Страница:
подставлять лицо. Рассказывается, что и Тиберий имел пребольшие глаза и
такие, что они -- удивительное, я бы сказал, дело -- ночью и в потемках
видели, но в течение короткого времени и лишь как только отверзались от сна
-- затем они снова меркли, А что луч, испущенный из глаз, влечет с собой пар
духов и пар этот кровь, мы узнаем из того, что гноящиеся и красные глаза
испусканием своего луча заставляют страдать подобной болезнью глаза
смотрящего поблизости. Из чего явствует, что и луч простирается вплоть до
того попадающегося навстречу человека и вместе с лучом распространяется пар
испорченной крови, соприкосновением с которым заражается глаз смотрящего.
Аристотель пишет, что женщины, когда истекает менструальная кровь, взглядом
своим часто марают зеркало кровяными каплями. Я полагаю, что это происходит
по той причине, что жизненный дух, который является паром крови, есть,
по-видимому, некая тончайше разжиженная кровь, до того разжиженная, что она
ускользает от взгляда, но на поверхности зеркала, сделавшись гуще, ясно
наблюдается. Если она попадает на какой-нибудь менее плотный материал, как
сукно или дерево, она по той причине не будет видна, что не остается на
поверхности той вещи, но проникает вглубь. Если, напротив, на какой-нибудь
плотный, но шероховатый, как камни, кирпичи и подобные вещи, -- неровностью
того тела раздробляется и рассеивается. Зеркало же благодаря твердости
удерживает дух на поверхности, благодаря ровности гладкости сохраняет
нераздробленным, благодаря блеску луч самого духа поддерживает и усиливает,
благодаря холодности редчайший пар его собирает в капельки. По этой же
примерно причине всякий раз, когда мы дышим, раскрывая глотку, в упор на
зеркало, мы орошаем его поверхность некой тончайшей росой слюны. Потому что
дух, отлетающий от слюны, сгустившись на этом материале, опускается слюною.
Так что удивительного, если раскрытый и устремленный на кого-нибудь глаз
пускает маленькие стрелы своих лучей в глаза стоящего вблизи и вместе с
этими стрелами, каковые суть переносчики духов, он устремляет тот кровяной
пар, который мы называем жизненным духом. Потом ядовитая стрела пронзает
глаза и, так как она испускается сердцем поражающего, стремится к груди
поражаемого как бы к естественному для нее месту, ранит сердце и в более
твердой части его стенки притупляется и обращается в кровь. Инородная эта
кровь, чуждая некоторым образом по своей природе уязвленному человеку,
заражает его собственную кровь. Зараженная кровь больна. Отсюда следует
двоякая порча: взгляд зловонного старика и женщины, переносящей месячное
очищение, портит юношу; взгляд юноши портит более пожилого. Так как, однако,
влага более пожилого холодная и застоявшаяся, она насилу достигает в
мальчике стенки сердца и, бессильная проникнуть внутрь, совсем мало тревожит
сердце, если только оно не слишком мягко из-за младости лет. По этой причине
такая порча является легкой, та же, при которой более юный пронзает грудь
более пожилого, в высшей степени тяжела. Это то, о наилучшие друзья, на что
жалуется платоник Апулей. "Вся причина, говорит, и источник теперешнего
моего страдания и в то же время лекарство и единственное мое спасение -- это
ты! Ведь твои глаза в мои глаза проникли до глубины души и вызвали в сердце
моем сильнейший пожар. Так сжалься над той, что из-за тебя гибнет!"
Представьте, ради бога, пред вашими глазами Федра-мирринусинца и
плененного любовью к нему славного фиванца оратора Лисия. Лисий смотрит с
раскрытым ртом на лицо Федра -- Федр вонзает в глаза Лисия искры глаз своих
и вместе с искрами передает и жизненный дух. Дух Федра легко смыкается с
лучом Лисия, с жизненным духом дух также легко соединяется. Пар такого рода,
рожденный сердцем Федра, тотчас стремится к сердцу Лисия, коего качеством,
противоположным остроте стрел своего луча, делается плотнее и стекает
прежней кровью Федра. Поэтому один и другой немедленно не удерживаются от
восклицания: (Лисий Федру) "О сердце мое, Федр, дражайшее не-дро". -- (Федр
Лисию) "О дух мой, о кровь моя, Лисий!" Федр следует за Лисием, так как
сердце требует своей влаги. Лисий следует за Федром, так как кровяная влага
просит собственный сосуд, требует свое место. Однако Лисий следует за Федром
с большим жаром. Легче ведь сердцу прожить без единой частицы своей влаги,
нежели самой влаге без собственного сердца. Ручей нуждается в источнике
более, чем источник в ручейке. Таким образом, подобно тому как железо,
поскольку воспринято им качество магнита, хотя и притягивается к магнитному
камню, камень, однако, не притягивается, -- так точно Лисий за Федром
следует более, чем Федр за Лисем.
Сколь легко мы попадаем в тенета любви
Скажет кто-нибудь: может ли тонкий луч, легчайший дух, самая малость
крови Федра вымарать столь быстро, столь сильно, сколь опасно всего Лисия?
Это не покажется, во всяком случае, удивительным, если вы рассмотрите прочие
болезни, которые возникают вследствие заражения: как зуд, как чесотку, как
проказу, плеврит, чахотку, дизентерию, воспаление глаз, чуму. Любовное же
заражение происходит легко -- и тягчайшее моровое поветрие. Подлинно, этот
пар жизненного духа и он же кровь, ввергнутая юношей прямо в человека более
пожилого, обладает, как мы сказали выше, четырьмя качествами: он светлый,
нежно-тонкий, теплый и сладкий. Будучи светлым, он превосходнейшим образом
согласуется с ясностью глаз и духа в более пожилом, приятен для него и
привлекателен. Отчего получается, что с жадностью вбирается такими людьми.
Поскольку он неуловимо тонкий, стремительнейше прилетает к сердцу, оттуда он
чрезвычайно легко проникает во все тело по венам и артериям. Поскольку он
теплый, бурно действует и возбуждает и весьма сильно заражает кровь более
пожилого и обращает его в свою природу. Что Лукреций так помянул:
"В сердце отсюда течет сладострастья Венерина влага,
Капля за каплей сочась, и холодная следом забота".
