Писемский Алексей. Люди сороковых годов

   Мужик посмотрел на становую, которая тоже стояла сконфуженная и только как-то насильственно старалась улыбнуться.
   - Подпишись уж лучше! - сказала она мужику.
   Тот дрожащею рукой подписался и затем, подобрав свою шапку, ушел с совершенно растерянным лицом.
   - Ну, паря, модник ты, я вижу, да еще и какой! - сказала Вихрову становая укоризненным голосом, когда они остались вдвоем.
   - А вы, извините меня, очень глупы! - возразил он ей.
   - Где уж нам таким умником быть, как ты! Не все такие ученые, произнесла становая в одно и то же время насмешливым и оробевшим голосом.
   Вихров взялся снова за фуражку, чтобы уехать.
   - Не пущу, ни за что не пущу без закуски, а не то сама лягу у дверей на пороге!.. - закричала становая - и в самом деле сделала движение, что как будто бы намерена была лечь на пол.
   Вихров лучше уже решился исполнить ее желание, тем более, что и есть ему хотелось. Он сел и начал закусывать. Становая, очень довольная этим, поместилась рядом с ним и положила ему руку на плечо.
   - А что, с Фатеихой до сих пор все еще путаешься? - спросила она, заглядывая ему с какой-то нежностью в лицо.
   - Нет, уж не путаюсь, - отвечал ей Вихров.
   - Слышала я это, слышала, - отвечала становиха. - Вот как бы ты у меня ночевал сегодня, так я тебе скажу...
   - Что же такое? - спросил Вихров.
   Становая пожала только плечами.
   - У!.. - воскликнула она. - Такую бы тебе штучку подвела - букет!
   Вихров только усмехнулся.
   - Ну, однако, прощайте! - сказал он, вставая.
   - Прощай, друг любезный, - проговорила становиха и вдруг поцеловала его в лицо.
   Вихров поспешно обтер то место, к которому она прикоснулась губами. Становиха потом проводила его до телеги, сама его подсадила в нее, велела подать свое одеяло, закрыла им его ноги и, когда он, наконец, совсем поехал, сделала ему ручкой.
   XIII
   ВЕЧЕР У m-me ПИКОЛОВОЙ
   То, что Вихров не был у Захаревских и даже уехал из города, не зайдя проститься с ними, - все это сильно огорчало не только Юлию, отчасти понимавшую причину тому, но и Виссариона, который поэтому даже был (в первый раз, может быть, во всю жизнь свою) в самом сквернейшем расположении духа. Судя несколько по своим собственным поступкам, он стал подозревать, что уж не было ли между сестрой и Вихровым чего-нибудь серьезного и что теперь тот отлынивает, тем более, что Юлия была на себя не похожа и проплакивала почти целые дни. Виссарион решился непременно расспросить ее об этом.
   - Интересно мне знать, - заговорил он однажды, ходя взад и вперед по комнате и как бы вовсе не желая ничего этим сказать, - говорила ли ты когда-нибудь и что-нибудь с этим господином о любви?
   - Никогда и ничего, - отвечала Юлия.
   - О, вздор какой! - воскликнул инженер.
   - Уверяю тебя! - повторила Юлия совершенно искренним голосом.
   "Ну, когда еще в таком положении дело, так это пустяки, вздор!" успокоил себя мысленно Виссарион.
   - Так у вас, может быть, все это одним пуфом и кончится? - присовокупил он.
   - Всего вероятнее!.. - сказала Юлия, и голос ее при этом дрожал: сознавая, что она не в состоянии уже будет повторить своего признания Вихрову, она решилась сама ничего не предпринимать, а выжидать, что будет; но Виссарион был не такого характера. Он любил все и как можно скорей доводить до полной ясности. Услыхав, что Вихров вернулся со следствия, но к ним все-таки нейдет, он сказал сестре не без досады:
   - Что же этот ваш возлюбленный не жалует?
   В ответ на это Юлия устремила только на брата умоляющий взор.
   - Пошли за ним, если хочешь... - присовокупил Виссарион.
