Скотт Роберт. Ореховый посох

   — Я знаю, — желая подбодрить ее, сказал Стивен, — он непременно нас нагонит. Должен нагнать. Кто же иначе спасет мне жизнь, когда меня в следующий раз черти куда-нибудь понесут?
   — До чего же я рад, Стивен, — вдруг громко заявил Саллакс и крепко стукнул его по спине, — что ты держишься таким молодцом!
   — Ты тоже держишься молодцом, Саллакс, — ответил Стивен. — Когда я уходил в горы, то сильно беспокоился, чем та история с духом обернется.
   — Все уже прошло, — улыбнулся Саллакс. — Тот проклятый призрак здорово меня ударил, но я от того удара уже оправился. Впрочем, следует быть настороже — вдруг он снова появится. Хотя теперь, надеюсь, ты сможешь его прогнать с помощью своего волшебного посоха.
   Стивен осторожно глянул на Бринн.
   Ну, точно. Что-то явно не так. Да и Саллакс уже не казался ему тем очевидным лидером, тем вожаком, который от самого Эстрада всегда шел впереди них. Гарек, правда, намекнул ему, что Саллакс еще не совсем пришел в себя, хоть и выглядит вполне здоровым, и все-таки тревога не отпускала Стивена.
   С Саллаксом явно творилось что-то необычное. И глаза его смотрели так, словно в нем под человеческим обличьем и внешней веселостью таится дикий и страшный зверь. Казалось, в душе его поселилось некое злобное и мерзкое существо, которое изнутри точит его душу, лишает его разума, а снаружи прикрывается некими разрозненными фрагментами прежнего Саллакса, которые тоже, впрочем, произвольно меняет местами, перекрашивает или полностью обесцвечивает, маскируя все это наигранной мальчишеской веселостью и сердечным смехом.
   Решив подождать более подходящего момента, чтобы обсудить с Бринн душевное состояние ее брата, Стивен сменил тему, предложив:
   — Не желаете ли перекусить? Уверен, вам понравятся приготовленные Лахпом бифштексы. Между прочим, из мяса греттана. И, признаюсь, я уже стал большим ценителем этого блюда.
   Саллакс только усмехнулся.
 

* * *

 
   К рассвету снегопад прекратился, потеплело, снег начал таять, и оказалось, что одеяла и одежда сильно промокли. Стивен решил развести костер и все просушить, пока Гарек и Лахп охотятся, а Бринн и Саллакс крепко спят.
   Во сне Саллакс казался прежним, только, пожалуй, несколько осунувшимся и куда более худым, чем в день их знакомства в Речном дворце. Но лицо его стало более спокойным и гораздо больше напоминало Стивену прежнего, уверенного в себе вожака повстанцев.
   Сквозь деревья Стивен заметил Гарека, который с успехом выполнял свое обещание наловить к завтраку рыбы. Переход через горы закалил молодого ронца, сделал его более суровым и куда меньше расположенным к шуткам и веселью; это был совсем не тот Гарек, что стрелами сбивал яблоки в старом саду на окраине Эстрада. Тогда он казался совсем юным, полным радостного возбуждения перед трудным походом на север, а Марка и Стивена воспринимал как чужеземцев и почти врагов. Впрочем, он почти и внимания-то на них не обращал, развлекаясь в яблоневом саду.
   Но теперь Стивен знал точно: хоть Гарек и кажется полностью сосредоточившимся на рыбной ловле, он тем не менее отлично замечает все, что происходит вокруг. И если кому-то взбредет в голову подкрасться к их лагерю незаметно, ему придется испытать на себе исключительное умение Гарека с одного выстрела попадать прямо в цель. Да и ловля рыбы ради того, чтобы не умереть с голоду, — тоже отнюдь не развлечение. Стивен даже поморщился, увидев, как Гарек выпустил еще одну стрелу, стоя в неглубокой воде. Нет! Пусть он хоть немного развлечется! И пусть ему всегда и во всем везет! Стивену очень хотелось надеяться, что он доживет до тех времен, когда Гарек, веселый и беспечный, снова будет стрелять из своего лука по яблокам в старом саду.