Кроме того, поскольку он сладкий, согревает некоторым образом
внутренности, питает и доставляет приятность. Отчего получается, что вся
кровь мужчины, будучи совершенно измененной в сторону юношеской природы,
стремится к телу более юного, дабы жить в нем в своих венах и чтобы влага
молодой крови влилась в равно молодые и нежные вены. Получается также, что
этот больной испытывает на себе сразу и наслаждение и любовь. Наслаждение --
благодаря ясности и сладости все того же пара крови: если первая в самом
деле привлекает, вторая услаждает. Боль -- из-за его же тонкости и теплоты.
Потому что первая разделяет внутренности и раздирает, вторая отнимает от
человека то, что принадлежит ему, и превращает его в природу другого,
посредством каковой перемены она с полным основанием не позволяет, чтобы он
покоился в себе, но постоянно влечет к тому, кем он заражен. На это так
намекает Лукреций:
"К телу стремится тому, что наш ум уязвило любовью.
Обыкновенно ведь все упадает на рану, и брызжет
Кровь в направлении том, откуда удар был получен;
И если близок наш враг, то обрызган он алою влагой".
В этих стихах Лукреций желает показать, что кровь человека, раненного
лучом глаз, попадает на ранившего, подобного тому как кровь человека,
пораженного мечом, попадет на поразившего. Если вы ищете смысл этого, так
сказать, чуда, я вам его покажу.
Ранит Гектор Патрокла и убивает. Патрокл смотрит на ранящего его
Гектора, тогда мысль его принимает решение о мести. Немедленно желчь
возгорается на отмщение, ею кровь воспламеняется и спешит тотчас к ране, как
чтобы согреть ту пораженную часть тела, так и для отмщения. Туда же несутся
и жизненные духи, летя вплоть до Гектора, поскольку они легкие, переходят в
него; теплотою его они до времени сохраняются, например на семь часов. И
если в это самое время Гектор вблизи посмотрит внимательно на рану трупа,
рана пускает кровь на Гектора, ведь может кровь некоторым образом излиться
на врага как оттого, что еще не все тепло угасло, не успокоилось еще
внутреннее возбуждение, как потому, что незадолго до этого она была против
него возбуждена, так и потому, что незадолго до этого она была против него
возбуждена, так и потому, наконец, что кровь стремится к своим духам и духи
также притягивают свою кровь. Лукреций считает, что подобным образом кровь
уязвленного любовью человека спешит за ранившим его, и мы согласны с ним в
этом.
О некотором удивительном действии пошлой любви
Сказать ли, о непорочнейшие мужи, что за этим следует, или же, скорее,
обойти молчанием? Скажу, конечно, когда уж само дело требует, даже если в
речи это и покажется неблагозвучным. Но кто скажет о непристойных вещах
пристойным образом?
Столь великая перемена в пожилом человеке, обращенная на подобие более
юного, приводит к тому, что он стремится переместить в него все свое тело и
все его тело перелить в себя, так чтобы либо свежая влага последовала за
новыми сосудами, либо более нежные сосуды за более нежной влагой. Отчего они
взаимно побуждаются к совершению многих гнуснейших поступков. Они ведь
полагают, что, так как детородное семя исходит от всего тела, они могут
единственно испусканием или вбиранием его все тело целиком передать и все
целиком принять. Это на себе самом прочувствовал знаменитый эпикурейский
философ Лукреций, несчастнейший из всех влюбленных:
"Также поэтому тот, кто поранен стрелою Венеры, --
Мальчик ли ранил его, обладающий женственным станом,
Женщина ль телом своим, напоенным всесильной любовью, --
Тянется прямо туда, откуда он ранен, и страстно
Жаждет сойтись и попасть своей влагою в тело из тела...
Жадно сжимают тела и, сливая слюну со слюною,
Дышат друг другу в лицо и кусают уста в поцелуе.
Тщетны усилия их: ничего они выжать не могут,
Как и пробиться вовнутрь и в тело всем телом проникнуть,
Хоть и стремятся порой они этого, видно, добиться:
Так вожделенно они застревают в тенетах Венеры, --
Млеет их тело тогда, растворяясь в любовной усладе..."
Таковы слова эпикурейца Лукреция.
Что влюбленные желают также вобрать в себя всего любимого, показывает
Арфемизия, жена Мавзолия, царя Карии, о которой сообщается, что она любила
своего мужа более, чем можно было бы поверить в отношении человеческой
страсти, и что она превратила в порошок тело умершего мужа и, растворив в
воде, выпила.
Пошлая любовь есть волнение крови
Доказательством того, что эта страсть заключается в крови, служит то,
что жар этого рода лишен наступающего время от времени успокоения,
непрерывная же лихорадка физиками относится на счет крови; та же, которая
оставляет в покое шесть часов, -- на счет мокроты; которая один день --
желчи; которая два -- черной жидкости в желчи. Итак, мы с должным основанием
помещаем ее в крови -- в крови, разумеется, меланхолической; как вы узнали
из речи о Сократе, кровь эту всегда сопровождает упорное (итал. текст: и
глубокое) размышление.
Каким образом влюбленный становится подобным любимому
Поэтому пусть никто из вас не удивляется, если услышит, что
какой-нибудь влюбленный воспроизвел в своем теле некое подобие или образ
своего любимого. Часто беременные женщины думают о вине, которого с
величайшей жадностью желают. Усиленное размышление движет внутренние
жизненные духи и в них рисует образ придуманной вещи. Духи движут подобным
образом кровь и в мягчайшем веществе плода отпечатлевают образ вина.
Любовник же желает своих услад более горячо, нежели беременные женщины, а
также и более сильно и неотступно размышляет. Что удивительного, если
удерживающиеся вплоть до этого и вкоренившиеся в память лица под действием
самого размышления обрисовываются в жизненном духе и духом тотчас
запечатлеваются в крови. Особенно когда в жилах Лисия возникла уже нежнейшая
кровь Федра, как легко лицо Федра сможет дать отблеск в крови самого себя.
