Понизовский В М. Заговор генералов

окрестным улицам до полуночи. В городе нарастало напряжение: в темени
проносились, слепя фарами, автомобили, маршировали колонны вооруженных
людей. Скорей разделаться с гнездом - и на Выборгскую!..
Как он того и хотел, парадная дверь "Астории" оказалась на запоре.
Позвонил. Портье - тот же, со скобелевской бородой, - отворил, принял
щедрые чаевые как должное. Поручик изобразил загулявшего:
- П-послушай, любезный, д-давай ключ от номера!.. Когда выходил, ключ
он не отдал. Хитрость удалась.
Старик начал искать, ворча. Но чаевые помогли, да и с пьяным офицером
не было охоты связываться - протянул связку запасных, нанизанных на шнур:
- Отворите свой нумер и верните, ваше благородие!..
- Б-будет исполнено, сей м-момент!..
В туалетной он перебрал бирки, отсоединил ключи от "осиных" номеров и
от черного хода и парадного подъезда. Остальные вернул портье.
В комнате богатырски храпел, раскинув волосатые руки, Шалый. "Шлепнуть
бы тебя, не дожидаясь утра!.." - посмотрел Антон на его багровое, распухшее
от беспробудного пьянства лицо. Сам он ложиться не стал. С нетерпением
считал минуты. Не высидел. Вышел, оставив дверь полуприкрытой. Кое в каких
номерах еще не спали. Остановился у двадцатого. Тихо. "Почивать изволите,
ротмистр Дашков?.. За мной должок..." Вышел он через черный ход. Пока все
складывалось удачно. С какой стороны подойдет отряд?..
Услышал: идут! Направился навстречу. К нему придвинулся вплотную
парень в черном бушлате. Лица в темноте не разглядеть. На голове -
бескозырка набекрень:
- Путко? - Представился: - Боцманмат Чир! Вахта прибыла! - Обернулся к
колонне: - Стать на яшку!
Антон объяснил свой план.
- Есть! - воодушевился моряк. - Возьмем этих фраеров! - Приказал
своим: - Выбрать слабину!
Антона всегда забавлял их непременный, от салаги-юнги до адмирала,
жаргон, непонятный всем остальным смертным - как клеши и походка вразвалку,
будто шторм раскачивает под ними булыжную мостовую. Но сейчас было не до
забавы.
У портье свалилось с носа пенсне, когда из коридора черными тенями
выступили вдруг моряки.
- Ша, дед! - ткнул в его живот маузером предводитель отряда,
оказавшийся на свету молодым, круглолицым и щедро улыбчивым. - Ни гу-гу! -
И скомандовал своим "братушкам": - Все наверх! Навести чистоту до чертова
глаза! Через пятнадцать минут - рандеву здесь!
Внизу, у стойки, остались двое. Остальные быстро и тихо поднялись
наверх. Путко раздал ключи. Сам отворил дверь двадцатой комнаты, включил
свет:
- Разрешите побеспо...
Комната была пуста. В спешке разбросаны бумаги, вещи. Постель не
разобрана. Значит, с вечера не ложился Лашков...
- Коряво, - оценил Чир.
Путко и сам понял: коряво. Удрал дружок!..
- Скорей!
Из номеров уже выводили в страхе озирающихся, наспех одетых "ос".
Есаул спал в прежней позе, поверх одеяла.
- Подъем, ваше благородье-отродье! - пнул его боцманмат.
Шалый взревел, но глаз не открыл.
- Найтовать? - обернулся к Антону моряк. - Вязать? Путко тряхнул
казака:
- Есаул, встать!
- Ну, ешь-мышь!.. - разлепил глаза Шалый. - Чего орешь? - И потянулся
к бутыли.
- Именем революции вы арестованы! Встать!
- Эй, Савчук, Чертков, - сюда! - выкрикнул в коридор Чир. -
Протрезвить эту морду!
Тимофей уже и сам протрезвел. Сопнул ноздрями, поднялся, как
вздымается медведь из берлоги.
- Ну, ты мне! Влеплю в ендову! - уставил на него маузер командир
отряда. - Двигай! - Спросил у своих: - Как там?
- Шаире! Все кончено!
- Этого я сам откантую.
Есаул молча оглядел комнату. Увидел и узнал, наконец, поручика. Криво
усмехнулся:
- Угу. Понятно... - шагнул к двери.
