Страница:
всем народам вера в подобного рода предметы. Внушить такую веру и они,
конечно, были бы не прочь, если бы только могли, а если бы не внушили, то не
могли бы, по крайней мере, удержаться от зависти. Итак, пусть же смиряться
перед Тем, Кто сделал это; пусть, отбросив любопытство и пустое тщеславие,
поймут, какое различие существует между штатскими гаданиями немногих и
очевидным спасением и исправлением народов. Ведь, если бы ожили те, именами
которых они так величаются, и увидели, что храмы полны, а капища опустели,
род же человеческий от временных и преходящих благ призывается и стремится к
упованию на вечную жизнь и к благам духовным и разумным, то они (если только
они были такими, какими их представляет воспоминание) по всей вероятности
сказали бы: "Вот то, в чем убедить народы мы и не мечтали; мы скорее
уступали их привычкам, чем обращали в свою веру и подчиняли своей воле".
Итак, если бы те философы могли снова очутиться среди нас, они бы
поняли, чьим авторитетом люди так легко убеждены, и после небольшой перемены
своих слов и воззрений сделались бы христианами, как поступили весьма многие
платоники недавнего и нашего времени. Если же они этого не признали бы и не
сделали, оставаясь пребывать в гордости и зависти, то я не знаю, могли ли
они, преданные такой нечистоте и удерживаемые такими путами, стремиться к
тому, что, как сами же говорили, должно быть предметом исканий и желаний.
Ибо не знаю, были ли заражены такие люди еще и третьим пороком, а именно: с
любопытством расспрашивать демонов, каковым более всего удерживаются от
христианского спасения те, против которых направлена настоящая речь, т.е.
язычники, потому что порок этот слишком уж детский.
5. Но каково бы ни было тщеславие философов, нетрудно понять, что у них
не следует искать религии, поскольку они вместе с народом принимали одни и
те же священные обряды, а в своих школах, в присутствии того же народа,
громко высказывали о природе своих богов и о высочайшем благе различные до
противоположности мнения. Если бы один только этот порок был устранен
христианской религией, то и в этом случае никто не должен был бы спорить,
что учение это заслуживает неизреченной похвалы. И действительно,
отступившие от нормы христианства многочисленные ереси служат
свидетельствами, что мыслящие и других старающиеся учить о Боге Отце, Его
мудрости и Божественном Даре иначе, чем так, как этого требует истина, не
допускаются у нас к общению в таинствах. Мы веруем и учим, что относительно
этой сущности человеческого спасения иной философии, т.е. занятия мудростью,
и иной религии не существует, так как те учения, которых мы не одобряем, к
общению с нами в таинствах не допускаются.
. В этом отношении меньше заслуживают удивления те, которые захотели
отличаться от нас и в обряде своих таинств, как, например, какие-то
серпентины (офиты), манихеи и некоторые другие. Но больше заслуживают нашего
внимания и упоминания те, которые совершая те же самые таинства, но отступая
в учении, предпочли отстаивание своих заблуждений благоразумному их
исправлению, и которые, будучи отлучены от католического общения и от
участия в таинствах, получили свои особые названия и составил и свои особые
не только в словах, но и в суевериях толки; таковы фотиниане, ариане и
многие другие. Иное дело -- те, которые произвели расколы. Они могли бы
оставаться на гумне Господнем, как мякина, до дня последнего провеивания,
если бы, по крайнему легкомыслию, не поддались надмению гордости и не
отделились от нас добровольно сами. Что же касается иудеев, то хотя они и
поклоняются единому всемогущему Богу, но ожидая себе от Него одних только
временных и видимых благ, не захотели в собственных своих писаниях, по
крайней беспечности, заметить возникающих из уничижения начатков нового
народа, и, таким образом, остались ветхим человеком. Если все это так, то ни
в запутанных воззрениях язычников, ни в плевелах еретиков, ни в вялости
раскольников, ни в ослеплении иудеев не следует искать религии, а только у
тех, которые называются христианами католическими (кафолическими) или
православными, т.е. сохраняющими чистое и исповедующими правое учение.
6. Эта католическая, широко распространенная по всему миру Церковь
пользуется всеми заблуждающимися как для собственного своего приращения, так
и для их исправления, если бы они захотели пробудиться от своего сна. Она
пользуется языческими народами как материалом для своего действования,
еретиками -- для доказательства своей твердости, иудеями -- для
сравнительного указания своей красоты. Одних она призывает, других
исключает, третьих оставляет, четвертых превосходит, но всем дает
возможность участвовать в Божественной благодати, должны ли они быть
образованы, или преобразованы, или опять приняты, или же вновь допущены.
Плотских же своих, т.е. живущих и мыслящих по плоти, она терпит как мякину,
под которой на гумне остаются в большей безопасности зерна, пока не
освобождены бывают от этого прикрытия. Но так как на гумне этом каждый
бывает добровольно или мякиной, или зерном, то грех или заблуждение
кого-либо терпится дотоле, пока грех не встречает обвинителя, а заблуждение
не отстаивается с дерзким упорством. Будучи же исключены из Церкви, такие
люди или возвращаются к ней через покаяние, или под влиянием возвращенной
свободы погрязают в непотребстве, для назидания нас в осмотрительности, или
производят раскол для упражнения нас в терпении, или порождают какую-нибудь
ересь для испытания и обнаружения нашей рассудительности. Такова судьба тех
плотских христиан, которых невозможно бывает исправить или терпеть в церкви.
Божественный промысел часто попускает изгонять из христианского
общества даже людей добрых, из-за некоторых крайне бурных возмущений
плотских людей. Если этот позор свой или свою обиду они будут переносить
ради мира Церкви вполне терпеливо и не будут производить никаких ни
раскольнических, ни еретических нововведений, то будут служить для людей
поучительным примером, с какой истинной преданностью и искренней любовью
должно служить Богу. Такие люди или надеются снова возвратиться в Церковь,
когда утихнет буря, или же, если это оказывается невозможным вследствие ли
того, что смута еще продолжается, или того, что с их возвращением может
вновь возникнуть нечто подобное, они остаются при желании быть полезными для
тех самых, смуте и настроению которых они уступили, воздерживаясь от всяких
раскольнических скопищ и до смерти защищая ту веру, которая, как они знают,
проповедуется в католической Церкви, и представляя собой живое за нее
свидетельство. Таковым в тайне уготовляет венец Отец, видящий тайное. Такого
рода люди редки, однако и в примерах нет недостатка; их даже больше, чем
можно подумать. Таким образом, Божественный промысел пользуется всякого рода
людьми и примерами для врачевания душ и созидания нового народа.