Так как, однако, отдельные члены тела в какой мере ежедневно высыхают, в
такой же точно освещаются росою питания, из этого следует, что то, что из
тела каждого человека мало-помалу высыхает, в тот же день постепенно
восстанавливается. Восстанавливаются же части тела кровью, изливающейся
ручейками из жил. Так что ж удивляться, если кровь, носящая на себе
определенный образ, этот самый образ впечатлит частям тела, так что в конце
концов покажется, что Лисий стал отчасти похож на Федра, либо цветом или
чертами лица, либо душевными пристрастиями, либо телодвижениями.
В чьи тенеты мы преимущественно попадаем
Быть может, кто-нибудь спросит, кем преимущественно и каким образом
опутываются влюбленные и каким образом освобождаются. Женщины, верно, легко
пленяют мужчин, однако еще легче те, которые являют некоторое мужское
свойство. И тем более легко мужчины, поскольку более подобны мужам, нежели
женщины, и обладают кровью и жизненным духом более светлыми, более теплыми и
более жидкими, в каковых свойствах и состоят любовные сети. Из мужчин же как
никто скоро обвораживают мужчин или женщин те, которые являются по
преимуществу сангвиниками и отчасти холериками; имеют большие глаза, серые и
светящиеся, особенно же если живут непорочно и не обезобразили
безмятежно-спокойные лица вследствие того, что светлый сок жидкостей был
исчерпан через соитие. Ибо эти качества особенно нужны для пускания тех
самых стрел, которые ранят сердце, как мы этого коснулись выше. Кроме того,
быстро попадают в сети те, при рождении которых Венера была в созвездии Льва
или Луна.обратилась к Венере и которые наделены тождественным темпераментом.
Флегматики, в коих преобладает мокрота, никогда не пленяются любовью.
Меланхолики, в коих черная желчь, хотя с трудом пленяются, но раз плененные,
никогда потом не освобождаются. Когда сангвиник привязывает сангвиника,
легко иго, сладостна связь, ибо подобное сочетание вызывает взаимную любовь.
Кроме того, сладость их жидкости доставляет любовнику надежду и~веру. Когда
холерик холерика -- невыносимое рабство. Правда, подобие в сочетании
жидкостей вызывает и в них некоторую взаимность благожелательности, но
известная огненная жидкость желчи возмущает их частым гневом. Когда
сангвиник холерика или наоборот, из-за смешения одновременно сладкой и
жгучей жидкости, происходит некоторая взаимообратность гнева и
благодарности, боли и наслаждения, когда сангвиник, связывает меланхолика --
вечные узы. Не сожалеем. Потому что сладость крови смягчает горечь
меланхолии. Когда, однако, холерик оплетает меланхолика -- чума,
губительнейшая из всех. Самая жгучая жидкость юноши попадает во все
внутренности оолее пожилого. Нежное пламя поедает сердце. Жжет несчастного
любовника. Холерическая жидкость побуждает на гнев и убийства -- меланхолия
к печали и вечной скорби. У них очень часто тот же самый исход любви, что у
Филлиды, Дидоны, Лукреция. Флегматик же или юный меланхолик из-за густоты
крови и духов никого не пленяют.
Каким образом обвораживаются влюбленные
[Каким же образом обвораживаются влюбленные -- кажется, что мы
достаточно сказали, разве только то добавим, что смертные тогда
обвораживаются в полную силу, когда, при частом взирании направляя острие
взора, соединяют глаза с глазами и вместе впивают, несчастные, долгую
любовь. Поистине болезни этой, как угодно думать Мусею, причина вся и исток
-- глаза. Поэто-му, если кто окажется с сильным блеском глаз, пусть он будет
менее хорошо сложен в остальных частях тела, по той причине, о которой мы
сказали, он чаще [чем другие] заставляет безумствовать взирающих на него.
Кто устроен противоположным образом, располагает скорее к некоторой
благожелательности, нежели к жару страсти. Представляется. что красивая
соразмерность прочих, помимо глаз, частей тела заключает в себе не силу
действительной причины, но лишь случайное побуждение к болезни такого рода.
Потому что таковое сложение побуждает смотрящего издали, чтобы он подошел
поближе-Затем, когда он близко подойдет, она весьма долго удерживает его в
состоянии рассматривания ее самой. Но замешкавшегося [в этом положении]
ранит взгляд сам по себе. Умеренной, однако, любви, великой сопричастнице
божественного, о которой на этом пире как только возможно много говорилось,
способствует как причина не одни только глаза, но согласие и приятность всех
частей тела.
Способ избавления от любви
До сих пор мы рассуждали, каким образом и в чьи тенеты мы попадаем.
Остается преподавать ь немногих словах, каким образом мы избавляемся от
любви. Избавление же бывает двух родов, както: одно по природе, другое
благодаря разумной забот, .. Естественное есть то, которое совершается через
определенные промежутки времени. Такое избавление имеет отношение не только
к этой одной, но ко всем болезням, потому что, например, зуд в коже остается
до тех пор, покуда гуща разрушающейся крови пребывает в жилах или соленая
слизь -- в частях тела. Когда кровь очищается от гущи и когда уничтожается
слизь, зуд прекращается и мерзкие пятна на коже исчезают. Однако очищению по
природе весьма много способствует разумная забода. Преждевременное очищение
или втирание масла считается опаснейшим. Также и беспокойство влюбленных
столь долго с необходимостью противится успокоению, сколь долго это
заражение крови, причиненное посредством обворожения, оставаясь во
внутренностях, сдавливает тяжкой заботой сердце, питает язву в жилах,
невидимыми огнями сжигает части тела. Поскольку совершается переход от
сердца в жилы, из жил -- в части тела. Когда, наконец, происходит очищение
от этого заражения, волнение влюбленных или же, вернее, безумных понемногу
отходит. Это у всех требует большого промежутка времени, у меланхоликов же в
высшей степени долгого, особенно если они были пойманы под влиянием Сатурна.
И высшей степени горестного, добавь, если они были преданы убывающему
Сатурну, либо соединенному с Марсом, либо противостоящему Луне/Болеют также
в высшей степени те, при рождении которых Венера была в обители Сатурна или
обращена была к Сатурну и Луне.
К этому естественному очищению следует добавить воздействие искусства.
Следует остерегаться прежде всего, чтобы мы не пытались вырвать или вырезать
еще незрелое и не разрывали с величайшей опасностью того, что мы можем
распустить более безопасно. Следует делать передышку, чтобы дать привыкнуть.