Антон захватил свой ранец, вышел следом. Задержался в коридоре, чтобы
проверить, всех ли "ос" выкурили. Ком-ваты зияли распахнутыми дверями и
были пусты.
Снизу раздались выстрелы, крики. Он бросился по лестнице:
- Что?
- Боцманмата! Чира! Выхватил у него маузер - и наповал!..
В застекленную проломленную, как от удара снаряда, дверь подъезда
выскакивали в погоню за есаулом моряки. Стрельба доносилась уже с площади.

2

Минувшей ночью состоялось объединенное заседание ЦИК Советов рабочих и
солдатских депутатов совместно с Исполкомом Совета крестьянских депутатов.
Оба Совдепа под нажимом большевиков сначала отказались поддержать
требование Керенского об установлении им единоличной власти. Меньшевики
предложили, а эсеры подпели - и общими усилиями провели резолюцию, в
которой предлагалось оставить у власти Временное правительство в прежнем
составе, заменив лишь "демократическими элементами" ушедших
министров-кадетов. Свою резолюцию этой же ночью они повезли в Зимний.
Керенский отверг ее: он принял решение создать по наполеоновскому образцу
Директорию, "Совет Пяти".
Эсеры и меньшевики противились недолго, дали свое согласие. Тут же
министр-председатель огласил состав Директории. Глава конечно же - он.
Далее - Терещенко, министр иностранных дел; Никитин - министр внутренних
дел; Верховский - военный министр и контр-адмирал; Вердеревский - морской
министр. Все, на взгляд Керенского, пешки.
Хотя, как тотчас стало известно ему, большевистская фракция на
заседании в Смольном предложила резолюцию (конечно же отвергнутую лидером
меньшевиков Церетели и его единомышленниками), в которой подчеркнула, что
борьба между Временным правительством и партией Корнилова - это лишь
"борьба двух методов ликвидации революционных завоеваний", - он в эти
смутные часы решил защитить себя от корниловцев штыками именно большевиков:
приказал, чтобы вместо юнкеров посты вокруг Зимнего и в самом дворце заняли
матросы крейсера "Аврора". Позавчера Керенский считал экипаж этого корабля
самым "разложенным" на всем Балтийском флоте.
Ночью же, еще до утверждения состава "Совета Пяти", в Зимний начали
прибывать "заинтересованные лица". В полночь заявились от совета "Союза
казачьих войск" давние знакомцы Дутов и Караулов. Они потребовали дать им
пропуска на выезд из Петрограда в Ставку "для ула-жения конфликта".
- Убедите Корнилова отказаться от гражданской войны, а если генерал не
согласится, призовите казачество встать на сторону Временного
правительства. В этом случае пропуска я вам дам!
Керенский хорошо запомнил их последнюю встречу. "Со шприцем..."
Атаманы сказали, что обсудят условия министра-председателя.
Спустя два часа приехал во дворец вызванный срочной телеграммой
генерал Алексеев.
- Предлагаю вам пост верховного главнокомандующего.
Старый штабист попросил ознакомить его с положением, сложившимся за
минувшие сутки, со всеми документами. Перечитал телеграммы, перебрал
сухонькими пальцами ленты переговоров со Ставкой по Юзу.
- Решительно отказываюсь, - заключил он. - Дело нужно закончить
выяснением недоразумений, соглашением и оставлением генерала Корнилова в
должности.
Отказ Алексеева не обескуражил Керенского. Не желает? Оно и к лучшему
- меньше возможных претендентов. Но начали поступать ответы от
главнокомандующих фронтами. Первым грубо и недвусмысленно откликнулся
глав-коюз Деникин: "Я солдат и не привык играть в прятки... Сегодня получил
известие, что генерал Корнилов, предъявивший известные требования, могущие
еще спасти страну и армию, смещается с поста главковерха. Видя в этом
возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно,
гибели страны, считаю долгом довести до сведения Временного правительства,
что по этому пути я с ним не пойду".
Ах так!.. Керенский решил внести раскол в генеральскую "семью": тотчас
послал главнокомандующему Северным фронтом Клембовскому телеграмму о
назначении его исполняющим должность главковерха. Не устоит перед
искушением Владислав Наполеонович!..
