Страница:
Они осторожно пробирались в предрассветных сумерках к одичавшему фруктовому саду, где была назначена встреча с другими повстанцами. Время от времени им приходилось прятаться в придорожных кустах, чтобы избежать встречи с малакасийским патрулем. Казалось, солдаты здесь повсюду, хотя в их рядах и наблюдались некие разброд и растерянность в связи с событиями минувшего дня. Неудачный штурм Речного дворца, поиски злоумышленников и разрушительный взрыв по соседству с таверной «Зеленое дерево» — из-за всего этого малакасийцы так и сновали по городу в поисках неуловимых преступников.
В старом фруктовом саду деревья застыли стройными рядами, как часовые на посту. Все примолкли, даже Гилмор, несмотря на непрерывные вопросы и подначивания со стороны Стивена и Марка, отказался беседовать с ними о сущности алморов, об использовании магии в организации взрывов различной мощности или о той злой силе, которую он назвал «Нераком». Все это он пообещал объяснить, как только они благополучно окажутся за пределами Эстрада.
— Просто доверьтесь мне, — сказал он. — Я непременно еще по дороге начну отвечать на любые ваши вопросы, но пока наша главная задача — выбраться отсюда незамеченными.
Оказалось, что Гарек и Версен уже поджидают их под раскидистым деревом с кривым стволом; рядом были привязаны семь лошадей. Обильная роса лежала на ветвях деревьев и на траве, а между деревьями проплывали клочья густого тумана, точно призраки, что охотятся на заблудшие души. Версен еще издали помахал им рукой, а Гарек, который, видимо, их не заметил, в это время как раз прицелился куда-то вверх и выстрелил. Засвистела стрела, и на землю упало сбитое ею большое красное яблоко. Гарек поднял яблоко, вынул стрелу, с наслаждением откусил большой кусок и только тут, казалось, заметил прибывших.
— Ага, — пробормотал он, торопливо глотая, потому что рот у него был набит яблоком, — вот и хорошо. — На Стивена и Марка он посматривал с любопытством, но дружелюбно. — Я решил и для вас тоже лошадок прихватить, — сказал он Саллаксу и Гилмору. — А для тебя, Бринн, я выбрал самую лучшую, самую горячую кобылу. Она мою Ренну два дня вокруг фермы Мадура гоняла!
— Что ж, выбор вполне подходящий, — негромко прокомментировал это сообщение Марк и тут же был вознагражден испепеляющим взглядом Бринн.
— Мне тоже так показалось, — кивнул Гарек и прибавил, поворачиваясь к Стивену и Марку: — На этот раз, похоже, отношения у нас с вами складываются несколько более дружеские, верно? — И он показал американцам их коней.
Стивену досталась крупная гнедая кобыла с белым пятном вокруг одного глаза; на передних ногах у нее были белые чулки. Он ласково ее погладил и, подобрав с земли яблоко-падалицу, предложил ей. Кобыла мягкими губами взяла яблоко с его протянутой ладони, и Стивен сразу понял, что они подружатся. Он приторочил к седлу холщовый мешок с провизией, снял с себя твидовый пиджак, свернул его и с помощью кожаного ремешка тоже приторочил к седлу.
Марк молча стоял рядом, наблюдая за его действиями и словно ожидая, что ему подскажут, как быть дальше.
— В чем дело? — тихо спросил его Стивен.
— Я абсолютно ничего не понимаю в лошадях, — так же тихо ответил Марк. — Я никогда даже близко от лошади не стоял — ну, если не считать пони на ярмарке в Нассау.
— Нет, пони не считается, — засмеялся Стивен. — Смотри, это очень просто. Ты просто постарайся обращаться с ним ласково, по-доброму. Когда у тебя с конем дружеские отношения, он и сам отлично обо всем позаботится.
— Дружеские отношения? Я даже не знаю, с чего ты взял, что это «он». — Вид у Марка был озадаченный, но он ласково потрепал коня по шее. — Ну ладно, вот я его приласкал, а теперь что?
— А теперь садись на него верхом! — Стивен усмехнулся. — Честное слово, это совсем не так страшно, как тебе кажется. Просто вставь ногу вот в эту штуковину — это стремя, ты ведь о нем слышал, не так ли? — и вскакивай в седло. Ты же наверняка достаточно вестернов видел, чтобы представить себе, как это делается. А чтобы управлять конем, пользуйся поводьями и собственными ногами. Остальное придет само собой — по мере развития событий.
Стивен повернулся к Гилмору и спросил:
— Кстати, куда мы теперь направляемся?
— На север, — ответил старик и прибавил — но уже для всех: — Значит, так: по Торговой дороге мы следовать не можем — там слишком много патрулей. — Он помолчал, огляделся, поднял с земли яблоко, но не скормил его своей лошади, а сам надкусил и продолжил: — Наш путь будет лежать через перевалы в Блэкстоунских горах к границе с Фалканом. А уж куда мы оттуда направимся дальше — это будет полностью зависеть от наших новых друзей.
— Зависеть от нас? — удивился Стивен. — И как же это будет от нас зависеть?
Гилмор, внезапно посерьезнев, в упор посмотрел на него:
— Скажи, ключ Лессека у вас?
— Ключ? — переспросил Марк, уже несколько раз тщетно пытавшийся вскочить в седло. — Какой ключ? О чем это вы? Мы попали сюда совершенно случайно — провалились сквозь этот чертов половик и приземлились на берегу океана. Потом на нас набросились Гарек и Саллакс и взяли в плен. Мы не знаем никого по имени Лессек — правда ведь, Стивен?
Очередная попытка удалась, и Марк, усевшись в седло, с ужасом думал, что же будет, когда конь тронется с места.
— Лессек умер много двоелуний назад, — сказал ему Гилмор, — но его ключ до сих пор имеет огромное значение для нашего мира. Если мы его не добудем, то окажемся, можно сказать, на грани поражения. А может, уже и за гранью.
— Какое поражение? В чем поражение, Гилмор? — Это спросил уже Гарек. — Ты что-то очень непонятно выражаешься.
— Ничего, вскоре тебе все будет понятно, Гарек, — печально сказал Гилмор. Впервые голос его прозвучал действительно по-стариковски, да и с виду он словно вдруг одряхлел. — Нам многое нужно будет обсудить по дороге, но для начала мне придется дать вам урок истории, чтобы наше теперешнее положение и наши главные цели стали для вас окончательно ясны. Но все это потом. — Несколько приободрившись, Гилмор внимательно оглядел сад и воскликнул: — Ну что ж, в путь!
— А как же Мика и Джеронд? — спросил Версен. — Разве мы их не подождем?