   Несколько раз глубоко вздохнув и набрав полную грудь ломкого утреннего воздуха, Стивен медленно поднялся, осторожно попробовал встать на искалеченную ногу и обнаружил, что стоит на ней уже гораздо тверже. Керлис делал свое дело, и нога быстро подживала. Стивен развесил одеяла на перекладинах шалаша, чтобы немного подсохли, и, соблюдая все меры предосторожности, двинулся к реке, чтобы посмотреть, как Гарек ловит рыбу.
 

* * *

 
   В течение последующих трех дней они шли вдоль реки на северо-запад, к фалканской границе. Стивен, который все еще не мог совершать больших пеших переходов, неохотно позволил Лахпу тащить его за собой на волокуше из сосновых ветвей. Лахп тут же с готовностью взялся за дело и, похоже, ничуть от этого не уставал. Хотя ночами еще здорово подмораживало, дни стояли ясные, солнечные и достаточно теплые, чтобы можно было скинуть плащи и идти в одних теплых рубахах.
   Бринн ни на шаг не отходила от Саллакса. Они часами разговаривали о том, что с ними происходит, куда они идут и как им без Гилмора добраться до дворца Велстар. Эти разговоры с Бринн явно подбадривали Саллакса. Без ее постоянных вопросов, напоминаний и подсказок он быстро терял нить рассуждений, цепляясь за какие-то дурацкие идеи или отрывочные воспоминания, которые казались интересными и смешными лишь ему одному, или вдруг отходил в сторону, забыв, куда они идут, где находятся и зачем держат путь в Малакасию. Никто, правда, не усматривал в этих выходках Саллакса ничего опасного, и все дружно надеялись, что он быстро пойдет на поправку, как только они доберутся до Ориндейла.
   Время от времени Саллакс и впрямь начинал вести себя почти как прежде. Бессвязная быстрая речь его замедлялась почти до нормы, исчезало чрезмерное возбуждение, глаза обретали способность сосредоточиться на том или ином человеке или предмете — но, к сожалению, это довольно быстро кончалось. Бринн прекрасно понимала, что ей придется все же показать брата врачу, и как можно скорее.
   Утром третьего дня пути они добрались до хижины, притулившейся среди деревьев на южном берегу реки. Гарек догадался, что этой хижиной, вполне, впрочем, крепкой и просторной, пользовались трапперы, охотившиеся на пушного зверя здесь, у реки, а также в окрестных горах. Для усталых путешественников это убежище оказалось поистине благословенным; здесь они могли отдохнуть, подлечиться и прикинуть, как им быть дальше.
   Внутри они обнаружили довольно большой запас продовольствия, заготовленного на зиму: сухие фрукты, вяленое и копченое мясо, немало бутылок фалканского вина и даже довольно большой круг знаменитого ронского сыра. Все это было аккуратно сложено в сухой кладовке неподалеку от очага. Гарек предположил, что траппер, которому принадлежит хижина, охотится где-то неподалеку и прибыл недавно, потому что сыр почти не заплесневел, да и вино было разлито в бутылки месяца два назад, не больше.
   Лахп помог Стивену сесть на табурет у покрытого пылью стола, стоявшего посреди комнаты, одновременно служившей гостиной, кухней и прихожей. Небольшой коридор вел в заднюю часть дома, где были еще комнаты. У очага были аккуратно сложены дрова, и Лахп, убедившись, что Стивену вполне удобно, тут же принялся разжигать огонь.
   Бринн выглядела совсем измученной; она тревожилась из-за Саллакса и напряженно ждала хоть каких-то известий о Марке. Стараясь отвлечься, она тут же принялась приводить жилище в порядок: разыскала свечи, вытерла стол, развесила у очага промокшие одеяла и одежду. Время от времени она осторожно поглядывала на Саллакса, который, сидя на полу, перебинтовывал Стивену ногу. Имевшийся у Лахпа запас керлиса подходил к концу, но серон дал понять, что сумеет раздобыть здесь, в долине, еще этих замечательных листьев.
