Скотт Роберт. Ореховый посох

   Несмотря на то, что все смертельно устали, Саллакс все подгонял их, заставляя идти вперед и призывая Версена вместе с ним искать наиболее проходимые тропы, ведущие через последний лесистый холм, отделявший их теперь от горы Пророка. Когда же они наконец достигли подножия этой горы, уже сгущались сумерки. Бринн чуть не падала с седла от усталости, Марку пришлось помочь ей спешиться. Его, впрочем, тоже пошатывало, и на этот раз Бринн не почувствовала в его прикосновении никакой особой нежности; скорее, он сделал это просто из вежливости, будучи и сам вымотан до предела. Стивен то ли спрыгнул, то ли скатился с седла, отвязал, путаясь в ремешках, свой спальник, рухнул на него и мгновенно уснул мертвым сном. Марк от всей души сочувствовал другу, думая о том, как плохо ему придется завтра с похмелья. Немного оглядевшись, он увидел, что вся лощина сплошь заросла кустарником, папоротниками, тощими сосенками и вездесущим горным дубком. Гилмор сказал, что они простоят здесь по крайней мере две ночи. Завтра с утра старый маг вместе с Гареком и Стивеном собирался подняться на гору Пророка и попытаться вызвать дух Лессека. Вдыхая полной грудью свежий ароматный воздух, Марк мечтал о том, чтобы вдруг взять и перенестись в точно такую же лощину у ручья, но только в родных Скалистых горах. Потом он нашел себе местечко поуютнее, разложил свою постель и уже собрался лечь спать, когда к нему вдруг подошел Саллакс и резко бросил:
   — Тебе сегодня первым на часах стоять.
   Бринн, разумеется, тут же навострила уши, хоть и делала вид, что занимается своими делами.
   — А ты мне доверяешь, Саллакс? — спросил в ответ Марк.
   — Я видел, как ты дрался с тем сероном. Ты пытался защитить Бринн.
   — Естественно. Я бы полез в драку, чтобы защитить любого из нашего отряда. — Марк встал и посмотрел Саллаксу прямо в глаза. — Даже тебя.
   К удивлению Марка, Саллакс вдруг громко расхохотался; короткий смех его прозвучал, как приглушенный выстрел из ружья.
   — Да, наверное, даже меня, — сказал он с усмешкой. — Ладно, будем надеяться, что нам никогда не доведется это выяснить. — Он вытащил из-за пояса свой острый как бритва боевой топор и протянул его Марку. — Вот, возьми и пользуйся. Рапира тебе совсем не подходит.
   Принимая из рук Саллакса грозное оружие, Марк поблагодарил его и спросил:
   — А почему мне не подходит рапира?
   — Чтобы как следует научиться ею владеть, нужно немало двоелуний. Но даже когда научишься, обороняться с помощью рапиры достаточно сложно — остается слишком много уязвимых точек. — И Саллакс показал Марку несколько приемов использования боевого топора. — Овладеть топором гораздо проще. Ты только запомни, что нужно наносить резкие удары, используя кисть руки и предплечье, и сразу же после удара вытаскивать топор. Только не пытайся отрубить врагу руку или ногу! Это займет слишком много времени, а вся верхняя часть твоего тела останется совершенно беззащитной.
   — Ладно, — промолвил Марк и судорожно сглотнул, — я не стану пытаться отрубать руки и ноги.
   — Вот и отлично! — Саллакс дружески обнял Марка за плечи, чем особенно его поразил, и велел: — Через один авен разбудишь Гарека.
 

* * *

 
   Рассвет застал Гилмора уже на ногах. Он сварил большой котелок текана, зная, что Марк и Стивен очень скучают по кофе, и, пожалуй, только текан мог заменить им любимый утренний напиток. Гилмор пробовал кофе, но, как он ни напрягал память, вспомнить его вкуса так и не смог. Свою последнюю чашечку кофе он выпил как раз на холме над Геттисбергом, а потом артиллерия конфедератов начала обстрел этих высот, и все смешалось. Про себя Гилмор решил, что, если им удастся положить конец власти Нерака, он непременно еще разок вернется в Пенсильванию и, возможно, сварит себе кофе прямо там, в роще над Логовом Дьявола.