Хотя никто пока что и словом не обмолвился по поводу их отсутствия, но думали все одно и то же: раз Мика и Джеронд опаздывают, это может означать только, что их либо захватили в плен, либо убили.
— Нам необходимо идти дальше. — Гилмор был непреклонен. — Мика и Джеронд нас нагонят. Они же знают, что мы направились на север, а до Фалкана не один день пути.
— И что мы будем делать, когда доберемся до Фалкана? — спросил Гарек, легко взлетев на спину Ренны и ласково почесывая кобылу между ушами. — Ты сказал, что это зависит от Марка Дженкинса и Стивена Тэйлора. Значит, выбор довольно широк?
Стивен дружески хлопнул его по плечу.
— Просто Марк и Стивен, Гарек. Этого вполне достаточно. Не надо все время говорить: «Марк Дженкинс и Стивен Тэйлор». Похоже, нам немало времени придется провести в одной компании, так что давай без особых церемоний, ладно?
Гарек пожал плечами, вид у него был неуверенный. Потом он повернулся к Гилмору и сказал:
— Но без ключа Лессека у нас есть только один путь, верно?
— И куда же он ведет? — спросила Бринн, которая внимательно прислушивалась к этой беседе.
Гилмор плотно запахнул плащ, словно ему вдруг стало холодно, несмотря на здешнюю духоту, закрепил застежку у горла и сказал:
— Он ведет в столицу Малакасии, во дворец Велстар.
ОКРЕСТНОСТИ САУТПОРТА, ПРАГА
У Ханны ломило все суставы. Боль была нудная, тупая, какая всегда возникает при сильном обезвоживании организма. День стоял жаркий, и на пыльной дороге при каждом шаге вокруг лодыжек взвивались маленькие облачка пыли. Кроссовки были покрыты тонкой коричневой пленкой. Она шла всего полчаса, но, поскольку уже целых два дня ничего не пила и не ела, даже эти полчаса дались ей нелегко. И в первую очередь это почувствовали ее колени — они всегда безошибочно подсказывали, что она перенапряглась физически. Впрочем, настроена Ханна была решительно. И собиралась идти вперед, пока хватит сил.
Но вскоре о пощаде взмолились лодыжки, плечи и шея.
Дорога, огибая рощицу, где она провела ночь, вела, похоже, вдоль берега в тот городок, который она видела с вершины холма. Только путь туда оказался куда более долгим, чем она предполагала.
— Вдоль этой дороги даже и вороны просто так не летают! — простонала она. — Разве что те, которых плохо учили.
Дорога нырнула в узкий проход между двумя холмами, похожими на горбы верблюда, и города теперь больше видно не было, но Ханна догадывалась, что эта дорога так или иначе должна привести ее туда. Надеясь, что на том конце ущелья, возможно, окажется ручей, она покорно плелась, предвкушая наслаждение холодной родниковой водой, журчащей по гладким камням и заполняющей какое-нибудь симпатичное озерцо.
— Я выпью целый галлон, — пообещала она себе, решив проигнорировать тот факт, что в здешней воде вполне могут кишеть всякие болезнетворные бактерии, только и ждущие, чтобы их кто-нибудь проглотил. — Черт с ними, с бактериями! Я готова принять любую болезнь, которой они служат, — оспу, малярию, что угодно! Мне сейчас не до этого. Раз уж они сегодня дежурное блюдо, то я закажу их... с жареной картошкой!
Она рукавом вытерла пот со лба и стащила с себя куртку.
— Ну и жара! Господи, и как только это могло со мной случиться? Выходит, я не только провалилась буквально сквозь пол в квартире Стивена, но еще и в какую-то пустыню угодила.
Нет, сейчас лучше было не думать об этом. В итоге, конечно же, найдется какое-то рациональное объяснение, верно? Не желая мириться с тем, что она умудрилась стать жертвой каких-то сверхъестественных сил, Ханна старалась придерживаться того мнения, что в подобную чепуху ни в коем случае верить нельзя, ибо все на свете может и должно иметь свой смысл. Но постоянно убеждать себя в этом было страшно утомительно, и, лишь заставляя себя ровным шагом непрерывно продвигаться в сторону города, Ханна обретала некоторое душевное равновесие.
— Ничего, вот я доберусь до города и все выясню, — вслух уговаривала она себя. — Деньги у меня есть. И кредитные карточки тоже. Я вызову такси, или сяду в автобус, или найму какой-нибудь самолет, в конце концов! Мне все равно! — Она повторяла это нараспев, как заклинание. — Я выберусь, непременно выберусь отсюда, и все будет хорошо.
Усталые мышцы сводило, суставы ныли, и ей то и дело приходилось ненадолго останавливаться. Но когда она чуть не потеряла сознание от усталости, в душе ее проснулась тревога.
— Ничего, нужно просто продолжать движение... продолжать идти потихоньку, — шептала она, — чтобы не думать о том, как я сюда попала и что со мной будет теперь. А есть ли в такой глуши автобусы? Вряд ли.
Странное ощущение снова охватило ее, проползло по спине, и, словно дразня, явился вопрос: а что, если все это вполне реально? Что, если она действительно попала в какое-то небывалое место? Совершенно не похожее ни на одно другое и, вполне возможно, даже враждебное?
— Может, и Стивен тоже здесь? Может, именно поэтому он и не позвонил?
Ханна покачала головой. Почему это не случилось с ней раньше? Неужели она опять опоздала? Но мысль о том, что она может отыскать здесь Стивена, придала ей сил. Еще с минуту постояв на дороге и прикинув, далеко ли до конца этого ущелья, она вздохнула и снова решительно двинулась дальше.
Дорога лениво свернула куда-то в сторону, и вдруг прямо перед Ханной выросли трое мужчин, идущих навстречу. Их внешний вид буквально потряс ее: несмотря на жару, все трое были с ног до головы в черном — черные сапоги, черные узкие штаны, черная длинная, до середины бедра, рубаха, подпоясанная ремнем, и черная куртка из толстой кожи, украшенная тисненым золотым крестом. На поясе у каждого висел короткий нож и нечто похожее на шпагу или рапиру; разницы между шпагой и рапирой Ханна никогда не знала. Она просто представать себе не могла, как же им, должно быть,жарко в таком одеянии, и предположила, как и раньше, что в городе проходит какой-то шутливый праздник в стиле эпохи Возрождения или Средневековья.
— До чего же я рада, что встретила вас, ребята, — сказала она.
Ей казалось, что встретить хоть кого-нибудь на этой высохшей пустынной дороге — истинное благословение Господне, даже если эти люди одеты как герои телевизионного фильма по мотивам романа «Айвенго».
