Страница:
Не обнаружив на столе ни одной ручки, Ханна отодвинула в сторону стул и выдвинула верхний ящик стола — и когда она это сделала, странные огни, дрожавшие в воздухе, вдруг стали совершенно неподвижными, словно кто-то невидимый повернул в соседней комнате выключатель.
— Какого черта? — сказала Ханна, споткнувшись и опуская глаза.
Она не сразу заметила, что кофейный столик придвинут вплотную к дивану и на нем удобно раскинулась странная ткань, похожая на гобелен, спадающая на пол и покрывающая всю центральную часть гостиной. Ханна присела на корточки и пощупала ткань. На ощупь ткань оказалась мягкой и удивительно приятной, однако ничего похожего на нее Ханне до сих пор видеть не доводилось: явно гобеленового плетения, ткань эта была еще и искусно расшита разноцветными символами, фигурками и непонятной формы предметами.
Некоторые из этих изображений напоминали примитивные рисунки деревьев и гор, другие явно представляли собой руны — но весьма необычные, она таких никогда не видела, хотя прочитала немало книг по древней истории и культурологии. Эта ткань была, безусловно, старинной, и Ханна изо всех сил пыталась определить, к какому периоду она относится, но не могла припомнить, чтобы даже дед, антиквар и большой любитель истории, когда-либо показывал ей такой странный орнамент.
— Я просто потрясена твоим вкусом, Стивен! — сообщила Ханна пустой комнате и решила, что непременно как следует расспросит Стивена об этой замечательной ткани, как только его найдет.
Она снова повернулась к письменному столу, не заметив, что задние ножки стула, который она отодвинула, задели краешек ткани и она теперь собралась вокруг них волнами. Но ни ручки, ни даже огрызка карандаша с обкусанным кончиком Ханна ни на столе, ни в ящике так и не нашла.
Она задвинула ящик и, оглянувшись, увидела на каминной полке в старом кувшине сразу несколько карандашей и ручек, а рядом — фотографию Марка Дженкинса, гордо стоявшего рядом с велосипедом на какой-то горной тропе, судя по всему, на Трэйл-Ридж-роуд в национальном парке Колорадо.
— Ага! — воскликнула Ханна и двинулась к вожделенным пишущим предметам. Ни о чем не подозревая, она машинально убрала со своего пути стул, придвинув его к письменному столу, и ткань, собравшаяся вокруг ножек стула, мгновенно расправилась, расстилаясь прямо у нее под ногами.
Ханна Соренсон ступила на нее и исчезла.
КАМИН
— Эй, Гарек, Саллакс! — Версен Байер махал им рукой с того конца длинного дворцового коридора. — Где это вас целый день носит?
Вглядываясь в полумрак коридора, Стивен увидел, что группа людей таскает вниз, видимо в подземелье, большие деревянные ящики. Он разглядел также широкие каменные ступени, ведущие в довольно просторное темное помещение, едва различимое в свете факелов, но разобрать, что именно они там складывают, не сумел. К ним подошел какой-то могучий человек со светлыми волосами, мальчишески наивным лицом и огромными мускулистыми ручищами. Одет он был примерно так же, как и Гарек с Саллаксом, а на поясе у него висели длинный охотничий нож и небольшой обоюдоострый топорик, наточенный, похоже, как бритва.
— А что это, Саллакс, у тебя с носом? — лукаво улыбаясь, спросил Версен.
— Это все он! — И Саллакс сердито мотнул головой в сторону Марка.
— Ага! И кто же мы такие? — Версен повернулся к чужеземцам. — Судя по тому, как вы связаны, я бы сказал, что вы, голубчики, оказались шпионами. А если судить по вашей одежде, то вы, похоже, надеетесь ввести новую моду и ждете, что в ближайшее двоелуние все оденутся так же.
— Мы не шпионы, — сухо ответил Стивен.
Заметив расквашенную физиономию Марка, Версен спросил:
— Эге? А с тобой что случилось?
Марк заставил себя улыбнуться и мотнул головой в сторону Саллакса:
— Это все он!
Стивен, Версен и Гарек дружно засмеялись, а Саллакс надулся и, не желая на них смотреть, отвернулся к стене. Услышав смех, к ним подошла и Бринн.
— Неужели я единственная, кому кажется странным, что вы вот так смеетесь все вместе? Особенно если учесть, что двое из вас связаны? — спросила она.
На лбу у нее блестели капельки пота, потому что она вместе с другими людьми тоже таскала тяжелые ящики, и в целом вид у нее был довольно непрезентабельный, но Марку она почему-то показалась удивительно привлекательной.
Гарек обнял Бринн за плечи и подвел ее к связанным чужеземцам.
— Это Марк Дженкинс и Стивен Тэйлор. Они из Колор... Колорадо? — Он вопросительно посмотрел на Стивена. Тот кивнул. — Очевидно, они провалились сквозь магическую ткань, которую украли... нет, нашли,и их занесло на берег рядом с мысом.
Саллакс вмешался:
— А точнее, это малакасийские шпионы, и явились они сюда за сведениями о ронских повстанцах.
— В такой одежде? — недоверчиво посмотрела на него Бринн.
— Так я о том и говорю! — осмелился вставить Стивен. Он все пытался как-то ослабить кожаные ремешки, которыми были стянуты за спиной его руки, но это ему плохо удавалось, и натертую до крови кожу только сильнее жгло с каждой новой попыткой. Устав бороться со своими путами, он решил немного оглядеться и вскоре понял, что этот дворец, точнее большая его часть, стал жертвой сильнейшего пожара. В воздухе еще витал запах застарелой гари, и под ногами похрустывали угольки. Стивен понимал, что чем дольше им с Марком удастся поддерживать беседу с этими людьми, тем больше они узнают о том, куда попали, и тем больше у них появится шансов на спасение, как только они освободятся — если, конечно, сумеют освободиться.
И Стивен постарался ни о чем не думать, расслабиться и позволить словам чужого языка беспрепятственно проникать в его мозг.
— Как вас зовут? — спросил он девушку.
— Бринн Фарро, — ответила она, вытирая тонкой рукой вспотевший лоб.
— А скажите, Бринн Фарро, — снова спросил он, — у вас не найдется немного еды или хотя бы воды? Мы целый день на ногах и ничего не ели с тех пор, как...
— Ничего, поедите, когда я вам разрешу! — грубо прервал его Саллакс. — Бринн, отведи их наверх и запри в одной из комнат на третьем этаже.
— Почему бы тебе самому это не сделать? — пожала она плачами.
— Потому, моя дражайшая сестрица, что уж лучше я вместо тебя потаскаю в подвал эти ящики. — Саллакс сунул девушке свой охотничий нож. — На. И если они попытаются бежать, перережь им горло. — Он повернулся к Марку и Стивену и прибавил: — Я бы не советовал вам проверять, хорошо ли Бринн умеет управляться с охотничьим ножом. Она им владеет на редкость умело. Как и любым другим оружием. Учтите это, мои странно одетые друзья!