7. В виду этой цели, любезнейший Романиан, высказав несколько лет тому
назад обещание изложить тебе свои мысли об истинной религии и полагая, что
теперь пора это сделать, я, в силу любви, которой с тобой связан, не могу,
после таких с твоей стороны настоятельных упрашиваний, оставаться
нерешительным и откладывать свое обещание на потом. Итак, после того, как
опровергнуты и те, которые ни при священных обрядах своих не философствуют,
ни философствуя не освящаются, и те, которые, надмеваясь или ложным мнением,
или некоторой злобой, отступили от нормы и общения католической Церкви, и,
наконец, те, которые не хотят иметь света священных писаний и благодати
духовного народа, т.е. того, что называется Новым Заветом; словом -- все те,
о которых я вкратце упомянул, мы должны крепко держаться христианской
религии и общения с той Церковью, которая есть церковь католическая, и
католической называется не только своими, но даже и врагами. Ибо и сами
еретики, а также и последователи расколов, когда говорят не только со
своими, но и с посторонними, волей-неволей католическую Церковь называют не
иначе, как католической. Ибо они не могут быть и поняты, если только не
будут отличать ее тем именем, каким она называется во всей вселенной.
Сущность этой религии, которой мы должны следовать, составляют история
и пророчество о Божественном домостроительстве спасения человеческого рода,
долженствующего быть преобразованными и приготовленным к вечной жизни. Коль
скоро это будет предметом нашего верования, образ жизни, согласный с
божественными заповедями, очистит ум наш и сделает его способным к познанию
духовных предметов, которые суть предметы не прошедшие и не будущие, а вечно
и одинаково пребывающие и не подверженные никакой изменяемости, т.е. к
познанию самого единого Бога Отца, Сына и Духа Святого Познав сию Троицу,
насколько знать это дано нам в настоящей жизни, мы, нимало не колеблясь,
признаем, что всякая разумная, духовная и телесная тварь, насколько она
существует, свое бытие и свои вид имеет от этой творческой Троицы и
управляется ею в совершеннейшем порядке; причем это нужно понимать не так,
что одну часть творения создал Отец, другую -- Сын, а третью -- Дух Святой,
а так, что и все вместе, и каждая природа в отдельности созданы Отцом через
Сына в даре Духа Святого, Ибо всякая вещь, назовем ли мы ее субстанцией, или
сущностью, или природой, или же другим каким-нибудь термином, одновременно
имеет в себе и то, и другое, и третье, так что представляет собой и нечто
единое, и отличается от остальных своим видом, и не выступает из порядка
вещей.
8. В процессе познавания нам станет ясно, насколько человеку можно это
постигнуть, и то, как в силу необходимых, неизбежных и справедливых законов
все подчинено Богу и Господу своему. Отсюда все, чему мы сначала уверовали
на основании только авторитета, мы начинаем и понимать, представляя его себе
отчасти как вполне уже несомненное, отчасти же как такое, что может и должно
быть несомненным, и в то же время соболезнуя о тех неверующих, которые
желают лучше осмеивать нас, верующих, чем вместе с нами веровать. Ибо такие
истины, как святейшее воплощение, рождение Девы, смерть ради нас Сына Божия,
воскресение из мертвых, вознесение на небо, сидение одесную Отца, прощение
грехов, день суда, воскресение тел, мы и после познания вечности Троицы и
изменяемости твари относим к милосердию всевышнего Бога, оказанному Им
человеческому роду, еще только верой, а не разумением. Но так как весьма
верно сказано: "Ибо надлежит быть и раз-мыслиям между вами, дабы открылись
между вами искусные" (1 Кор. XI, 19), то будем пользоваться и этого рода
благодеянием Божественного промысла. Ибо еретики являются из числа людей,
которые, хотя бы даже и находились в Церкви, тем не менее, однако же,
заблуждались бы. Когда же они делаются внешними, бывают весьма для нас
полезными; не потому, чтобы учили истине, которой не знают сами, а потому,
что побуждают плотских католиков искать, а духовным открывают истину, В
святой Церкви есть много мужей, искусных перед Богом, но они не бывают
явлены в нас, пока, услаждаясь мраком своего невежества, мы предпочитаем
предаваться сну, а не созерцать свет истины. Поэтому многие пробуждаются ото
сна благодаря еретикам, дабы видеть день Господен и возрадоваться. Итак,
будем пользоваться и еретиками, не с тем, чтобы одобрять их заблуждения, а
чтобы самим быть более бодрствующими и осторожными, защищая католическое
учение от их козней, хотя бы самих их и не могли мы призвать к спасению.
9. Со своей стороны я уверен, что, с помощью Божией, настоящее
сочинение мое для добрых и благочестивых читателей может иметь значение
ввиду не одного какого-нибудь, а всех вообще неправых и ложных мнений. Но
преимущественно направлено оно против тех, по мнению которых существуют две
взаимопротивоположные по своим началам природы или субстанции. Оскорбляясь
одними предметами и услаждаясь другими, они считают Бога творцом не тех
предметов, которыми оскорбляются, а тех, которыми услаждаются, и не будучи в
состоянии изменить своего образа мыслей, как люди уже попавшие в плотские
сети, думают, что в одном теле находятся две души: одна происходит от Бога и
по природе то же, что Он, другая -- темного происхождения, которую Бог ни
родил, ни сотворил, ни произвел, ни от Себя отринул, а которая имела свою
особую жизнь, свою землю, свои порождения, своих животных, наконец, свое
царство и свое врожденное начало, но некогда она возмутилась против Бога, и
Бог, не имея возможности сделать ничего другого и не находя средства, как бы
иначе можно было противостать врагу, вынужденный этой необходимостью, послал
сюда добрую душу, некоторую частицу своей сущности, от слияния и смешения с
которой враг будто бы сделался сдержаннее, и появился мир.