— Вы не знаете, где можно найти «Семь-Одиннадцать» или какой-нибудь супермаркет? Мне нужен телефон-автомат, и еще я бы хотела попить. — Вдруг испугавшись того, как они могут отреагировать на подобные вопросы, Ханна нерешительно прибавила: — И не могли бы вы сказать мне, где мы находимся? Дело в том... Нет, я понимаю, что это звучит глупо, но все же что это там за город? — И она указала в сторону залива.
Все трое уставились на нее, словно утратив дар речи. Ханна, помня, что вокруг никого нет, решила к ним не подходить и стояла на приличествующем случаю расстоянии. Она улыбнулась и стала ждать ответа, но тонкие, почти невесомые щупальца явственной опасности холодком пробежали у нее по спине.
Самый высокий из троих — он был выше своих спутников дюймов на шесть или семь — заговорил первым. Сперва Ханне показалось, что она его просто не расслышала или ветер отнес сказанные им слова в сторону. Но потом до нее дошло, что этот человек говорит на другом языке, на чужом и очень странном языке, какого она никогда прежде не слышала. Язык был гортанный, полный нечетко произносимых согласных и немного напоминал валлийский, когда говорящие на нем жители Уэльса порядком выпьют. Но гораздо интереснее было то, что она этот язык понимала! Да-да, она прекрасно понимала каждое сказанное незнакомцем слово!
«Это же просто сон, ну да, сон! Может, ты просто ударилась головой? Ничего, поспи еще немного и через некоторое время проснешься как ни в чем не бывало».
Немного успокоившись, Ханна осмотрелась, уже вполне готовая увидеть на склонах этих холмов, например, красного жирафа, или кита, читающего комикс, или весь их юридический факультет, одетый исключительно в исподнее агентов секретной службы королевы Виктории.
Слова застряли у нее в горле, когда молодой незнакомец снова заговорил. Странным образом его слова складывались в предложения у нее в голове как бы с опозданием в две-три секунды:
— ... слишком далеко от города, моя сладенькая, — похотливым тоном произнес он. — Здесь тебя никто не услышит.
Мужчины быстро окружили ее. Ханна, растерявшись от неожиданности, застыла на месте, чувствуя, что руки и ноги точно залиты бетоном. Она без борьбы опустилась на землю, а они принялись бесстыдно шарить руками по ее телу, срывая с нее одежду и споря друг с другом, кто будет первым. И тут до нее наконец дошло, что с ней сейчас сделают.
В голове звучал сигнал тревоги: «Вставай! Дай им сдачи!» Но она уже угодила в ловушку, и с этими троими ей одной было, конечно, не справиться. Она даже сдвинуться с места не могла — слишком они были тяжелыми. Слыша обрывки фраз, которыми обменивались насильники, Ханна чувствовала, что ее охватывает паника, однако же, как ни странно, не переставала удивляться тому, что понимает эти грубые, точно топором рубленные слова:
— ... Что за поганая одежка на ней?..
— ... Ты только на эти штаны посмотри!..
— ... Чего там смотреть! Стаскивай их с нее, шлюхи вонючей! Или не можешь?
«Это уже происходит! О господи, это же происходит со мной!.. »
Ханна не раз читала о жертвах насилия, о том, как ставшие его жертвами женщины жалели, что не владеют способами самозащиты, что не взяли с собой молоток, или хотя бы газовый баллончик, или ракету «Томагавк», или бог его знает что еще, но она никогда не принадлежала к тем, кто грозно заявляет: «Уж если такое случится со мной, то я... »
Нет, она просто молила Бога, чтобы с нею этого никогда не случилось. И только теперь поняла, что этого мало.
«Ключи», — вспомнила она вдруг.
Кто-то говорил ей, что ключи могу послужить отличным оружием защиты в случае нападения насильника. Ими можно сильно поранить ему лицо, или изуродовать глаза, или даже продырявить мошонку. Где же ее ключи? Куртку она обвязала вокруг талии, но ключей в карманах куртки точно нет... И тут Ханна вспомнила: она положила их на кухонный стол рядом с недоеденной пиццей в доме № 147 на Десятой улице в Айдахо-Спрингс!
Она пронзительно вскрикнула и, царапаясь, точно дикая кошка, попыталась вырваться. Возможно, ей удалось бы даже выцарапать кому-то глаза... но, к сожалению, у нее никогда не было достаточно длинных или особенно острых ногтей. Ханна Соренсон никогда в этом отношении не следовала моде, и ногти у нее всегда были аккуратно подстрижены и подпилены, так что в качестве оружия не годились.
Она яростно лягалась, громко зовя на помощь и моля о пощаде, пока один из насильников не пнул ее коленом меж ног, отчего низ живота сразу пронзила острая боль, а поясница онемела, точно парализованная. Второй мерзавец мучил ее, больно крутя и сжимая груди.
От боли Ханна невольно подалась вперед, потом вцепилась ему в палец зубами и сжимала их все сильнее, словно хотела вообще этот палец откусить. Вскоре она почувствовала вкус крови. Вдохновленная своими успехами и мечтая о том, как хорошо было бы плюнуть откушенным пальцем в лицо этому подонку, она продолжала вгрызаться все глубже, стараясь прокусить палец до кости.
И насильник действительно вскрикнул от боли, перестал терзать ее груди и попытался вырвать из зубов Ханны свой палец, пока она его и в самом деле не откусила.
— Шлюха вонючая! — завопил он и с силой ударил ее.
Первый удар пришелся Ханне в висок, но она почти не обратила на него внимания, настолько сильной все еще была боль внизу живота.
«Жаль, — подумала Ханна, — что он не сломал мне челюсть или нос, потому что тогда я потеряла бы сознание и самое страшное было бы позади».
Но пик жестокости еще не настал, и этот удар в висок пока что был, пожалуй, самым сильным из нанесенных ей ударов.
Тот, что терзал грудь Ханны, отклонился назад, занося свободную руку для такого удара, который наверняка лишил бы ее сознания, но ей удалось еще сильнее стиснуть зубами его прокушенный палец, и она, чувствуя, как его теплая кровь течет ей в рот, решила ни за что не разжимать зубов.
Но страшного удара так и не последовало.
Первого насильника Черн Преллис ударил с разбегу — тот как раз отклонился назад, чтобы ударить беззащитную девушку в лицо. Перед Ханной на мгновение мелькнуло тело какого-то великана, заслонившее солнце, и она увидела, как он оттащил насильника, ставшего похожим на мешок с болтающимися конечностями — оставив у нее во рту часть его пальца, — на ту сторону дороги и швырнул в канаву. Ханна в ужасе выплюнула отвратительный кусок плоти и нерешительно приподняла голову.
Двое остальных мерзавцев живо скатились с нее, затем неловко поднялись на ноги и поспешили к своему приятелю. Пока Ханна машинально оправляла на себе одежду, застегивая джинсы и натягивая задранную рубаху, она успела краем глаза заметить в канаве мелькание рук и ног; хотя насильников было трое, им, похоже, приходилось нелегко.