   - Если он не хочет идти, зачем же посылать за ним? - возразила Юлия.
   - Ну, так я сам пойду к нему и посмотрю, что он там делает, - произнес почти со злобою Виссарион: ему до души было жаль сестры.
   Когда Вихрову сказали, что пришел Захаревский, он, по какому-то предчувствию, как бы отгадывая причину его прихода, невольно сконфузился. У Виссариона не сорвалось это с глазу.
   "Он однако потрухивает, как видно, меня?" - подумал он про себя.
   - Что это, батюшка, вы за штуку выкинули? - произнес он затем вслух. Уехали совсем из города и не зашли даже проститься.
   - Невозможно было: губернатор меня экстренно послал и под присмотром еще попа.
   - Что за вздор такой - экстренно послал?.. Невозможно было на две минуты забежать проститься!.. - говорил инженер и затем, сев напротив Вихрова, несколько минут смотрел ему прямо в лицо.
   Тот при этом явно покраснел.
   - Что это вы, устали, что ли, или больны? - спросил Виссарион.
   - И устал и болен! - отвечал Вихров.
   - Все это проистекает оттого-с, - продолжал инженер, - что вы ужасно какую нелепую жизнь ведете.
   - Я? - спросил Вихров, несколько уже и удивленный бесцеремонностью такого замечания.
   - Да, вы!.. Жениться вам надо непременно!
   - Но отчего же вы сами не женитесь?
   - Оттого, что я совершенно неспособен к женатой жизни: мне всякая женщина в неделю же надоедает!
   - Но, может быть, и я такой же! - проговорил Вихров.
   - Ну, нет, вы постоянны: вот вы экономке вашей сколько времени верны!
   Виссарион под именем экономки разумел Груню.
   - А вы думаете, что я в отношении ее могу быть верен и неверен?
   - Совершенно уверен в том, - подхватил Виссарион.
   - Кто же вам сказал это? - спросил Вихров.
   - Мои собственные глаза.
   - Ваши глаза совершенно вас обманывают.
   - Не шутя?
   - Не шутя обманывают!
   Вихров не хотел Виссариона посвящать ни в какую свою тайну.
   "Черт знает, ничего тут не понимаю!" - думал между тем инженер, в самом деле поставленный в недоумение: Груню он считал главной и единственною виновницею того, что Вихров не делал предложения его сестре.
   - Что же, вы зайдете ли когда-нибудь к нам? Осчастливите ли вашим посещением? - полушутил, полусерьезно говорил он, вставая с тем, чтобы уйти.
   - Я сегодня же вечером буду у вас, - отвечал, опять немного растерявшись, Вихров.
   - Но вечером мы с сестрой у Пиколовой будем... Там будет губернатор, и прочее, и прочее, - проговорил Виссарион.
   - А, и прекрасно, и я туда же приеду! - подхватил Вихров, очень обрадованный тем, что он встретится в первый раз с Юлией в обществе.
   - Приезжайте! - сказал инженер и ушел.
   Когда он возвратился в комнату сестры, то лицо его снова приняло недоумевающее выражение.
   - Хоть зарежь, ничего тут не понимаю! - произнес он и, усевшись на стул, почти до крови принялся кусать себе ногти, - до того ему была досадна вся эта неопределенная чепуха.
   Вихров, между тем, еще до свидания с Виссарионом, очень много и серьезно думал о своих отношениях к Юлии. Что он не любил ее совершенно, в этом он не сомневался нисколько, - точно так же, как теперь он очень хорошо понимал, что не любил и Фатееву и что не чувствовал также особой привязанности и к преданной ему Груне; но отчего же это?.. Что за причина тому была?.. Не оставалось никакого сомнения, что между ним и всеми этими женщинами стояла всегда, постоянно и неизменно Мари - и заслоняла их собой. Не сомневался уж он нисколько, что он одну только ее в жизни своей любил и любит до сих пор; но что же она к нему чувствует? Конечно, ее внезапный отъезд из Москвы, почти нежное свидание с ним в Петербурге, ее письма, дышащие нежностью, давали ему много надежды на взаимность, но все-таки это были одни только надежды - и если она не питает к нему ничего, кроме дружбы, так лучше вырвать из души и свое чувство и жениться хоть на той же Юлии, которая, как он видел очень хорошо, всю жизнь будет боготворить его!