Теперь мы не станем опровергать эти их мнения, что отчасти нами уже
сделано, а отчасти, с помощью Божией, будет сделано позже; в настоящем
сочинении мы, насколько это для нас возможно и при помощи доводов, какие
благоволит внушить нам Господь, покажем, как неуязвима католическая вера для
этих мнений и как бессильно смутить душу то, под влиянием чего люди делаются
сторонниками такого воззрения. Само собой понятно, что все, что только в
нашем сочинении оказалось бы ошибочного, должно быть отнесено на мой счет,
все же, что изложено будет верно и согласно с истиной, должно быть приписано
единому подателю всех даров, Богу. Так говорю я не ради красного словца или
из показного смирения и желал бы, чтобы думал таким образом прежде всего ты,
Романиан, хорошо знающий мою душу.
10. Итак, да будет тебе известно и ведомо, что в религии не могло бы
быть никакого заблуждения, если бы душа вместо Бога не чтила душу или тело,
или свои призраки, или то или иное из них вместе, или все это сразу; но,
временно сообразуясь в настоящей жизни с человеческим сообществом, помышляла
бы о вечной жизни, почитая единого Бога, который вечно остается неизменяем,
и только при этом условии существует и всякая изменяемая природа. А что душа
может изменяться, впрочем, не пространственно, а во времени, это каждый
знает по своим душевным движениям. Нетрудно убедиться также и в том, что
изменяемо и тело, и изменяемо во времени и в пространстве. Наконец, призраки
суть не что иное, как образы, отвлекаемые от внешнего вида тела телесным
чувством, образы, которые при мышлении весьма легко запечатлеть в памяти
так, как они восприняты, или же разделить на части, умножить или сократить,
растянуть или привести в систему, перетасовать и перепутать как угодно, но
трудно бывает уберечься от них и избежать их, когда ищешь истины.
Итак, не будем служить твари больше, чем Творцу, и не будем погибать в
собственных помышлениях: в этом и заключается совершенная религия. Ибо
прилепляясь к вечному Творцу, мы и сами будем по необходимости
преисполняться вечности. Но так как обремененная и опутанная своими грехами
душа сама по себе этого видеть и достигнуть не может, потому что для
получения божественного в человеческих условиях нет никакой такой ступени,
через которую бы человек от земной жизни возвысился до богоподобия, то для
воспоминания о ее прежней и совершенной природе, по неизреченному милосердию
Божию, и отдельные лица, и даже весь человеческий род вспомоще-ствуются
через измененную по вечным законам служащую, тварь. Такова в наше время
христианская религия, в познании и следовании которой заключается самое
надежное и верное спасение.
Защищаться от пустых болтунов и открываться ищущим она может
многоразличными способами, потому что всемогущий Бог, с одной стороны, Сам
непосредственно указывает то, что истинно, с другой, доброму желанию
созерцать и воспринимать истину вспомоществует через добрых ангелов и
некоторых людей. Но каждый пользуется тем способом, какой находит пригодным.
Со своей стороны, я решил воспользоваться нижеследующим способом. Что ты
усмотришь там истинного, удержи и припиши католической церкви, что --
ложного, отбрось и извини мне, как человеку; что -- сомнительного, в то
верь, пока разум не покажет, что оно или должно быть отвергнуто, или принято
за истину, или же должно быть всегда предметом веры. Итак, устреми,
насколько можешь, с тщанием и благоговением внимание на нижеследующее, ибо
таковым помогает Бог.
П. Нет жизни, которая не была бы от Бога, потому что Бог -- и
высочайшая жизнь, и источникжизни, и нет жизни, которая бы, как жизнь, была
злом; злом бывает жизнь постольку, поскольку она стремится к смерти. Смертью
же жизни бывает только непотребство (nequitia), которое так названо потому,
что есть ничто (ne quidquam sit); отсюда самые непотребные люди называются
людьми ничтожными. Таким образом, к ничтожеству стремится жизнь, которая
добровольной изменой отступает от Того, Кто ее создал и сущностью Кого она
наслаждалась, жизнь, которая вопреки закону Божию хочет наслаждаться телом,
над которым ее поставил Бог; именно в этом и заключается непотребство, а не
в том, что самое уже тело есть ничто. Ибо и тело в своих членах обладает
известного рода согласием, без которого оно совершенно не могло бы
существовать. Следовательно, и тело создано Тем, Кто есть начало всякого
согласия. Тело обладает некоторой гармонией своей формы, без которой оно
было бы решительно ничто. Следовательно, и тело сотворил Тот, от Кого
проистекает всякая гармония и Кто есть самосущая и прекраснейшая из всех
фор-' ма. Тело имеет некоторый внешний вид, без которого тело не есть тело.
Следовательно, если спрашивают, кто создал тело, пусть ищут того, Кто
прекраснее всех по виду, ибо всякая наружность от Него. А кто же это, как не
Бог, единая истина, единое спасение всех, первая и наивысшая сущность, от
которой имеет бытие все, что существует, поскольку оно существует; ибо все,
что существует, поскольку оно существует, есть добро.
По этой причине смерть не от Бога: "Бог не сотворил смерти и не
радуется погибели живущих" (Прем. I, 13); так как высшая сущность -- причина
того, что все существующее существует, почему она и называется сущностью.
Смерть заставляет не существовать то, что умирает, лишь настолько, насколько
оно умирает. Ибо если бы то, что умирает, умирало окончательно, оно,
несомненно, обращалось бы в ничто, но оно умирает настолько лишь, насколько
меньше принимает участия в сущности; короче можно выразиться так: оно тем
больше умирает, чем меньше существует. Но тело ниже всякой жизни, потому что
каким бы тело ни было по своему виду, оно бывает таким только благодаря
жизни, которой управляется и всякое отдельное животное, и вся природа мира.
Отсюда тело более подлежит смерти, а потому и ближе к ничтожеству. Поэтому
жизнь, которая, наслаждаясь телом, стремится к ничтожеству, и есть
непотребство.