Тыльной стороной ладони она вытерла рот и увидела, что рука вся в крови. Ее вдруг затрясло. Сперва задрожали перепачканные кровью пальцы, потом дрожь по руке поднялась к плечу, охватила грудь и спину, волнами сотрясая ее худенькое тело. Ханну душили беззвучные рыдания, горло сильно саднило.
Стараясь не обращать внимания на дерущихся, которые продолжали кататься по земле совсем рядом с нею, она села, поджав колени к груди и уставившись на носки своих кроссовок. Сквозь слезы она видела, что гладкая кожа покрыта бледно-бежевой пылью, и вдруг подумала, что если бы могла до них дотянуться, то написала бы на каждом: «Это только сон». Или: «Дурочка, ты же не Брюс Ли».
Она сидела, обхватив дрожащими руками колени и опасаясь, как бы страшная боль внизу живота не заставила ее снова лечь или, что еще хуже, потерять сознание. Ее в ужас приводила одна лишь мысль о том, что может случиться, если она погрузится в небытие. Ведь ее спаситель, в конце концов, сражается один против троих.
Ханна так сильно прикусила губу, что почувствовала во рту вкус собственной крови, потом оттолкнулась ладонями от грязной земли и заставила себя встать на колени. Перед глазами у нее мелькали какие-то бледно-желтые вспышки; по перепачканному лицу бежали слезы, прокладывая в грязи извилистые дорожки.
Она постаралась сделать несколько медленных, спокойных вдохов и выдохов, и в голове у нее несколько прояснилось. Затем повернулась и стала смотреть, как ее спаситель дерется с насильниками, страшно сожалея, что ничем не может ему помочь. Впрочем, вскоре ее охватило радостное изумление: этот великан, с такой легкостью отшвырнувший того мерзавца, что крутил ей груди, явно одерживал победу. Тела двоих негодяев уже валялись в неестественных, неуклюжих позах на обочине дороги. Третий вскочил ее спасителю на спину, но выглядел при этом почти комично — точно ребенок, вздумавший покататься верхом на свинье. Крепко обхватив своего могучего противника обеими руками за шею, он изо всех сил старался его задушить. Но тщетно.
Ханна видела, что ее избавитель, одной рукой придерживая насильника за оба запястья, не делает при этом ни малейшей попытки оторвать его руки от своего горла. Похоже, он придерживал его просто на всякий случай — вдруг этот акробат расцепит руки и попытается сбежать?
Затем великан свободной рукой схватил своего наездника за загривок, словно желая заставить его сделать довольно неуклюжий кувырок вперед.
Завороженная этим странным зрелищем, похожим на древний ритуальный танец, Ханна почти забыла о боли внизу живота и мучительно ноющих грудях. Она, правда, никак не могла догадаться, что ее мрачнолицый спаситель намерен делать дальше.
«Интересно, — думала она, — как долго он еще будет стоять, удерживая этого типа, который пытается его задушить? »
Затем стратегия великана стала понемногу проясняться. Крепко зажав одной рукой руки своего противника, а другой придерживая его спину, он согнул ноги в коленях, затем вдруг с силой подпрыгнул, перевернулся в воздухе и всем своим весом рухнул на врага, придавив его к земле. Их тела, ударившись о землю, глухо ухнули; этот звук больше всего был похож на взрыв газа, находившегося в баллоне под давлением. Ханна не сомневалась, что третий насильник мертв; никто не сумел бы выжить после такого падения. И ей очень хотелось надеяться, что он, умирая, испытывал страшную боль.
Она так и продолжала сидеть посреди дороги, когда ее спаситель, ловко перекатившись по земле, проверил, не пришел ли в себя кто-то из тех двоих, и рывком поднялся на ноги. Затем он молча подошел к ней и присел на корточки, растопырив ляжки. И Ханна вдруг вспомнила, как во время лекций по естественной истории им рассказывали о жизни и привычках большой серебристой горной гориллы. Этот человек, застыв как изваяние, смотрел на нее так, словно ждал, что она вскочит и попробует убежать. Судя по его одежде, он был из той же труппы актеров, представлявших что-то из времен Средневековья или Возрождения.
— Господи! — громко воскликнула Ханна, вдруг подумав о том, что этот могучий молодой мужчина вполне мог уничтожить остальных, чтобы она досталась ему одному. — Только, пожалуйста, не делайте мне больно! Пожалуйста! — Слезы снова потекли у нее из глаз, и она продолжала умолять его: — Пожалуйста, помогите мне! Я же им ничего не сделала! Я ничего такого им не сказала! Мне просто нужно было позвонить, вот и все.
Она хотела отползти в сторону, но под молчаливым взглядом этого великана ноги отказывались ей повиноваться. Вся дрожа, она подхватила свою куртку и попыталась, обвязав рукава вокруг талии, как-то прикрыть расстегнутые джинсы.
— Только больше не надо, пожалуйста! — снова и снова повторяла она. — Не надо, я больше этого не вынесу...
Черн продолжал молча смотреть на нее. У этой девушки не было ни оружия, ни доспехов, так что вряд ли она была солдатом оккупационной армии. И как ужасно она одета! Она что, пыталась привлечь к себе внимание? Но она казалась ему такой хрупкой, такой беспомощной! И красивая. Очень похожа на ту картинку, которую он однажды видел в подвале у местных повстанцев: запрещенное изображение морской нимфы. Слыхал он и всякие истории о морских нимфах и их магической силе. Они обычно завлекали моряков своей красотой и яркой одеждой, вроде как у этой молодой женщины, а потом заманивали их в морскую пучину или в пасть какого-нибудь кровожадного морского чудовища.
Черн, осторожно протянув к ней свою лапищу, ощупал мягкий материал, из которого были сделаны ее странные бело-желто-синие башмаки. Это были самые невероятные и самые красивые башмаки из всех, какие он когда-либо видел. Наверное, они были бы еще ярче и красивее, если с них стереть эту проклятую пыль. И Черн нежно провел пальцем по носку ее башмака. Но тут же резко отдернул руку, потому что девица вдруг завопила от ужаса и изо всех сил лягнула его прямо в грудь.