Всеми силами, однако, следует остерегаться, чтобы глаза не соединялись и с
глазами. Если что порочного есть в душе или теле любимого, необходимо
раскрывать это душе. Следует приобщать душу к многочисленным, разнообразным,
тяжелым занятиям. Часто следует пускать кровь. Вино нужно употреблять
светлое; порою воспользоваться и опьянением, чтобы, когда опорожняется
старая кровь, поступала новая кровь и с нею новый жизненный дух. Часто
предпочтительнее всего телесные упражнения, вызывающие пот, посредством чего
в теле открываются поры для очищения. Насколько только можно полезны, сверх
того, все те средства, которые физики применяют для предохранения сердца и
питания мозга. Лукреций часто также предписывает совокупление:
"Но убегать надо этих призраков, искореняя
Все, что питает любовь, и свой ум направлять на другое,
Влаги запас извергать накопившийся в тело любое,
А не хранить для любви единственной, нас охватившей".
Сколь вредна пошлая любовь
Но, дабы мы не помешались, говоря более положенного о помешательстве,
мы сделаем такое короткое заключение. То известное гнетущее беспокойство,
которым днем и ночью мучаются пошлые любовники, есть некоторый вид
помешательства. Каковые, будучи поражаемы, пока утверждается любовь, сначала
пожаром желчи, затем жжением черной желчи, впадают в неистовство и лихорадку
и, будто слепые, не знают, во что они ввергаются. Сколь гибельна эта
прелюбодейская любовь как для любимых, так и для любящих, показывают у
Платона в Федре Лисий Фиванец и Сократ. Итак, вследствие такового
исступления человек скатывается до состояния, свойственного животному.
Сколь полезна божественная любовь и четыре ее вида
А вследствие божественного безумия человек возвышается над человеческой
природой и превращается в бога. Божественное безумие есть озарение разумной
души, посредством которого Бог души ниспадшую с высших областей к низшим,
увлекает от низших к высшим. Падение души от самого единого начала всех
вещей совершается через четыре ступени: ум, разум, умозрение и природу. Ибо
так как во всем ряду вещей существуют шесть ступеней, высшую из которых
занимает само Единое, низшую тело, средние же суть те, о которых мы прежде
сказали -- необходимо, чтобы все, что ниспадает с первой до последней,
падало через четыре средних. Само Единое, предел и мера всех вещей, лишено
беспорядка и множественности. Ангельский ум хотя и представляет собой
множество идей, но множество постоянное и вечное. Разум души есть подвижное
множество понятий и умозаключений, но упорядоченное. Умозрение представляет
собой неупорядоченное и подвижное множество образов, объединенное, однако,
субстанцией и точками местоположения, тогда как сама душа, в коей пребывает
умозрение, является одной лишь субстанцией, не занимающей никакого места.
Природа, то есть сила питания, исходящая от души, и исполненная духа сила
соединения, пребывает подобным же образом (если не принимать во внимание,
что она распределяется по различным точкам тела). Тело же есть
неопределенное множество частей и случайностей, подверженное движению, а
также субстанция, разделенная точками и мгновениями. Все эти ступени видит
наша душа. По ним она нисходит, по ним и восходит. Ибо поскольку она
появляется до самого Единого, каковое есть начало всех вещей, она наделена
некоторым единством, каковое соединяет всю ее сущность, силы и действия, от
которого и к которому так исходит и восходит прочее, что есть в душе, как
радиусы от центра и к центру. Однако она не только присоединяет части души
одну к другой и ко всей в целом душе, но всю душу к самому Единому, причине
всех вещей. Поскольку же душа освещается лучом божественного ума, она
посредством ума созерцает в постоянном акте идеи всех вещей. Поскольку душа
видит сама себя, она рассматривает всеобщие сущности вещей и разбегается
мыслью от начал к заключениям. Поскольку душа видит тела, она перебирает в
своем умозрении отдельные формы подвижных вещей и образы, воспринятые
посредством ощущения. Поскольку душа касается материи, она пользуется
природой как орудием, которым соединяет материю, движет и образует, отчего
происходят рождения, возрастания и им противоположные вещи. Итак, вы видите,
что она от Единого, каковое над вечностью ниспадает к вечной
множественности, от вечности ко времени, от времени к пространству и
материи. Ниспадает, говорю, когда она удаляется от той чистоты, в которой
рождена, обнимая тело сверх меры.
Через какие ступени божественные исступления возвышают душу
По каковой причине подобно как через четыре ступени нисходит душа,
необходимо, чтобы она через четыре восходила. Божественное же исступление
есть то, что несет к наивысшим областям, как утверждается в его определении.
Итак, есть четыре вида божественного исступления. Первое -- поэтическое
ис-ступление, второе -- исступление таинства, третье -- прорицания, любовная
страсть -- четвертое. Поэзия же зависит от Муз, таинство от Дионисия,
прорицание от Аполлона, любовь от Венеры. Возвратиться к Единому душа,
конечно, не может, если она сама не соделается единой. Однако она сделалась
многим, так как ниспала в тело, разделилась на различные действия и обращает
взор на бесконечное множество телесных вещей. Из-за чего высшие ее части
едва не засыпают, низшие попадают под власть внешних воздействий. Первые
поражаются оцепенением, вторые. -- треволнением. Вся же душа наполняется
раздором и несообразностью. Итак, во-первых, необходимо поэтическое
исступление, дабы оно пробудило мусическими ритмами те части души, которые
цепенеют, утешила гармонической сладостью те части, которые пребывают в
смятении, и наконец, согласием различных частей изгнало несогласный раздор и
умерило различные части души. Но и этого недостаточно. Ибо множество все еще
остается в душе. Тогда присоединяется таинство, имеющее отношение к
Дионисию, которое с помощью очищений и богослужений, а также всевозможного
богопочитания направляет устремление всех частей души на ум, каковой
почитает Бога. Отчего, когда отдельные части души приведены к одному уму,
душа уже соделалась неким единым целым из многих частей. Теперь, однако,
необходимо третье исступление, дабы оно возвело ум к самому единству,
вершине души. Это делает Аполлон посредством прорицания. Ведь когда душа
поднимается выше ума к единству, она предугадывает будущее. Наконец, когда
душа сделалась Единым -- тем Единым, говорю я, которое есть в самой природе
и в сущности души, -- остается, чтобы она тотчас обратилась к Единому,
такие, что они -- удивительное, я бы сказал, дело -- ночью и в потемках
видели, но в течение короткого времени и лишь как только отверзались от сна
-- затем они снова меркли, А что луч, испущенный из глаз, влечет с собой пар
духов и пар этот кровь, мы узнаем из того, что гноящиеся и красные глаза
испусканием своего луча заставляют страдать подобной болезнью глаза
смотрящего поблизости. Из чего явствует, что и луч простирается вплоть до
того попадающегося навстречу человека и вместе с лучом распространяется пар
испорченной крови, соприкосновением с которым заражается глаз смотрящего.