12. А такова жизнь плотская и земная, почему она и называется плотью и
землей; и доколе она такова, доколе не освободится от того, что любит, она
не получит царства Божия. Ибо она любит то, что ниже жизни, любит тело. Она
пренебрегает заповедью изрекшего: "Это ешь, этого не касайся" (Быт. II, 16,
17). Отсюда она подвергается наказаниям, потому что возлюбив низшее, она тем
самым предопределяет себя по смерти к неудовлетворению своих удовольствий и
скорбит. Ибо что такое так называемая телесная скорбь, как не быстрое
повреждение того предмета, который до порчи довела душатем, что дурно
пользовалась им? И что такое так называемая духовная скорбь, как не лишение
тех преходящих предметов, которыми душа наслаждалась или надеялась
наслаждаться? Все это называется злом, т.е. грех и наказание за грех.
Если же душа вто время, как она проходит настоящее поприще человеческой
жизни, победит те страсти, которые она воспитала в противность себе,
наслаждаясь смертным, и уверует, что для победы над ними она
вспомоще-ствуется благодатью Божией, служа Богу мыслью и доброй волей, то
несомненно будет восстановлена и обратится от многих изменчивых благ к
единому неизменному, будучи преобразована Мудростью не сотворенной, а
сотворившей все, и будет наслаждаться Богом через Духа Святого, который есть
дар Божий. Таким образом человек становится духовным, который все судит и
сам никем не судится (I Кор. II, 15), который любит Господа Бога своего всем
сердцем своим, всей душой своей, всей мыслью своей и ближнего своего любит
не плотски, а как самого себя. Самого же себя тот, кто всем существом своим
любит Бога, любит духовно. В этих двух заповедях -- весь закон.
Отсюда уже будет следовать и то, что после телесной смерти, которую мы
несем за первый грех, тело наше в свое время и своим порядком будет
восстановлено в своей первобытной крепости, которой оно будет обладать не
само по себе, а через душу, укоренившуюся в Боге. В свою очередь душа
укрепляется не сама по себе, а через Бога, которым она наслаждается; поэтому
она и жить будет полнее, чем тело; ибо тело будет жить через душу, а душа
через неизменную истину, т.е. единородного Сына Божия; следовательно, и тело
будет жить через Сына Божия, потому что через него живет все. Его даром,
который дается душе, т.е. Духом Святым, не только душа, которой он
сообщается, бывает здорова, мирна и свята, но животворится и самое тело и
будет по природе своей совершенно чистым. Ибо Он сам сказал: "Очистите
внутреннее, и внешнее будет чисто" (Мф, XXIII, 26); и апостол говорит:
"Оживотворите и смертные тела ваши Духом, живущим в вас" (Рим. VIII, 11).
Итак, с уничтожением греха, уничтожится и наказание за грех: а где же тогда
будет зло? "Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?" (I Кор. XV, 55).
Сущность победит ничтожество, будет побеждена и смерть.
13. Освященным не будет вредить и злой ангел, так называемый дьявол,
потому что и он, поскольку он ангел, не зол; а зол он, поскольку извратился
по своей воле. Ибо необходимо допустить, что и ангелы по природе изменяемы,
если один только Бог неизменяем; но благодаря воле, по которой они любят
больше Бога, чем самих себя, они пребывают твердыми и непоколебимыми в Боге
и наслаждаются Его величием, вполне охотно подчиняясь только Ему одному. А
тот ангел, любя больше себя, чем Бога, не захотел быть подчиненным Ему,
преисполнился гордостью, отложился от высочайшей сущности и пал; потому он и
стал ниже, чем каким был, что захотел наслаждаться низшим, а наслаждаться он
захотел больше своим могуществом, чем могуществом Божиим. Ибо, хотя и не
абсолютно, однако он был выше, когда наслаждался тем, что выше всего, так
как выше всего один Бог. Между тем, все то, что становится ниже, чем каким
оно было, бывает злом не постольку, поскольку существует, а поскольку оно
становится ниже. Ибо чем ниже оно становится в сравнении с тем, каким было,
тем больше оно стремится к смерти. Что же удивительного, если от недостатка
проистекает скудость, а от скудости -- зависть, из-за которой дьявол и стал
дьяволом?
14. Но если бы тот недостаток, который называется грехом, охватывал нас
против воли, как лихорадка, то наказание, постигающее грешника и называемое
осуждением, представлялось бы совершенно несправедливым. Между тем, в
настоящее время грех -- зло до такой степени произвольное, что он не был бы
и грехом, если бы не был произвольным; и это настолько очевидно, что в
данном случае не возникает никакого разногласия ни среди немногочисленных
ученых, ни в массе простых людей. Поэтому нужно или отрицать, что грех
вообще совершается, или же признать, что он совершается добровольно. А между
тем, тот не отрицает, что душа грешит, кто признает, что она исправляется
покаянием, что кающейся душе даруется прощение и что коснея во грехах, она
осуждается правосудным законом Божиим. С другой стороны, если мы творим зло
не добровольно, то решительно никто не должен подвергаться ни запретам, ни
увещеваниям; а с устранением этого необходимо уничтожается христианский
закон и вся религиозная дисциплина. Итак, грех совершается добровольно. А
так как грех -- факт несомненный, то несомненным, по-моему, нужно считать и
то, что души обладают свободной волей. Ибо лучшими своими служителями Бог
положил считать тех, кто служил Ему свободно. А этого никак не могло бы
быть, если бы они служили Ему не добровольно, а по необходимости.
Итак, ангелы служат Богу свободно, и это полезно не Богу, а им самим,
потому что Бог не нуждается в благе другого; Он существует Сам Собой. Таково
же и то, что Им рождено, потому что оно не создано, а рождено; все же, что
создано, нуждается в Его благе, т.е. в благе высочайшем, или в высочайшей
сущности. И хотя теперь оно ниже, чем каким было, потому что, вследствие
греха души, меньше стремится к Богу, однако не окончательно разъединено с
Ним, поскольку в этом случае было бы полным ничтожеством. Между тем то, что
соприкасается с душой путем аффектов, то с телом соприкасается
пространственно, потому что душа движется волей, а тело -- через
пространство. Даже т. н. внушение со стороны падшего ангела воспринимается
человеком добровольно, ибо если бы он делал это по необходимости, оно не
считалось бы греховным преступлением.