Удар этот, разумеется, был ему что слону дробина. Ничуть не расстроившись, Черн встал и даже отошел на несколько шагов, надеясь, что несколько успокоит этим морскую нимфу. Но девушка продолжала кричать, причем это было какое-то странное, неведомое Черну наречие, и он решил, что пора все дальнейшие проблемы, а также выяснение, кто она такая, препоручить Хойту. Он, Черн, свое дело сделал — с насильниками расправился; теперь пусть Хойт возьмет на себя переговоры с этой нервной морской нимфой. Черн огляделся в поисках друга и увидел, что Хойт мирно сидит совсем рядом, на стволе упавшего дерева. Ожесточенно жестикулируя, Черн тут же объяснил ему, в чем проблема, и Хойт спокойно ответил:
В старом фруктовом саду деревья застыли стройными рядами, как часовые на посту. Все примолкли, даже Гилмор, несмотря на непрерывные вопросы и подначивания со стороны Стивена и Марка, отказался беседовать с ними о сущности алморов, об использовании магии в организации взрывов различной мощности или о той злой силе, которую он назвал «Нераком». Все это он пообещал объяснить, как только они благополучно окажутся за пределами Эстрада.
— Просто доверьтесь мне, — сказал он. — Я непременно еще по дороге начну отвечать на любые ваши вопросы, но пока наша главная задача — выбраться отсюда незамеченными.
Оказалось, что Гарек и Версен уже поджидают их под раскидистым деревом с кривым стволом; рядом были привязаны семь лошадей. Обильная роса лежала на ветвях деревьев и на траве, а между деревьями проплывали клочья густого тумана, точно призраки, что охотятся на заблудшие души. Версен еще издали помахал им рукой, а Гарек, который, видимо, их не заметил, в это время как раз прицелился куда-то вверх и выстрелил. Засвистела стрела, и на землю упало сбитое ею большое красное яблоко. Гарек поднял яблоко, вынул стрелу, с наслаждением откусил большой кусок и только тут, казалось, заметил прибывших.
— Ага, — пробормотал он, торопливо глотая, потому что рот у него был набит яблоком, — вот и хорошо. — На Стивена и Марка он посматривал с любопытством, но дружелюбно. — Я решил и для вас тоже лошадок прихватить, — сказал он Саллаксу и Гилмору. — А для тебя, Бринн, я выбрал самую лучшую, самую горячую кобылу. Она мою Ренну два дня вокруг фермы Мадура гоняла!
— Что ж, выбор вполне подходящий, — негромко прокомментировал это сообщение Марк и тут же был вознагражден испепеляющим взглядом Бринн.
— Мне тоже так показалось, — кивнул Гарек и прибавил, поворачиваясь к Стивену и Марку: — На этот раз, похоже, отношения у нас с вами складываются несколько более дружеские, верно? — И он показал американцам их коней.
Стивену досталась крупная гнедая кобыла с белым пятном вокруг одного глаза; на передних ногах у нее были белые чулки. Он ласково ее погладил и, подобрав с земли яблоко-падалицу, предложил ей. Кобыла мягкими губами взяла яблоко с его протянутой ладони, и Стивен сразу понял, что они подружатся. Он приторочил к седлу холщовый мешок с провизией, снял с себя твидовый пиджак, свернул его и с помощью кожаного ремешка тоже приторочил к седлу.
Марк молча стоял рядом, наблюдая за его действиями и словно ожидая, что ему подскажут, как быть дальше.
— В чем дело? — тихо спросил его Стивен.
— Я абсолютно ничего не понимаю в лошадях, — так же тихо ответил Марк. — Я никогда даже близко от лошади не стоял — ну, если не считать пони на ярмарке в Нассау.
— Нет, пони не считается, — засмеялся Стивен. — Смотри, это очень просто. Ты просто постарайся обращаться с ним ласково, по-доброму. Когда у тебя с конем дружеские отношения, он и сам отлично обо всем позаботится.
— Дружеские отношения? Я даже не знаю, с чего ты взял, что это «он». — Вид у Марка был озадаченный, но он ласково потрепал коня по шее. — Ну ладно, вот я его приласкал, а теперь что?
— А теперь садись на него верхом! — Стивен усмехнулся. — Честное слово, это совсем не так страшно, как тебе кажется. Просто вставь ногу вот в эту штуковину — это стремя, ты ведь о нем слышал, не так ли? — и вскакивай в седло. Ты же наверняка достаточно вестернов видел, чтобы представить себе, как это делается. А чтобы управлять конем, пользуйся поводьями и собственными ногами. Остальное придет само собой — по мере развития событий.
Стивен повернулся к Гилмору и спросил:
— Кстати, куда мы теперь направляемся?
— На север, — ответил старик и прибавил — но уже для всех: — Значит, так: по Торговой дороге мы следовать не можем — там слишком много патрулей. — Он помолчал, огляделся, поднял с земли яблоко, но не скормил его своей лошади, а сам надкусил и продолжил: — Наш путь будет лежать через перевалы в Блэкстоунских горах к границе с Фалканом. А уж куда мы оттуда направимся дальше — это будет полностью зависеть от наших новых друзей.
— Зависеть от нас? — удивился Стивен. — И как же это будет от нас зависеть?
Гилмор, внезапно посерьезнев, в упор посмотрел на него:
— Скажи, ключ Лессека у вас?
— Ключ? — переспросил Марк, уже несколько раз тщетно пытавшийся вскочить в седло. — Какой ключ? О чем это вы? Мы попали сюда совершенно случайно — провалились сквозь этот чертов половик и приземлились на берегу океана. Потом на нас набросились Гарек и Саллакс и взяли в плен. Мы не знаем никого по имени Лессек — правда ведь, Стивен?
Очередная попытка удалась, и Марк, усевшись в седло, с ужасом думал, что же будет, когда конь тронется с места.
— Лессек умер много двоелуний назад, — сказал ему Гилмор, — но его ключ до сих пор имеет огромное значение для нашего мира. Если мы его не добудем, то окажемся, можно сказать, на грани поражения. А может, уже и за гранью.
— Какое поражение? В чем поражение, Гилмор? — Это спросил уже Гарек. — Ты что-то очень непонятно выражаешься.
— Ничего, вскоре тебе все будет понятно, Гарек, — печально сказал Гилмор. Впервые голос его прозвучал действительно по-стариковски, да и с виду он словно вдруг одряхлел. — Нам многое нужно будет обсудить по дороге, но для начала мне придется дать вам урок истории, чтобы наше теперешнее положение и наши главные цели стали для вас окончательно ясны. Но все это потом. — Несколько приободрившись, Гилмор внимательно оглядел сад и воскликнул: — Ну что ж, в путь!
— А как же Мика и Джеронд? — спросил Версен. — Разве мы их не подождем?
Хотя никто пока что и словом не обмолвился по поводу их отсутствия, но думали все одно и то же: раз Мика и Джеронд опаздывают, это может означать только, что их либо захватили в плен, либо убили.
— Нам необходимо идти дальше. — Гилмор был непреклонен. — Мика и Джеронд нас нагонят. Они же знают, что мы направились на север, а до Фалкана не один день пути.
