пение в это время становилось все слышнее и слышнее), они увидели, наконец, сквозь ветки деревьев каменную часовню.
   - Не хуже нашего единоверческого храма! - произнес священник, показывая глазами Вихрову на моленную. - Ну, теперь ползком ползти надо; а то они увидят и разбегутся!.. - И вслед за тем он сам лег на землю, легли за ним Вихров и староста, - все они поползли.
   Священник делал все это с явным увлечением, а Вихрову, напротив, казалось смешно и не совсем честно его положение. Он поотстал от священника. Староста тоже рядом с ним очутился.
   - Беда какой строгий священник, - шепнул он Вихрову.
   - Что же? - спросил Вихров.
   - Попервоначалу-то, как поступил, так на всех раскольников, которые в единоверие перешли, епитимью строгую наложил - и чтобы не дома ее исполняли, а в церкви; - и дьячка нарочно стеречь ставил, чтобы не промирволил кто себя.
   - Зачем же народ, зная, что он такой строгий, в моленную еще к себе собирается? - говорил Вихров.
   - Да поди ты вот - глупость-то наша крестьянская: обмануть все думают его! Ну, где тут, обманешь ли эка-то! - отвечал староста.
   В это время они были около самого уже храма.
   Священник проворно поднялся на ноги и загородил собой выход из моленной.
   - Подползайте скорей, - зыкнул он шепотом Вихрову и старосте.
   Те подползли и поднялись на ноги - и все таким образом вошли в моленную. Народу в ней оказалось человек двести. При появлении священника и чиновника в вицмундире все, точно по команде, потупили головы. Стоявший впереди и наряженный даже в епитрахиль мужик мгновенно стушевался; епитрахили на нем не стало, и сам он очутился между другими мужиками, но не пропал он для глаз священника.
   - Поди-ка ты сюда, священнодействователь! - сказал он ему.
   Мужик не трогался, как будто бы не понимая, что это к нему относится.
   - Григорий, поди сюда; я тебя кличу! - повторил священник.
   Григорий, делать нечего, вышел.
   - Где же облачение-то твое - подай мне! - говорил священник.
   - Нет у меня никакого облачения, - отвечал мужик, распуская перед ним руки; но священник заглянул к нему в пазуху, велел выворотить ему все карманы - облачения нигде не было.
   Священник велел старосте обыскать прочих, нет ли у кого облачения.
   Тот, с обычной своей усмешкой на лице, принялся обыскивать; но облачения не нашлось.
   - Ну, бог с ним! - произнес Вихров.
   - Вот это бог с ним и дает им поблажку, - проговорил ему укоризненно священник. - Переписать их всех надо! - прибавил он; но Вихров прежде спросил народ:
   - Что вы, братцы, все единоверцы?
   - Все, почесть, единоверцы! - отвечали ему мужики.
   - Зачем же вы не посещаете вашего храма, а ходите в моленную, которая должна быть запечатана?
   - Так как родители наши ходили сюда, и нам желается того, - отвечал один из раскольников.
   - Мы, бачка, думали, что в нашей церкви службы не будет, - подхватил другой раскольник.
   - Врешь, врешь, - остановил его священник. - Благовест у меня начался с двух часов ночи и посейчас идет.
   Из села в самом деле доносился сухой и немного дребезжавший благовест единоверческой церкви.
   - А эта вот и православная даже! - прибавил священник, указывая на одну очень нарядную и довольно еще молодую женщину.
   - Ты православная? - спросил ее Вихров.
   - Православная-с! - отвечала та, вся вспыхнув и с дрожащими щеками.
   - Ей вот надо было, - объяснил ему священник, - выйти замуж за богатого православного купца: это вот не грех по-ихнему, она и приняла для виду православие; а промеж тем все-таки продолжают ходить в свою раскольничью секту - это я вас записать прошу!
   - Все запишут! - отвечал ему с сердцем Вихров и спрашивать народ повел в село. Довольно странное зрелище представилось при этом случае: Вихров, с недовольным и расстроенным лицом, шел вперед; раскольники тоже шли за ним печальные; священник то на того, то на другого из них сурово взглядывал блестящими глазами. Православную женщину и Григория он велел старосте вести под присмотром - и тот поэтому шел невдалеке от них, а когда те расходились несколько, он говорил им:
   - Не расходитесь оченно далеко!
   Допросы отбирать Вихров начал в большой общественной избе - и только еще успел снять показание с одного мужчины, как дверь с шумом распахнулась, и в избу внеслась какой-то бурей становая.
   - Друг сердечный, тебя ли я вижу! - воскликнула она, растопыривая перед Вихровым руки. Она, видимо, решилась держать себя с ним с прежней бойкостью. - И это не грех, не грех так приехать! - продолжала она, восклицая. - Где ты остановился? У вас, что ли? - прибавила она священнику.
   - У меня-с, - отвечал тот.
   - В мурье-то у него - на клопах да на комарах! Я бы тебя на мягкую постельку уложила, побаюкала бы и полюлюкала!.. Что это переловил ребят-то? - прибавила она, показывая головой на раскольников.
   - А все это ваш супруг причиной тому: держит моленную незапертою, тогда как она запечатана даже должна быть, - заметил ей священник.
   - Это кто вам, батюшко, донес так да отрапортовал о том - нет-с! Извините! Я нарочно все дело захватила - читайте-ка!.. - проговорила становая и, молодцевато развернув принесенное с собою дело, положила его на стол.