   Но все это потом. А сейчас им нужно взобраться на вершину горы Пророка и постараться встретиться с Лессеком. Пока все еще спали, Гилмор терзал себя вопросами о том, хватит ли у него сил, решимости и магических знаний, чтобы победить Нерака. Ему не хватало уверенности в себе. И он — хотя он никогда в жизни не признался бы другим в такой своей слабости — серьезно сомневался в успешном завершении их грядущей войны со злом. Неужели им все же удастся одержать победу?
   Гилмор знал: нет в мире такой силы, которая смогла бы победить зло. Так что самое большее, на что они могут надеяться, это как-то уравновесить его влияние, как-то сдержать его с помощью могущественной магии, но окончательно уничтожить зло им не под силу. Гилмор считал, что во Вселенной ровно столько же добра, сколько и зла, а в Элдарне куда больше добра, чем все то зло, что воплощено в Нераке. Да, Нерак является воплощением зла, его несокрушимым слугой, как бы частью самой его сущности, что скрыта за пределами этого мира, в пространственной складке.
   Чтобы уничтожить Нерака, ему, Гилмору, непременно нужна помощь Лессека. О, как он мечтал о том, чтобы великий основатель Сената Лариона вдохновил его, дал ему указания, как спасти Элдарн!
   «И всех нас, — шептал он с тихой надеждой, — и всех нас тоже!»
   С другой стороны, следует быть более осторожным. В последнее время он что-то слишком часто подвергает себя опасности. С тех пор как пал Сенат Лариона, он никогда даже не задумывался о возможных последствиях того или иного своего поступка. Но ведь если он погибнет, Нерак огненным вихрем падет на Марка и Стивена. И уже через несколько мгновений местонахождение ключа Лессека больше не будет для него тайной. Их единственная защита — это он, Гилмор. И он воспользуется всеми своими магическими знаниями и умениями, чтобы обезопасить Стивена и Марка от посягательств Малагона. А для этого он просто обязан оставаться в живых.
   — Нерак считает, что ключ у нас при себе, — пробормотал старый маг. — Именно поэтому он столь упорно пытается нас уничтожить. — Вытянув руки над костром, он немного согрел замерзшие пальцы и помешал текан, кипевший в котелке. — Что ж, пока он думает, что ключ у нас с собой, и пока я жив, кое-какие преимущества у нас все-таки есть.
 

* * *

 
   Бранаг Отаро пристроил кружку с пивом на ладонь, положил небольшой каравай хлеба на гору исходящего паром рагу из оленины в большой деревянной миске и высвободил одну руку, чтобы дернуть за кожаный ремешок щеколды, на которую была заперта дверь в лавку. И сразу понял, что ремешок болтается совершенно свободно. Он взял кружку в свободную руку и, подцепив дверь большим пальцем ноги, приотворил ее. День был теплый, но вместе с закатом и приливом поднялся холодный ветер.
   Бранаг немного постоял в дверях, оглядывая улицу.
   — Эй, Пес! — крикнул он и посмотрел в другую сторону. — Пес! А ну ко мне! Иди сюда сейчас же!
   Огромный волкодав весь день не отходил от него, даже когда он ходил в таверну, чтобы взять свой обычный ужин.
   — Пес! — снова крикнул Бранаг, подождал немного и проворчал: — Ну ладно, но учти: в дом я тогда тебя не пущу! Сиди всю ночь на улице.
   Он еще немного подождал, надеясь услышать знакомый топот мощных собачьих лап, но так ничего и не услышал, кроме далекого звона овечьих колокольчиков. Пожав плечами, Бранаг вошел в лавку, и дверь сама собой закрылась за ним.