Аристотель пишет, что женщины, когда истекает менструальная кровь, взглядом
своим часто марают зеркало кровяными каплями. Я полагаю, что это происходит
по той причине, что жизненный дух, который является паром крови, есть,
по-видимому, некая тончайше разжиженная кровь, до того разжиженная, что она
ускользает от взгляда, но на поверхности зеркала, сделавшись гуще, ясно
наблюдается. Если она попадает на какой-нибудь менее плотный материал, как
сукно или дерево, она по той причине не будет видна, что не остается на
поверхности той вещи, но проникает вглубь. Если, напротив, на какой-нибудь
плотный, но шероховатый, как камни, кирпичи и подобные вещи, -- неровностью
того тела раздробляется и рассеивается. Зеркало же благодаря твердости
удерживает дух на поверхности, благодаря ровности гладкости сохраняет
нераздробленным, благодаря блеску луч самого духа поддерживает и усиливает,
благодаря холодности редчайший пар его собирает в капельки. По этой же
примерно причине всякий раз, когда мы дышим, раскрывая глотку, в упор на
зеркало, мы орошаем его поверхность некой тончайшей росой слюны. Потому что
дух, отлетающий от слюны, сгустившись на этом материале, опускается слюною.
Так что удивительного, если раскрытый и устремленный на кого-нибудь глаз
пускает маленькие стрелы своих лучей в глаза стоящего вблизи и вместе с
этими стрелами, каковые суть переносчики духов, он устремляет тот кровяной
пар, который мы называем жизненным духом. Потом ядовитая стрела пронзает
глаза и, так как она испускается сердцем поражающего, стремится к груди
поражаемого как бы к естественному для нее месту, ранит сердце и в более
твердой части его стенки притупляется и обращается в кровь. Инородная эта
кровь, чуждая некоторым образом по своей природе уязвленному человеку,
заражает его собственную кровь. Зараженная кровь больна. Отсюда следует
двоякая порча: взгляд зловонного старика и женщины, переносящей месячное
очищение, портит юношу; взгляд юноши портит более пожилого. Так как, однако,
влага более пожилого холодная и застоявшаяся, она насилу достигает в
мальчике стенки сердца и, бессильная проникнуть внутрь, совсем мало тревожит
сердце, если только оно не слишком мягко из-за младости лет. По этой причине
такая порча является легкой, та же, при которой более юный пронзает грудь
более пожилого, в высшей степени тяжела. Это то, о наилучшие друзья, на что
жалуется платоник Апулей. "Вся причина, говорит, и источник теперешнего
моего страдания и в то же время лекарство и единственное мое спасение -- это
ты! Ведь твои глаза в мои глаза проникли до глубины души и вызвали в сердце
моем сильнейший пожар. Так сжалься над той, что из-за тебя гибнет!"
Представьте, ради бога, пред вашими глазами Федра-мирринусинца и
плененного любовью к нему славного фиванца оратора Лисия. Лисий смотрит с
раскрытым ртом на лицо Федра -- Федр вонзает в глаза Лисия искры глаз своих
и вместе с искрами передает и жизненный дух. Дух Федра легко смыкается с
лучом Лисия, с жизненным духом дух также легко соединяется. Пар такого рода,
рожденный сердцем Федра, тотчас стремится к сердцу Лисия, коего качеством,
противоположным остроте стрел своего луча, делается плотнее и стекает
прежней кровью Федра. Поэтому один и другой немедленно не удерживаются от
восклицания: (Лисий Федру) "О сердце мое, Федр, дражайшее не-дро". -- (Федр
Лисию) "О дух мой, о кровь моя, Лисий!" Федр следует за Лисием, так как
сердце требует своей влаги. Лисий следует за Федром, так как кровяная влага
просит собственный сосуд, требует свое место. Однако Лисий следует за Федром
с большим жаром. Легче ведь сердцу прожить без единой частицы своей влаги,
нежели самой влаге без собственного сердца. Ручей нуждается в источнике
более, чем источник в ручейке. Таким образом, подобно тому как железо,
поскольку воспринято им качество магнита, хотя и притягивается к магнитному
камню, камень, однако, не притягивается, -- так точно Лисий за Федром
следует более, чем Федр за Лисем.
Сколь легко мы попадаем в тенета любви
Скажет кто-нибудь: может ли тонкий луч, легчайший дух, самая малость
крови Федра вымарать столь быстро, столь сильно, сколь опасно всего Лисия?
Это не покажется, во всяком случае, удивительным, если вы рассмотрите прочие
болезни, которые возникают вследствие заражения: как зуд, как чесотку, как
проказу, плеврит, чахотку, дизентерию, воспаление глаз, чуму. Любовное же
заражение происходит легко -- и тягчайшее моровое поветрие. Подлинно, этот
пар жизненного духа и он же кровь, ввергнутая юношей прямо в человека более
пожилого, обладает, как мы сказали выше, четырьмя качествами: он светлый,
нежно-тонкий, теплый и сладкий. Будучи светлым, он превосходнейшим образом
согласуется с ясностью глаз и духа в более пожилом, приятен для него и
привлекателен. Отчего получается, что с жадностью вбирается такими людьми.
Поскольку он неуловимо тонкий, стремительнейше прилетает к сердцу, оттуда он
чрезвычайно легко проникает во все тело по венам и артериям. Поскольку он
теплый, бурно действует и возбуждает и весьма сильно заражает кровь более
пожилого и обращает его в свою природу. Что Лукреций так помянул:
"В сердце отсюда течет сладострастья Венерина влага,
Капля за каплей сочась, и холодная следом забота".