Гарек дал Бринн еще несколько кожаных ремней, и она повела пленников к огромной лестнице в дальнем конце коридора. Когда они проходили мимо деревянных ящиков, Стивен осторожно бросил взгляд на тот, что еще не был заколочен, и прошептал Марку по-английски:
— Это оружие! В этом ящике, должно быть, не менее тысячи стрел, точно таких, какими Гарек стрелял в нас сегодня утром.
— Они, наверно, к войне готовятся — с этими, как их там?..
Марк умолк, заметив, что Бринн, стоя чуть выше, на лестничной площадке, внимательно наблюдает за ними, прислушиваясь к чужой речи. В руках она держала факел, которым освещала ступени перед собой. Глядя на нее, Марк решил, что она на редкость хороша собой. Ее бледное лицо удивительным образом оттеняли темно-каштановые волосы, и было видно, что она, несмотря на хрупкое телосложение, достаточно крепка и вынослива.
«Должно быть, — думал Марк, — она вполне может постоять за себя в любой схватке. Тут хочешь, не хочешь — научишься, особенно когда растешь вместе с таким братцем, как Саллакс!»
И то, как Бринн держала охотничий нож — острием вперед, готовая вспороть брюхо любому подвернувшемуся врагу, — лишь доказывало справедливость его предположений. Однако же руки у нее были очень изящные с нежной, точно фарфоровой, кожей — руки женщины, которая, когда у нее есть время, с удовольствием заботится о своей внешности. И в эту минуту Марк мечтал об одном: освободиться от пут и хотя бы коснуться этих прелестных ручек, сжимавших опасный клинок.
А Бринн, с любопытством глядя на них, спросила:
— На каком языке вы говорите?
— На этом языке говорят у нас в Колорадо и вообще в тех местах, откуда мы родом, — ответил ей Стивен на языке Роны, чувствуя, что чужие слова уже гораздо легче складываются в предложения и срываются с языка.
— Хотя мы, если честно, никак не поймем, каким образом научились говорить на вашем языке, — прибавил Марк. — Причем это, должно быть, произошло почти сразу, как мы сюда попали. — Бринн не ответила, и он тут же сменил тему: — Скажи, зачем вы прячете оружие в подвале этого старого замка?
Бринн вгляделась в темноту нижнего этажа, где оставались ее друзья, и жестом велела Стивену и Марку следовать за ней дальше.
— Я вам по пути расскажу, — шепнула она.
Они миновали площадку второго этажа, и Стивен мельком заметил нечто вроде парадного зала для приемов. Это было поистине громадное помещение, к дверям которого от лестницы вел короткий широкий коридор. На невысоком постаменте еще виднелись останки трона. Почерневший и обугленный, трон этот, казалось, терпеливо ждал возвращения изгнанного короля. Но Бринн продолжала идти по лестнице вверх, и зал тут же скрылся во тьме. Сейчас путь их освещал лишь свет факела.
— Если вы шпионы, — снова заговорила Бринн, — то вам и так известно, зачем нам оружие. Если же вы не шпионы... Впрочем, я понятия не имею, откуда вы могли явиться.
Она снова умолкла. Теперь они поднялись уже на самый верх огромной парадной лестницы, и казалось, что тот коридор, откуда они начали свой подъем, находится где-то далеко-далеко внизу. Бринн остановилась и повернулась к ним лицом.
— Мы живем под пятой у Малакасии с незапамятных времен — уже четыре или пять поколений. Ее правитель Малагон Уитворд — человек злобный и жестокий; и воины его оккупационных войск тоже становятся все более жестокими, хотя и посланы поддерживать мир у нас в Роне. — Бринн с каким-то отчаянием отбросила прядь волос, упавшую ей на глаза. — Вот мы и сражаемся, чтобы отвоевать у них свою свободу и право управлять своей страной; мы хотим жить по своим законам, а не по тем, которые навязывает нам Малагон; мы хотим вновь стать самостоятельным государством, а не «оккупированной территорией».
— Что ж, звучит вполне разумно, — тихо сказал Стивен.
— Да уж, — согласился Марк. — Точно такие же цели ставили перед собой многие революционные и освободительные движения на протяжении долгого времени. Похоже, и здесь происходит примерно то же самое. Хоть мы и не знаем, где это «здесь» находится.
— Но вам все же необходимо понять, — вмешался Стивен, — что мы-то сами не имеем ни к чему, здесь происходящему, ни малейшего отношения. Мы просто заблудились. Да, мы совершили ужаснейшую ошибку... Нет, это я совершилужаснейшую ошибку! Из-за этого мы сюда и попали. И теперь нам совершенно необходимо найти кого-то, кто мог бы помочь нам вернуться. — Стивен даже шею вытянул, пытаясь заглянуть девушке в глаза и надеясь увидеть там хотя бы искорку сочувствия. — Ты не знаешь, есть ли хоть один человек, способный нам поверить — и помочь?
Бринн помолчала, явно колеблясь, потом сказала:
— Да, я знаю такого человека. Вообще-то мы ждем, что он скоро здесь появится, но не знаем точно, сможет ли он вернуться. Если кто и может вам помочь, так только он. — И она, тяжело вздохнув, прибавила: — Хотя, по жестокой иронии судьбы, именно он может оказаться тем, кто прикажет вас убить. Впрочем, если вы действительнозаблудились и не служите правителю Малакасии, то, надеюсь, он вам все же поможет. Мы здесь столько смертей видели — ведь Малагон убивает наших людей даже просто так, если его левой ноге этого захочется. Мне бы очень не хотелось, чтобы и вас убили — тем более если вы невиновны. И тем более что наши, ронцы... народ Роны всегда считался доброжелательным и миролюбивым.
Бринн острием ножа указала в сторону длинного коридора с каменными стенами.
Видимо, где-то здесь и расположена наша темница, догадался Стивен.
— А разве вы не можете... — начал было Марк, пытаясь продолжить этот разговор, но Бринн подняла руку, призывая его к молчанию, и твердо сказала:
— Нет. И больше никаких разговоров.
Они в полном молчании миновали несколько дверей и наконец добрались до последней, в самом конце коридора. Дверь была широкая, двустворчатая; резные ее створки обгорели дочерна и неуклюже болтались на сломанных петлях.
Бринн распахнула дверь и жестом приказала пленникам войти внутрь. Но в неярком свете факела Стивену и Марку стало ясно, что помещение, в котором они оказались, служит лишь прихожей для целой анфилады других комнат. Если учесть их количество и размеры, то становилось ясно, что в этих покоях некогда проживала весьма важная персона. Большую часть одной из стен занимал здесь камин, красиво облицованный природным камнем.