 

КНИГА ТРЕТЬЯ
Блэкстоунские горы

ГОРА ПРОРОКА

 
   Гора Пророка, со всех сторон окруженная высоченными остроконечными вершинами, казалась недостроенным зданием среди сплошных небоскребов. Невысокая, больше похожая на холм, она выглядела так, словно вершину ей снес одним ударом топора или косы какой-то мстительный бог. Склоны у нее, правда, были довольно крутые, но потайная тропа на вершину, по которой их вел Гилмор, хоть и была весьма извилистой и узкой, но оказалась все же вполне проходимой.
   Стивен, имевший отличный опыт лазанья по горам, отдал Гилмору свою ореховую дубинку, чтобы старик мог опереться на нее во время подъема.
   — Спасибо, мой мальчик, — сказал старый маг, тяжело дыша и всем весом налегая на этот импровизированный посох. — Надеюсь, для тебя-то этот подъем окажется достаточно легким.
   — Не уверен, — поморщился Стивен, утирая пот со лба. — Я уже сильно пожалел, что вчера так напился.
   Гарек засмеялся и попытался его утешить:
   — Не расстраивайся! С кем не бывало! Даже с лучшими из нас такое случалось.
   Голова у Стивена просто раскалывалась от боли; ему казалось, что из нее вот-вот вывалится на землю и все ее содержимое. Он уже выпил с утра целый бурдюк воды, но боль не унималась.
   Все трое поднимались в гору молча, стараясь экономить силы и приспосабливаясь к более разреженному воздуху. Тропа, по которой они шли, сперва вела их по южному склону, а потом нырнула в узкое ущелье, отделявшее гору Пророка от ближайшей из ее соседок-великанш. Еще находясь в ущелье, Стивен заметил, что дальше тропа, змеей огибая западный склон горы, исчезает из виду лишь у самого гребня горы, похожего на миниатюрную горную гряду с острыми как бритва вершинами. Немного помедлив и глядя вверх, он высказал свои опасения вслух:
   — Боюсь, подъем будет долгим.
   — Да нет, надеюсь, к полудню мы уже будем на вершине, — возразил Гилмор. — Этот гребень может быть опасен только в темноте. — Он ладонью вытер пот со лба и прибавил: — Если сегодня погода продержится приличная, никаких особых затруднений у нас не должно возникнуть. Так что к вечеру мы уж точно до площадки доберемся.
   Гарек, который, задрав голову, рассматривал склон, живо обернулся:
   — До какой площадки?
   — Там, почти прямо над нами, есть довольно ровная каменистая площадка, где вполне удобно будет переночевать. Я очень надеюсь, что еще до зари Лессек с нами как-то переговорит.
   Стивен и Гарек смущенно отвели глаза: оба явно не жаждали встречи с покойным основателем Сената Лариона. Гилмор, заметив их смущение, сменил тему:
   — В общем, я хотел бы до вечера втащить на эту вершину свои старые кости, так что давайте-ка лучше продолжим подъем.
   Большую часть утра они шли вверх почти без остановки, громко восторгаясь великолепными видами и время от времени обмениваясь довольно бессмысленными репликами, лишь бы не думать о том, что их ждет ночью. Гарек просто глаз не мог отвести от высоких туристических ботинок Стивена: он никогда в жизни таких не видел и жаждал сам их испытать в деле, особенно когда Стивен показал ему, как, затягивая шнурки, можно обеспечить ноге наилучшую поддержку при спуске с горы.
   Они поднимались все выше, и вскоре Стивен заметил на склоне горы некоторые новые разновидности лиственных деревьев. В хрустком воздухе осеннего утра пестролиственные кроны их выглядели точно яркая палитра художника на фоне серо-черных скал и утесов.
   Во время краткого привала они перекусили хлебом, сыром и сушеными фруктами, и Стивен вздрогнул, увидев, что Гилмор вытаскивает из своего заплечного мешка бурдюк с вином. Гилмор с удовольствием отхлебнул из бурдюка и передал его Гареку, который в свою очередь сделал несколько добрых глотков и с улыбкой предложил Стивену последовать его примеру.