— И что мы будем делать, когда доберемся до Фалкана? — спросил Гарек, легко взлетев на спину Ренны и ласково почесывая кобылу между ушами. — Ты сказал, что это зависит от Марка Дженкинса и Стивена Тэйлора. Значит, выбор довольно широк?
Стивен дружески хлопнул его по плечу.
— Просто Марк и Стивен, Гарек. Этого вполне достаточно. Не надо все время говорить: «Марк Дженкинс и Стивен Тэйлор». Похоже, нам немало времени придется провести в одной компании, так что давай без особых церемоний, ладно?
Гарек пожал плечами, вид у него был неуверенный. Потом он повернулся к Гилмору и сказал:
— Но без ключа Лессека у нас есть только один путь, верно?
— И куда же он ведет? — спросила Бринн, которая внимательно прислушивалась к этой беседе.
Гилмор плотно запахнул плащ, словно ему вдруг стало холодно, несмотря на здешнюю духоту, закрепил застежку у горла и сказал:
— Он ведет в столицу Малакасии, во дворец Велстар.
ОКРЕСТНОСТИ САУТПОРТА, ПРАГА
У Ханны ломило все суставы. Боль была нудная, тупая, какая всегда возникает при сильном обезвоживании организма. День стоял жаркий, и на пыльной дороге при каждом шаге вокруг лодыжек взвивались маленькие облачка пыли. Кроссовки были покрыты тонкой коричневой пленкой. Она шла всего полчаса, но, поскольку уже целых два дня ничего не пила и не ела, даже эти полчаса дались ей нелегко. И в первую очередь это почувствовали ее колени — они всегда безошибочно подсказывали, что она перенапряглась физически. Впрочем, настроена Ханна была решительно. И собиралась идти вперед, пока хватит сил.
Но вскоре о пощаде взмолились лодыжки, плечи и шея.
Дорога, огибая рощицу, где она провела ночь, вела, похоже, вдоль берега в тот городок, который она видела с вершины холма. Только путь туда оказался куда более долгим, чем она предполагала.
— Вдоль этой дороги даже и вороны просто так не летают! — простонала она. — Разве что те, которых плохо учили.
Дорога нырнула в узкий проход между двумя холмами, похожими на горбы верблюда, и города теперь больше видно не было, но Ханна догадывалась, что эта дорога так или иначе должна привести ее туда. Надеясь, что на том конце ущелья, возможно, окажется ручей, она покорно плелась, предвкушая наслаждение холодной родниковой водой, журчащей по гладким камням и заполняющей какое-нибудь симпатичное озерцо.
— Я выпью целый галлон, — пообещала она себе, решив проигнорировать тот факт, что в здешней воде вполне могут кишеть всякие болезнетворные бактерии, только и ждущие, чтобы их кто-нибудь проглотил. — Черт с ними, с бактериями! Я готова принять любую болезнь, которой они служат, — оспу, малярию, что угодно! Мне сейчас не до этого. Раз уж они сегодня дежурное блюдо, то я закажу их... с жареной картошкой!
Она рукавом вытерла пот со лба и стащила с себя куртку.
— Ну и жара! Господи, и как только это могло со мной случиться? Выходит, я не только провалилась буквально сквозь пол в квартире Стивена, но еще и в какую-то пустыню угодила.
Нет, сейчас лучше было не думать об этом. В итоге, конечно же, найдется какое-то рациональное объяснение, верно? Не желая мириться с тем, что она умудрилась стать жертвой каких-то сверхъестественных сил, Ханна старалась придерживаться того мнения, что в подобную чепуху ни в коем случае верить нельзя, ибо все на свете может и должно иметь свой смысл. Но постоянно убеждать себя в этом было страшно утомительно, и, лишь заставляя себя ровным шагом непрерывно продвигаться в сторону города, Ханна обретала некоторое душевное равновесие.
— Ничего, вот я доберусь до города и все выясню, — вслух уговаривала она себя. — Деньги у меня есть. И кредитные карточки тоже. Я вызову такси, или сяду в автобус, или найму какой-нибудь самолет, в конце концов! Мне все равно! — Она повторяла это нараспев, как заклинание. — Я выберусь, непременно выберусь отсюда, и все будет хорошо.
Усталые мышцы сводило, суставы ныли, и ей то и дело приходилось ненадолго останавливаться. Но когда она чуть не потеряла сознание от усталости, в душе ее проснулась тревога.
— Ничего, нужно просто продолжать движение... продолжать идти потихоньку, — шептала она, — чтобы не думать о том, как я сюда попала и что со мной будет теперь. А есть ли в такой глуши автобусы? Вряд ли.
Странное ощущение снова охватило ее, проползло по спине, и, словно дразня, явился вопрос: а что, если все это вполне реально? Что, если она действительно попала в какое-то небывалое место? Совершенно не похожее ни на одно другое и, вполне возможно, даже враждебное?
— Может, и Стивен тоже здесь? Может, именно поэтому он и не позвонил?
Ханна покачала головой. Почему это не случилось с ней раньше? Неужели она опять опоздала? Но мысль о том, что она может отыскать здесь Стивена, придала ей сил. Еще с минуту постояв на дороге и прикинув, далеко ли до конца этого ущелья, она вздохнула и снова решительно двинулась дальше.
Дорога лениво свернула куда-то в сторону, и вдруг прямо перед Ханной выросли трое мужчин, идущих навстречу. Их внешний вид буквально потряс ее: несмотря на жару, все трое были с ног до головы в черном — черные сапоги, черные узкие штаны, черная длинная, до середины бедра, рубаха, подпоясанная ремнем, и черная куртка из толстой кожи, украшенная тисненым золотым крестом. На поясе у каждого висел короткий нож и нечто похожее на шпагу или рапиру; разницы между шпагой и рапирой Ханна никогда не знала. Она просто представать себе не могла, как же им, должно быть,жарко в таком одеянии, и предположила, как и раньше, что в городе проходит какой-то шутливый праздник в стиле эпохи Возрождения или Средневековья.
— До чего же я рада, что встретила вас, ребята, — сказала она.
Ей казалось, что встретить хоть кого-нибудь на этой высохшей пустынной дороге — истинное благословение Господне, даже если эти люди одеты как герои телевизионного фильма по мотивам романа «Айвенго».
— Вы не знаете, где можно найти «Семь-Одиннадцать» или какой-нибудь супермаркет? Мне нужен телефон-автомат, и еще я бы хотела попить. — Вдруг испугавшись того, как они могут отреагировать на подобные вопросы, Ханна нерешительно прибавила: — И не могли бы вы сказать мне, где мы находимся? Дело в том... Нет, я понимаю, что это звучит глупо, но все же что это там за город? — И она указала в сторону залива.