Бринн велела пленникам сесть по разные стороны от низко висящей и совсем почерневшей потолочной балки и, закинув несколько кожаных ремешков на эту балку, сперва прикрепила их к стене, а потом с помощью весьма хитроумных узлов привязала обоих мужчин к деревянной колонне посреди комнаты. Затем, подняв факел повыше, быстро глянула на Марка Дженкинса, сунула нож за пояс, пригнулась, скользнула в изуродованную пожаром дверь и исчезла в коридоре.
Комнату мгновенно окутала непроницаемая тьма. Некоторое время Стивен и Марк сидели в полном молчании.
— А она, по-моему, ничего, — наконец произнес Марк. Стивен расхохотался в ответ, что было скорее непроизвольной реакцией на царивший в его душе страх, и сказал:
— Еще бы. И вполне возможно, она даже пригласит тебя к себе и познакомит с родителями. Но все же постарайтесь, юноша, чтобы домой она возвращалась не позднее одиннадцати, иначе ее братец своим боевым топориком запросто превратит вас в мясной фарш и будет им рыбок в аквариуме кормить!
Марк тоже засмеялся.
— А знаешь, мне сейчас даже и думать не хочется о том, где мы, как сюда попали и почему так ловко говорим на каком-то неведомом языке. Давай-ка лучше постараемся как-нибудь освободиться от этих пут, а потом осторожненько спустимся по лестнице и выберемся из этого замка. У тебя перочинный ножик с собой?
— Нет, — удрученно ответил Стивен. — Он в кухне на столе остался.
— Ну, знаешь, у меня просто нет слов! Ты собирался прыгнуть на этот волшебный коврик, причем тобою же и украденный, не зная, куда попадешь — в какую страну и какую эпоху, — и даже ножа перочинного с собой не прихватил!
— Понимаешь, я был уверен, что наверняка погибну, — попытался оправдаться Стивен. — Ты исчез. Я решил, что ты попросту испарился или с тобой еще какая-то чертовщина произошла, и был уверен, что и со мной произойдет то же самое. В общем, извини, я не подумал, что мне и в загробной жизни штопор понадобится.
— Ты прав. И твоя смелость заслуживает восхищения. Ты поступил храбро, хотя и глупо. Я-то ведь нечаянно на эту чертову тряпку наступил — споткнулся об угол камина и угодил в ловушку. — Марк тщетно пытался хотя бы немного ослабить ремни, которыми был крепко привязан к столбу. — А знаешь, если как следует постараться, то мы, пожалуй, все-таки сумеем освободиться. Надо выбираться отсюда, пока солнце не взошло.
Через некоторое время пошел дождь. Он так стучал по крыше, словно решил смыть в океан всю южную Рону. Сильный ветер, который они отлично почувствовали на берегу еще утром, и ночью тоже не улегся, напротив, продолжал дуть с удвоенной силой, занося косые струи дождя в комнату через лишенные стекол окна и оставляя лужи на каменном полу. Стук дождевых капель и вой ветра заглушали все остальные звуки, и было невозможно определить, не идет ли кто-нибудь по коридору к их двери, поэтому Стивен, упорно напрягая слух, не сводил усталых глаз с дверного проема.
Друзья совместными усилиями старались порвать или хотя бы ослабить свои путы; когда один после сотни тщетных усилий окончательно выдыхался, его тут же сменял другой, пытаясь перетереть ремень о ребро колонны, к которой они были привязаны. Однако вскоре они обнаружили, что, как бы они ни были измучены, засыпать на полторы-две минуты, а потом снова просыпаться куда хуже, чем вообще не спать, и решили для бодрости громко считать вслух. Марк считал по-немецки, по-русски, затем снова по-немецки, но уже задом наперед. Один раз он даже попытался посчитать свои рывки на языке Роны.
— Ein Hundert [9], — отсчитав очередную сотню, выкрикнул Марк, перекрывая рев ветра и шум дождя. Поскольку Стивен и не подумал подхватывать эту бесконечную мантру, Марк подтолкнул его локтем. — Эй, Стив! Твоя очередь. Давай на этот раз попробуем по-французски. Ты ведь учил французский в колледже, правда? — Ответа не последовало: его дружок крепко спал. — Ну хорошо, хорошо. Я еще немного поработаю. Ты ведь и впрямь всю прошлую ночь не спал. Только не рассчитывай, что у меня хватит сил более чем на двести рывков. Кстати, я просто не знаю, как по-немецки считать после двухсот. — Он задумался и покачал головой. — Целых два семестра я учил немецкий и умею считать только до двухсот! А вот на языке этой Роны я мог бы сосчитать и до миллиарда, хоть я даже в первом классе здешней школы не учился! Кто бы мог подумать!
Поскольку Стивен по-прежнему не отвечал, Марк умолк и продолжил свои монотонные усилия, считая уже по-ронски.
Дойдя до двух тысяч пятисот шестидесяти четырех, он почувствовал, что ремень, которым он был привязан к столбу, лопнул. Несмотря на то что руки у него были стерты в кровь, а ягодицы и ляжки сводило от бесконечного раскачивания и подпрыгивания, он наконец-то был свободен от пут!
Адреналин буквально хлынул ему в кровь, когда впервые за несколько часов ему удалось встать и выпрямиться. Впрочем, руки у него все еще оставались связанными за спиной, но он решил, что Стивен сумеет развязать их или в крайнем случае даже перекусить ремешки зубами. Марк даже с некоторым сочувствием смотрел на друга, в неуклюжей позе спавшего на каменном полу: ведь Стивен умудрился проспать такое волнующее событие!
Дождь как будто пошел потише, и Марк, шаркая затекшими ногами, подошел к окну: первые проблески зари уже пробивались меж грозовых туч.
— Эй, Стивен, проснись! Времени у нас совсем мало. — Стивен не пошевелился, и Марк повысил голос: — Ну же, Стив! — И он сердито тряхнул друга за плечо. — Пока что мы еще можем успеть отсюда убраться. Давай, просыпайся!
Марк торопливо осмотрел комнату; при вспышках молний он успел заметить в каменной облицовке камина несколько странных трещин и, прижавшись спиной к облицовке, стал связанными руками ощупывать ее. Неуклюже повернувшись в темноте, он чем-то поранил себе плечо и, двигая руками вверх и вниз, обнаружил острый край какого-то камня, более других выступавшего над каменной кладкой. Нагнувшись и прислонившись к этому камню лбом, он громко воскликнул, ни к кому не обращаясь:
— Господи, ну почему это так трудно?!
Истерзанные руки его свело судорогой, и он некоторое время постоял с закрытыми глазами, ожидая, когда боль отпустит его. И вдруг почувствовал, что камень сдвинулся с места. Тогда Марк сильнее нажал на него, и он еще немного сместился. Он толкал камень то одной стороной лба, то другой, и с каждым его усилием камень все сильнее раскачивался. Лоб у него был уже весь в крови, но он не отступал, пока камень с оглушительным грохотом не упал на пол.