   Когда Виссарион ушел от него, он окончательно утвердился в этом намерении - и сейчас же принялся писать письмо к Мари, в котором он изложил все, что думал перед тем, и в заключение прибавлял: "Вопрос мой, Мари, состоит в том: любите ли вы меня; и не говорите, пожалуйста, ни о каких святых обязанностях: всякая женщина, когда полюбит, так пренебрегает ими; не говорите также и о святой дружбе, которая могла бы установиться между нами. Я хочу любви вашей полной, совершенной; если нет в вас ее ко мне, так и не щадите меня - прямо мне скажите о том!"
   Отослав это письмо на почту, Вихров отправился к Пиколовым, у которых вечер застал в полном разгаре.
   Начальник губернии был уж там. Он всегда у m-me Пиколовой был очень весел и даже отчасти резов. Белобрысый муж ее с улыбающимся лицом ходил по ярко освещенным комнатам. Он всегда очень любил, когда начальник губернии бывал у них в гостях, даже когда это случалось и в его отсутствие, потому что это все-таки показывало, что тот не утратил расположения к их семейству, а расположением этим Пиколов в настоящее время дорожил больше всего на свете, так как начальник губернии обещался его представить на имеющуюся в скором времени открыться вакансию председателя уголовной палаты. Должности этой Пиколов ожидал как манны небесной - и без восторга даже не мог помыслить о том, как он, получив это звание, приедет к кому-нибудь с визитом и своим шепелявым языком велит доложить: "Председатель уголовной палаты Пиколов!" Захаревские тоже были у Пиколовых, но только Виссарион с сестрой, а прокурор не приехал: у того с каждым днем неприятности с губернатором увеличивались, а потому они не любили встречаться друг с другом в обществе достаточно уже было и служебных столкновений.
   Виссарион Захаревский в полной мундирной форме, несмотря на смелость своего характера, как-то конфузливо держал себя перед начальником губернии и напоминал собой несколько собачку, которая ходит на задних лапках перед хозяином. Юлия, бледная, худая, но чрезвычайно тщательно причесанная и одетая, полулежала на кушетке и почти не спускала глаз с дверей: Виссарион сказал ей, что Вихров хотел приехать к Пиколовым.
   Когда герой мой вошел, начальник губернии почти с нежностью встретил его.
   - Здравствуйте, Вихров! - воскликнул он, протягивая ему ладонью вверх свою широкую руку, в которую Вихров и поспешил положить свою руку.
   - От души благодарю вас, что приехали запросто!.. - говорила хозяйка дома, делая ему ручкой из-за стола, за которым она сидела, загороженная с одной стороны Юлией, а с другой - начальником губернии. - А у меня к вам еще просьба будет - и пребольшая, - прибавила она.
   - Уж опять не театр ли? - спросил ее Вихров.
   - Ах, нет, Вихров, гораздо скучней того - дело!
   - Дело, которое madame Пиколова желает возложить на вас! - сказал полушутя и полусерьезно начальник губернии.
   - Madame Пиколова? - переспросил его Вихров.
   - Да! - подтвердил губернатор.
   Вихров на это только усмехнулся.
   - А я к вам было сегодня вечером хотел прийти, - отнесся он к Юлии.
   - К нам хотели?.. - И еще что-то такое сказала Юлия, устремляя на него кроткий взгляд.
   Вихров не знал - сесть ли ему около нее или нет; однако он сел, но что говорить - решительно не находился.
   - Куда же это вы в последнее время ездили? - спросила его сама Юлия.
   Вихров несказанно обрадовался этому вопросу. Он очень подробным образом стал ей рассказывать свое путешествие, как он ехал с священником, как тот наблюдал за ним, как они, подобно низамским убийцам{278}, ползли по земле, и все это он так живописно описал, что Юлия заслушалась его; у нее глаза даже разгорелись и лицо запылало: она всегда очень любила слушать, когда Вихров начинал говорить - и особенно когда он доходил до увлечения.