   Стивен уверял, что ноге значительно лучше, и даже пообещал:
   — Несколько дней у теплого очага, и я готов хоть четырехсотметровку пробежать!
   К сожалению, он так и не сумел найти соответствующего этому понятию эквивалента в ронском языке и с грустью отметил, что Саллакс на его шутку никак не прореагировал: то ли вообще ее не заметил, то ли, скорее всего, даже не потрудился понять, что ему говорят.
   Из коридора в комнату вошел Гарек, на ходу прямо из бутылки прихлебывая красное вино.
   — Там, сзади, еще две комнатки с тростниковыми матрасами, в которых, похоже, нет ни клопов, ни блох, — сообщил он. — Но тем, кто будет там спать, лучше свое одеяло подстелить — на всякий случай.
   — Да я рад и тому, что сегодня хоть на голой земле спать не придется, — сказал Стивен. — А на кровать пусть ложится, кто хочет. Мне все равно.
   Бринн подошла к ним, опустилась рядом с братом на колени и внимательно осмотрела ногу Стивена.
   — А ведь и впрямь она выглядит неплохо, — согласилась она, — хотя бегать тебе еще рано. Ты все-таки ложись на одну из кроватей. Тебе сил набираться нужно.
   А Гарек с улыбкой заявил:
   — Можете хоть драться из-за отдельных комнат, а я лично спать буду вот здесь, к очагу поближе. Лягу так близко, чтобы только не обжечься ненароком. А то я уж и забыл, что значит — спать в тепле.
   Бринн испуганно вскинула глаза:
   — А что, если этот траппер вернется?
   — Вряд ли. Я проверял — рядом свежих следов нет. Тогда как сыр еще вполне свежий, значит, он, видимо, ушел всего несколько дней назад.
   — Так может, нам ему денег за постой оставить? — спросил Стивен. — Мы с Марком нашли несколько серебряных монет еще во дворце...
   — Нашли? — насмешливо переспросил Гарек и снова отхлебнул из бутылки.
   — Ну, хорошо, украли. Но я с радостью оставлю их хозяину этой хижины, которая нам, может, жизнь спасла.
   — Отличная мысль, — кивнул Гарек. — Мы щедро отплатим ему за гостеприимство.
   Он протянул бутылку Стивену, который с удовольствием из нее отпил и вдруг вспомнил, что ему с самого начала понравилось фалканское вино. Что он вообще любит вино — любое.
   — Знаешь, Гарек, — сказал он, — если мы выберемся из этой истории живыми, то я попрошу тебя вот о чем: отведи меня на какой-нибудь фалканский виноградник и оставь там на целое двоелуние. Естественно, за мой счет.
   Стивен снова воспользовался английским выражением.
   — Счет? — тут же переспросил Гарек, словно пробуя это слово на вкус.
   — То есть платить буду я.
   — Ха! — усмехнулся Саллакс. — Если платить будет Стивен, то и про меня не забудьте.
   Бринн улыбнулась, слушая их болтовню, — впервые за долгое время они чувствовали себя в относительной безопасности. Радость, которую она испытывала при мысли, что Саллакс в течение нескольких дней будет отдыхать в тепле и покое, портила лишь непрекращающаяся тревога о Марке. Она посмотрела на Стивена, и улыбка сползла с ее лица.
   Стивен понимающе пожал Бринн руку и сунул ей бутылку с вином.
   — Не тревожься ты так, — шепнул он. — Марк теперь вот-вот нас нагонит. Может быть, даже на лыжах или с группой спасателей и собак сенбернаров, поскольку в горах уже снега таять начали.
   Но Бринн шутки не поняла, несмотря на его веселый тон, и осталась безутешной.
