Понизовский В М. Заговор генералов

войсках", пообещав со своей стороны также не выпускать приказов и
воззваний, кроме уже выпущенных. Немедленный же приезд Алексеева в Ставку
необходим.
Смещенный главковерх все еще в ультимативном тоне диктовал свои
условия, которые в целом совпадали с мнением Алексеева. Правда, он уже не
заявлял категорически, что "предпочитает смерть устранению от должности
верховного". Впрочем, то писал Завойко. А сам генерал никогда не придавал
словам никакого значения - значение имеет только оружие. Сейчас, в
разговоре по аппарату Юза, он подтвердил:
- Ваш приезд, Михаил Васильевич, необходим. Ответ по содержанию,
приведенному выше, прошу дать мне в возможно скорейший срок, так как от
ответа будет зависеть дальнейший ход событий.
В этой фразе тоже улавливалось нечто угрожающее. Алексеев заверил, что
требования Корнилова он сейчас же доведет до сведения Керенского и ускорит
свой приезд в Могилев.
- Мольба о сильной, крепкой власти, думаю, есть общая мольба всех
любящих родину и ясно отдающих себе отчет в истинном ее положении, -
иносказательно подтвердил он свою приверженность программе смещенного
главковерха. - Поэтому вы можете быть убеждены в самой горячей поддержке
вашего призыва.
И он попросил Корнилова продолжать управлять войсками и делать
"распоряжения, которые подсказываются угрожающим положением неприятеля.
Здесь важны не только дни, но и часы и минуты". Кого он подразумевал под
неприятелем, Алексеев не уточнил.
Прочитав ленту, Корнилов согласился, однако же потребовал:
- Но для того чтобы я мог продолжать свою оперативную работу и создать
положение, отвечающее обстановке, необходимо, чтобы правительство изменило
свои распоряжения, в силу которых прекратились намеченные мною
стратегические перевозки войск.
Иными словами, он пожелал добиться возобновления движения эшелонов с
дивизиями Крымова на Петроград.
- Постараюсь настоять на этом, - пообещал Алексеев.
Он доложил о разговоре Керенскому. Министр-председатель, оставив без
ответа большинство требований Корнилова, тотчас согласился на одно: по
радиотелеграфу передал в Могилев и на все фронты, что оперативные указания,
исходящие от генерала Корнилова, "обязательны для всех". Абсурдность этого
распоряжения нисколько не смутила Керенского: сам он не имел никакого
представления об оперативном руководстве армией и не знал, как направлять
жизнедеятельность этого огромного механизма. Ну и что из того? Неужто
Николай II понимал больше? За царя тоже все делал начальник его штаба.
Однако тем же часом он подписал постановление об учреждении
чрезвычайной комиссии для расследования дела "о бывшем верховном
главнокомандующем генерале Корнилове и соучастниках его, учинивших явное
восстание", назначил председателем комиссии главного военно-морского
прокурора Шабловского и дал ему указание вести следствие "самым энергичным
образом, чтобы кончить в кратчайший срок, а посему ограничиться, по
возможности, только обследованием виновности главных участников".
"Ограничиться" - потому, что не хотел разом лишиться всего
генералитета и высшего офицерства. И побаивался, что расширение рамок
следствия может протянуть "хвосты" не только до Тобольска, но и до него
самого.
- Разрешите, ваше высокопревосходительство? - побеспокоил Керенского
дежурный адъютант. - На ваше имя поступило письмо от арестованного
Владимира Николаевича Львова.
"Что еще сморозил мой друг-приятель?" - подумал он, беря записку,
начертанную незадачливым эмиссаром, содержавшимся под охраной на гауптвахте
при комендантском управлении.
"Дорогой Александр Федорович! - писал оптимистически настроенный
арестант. - От души поздравляю и счастлив, что друга избавил от когтей
Корнилова. Весь Ваш всегда и всюду!.."
- Освободить из-под стражи этого дурака! - распорядился он.