Кроме того, поскольку он сладкий, согревает некоторым образом
внутренности, питает и доставляет приятность. Отчего получается, что вся
кровь мужчины, будучи совершенно измененной в сторону юношеской природы,
стремится к телу более юного, дабы жить в нем в своих венах и чтобы влага
молодой крови влилась в равно молодые и нежные вены. Получается также, что
этот больной испытывает на себе сразу и наслаждение и любовь. Наслаждение --
благодаря ясности и сладости все того же пара крови: если первая в самом
деле привлекает, вторая услаждает. Боль -- из-за его же тонкости и теплоты.
Потому что первая разделяет внутренности и раздирает, вторая отнимает от
человека то, что принадлежит ему, и превращает его в природу другого,
посредством каковой перемены она с полным основанием не позволяет, чтобы он
покоился в себе, но постоянно влечет к тому, кем он заражен. На это так
намекает Лукреций:
"К телу стремится тому, что наш ум уязвило любовью.
Обыкновенно ведь все упадает на рану, и брызжет
Кровь в направлении том, откуда удар был получен;
И если близок наш враг, то обрызган он алою влагой".
В этих стихах Лукреций желает показать, что кровь человека, раненного
лучом глаз, попадает на ранившего, подобного тому как кровь человека,
пораженного мечом, попадет на поразившего. Если вы ищете смысл этого, так
сказать, чуда, я вам его покажу.
Ранит Гектор Патрокла и убивает. Патрокл смотрит на ранящего его
Гектора, тогда мысль его принимает решение о мести. Немедленно желчь
возгорается на отмщение, ею кровь воспламеняется и спешит тотчас к ране, как
чтобы согреть ту пораженную часть тела, так и для отмщения. Туда же несутся
и жизненные духи, летя вплоть до Гектора, поскольку они легкие, переходят в
него; теплотою его они до времени сохраняются, например на семь часов. И
если в это самое время Гектор вблизи посмотрит внимательно на рану трупа,
рана пускает кровь на Гектора, ведь может кровь некоторым образом излиться
на врага как оттого, что еще не все тепло угасло, не успокоилось еще
внутреннее возбуждение, как потому, что незадолго до этого она была против
него возбуждена, так и потому, что незадолго до этого она была против него
возбуждена, так и потому, наконец, что кровь стремится к своим духам и духи
также притягивают свою кровь. Лукреций считает, что подобным образом кровь
уязвленного любовью человека спешит за ранившим его, и мы согласны с ним в
этом.
О некотором удивительном действии пошлой любви
Сказать ли, о непорочнейшие мужи, что за этим следует, или же, скорее,
обойти молчанием? Скажу, конечно, когда уж само дело требует, даже если в
речи это и покажется неблагозвучным. Но кто скажет о непристойных вещах
пристойным образом?
Столь великая перемена в пожилом человеке, обращенная на подобие более
юного, приводит к тому, что он стремится переместить в него все свое тело и
все его тело перелить в себя, так чтобы либо свежая влага последовала за
новыми сосудами, либо более нежные сосуды за более нежной влагой. Отчего они
взаимно побуждаются к совершению многих гнуснейших поступков. Они ведь
полагают, что, так как детородное семя исходит от всего тела, они могут
единственно испусканием или вбиранием его все тело целиком передать и все
целиком принять. Это на себе самом прочувствовал знаменитый эпикурейский
философ Лукреций, несчастнейший из всех влюбленных:
"Также поэтому тот, кто поранен стрелою Венеры, --
Мальчик ли ранил его, обладающий женственным станом,
Женщина ль телом своим, напоенным всесильной любовью, --
Тянется прямо туда, откуда он ранен, и страстно
Жаждет сойтись и попасть своей влагою в тело из тела...
Жадно сжимают тела и, сливая слюну со слюною,
Дышат друг другу в лицо и кусают уста в поцелуе.
Тщетны усилия их: ничего они выжать не могут,
Как и пробиться вовнутрь и в тело всем телом проникнуть,
Хоть и стремятся порой они этого, видно, добиться:
Так вожделенно они застревают в тенетах Венеры, --
Млеет их тело тогда, растворяясь в любовной усладе..."
Таковы слова эпикурейца Лукреция.
Что влюбленные желают также вобрать в себя всего любимого, показывает
Арфемизия, жена Мавзолия, царя Карии, о которой сообщается, что она любила
своего мужа более, чем можно было бы поверить в отношении человеческой
страсти, и что она превратила в порошок тело умершего мужа и, растворив в
воде, выпила.
Пошлая любовь есть волнение крови
Доказательством того, что эта страсть заключается в крови, служит то,
что жар этого рода лишен наступающего время от времени успокоения,
непрерывная же лихорадка физиками относится на счет крови; та же, которая
оставляет в покое шесть часов, -- на счет мокроты; которая один день --
желчи; которая два -- черной жидкости в желчи. Итак, мы с должным основанием
помещаем ее в крови -- в крови, разумеется, меланхолической; как вы узнали
из речи о Сократе, кровь эту всегда сопровождает упорное (итал. текст: и
глубокое) размышление.
Каким образом влюбленный становится подобным любимому
Поэтому пусть никто из вас не удивляется, если услышит, что
какой-нибудь влюбленный воспроизвел в своем теле некое подобие или образ
своего любимого. Часто беременные женщины думают о вине, которого с
величайшей жадностью желают. Усиленное размышление движет внутренние
жизненные духи и в них рисует образ придуманной вещи. Духи движут подобным
образом кровь и в мягчайшем веществе плода отпечатлевают образ вина.
Любовник же желает своих услад более горячо, нежели беременные женщины, а
также и более сильно и неотступно размышляет. Что удивительного, если
удерживающиеся вплоть до этого и вкоренившиеся в память лица под действием
самого размышления обрисовываются в жизненном духе и духом тотчас
запечатлеваются в крови. Особенно когда в жилах Лисия возникла уже нежнейшая
кровь Федра, как легко лицо Федра сможет дать отблеск в крови самого себя.
Так как, однако, отдельные члены тела в какой мере ежедневно высыхают, в
такой же точно освещаются росою питания, из этого следует, что то, что из
тела каждого человека мало-помалу высыхает, в тот же день постепенно
восстанавливается. Восстанавливаются же части тела кровью, изливающейся
ручейками из жил. Так что ж удивляться, если кровь, носящая на себе
определенный образ, этот самый образ впечатлит частям тела, так что в конце
концов покажется, что Лисий стал отчасти похож на Федра, либо цветом или
чертами лица, либо душевными пристрастиями, либо телодвижениями.