   Стивен почувствовал, как у него екнуло под ложечкой.
   — Извини, я пока не готов. Может быть, через месяц-другой я снова к вам присоединюсь.
   Английское слово смутило Гарека.
   — Месяц? — переспросил он. — Что такое «месяц»? Стивен, который и сам в это время думал о том, какое бы слово в их языке наилучшим образом соответствовало понятию «месяц», ответил:
   — Это наша мера времени; по-моему, месяц — это примерно половина вашего двоелуния. У нас в году двенадцать месяцев, с их помощью мы отсчитываем время наших жизней.
   — Ну и сколько же тебе... годов? — спросил Гарек.
   — Мне сейчас двадцать восемь лет, — ответил Стивен, подчеркивая слово «лет». — А следующей весной будет двадцать девять.
   Судорожно считая в уме, Гарек подвел итог:
   — Двоелуние наступает у нас примерно каждые шестьдесят дней. Это означает, что в каждом вашем году шесть раз можно отмечать двоелуние. То есть тебе сейчас примерно сто семьдесят двоелуний — почти столько же, сколько и мне.
   — Да, но только день у вас немного короче, всего пять шестых наших суток. Так что нужно, пожалуй, прибавить еще одну шестую от ста семидесяти, чтобы точно определить мой элдарнский возраст. — Стивен прямо-таки наслаждался этими математическими подсчетами; необходимость решать простейшие задачки все остальные проблемы, казалось, отодвигала на задний план. — В общем, мне где-то около ста девяносто восьми двоелуний.
   — Вот здорово! — чуть не заорал в полный голос Гарек. — Мы устроим отличный пир, когда тебе стукнет двести двоелуний! У нас это считается очень важной вехой в жизни.
   — До этого праздника еще полно времени, — улыбаясь, ответил Стивен. — Может, тогда и я уже снова смогу выпить вместе со всеми.
   Отдохнув, они довольно быстро достигли восточного края узкого гребня на вершине, по которому и вышли на заветную площадку. Здесь подъем был довольно пологим, но идти по каменистой тропе приходилось очень осторожно, то и дело обходя валуны и острые выступы. К тому же с обеих сторон тропы встречались опасные оползни и обрывы. Снизу не было видно, что северный и южный склоны горы почти отвесны; один неверный шаг или вылетевший из-под ноги камень — и запросто можно покатиться вниз с весьма печальными для себя последствиями.
   Веревку они с собой не захватили, и Стивен проклинал себя за подобную непредусмотрительность каждый раз, когда Гарек или Гилмор хотя бы слегка оскальзывались. Он-то был опытным скалолазом и должен был это предвидеть. Он также от всей души сочувствовал Гареку, когда тот ужасался, заглядывая за край обрыва.
   — Нам, правда, всегда говорили, что вниз лучше не смотреть, — Стивен старался говорить бодрым тоном, — но, по-моему, порой это даже полезно.
   — Полезно? — Гарек с сомнением посмотрел на него. — Какая же от этого может быть польза?
   — Ну, это помогает сосредоточиться на конкретной задаче. На мой взгляд, страх — самая лучшая побуждающая сила.
   — Вот спасибо! Значит, во мне этой побуждающей силы более чем достаточно! — Гарек улыбнулся вымученной улыбкой. — Но если ты, конечно, не против, я лучше постараюсь смотреть прямо перед собой.
   Стивен, выбравшись на большую плоскую скалу, нависшую прямо над пропастью, лег на живот и заглянул через край, высматривая ту тропу, что вела отсюда до того лагеря, который они разбили вчера вечером на берегу реки. Версен, Саллакс, Бринн и Марк отсюда выглядели просто букашками. Они ползали по земле — видимо, собирая хворост и таская из реки воду. Стивен немного понаблюдал за ними, чувствуя спиной тепло ласковых солнечных лучей, а под щекой — так хорошо ему знакомую неровную поверхность скал.