15. А то, что тело человека, которое было до грехопадения в своем роде
наилучшим, после греха сделалось слабым и предоставленным смерти, то это
обстоятельство хотя и служит правосудным наказанием за грех, однако
конечно, были бы не прочь, если бы только могли, а если бы не внушили, то не
могли бы, по крайней мере, удержаться от зависти. Итак, пусть же смиряться
перед Тем, Кто сделал это; пусть, отбросив любопытство и пустое тщеславие,
поймут, какое различие существует между штатскими гаданиями немногих и
очевидным спасением и исправлением народов. Ведь, если бы ожили те, именами
которых они так величаются, и увидели, что храмы полны, а капища опустели,
род же человеческий от временных и преходящих благ призывается и стремится к
упованию на вечную жизнь и к благам духовным и разумным, то они (если только
они были такими, какими их представляет воспоминание) по всей вероятности
сказали бы: "Вот то, в чем убедить народы мы и не мечтали; мы скорее
уступали их привычкам, чем обращали в свою веру и подчиняли своей воле".
Итак, если бы те философы могли снова очутиться среди нас, они бы
поняли, чьим авторитетом люди так легко убеждены, и после небольшой перемены
своих слов и воззрений сделались бы христианами, как поступили весьма многие
платоники недавнего и нашего времени. Если же они этого не признали бы и не
сделали, оставаясь пребывать в гордости и зависти, то я не знаю, могли ли
они, преданные такой нечистоте и удерживаемые такими путами, стремиться к
тому, что, как сами же говорили, должно быть предметом исканий и желаний.
Ибо не знаю, были ли заражены такие люди еще и третьим пороком, а именно: с
любопытством расспрашивать демонов, каковым более всего удерживаются от
христианского спасения те, против которых направлена настоящая речь, т.е.
язычники, потому что порок этот слишком уж детский.
5. Но каково бы ни было тщеславие философов, нетрудно понять, что у них
не следует искать религии, поскольку они вместе с народом принимали одни и
те же священные обряды, а в своих школах, в присутствии того же народа,
громко высказывали о природе своих богов и о высочайшем благе различные до
противоположности мнения. Если бы один только этот порок был устранен
христианской религией, то и в этом случае никто не должен был бы спорить,
что учение это заслуживает неизреченной похвалы. И действительно,
отступившие от нормы христианства многочисленные ереси служат
свидетельствами, что мыслящие и других старающиеся учить о Боге Отце, Его
мудрости и Божественном Даре иначе, чем так, как этого требует истина, не
допускаются у нас к общению в таинствах. Мы веруем и учим, что относительно
этой сущности человеческого спасения иной философии, т.е. занятия мудростью,
и иной религии не существует, так как те учения, которых мы не одобряем, к
общению с нами в таинствах не допускаются.
. В этом отношении меньше заслуживают удивления те, которые захотели
отличаться от нас и в обряде своих таинств, как, например, какие-то
серпентины (офиты), манихеи и некоторые другие. Но больше заслуживают нашего
внимания и упоминания те, которые совершая те же самые таинства, но отступая
в учении, предпочли отстаивание своих заблуждений благоразумному их
исправлению, и которые, будучи отлучены от католического общения и от
участия в таинствах, получили свои особые названия и составил и свои особые
не только в словах, но и в суевериях толки; таковы фотиниане, ариане и
многие другие. Иное дело -- те, которые произвели расколы. Они могли бы
оставаться на гумне Господнем, как мякина, до дня последнего провеивания,
если бы, по крайнему легкомыслию, не поддались надмению гордости и не
отделились от нас добровольно сами. Что же касается иудеев, то хотя они и
поклоняются единому всемогущему Богу, но ожидая себе от Него одних только
временных и видимых благ, не захотели в собственных своих писаниях, по
крайней беспечности, заметить возникающих из уничижения начатков нового
народа, и, таким образом, остались ветхим человеком. Если все это так, то ни
в запутанных воззрениях язычников, ни в плевелах еретиков, ни в вялости
раскольников, ни в ослеплении иудеев не следует искать религии, а только у
тех, которые называются христианами католическими (кафолическими) или
православными, т.е. сохраняющими чистое и исповедующими правое учение.
6. Эта католическая, широко распространенная по всему миру Церковь
пользуется всеми заблуждающимися как для собственного своего приращения, так
и для их исправления, если бы они захотели пробудиться от своего сна. Она
пользуется языческими народами как материалом для своего действования,
еретиками -- для доказательства своей твердости, иудеями -- для
сравнительного указания своей красоты. Одних она призывает, других
исключает, третьих оставляет, четвертых превосходит, но всем дает
возможность участвовать в Божественной благодати, должны ли они быть
образованы, или преобразованы, или опять приняты, или же вновь допущены.
Плотских же своих, т.е. живущих и мыслящих по плоти, она терпит как мякину,
под которой на гумне остаются в большей безопасности зерна, пока не
освобождены бывают от этого прикрытия. Но так как на гумне этом каждый
бывает добровольно или мякиной, или зерном, то грех или заблуждение
кого-либо терпится дотоле, пока грех не встречает обвинителя, а заблуждение
не отстаивается с дерзким упорством. Будучи же исключены из Церкви, такие
люди или возвращаются к ней через покаяние, или под влиянием возвращенной
свободы погрязают в непотребстве, для назидания нас в осмотрительности, или
производят раскол для упражнения нас в терпении, или порождают какую-нибудь
ересь для испытания и обнаружения нашей рассудительности. Такова судьба тех
плотских христиан, которых невозможно бывает исправить или терпеть в церкви.
Божественный промысел часто попускает изгонять из христианского
общества даже людей добрых, из-за некоторых крайне бурных возмущений
плотских людей. Если этот позор свой или свою обиду они будут переносить
ради мира Церкви вполне терпеливо и не будут производить никаких ни
раскольнических, ни еретических нововведений, то будут служить для людей
поучительным примером, с какой истинной преданностью и искренней любовью
должно служить Богу. Такие люди или надеются снова возвратиться в Церковь,
когда утихнет буря, или же, если это оказывается невозможным вследствие ли
того, что смута еще продолжается, или того, что с их возвращением может
вновь возникнуть нечто подобное, они остаются при желании быть полезными для
тех самых, смуте и настроению которых они уступили, воздерживаясь от всяких
раскольнических скопищ и до смерти защищая ту веру, которая, как они знают,
проповедуется в католической Церкви, и представляя собой живое за нее
свидетельство. Таковым в тайне уготовляет венец Отец, видящий тайное. Такого
рода люди редки, однако и в примерах нет недостатка; их даже больше, чем
можно подумать. Таким образом, Божественный промысел пользуется всякого рода
людьми и примерами для врачевания душ и созидания нового народа.