В чьи тенеты мы преимущественно попадаем
Быть может, кто-нибудь спросит, кем преимущественно и каким образом
опутываются влюбленные и каким образом освобождаются. Женщины, верно, легко
пленяют мужчин, однако еще легче те, которые являют некоторое мужское
свойство. И тем более легко мужчины, поскольку более подобны мужам, нежели
женщины, и обладают кровью и жизненным духом более светлыми, более теплыми и
более жидкими, в каковых свойствах и состоят любовные сети. Из мужчин же как
никто скоро обвораживают мужчин или женщин те, которые являются по
преимуществу сангвиниками и отчасти холериками; имеют большие глаза, серые и
светящиеся, особенно же если живут непорочно и не обезобразили
безмятежно-спокойные лица вследствие того, что светлый сок жидкостей был
исчерпан через соитие. Ибо эти качества особенно нужны для пускания тех
самых стрел, которые ранят сердце, как мы этого коснулись выше. Кроме того,
быстро попадают в сети те, при рождении которых Венера была в созвездии Льва
или Луна.обратилась к Венере и которые наделены тождественным темпераментом.
Флегматики, в коих преобладает мокрота, никогда не пленяются любовью.
Меланхолики, в коих черная желчь, хотя с трудом пленяются, но раз плененные,
никогда потом не освобождаются. Когда сангвиник привязывает сангвиника,
легко иго, сладостна связь, ибо подобное сочетание вызывает взаимную любовь.
Кроме того, сладость их жидкости доставляет любовнику надежду и~веру. Когда
холерик холерика -- невыносимое рабство. Правда, подобие в сочетании
жидкостей вызывает и в них некоторую взаимность благожелательности, но
известная огненная жидкость желчи возмущает их частым гневом. Когда
сангвиник холерика или наоборот, из-за смешения одновременно сладкой и
жгучей жидкости, происходит некоторая взаимообратность гнева и
благодарности, боли и наслаждения, когда сангвиник, связывает меланхолика --
вечные узы. Не сожалеем. Потому что сладость крови смягчает горечь
меланхолии. Когда, однако, холерик оплетает меланхолика -- чума,
губительнейшая из всех. Самая жгучая жидкость юноши попадает во все
внутренности оолее пожилого. Нежное пламя поедает сердце. Жжет несчастного
любовника. Холерическая жидкость побуждает на гнев и убийства -- меланхолия
к печали и вечной скорби. У них очень часто тот же самый исход любви, что у
Филлиды, Дидоны, Лукреция. Флегматик же или юный меланхолик из-за густоты
крови и духов никого не пленяют.
Каким образом обвораживаются влюбленные
[Каким же образом обвораживаются влюбленные -- кажется, что мы
достаточно сказали, разве только то добавим, что смертные тогда
обвораживаются в полную силу, когда, при частом взирании направляя острие
взора, соединяют глаза с глазами и вместе впивают, несчастные, долгую
любовь. Поистине болезни этой, как угодно думать Мусею, причина вся и исток
-- глаза. Поэто-му, если кто окажется с сильным блеском глаз, пусть он будет
менее хорошо сложен в остальных частях тела, по той причине, о которой мы
сказали, он чаще [чем другие] заставляет безумствовать взирающих на него.
Кто устроен противоположным образом, располагает скорее к некоторой
благожелательности, нежели к жару страсти. Представляется. что красивая
соразмерность прочих, помимо глаз, частей тела заключает в себе не силу
действительной причины, но лишь случайное побуждение к болезни такого рода.
Потому что таковое сложение побуждает смотрящего издали, чтобы он подошел
поближе-Затем, когда он близко подойдет, она весьма долго удерживает его в
состоянии рассматривания ее самой. Но замешкавшегося [в этом положении]
ранит взгляд сам по себе. Умеренной, однако, любви, великой сопричастнице
божественного, о которой на этом пире как только возможно много говорилось,
способствует как причина не одни только глаза, но согласие и приятность всех
частей тела.
Способ избавления от любви
До сих пор мы рассуждали, каким образом и в чьи тенеты мы попадаем.
Остается преподавать ь немногих словах, каким образом мы избавляемся от
любви. Избавление же бывает двух родов, както: одно по природе, другое
благодаря разумной забот, .. Естественное есть то, которое совершается через
определенные промежутки времени. Такое избавление имеет отношение не только
к этой одной, но ко всем болезням, потому что, например, зуд в коже остается
до тех пор, покуда гуща разрушающейся крови пребывает в жилах или соленая
слизь -- в частях тела. Когда кровь очищается от гущи и когда уничтожается
слизь, зуд прекращается и мерзкие пятна на коже исчезают. Однако очищению по
природе весьма много способствует разумная забода. Преждевременное очищение
или втирание масла считается опаснейшим. Также и беспокойство влюбленных
столь долго с необходимостью противится успокоению, сколь долго это
заражение крови, причиненное посредством обворожения, оставаясь во
внутренностях, сдавливает тяжкой заботой сердце, питает язву в жилах,
невидимыми огнями сжигает части тела. Поскольку совершается переход от
сердца в жилы, из жил -- в части тела. Когда, наконец, происходит очищение
от этого заражения, волнение влюбленных или же, вернее, безумных понемногу
отходит. Это у всех требует большого промежутка времени, у меланхоликов же в
высшей степени долгого, особенно если они были пойманы под влиянием Сатурна.
И высшей степени горестного, добавь, если они были преданы убывающему
Сатурну, либо соединенному с Марсом, либо противостоящему Луне/Болеют также
в высшей степени те, при рождении которых Венера была в обители Сатурна или
обращена была к Сатурну и Луне.
К этому естественному очищению следует добавить воздействие искусства.
Следует остерегаться прежде всего, чтобы мы не пытались вырвать или вырезать
еще незрелое и не разрывали с величайшей опасностью того, что мы можем
распустить более безопасно. Следует делать передышку, чтобы дать привыкнуть.