— Черт! Как это неудачно! — сердито пробормотал Марк и прислушался, не услышал ли этого шума кто-нибудь внизу.
Но никаких шагов ни на лестнице, ни в коридоре он не услышал и принялся изо всех сил тереть кожаным ремнем, стягивавшим ему запястья, об острый край разрушенной каминной облицовки. На этот раз дело пошло на лад, и через несколько минут ему удалось перетереть путы и освободить руки.
Уже занимался серый рассвет, и Марк собрался было растолкать Стивена, но понял, что нужно, наверное, сделать так, чтобы повстанцы не застали их врасплох, если случайно войдут в комнату до того, как Стивен тоже сумеет освободиться от пут. Он поднял с пола выпавший камень и уже хотел вставить его обратно, но тут заметил в стенке камина тайник, а в нем — несколько кусков свернутого в трубку пергамента.
— Что это?
Марк пробежал глазами написанное на листках, но сумел разобрать лишь несколько слов ронского языка — пока что говорить ему на нем явно было значительно проще. Он даже поднес листки к окну, где было немного посветлее, но и тогда разобрать написанное не смог и лишь равнодушно пожал плечами.
Скорее всего, это просто любовное послание какой-то давным-давно жившей здесь дамы. Ничего, в кармане у него есть коробок спичек, который он позавчера прихватил в «Пабе Оуэна», так что с помощью этого пергамента будет гораздо легче развести в лесу огонь, если, конечно, им удастся до леса добраться.
Марк решительно сунул куски пергамента в задний карман, аккуратно вложил камень на прежнее место и пошел будить Стивена.
Лейтенант Бронфио приказал своим солдатам спешиться задолго до того, как они достигли луга, посреди которого высился Речной дворец; он, впрочем, отлично понимал, что пешие воины куда более уязвимы в случае нападения ронских повстанцев, которые в последнее время что-то уж очень подняли голову. Сквозь еще висевшую над землей рассветную дымку он видел, как солдаты отстегивают свои луки и проверяют, свободно ли ходят в ножнах мечи и рапиры. Кое-кто уже выжидающе поглядывал на командира — когда же тот подаст команду и они пойдут на штурм этой старой крепости, которая с опушки леса кажется совершенно заброшенной.
Лошадей привязали к деревьям на лесной поляне, и Бронфио поднял руку, безмолвно отдавая приказ продвигаться к дворцу. Они должны были напасть с севера и в первую очередь сжечь канаты, на которых держится решетка ворот, чтобы мгновенно и беспрепятственно проникнуть внутрь. Цель, поставленная лейтенантом Бронфио, солдатам была ясна: нужно захватить парочку партизан для допроса, а остальных либо уничтожить на месте, либо взять в плен и в дальнейшем публично повесить на центральной площади.
В задних рядах своего отряда Бронфио заметил троих солдат, с трудом тащивших к опушке леса какой-то бочонок. Бочонок был хоть и невелик, но весил явно немало. Лейтенант знаком велел Брексан помочь им, затем первым выбрался к самому краю леса и, стоя там в укрытии, приказал отряду пока что замедлить ход: ему хотелось немного понаблюдать за двором, чтобы удостовериться, что партизаны действительно там. Тот купец-шпион не предоставил ему никаких сведений о том, сколь сильного сопротивления здесь следует ожидать, и молодому офицеру это очень не нравилось. Как, скажите, штурмовать замок, если не знаешь ни количества партизан, ни насколько хорошо они вооружены? Впрочем, бочонок с горящей смолой должен в любом случае уравнять силы, и Бронфио собирался применить его еще до начала схватки. Рискетт тоже запасся таким бочонком.
А по ту сторону луга, в обеденном зале дворца шевельнулся, просыпаясь, Гарек. Они совсем недавно закончили носить вниз ящики с краденым оружием, доспехами и серебром и складывать их в старую цистерну для воды и теперь улеглись прямо на полу, надеясь до восхода солнца урвать хотя бы несколько минут сна, а потом поскорее убраться отсюда, чтобы избежать встречи с утренним патрулем. Гарек планировал незаметно увести людей повыше в горы, и уже там, над рекой, залечь и проспать до полудня.
Он не очень хорошо представлял себе, как Саллакс намерен поступить с пленниками, но при мысли о том, что их придется убить, его пробирала дрожь.
«Жаль, — думал он, — Гилмора нет! Уж Гилмор точно знал бы, как тут поступить».
Гарек верил в то, что их борьба способна вернуть свободу землям, оккупированным армией Малагона, и ради этого готов был даже убивать и уже убивал не раз, понимая, что для окончательной победы необходимы чрезвычайные жертвы. И все же убивать безоружных пленников — это отвратительно! Гарек не испытывал ни малейшей уверенности, что способен на такое.
Он сел, любуясь рассветными лучами, проникавшими сквозь разноцветные стекла витража, видневшегося на том конце коридора и украшавшего площадку на парадной лестнице.
— Пожалуй, пора, — пробормотал он себе под нос и принялся натягивать сапоги.
— Не уверен, что сегодня утром вам вообще удастся отсюда уйти, — услышал он за спиной чей-то тихий голос и резко обернулся, хватаясь за охотничий нож, который, прежде чем уснуть, как всегда положил рядом с собой на пол.
— Кто там? — негромко спросил он, вглядываясь в темноту. На фоне еще более темной стены вспыхнул знакомый теплый огонек; Гарек почувствовал слабый запах фалканского трубочного табака и сразу узнал его.
— Гилмор! Боги, как ты меня напугал! — Гарек снова лег на пол, неотрывно глядя на этот огонек. — Как ты сюда пробрался?
— Гилмор? — Версен, мгновенно проснувшись, повернулся к нему и зевнул во всю пасть, точно серый болотный медведь. — И правда, Гилмор. Пес тебя задери, до чего же я рад, что ты здесь!
Он с трудом поднялся на ноги и бросился обнимать старика. Понемногу и все остальные проснулись и собрались вокруг них, радостно приветствуя Гилмора.
Это был старый человек, одетый в длинную шерстяную рубаху, выпущенную поверх кожаных штанов, заправленных в сапоги; несмотря на обычную для южной части Роны жару, на нем, как всегда, был дорожный плащ с капюшоном. Бородатый, но с изрядно облысевшей головой, Гилмор был невысок ростом, даже, пожалуй, пониже Бринн, но в плечах широк и еще достаточно силен, да и ноги у него были вполне крепкие и быстрые. Хотя он, конечно, был уже немолод — никто и не знал, сколько ему двоелуний, — но его ясные глаза и часто улыбавшиеся губы порой казались совсем молодыми на дочерна загорелом лице. Во время вечных своих странствий Гилмор никогда не носил с собой никакого оружия, кроме короткого кинжала; впрочем, Гарек ни разу не видел, чтобы он и этот-то кинжал из ножен вытаскивал.