   - Я готова, чтобы вы чаще от нас уезжали и рассказывали потом нам такие интересные вещи, - проговорила она.
   Чтобы разговор как-нибудь не перешел на личные отношения, Вихров принялся было рассказывать и прежнее свое путешествие в Учню, но в это время к нему подошла хозяйка дома и, тронув его легонько веером по плечу, сказала ему:
   - На два слова в кабинет, Вихров! - И они пошли. Белобрысый муж m-me Пиколовой тоже последовал за ними, как-то глупо улыбаясь своим широким ртом.
   - Вот видите ли что! - начала m-me Пиколова. - Мы с братцем после маменьки, когда она померла, наследства не приняли; долги у нее очень большие были, понимаете... но брат после того вышел в отставку; ну, и что же молодому человеку делать в деревне - скучно!.. Он и стал этим маменькиным имением управлять.
   - Опекуном, то есть, назначен был, как следует - опекой, - поправил ее муж.
   - Ну, опекуном там, что ли, очень мне нужно это! - возразила ему с досадой m-me Пиколова и продолжала: - Только вы знаете, какие нынче года были: мужики, которые побогатей были, холерой померли; пожар тоже в доме у него случился; рожь вон все сам-друг родилась... Он в опекунской-то совет и не платил... "Из чего, говорит, мне платить-то?.. У меня вон, говорит, какие все несчастия в имении".
   - И у него на все это и удостоверения есть от полиции, - пояснил опять за жену сам Пиколов.
   - Да, у него все эти и бумаги есть! - подхватила она. - И он их представил туда. Только вдруг оттуда глупую этакую бумагу пишут к Ивану Алексеевичу... что, как это там сказано... что все это неблагонамеренные действия опекуна... Хорошо, конечно, что Иван Алексеевич так расположен к нам... Он привозит ко мне эту бумагу. "Вот, говорит, напишите брату!.." Я пишу ему... Он прискакал, как сумасшедший: "Я, говорит, желаю, чтобы все это обследовали; кто, говорит, из чиновников особых поручений Ивана Алексеевича самый благородный человек?.." Я говорю: "Благородней Вихрова у него нет!" Так вот вы, monsieur Вихров, съездите, пожалуйста, к брату в деревню и поправьте все это.
   Как ни бестолково m-me Пиколова рассказывала, однако Вихров очень хорошо понял, что во всей этой истории скрывались какие-нибудь сильные плутни ее братца.
   - Вы бы гораздо лучше сделали, если бы попросили на это дело какого-нибудь другого чиновника: я в службе мнителен и могу очень повредить вашему брату, - сказал он.
   - Ни за что, ни за что!.. И слышать вас не хочу! - воскликнула m-me Пиколова, зажимая себе даже уши. - Вы добрый, милый, съездите и поправите все это, а мне уж пора к Ивану Алексеевичу, а то он, пожалуй, скучать будет!.. - заключила она и ушла из кабинета.
   Пиколов и Вихров, оставшись вдвоем, некоторое время молчали.
   - Но что за человек - брат вашей супруги? - спросил, наконец, последний.
   - Он человек умный и расчетливый, только вот, знаете, этак, любит направо и налево карточкой перекинуть! - отвечал Пиколов и представил рукой, как мечут банк.
   - Может быть, на эти карточки он все доходы с имения и проигрывал, заметил ему Вихров.
   - Нет, нет! - возразил Пиколов, засмеявшись своим широким ртом.
   Покуда они разговаривали таким образом, в гостиной послышался сначала громкий, веселый разговор, наконец крик, визг, так что Вихров не утерпел и спросил:
   - Что это такое там?
   - Так себе, ничего, шалят! - отвечал Пиколов.
   В гостиной, в самом деле, шалили. Сначала сели играть в карты губернатор, m-me Пиколова, инженер и Юлия - в фофаны; ну, и, как водится, фофана положили под подсвечник; m-me Пиколова фофана этого украла, начальник губернии открыл это.