5

Поздним вечером Корнилова снова вызвали к прямому проводу. Генерал
Алексеев осведомился, получен ли в Ставке ответ Временного правительства.
Корнилов подтвердил получение и то, что оперативное руководство армией он
продолжает. Попросил:
- Окажите содействие, чтобы мне была предоставлена возможность
переговорить по прямому проводу с генералом Крымовым.
- Сделаю все возможное, - пообещал Алексеев.
Не дожидаясь, пока такая связь будет установлена, Корнилов составил
послание: "Глубокоуважаемый Александр Михайлович. Посылаю вам копии
приказов и воззваний, с которыми я обратился к войскам и народу по поводу
своего конфликта с Временным правительством.
Послал двух человек к Каледину с просьбой надавить. Ответ от Каледина
можно ожидать примерно 4 сентября. Приказом Временного правительства я,
Луком-ский, Деникин и несколько других генералов отрешены от должности и
преданы военно-революционному суду за мятеж, но вместе с тем я получил
приказание руководить операциями до приезда генерала Алексеева,
назначенного начштаверхом. Алексеев приезжает завтра к ночи. Получился
эпизод - единственный в мировой истории: главнокомандующий, обвиненный в
измене и предательстве родины и преданный за это суду, получил указание
продолжать командование армиями, так как назначить другого нельзя. С
подателем сего доставьте мне возможно подробные сведения о расположении
ваших полков, настроении ваших офицеров, казаков и всадников, о связи,
имеющейся у вас с организациями, на которые мы рассчитывали, и на
дальнейшие шансы на возможность крепкого нажима средствами, имеющимися в
вашем распоряжении. Ориентируйте меня в обстановке и тогда получите от меня
дальнейшие указания. Если же обстановка позволяет, действуйте
самостоятельно в духе данной мною вам инструкции".
Приказал вызвать одного из самых преданных офицеров Текинского полка,
подъесаула Кочи-Таган Дурдыева, и, когда тот явился, протянул конверт,
сказал по-текински, что свидетельствовало о высшей милости:
- Умереть, но найти генерала Крымова. Умереть, но вручить пакет ему
лично. Умереть, но не допустить, чтобы он попал в чужие руки!
Он все еще уповал на свою победу.


Глава восьмая
31 августа

Из резолюции центрального комитета РСДРП (б)
Нетерпимы далее ни исключительные полномочия Временного правительства,
ни его безответственность. Единственный выход - в создании из
представителей революционного пролетариата и крестьянства власти, в основу
деятельности которой должно быть положено следующее...

Призыв к рабочим и солдатам Москвы
Московский комитет РСДРП требует: 1) Немедленное вооружение рабочих и
солдат. 2) Энергичные массовые аресты контрреволюционеров, в особенности
центров кадетов и их военных организаций. 3) Закрытие буржуазных газет и
конфискации типографий. 4) Освобождение всех арестованных большевиков. 5)
Урегулирование продовольственной и жилищной нужды.

1

Отряд Красной гвардии завода "Айваз" уже более суток занимал позиции,
оседлав железную дорогу Петроград - Псков, в десятке верст не доезжая Луги.
Бойцы окопались по всем правилам. Кончив рыть траншеи, выложили дерном
брустверы. Потом оборудовали наблюдательный пункт. Взялись и за блиндаж. А
противник все не появлялся.
Путко выслал разведчиков. Рабочие возвращались:
- Нема никого, одни крестьяне в деревне за лесом. Казаков не видать,
не слыхать.
Все были огорчены: боевой порыв требовал разрядки, как сгустившийся в
тучах электрический разряд молнии и грома.
- На других участках, видать, горячий бой!.. - долетало до Путко.
В этих словах вроде и укор: не повезло нам, не туда послали; а может,
невезучий у нас командир.
- Носы не вешать! Займемся строевой и огневой подготовкой!
Нашли позади взгорка, у рощицы с лазаретом, лужайку-площадку. На
ближних березках развесили самодельные мишени. А лужайку, как плац, поручик
решил использовать для строевой.
- Это что еще за старорежимные штуки? - возмутился один из бойцов. -
Ать-два! Шагом марш, кругом! Как при царе!..
- Строевая учит собранности, четкости движений, - терпеливо объяснял
Антон. - Армия - это не толпа. В каждом подразделении должен быть строгий
порядок.
Правда, козырять не заставлял - это уже отошло и в войсках.
Поползли у него и по-пластунски, неумело елозя по земле и высоко
выгибая спины. Удовольствия красногвардейцам ползанье доставило малое.
- Напомню, что говорил Суворов, - оглядывая красно-грязные, взмокшие,
сердитые лица, наставлял Путко. - Тяжело в ученье - легко в бою!
Видел: если б не папутствепные слова Вани Горюнова, айвазовцы не
стерпели бы таких мук от офицера-георги-евца.
Зато стрелять по мишеням желали все, и как можно больше. Лупили в
божий свет как в копеечку.
Сашка Долгинов, ординарец, старался на славу. Оказался он ловким и
сноровистым, и глаз меткий, рука твердая!
- Быть тебе красногвардейским командиром!
- Не откажусь! - горделиво улыбался Александр. Днем приехали из
Питера, с завода, привезли собранные по домам гостинцы.
- Как ероям!
Красногвардейцы даже совестились их принимать: награда за несделанную
работу.
- Что нового в Питере, на Выборгской?
- Поднялись как один! Все при деле! Новые отряды сорганизовали! Скоро
еще один к вам подойдет на подкрепление!
- К шапочному разбору.
- А вы много генеральских шапок насбивали?..
- Дак ведь такая загвоздка: может, они в обход нашей позиции
проперли?.. - виновато отзывались бойцы.
И вдруг взбежал на бугор, к наблюдательному пункту, запыхавшийся
парень из последней посланной Антоном разведки:
- Казаки! Впереди казаки!..