Все трое уставились на нее, словно утратив дар речи. Ханна, помня, что вокруг никого нет, решила к ним не подходить и стояла на приличествующем случаю расстоянии. Она улыбнулась и стала ждать ответа, но тонкие, почти невесомые щупальца явственной опасности холодком пробежали у нее по спине.
Самый высокий из троих — он был выше своих спутников дюймов на шесть или семь — заговорил первым. Сперва Ханне показалось, что она его просто не расслышала или ветер отнес сказанные им слова в сторону. Но потом до нее дошло, что этот человек говорит на другом языке, на чужом и очень странном языке, какого она никогда прежде не слышала. Язык был гортанный, полный нечетко произносимых согласных и немного напоминал валлийский, когда говорящие на нем жители Уэльса порядком выпьют. Но гораздо интереснее было то, что она этот язык понимала! Да-да, она прекрасно понимала каждое сказанное незнакомцем слово!
«Это же просто сон, ну да, сон! Может, ты просто ударилась головой? Ничего, поспи еще немного и через некоторое время проснешься как ни в чем не бывало».
Немного успокоившись, Ханна осмотрелась, уже вполне готовая увидеть на склонах этих холмов, например, красного жирафа, или кита, читающего комикс, или весь их юридический факультет, одетый исключительно в исподнее агентов секретной службы королевы Виктории.
Слова застряли у нее в горле, когда молодой незнакомец снова заговорил. Странным образом его слова складывались в предложения у нее в голове как бы с опозданием в две-три секунды:
— ... слишком далеко от города, моя сладенькая, — похотливым тоном произнес он. — Здесь тебя никто не услышит.
Мужчины быстро окружили ее. Ханна, растерявшись от неожиданности, застыла на месте, чувствуя, что руки и ноги точно залиты бетоном. Она без борьбы опустилась на землю, а они принялись бесстыдно шарить руками по ее телу, срывая с нее одежду и споря друг с другом, кто будет первым. И тут до нее наконец дошло, что с ней сейчас сделают.
В голове звучал сигнал тревоги: «Вставай! Дай им сдачи!» Но она уже угодила в ловушку, и с этими троими ей одной было, конечно, не справиться. Она даже сдвинуться с места не могла — слишком они были тяжелыми. Слыша обрывки фраз, которыми обменивались насильники, Ханна чувствовала, что ее охватывает паника, однако же, как ни странно, не переставала удивляться тому, что понимает эти грубые, точно топором рубленные слова:
— ... Что за поганая одежка на ней?..
— ... Ты только на эти штаны посмотри!..
— ... Чего там смотреть! Стаскивай их с нее, шлюхи вонючей! Или не можешь?
«Это уже происходит! О господи, это же происходит со мной!.. »
Ханна не раз читала о жертвах насилия, о том, как ставшие его жертвами женщины жалели, что не владеют способами самозащиты, что не взяли с собой молоток, или хотя бы газовый баллончик, или ракету «Томагавк», или бог его знает что еще, но она никогда не принадлежала к тем, кто грозно заявляет: «Уж если такое случится со мной, то я... »
Нет, она просто молила Бога, чтобы с нею этого никогда не случилось. И только теперь поняла, что этого мало.
«Ключи», — вспомнила она вдруг.
Кто-то говорил ей, что ключи могу послужить отличным оружием защиты в случае нападения насильника. Ими можно сильно поранить ему лицо, или изуродовать глаза, или даже продырявить мошонку. Где же ее ключи? Куртку она обвязала вокруг талии, но ключей в карманах куртки точно нет... И тут Ханна вспомнила: она положила их на кухонный стол рядом с недоеденной пиццей в доме № 147 на Десятой улице в Айдахо-Спрингс!
Она пронзительно вскрикнула и, царапаясь, точно дикая кошка, попыталась вырваться. Возможно, ей удалось бы даже выцарапать кому-то глаза... но, к сожалению, у нее никогда не было достаточно длинных или особенно острых ногтей. Ханна Соренсон никогда в этом отношении не следовала моде, и ногти у нее всегда были аккуратно подстрижены и подпилены, так что в качестве оружия не годились.
Она яростно лягалась, громко зовя на помощь и моля о пощаде, пока один из насильников не пнул ее коленом меж ног, отчего низ живота сразу пронзила острая боль, а поясница онемела, точно парализованная. Второй мерзавец мучил ее, больно крутя и сжимая груди.
От боли Ханна невольно подалась вперед, потом вцепилась ему в палец зубами и сжимала их все сильнее, словно хотела вообще этот палец откусить. Вскоре она почувствовала вкус крови. Вдохновленная своими успехами и мечтая о том, как хорошо было бы плюнуть откушенным пальцем в лицо этому подонку, она продолжала вгрызаться все глубже, стараясь прокусить палец до кости.
И насильник действительно вскрикнул от боли, перестал терзать ее груди и попытался вырвать из зубов Ханны свой палец, пока она его и в самом деле не откусила.
— Шлюха вонючая! — завопил он и с силой ударил ее.
Первый удар пришелся Ханне в висок, но она почти не обратила на него внимания, настолько сильной все еще была боль внизу живота.
«Жаль, — подумала Ханна, — что он не сломал мне челюсть или нос, потому что тогда я потеряла бы сознание и самое страшное было бы позади».
Но пик жестокости еще не настал, и этот удар в висок пока что был, пожалуй, самым сильным из нанесенных ей ударов.
Тот, что терзал грудь Ханны, отклонился назад, занося свободную руку для такого удара, который наверняка лишил бы ее сознания, но ей удалось еще сильнее стиснуть зубами его прокушенный палец, и она, чувствуя, как его теплая кровь течет ей в рот, решила ни за что не разжимать зубов.
Но страшного удара так и не последовало.
Первого насильника Черн Преллис ударил с разбегу — тот как раз отклонился назад, чтобы ударить беззащитную девушку в лицо. Перед Ханной на мгновение мелькнуло тело какого-то великана, заслонившее солнце, и она увидела, как он оттащил насильника, ставшего похожим на мешок с болтающимися конечностями — оставив у нее во рту часть его пальца, — на ту сторону дороги и швырнул в канаву. Ханна в ужасе выплюнула отвратительный кусок плоти и нерешительно приподняла голову.
Двое остальных мерзавцев живо скатились с нее, затем неловко поднялись на ноги и поспешили к своему приятелю. Пока Ханна машинально оправляла на себе одежду, застегивая джинсы и натягивая задранную рубаху, она успела краем глаза заметить в канаве мелькание рук и ног; хотя насильников было трое, им, похоже, приходилось нелегко.