   - Зачем вы это сделали, зачем?! - говорил он и ударил ее по руке.
   M-me Пиколова ударила сама его и довольно сильно; при этом одна свеча потухла от их движения.
   - Когда вы затушили свечку, так я затушу другую, - сказал начальник губернии.
   - Ах, не смейте! - кричала Пиколова.
   - Захаревский, затушите прочие свечи! - кричал начальник губернии, задувая сам свою свечу.
   Виссарион, не задумавшись, сейчас же исполнил это приказание, задул все остальные свечи; в гостиной сделалась совершенная темнота. Начальник губернии начал ловить m-me Пиколову, а она от него бегала из угла в угол. В эту минуту в гостиную возвратились Пиколов и Вихров. Последний едва рассмотрел прижавшуюся в углу Юлию.
   - Что такое? - спросил он ее.
   - Ах, защитите меня, чтобы он на меня как-нибудь не набежал, - сказала она.
   Вихров стал около нее в защиту, начальник губернии между тем продолжал бегать за Пиколовой.
   - На диване, на диване, ваше превосходительство! - подсказывал ему инженер.
   Начальник губернии бросился на диван, но m-me Пиколова нагнулась под стул и ускользнула от него.
   - В ту комнату, ваше превосходительство, улетела, - продолжал ему подсказывать Виссарион.
   M-me Пиколова, в самом деле, убежала в одну из задних комнат.
   Начальник губернии, очень хорошо знавший расположение дома, тоже побежал за ней - и они там что-то долго оставались. Наконец сам m-r Пиколов взял загашенные свечи, сходил с ними в зало и внес их в гостиную: он знал, когда это надо было сделать.
   - Как расшалились они, ужас! - говорил он.
   Невдолге после того возвратились губернатор и m-me Пиколова, которая уже не бежала, а шла довольно тихо.
   - Вы гадкий, противный! - говорила она губернатору.
   - Вы сами деретесь, сами деретесь! - отвечал ей тот.
   - Что же это, они всегда так забавляются? - спросил Вихров Юлию.
   - Не знаю, - отвечала та, и на губах ее появилась какая-то презрительная улыбка.
   XIV
   ОПЕКУН
   Усадьба Козлово стоит на высокой горе, замечательной тем, что некогда, говорят, в нее ударил гром - и громовая стрела сделала в ней колодец, который до сих пор существовал и отличался необыкновенно вкусной водой. В этой-то усадьбе, в довольно большом, поместительном барском доме, взад и вперед по залу ходил m-r Клыков (брат m-me Пиколовой). Он был средних лет, с несколько лукавою и заискивающею физиономиею, и отличался, говорят, тем, что по какой бы цене ни играл и сколько бы ни проигрывал - никогда не менялся в лице, но в настоящее время он, видимо, был чем-то озабочен и беспрестанно подходил то к тому, то к другому окну и смотрел на видневшуюся из них дорогу, как бы ожидая кого-то. Наконец он вдруг проговорил: "Едет!" - и с улыбающимся лицом вышел в переднюю, чтобы принять гостя.
   Ехал это к нему Вихров.
   - Меня, однако, привезли к вам в усадьбу, а не в имение! - говорил тот, снимая шинель.
   - Это, уж извините, я так распорядился: что же вам в деревне в курной избе жить, - говорил Клыков.
   - Все это прекрасно-с, - возразил ему Вихров, - да к вам-то ехать мне не совсем благовидно.
   Они это время входили уже в гостиную и усаживались в ней.
   - Но неужели же я вас куском хлеба и чашкою чаю подкуплю - неужели? спрашивал Клыков, глядя ему в лицо.
   - Подкупить не подкупите, но мужикам может это показаться некоторым сближением моим с вами, - возразил Вихров.
   - Никаким это сближением не может им показаться! - возразил Клыков.