2

Тимофей Шалый добрался до своих доицов только на третье утро после
схватки с моряками в "Астории".
Черно-рыжий, изодранный, изрезанный стеклом и подцепленный в ухо, едва
не в затылок, пулей преследователей, он был страшен.
Есаул выбрался из города еще в предрассветье. На окраине стянул с
седла какого-то сопляка-корнета. Загнал лошадь. Бросил. Как цыган-конокрад,
увел под носом, с коновязи, еще одного жеребца. И этот едва не пал, когда
настегивал его по проселкам на юго-запад, ориентируясь по солнцу и кронам
деревьев, пока не увидел на окраине деревни всадников с пиками, в
серо-синих шароварах с лампасами и не донеслась стройно и многоголосо
исполняемая песня - их гимн:
Всколыхнулся, взволновался
Православный тихий Дон,
И послушно отозвался
На призыв монарха он!..

Мало того, что донцы, - его дивизия, его полк!.. Вот это удача!.. Не
понадобилось и разъяснять: кто да что и почему в ненавистной мазутной
рванине.
- Где Гаркуша, мой вестовой? Где конь? Где мое оружие и амуниция?
Все оказались в сохранности, и вестовой, казачонок первого года службы
из Семикоракор, тянулся в струнку, испуганно моргая глазами.
Шалый набросился на штабистов полка:
- Ну, усуропили, ешь-мышь двадцать!.. Чуть голову ни за понюшку не
сложил! Мое дело - р-рубить красную сволоту, а не шашкаться-машкаться с
ними!.. - Он клокотал от ярости и жаждал действия. - Когда выступаем на
Питер?
- Отбой вроде бы, - с досадой объяснил ему штаб-ротмистр. - И с той и
с другой стороны насыпали приказов: и Керенский изменник, и Корнилов
изменник - не поймешь, не разберешься. Пока приказано оставаться здесь и
ждать последующих распоряжений.
- Э, нет! - взревел он. Ждать - это было выше его сил. - Слышите?
Откуда-то издалека доносилась стрельба.
- Там рубятся, головы кладут, а мы у баб под подолом в деревнях
отсиживаемся? Я своих поведу!
- Один эскадрон на весь Питер?
- А хоть бы и так!..
Его эскадрон стоял отдельно в деревеньке у окраины леса. Шалый собрал
казаков:
- Станичники! С москалями да питерцами, хочь красными, хочь черными, у
нас общих делов нет! Слышите, кровавый бой идет?..
Сюда тоже долетал глухой горох выстрелов.
- Фабричная сволота в кольцо нас забирает! Я зову вас: прорубимся - и
айда на Дон, там атаман Каледин казаков собирает!
Казаки слушали. Но кое-кто глядел сумрачно, а кто и отводил глаза.
- Неужто, станичники, хвосты поджали? - Он уловил перемену в
настроении. - Не приказываю, а зову с собой добровольцев! Смелым бог
владеет, а отрепков мне и задарма не надоть! Кто со мной - два шага вперед.
Почти все казаки эскадрона, возбужденные словами есаула, шагнули.
- Нет часу на тары-бары! Пять минут на сбор - и выступаем!
Увидел на деревенской улице толпу пеших. Солдаты не солдаты, да и не
казаки.
- Кто такие?
- Кажись, московские юнкера и ихние офицеры. Прибыли на подмогу, а
дела нет, вот и маются, - объяснил вестовой.
Шалый пригляделся к одному из чужаков, молодому рослому подпоручику с
орденом на френче:
- Да никак Катя-Константин? Пшь-мышь!..
- Это вы, Тимофей Терентьич? Вот встреча!
- Уже и с орденом, ну, молодец-соколик! Больше не соответствует тебе
бабское имя! Хочешь со мной на дело? - И, не дав опомниться подпоручику,
приказал Гар-куше: - Коня моему другу и казацкую шашку! Отобрать у того,
кто струсил, а боевому офицеру - дать!
По совести говоря, Катя не жаждал никакого "дела". Но есаул действовал
стремительно. А рядом стояли и во все глаза глядели на офицера его
питомцы-юнкера. И ему было лестно, что бравый есаул, дважды георгиевский
кавалер, приглашает "на дело" именно его, а не кого-то другого.
- Пошли! - обнял Катю Шалый. - Сей минут и выступаем! Рубить сволоту,
спасать Расею! Хо-хо, вот будет кровищи!..
Костырев-Карачинский не очень-то был силен в верховой езде. Да и
откуда? Училище его было пехотным. В Александровском, уже будучи командиром
взвода, он несколько уроков взял в манеже, но и только. Однако отступать
некуда: попал в стаю - лай не лай, а хвостом виляй...
Через полчаса, пройдя на рысях через лес, они уже рассыпались лавой и
неслись через ухабистое, все в рытвинах, поле к вздымавшемуся по дальнему
его краю взгорку.
Катя, что есть силы вцепившись в поводья, бился о седло и думал только
об одном - как бы не упасть. Освободить от поводьев правую руку и
выхватить, подобно казакам, шашку - и мысли такой у него не было; Да и
рубить ею он не умел.
Взгорок молчал. Подпоручику казалось: сейчас они проскочат поле - и
все. Впереди вдруг разверзся овраг. В это мгновение с гребня грянул залп,
застучали пулеметы.
Катя опустил поводья и рухнул с лошади наземь.