Однако Владислав Наполеонович устоял:
"Военному министру. Готовый служить родине до последней капли крови,
не могу во имя преданности и любви к ней принять эту должность, так как не
чувствую в себе ни достаточно сил, ни достаточно умения для столь
ответственной работы в переживаемое тяжелое и трудное время..." Более того,
Клембовский добавил: "Считаю перемену Верховного командования крайне
опасной, когда угроза внешнего врага целостности родины и свободе
повелительно требует скорейшего проведения мер для поднятия дисциплины и
боеспособности армии". Значит, Корнилов опирается на главкоюза и
главкосева!..
Подоспел отклик и от главнокомандующего Западным фронтом Балуева: "В
отношении мер, какие должны быть приняты, я вполне согласен с генералом
Корниловым. Считаю уход генерала Корнилова гибелью для армии и России...
нынешнее положение России требует безотлагательного принятия исключительных
мер, и оставление генерала Корнилова во главе армии является настоятельно
необходимым, несмотря ни на какие политические осложнения".
Едва министр-председатель успел дочитать телеграмму главкозапа, как
адъютант положил перед ним расшифрованное донесение из штаба Румынского
фронта, от помощника главнокомандующего генерала Щербачева: "Вполне
разделяя меры, предложенные генералом Корниловым для поднятия дисциплины в
целях восстановления боеспособности армии, считаю долгом совести заявить,
что смена генерала Корнилова неминуемо гибельно отразится на армии и защите
России".
Вот оно что! Заговор генералов! Всех!.. Заранее сговорились!
Объединились! Согласовали ответы! Ишь сыплют: "совесть, долг, родина,
свобода, преданность и любовь к
России"!.. Знает он цену этим словам! Ригу отдали Вильгельму из любви
к родине?.. А теперь открывают немцам дорогу на Питер тоже "во имя свободы
и спасения России"?.. О, как они ему ненавистны!.. Знает, кто он для них:
"фигляр", "балерина", "штафирка", "психопат"!.. И вправду станешь
психопатом! Ох, тяжкий крест власти... А надобно тащить, как на Голгофу...
И вдруг подумал: а зачем? Не счастливей было бы заурядным присяжным
поверенным - процессы по делам уголовным, гражданским и политическим,
гонорары, спокойные вечера в кругу семьи или в ложе театра?.. Любовница?..
А что, может быть, хватило бы сил на все... Не говоря уже о деньгах...
Тряхнул головой, ебрасывая дурман: "Ну, нет! Вкусивший славы!.." Он -
любовник революции. Избранник судьбы. Так угодно было провидению. Умрет, но
не отступится!..
Словно бы поддержкой в эту минуту поступила телеграмма от
главнокомандующего Кавказским фронтом генерала Пржевальского: "Я остаюсь
верным Временному правительству и считаю в данное время всякий раскол в
армии и принятие ею участия в гражданской войне гибельными для отечества".
Нашелся один... Но зато все остальные... А под их началом огромное
количество войск: десятки и десятки дивизий, миллионы вооруженных солдат...
Что он сможет противопоставить им, если двинут они все вослед конному
корпусу?.. Куда ни кинь...
Пошли уже сообщения с "театра": дивизии Корнилова сосредотачиваются
вблизи Луги; через станцию Оредеж проследовало девять новых поездов с
войсками, в головном - железнодорожный батальон; авангард мятежников - у
деревни Семрино, что в сорока пяти верстах от столицы; саперы разрушают
баррикады, возведенные поперек полотна, восстанавливают пути; какие-то
части подходят по Северо-Западной железной дороге; еще какие-то - по
Московско-Виндаво-Рыбинской; кавалерийские полки выгружаются в Вырице, в
пятидесяти девяти верстах от Питера, чтобы идти по шоссе...
Снова заявились Дутов и Караулов. Теперь они уже не просили, а нагло
требовали пропуска в Ставку.
- Никаких пропусков! - закусил удила министр-председатель. - Корнилов
назвал меня и других членов
Временного правительства немецкими агентами, поэтому никаких
переговоров!
Следом пожаловал Милюков. Любезно предложил свое посредничество:
может-де выехать в Могилев, чтобы убедить главковерха пойти на уступки;
может, и не покидая Питера, оказать содействие - переговорить с Лавром
Георгиевичем по аппарату Юза.
- Нет и нет!