7. В виду этой цели, любезнейший Романиан, высказав несколько лет тому
назад обещание изложить тебе свои мысли об истинной религии и полагая, что
теперь пора это сделать, я, в силу любви, которой с тобой связан, не могу,
после таких с твоей стороны настоятельных упрашиваний, оставаться
нерешительным и откладывать свое обещание на потом. Итак, после того, как
опровергнуты и те, которые ни при священных обрядах своих не философствуют,
ни философствуя не освящаются, и те, которые, надмеваясь или ложным мнением,
или некоторой злобой, отступили от нормы и общения католической Церкви, и,
наконец, те, которые не хотят иметь света священных писаний и благодати
духовного народа, т.е. того, что называется Новым Заветом; словом -- все те,
о которых я вкратце упомянул, мы должны крепко держаться христианской
религии и общения с той Церковью, которая есть церковь католическая, и
католической называется не только своими, но даже и врагами. Ибо и сами
еретики, а также и последователи расколов, когда говорят не только со
своими, но и с посторонними, волей-неволей католическую Церковь называют не
иначе, как католической. Ибо они не могут быть и поняты, если только не
будут отличать ее тем именем, каким она называется во всей вселенной.
Сущность этой религии, которой мы должны следовать, составляют история
и пророчество о Божественном домостроительстве спасения человеческого рода,
долженствующего быть преобразованными и приготовленным к вечной жизни. Коль
скоро это будет предметом нашего верования, образ жизни, согласный с
божественными заповедями, очистит ум наш и сделает его способным к познанию
духовных предметов, которые суть предметы не прошедшие и не будущие, а вечно
и одинаково пребывающие и не подверженные никакой изменяемости, т.е. к
познанию самого единого Бога Отца, Сына и Духа Святого Познав сию Троицу,
насколько знать это дано нам в настоящей жизни, мы, нимало не колеблясь,
признаем, что всякая разумная, духовная и телесная тварь, насколько она
существует, свое бытие и свои вид имеет от этой творческой Троицы и
управляется ею в совершеннейшем порядке; причем это нужно понимать не так,
что одну часть творения создал Отец, другую -- Сын, а третью -- Дух Святой,
а так, что и все вместе, и каждая природа в отдельности созданы Отцом через
Сына в даре Духа Святого, Ибо всякая вещь, назовем ли мы ее субстанцией, или
сущностью, или природой, или же другим каким-нибудь термином, одновременно
имеет в себе и то, и другое, и третье, так что представляет собой и нечто
единое, и отличается от остальных своим видом, и не выступает из порядка
вещей.
8. В процессе познавания нам станет ясно, насколько человеку можно это
постигнуть, и то, как в силу необходимых, неизбежных и справедливых законов
все подчинено Богу и Господу своему. Отсюда все, чему мы сначала уверовали
на основании только авторитета, мы начинаем и понимать, представляя его себе
отчасти как вполне уже несомненное, отчасти же как такое, что может и должно
быть несомненным, и в то же время соболезнуя о тех неверующих, которые
желают лучше осмеивать нас, верующих, чем вместе с нами веровать. Ибо такие
истины, как святейшее воплощение, рождение Девы, смерть ради нас Сына Божия,
воскресение из мертвых, вознесение на небо, сидение одесную Отца, прощение
грехов, день суда, воскресение тел, мы и после познания вечности Троицы и
изменяемости твари относим к милосердию всевышнего Бога, оказанному Им
человеческому роду, еще только верой, а не разумением. Но так как весьма
верно сказано: "Ибо надлежит быть и раз-мыслиям между вами, дабы открылись
между вами искусные" (1 Кор. XI, 19), то будем пользоваться и этого рода
благодеянием Божественного промысла. Ибо еретики являются из числа людей,
которые, хотя бы даже и находились в Церкви, тем не менее, однако же,
заблуждались бы. Когда же они делаются внешними, бывают весьма для нас
полезными; не потому, чтобы учили истине, которой не знают сами, а потому,
что побуждают плотских католиков искать, а духовным открывают истину, В
святой Церкви есть много мужей, искусных перед Богом, но они не бывают
явлены в нас, пока, услаждаясь мраком своего невежества, мы предпочитаем
предаваться сну, а не созерцать свет истины. Поэтому многие пробуждаются ото
сна благодаря еретикам, дабы видеть день Господен и возрадоваться. Итак,
будем пользоваться и еретиками, не с тем, чтобы одобрять их заблуждения, а
чтобы самим быть более бодрствующими и осторожными, защищая католическое
учение от их козней, хотя бы самих их и не могли мы призвать к спасению.
9. Со своей стороны я уверен, что, с помощью Божией, настоящее
сочинение мое для добрых и благочестивых читателей может иметь значение
ввиду не одного какого-нибудь, а всех вообще неправых и ложных мнений. Но
преимущественно направлено оно против тех, по мнению которых существуют две
взаимопротивоположные по своим началам природы или субстанции. Оскорбляясь
одними предметами и услаждаясь другими, они считают Бога творцом не тех
предметов, которыми оскорбляются, а тех, которыми услаждаются, и не будучи в
состоянии изменить своего образа мыслей, как люди уже попавшие в плотские
сети, думают, что в одном теле находятся две души: одна происходит от Бога и
по природе то же, что Он, другая -- темного происхождения, которую Бог ни
родил, ни сотворил, ни произвел, ни от Себя отринул, а которая имела свою
особую жизнь, свою землю, свои порождения, своих животных, наконец, свое
царство и свое врожденное начало, но некогда она возмутилась против Бога, и
Бог, не имея возможности сделать ничего другого и не находя средства, как бы
иначе можно было противостать врагу, вынужденный этой необходимостью, послал
сюда добрую душу, некоторую частицу своей сущности, от слияния и смешения с
которой враг будто бы сделался сдержаннее, и появился мир.