   «Возможно, у нас еще ничего и не получится».
   Тот же осточертевший припев вдруг снова зазвучал у него в ушах, но ему довольно быстро удалось заставить себя переключиться на другие мысли. Еще одна схватка с собственным отчаянием не принесет ничего хорошего, особенно на этой таинственной горе.
   Чтобы отвлечься, Стивен стал думать о том, как здорово было бы, если бы вместе с ним сюда поднялись Марк и Хана. Им бы наверняка понравилось. Этот вызов опасностям, поджидающим любого при подобном подъеме, эти ошеломительные пропасти, эти чудесные виды — все это было ему так хорошо знакомо. Это был некий микрокосм его личного опыта, случайно перенесенный в Элдарн. Там, внизу, Стивен чувствовал себя самым слабым, самым нерешительным, с трудом изыскивающим в своей душе некие внутренние резервы, уверенность, способность поддержать других. Почему же Марку удалось так легко преодолеть этот барьер? Вот он, похоже, чувствует себя здесь совершенно свободно, да и ведет себя так, словно вырос в Роне. Вон, даже за местной девушкой ухаживает...
   Стивен лежал на краю пропасти, греясь под полуденным солнцем и размышляя о собственных недостатках, пока его не нагнали Гарек и Гилмор.
   Старик прервал его грустноватые мысли:
   — Ты здесь, наверху, как у себя дома, Стивен.
   — Да, пожалуй. — Стивен легко вскочил на ноги. — Большую часть своей жизни я прожил в горах, очень похожих на эти. С тех пор как мы попали в Элдарн, именно Блэкстоун дал мне возможность впервые почувствовать себя прежним человеком.
   — Я рад, что тебе доставил удовольствие сегодняшний подъем, — сказал Гилмор. — Надеюсь, ночь покажет, что и наши усилия были не напрасны.
   Однажды Стивену довелось побывать на палубе авианосца. Он помнил то ощущение восторга, которое вызвали в нем размеры судна, особенно ширина его верхней палубы. Плоская скала на восточном крае гребня, венчавшего гору Пророка, напомнила ему эту палубу. Являясь настоящей геологической аномалией, каменная площадка на вершине горы была почти идеально ровной шагов на сто во все стороны — ни трещин, ни минеральных вкраплений, ни выступов, ни зазубрин.
   Стивен подобрал камешек и бросил его как можно дальше, и он еще с четверть своего пути легко катился по площадке, прежде чем наконец остановился. Умелый пилот вполне смог бы посадить здесь небольшой самолет, и еще, наверное, место осталось бы!
   — Разве могла гора естественным образом создать у себя на вершине такое ровное пространство? Неужели это возможно? — спросил у Гилмора Гарек, тоже явно пораженный размерами этого высокогорного «аэродрома».
   Едва добравшись до цели, Гилмор мгновенно раскурил свою трубку, и теперь холодный ветерок уже уносил клубы душистого дыма к востоку, вдоль верхнего гребня и той тропы, по которой они сюда пришли.
   Сжимая трубку в зубах, Гилмор ответил:
   — Я согласен: вряд ли можно предполагать, чтобы эта площадка образовалась естественным путем. Но если она и явилась результатом воздействия неких магических сил, это произошло задолго до моего рождения и задолго до того, как Сенат Лариона стал всерьез заниматься магией.
   — А где... и как нас найдет Лессек? — Стивен не был уверен, который из вопросов более уместен.
   — Мы можем разбить лагерь где угодно, где тебе больше понравится, Стивен, — отвечал Гилмор. — Но я предлагаю остаться на этом краю, потому что ночью будет холодно, а самое доступное топливо для костра находится ближе всего отсюда — внизу, у самого начала гребня. До него всего несколько сотен шагов.
   — Верное замечание, — согласился с ним Гарек. — Вы пока начинайте готовить ужин, а я спущусь вниз и принесу немного дровишек.
   Он сбросил заплечный мешок и направился к тропе. Стивен последовал за ним.