Министр иностранных дел и он же член "Совета Пяти", Терещенко передал
декларацию, врученную дуайеном дипломатического корпуса:
"Представители союзных держав собрались под председательством сэра
Джорджа Бьюкенена для обсуждения положения, создавшегося в связи с
конфликтом между Временным правительством и генералом Корниловым. В
сознании своего долга оставаться на своем посту для оказания, в случае
надобности, защиты своим соотечественникам, они вместе с тем считают своей
важнейшей задачей необходимое поддержание единства всех сил России в целях
победоносного продолжения войны, ввиду чего единодушно заявляют, что в
интересах гуманности и желания устранить непоправимое бедствие они
предлагают свои добрые услуги в единственном стремлении служить интересам
России и делу союзников".
Демарш послов заставлял призадуматься.
Керенский созвал совещание - бывших министров и новых членов "Совета
Пяти". Почувствовал полнейший разброд в умах:
- Положение безысходно, через несколько часов кор-ниловские войска
будут уже в Питере!..
- Только что позвонили из Луги: гарнизон сдался мятежникам, выдал все
оружие! Казаки из Луги направляются к станции Тосно! Два эшелона прорвались
из Нарвы и сейчас в полуверсте от Гатчины!
- Они уже на станции Антропшино! Это в тридцати верстах!..
- Кровопролитие в Петрограде неизбежно!..
- Что же делать? - Александр Федорович обвел глазами собравшихся.
Министры были похожи на черных улиток, готовых юркнуть в свои
скорлупки-убежища.
- Может быть, Александр Федорович, вам следует уступить кресло
министра-председателя генералу Алексееву? - подал предложение Кошкин, один
из кадетских вождей, вчера еще выдвигавшийся Керенским в "Совет
Пяти", срочно вызванный из первопристольной, а теперь, оказывается,
подготовивший вот какую мину.
- Против генерала Алексеева Лавр Георгиевич не пойдет - и, таким
образом, конфликт будет исчерпан. Как вы полагаете, господа?
Уже и не к нему, председательствующему, обращается!..
Адъютант, наклонившись, шепотом доложил, что прибыли представители от
созданного в Смольном какого-то Народного комитета борьбы с
контрреволюцией.
Керенский приостановил заседание:
- Одну минутку, господа!
Вышел в соседнюю комнату. Лица малознакомые и вовсе незнакомые. Но
чувствуется в них твердость:
- Социалистические партии уступать Петроград генералу Корнилову не
намерены. Против генерала поднялись все части гарнизона, все заводы и
фабрики, весь пролетариат. На помощь идут моряки Кронштадта.
Один - угрюмый, злой - добавил:
- Говорю от имени партии большевиков: все, как один, будем бороться
против Корнилова. Но не в поддержку Временного правительства.
Потом разберемся, в чью поддержку. Главное... Керенский вернулся в
Малахитовый зал:
- Я остаюсь на своем посту, господа. Мое решение окончательное.

3

Савинков был весьма обескуражен тем, что не оказался в числе "Совета
Пяти". Тем более что в первом, вчерашнем списке, составленном самим
Керенским, он фигурировал.
Но ночью, узнав фамилии претендентов, делегаты от ВЦИК, представлявшие
партию эсеров, рьяно выступили против кандидатуры Бориса Викторовича: не
смогли простить, что он окончательно отмежевался от "своих".
Министр-председатель поспешил согласиться. Хитер!.. Может статься, сам все
и подстроил... Остальные-то члены Директории - тьфу, пешки.
Ну да ладно, поживем-увидим. Зато сегодня он - военный
генерал-губернатор столицы, единственная фигура, реально ответственная за
судьбу Петрограда. И он решительно начал принимать меры. Двоякого родаг
чтобы преградить доступ войскам Корнилова и чтобы не дать возможности
развернуться большевикам. Что касается последних, он не мог понять
благодушия Керенского, наверное, потому, что ненавидел большевиков куда
больше, чем министр-председатель.
Из Ставки прибыл в Питер Филопенко. По требованию Бориса Викторовича
министр-председатель тут же назначил его помощником военного
генерал-губернатора, командующим войсками округа. Сам Савинков в военных
вопросах, а тем более такого - стратегического - масштаба, не разбирался: в
армии он не служил ни часу; в бытность комиссаром на фронте интересовался
только политическими аспектами. В делах обороны он целиком положился теперь
на Максимилиана Максимилиановича: тот все же штабс-капитан, призванный из
запаса гвардейской пехоты.