Теперь мы не станем опровергать эти их мнения, что отчасти нами уже
сделано, а отчасти, с помощью Божией, будет сделано позже; в настоящем
сочинении мы, насколько это для нас возможно и при помощи доводов, какие
благоволит внушить нам Господь, покажем, как неуязвима католическая вера для
этих мнений и как бессильно смутить душу то, под влиянием чего люди делаются
сторонниками такого воззрения. Само собой понятно, что все, что только в
нашем сочинении оказалось бы ошибочного, должно быть отнесено на мой счет,
все же, что изложено будет верно и согласно с истиной, должно быть приписано
единому подателю всех даров, Богу. Так говорю я не ради красного словца или
из показного смирения и желал бы, чтобы думал таким образом прежде всего ты,
Романиан, хорошо знающий мою душу.
10. Итак, да будет тебе известно и ведомо, что в религии не могло бы
быть никакого заблуждения, если бы душа вместо Бога не чтила душу или тело,
или свои призраки, или то или иное из них вместе, или все это сразу; но,
временно сообразуясь в настоящей жизни с человеческим сообществом, помышляла
бы о вечной жизни, почитая единого Бога, который вечно остается неизменяем,
и только при этом условии существует и всякая изменяемая природа. А что душа
может изменяться, впрочем, не пространственно, а во времени, это каждый
знает по своим душевным движениям. Нетрудно убедиться также и в том, что
изменяемо и тело, и изменяемо во времени и в пространстве. Наконец, призраки
суть не что иное, как образы, отвлекаемые от внешнего вида тела телесным
чувством, образы, которые при мышлении весьма легко запечатлеть в памяти
так, как они восприняты, или же разделить на части, умножить или сократить,
растянуть или привести в систему, перетасовать и перепутать как угодно, но
трудно бывает уберечься от них и избежать их, когда ищешь истины.
Итак, не будем служить твари больше, чем Творцу, и не будем погибать в
собственных помышлениях: в этом и заключается совершенная религия. Ибо
прилепляясь к вечному Творцу, мы и сами будем по необходимости
преисполняться вечности. Но так как обремененная и опутанная своими грехами
душа сама по себе этого видеть и достигнуть не может, потому что для
получения божественного в человеческих условиях нет никакой такой ступени,
через которую бы человек от земной жизни возвысился до богоподобия, то для
воспоминания о ее прежней и совершенной природе, по неизреченному милосердию
Божию, и отдельные лица, и даже весь человеческий род вспомоще-ствуются
через измененную по вечным законам служащую, тварь. Такова в наше время
христианская религия, в познании и следовании которой заключается самое
надежное и верное спасение.
Защищаться от пустых болтунов и открываться ищущим она может
многоразличными способами, потому что всемогущий Бог, с одной стороны, Сам
непосредственно указывает то, что истинно, с другой, доброму желанию
созерцать и воспринимать истину вспомоществует через добрых ангелов и
некоторых людей. Но каждый пользуется тем способом, какой находит пригодным.
Со своей стороны, я решил воспользоваться нижеследующим способом. Что ты
усмотришь там истинного, удержи и припиши католической церкви, что --
ложного, отбрось и извини мне, как человеку; что -- сомнительного, в то
верь, пока разум не покажет, что оно или должно быть отвергнуто, или принято
за истину, или же должно быть всегда предметом веры. Итак, устреми,
насколько можешь, с тщанием и благоговением внимание на нижеследующее, ибо
таковым помогает Бог.
П. Нет жизни, которая не была бы от Бога, потому что Бог -- и
высочайшая жизнь, и источникжизни, и нет жизни, которая бы, как жизнь, была
злом; злом бывает жизнь постольку, поскольку она стремится к смерти. Смертью
же жизни бывает только непотребство (nequitia), которое так названо потому,
что есть ничто (ne quidquam sit); отсюда самые непотребные люди называются
людьми ничтожными. Таким образом, к ничтожеству стремится жизнь, которая
добровольной изменой отступает от Того, Кто ее создал и сущностью Кого она
наслаждалась, жизнь, которая вопреки закону Божию хочет наслаждаться телом,
над которым ее поставил Бог; именно в этом и заключается непотребство, а не
в том, что самое уже тело есть ничто. Ибо и тело в своих членах обладает
известного рода согласием, без которого оно совершенно не могло бы
существовать. Следовательно, и тело создано Тем, Кто есть начало всякого
согласия. Тело обладает некоторой гармонией своей формы, без которой оно
было бы решительно ничто. Следовательно, и тело сотворил Тот, от Кого
проистекает всякая гармония и Кто есть самосущая и прекраснейшая из всех
фор-' ма. Тело имеет некоторый внешний вид, без которого тело не есть тело.
Следовательно, если спрашивают, кто создал тело, пусть ищут того, Кто
прекраснее всех по виду, ибо всякая наружность от Него. А кто же это, как не
Бог, единая истина, единое спасение всех, первая и наивысшая сущность, от
которой имеет бытие все, что существует, поскольку оно существует; ибо все,
что существует, поскольку оно существует, есть добро.
По этой причине смерть не от Бога: "Бог не сотворил смерти и не
радуется погибели живущих" (Прем. I, 13); так как высшая сущность -- причина
того, что все существующее существует, почему она и называется сущностью.
Смерть заставляет не существовать то, что умирает, лишь настолько, насколько
оно умирает. Ибо если бы то, что умирает, умирало окончательно, оно,
несомненно, обращалось бы в ничто, но оно умирает настолько лишь, насколько
меньше принимает участия в сущности; короче можно выразиться так: оно тем
больше умирает, чем меньше существует. Но тело ниже всякой жизни, потому что
каким бы тело ни было по своему виду, оно бывает таким только благодаря
жизни, которой управляется и всякое отдельное животное, и вся природа мира.
Отсюда тело более подлежит смерти, а потому и ближе к ничтожеству. Поэтому
жизнь, которая, наслаждаясь телом, стремится к ничтожеству, и есть
непотребство.