— Какого черта? — сказала Ханна, споткнувшись и опуская глаза.
Она не сразу заметила, что кофейный столик придвинут вплотную к дивану и на нем удобно раскинулась странная ткань, похожая на гобелен, спадающая на пол и покрывающая всю центральную часть гостиной. Ханна присела на корточки и пощупала ткань. На ощупь ткань оказалась мягкой и удивительно приятной, однако ничего похожего на нее Ханне до сих пор видеть не доводилось: явно гобеленового плетения, ткань эта была еще и искусно расшита разноцветными символами, фигурками и непонятной формы предметами.
Некоторые из этих изображений напоминали примитивные рисунки деревьев и гор, другие явно представляли собой руны — но весьма необычные, она таких никогда не видела, хотя прочитала немало книг по древней истории и культурологии. Эта ткань была, безусловно, старинной, и Ханна изо всех сил пыталась определить, к какому периоду она относится, но не могла припомнить, чтобы даже дед, антиквар и большой любитель истории, когда-либо показывал ей такой странный орнамент.
— Я просто потрясена твоим вкусом, Стивен! — сообщила Ханна пустой комнате и решила, что непременно как следует расспросит Стивена об этой замечательной ткани, как только его найдет.
Она снова повернулась к письменному столу, не заметив, что задние ножки стула, который она отодвинула, задели краешек ткани и она теперь собралась вокруг них волнами. Но ни ручки, ни даже огрызка карандаша с обкусанным кончиком Ханна ни на столе, ни в ящике так и не нашла.
Она задвинула ящик и, оглянувшись, увидела на каминной полке в старом кувшине сразу несколько карандашей и ручек, а рядом — фотографию Марка Дженкинса, гордо стоявшего рядом с велосипедом на какой-то горной тропе, судя по всему, на Трэйл-Ридж-роуд в национальном парке Колорадо.
— Ага! — воскликнула Ханна и двинулась к вожделенным пишущим предметам. Ни о чем не подозревая, она машинально убрала со своего пути стул, придвинув его к письменному столу, и ткань, собравшаяся вокруг ножек стула, мгновенно расправилась, расстилаясь прямо у нее под ногами.
Ханна Соренсон ступила на нее и исчезла.
КАМИН
— Эй, Гарек, Саллакс! — Версен Байер махал им рукой с того конца длинного дворцового коридора. — Где это вас целый день носит?
Вглядываясь в полумрак коридора, Стивен увидел, что группа людей таскает вниз, видимо в подземелье, большие деревянные ящики. Он разглядел также широкие каменные ступени, ведущие в довольно просторное темное помещение, едва различимое в свете факелов, но разобрать, что именно они там складывают, не сумел. К ним подошел какой-то могучий человек со светлыми волосами, мальчишески наивным лицом и огромными мускулистыми ручищами. Одет он был примерно так же, как и Гарек с Саллаксом, а на поясе у него висели длинный охотничий нож и небольшой обоюдоострый топорик, наточенный, похоже, как бритва.
— А что это, Саллакс, у тебя с носом? — лукаво улыбаясь, спросил Версен.
— Это все он! — И Саллакс сердито мотнул головой в сторону Марка.
— Ага! И кто же мы такие? — Версен повернулся к чужеземцам. — Судя по тому, как вы связаны, я бы сказал, что вы, голубчики, оказались шпионами. А если судить по вашей одежде, то вы, похоже, надеетесь ввести новую моду и ждете, что в ближайшее двоелуние все оденутся так же.
— Мы не шпионы, — сухо ответил Стивен.
Заметив расквашенную физиономию Марка, Версен спросил:
— Эге? А с тобой что случилось?
Марк заставил себя улыбнуться и мотнул головой в сторону Саллакса:
— Это все он!
Стивен, Версен и Гарек дружно засмеялись, а Саллакс надулся и, не желая на них смотреть, отвернулся к стене. Услышав смех, к ним подошла и Бринн.
— Неужели я единственная, кому кажется странным, что вы вот так смеетесь все вместе? Особенно если учесть, что двое из вас связаны? — спросила она.
На лбу у нее блестели капельки пота, потому что она вместе с другими людьми тоже таскала тяжелые ящики, и в целом вид у нее был довольно непрезентабельный, но Марку она почему-то показалась удивительно привлекательной.
Гарек обнял Бринн за плечи и подвел ее к связанным чужеземцам.
— Это Марк Дженкинс и Стивен Тэйлор. Они из Колор... Колорадо? — Он вопросительно посмотрел на Стивена. Тот кивнул. — Очевидно, они провалились сквозь магическую ткань, которую украли... нет, нашли,и их занесло на берег рядом с мысом.
Саллакс вмешался:
— А точнее, это малакасийские шпионы, и явились они сюда за сведениями о ронских повстанцах.
— В такой одежде? — недоверчиво посмотрела на него Бринн.
— Так я о том и говорю! — осмелился вставить Стивен. Он все пытался как-то ослабить кожаные ремешки, которыми были стянуты за спиной его руки, но это ему плохо удавалось, и натертую до крови кожу только сильнее жгло с каждой новой попыткой. Устав бороться со своими путами, он решил немного оглядеться и вскоре понял, что этот дворец, точнее большая его часть, стал жертвой сильнейшего пожара. В воздухе еще витал запах застарелой гари, и под ногами похрустывали угольки. Стивен понимал, что чем дольше им с Марком удастся поддерживать беседу с этими людьми, тем больше они узнают о том, куда попали, и тем больше у них появится шансов на спасение, как только они освободятся — если, конечно, сумеют освободиться.
И Стивен постарался ни о чем не думать, расслабиться и позволить словам чужого языка беспрепятственно проникать в его мозг.
— Как вас зовут? — спросил он девушку.
— Бринн Фарро, — ответила она, вытирая тонкой рукой вспотевший лоб.
— А скажите, Бринн Фарро, — снова спросил он, — у вас не найдется немного еды или хотя бы воды? Мы целый день на ногах и ничего не ели с тех пор, как...
— Ничего, поедите, когда я вам разрешу! — грубо прервал его Саллакс. — Бринн, отведи их наверх и запри в одной из комнат на третьем этаже.
— Почему бы тебе самому это не сделать? — пожала она плачами.
— Потому, моя дражайшая сестрица, что уж лучше я вместо тебя потаскаю в подвал эти ящики. — Саллакс сунул девушке свой охотничий нож. — На. И если они попытаются бежать, перережь им горло. — Он повернулся к Марку и Стивену и прибавил: — Я бы не советовал вам проверять, хорошо ли Бринн умеет управляться с охотничьим ножом. Она им владеет на редкость умело. Как и любым другим оружием. Учтите это, мои странно одетые друзья!