   — Я тоже пойду — принесем, сколько сможем.
   Когда горы окутала ночная тьма, Стивену показалось, что их небольшой костер горит посреди самой большой в мире пустыни. Ветер свистел над вершиной горы Пророка, унося с собой большую часть того тепла, которое давал костер, но слишком сильное нервное напряжение не давало Стивену почувствовать холод: его страшила возможность встречи с покойным Лессеком. Предвкушая ее, он глубже зарылся в одеяло, надеясь, точно ребенок, что эта теплая норка сумеет его защитить. Вокруг не было видно ничего, кроме черного камня и еще более черного неба.
   Вскоре все же усталость, эмоциональная и физическая, взяла над ним верх, и он крепко уснул.
   Ему снился банк в Айдахо-Спрингс и то, как весело они с Мирной Кесслер обменивались шутками и как она пыталась решить очередную математическую задачку из тех, которые он ей постоянно подсовывал. Она как раз билась над тем, как с помощью дедукции вывести египетскую формулу площади круга, когда он зашел к ней в тот день, до этого впервые побывав в антикварной лавке Майерса. Он тогда еще попросил Мирну кое-что сделать для него, чтобы успеть добраться до Денвера, прежде чем закроются все магазины. Заглянув ей через плечо, он увидел, что лист бумаги перед ней покрыт квадратами, окружностями и расчетами, связанными с длиной окружности и диаметром.
   Когда он неожиданно вошел, она задумчиво изучала дно своей кофейной чашки и страшно смутилась, тут же отодвинула в сторонку свои расчеты и стала довольно мило ворчать, что отнюдь не является его секретаршей. Кстати, что она еще тогда говорила? Он-то совершенно отчетливо видел ее, то словно сквозь пелену, и это напоминало ему, что он спит. Мирна все поддразнивала Стивена по поводу его «дурацкого смертоубийственного хобби», и Хауард с ней соглашался. А потом Стивен предупредил ее, чтобы она вечером не пила слишком много в компании своих развеселых приятелей, и уехал в город.
   А ветер все свистал над горой Пророка, но Стивен Тэйлор крепко спал и ничего не слышал; он лишь натянул повыше одеяло да подкатился поближе к костру.
   Гарек бросил остатки топлива на горящие угли и тоже завернулся в одеяло. Он-то как раз спать совершенно не собирался и рассчитывал дождаться появления этого знаменитого Лессека — если, конечно, случайно не задремлет и не проснется, когда дух великого мага уже склонится прямо над ним. Он был уверен, что в таком случае от страха прыгнет прямо в пропасть.
   Гилмор тоже не спал и, сидя напротив Гарека, с удовольствием курил свою трубку и молча смотрел в костер.
   Гарек думал о своей ферме, о родителях и молил богов, чтобы малакасийцы, узнав о том, что он связан с повстанцами, ничего старикам не сделали.
   Жаль, конечно, что придется пропустить праздник, который устраивают в конце осени, когда урожай зерновых успешно собран и продан, припасы на зиму сделаны, мяса навялили и накоптили предостаточно, виноградный сок в бочках благополучно превращается в вино, а в сараях полно топлива на зиму. Осенний праздник длился обычно дней пять: ели и пили от души, местное молодое вино лилось рекой, а сам он — во всяком случае в последние лет десять — непременно добывал к празднику оленя. И в этом году крестьяне, что арендуют землю к северу от Эстрада, наверняка будут ожидать, что он, как обычно, доставит к столу свежую оленину. Интересно, а о нем-то самом они вспомнят? Пожалеют ли его самого? Или просто посетуют, что в этот раз угощение не такое обильное, как обычно?
   Он с удовольствием танцевал бы всю ночь с фермерскими дочками, украдкой добиваясь жаркого поцелуя, хотя ему, пожалуй, даже больше нравилось просто пировать в компании страстных молодых прелестниц. Он ведь вырос среди этих людей, стал таким же, как они, крестьянином и охотником. А то, что он присоединился к повстанцам — патриотам, вышло совершенно случайно. И теперь, ожидая посещения призрака самого могущественного человека в истории Элдарна, он начинал понимать, что пройдет еще немало двоелуний, прежде чем ему удастся снова принять участие в ежегодном празднике урожая.