   Ближе к вечеру Стивен задремал в кресле у огня, чувствуя, как керлис совершает свой магический исцеляющий танец, проникая в его истерзанную плоть и укрепляя раздробленные зубами греттана кости. Гарек притащил с реки целую связку крупной форели, и все уже предвкушали отличный ужин из жареной рыбы и сушеных фруктов. В хозяйской кладовой обнаружились приличные запасы сухих абрикосов, яблок, темпины и даже груш, а также разнообразных орехов и ягод. Стивен даже приоткрыл один глаз, чтобы сунуть в рот кусочек сушеного яблока, испытав при этом настоящее блаженство.
   Когда ему наконец удалось стряхнуть с себя сон, солнце висело уже совсем низко над западным краем неба. Лахп разжигал огонь в очаге, Гарек чистил форель, а Саллакс смотрел в окно на садившееся за горы солнце. Бринн позвала всех ужинать.
   За окнами быстро темнело, но огонь в очаге весело потрескивал, и, когда все расселись вокруг стола, Стивену вдруг почудилось, что он дома, а эти люди — его семья. И он подумал: несправедливо было бы, если б мы с Марком благополучно вернулись в Колорадо, а их оставили здесь. Ведь здесь их неминуемо ждут страдания! Нет, он постарается убедить Марка вернуться домой, а сам пока останется в Элдарне. Эти люди спасли его, они нежно о нем заботились, они полюбили его как родного. И не будет ему прощения, если он просто сбежит от них, преспокойно будет жить дальше в ином мире и продолжать работать в Первом национальном банке Айдахо-Спрингс! Марк, конечно, будет возражать, но он все равно останется. Он будет защищать их, овладев магией своего орехового посоха, пока его роль во всей этой истории не будет сыграна до конца.
   А чуть позже в дверь хижины тихонько постучался Марк Дженкинс.
 

В ХИЖИНЕ ТРАППЕРА

 
   Сантель Прескам откашлялась, кашель был хриплый, горло саднило; она сплюнула в кусты, наклонилась и признала с досадой: да, мокрота была зеленой.
   — Вот проклятье! — выругалась Сантель. У нее совершенно не было времени болеть. — Если бы я каждый божий день не промокала до нитки в этом чертовом лесу, то и не цепляла бы любую заразу, которую мимо меня носит!
   Два дня. Да, только через два дня она сможет вернуться к себе в хижину, но уж там, пообещала она себе, точно заползет в постель, укроется потеплее и проваляется до самого праздника Двоелуния. А пока что она уныло тащилась по берегу реки; две ловушки затопило паводком, и она, вытащив их из воды, перекинула через седло. Нет, в этом сезоне ей явно не везет. Пора, пожалуй, переставлять ловушки куда-нибудь выше по течению, может, там удастся поймать бобра, выдру или хотя бы мускусную крысу.
   Сантель вытащила из седельной сумки простую зеленую бутылку, вынула пробку и сделала добрый глоток сухого фалканского вина — она, может, и была всего лишь необразованной охотницей на пушного зверя, но в винах толк, безусловно, знала. Прежде чем перебраться на юг, в горы, она мыла бутылки на одной винодельческой плантации в Центральной долине, где и дала себе клятву, что, даже если проживет еще двести двоелуний, не будет пить ничего иного, кроме вин самого лучшего качества. Это обещание стоило ей дорого: она каждый год платила за вино огромным количеством шкурок пушного зверя, однако оправдывала эти расходы тем, что тратила бы не меньше на одежду и прочее барахло, если бы жила в городе.
   — А здесь мне куда нужнее хорошее вино, чем чистая одежда, — сказала Сантель своей лошадке и с удовольствием отпила еще. — Хотя от красивого хрустального бокала я бы, пожалуй, не отказалась. — И она хрипло засмеялась.
   Вино согрело ее, и она почувствовала, что все-таки, наверное, сумеет через два дня добраться до дому, несмотря на довольно сильный жар. Аккуратно заткнув бутылку пробкой, она сунула ее в сумку и только тут заметила, что в зарослях что-то шевелится.