Тыльной стороной ладони она вытерла рот и увидела, что рука вся в крови. Ее вдруг затрясло. Сперва задрожали перепачканные кровью пальцы, потом дрожь по руке поднялась к плечу, охватила грудь и спину, волнами сотрясая ее худенькое тело. Ханну душили беззвучные рыдания, горло сильно саднило.
Стараясь не обращать внимания на дерущихся, которые продолжали кататься по земле совсем рядом с нею, она села, поджав колени к груди и уставившись на носки своих кроссовок. Сквозь слезы она видела, что гладкая кожа покрыта бледно-бежевой пылью, и вдруг подумала, что если бы могла до них дотянуться, то написала бы на каждом: «Это только сон». Или: «Дурочка, ты же не Брюс Ли».
Она сидела, обхватив дрожащими руками колени и опасаясь, как бы страшная боль внизу живота не заставила ее снова лечь или, что еще хуже, потерять сознание. Ее в ужас приводила одна лишь мысль о том, что может случиться, если она погрузится в небытие. Ведь ее спаситель, в конце концов, сражается один против троих.
Ханна так сильно прикусила губу, что почувствовала во рту вкус собственной крови, потом оттолкнулась ладонями от грязной земли и заставила себя встать на колени. Перед глазами у нее мелькали какие-то бледно-желтые вспышки; по перепачканному лицу бежали слезы, прокладывая в грязи извилистые дорожки.
Она постаралась сделать несколько медленных, спокойных вдохов и выдохов, и в голове у нее несколько прояснилось. Затем повернулась и стала смотреть, как ее спаситель дерется с насильниками, страшно сожалея, что ничем не может ему помочь. Впрочем, вскоре ее охватило радостное изумление: этот великан, с такой легкостью отшвырнувший того мерзавца, что крутил ей груди, явно одерживал победу. Тела двоих негодяев уже валялись в неестественных, неуклюжих позах на обочине дороги. Третий вскочил ее спасителю на спину, но выглядел при этом почти комично — точно ребенок, вздумавший покататься верхом на свинье. Крепко обхватив своего могучего противника обеими руками за шею, он изо всех сил старался его задушить. Но тщетно.
Ханна видела, что ее избавитель, одной рукой придерживая насильника за оба запястья, не делает при этом ни малейшей попытки оторвать его руки от своего горла. Похоже, он придерживал его просто на всякий случай — вдруг этот акробат расцепит руки и попытается сбежать?
Затем великан свободной рукой схватил своего наездника за загривок, словно желая заставить его сделать довольно неуклюжий кувырок вперед.
Завороженная этим странным зрелищем, похожим на древний ритуальный танец, Ханна почти забыла о боли внизу живота и мучительно ноющих грудях. Она, правда, никак не могла догадаться, что ее мрачнолицый спаситель намерен делать дальше.
«Интересно, — думала она, — как долго он еще будет стоять, удерживая этого типа, который пытается его задушить? »
Затем стратегия великана стала понемногу проясняться. Крепко зажав одной рукой руки своего противника, а другой придерживая его спину, он согнул ноги в коленях, затем вдруг с силой подпрыгнул, перевернулся в воздухе и всем своим весом рухнул на врага, придавив его к земле. Их тела, ударившись о землю, глухо ухнули; этот звук больше всего был похож на взрыв газа, находившегося в баллоне под давлением. Ханна не сомневалась, что третий насильник мертв; никто не сумел бы выжить после такого падения. И ей очень хотелось надеяться, что он, умирая, испытывал страшную боль.
Она так и продолжала сидеть посреди дороги, когда ее спаситель, ловко перекатившись по земле, проверил, не пришел ли в себя кто-то из тех двоих, и рывком поднялся на ноги. Затем он молча подошел к ней и присел на корточки, растопырив ляжки. И Ханна вдруг вспомнила, как во время лекций по естественной истории им рассказывали о жизни и привычках большой серебристой горной гориллы. Этот человек, застыв как изваяние, смотрел на нее так, словно ждал, что она вскочит и попробует убежать. Судя по его одежде, он был из той же труппы актеров, представлявших что-то из времен Средневековья или Возрождения.
— Господи! — громко воскликнула Ханна, вдруг подумав о том, что этот могучий молодой мужчина вполне мог уничтожить остальных, чтобы она досталась ему одному. — Только, пожалуйста, не делайте мне больно! Пожалуйста! — Слезы снова потекли у нее из глаз, и она продолжала умолять его: — Пожалуйста, помогите мне! Я же им ничего не сделала! Я ничего такого им не сказала! Мне просто нужно было позвонить, вот и все.
Она хотела отползти в сторону, но под молчаливым взглядом этого великана ноги отказывались ей повиноваться. Вся дрожа, она подхватила свою куртку и попыталась, обвязав рукава вокруг талии, как-то прикрыть расстегнутые джинсы.
— Только больше не надо, пожалуйста! — снова и снова повторяла она. — Не надо, я больше этого не вынесу...
Черн продолжал молча смотреть на нее. У этой девушки не было ни оружия, ни доспехов, так что вряд ли она была солдатом оккупационной армии. И как ужасно она одета! Она что, пыталась привлечь к себе внимание? Но она казалась ему такой хрупкой, такой беспомощной! И красивая. Очень похожа на ту картинку, которую он однажды видел в подвале у местных повстанцев: запрещенное изображение морской нимфы. Слыхал он и всякие истории о морских нимфах и их магической силе. Они обычно завлекали моряков своей красотой и яркой одеждой, вроде как у этой молодой женщины, а потом заманивали их в морскую пучину или в пасть какого-нибудь кровожадного морского чудовища.
Черн, осторожно протянув к ней свою лапищу, ощупал мягкий материал, из которого были сделаны ее странные бело-желто-синие башмаки. Это были самые невероятные и самые красивые башмаки из всех, какие он когда-либо видел. Наверное, они были бы еще ярче и красивее, если с них стереть эту проклятую пыль. И Черн нежно провел пальцем по носку ее башмака. Но тут же резко отдернул руку, потому что девица вдруг завопила от ужаса и изо всех сил лягнула его прямо в грудь.
Удар этот, разумеется, был ему что слону дробина. Ничуть не расстроившись, Черн встал и даже отошел на несколько шагов, надеясь, что несколько успокоит этим морскую нимфу. Но девушка продолжала кричать, причем это было какое-то странное, неведомое Черну наречие, и он решил, что пора все дальнейшие проблемы, а также выяснение, кто она такая, препоручить Хойту. Он, Черн, свое дело сделал — с насильниками расправился; теперь пусть Хойт возьмет на себя переговоры с этой нервной морской нимфой. Черн огляделся в поисках друга и увидел, что Хойт мирно сидит совсем рядом, на стволе упавшего дерева. Ожесточенно жестикулируя, Черн тут же объяснил ему, в чем проблема, и Хойт спокойно ответил: