Скотт Роберт. Ореховый посох

   — Не, не. — Качая головой, он указал Брексан на седельные сумки и жестом велел ей перетащить их к костру.
   — Он, похоже, хочет, чтобы ты еду приготовила, — с облегчением вздохнув, сказал девушке Версен. — Я думаю, они тебя не тронут.
   Брексан робко улыбнулась. Улыбка вышла кривая — щека у нее жутко распухла, один глаз почти полностью заплыл.
   — Ну, когда они обнаружат, что я даже текан толком сварить не умею, то в следующий раз и меня отправят хворост собирать.
   Для приготовления ужина сероны выдали Брексан бледноватую смесь растертых в муку зерен овса, пшеницы, орехов и каких-то трав. Ей нужно было принести воды, вскипятить ее и всыпать туда зерновую смесь, а потом, постоянно помешивая, подождать, пока все это не превратится в кашу. Сероны с аппетитом уминали приготовленную Брексан еду, да и Версен ел с удовольствием. Заметив ее взгляд, он вопросительно посмотрел на нее, отправляя в рот ложку за ложкой.
   — Как ты можешь есть это месиво? — с отвращением спросила она.
   — Разве это месиво? — Версен изобразил крайнее удивление. — Да это же легчайшее суфле из яиц благородных перепелок, над которым ты трудилась несколько авенов!
   — Ох, бычок...
   — Я жутко голоден, — сообщил он ей. — Да и ты, должно быть, тоже. Я, конечно, тебе немного польстил, но, честно говоря, каша вполне съедобная. Во всяком случае, это не какое-нибудь тухлое мясо. Ты бы и сама поела, а? Ты же знаешь — не стоит ходить голодной, когда в том совсем нет нужды.
   Брексан обмакнула палец в кашу, сунула в рот и нахмурилась.
   — На вкус как вода, в которой белье со вчерашнего дня замочено.
   — И все-таки поешь.
   Надув губы, точно недовольный ребенок, Брексан съела свою порцию, но ее чуть не вырвало, когда Версен сунул ложку в котелок и положил ей добавку. Впрочем, она догадывалась: ему не столько хотелось ее накормить, сколько посмотреть, как прореагируют сероны на то, что он кладет ей добавку, не спросив у них разрешения.
   Как ни странно, Карн проворчал что-то одобрительное и жестом разрешил ей есть столько, сколько она пожелает.
   Потом Рала и Карн, сидевшие напротив пленников, вдруг начали ссориться, но сперва Версен никак не мог понять, что вызвало этот спор. Ясно было одно: Рала в чем-то не согласна со своим командиром, а Карн предпочитает с ней спорить, но не прибегать к насилию. Он вообще казался не таким опасным, как Лахп: тот, скорее всего, попросту выдрал бы Ралу за то, что она осмеливается подвергать сомнению его приказы. Версен надеялся, что с этими двумя серонами можно будет поддерживать и не столь натянутые отношения, а потом, улучив момент, бежать. Однако рядом с ними постоянно маячил Хаден, который по-прежнему не исторг из себя ни звука.
   Бурное выяснение отношений между Ралой и Карном закончилось тем, что Рала сердито выругалась и принялась стелить себе постель. Карн, тоже сильно помрачнев, отправился к лошадям и перевел их на другой конец поляны, где было много сочной травы и зеленых кустарников. С пленниками никто из серонов не разговаривал и, похоже, не обращал на них внимания.
   — Если и дальше так пойдет, то нам наверняка сбежать удастся, — не глядя на Брексан, прошептал Версен.
   — Похоже, им, в общем-то, не до нас, — кивнула Брексан.
   — Вот именно, только я не совсем понимаю почему.
   — Может, им все равно, сбежим мы или нет? Ведь ясно же, что у нас нет того ключа, о котором ты говорил. — Брексан подтянула колени к груди и осторожно положила на них голову.
   — Именно поэтому они пока и держат нас при себе, — сказал Версен. — А вот если они поймают Гилмора, то действительно убедятся, что ключа ни у кого из нас нет, и тогда...
   — И что будет тогда?
   — Тогда они, скорее всего, Гилмора убьют, а остальных станут пытать.
   — И нас тоже?
   И Версен, даже не пытаясь смягчить ответ, сказал:
   — Этот со шрамом... наверняка нас прикончит. Спустилась ночь. Хаден, подбросив в едва тлеющий костер последнюю охапку дров, завернулся в одеяло и закрыл глаза. Рала дремала, прислонившись к стволу соседнего дерева; Брексан видела, что голова этой воительницы все сильнее клонится на грудь. Один Карн еще продолжал бодрствовать. Он еще целый авен, наверное, возился с дубовой веткой, кинжалом очищая с нее кору и напевая себе под нос нечто на редкость немузыкальное. Наконец он кивком велел пленникам тоже ложиться спать и, шаркая ногами, поплелся к своей постели.
   Несмотря на усталость, спать Брексан совершенно не хотелось, но она притворилась, будто уснула — закрыла глаза и стала дышать ровно, размеренно. Убедившись, что все сероны спят, она тихо спросила у Версена:
   — Что же это они? Ведь они, должно быть, понимают, что мы запросто убежать можем.
   Собственный побег представился ей так ярко и живо, что она вздрогнула, уверенная, что и сероны услышали ее слова.
   — Я тоже ничего не понимаю. — Голос Версена звучал неуверенно. — Но нам все же придется рискнуть. Ты бери Ренну, а я прихвачу сумки Карна.
   — Нет! — испуганно и слишком громко воскликнула Брексан. И тут же испуганно понизила голос: — Не бери, ты их разбудишь. Давай просто уедем. А еду мы себе завтра и сами какую-нибудь найдем.
   Версен нахмурился, но потом согласно кивнул, и они вместе подползли к тому дереву, у которого была привязана Ренна. Брексан осторожно распутала кожаные поводья, намотанные на ветку, а Версен тем временем оседлал кобылу, стараясь все делать очень тихо и не звенеть стременами.
   Брексан потрепала лошадь по шее и прошептала ей на ухо:
   — Ты уж, пожалуйста, веди себя как можно тише, Ренни. И мы попробуем отыскать твоего Гарека.
   Версен вскочил в седло и протянул Брексан руку, помогая сесть сзади. Руку девушки он выпустил не сразу.
   — Гарек тоже так всегда ее называл.
   — Ренни?
   — Да. И, похоже, ты во время своего путешествия приобрела еще одного друга.
   Брексан в ответ только крепче прижалась к его спине.
   Версен тронул кобылу пятками, и они, стараясь двигаться как можно тише, выехали на тропу. Ренна, похоже, отлично поняла, что им нужно поторапливаться и ехать как можно тише, и ступала легко, несмотря на двух седоков.
   Когда тропа свернула на восток, Версену показалось, что побег полностью удался, и сердце у него радостно забилось. Он оглянулся на покинутую стоянку: никто из серонов даже не пошевелился. Оставшиеся у малакасийцев лошади не шли ни в какое сравнение с Ренной, но все же вдвоем скакать на ней в полную силу было опасно: она могла слишком быстро устать, и Версен решил пока что просто отъехать как можно дальше от стоянки, ибо с каждым шагом их шансы на спасение увеличивались.
   Однако не успели они проехать и пятидесяти шагов, как Версен понял, что вокруг что-то не так. Услышав какие-то слабые шорохи в зарослях вдоль тропы, он натянул поводья и остановил Ренну.
   — В чем дело? — шепотом спросила Брексан. — Нам нельзя останавливаться.
   — Помолчи-ка, — остановил ее Версен. — Ты это слышишь?
   — Это же просто ветер!
   — Да ветра-то как раз и нет!
   И Версен почувствовал, как напряглись руки девушки. Кажется, она опять превращается в солдата, с усмешкой подумал он. Вон уже и драться готова. А еще трусливой себя считает!
   Он всматривался во тьму, пытаясь понять, что же заставляет трепетать листву на корявых горных дубках.
   — А может, это просто птица? — предположила Брексан, но стоило ей произнести эти слова, как выглянула бледная луна, и ее лучи, пробившись сквозь густые сосновые ветви у них над головой, высветили какое-то странное дерево, которое сперва вздрогнуло, как живое, потом вдруг съежилось и усохло, став меньше ростом.
   — Вот черт! — Версен в сердцах сплюнул. — Так у них с собой алмор! Теперь понятно, почему их ничуть не заботит, попытаемся мы сбежать или нет.
   — Я думала, алмор за твоими друзьями пошел, — вздрогнув, прошептала Брексан.
   Увидев, как от соседнего дубка осталось одно воспоминание, она уже вовсе не стремилась к побегу.
   — Наверное, он тут не один, — вслух размышлял Версен. — Кто знает, сколько таких демонов способен наслать на нас Малагон? Или, может, еще каких-то?
   — А что, если нам попробовать от него убежать? В другую сторону?
   — Никуда мы от него не убежим. Алморы слишком быстро передвигаются. Он сразу схватит Ренну, и тогда мы окажемся пешими и совершенно беззащитными.
   Словно читая их мысли, алмор вытянул к ним бледную светящуюся конечность, похожую на щупальце. Это светящееся щупальце, резко выделявшееся на фоне темной растительности, выглядело как предупреждение: «Поворачивайте назад!»
   Развернув Ренну, они быстро вернулись в лагерь, привязали кобылу к тому же дубку и снова улеглись. Карн и Рала по-прежнему крепко спали, и Рала даже довольно громко похрапывала. Карн лежал на спине, закинув за голову руки, и словно кому-то сдавался во сне.
   Брексан снова свернула из своего плаща некое подобие подушки и хотела уже, закрыв глаза, забыться сном, чтобы не думать об этой ночи, о своем пленении и о сидевшем где-то в глубине души страхе, когда вдруг заметила, что Хаден, лежавший по ту сторону костра, не спит и пристально на нее смотрит. Увидев, что по лицу серона блуждает мерзкая усмешка, Брексан внутренне содрогнулась и до самого рассвета не могла уснуть. Лишь когда предрассветное небо слегка посветлело, усталость сморила ее, подарив короткий сон.
 

ЮЖНЫЕ СКЛОНЫ ГОР

 
   Утро в Блэкстоунских горах принесло дождь. Холодный, моросящий, он насквозь пропитал плащи и рубахи, и все промерзли буквально до костей. От сырости колено у Гарека сильно распухло; хотя рана уже подживала — несмотря на то, что передохнуть хоть немного он категорически отказался, — такая погода была ему явно во вред. Он вспомнил, как вывихнул коленку, прыгнув с утеса в омут Данаи, когда спасался от огромного свирепого греттана. Как же давно это было!
   Гарек даже глазами от удивления захлопал: выходит, тот день как раз и был началом всех этих испытаний? Тогда он, вернувшись домой, обнаружил там солдат, которые всех их долго допрашивали. А потом, тем же утром, солдаты избили Джеронда, который и потом их не нагнал. Гарек очень опасался, что Джеронда убили. Намонт и Мика погибли. А Версен бесследно исчез...
   Гареку очень хотелось верить, что Версену все-таки удалось спастись — удрать верхом на Ренне. В таком случае он, наверное, попытается отыскать другую дорогу на запад, через перевал. Но сейчас все подобные надежды уже казались Гареку тщетными.
   Пытаясь найти проход меж самыми южными горами Блэкстоуна, они с трудом ползли по скользкому склону, выбрав себе в качестве тропы узкое ложе ручья, берущего начало в леднике на вершине, так что идти им порой приходилось по колено в ледяной воде. И все они с головы до ног были покрыты толстым слоем жидкой грязи.
   Гарек был замыкающим. Он изо всех сил, несмотря на поврежденную ногу, старался не отставать от остальных. Чтобы отвлечься от постоянной боли, он все время размышлял над тем своим сном, пытаясь понять, что именно хотел сказать ему Лессек. Гилмор все твердил, что смысл этого послания со временем непременно станет ему ясен, но Гарек все же опасался, что, будучи не в силах разгадать это сновидение-загадку, может навлечь беду на своих спутников.
   С трудом преодолевая подъем и вновь соскальзывая вниз, шепча ругательства и проклятия, тщетно пытаясь хоть немного содрать с одежды присохшую к ней корку грязи, они продолжали путь. Гарек страшно тосковал по родному дому, по долгим вечерам у очага, когда за ужином до отвала наешься жареного мяса с картошкой и сочными овощами. Его отец всегда сам пек хлеб, и аромат свежеиспеченного хлеба проникал в каждый утолок дома, чувствовался повсюду на ферме. Этот чудный аромат словно говорил: «Здесь каждому гостю рады».
   Он бы с удовольствием выпил с сестрами домашнего красного вина или холодного эля из бочек, что хранятся в погребе, они всласть поболтали бы, посмеялись... Разве есть в Элдарне место лучше родного дома? И Гарек, прижимаясь к щеке очередной горы, все полз вперед, стремясь сразиться с непобедимым противником, но каждая клеточка его существа мечтала об одном: вернуться назад, домой, вновь с головой уйти в мирную, спокойную и такую предсказуемую, такую знакомую и безопаснуюжизнь на ферме.
   И вдруг он снова отчетливо вспомнил тот сон. Ту молодую женщину, совершенно обнаженную и такую прекрасную, так что он даже посмотреть на нее боялся. А что, если она знала, что он смотрит на нее и не может глаз от нее оторвать, в душе страстно ее желая? И ее безумного любовника он тоже вспомнил: тот дико кричал, словно отгоняя видимых лишь ему одному демонов, круживших над ним.
   Удалось ли им зачать нового короля или королеву Элдарна?
   Если пересохнет река Эстрад, если земля потрескается и сгорит от засухи, ему, Гареку, никогда больше не видать счастливой жизни на ферме. Ведь если погибнет сама Рона, то больше не будет ни семейных праздников, ни шумных приготовлений к ним, которые занимают целый день и заканчиваются долгим ночным пиром, вкусной едой и питьем, веселыми танцами.
   Именно поэтому он и продолжает идти на север. Именно поэтому страдает от холода и дождей, чувствует себя таким жалким и несчастным. Но ему хотелось бы знать: придется ли ему самому убить Малагона, чтобы спасти Рону? Придется ли ему самому умереть?
   Гарек не так легко раскрывал душу и говорил о своих чувствах, как оба этих чужеземца, но, как и Стивен, испытывал поистине адские душевные муки, когда ему приходилось убивать людей. Он был мастером своего дела; стрелы его почти всегда без промаха попадали в цель. Но он слишком часто представлял себе, какую боль испытывает при этом его противник — острую, прожигающую насквозь, как огонь. Поэтому Гарек тщательно обдумывал каждый такой выстрел, сожалел о каждой выпущенной в человека стреле, прекрасно, впрочем, понимая, что должен как-то умерить свои сожаления, если хочет остаться в живых.
   «Но это только пока все не кончится, — пообещал он себе, — пока Элдарн не станет свободным».
   И поклялся, что, если победа будет за ними, он непременно отыщет какой-нибудь способ вымолить прощение за совершенные им злодеяния. Он легко мог себе представить, в какой ужас пришли бы его сестры, узнав, что их милый братец превратился в безжалостное орудие убийства. Стивен, правда, сумел найти в себе мужество, чтобы тоже отлично с этим справляться, однако он убивал врагов с помощью невесть откуда взявшейся магии — с помощью своего волшебного посоха. А у Гарека не было подобных мистических оправданий. Он сходился с противником лицом к лицу, на равных, но из боя всегда выходил без единой царапины. Он представлял собой, возможно, самое опасное оружие, каким обладали ронцы, ибо служил примером того, каким может стать каждый, кого слишком долго подвергали гнету и мучениям. Да, он был вынужден стать таким и, ненавидя убийство, убивал куда чаще, чем все те, кого он знал.
   «Так, может, поэтому меня стали преследовать видения жутких призраков? — думал Гарек. — Может, поэтому души тех, кого я убил, будут теперь вечно вставать передо мной, поселятся в моих любимых лесах, вытеснят меня из лучших охотничьих угодий? »
   И он, плывя по волнам своей памяти, снова и снова видел перед собой тех духов, которые, скрывая лицо, все скользили меж деревьев в Запретном лесу.
   Гарек надеялся, что время даст ему ответы на все эти вопросы, и понимал: сейчас нужно постараться изгнать из головы подобные мысли и просто идти вперед, даже ногтями, если придется, цепляясь за скользкую землю.
   Но, вглядевшись в чащу леса, Гарек с изумлением увидел, что один особенно упорный призрак из его сновидения по-прежнему идет с ним рядом, скрываясь за молодыми сосенками. Гарек даже глаза закрыл и потряс головой, но призрак никуда не исчез, продолжая следовать за ними.
   — В чем дело? Что там такое? — заметив, что Гарек остановился, крикнула Бринн.
   Остальные тоже остановились и стали всматриваться в лес сквозь пелену дождя.
   Гарек указал туда, где прятался призрак, и прошептал:
   — Там один из тех духов, которых я видел во сне!
   — О, великие боги! — вскричал Гилмор и решительно двинулся к сосняку. — Эй, — велел он бесплотному соглядатаю, — стой, где стоишь!
   Стивен и Марк лишь успели с изумлением переглянуться, и Стивен тут же поспешил следом за старым магом.
   — Кто это, Гилмор? — спросил он, нервно сжимая в руке ореховый посох.
   — Не знаю. Но он, похоже, давно уже следит за нами.
   — А поговорить ты с ним можешь?
   — Я как раз и собирался поговорить с ним. — И, поискав призрака глазами среди густых молодых сосенок, Гилмор раздраженно прибавил: — Если только удастся заставить его хоть немного постоять на месте.
   — Ты думаешь, это Малагон его сюда прислал? Как тех серонов и греттанов?
   — Не знаю... — Гилмор с поразительной быстротой нырнул в заросли, явно рассчитывая выгнать призрака на открытое место. — Не похоже, чтобы он хотел причинить нам вред. Во всяком случае, пока не похоже.
   Такие хорошенькие сосенки примерно в человеческий рост часто продают в Колорадо в качестве рождественских елок, думал Стивен, но эти заросли скорее походили на какой-то фантастический лабиринт из совершенно одинаковых деревьев-клонов, которые, словно сговорившись, заставляли людей двигаться точно друг за другом на расстоянии в полшага. Пока Гилмор шарил за соседней сосной, Стивен свернул чуть в сторону и неожиданно наткнулся прямо на призрака. Гилмор же, как назло, мгновенно исчез, словно сквозь землю провалился.
   — Господи! — вырвалось у Стивена, и он угрожающе поднял ореховый посох.
   Но нападения не последовало. Дух завис над землей, и Стивен отчетливо видел теперь его голову, плечи, торс, ноги, но стопы и кисти рук были невидимы и как бы отсутствовали. Возможно, эти части тела в загробной жизни были совершенно бесполезны. Стивен, застыв от изумления, смотрел, как тело призрака по краям расплывается даже от дуновения легчайшего ветерка, точно дым из трубки Гилмора. Он и не заметил, как старый маг подошел к нему сзади, и, подскочив от неожиданности, воскликнул:
   — Ты же только впереди был! Когда это ты умудрился меня кругом обойти?
   — Не важно, — отмахнулся Гилмор, пристально глядя на призрака. Стивен голову дал бы на отсечение, что старый маг далеко не впервые гоняется по лесу за подобными существами.
   Благодаря присутствию Гилмора уверенности у Стивена прибавилось, и он принялся более внимательно изучать духа. Особенно бросилась ему в глаза одна деталь в облике этого странного создания, которая сперва была как бы не в фокусе, и лишь потом до него дошло, что именно он видит перед собой.
   — Это же пряжка с надписью «БАС»! — воскликнул он в страшном возбуждении. — «Банк Айдахо-Спрингс»! Я ее сразу узнал! В нашем банке такими когда-то давно награждали особо выдающихся сотрудников. Теперь я понял, чей это дух! У нас в зале его фотография висит. Он был одним из первых банковских кассиров и менеджеров.
   Не успел Стивен произнести эту фразу, как дух исчез, весьма неспешно, даже торжественно проплыв над землей и растворившись в пелене дождя.
 

* * *

 
   Лагерь они устроили под защитой скалистого выступа; убежище было так себе, но лучшего они найти не сумели. Все устали до предела, но на хороший отдых никто даже и не надеялся: трудно нормально выспаться в мокрой одежде и под мокрыми одеялами. Разжечь костер Гареку тоже не удалось, так что друзья поужинали всухомятку.
   А вот Гилмор все же сумел раскурить свою трубку, и Марк все удивлялся, как это старому магу удалось сохранить свой табачок сухим. Стивен только слегка улыбнулся и пожал плечами, когда Марк сперва указал ему на трубку Гилмора, а потом на подмокший трут и сочащуюся влагой охапку хвороста, которую Гарек тщетно пытался поджечь.
   Гилмор, заметив эту пантомиму, усмехнулся и сухо заметил:
   — Даже если я и разожгу костерок, он все равно очень скоро погаснет — слишком сильный идет дождь.
   Все были настолько измотаны усталостью и переживаниями, что разговаривать никому не хотелось. Даже Гарек, промаявшись еще почти два авена в холоде и сырости, забылся наконец неспокойным сном, когда остальные давно уже крепко спали.
   Перед самым рассветом Стивен внезапно проснулся. Дождь наконец прекратился, и вокруг стояла мертвая тишина. Окутанная тяжелым влажным покрывалом тумана, промокшая насквозь щека горы казалась черной и зловещей, как поверхность только что зарытой могилы. Деревья застыли, как надгробные изваяния; в небесах горели незнакомые звезды. Стивен лежал и молча смотрел на них, потом медленно сел и увидел, что на самом краешке сухого пространства под утесом притулился, сгорбившись, бледный призрак одного из самых первых сотрудников банка, созданного Лоуренсом Чэпменом.
   Стивен не сумел вспомнить имени этого человека, но достаточно хорошо помнил его фотографию, так как часто на нее смотрел, восхищаясь его старомодным одеянием и особенно огромной пряжкой на ремне с выпуклыми буквами «БАС». И сейчас эти буквы тоже были отчетливо видны. Они прямо-таки смотрели на него.
   Стивен украдкой подвинул поближе свой ореховый посох, готовясь к возможной схватке с очередным монстром, которому самое место в потустороннем мире и которого вообще не должно было бы существовать, но призрак и не думал ему угрожать. Напротив, его расплывчатые черты вдруг обрели четкость, и Стивену показалось, что это невероятное существо хочет что-то ему сказать. Губы призрака безмолвно шевелились, но прочесть что бы то ни было по его губам Стивен не сумел.
   — Марк, проснись, — тихо, но настойчиво прошептал он, но Марк даже не пошевелился. — Гарек! — Стивен даже слегка подтолкнул молодого ронца концом своего посоха, но и тот тоже не проснулся. — Да что же это такое? — вслух спросил Стивен и вдруг догадался: — Так это твоя работа?
   Призрак кивнул.
   — Немедленно прекрати! — рассердился Стивен. — Оставь их в покое, слышишь? — Он встал, держа в руках ореховый посох. — Иначе тебе придется иметь дело со мной. — Втайне он надеялся, что его угроза подействует, хотя понятия не имел, отзовется ли волшебный посох на его призыв о помощи еще раз или нет.
   Но призрак, не обращая внимания на его слова, продолжал о чем-то ему рассказывать.
   Стивен вопросительно посмотрел на призрачное существо:
   — Ну, ладно, ты, похоже, не причиняешь моим друзьям никакого зла. Но я все-таки не понимаю, что именно ты хочешь мне сказать. Ты что, тоже стал жертвой Нерака?
   Печальный и почти прозрачный, бывший банковский кассир снова кивнул, и лицо его странным образом затуманилось, став почти неразличимым. Глядел он при этом куда-то вдаль, Стивену через плечо. Потом он старательно произнес какую-то фразу, явно очень для него важную, и исчез в ночи.
   Глядя, как призрак растворяется в предрассветных сумерках, Стивен вдруг услышал за спиной шаги. Резко обернувшись, он поднял перед собой посох, словно защищаясь от неведомой угрозы, и вгляделся в темноту. Это был Саллакс. Стивен с силой выдохнул воздух; сердце стучало так, что было трудно говорить.
   — Сукин ты сын, Саллакс! — прошипел он по-английски. — Как же ты меня напугал!
   — Стивен? — Саллакс, казалось, был удивлен тем, что кто-то услышал, как он подходит к лагерю. — Ложись и спи.
   Судя по тому, что Марк и Гарек снова стали ворочаться во сне, заклятие призрака больше не действовало, и Стивен догадался, что сегодня он этого духа больше не увидит. Впрочем, сна у него теперь не было уже ни в одном глазу. Он скинул с себя влажное одеяло и попытался разжечь костер. Роясь под скалой в поисках хоть какой-нибудь относительно сухой растопки, он все не мог успокоиться; его мучил вопрос: куда это ходил Саллакс? Набравшись смелости, он все же решил спросить и уже повернулся к нему, но оказалось, что могучий ронец уже спит мертвым сном.
 

* * *

 
   Проснувшись на заре, Гарек сразу вскочил и отправился дальше по тропе, не дожидаясь остальных.
   — После такого дождя тут должно было собраться немало всякого зверья — здешние животные всегда под скалами и среди камней себе убежища ищут, — сказал он, закидывая за спину оба своих лука-близнеца. — Посмотрим, не удастся ли кого-нибудь вспугнуть и подстрелить.
   И прежде чем Саллакс или Гилмор успели его остановить, он исчез.
   Поднявшись всего на пару сотен шагов выше их стоянки, Гарек услышал, как какое-то животное, похоже олень, пробирается сквозь подлесок, и неслышно скользнул в ту сторону, чувствуя себя кем-то вроде невидимого и смертоносного призрака. В это утро все чувства его были странно обострены — видимо, из-за голода и усталости. Он низко пригнул голову, почти касаясь лицом раскисшей земли, и затаил дыхание, стараясь не шевелиться и не привлекать к себе внимания. Кожа его в ярком утреннем свете казалась чересчур светлой для этого леса. Даже обыкновенная белка могла, испугавшись, своим верещанием предупредить всех об опасности, и тогда олень наверняка бы удрал. А Гарек отлично понимал, как им сейчас нужно поесть мяса. Ему казалось, что он даже запах приближающегося животного чувствует.
   Он осторожно выдохнул и уверенно прицелился. Когда его стрела глубоко вонзилась в грудь животного, он был уверен, что успел заметить в глазах оленя откровенный ужас. Но у бедного животного не было ни малейшего шанса на спасение; он сделал шаг, споткнулся и рухнул в густой подлесок, один раз громко и хрипло вскрикнув. Потом по телу его пробежала предсмертная дрожь, и он затих.
   А Гарек, как всегда, был охвачен смешанным чувством сожаления и восторга. Приносящий Смерть нанес очередной удар. Он встал, стряхнул с себя землю и сухие листья и пошел к убитому животному.