   Вихров не стал с ним больше спорить и просил его, чтобы он дал ему список недоимщиков, а также велел позвать и самих мужиков. Клыков осторожно и как бы даже на цыпочках ушел в свой кабинет. Вихров стал осматриваться. Он сидел в какой-то закоптелой гостиной: закоптели ее стены, на столе лежала закоптелая салфетка, закоптели занавеси на окнах, закоптела как будто бы сама мебель даже, - и на всем были следы какого-то долгого и постоянного употребления. Вихров посмотрел в зало. Там тоже обеденный стол стоял раздвинутым, как бывает это в трактирах; у стульев спинные задки были сильно захватаны, на стене около того места, где в ней открывался буфет, было множество пятен.
   В гостиной висел портрет самого хозяина в уланском еще мундире и какой-то, весьма недурной из себя, дамы, вероятно, жены его.
   Клыков возвратился с аккуратно составленным списком недоимщиков и объявил, что и сами они дожидаются на дворе.
   Вихров не утерпел и сказал ему:
   - Какое у вас в доме убранство старинное и как бы закоптелое даже от времени.
   - Не столько от времени, сколько курят много, когда соберутся!.. отвечал смиренно Клыков.
   - Но кто ж к вам собирается?.. Соседи, вероятно?
   - Соседи-с.
   - И что же, в карты все, конечно, все играете!
   - Нет-с, мало! - произнес невиннейшим голосом Клыков.
   Вихров, наконец, снова обратился к своему делу.
   - Потрудитесь приказать, - сказал он, - прийти вот этому первому недоимщику, Родиону Федорову, что ли?
   Клыков той же осторожной походкой сходил и привел Родиона Федорова. Оказалось, что это был хохлатый и нескладный мужик, который пришел как-то робко, стал поеживаться, почесываться, несмело на все кругом озираться. Вихров взял лист бумаги и стал записывать его показание.
   - В сорок шестом году хлеб у вас градом выбивало? - спросил он его.
   - Выбивало-тко! - отвечал Родион очень уже бойко, как бы заранее заучив.
   - А холера в сорок восьмом году была?
   - Была-то-тко! - опять отрезал Родион.
   - А много ли у вас по селениям умерло человек от холеры?
   - О-то, много-тко извелось народу!.. Упаси бог! - почти пропел Родион.
   Вихров догадался, что Родион был глупорожденный и почти идиот.
   - А скажи, действительно ли на тебе недоимки сто рублей?
   - Ну... не знаю... может, так!.. - проговорил Родион, как бы через пни скакав языком.
   - Значит, ты признаешь ее за собой? - подтвердил Вихров.
   - Не знаю... признаю... да! - согласился Родион, взмахивая при этом глазами на Клыкова, который, с опущенной головой и тихой походкой, ходил по гостиной.
   - Ну, ступай! - сказал Вихров Родиону.
   Тот ушел.
   - Прочие так же будут показывать, как и он, а потому вам не угодно ли писать так, что такой-то вот показал согласно с Родионом Федоровым! проговорил Клыков.
   - Там-с увидим, - отвечал ему резко Вихров, - позвольте мне следующего недоимщика, Павла Семенова.
   Пришел и тот, тоже не совсем, надо быть, складный мужик: он был длинный и все как-то старался стать боком и наклонить немного голову.
   - Была ли у вас холера в селениях? - спросил его Вихров обыкновенным голосом.
   - Что-с? - отвечал ему на это Павел, склоняя к нему еще больше свою голову.
   - Была ли моровая язва, холера у вас? - повторил Вихров погромче.
   - Ах, да, приехал! - отвечал Павел самодовольно, как бы поняв, наконец, в чем дело.
   - Что такое приехал? - спросил Вихров с удивлением.
   - Он глух немного, - вмешался, наконец, в этот разговор Клыков.
   - Была ли у вас холера? - закричал Вихров на весь дом.
   - Была, была! - поспешно отвечал Павел.
   - Бога ради, нельзя ли немножко потише этого, - сказал Клыков почти умоляющим голосом, - у меня жена в таком положении, в самом критическом теперь!
   - Что такое? - спросил Вихров.