Филоненко развернулся: созвал штабистов округа, начал составлять планы
обороны, направил один полк в сторону Тосно, чтобы помешать корниловцам
прервать связь с Москвой, а москвичам приказал выдвинуть отряды в Бологое;
распорядился о формировании отрядов в самой столице и в окрестностях;
предложил командиру броневого дивизиона привести в готовность - на случай
уличных боев - возможно большее число блиндированных автомобилей и вывести
из Колпина, с Ижорского завода, те машины, которые еще находились в работе.
Наметил по карте три линии укреплений, которые предстояло соорудить.
- Какими силами? - полюбопытствовал Савинков.
- Придется обратиться к рабочим.
Сам Борис Викторович начал"действовать в другом направлении. Он
распорядился отправить назад, в Кронштадт, почти всех моряков, кроме одной
роты, выбранной Керенским для защиты Зимнего дворца. Предлог: прибыли
самочинно.
Издал целый ряд "Обязательных постановлений":
"...Сим подтверждаю, что самочинная реквизиция какого бы то ни было
имущества без надлежащего постановления представителей законной власти,
будет наказываться согласно ст. ст.... Правил о местностях, состоящих на
военном положении..." - это чтобы не допустить никаких большевистских
экспроприации, в том числе и оружия.
"На основании ст. ... Правил... воспрещаю всякого рода собрания на
улицах и площадях города Петрограда, а также призыв и подстрекательство к
таковым собраниям.
Лица, виновные в неисполнении настоящего обязательного постановления,
будут подвергнуты..."
От Керенского добился предоставления права генерал-губернатору,
"впредь до устранения опасности, угрожающей столице", устанавливать
чрезвычайное положение в отношении печати - иными словами, права закрывать
газеты собственной волей.
И, вновь вызвав начальника контрразведки полковника Медведева,
приказал:
- Еще раз проверьте и пополните список большевиков, подлежащих аресту.

4

Генерал Корнилов получил в копиях все те телеграммы, которые были
отправлены главнокомандующими фронтами Керенскому. Он тут же отдал
распоряжение Завойко распечатать их крупным шрифтом, размножить листками и
расклеить по Могилеву, распространить среди солдат.
- Напишите также "Обращение к народу" - от моего имени.
Ординарец тут же составил обращение. Оно гласило: "Я, верховный
главнокомандующий генерал Корнилов, перед лицом всего народа объявляю, что
долг солдата, самопожертвование гражданина свободной России и беззаветная
любовь к родине заставили меня в эти грозные минуты бытия отечества не
подчиняться приказанию Временного правительства и оставить за собою
верховное командование народными армиями и флотом.
Поддержанный в этом решении всеми главнокомандующими фронтов, я
заявляю всему народу русскому, что предпочитаю смерть устранению меня от
должности Верховного..."
Последние две строки были выделены особенно крупно и черно. Завойко
составил их так категорично не ради высокого стиля - сделав ставку ва-банк,
он решил окончательно отрезать своему подопечному все пути, кроме дороги на
Петроград.
Далее снова шло: "кровный сын своего народа", "очнитесь, люди русские,
от безумия ослепления" и так далее.
Пока ординарец трудился над этим "Обращением к народу", генерал,
поддавшись воздействию его яркого слога, собственноручно начертал
"Воззвание к казакам". Оно получилось неожиданно еще красочней
завойковского: "Казаки, дорогие станичники! Не на костях ли ваших предков
расширялись и росли пределы государства Российского? Не вашей ли могучей
доблестью, не вашими ли подвигами, жертвами и геройством была сильна
великая Россия? - живописал генерал. - Вы - вольные, свободные сыны Тихого
Дона, красавицы Кубани, буйного Терека, залетные могучие орлы Уральских,
Оренбургских, Астраханских, Се-миреченских и Сибирских степей и гор и
далеких Забайкалья, Амура и Уссури, всегда стояли на страже чести и славы
ваших знамен, и Русская земля полна сказаниями о подвигах ваших отцов и
дедов... Казаки, рыцари земли Русской! Вы обещали вместе со мною встать на
спасение Родины, когда я найду это нужным. Час пробил!.. Идите за мной!"
Излив в этих строках душу, он вызвал Лукомского:
- Передайте мое предписание командующему войсками Петроградского
округа генералу Васильковскому: дабы избежать напрасного кровопролития, он
с вверенными ему войсками должен подчиниться генералу Крымову и исполнять
все его приказания.