Гарек дал Бринн еще несколько кожаных ремней, и она повела пленников к огромной лестнице в дальнем конце коридора. Когда они проходили мимо деревянных ящиков, Стивен осторожно бросил взгляд на тот, что еще не был заколочен, и прошептал Марку по-английски:
— Это оружие! В этом ящике, должно быть, не менее тысячи стрел, точно таких, какими Гарек стрелял в нас сегодня утром.
— Они, наверно, к войне готовятся — с этими, как их там?..
Марк умолк, заметив, что Бринн, стоя чуть выше, на лестничной площадке, внимательно наблюдает за ними, прислушиваясь к чужой речи. В руках она держала факел, которым освещала ступени перед собой. Глядя на нее, Марк решил, что она на редкость хороша собой. Ее бледное лицо удивительным образом оттеняли темно-каштановые волосы, и было видно, что она, несмотря на хрупкое телосложение, достаточно крепка и вынослива.
«Должно быть, — думал Марк, — она вполне может постоять за себя в любой схватке. Тут хочешь, не хочешь — научишься, особенно когда растешь вместе с таким братцем, как Саллакс!»
И то, как Бринн держала охотничий нож — острием вперед, готовая вспороть брюхо любому подвернувшемуся врагу, — лишь доказывало справедливость его предположений. Однако же руки у нее были очень изящные с нежной, точно фарфоровой, кожей — руки женщины, которая, когда у нее есть время, с удовольствием заботится о своей внешности. И в эту минуту Марк мечтал об одном: освободиться от пут и хотя бы коснуться этих прелестных ручек, сжимавших опасный клинок.
А Бринн, с любопытством глядя на них, спросила:
— На каком языке вы говорите?
— На этом языке говорят у нас в Колорадо и вообще в тех местах, откуда мы родом, — ответил ей Стивен на языке Роны, чувствуя, что чужие слова уже гораздо легче складываются в предложения и срываются с языка.
— Хотя мы, если честно, никак не поймем, каким образом научились говорить на вашем языке, — прибавил Марк. — Причем это, должно быть, произошло почти сразу, как мы сюда попали. — Бринн не ответила, и он тут же сменил тему: — Скажи, зачем вы прячете оружие в подвале этого старого замка?
Бринн вгляделась в темноту нижнего этажа, где оставались ее друзья, и жестом велела Стивену и Марку следовать за ней дальше.
— Я вам по пути расскажу, — шепнула она.
Они миновали площадку второго этажа, и Стивен мельком заметил нечто вроде парадного зала для приемов. Это было поистине громадное помещение, к дверям которого от лестницы вел короткий широкий коридор. На невысоком постаменте еще виднелись останки трона. Почерневший и обугленный, трон этот, казалось, терпеливо ждал возвращения изгнанного короля. Но Бринн продолжала идти по лестнице вверх, и зал тут же скрылся во тьме. Сейчас путь их освещал лишь свет факела.
— Если вы шпионы, — снова заговорила Бринн, — то вам и так известно, зачем нам оружие. Если же вы не шпионы... Впрочем, я понятия не имею, откуда вы могли явиться.
Она снова умолкла. Теперь они поднялись уже на самый верх огромной парадной лестницы, и казалось, что тот коридор, откуда они начали свой подъем, находится где-то далеко-далеко внизу. Бринн остановилась и повернулась к ним лицом.
— Мы живем под пятой у Малакасии с незапамятных времен — уже четыре или пять поколений. Ее правитель Малагон Уитворд — человек злобный и жестокий; и воины его оккупационных войск тоже становятся все более жестокими, хотя и посланы поддерживать мир у нас в Роне. — Бринн с каким-то отчаянием отбросила прядь волос, упавшую ей на глаза. — Вот мы и сражаемся, чтобы отвоевать у них свою свободу и право управлять своей страной; мы хотим жить по своим законам, а не по тем, которые навязывает нам Малагон; мы хотим вновь стать самостоятельным государством, а не «оккупированной территорией».
— Что ж, звучит вполне разумно, — тихо сказал Стивен.
— Да уж, — согласился Марк. — Точно такие же цели ставили перед собой многие революционные и освободительные движения на протяжении долгого времени. Похоже, и здесь происходит примерно то же самое. Хоть мы и не знаем, где это «здесь» находится.
— Но вам все же необходимо понять, — вмешался Стивен, — что мы-то сами не имеем ни к чему, здесь происходящему, ни малейшего отношения. Мы просто заблудились. Да, мы совершили ужаснейшую ошибку... Нет, это я совершилужаснейшую ошибку! Из-за этого мы сюда и попали. И теперь нам совершенно необходимо найти кого-то, кто мог бы помочь нам вернуться. — Стивен даже шею вытянул, пытаясь заглянуть девушке в глаза и надеясь увидеть там хотя бы искорку сочувствия. — Ты не знаешь, есть ли хоть один человек, способный нам поверить — и помочь?
Бринн помолчала, явно колеблясь, потом сказала:
— Да, я знаю такого человека. Вообще-то мы ждем, что он скоро здесь появится, но не знаем точно, сможет ли он вернуться. Если кто и может вам помочь, так только он. — И она, тяжело вздохнув, прибавила: — Хотя, по жестокой иронии судьбы, именно он может оказаться тем, кто прикажет вас убить. Впрочем, если вы действительнозаблудились и не служите правителю Малакасии, то, надеюсь, он вам все же поможет. Мы здесь столько смертей видели — ведь Малагон убивает наших людей даже просто так, если его левой ноге этого захочется. Мне бы очень не хотелось, чтобы и вас убили — тем более если вы невиновны. И тем более что наши, ронцы... народ Роны всегда считался доброжелательным и миролюбивым.
Бринн острием ножа указала в сторону длинного коридора с каменными стенами.
Видимо, где-то здесь и расположена наша темница, догадался Стивен.
— А разве вы не можете... — начал было Марк, пытаясь продолжить этот разговор, но Бринн подняла руку, призывая его к молчанию, и твердо сказала:
— Нет. И больше никаких разговоров.
Они в полном молчании миновали несколько дверей и наконец добрались до последней, в самом конце коридора. Дверь была широкая, двустворчатая; резные ее створки обгорели дочерна и неуклюже болтались на сломанных петлях.
Бринн распахнула дверь и жестом приказала пленникам войти внутрь. Но в неярком свете факела Стивену и Марку стало ясно, что помещение, в котором они оказались, служит лишь прихожей для целой анфилады других комнат. Если учесть их количество и размеры, то становилось ясно, что в этих покоях некогда проживала весьма важная персона. Большую часть одной из стен занимал здесь камин, красиво облицованный природным камнем.