   Сняв с плеча небольшой лук, предназначенный для охоты в лесу, Сантель вложила стрелу и, осторожно обойдя лошадь, спряталась за нее, надеясь, что не привлекла внимания того, кто там промелькнул среди деревьев, чуть выше по склону. Прищурившись, она всматривалась в лесную чащу, но пока больше ничего разглядеть не могла. Она открыла глаза и чутко прислушалась. Ни звука.
   — Что за чертовщина! Или мне померещилось? — горестно вздохнув, шепнула Сантель лошадке.
   Она хотела уже снова закинуть лук за спину, но тут буквально затылком почувствовала, как тот, кто прятался в чаще, пересек тропу у нее за спиной.
   — Великие боги! — воскликнула она, натягивая тетиву.
   Снова что-то шевельнулось — на этот раз справа от нее, потом — слева и чуть выше но склону. Сантель затаила дыхание. Да они тут повсюду! На нее явно кто-то охотится!
   Тщетно пытаясь как следует прицелиться, она попыталась криком вызвать невидимого противника на открытое место.
   — Эй, вы там, выходите! Давайте решим дело как взрослые люди!
   В зарослях опять кто-то завозился — сперва позади лошади, а потом на склоне холма. Сантель присмотрелась внимательнее и почувствовала, как по спине у нее поползли мурашки, а волосы на голове встали дыбом.
   «Они у меня за спиной!» — но поняла она это слишком поздно. И в душе вновь возникла та давно знакомая ей опустошающая душу уверенность, что они следовали за нею по пятам после каждой ее беспечной и, увы, слишком дорогой ошибки.
   Да, таких ошибок она прежде себе никогда не позволяла!
   Сантель резко обернулась, чтобы встретиться с противником лицом к лицу, и с пронзительным криком выстрелила прямо в него. Но враги уже обступили ее со всех сторон.
 

* * *

 
   Марка разбудило яркое солнце, светившее прямо в окно. Он резко оторвал голову от подушки и, приподнявшись, осмотрелся. Где это он? Нервное ощущение грозящей опасности вновь охватило его. Он с тревогой оглядел незнакомую комнату, ища глазами светло-серую полоску, потом, немного успокоившись, вспомнил все, что произошло с ним за последнее двоелуние. Блэкстоун, схватка со смертью, Габриель О'Рейли, долгожданная встреча со Стивеном — воспоминания сменяли друг друга, точно сцены некоего спектакля.
   Но здесь, в безопасности, лежа рядом с Бринн, Марк хотел бы забыть обо всех трудностях и невзгодах, выпавших на его долю. Он был рад, что сама его память старается смягчить этим утром столь тяжкие воспоминания.
   Стараясь не разбудить Бринн, он снова улегся и стал смотреть на нее. Она лежала на боку, спиной к нему, своим правым плечом загораживая от него солнце, и контуры ее тела были, казалось, обведены золотистым ободком. Его спящая возлюбленная в эти мгновения была так прекрасна, что у него перехватило дыхание.
   Марк притянул Бринн к себе; она перевернулась, и солнечный свет, скользнув по ее обнажившейся груди, на мгновение ослепил его. Он провел рукой по ее плоскому мускулистому животу и принялся поглаживать Бринн, как кошку. Все еще сонная, она лениво шевельнулась под его ласковыми пальцами, и он отбросил пышные пряди ее волос, разметавшихся по плечам, открывая грудь. Бринн легонько вздохнула и с закрытыми глазами потянулась к нему. Марк воспламенился мгновенно. А ее нежные ловкие пальцы уже поддразнивали и ласкали его, и он, сгорая от любви, наклонился и прильнул губами к ямке у основания шеи, проведя языком по нежной коже.
   Бринн приоткрыла глаза и улыбнулась.
   — Ждешь разрешения? — прошептала она, проводя рукой по его крепким ягодицам. — По-моему, ты его давно уже получил, а?
   Она потянула его на себя, нежно поцеловала, и Марк совершенно потерял голову. Он просто тонул в ее нежности, которая, точно живительная влага, вливалась в его тело. И когда их неторопливая, почти ленивая любовная игра завершилась вспышкой восторга, одновременно испытанного обоими, он как будто оглох, столь сильным оказалось это надолго захватившее его ощущение.
   Оно оказалось почти столь же неожиданным для него, как и вся минувшая страстная ночь. Марк поморгал глазами, пытаясь приспособиться к яркому свету, заливавшему крохотную комнатку. Бринн, улыбаясь, как довольная кошка, перевернулась на живот, натянула повыше одеяло и, похоже, опять задремала.
   Прошлой ночью они прямо-таки неудержимо рвались навстречу друг другу; их объятия были такими настойчивыми и яростными, что напоминали поединок. Окутанные темнотой, лишь на ощупь чувствуя друг друга, спутав ноги, переплетя пальцы рук так, как насмерть сплетаются корнями деревья, они одновременно достигли наивысшей точки наслаждения, похожего на мощный, внезапно вырвавшийся из-под земли фонтан, и чувства их были тем сильнее и острее, чем отчетливее они сознавали, что чуть не погибли среди этих заснеженных гор.
   Теперь они испытывали необычайное облегчение, ибо наконец-то вновь обрели друг друга, и страх, ибо понимали, что уже утром вновь окажутся перед лицом того зла, которое угрожает разрушить оба их мира.
   Марк не мог даже представить себе, что после такой ночи они смогут вновь испытать ту же страсть, но утро доказало ему, как сильно он их обоих недооценивал. Прошлой ночью они не просто лихорадочно занимались сексом, стремясь хоть ненадолго забыть об этих днях, наполненных тревогой и страхом, и порадоваться тому, что остались живы; нет, прошлая ночь принесла им нечто значительно большее, полностью изменившее их обоих.
   И теперь Марк улыбался, понимая, что все сильнее влюбляется в эту прелестную женщину — да что там, уже влюбился! Он улыбался, потому что прошлой ночью обнимал ее очень крепко, яростно занимался с ней любовью, а потом уснул с нею рядом, в этой вот постели, и утром оказалось, что она никуда не исчезла, что она по-прежнему с ним рядом.
   Реакция Бринн на внезапное появление Марка тоже о многом свидетельствовала. Когда он вошел в хижину, она вскочила с пола, где точила о брусок свой охотничий нож, всех растолкала и с разбегу повисла у него на шее, то плача и утыкаясь куда-то ему за ухо, то заглядывая ему в глаза и словно пытаясь убедиться, что это действительно он, что он больше не исчезнет и не оставит ее одну.
   Охваченная радостным восторгом, Бринн совсем позабыла о ноже, который по-прежнему сжимала в руке, и у Марка то и дело возникала тревожная мысль, что она запросто может отхватить ему ухо или нечаянно пырнуть его в спину. И теперь, глядя ей в лицо, прикрытое упавшими на него густыми светло-каштановыми прядями, он шептал:
   — Ах ты, моя девочка, красавица моя, моя сексуальная маньячка, моя боевая подруга, отлично владеющая клинком!..
   Марк прилег рядом с Бринн, закрыл глаза и тоже слегка задремал, но вскоре сладостная истома сменилась ощущением жестокой реальной действительности, и он окончательно проснулся. Гилмор погиб, Стивен серьезно ранен, с Саллаксом по-прежнему творится что-то странное. И как они теперь доберутся до Ориндейла?
   Накануне они допоздна обсуждали разные варианты решения этой проблемы. Марк поддерживал Лахпа — нужно построить плот и остаток пути проделать по реке. В данный момент это казалось наиболее разумным выходом: Стивен все равно идти не в состоянии — пока что он мог сделать не более двух-трех шагов, — да и остальные не намного здоровее. Несколько дней отдыха в нормальном доме всем пойдут на пользу, а они с Лахпом пока постараются построить более или менее приличный плот.
   Обдумывая все случившееся с ними в последнее время, Марк обнаружил, что все чаще вспоминает Айдахо-Спрингс. Вот сегодня утром ему особенно не хватало горячего-прегорячего кофе, какой подают в кафе «Спрингс». Кофе... Нет, пора позаботиться о том, чтобы привить в Элдарне культуру выращивания этих замечательных бобов!
   Марк осторожно выскользнул из постели и на цыпочках подошел к окну, где стояли умывальный таз и кувшин с водой. Чистая речная вода показалась ему очень холодной, и, плеснув ею в лицо, он едва не вскрикнул. Зато после такого умывания проснулся уже окончательно.
   Прошлой ночью Марк ни слова никому не сказал о том, что О'Рейли предупредил его о присутствии среди них предателя. Саллакс? Да, скорее всего, хотя это и кажется невероятным. Состояние Саллакса несколько улучшилось с тех пор, как Марк в последний раз его видел. Он уже опять начал вести себя, как тот исполненный решимости партизанский вожак, с которым они впервые познакомились еще в Эстраде; он опять говорил уверенно и явно не сомневался в скорой победе над Малагоном.
   И все же в нем явно чего-то не хватало; он изменился — хотя Марк и не мог точно определить, в чем именно это выражается. Разговаривая с другими, Саллакс вроде бы проявлял прежнюю свою силу и напористость, но когда он оставался один, облик его сразу менялся. Марк заметил это случайно, увидев Саллакса сидящим в полном одиночестве у огня; лицо его в эти мгновения было лицом человека, утратившего всякую надежду.
   Призрак говорил, что на время отчасти ослабил убежденияСаллакса, но Марк все же не совсем понял, что именно О'Рейли имел в виду. И в душе своей сейчас он не ощущал присутствия бывшего банковского служащего. К тому же, оглянувшись на спящую Бринн и вспомнив, что под одеялом она совершенно обнажена, Марк решил, что лучше бы все-таки призрак О'Рейли сегодня утром и впрямь находился где-нибудь в другом месте.
   Он еще раз сосредоточился и пришел к выводу, что Габриель к нему так и не вернулся — во всяком случае, он не ощущал присутствия призрака со вчерашнего вечера. Не успел он вечером войти в хижину, как О'Рейли разорвал возникшую между ними мысленную связь и исчез, хрипло шепнув на прощание: «Я потерпел неудачу».
   «В чем ты потерпел неудачу?» — подумал в ответ Марк, но Габриеля О'Рейли уже и след простыл.
   И тут Марка окружили друзья, страшно обрадованные его появлением. Им всем было что рассказать друг другу, в том числе и о смерти Гилмора, и сразу стало понятно, что Гарек чувствует себя ответственным за эту смерть. Он со слезами на глазах рассказывал, как они с Бринн собирали ветки для погребального костра, и Марк наконец понял, откуда над горами взялись эти клубы дыма.
   Завистливо поглядывая на солнечный луч, что крался по укрытому одеялом телу Бринн, Марк натянул насквозь пропотевший грязный свитер и увидел, что свитер висит на нем мешком, так сильно он исхудал. Да и все они исхудали. Хуже всех выглядел, конечно, Стивен. Марк уже успел услышать историю о том, как Стивен сражался с греттанами, — эта история и ему показалась несколько неправдоподобной, хотя он уже начинал привыкать к разным неправдоподобным вещам.
   И все-таки, неужели Стивен умудрился убить этого зверя после того, как потерял сознание? Но как? Лахп твердо заявил: он появился на той поляне тогда, когда Стивен уже разорвал греттана на куски. Что за могучая сила действовала от лица его друга? Возможно, конечно, что странный ореховый посох по собственному почину решил вмешаться и спасти Стивену жизнь, хотя в подобную возможность и трудно поверить.