Всеми силами, однако, следует остерегаться, чтобы глаза не соединялись и с
глазами. Если что порочного есть в душе или теле любимого, необходимо
раскрывать это душе. Следует приобщать душу к многочисленным, разнообразным,
тяжелым занятиям. Часто следует пускать кровь. Вино нужно употреблять
светлое; порою воспользоваться и опьянением, чтобы, когда опорожняется
старая кровь, поступала новая кровь и с нею новый жизненный дух. Часто
предпочтительнее всего телесные упражнения, вызывающие пот, посредством чего
в теле открываются поры для очищения. Насколько только можно полезны, сверх
того, все те средства, которые физики применяют для предохранения сердца и
питания мозга. Лукреций часто также предписывает совокупление:
"Но убегать надо этих призраков, искореняя
Все, что питает любовь, и свой ум направлять на другое,
Влаги запас извергать накопившийся в тело любое,
А не хранить для любви единственной, нас охватившей".
Сколь вредна пошлая любовь
Но, дабы мы не помешались, говоря более положенного о помешательстве,
мы сделаем такое короткое заключение. То известное гнетущее беспокойство,
которым днем и ночью мучаются пошлые любовники, есть некоторый вид
помешательства. Каковые, будучи поражаемы, пока утверждается любовь, сначала
пожаром желчи, затем жжением черной желчи, впадают в неистовство и лихорадку
и, будто слепые, не знают, во что они ввергаются. Сколь гибельна эта
прелюбодейская любовь как для любимых, так и для любящих, показывают у
Платона в Федре Лисий Фиванец и Сократ. Итак, вследствие такового
исступления человек скатывается до состояния, свойственного животному.
Сколь полезна божественная любовь и четыре ее вида
А вследствие божественного безумия человек возвышается над человеческой
природой и превращается в бога. Божественное безумие есть озарение разумной
души, посредством которого Бог души ниспадшую с высших областей к низшим,
увлекает от низших к высшим. Падение души от самого единого начала всех
вещей совершается через четыре ступени: ум, разум, умозрение и природу. Ибо
так как во всем ряду вещей существуют шесть ступеней, высшую из которых
занимает само Единое, низшую тело, средние же суть те, о которых мы прежде
сказали -- необходимо, чтобы все, что ниспадает с первой до последней,
падало через четыре средних. Само Единое, предел и мера всех вещей, лишено
беспорядка и множественности. Ангельский ум хотя и представляет собой
множество идей, но множество постоянное и вечное. Разум души есть подвижное
множество понятий и умозаключений, но упорядоченное. Умозрение представляет
собой неупорядоченное и подвижное множество образов, объединенное, однако,
субстанцией и точками местоположения, тогда как сама душа, в коей пребывает
умозрение, является одной лишь субстанцией, не занимающей никакого места.
Природа, то есть сила питания, исходящая от души, и исполненная духа сила
соединения, пребывает подобным же образом (если не принимать во внимание,
что она распределяется по различным точкам тела). Тело же есть
неопределенное множество частей и случайностей, подверженное движению, а
также субстанция, разделенная точками и мгновениями. Все эти ступени видит
наша душа. По ним она нисходит, по ним и восходит. Ибо поскольку она
появляется до самого Единого, каковое есть начало всех вещей, она наделена
некоторым единством, каковое соединяет всю ее сущность, силы и действия, от
которого и к которому так исходит и восходит прочее, что есть в душе, как
радиусы от центра и к центру. Однако она не только присоединяет части души
одну к другой и ко всей в целом душе, но всю душу к самому Единому, причине
всех вещей. Поскольку же душа освещается лучом божественного ума, она
посредством ума созерцает в постоянном акте идеи всех вещей. Поскольку душа
видит сама себя, она рассматривает всеобщие сущности вещей и разбегается
мыслью от начал к заключениям. Поскольку душа видит тела, она перебирает в
своем умозрении отдельные формы подвижных вещей и образы, воспринятые
посредством ощущения. Поскольку душа касается материи, она пользуется
природой как орудием, которым соединяет материю, движет и образует, отчего
происходят рождения, возрастания и им противоположные вещи. Итак, вы видите,
что она от Единого, каковое над вечностью ниспадает к вечной
множественности, от вечности ко времени, от времени к пространству и
материи. Ниспадает, говорю, когда она удаляется от той чистоты, в которой
рождена, обнимая тело сверх меры.
Через какие ступени божественные исступления возвышают душу
По каковой причине подобно как через четыре ступени нисходит душа,
необходимо, чтобы она через четыре восходила. Божественное же исступление
есть то, что несет к наивысшим областям, как утверждается в его определении.
Итак, есть четыре вида божественного исступления. Первое -- поэтическое
ис-ступление, второе -- исступление таинства, третье -- прорицания, любовная
страсть -- четвертое. Поэзия же зависит от Муз, таинство от Дионисия,
прорицание от Аполлона, любовь от Венеры. Возвратиться к Единому душа,
конечно, не может, если она сама не соделается единой. Однако она сделалась
многим, так как ниспала в тело, разделилась на различные действия и обращает
взор на бесконечное множество телесных вещей. Из-за чего высшие ее части
едва не засыпают, низшие попадают под власть внешних воздействий. Первые
поражаются оцепенением, вторые. -- треволнением. Вся же душа наполняется
раздором и несообразностью. Итак, во-первых, необходимо поэтическое
исступление, дабы оно пробудило мусическими ритмами те части души, которые
цепенеют, утешила гармонической сладостью те части, которые пребывают в
смятении, и наконец, согласием различных частей изгнало несогласный раздор и
умерило различные части души. Но и этого недостаточно. Ибо множество все еще
остается в душе. Тогда присоединяется таинство, имеющее отношение к
Дионисию, которое с помощью очищений и богослужений, а также всевозможного
богопочитания направляет устремление всех частей души на ум, каковой
почитает Бога. Отчего, когда отдельные части души приведены к одному уму,
душа уже соделалась неким единым целым из многих частей. Теперь, однако,
необходимо третье исступление, дабы оно возвело ум к самому единству,
вершине души. Это делает Аполлон посредством прорицания. Ведь когда душа
поднимается выше ума к единству, она предугадывает будущее. Наконец, когда
душа сделалась Единым -- тем Единым, говорю я, которое есть в самой природе
и в сущности души, -- остается, чтобы она тотчас обратилась к Единому,