12. А такова жизнь плотская и земная, почему она и называется плотью и
землей; и доколе она такова, доколе не освободится от того, что любит, она
не получит царства Божия. Ибо она любит то, что ниже жизни, любит тело. Она
пренебрегает заповедью изрекшего: "Это ешь, этого не касайся" (Быт. II, 16,
17). Отсюда она подвергается наказаниям, потому что возлюбив низшее, она тем
самым предопределяет себя по смерти к неудовлетворению своих удовольствий и
скорбит. Ибо что такое так называемая телесная скорбь, как не быстрое
повреждение того предмета, который до порчи довела душатем, что дурно
пользовалась им? И что такое так называемая духовная скорбь, как не лишение
тех преходящих предметов, которыми душа наслаждалась или надеялась
наслаждаться? Все это называется злом, т.е. грех и наказание за грех.
Если же душа вто время, как она проходит настоящее поприще человеческой
жизни, победит те страсти, которые она воспитала в противность себе,
наслаждаясь смертным, и уверует, что для победы над ними она
вспомоще-ствуется благодатью Божией, служа Богу мыслью и доброй волей, то
несомненно будет восстановлена и обратится от многих изменчивых благ к
единому неизменному, будучи преобразована Мудростью не сотворенной, а
сотворившей все, и будет наслаждаться Богом через Духа Святого, который есть
дар Божий. Таким образом человек становится духовным, который все судит и
сам никем не судится (I Кор. II, 15), который любит Господа Бога своего всем
сердцем своим, всей душой своей, всей мыслью своей и ближнего своего любит
не плотски, а как самого себя. Самого же себя тот, кто всем существом своим
любит Бога, любит духовно. В этих двух заповедях -- весь закон.
Отсюда уже будет следовать и то, что после телесной смерти, которую мы
несем за первый грех, тело наше в свое время и своим порядком будет
восстановлено в своей первобытной крепости, которой оно будет обладать не
само по себе, а через душу, укоренившуюся в Боге. В свою очередь душа
укрепляется не сама по себе, а через Бога, которым она наслаждается; поэтому
она и жить будет полнее, чем тело; ибо тело будет жить через душу, а душа
через неизменную истину, т.е. единородного Сына Божия; следовательно, и тело
будет жить через Сына Божия, потому что через него живет все. Его даром,
который дается душе, т.е. Духом Святым, не только душа, которой он
сообщается, бывает здорова, мирна и свята, но животворится и самое тело и
будет по природе своей совершенно чистым. Ибо Он сам сказал: "Очистите
внутреннее, и внешнее будет чисто" (Мф, XXIII, 26); и апостол говорит:
"Оживотворите и смертные тела ваши Духом, живущим в вас" (Рим. VIII, 11).
Итак, с уничтожением греха, уничтожится и наказание за грех: а где же тогда
будет зло? "Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?" (I Кор. XV, 55).
Сущность победит ничтожество, будет побеждена и смерть.
13. Освященным не будет вредить и злой ангел, так называемый дьявол,
потому что и он, поскольку он ангел, не зол; а зол он, поскольку извратился
по своей воле. Ибо необходимо допустить, что и ангелы по природе изменяемы,
если один только Бог неизменяем; но благодаря воле, по которой они любят
больше Бога, чем самих себя, они пребывают твердыми и непоколебимыми в Боге
и наслаждаются Его величием, вполне охотно подчиняясь только Ему одному. А
тот ангел, любя больше себя, чем Бога, не захотел быть подчиненным Ему,
преисполнился гордостью, отложился от высочайшей сущности и пал; потому он и
стал ниже, чем каким был, что захотел наслаждаться низшим, а наслаждаться он
захотел больше своим могуществом, чем могуществом Божиим. Ибо, хотя и не
абсолютно, однако он был выше, когда наслаждался тем, что выше всего, так
как выше всего один Бог. Между тем, все то, что становится ниже, чем каким
оно было, бывает злом не постольку, поскольку существует, а поскольку оно
становится ниже. Ибо чем ниже оно становится в сравнении с тем, каким было,
тем больше оно стремится к смерти. Что же удивительного, если от недостатка
проистекает скудость, а от скудости -- зависть, из-за которой дьявол и стал
дьяволом?
14. Но если бы тот недостаток, который называется грехом, охватывал нас
против воли, как лихорадка, то наказание, постигающее грешника и называемое
осуждением, представлялось бы совершенно несправедливым. Между тем, в
настоящее время грех -- зло до такой степени произвольное, что он не был бы
и грехом, если бы не был произвольным; и это настолько очевидно, что в
данном случае не возникает никакого разногласия ни среди немногочисленных
ученых, ни в массе простых людей. Поэтому нужно или отрицать, что грех
вообще совершается, или же признать, что он совершается добровольно. А между
тем, тот не отрицает, что душа грешит, кто признает, что она исправляется
покаянием, что кающейся душе даруется прощение и что коснея во грехах, она
осуждается правосудным законом Божиим. С другой стороны, если мы творим зло
не добровольно, то решительно никто не должен подвергаться ни запретам, ни
увещеваниям; а с устранением этого необходимо уничтожается христианский
закон и вся религиозная дисциплина. Итак, грех совершается добровольно. А
так как грех -- факт несомненный, то несомненным, по-моему, нужно считать и
то, что души обладают свободной волей. Ибо лучшими своими служителями Бог
положил считать тех, кто служил Ему свободно. А этого никак не могло бы
быть, если бы они служили Ему не добровольно, а по необходимости.
Итак, ангелы служат Богу свободно, и это полезно не Богу, а им самим,
потому что Бог не нуждается в благе другого; Он существует Сам Собой. Таково
же и то, что Им рождено, потому что оно не создано, а рождено; все же, что
создано, нуждается в Его благе, т.е. в благе высочайшем, или в высочайшей
сущности. И хотя теперь оно ниже, чем каким было, потому что, вследствие
греха души, меньше стремится к Богу, однако не окончательно разъединено с
Ним, поскольку в этом случае было бы полным ничтожеством. Между тем то, что
соприкасается с душой путем аффектов, то с телом соприкасается
пространственно, потому что душа движется волей, а тело -- через
пространство. Даже т. н. внушение со стороны падшего ангела воспринимается
человеком добровольно, ибо если бы он делал это по необходимости, оно не
считалось бы греховным преступлением.
15. А то, что тело человека, которое было до грехопадения в своем роде
наилучшим, после греха сделалось слабым и предоставленным смерти, то это
обстоятельство хотя и служит правосудным наказанием за грех, однако