3

Еще минувшим вечером Керенский подписал указ об увольнении Савинкова
от должности военного генерал-губернатора Петрограда, а Филоненко - с поста
помощника генерал-губернатора и командующего войсками. И тот и другой
поступали "в резерв" Временного правительства, что являлось едва
замаскированной формой полной отставки: в июле так министр-председатель
поступил с Брусиловым, с тех пор полностью выключенным из игры. Однако
Керенский при последней, уже полуночной встрече с Савинковым не решился в
лицо сообщить ему об этом - позвонил в военное министерство нынешним утром
и сказал по телефону.
- В таком случае прошу освободить меня от обязанностей управляющего
военмином и мормином! - вспылил экс-губернатор.
- Что ж, Борис Викторович, если вам так угодно. Угодно это было прежде
всего самому премьеру. По нескольким причинам. Одна, внешняя - несмотря на
бурную деятельность Савинкова на посту генерал-губернатора и его последние
публичные поношения Корнилова, все - и в Совдепах, и в партиях - неразрывно
связывали его имя с именем мятежника-генерала, в такой же степени
распространяя эту связь и на Филоненко, все дни плетения заговора
пребывавшего в Ставке бок о бок с бывшим главковерхом. Главная же, сокрытая
причина заключалась в том, что отныне и на будущее Керенский решил
приближать к себе только безупречно послушных лиц, во всем обязанных ему и
без него не имеющих никакого имени, дабы не возникало соперничества. Серые,
никчемные?.. Не беда, лишь бы исполнительны. На все посты, до этого часа
занимаемые Савинковым, он назначил теперь новоиспеченного генерала
Верховского.
- Что до господина Савинкова, то меня для него нет пи в какое время, -
распорядился премьер, все еще опасаясь честолюбивого террориста.
В этот день угроза корпиловского наступления уже полностью миновала.
Керенский почувствовал успокоение. Пережитое уже не представлялось ему
таким страшным. Он разослал по фронтам - с указанием расшифровать лично -
телеграмму, в которой потребовал, чтобы комиссары правительства сообщили об
отношении высших командных чинов к "корпиловскому инциденту". Именно
инциденту - не более. Как триумфатор, принял он явившегося с повинной князя
Багратиона, командира Кавказской туземной дивизии, торжественно заявившего,
что был введен в заблуждение и считает за честь выразить свою преданность
Временному правительству и новому верховному главнокомандующему. Керенский
обласкал князя и отпустил с богом, сказав, что зла не держит и хулы на него
не возводит.
Иное дело - Крымов! У двух направлявшихся к командующему Отдельной
армией и перехваченных посланцев Корнилова - полковника Лебедева и
подъесаула Текинского полка - были обнаружены документы, изобличавшие
главковерха и Крымова в коварном замысле, в недавнем времени именовавшемся
попыткой "цареубийства". С генералом он поговорит!..
И вот министру-председателю доложили, что командующий Отдельной армией
прибыл в Зимний дворец.
- Введите!
Когда же генерал - огромного роста, с обвислыми усами, с кривыми
ногами урожденного кавалериста - вошел, Керенский смерил его презрительным
взглядом:
- Кто вы такой? Крымов опешил.
- Вы - самозванец! Я слышал, что вы умны и удачливы. А на поверку
оказалось, что вы бездарны!
Саженный генерал, как огромная рыба на мели, начал заглатывать воздух.
- Да-да, бездарны! Посмотрите на карту: части вашей армии - конной
армии! - разбросаны сейчас по станциям и разъездам восьми железных дорог!
Солдаты уже какие сутки сидят (Тез еды и даже не могут вывести из вагонов
лошадей! Не только вы, но и командиры ваших дивизий и полков толком не
знают, где находятся ваши эскадроны и сотни!
- Да ты!.. Да как ты!.. - задохнулся генерал.
- Я, министр-председатель и верховный главнокомандующий, вручаю вам
удостоверение, подтверждающее, что вы имеете право свободного проживания в
Петрограде... - Керенский протянул Крымову один бланк, сделал выразительную
паузу, - а также сие предписание, с получением которого вы должны
отправиться в чрезвычайную следственную комиссию, к главному
военно-морскому прокурору, для дачи показаний об участии в преступном
замысле.
- С-сволочь! Гнусная тварь! - взревел свекольный от ярости кавалерист.
- А твое честное слово?
- Не под такое ли слово пытался заманить меня в Ставку ваш соучастник
Корнилов?.. Можете быть свободны. До трех часов пополудни. В три часа
извольте явиться для допроса к прокурору.
Крымов тараном выбил дверь кабинета. Спустя час министру-председателю
позвонил адъютант из военного министерства, с Захарышской:
- Сию минуту здесь выстрелом из браунинга генерал Крымов покончил с
собой!..