Бринн велела пленникам сесть по разные стороны от низко висящей и совсем почерневшей потолочной балки и, закинув несколько кожаных ремешков на эту балку, сперва прикрепила их к стене, а потом с помощью весьма хитроумных узлов привязала обоих мужчин к деревянной колонне посреди комнаты. Затем, подняв факел повыше, быстро глянула на Марка Дженкинса, сунула нож за пояс, пригнулась, скользнула в изуродованную пожаром дверь и исчезла в коридоре.
Комнату мгновенно окутала непроницаемая тьма. Некоторое время Стивен и Марк сидели в полном молчании.
— А она, по-моему, ничего, — наконец произнес Марк. Стивен расхохотался в ответ, что было скорее непроизвольной реакцией на царивший в его душе страх, и сказал:
— Еще бы. И вполне возможно, она даже пригласит тебя к себе и познакомит с родителями. Но все же постарайтесь, юноша, чтобы домой она возвращалась не позднее одиннадцати, иначе ее братец своим боевым топориком запросто превратит вас в мясной фарш и будет им рыбок в аквариуме кормить!
Марк тоже засмеялся.
— А знаешь, мне сейчас даже и думать не хочется о том, где мы, как сюда попали и почему так ловко говорим на каком-то неведомом языке. Давай-ка лучше постараемся как-нибудь освободиться от этих пут, а потом осторожненько спустимся по лестнице и выберемся из этого замка. У тебя перочинный ножик с собой?
— Нет, — удрученно ответил Стивен. — Он в кухне на столе остался.
— Ну, знаешь, у меня просто нет слов! Ты собирался прыгнуть на этот волшебный коврик, причем тобою же и украденный, не зная, куда попадешь — в какую страну и какую эпоху, — и даже ножа перочинного с собой не прихватил!
— Понимаешь, я был уверен, что наверняка погибну, — попытался оправдаться Стивен. — Ты исчез. Я решил, что ты попросту испарился или с тобой еще какая-то чертовщина произошла, и был уверен, что и со мной произойдет то же самое. В общем, извини, я не подумал, что мне и в загробной жизни штопор понадобится.
— Ты прав. И твоя смелость заслуживает восхищения. Ты поступил храбро, хотя и глупо. Я-то ведь нечаянно на эту чертову тряпку наступил — споткнулся об угол камина и угодил в ловушку. — Марк тщетно пытался хотя бы немного ослабить ремни, которыми был крепко привязан к столбу. — А знаешь, если как следует постараться, то мы, пожалуй, все-таки сумеем освободиться. Надо выбираться отсюда, пока солнце не взошло.
* * *
Через некоторое время пошел дождь. Он так стучал по крыше, словно решил смыть в океан всю южную Рону. Сильный ветер, который они отлично почувствовали на берегу еще утром, и ночью тоже не улегся, напротив, продолжал дуть с удвоенной силой, занося косые струи дождя в комнату через лишенные стекол окна и оставляя лужи на каменном полу. Стук дождевых капель и вой ветра заглушали все остальные звуки, и было невозможно определить, не идет ли кто-нибудь по коридору к их двери, поэтому Стивен, упорно напрягая слух, не сводил усталых глаз с дверного проема.
Друзья совместными усилиями старались порвать или хотя бы ослабить свои путы; когда один после сотни тщетных усилий окончательно выдыхался, его тут же сменял другой, пытаясь перетереть ремень о ребро колонны, к которой они были привязаны. Однако вскоре они обнаружили, что, как бы они ни были измучены, засыпать на полторы-две минуты, а потом снова просыпаться куда хуже, чем вообще не спать, и решили для бодрости громко считать вслух. Марк считал по-немецки, по-русски, затем снова по-немецки, но уже задом наперед. Один раз он даже попытался посчитать свои рывки на языке Роны.
— Ein Hundert [9], — отсчитав очередную сотню, выкрикнул Марк, перекрывая рев ветра и шум дождя. Поскольку Стивен и не подумал подхватывать эту бесконечную мантру, Марк подтолкнул его локтем. — Эй, Стив! Твоя очередь. Давай на этот раз попробуем по-французски. Ты ведь учил французский в колледже, правда? — Ответа не последовало: его дружок крепко спал. — Ну хорошо, хорошо. Я еще немного поработаю. Ты ведь и впрямь всю прошлую ночь не спал. Только не рассчитывай, что у меня хватит сил более чем на двести рывков. Кстати, я просто не знаю, как по-немецки считать после двухсот. — Он задумался и покачал головой. — Целых два семестра я учил немецкий и умею считать только до двухсот! А вот на языке этой Роны я мог бы сосчитать и до миллиарда, хоть я даже в первом классе здешней школы не учился! Кто бы мог подумать!
Поскольку Стивен по-прежнему не отвечал, Марк умолк и продолжил свои монотонные усилия, считая уже по-ронски.
Дойдя до двух тысяч пятисот шестидесяти четырех, он почувствовал, что ремень, которым он был привязан к столбу, лопнул. Несмотря на то что руки у него были стерты в кровь, а ягодицы и ляжки сводило от бесконечного раскачивания и подпрыгивания, он наконец-то был свободен от пут!
Адреналин буквально хлынул ему в кровь, когда впервые за несколько часов ему удалось встать и выпрямиться. Впрочем, руки у него все еще оставались связанными за спиной, но он решил, что Стивен сумеет развязать их или в крайнем случае даже перекусить ремешки зубами. Марк даже с некоторым сочувствием смотрел на друга, в неуклюжей позе спавшего на каменном полу: ведь Стивен умудрился проспать такое волнующее событие!
Дождь как будто пошел потише, и Марк, шаркая затекшими ногами, подошел к окну: первые проблески зари уже пробивались меж грозовых туч.
— Эй, Стивен, проснись! Времени у нас совсем мало. — Стивен не пошевелился, и Марк повысил голос: — Ну же, Стив! — И он сердито тряхнул друга за плечо. — Пока что мы еще можем успеть отсюда убраться. Давай, просыпайся!
Марк торопливо осмотрел комнату; при вспышках молний он успел заметить в каменной облицовке камина несколько странных трещин и, прижавшись спиной к облицовке, стал связанными руками ощупывать ее. Неуклюже повернувшись в темноте, он чем-то поранил себе плечо и, двигая руками вверх и вниз, обнаружил острый край какого-то камня, более других выступавшего над каменной кладкой. Нагнувшись и прислонившись к этому камню лбом, он громко воскликнул, ни к кому не обращаясь:
— Господи, ну почему это так трудно?!
Истерзанные руки его свело судорогой, и он некоторое время постоял с закрытыми глазами, ожидая, когда боль отпустит его. И вдруг почувствовал, что камень сдвинулся с места. Тогда Марк сильнее нажал на него, и он еще немного сместился. Он толкал камень то одной стороной лба, то другой, и с каждым его усилием камень все сильнее раскачивался. Лоб у него был уже весь в крови, но он не отступал, пока камень с оглушительным грохотом не упал на пол.
— Черт! Как это неудачно! — сердито пробормотал Марк и прислушался, не услышал ли этого шума кто-нибудь внизу.
Но никаких шагов ни на лестнице, ни в коридоре он не услышал и принялся изо всех сил тереть кожаным ремнем, стягивавшим ему запястья, об острый край разрушенной каминной облицовки. На этот раз дело пошло на лад, и через несколько минут ему удалось перетереть путы и освободить руки.
Уже занимался серый рассвет, и Марк собрался было растолкать Стивена, но понял, что нужно, наверное, сделать так, чтобы повстанцы не застали их врасплох, если случайно войдут в комнату до того, как Стивен тоже сумеет освободиться от пут. Он поднял с пола выпавший камень и уже хотел вставить его обратно, но тут заметил в стенке камина тайник, а в нем — несколько кусков свернутого в трубку пергамента.
— Что это?
Марк пробежал глазами написанное на листках, но сумел разобрать лишь несколько слов ронского языка — пока что говорить ему на нем явно было значительно проще. Он даже поднес листки к окну, где было немного посветлее, но и тогда разобрать написанное не смог и лишь равнодушно пожал плечами.
Скорее всего, это просто любовное послание какой-то давным-давно жившей здесь дамы. Ничего, в кармане у него есть коробок спичек, который он позавчера прихватил в «Пабе Оуэна», так что с помощью этого пергамента будет гораздо легче развести в лесу огонь, если, конечно, им удастся до леса добраться.
Марк решительно сунул куски пергамента в задний карман, аккуратно вложил камень на прежнее место и пошел будить Стивена.
* * *
Лейтенант Бронфио приказал своим солдатам спешиться задолго до того, как они достигли луга, посреди которого высился Речной дворец; он, впрочем, отлично понимал, что пешие воины куда более уязвимы в случае нападения ронских повстанцев, которые в последнее время что-то уж очень подняли голову. Сквозь еще висевшую над землей рассветную дымку он видел, как солдаты отстегивают свои луки и проверяют, свободно ли ходят в ножнах мечи и рапиры. Кое-кто уже выжидающе поглядывал на командира — когда же тот подаст команду и они пойдут на штурм этой старой крепости, которая с опушки леса кажется совершенно заброшенной.
Лошадей привязали к деревьям на лесной поляне, и Бронфио поднял руку, безмолвно отдавая приказ продвигаться к дворцу. Они должны были напасть с севера и в первую очередь сжечь канаты, на которых держится решетка ворот, чтобы мгновенно и беспрепятственно проникнуть внутрь. Цель, поставленная лейтенантом Бронфио, солдатам была ясна: нужно захватить парочку партизан для допроса, а остальных либо уничтожить на месте, либо взять в плен и в дальнейшем публично повесить на центральной площади.
В задних рядах своего отряда Бронфио заметил троих солдат, с трудом тащивших к опушке леса какой-то бочонок. Бочонок был хоть и невелик, но весил явно немало. Лейтенант знаком велел Брексан помочь им, затем первым выбрался к самому краю леса и, стоя там в укрытии, приказал отряду пока что замедлить ход: ему хотелось немного понаблюдать за двором, чтобы удостовериться, что партизаны действительно там. Тот купец-шпион не предоставил ему никаких сведений о том, сколь сильного сопротивления здесь следует ожидать, и молодому офицеру это очень не нравилось. Как, скажите, штурмовать замок, если не знаешь ни количества партизан, ни насколько хорошо они вооружены? Впрочем, бочонок с горящей смолой должен в любом случае уравнять силы, и Бронфио собирался применить его еще до начала схватки. Рискетт тоже запасся таким бочонком.
* * *
А по ту сторону луга, в обеденном зале дворца шевельнулся, просыпаясь, Гарек. Они совсем недавно закончили носить вниз ящики с краденым оружием, доспехами и серебром и складывать их в старую цистерну для воды и теперь улеглись прямо на полу, надеясь до восхода солнца урвать хотя бы несколько минут сна, а потом поскорее убраться отсюда, чтобы избежать встречи с утренним патрулем. Гарек планировал незаметно увести людей повыше в горы, и уже там, над рекой, залечь и проспать до полудня.
Он не очень хорошо представлял себе, как Саллакс намерен поступить с пленниками, но при мысли о том, что их придется убить, его пробирала дрожь.
«Жаль, — думал он, — Гилмора нет! Уж Гилмор точно знал бы, как тут поступить».
Гарек верил в то, что их борьба способна вернуть свободу землям, оккупированным армией Малагона, и ради этого готов был даже убивать и уже убивал не раз, понимая, что для окончательной победы необходимы чрезвычайные жертвы. И все же убивать безоружных пленников — это отвратительно! Гарек не испытывал ни малейшей уверенности, что способен на такое.
Он сел, любуясь рассветными лучами, проникавшими сквозь разноцветные стекла витража, видневшегося на том конце коридора и украшавшего площадку на парадной лестнице.
— Пожалуй, пора, — пробормотал он себе под нос и принялся натягивать сапоги.
— Не уверен, что сегодня утром вам вообще удастся отсюда уйти, — услышал он за спиной чей-то тихий голос и резко обернулся, хватаясь за охотничий нож, который, прежде чем уснуть, как всегда положил рядом с собой на пол.
— Кто там? — негромко спросил он, вглядываясь в темноту. На фоне еще более темной стены вспыхнул знакомый теплый огонек; Гарек почувствовал слабый запах фалканского трубочного табака и сразу узнал его.
— Гилмор! Боги, как ты меня напугал! — Гарек снова лег на пол, неотрывно глядя на этот огонек. — Как ты сюда пробрался?
— Гилмор? — Версен, мгновенно проснувшись, повернулся к нему и зевнул во всю пасть, точно серый болотный медведь. — И правда, Гилмор. Пес тебя задери, до чего же я рад, что ты здесь!
Он с трудом поднялся на ноги и бросился обнимать старика. Понемногу и все остальные проснулись и собрались вокруг них, радостно приветствуя Гилмора.
Это был старый человек, одетый в длинную шерстяную рубаху, выпущенную поверх кожаных штанов, заправленных в сапоги; несмотря на обычную для южной части Роны жару, на нем, как всегда, был дорожный плащ с капюшоном. Бородатый, но с изрядно облысевшей головой, Гилмор был невысок ростом, даже, пожалуй, пониже Бринн, но в плечах широк и еще достаточно силен, да и ноги у него были вполне крепкие и быстрые. Хотя он, конечно, был уже немолод — никто и не знал, сколько ему двоелуний, — но его ясные глаза и часто улыбавшиеся губы порой казались совсем молодыми на дочерна загорелом лице. Во время вечных своих странствий Гилмор никогда не носил с собой никакого оружия, кроме короткого кинжала; впрочем, Гарек ни разу не видел, чтобы он и этот-то кинжал из ножен вытаскивал.