   - Читай, читай!.. - повторила она священнику.
   В одном предписании в самом деле было сказано: на моленную в селе Корчакове оставить незапечатанною и отдать ее в ведение и под присмотр земской полиции с тем, чтобы из оной раскольниками не были похищаемы и разносимы иконы".
   - Только бы не были расхищаемы и уносимы иконы - понял? - отнеслась становая к священнику. - А они все тут; есть еще и лишние.
   - Моленная не должна быть запечатана, - повторил и Вихров.
   Священник пожал только плечами.
   - Но сборища в ней все-таки не могли быть дозволены, особенно для единоверцев, - возразил он, - и ваш супруг, я знаю, раз словил их; но потом, взяв с них по рублю с человека, отпустил.
   - Это как вы знаете, кто вам объяснил это? - возразила ему становая насмешливо, - на исповеди, что ли, кто вам открыл про то!.. Так вам самому язык за это вытянут, коли вы рассказываете, что на духу вам говорят; вот они все тут налицо, - прибавила она, махнув головой на раскольников. - Когда вас муж захватывал и обирал по рублю с души? - обратилась она к тем.
   - Не было того-с, - отвечали из них некоторые, и все при этом держали головы потупленными.
   - Чем на других-то, иерей честной, указывать, не лучше ли прежде на себя взглянуть: пастырь сердцем добрым и духом кротким привлекает к себе паству; при вашем предшественнике никогда у них никаких делов не было, а при вас пошли...
   - Зато и единоверия не было! - возразил ей священник.
   - Я уже этого не знаю - я баба; а говорю, что в народе толкуют. Изволь-ка вот ты написать, - прибавила она Вихрову, - что в предписании мужу сказано насчет моленной; да и мужиков всех опроси, что никогда не было, чтобы брали с них!
   Такие почти повелительные распоряжения становой сделались, наконец, Вихрову досадны.
   - Все это очень хорошо - и будет сделано; но вам-то здесь быть совершенно неприлично! - сказал он.
   - Уйду, уйду, не навеки к вам пришла, - сказала она, поднимаясь, только ты зайди ко мне потом; мне тебе нужно по этому делу сказать понимаешь ты, по этому самому делу, чтобы ты сказал о том начальству своему.
   - Хорошо, зайду, - отвечал Вихров, чтобы только отвязаться от нее: почему становая говорила ему ты и назвала его другом сердечным - он понять не мог.
   Та между тем встала и пошла; проходя мимо мужиков, она подмигнула им.
   - Не робейте, паря, не больно поддавайтесь!
   Вихров, отобрав все допросы и написав со священником подробное постановление о захвате раскольников в моленной, хотел было сейчас же и уехать в город - и поэтому послал за земскими почтовыми лошадьми; но тех что-то долго не приводили. Он велел старосте поторопить; тот сходил и донес ему, что лошади готовы, но что они стоят у квартиры становой - и та не велела им отъезжать, потому что чиновник к ней еще зайдет. Вихров послал другой раз старосту сказать, что он не зайдет к ней, потому что ему некогда, и чтобы лошади подъехали к его избе. Староста сходил с этим приказанием и, возвратясь, объявил, что становая не отпускает лошадей и требует чиновника к себе. Вихрова взорвало это; он пошел, чтобы ругательски разругать ее.
   - Что это такое вы делаете - не даете мне лошадей! - воскликнул он, входя к ней в залу, в которой на столе были уже расставлены закуска и вина разные.
   - Ты не горлань, а лучше выпей водочки! - сказала она ему.
   - Не хочу я вашей водочки! - кричал он.
   - Ты вот погоди, постой! Не благуй! - унимала она его. - Я вот тебе дело скажу: ты начальству своему заяви, чтобы они попа этого убрали отсюда, а то у него из единоверия опять все уйдут в раскол; не по нраву он пришелся народу, потому строг - вдруг девицам причастья не дает, изобличает их перед всеми. Мужик придет к нему за требой - непременно требует, чтобы в телеге приезжал и чтобы ковер ему в телеге был: "Ты, говорит, не меня, а сан мой почитать должен!" Кто теперь на улице встретится, хоть малый ребенок, и шапки перед ним не снимет, он сейчас его в церковь - и на колени: у нас народ этого не любит!
   - Ну, только? - спросил Вихров. - Прощайте!
   - Погоди, не спеши больно!.. Что у тебя дома-то - не горит ведь! Раскольники-то ходатая к тебе прислали, сто целковых он тебе принес от них, позамни маненько дело-то!
   Вихров усмехнулся и покачал головой.
   - Что же, этот ходатай здесь, что ли? - спросил он.
   - Здесь стоит, дожидается.
   - Ну, позовите его ко мне!
   Становая пошла и привела мужика с плутоватыми, бегающими глазами.
   - Ты мне сто целковых принес? - спросил его Вихров.
   - Да-с! - отвечал мужик и торопливо полез себе за пазуху, чтобы достать, вероятно, деньги.
   - Не трудись их вынимать, а, напротив, дай мне расписку, что я их не взял у тебя! - сказал Вихров и, подойдя к столу, написал такого рода расписку. - Подпишись, - прибавил он, подвигая ее к мужику.
   Тот побледнел и недоумевал.
   - Подпишись, а не то я дело из-за этого начну и тебя потяну! - произнес Вихров явно уже сердитым голосом.