4

Предписание Керенского, полученное в Ставке после вчерашних
переговоров Корнилова с Алексеевым, гласило: "Все оперативные распоряжения,
вызываемые настоящей стратегической обстановкой и действиями противника,
должны быть отдаваемы генералом Корниловым и его штабом. Распоряжения эти
подлежат точному исполнению со стороны главнокомандующих фронтами и всех
войск. Все оперативные перевозки, указанные генералом Корниловым, подлежат
немедленному исполнению, если они были прерваны".
Таким образом, Корнилов восстанавливался, хотя и временно, во всех
своих правах. Он мог по собственной воле продолжать передислокацию войск.
Восстанавливалась наконец и связь. Но в шквале обрушившихся на глав коверха
телеграмм, радиотелефонограмм, телефонных звонков, лент с аппаратов Юза и
Морзе была такая сумятица и неразбериха, что у Корнилова голова шла кругом.
"Крымов бросил армию и выехал в Петроград!.." Зачем, почему, один, без
войск? Переметнулся на сторону "фигляра"? Быть того не может!.. "Родзянко
официально заявил: "Никогда ни в какой контрреволюции я не участвовал и во
главе фронды не состоял. И вообще могу сказать одно: заводить сейчас
междоусобия и ссору - преступление перед родиной". А его собственноручная
телеграмма из Москвы? А обещания, с глазу на глаз, всемерной поддержки
тузов промышленности и правых политических деятелей?.. Жирный индюк!..
Милюков "отбыл на отдых в Крым"... Чего же стоили его слова в салон-вагоне
Александровского вокзала в Москве?.. Позор!..
Перед глазами Корнилова вставала картина его прибытия в
первопрестольную: как несли на руках к автомобилю, украшенному георгиевским
флагом, как ехал он в Кремль через Воскресенские ворота - по царскому пути
- на поклонение к Иверской. Стыд!..
А донесения все сыпались, будто прорвало в половодье, в ледоход
плотину: офицеры разных рангов, разных частей запрашивали, требовали,
молили прислать продовольствие, фураж, деньги на выплату жалованья, дать
приказы, что делать дальше... Потом в брешь хлынуло - копиями, для сведения
Ставки, а по первым адресам: в Совдепы, в центральные комитеты партий,
Временному правительству: "Требуем! Требуем! Требуем!.." Телеграммы от
фронтовых, армейских, корпусных, дивизионных, полковых, батальонных
комитетов: "Требуем предать изменника военно-революционному суду! Требуем
для него того, что он ввел для нас, солдат: смертной казни! Казни!
Казни!.."
И вдруг со всей очевидностью Корнилов понял: вся многомиллионная
русская армия против него! Та армия, которой он жестоко повелевал и от
имени которой давал клятвы. Из всех сотен полков он может положиться лишь
на два - на Корниловский, насчитывающий около трех тысяч штыков, и на
Текинский, имеющий восемьсот сабель. Может быть, все же Крымов раздавит
Питер?..
Вбежал дежурный офицер с узла связи. Он был бледен. Листок дрожал в
его пальцах:
- Ваше высокопревосходительство! Из военмина получено сообщение, что
генерал Крымов только что застрелился!
- Не может быть! - грохнул он кулаком об стол.
"Не может быть! Малодушие, непростительное для генерала!.."
Стиснул челюсти. Под скулами каменными буграми выпятились желваки.
Н-не-ет!.. Он такого подарка им не преподнесет! Он будет, как волк,
отбиваться до конца!..