Корнилов еще не знал, что Васильковский смещен и на его место встал
недавний ближайший сподвижник главковерха, преобразовавшийся во врага,
бывший комиссар-верх Филоненко.
- Командующему войсками Московского округа полковнику Верховскому: в
настоящую грозную минуту, дабы избежать междоусобной войны и не вызвать
кровопролития на улицах первопрестольной, он должен подчиниться мне и
впредь исполнять только мои приказания.
Неведомо было Лавру Георгиевичу, что Ворховский, засвидетельствовавший
верность Временному правительству, одновременно с присвоением генеральского
чина введен в состав "Совета Пяти".
Отправив депешу также атаману Каледину - не в таком, конечно, тоне, а
самую дружескую, - Корнилов распорядился объявить Могилев с окрестностями
на осадном положении, распустить местный Совдеп, а главкозапу Балуеву
занять конными частями Оршу и Витебск, чтобы преградить путь любым силам,
если таковые окажутся, которые могли бы поспешить на выручку Петрограду.
И наконец, все свое внимание сосредоточил на дивизиях, которые
неуклонно, хотя и медленней, чем ему хотелось, продвигались к ненавистной
столице.
Начальник Дипломатической канцелярии при Ставке князь Трубецкой
составил со своей стороны ноту не ноту, а некоторое резюме для сведения
министра иностранных дел Терещенко, все еще значившегося его
непосредственным шефом. Принес резюме для ознакомления главковерху. Лавр
Георгиевич без особого внимания просмотрел.
"Трезво оценивая положение, приходится признать, что весь командный
состав, подавляющее большинство офицерского состава и лучшие строевые части
армии пойдут за Корниловым, - доносил князь. - На его сторону станет в тылу
все казачество, большинство военных училищ, а также лучшие строевые части.
К физической силе следует присоединить превосходство военной организации
над слабостью правительственных организмов, моральное сочувствие всех
несоциалистических слоев населения, а в низах растущее недовольство
существующими порядками. У большинства же народной и городской массы,
притупившейся ко всему, - равнодушие, которое подчиняется удару хлыста. От
людей, стоящих ныне у власти, зависит, пойдут ли они навстречу неизбежному
перелому, чем сделают его безболезненным и охранят действительные залоги
народной свободы, или же своим сопротивлением примут ответственность за
новые неисчислимые бедствия..."
Князь Трубецкой дудел в ту же дуду.
- Можете отправлять, - разрешил Корнилов.
Да, вся армия, все казачество на его стороне. А народ, толпа, масса
хоть и сильна, как вода, но глупа, как дитя: сойдутся - хоть сейчас
воевать, разойдутся - на полатях лежать. Обшелушит он их, что луковицы.
И, даже получив неожиданное донесение, что командир Первого
кавалерийского корпуса князь Долгоруков, накануне отбывший из Ставки,
чтобы, добравшись до Гельсингфорса, двинуть на Питер свои дивизии из
Финляндии, арестован Совдепом в Ревеле, - Корнилов хотя и огорчился, но не
придал этому факту первостепенного значения. Генерал Крымов управится и
сам!
Теперь только набраться терпения и ждать.

5

Этот день растянулся для Антона в бесконечность. Собственно, уже
истекали вторые сутки, как Путко был на ногах.
Доставив иа рассвете в Смольный захваченных в "Лсто-рии"
провокаторов-офицеров, он с трудом разыскал Дзержинского, а потом едва
дождался, когда Феликс Эдмундо-вич освободится хоть на минуту - его
буквально разрывали на части.
- Путиловский? Получайте двести винтовок и боеприпасы к ним. "Новый
Парвиайнен"? Сто пятьдесят винтовок, два пулемета. Возьмете в Арсенале. Не
захотят давать - берите силой. Вот вам мандат Народного комитета борьбы с
контрреволюцией.
Став членом комитета от большевиков, Дзержинский получил право
распределять оружие по рабочим дружинам.
Наконец, улучив момент, Антон пробился к Феликсу Эдмундовичу.
Удовлетворенно показал на мандаты:
- Идет дело? Побольше бы добыть нам оружия, а уж из рук мы его теперь
не выпустим!
- Эсеры, меньшевики и здесь ставят палки, - лицо Дзержинского было
землистым и глаза воспаленными. Тоже, наверно, за все эти часы не сомкнул
глаз. - Хитрят. Говорят, что, мол, вооружая рабочих, мы обделяем части