   Посматривая порой на Гилмора, Гарек видел лишь, что губы его слегка шевелятся, но слов никаких не слышал и догадывался, что старый маг шепчет какие-то заклинания — видимо, хочет сообщить Лессеку, что они уже прибыли. Стоило Гареку подумать об этом, и сон у него как рукой сняло. Он даже нащупал рядом лук и колчан со стрелами, хотя представить себе не мог, что решился бы выстрелить в призрак Лессека. Но то, что оружие было наготове, несколько успокаивало его и внушало уверенность. Гарек знал Гилмора уже почти пятьдесят двоелуний, и вот теперь приходилось привыкать к мысли, что этот старик, один из самых близких его друзей — великий и, возможно, самый могущественный маг в Элдарне.
   А Гилмор продолжал что-то бормотать нараспев; губы его неустанно шевелились, отмечая авен за авеном, и Гарек вскоре устал следить за своим старшим другом и, подобно Стивену, соскользнул в сон.
   Сны ему снились отрывочные, бессвязные, смущающие душу. Он видел, как почти до дна пересохла река Эстрад, как съежились и сгорели посевы в полях, как крестьяне на том берегу Роны умирают с голоду. Он видел те земли, на которых трудилась его семья: богатые, тщательно удобренные, земли эти высохли, покрылись потрескавшейся твердой коркой и напоминали морщинистое лицо умирающего старика. Потом он увидел целый сонм ужасных призраков, которые беззвучно шли сквозь Запретный лес, расположенный к югу от Эстрада, и было их так много, что просто не счесть, — целая армия бесплотных духов, которые, казалось, тщетно искали нечто, навсегда ими утраченное.
   Затем он увидел Речной дворец — таким, каким всегда представлял его себе в те времена, когда этот дворец еще не был разрушен, покинут всеми и брошен на произвол судьбы. Перед ним высился гордый и прекрасный замок, и флаги Роны реяли у него на башнях, а с моря дули сильные ветры наступившего двоелуния. И сам принц Маркой верхом объезжал дворец, наблюдая за установкой того прекрасного витража, самого большого в Элдарне.
   А потом Гареку приснилось нечто совсем необычное: молодая женщина с Южного побережья, совершенно обнаженная, стояла на холодном полу дворцовых покоев, а он, Гарек, смотрел ей прямо в лицо и страстно ее желал. И ему казалось, что и эта женщина желает его не менее страстно. Но вдруг он понял, что лицо ее искажено совсем не страстью, а страхом, некими ужасными предчувствиями. И заметил рядом с женщиной теплый шерстяной ковер с каким-то странным рисунком, на который она отчего-то безумно страшилась ступить и продолжала стоять босиком на ледяном каменном полу.
   Но чуть погодя Гарек понял, почему она боится это сделать. На этом ковре лежал какой-то звероподобный мужчина, тоже совершенно обнаженный и, как сперва показалось Гареку, пожиравший глазами девушку. Но затем он увидел, что этот голый монстр с маниакальным упорством смотрит вовсе не на девушку — нет, он, рыдая, смотрел в потолок и выкрикивал нечто неразборчивое, а потом вцепился руками в собственные гениталии и, извиваясь, покатился по полу. Дворцовая стража схватила его и держала, прижимая к полу, а та молодая и прекрасная женщина с миндалевидными очами сама приблизилась к этому жуткому самцу и, широко расставив ноги, села на него верхом, а он все продолжал жалобно причитать, глядя куда-то бессмысленным взором. И Гарек вдруг с ужасом увидел, что совсем рядом с этими странными любовниками вздымается стена огня — похоже, огнем был охвачен весь Речной дворец, и уже рушились потолочные балки, вспыхивали гобелены, слуги разбегались в поисках спасения...