   - В критическом, - повторил Клыков, - последние часы девяти месяцев.
   - Вот видите, это, значит, новое неудобство мне было останавливаться у вас.
   - Напротив, это большое удобство для меня, потому что я не должен отлучаться от нее.
   Вихров затем не так уже громко допросил Павла - и тот так же, как Родион, все подтвердил, что писал на него Клыков.
   В это время человек внес водку и закуску, чрезвычайно красиво выглядывавшую.
   Вихров, проголодавшийся дорогой, залпом выпил рюмку водки и закусил почти всего.
   - Не прикажете ли еще? - предложил ему хозяин, показывая на водку, но Вихров отказался и просил позвать ему нового недоимщика, но только потолковей немножко.
   - Все ведь они здесь - пренеотесанный народ, - отвечал Клыков, уходя опять на цыпочках за недоимщиком.
   Появившийся затем мужик назывался Сосипатром. В противоположность своим предшественникам, он, как видно, был не дурак, а напротив того - умница настоящая.
   - Была ли у вас холера? - спросил его Вихров.
   - Была, судырь, была!.. Это что говорить, - повторил несколько раз Сосипатр.
   - И вот все эти крупные недоимщики (Вихров пересчитал имена недоимщиков) действительно в холеру померли?
   - Да когда же, кормилец мой, когда же помереть-то им, как не в холеру! - почти воскликнул Сосипатр.
   Вихров заглянул в список, в котором увидел, что на Сосипатре недоимки показано только один рубль.
   - А на тебе недоимки всего один рубль? - спросил он его.
   - Рубль-с! - подтвердил Сосипатр.
   - Отчего же ты такой мелочи на заплатил?
   - Крестьянские-то немощи наши, батюшка, немогуты-то наши крестьянские велики! - сказал Сосипатр.
   Записывая это показание, Вихров вдруг начал чувствовать шум в голове; в глазах у него как-то темнело, тускнело, и какой-то пеленой все подергивалось.
   - Что, у вас не угарно ли здесь? - спросил он хозяина, по-прежнему ходившего взад и вперед по гостиной.
   - Может быть, и у меня что-то голова дурна; я сейчас велю открыть все вьюшки, - проговорил тот и, как бы озабоченный этим, ушел.
   - Так это, ничего; немножко из печи угаром пахнуло, - сказал он, возвратившись и совершенно успокоившимся голосом. - Прикажете следующих недоимщиков позвать - и не лучше ли их всех гуртом? Что вам каждого особняком спрашивать!
   - Нет, не нужно! И вообще никого не нужно: у меня голова очень кружится! - отвечал Вихров.
   - Ах, боже мой, так не угодно ли вам отдохнуть? - произнес как бы снова озабоченным голосом Клыков.
   - Да, немножко, а главное - позвольте мне теплой воды.
   Клыков сбегал и принес ему теплой воды.
   Вихров выпил ее и, выйдя в другую комнату, стал щекотать у себя в горле. Для него уже не оставалось никакого сомнения, что Клыков закатил ему в водке дурману. Принятый им способ сейчас же подействовал - и голова его мгновенно освежилась.
   - Не угодно ли вам мятных капель? - говорил ему Клыков.
   - Что ж, вам еще раз хочется отравить меня? - сказал ему насмешливо Вихров.
   Клыков сделал вид, как будто бы и не понимает, что тот ему говорит. Вихров больше не пояснял ему, а взял фуражку и вышел на двор. Мужики-недоимщики еще стояли тут.
   - Послушайте, братцы, - начал Вихров громко, - опекун показывает на вас, что вы не платили оброков, потому что у вас были пожары, хлеб градом выбивало, холерой главные недоимщики померли. Вы не смотрите, что я у него остановился. Мне решительно все равно, он или вы; мне нужна только одна правда, и потому говорите мне совершенно откровенно: справедливо ли то, что он пишет про вас, или нет?
   Между мужиками сейчас же пошло шушуканье и переговоры.
   - Что, разве было то? Где тут, ничего того не случалось! Ты поди! Да что мне идти, ты ступай!