5

Солнце уходило с левого фланга за дальние сиреневые леса.
Красногвардейцы, все еще распаленные недавним боем, были возбуждены.
Бой оказался скоротечным. Когда казачья лава вынеслась в поле, командир с
леденящим душу спокойствием приказал подпустить ее ближе, ближе... А потом
громоподобным, будто ударившим с неба, голосом рявкнул:
- Отря-ад, залпом - пли!
Ударили и пулеметы. Впереди вздыбились кони. Группа всадников
повернула. Другая, забирая в обход холма, перешла в галоп. На земле бились
раненые лошади. Доносились крики. Десятка два фигур поднялись. Казаки,
путаясь в полах шинелей, пошли врукопашную.
- Бойцы, за мной! - крикнул командир и первым выскочил из окопа.
Атакующие остановились, смешались, показали спины.
Командир приказал не преследовать их. Возможно, там главные силы и
красногвардейцев хотят заманить в ловушку. А боевая задача отряда - не
пропустить врага в сторону Питера. Что до горстки всадников, обогнувших
холм и исчезнувших позади, в березняке, то не могут они представлять
никакой опасности. Пусть себе плутают по долам.
Вот и весь бой. Ни одного убитого в отряде или даже раненого. Аи да
командир! Вот что значит фронтовик, дважды георгиевец!..
Антон тоже был доволен. Красногвардейцы показали себя настоящими
солдатами. Никто не дрогнул, хотя для большинства из них это был первый
бой. Если такой станет вся революционная Красная армия - кто будет ей
страшен!.. Но это - в будущем. А сейчас, может быть, последует новая атака,
и против их отряда пойдет куда больше вражеских сил - иначе отчаянный
наскок казаков абсурден. Да, скорей всего, это была головная застава,
проведшая разведку боем. Ну что ж... Красногвардейцы поверили в своего
командира. А это очень много значит: дисциплина должна быть сознательной,
подкрепленной доверием. На этом доверии, на понимании целей борьбы всеми -
от бойца до командующего - будет строиться будущая армия пролетарской
республики!..
Этот бой, а верней - контратака папомнила ему давнее: его первый день
на фронте. Как давно это было, хотя прошло лишь немногим более года!
Мамочки мои, да неужели ж только один год?.. А как все изменилось! II в его
жизни, и в судьбе всей России!..
Позади, со стороны железнодорожной насыпи, послышался нарастающий гул.
Бойцы начали оборачиваться, выскакивать из окопов.
Показался паровоз, влекущий за собою вереницу товарных вагонов. Поезд
остановился. Из теплушек посыпались люди. Над ними взметнулось красное
полотнище.
- Наши! Наши! - закричал Сашка Долгинов. - Подмога с "Айваза"! - и
по-мальчишески опрометью понесся к ним навстречу.
- Товарищ командир революционного отряда Красной гвардии! - неумело
взял под козырек пожилой мужчина с черными, в густой проседи усами. -
Принимай под свое начало. Пополнение с Металлического.
"Мои!.." - обрадовался Антон.
- Антон Владимирович! Он обернулся:
- Надежда? А ты зачем?
Наденька, в стеганке, перетянутой широким ремнем, - он узнал свой