Страница:
в тело. Ведь это то, что разумел Павел, когда писал коринфянам: "Или вы не
знаете, что связывающийся с блудницей становится одним телом [с нею]? Кто
соединяется с Господом, есть один дух [с Ним]". Блудницей он называет
ненадежную часть человека. Это и есть та соблазнительная, обольстительная
женщина, о которой ты читаешь во второй главе Притчей: "Дабы спасти тебя от
жены другого, от чужой, которая умягчает свои речи, оставляет водителя
юности своей, и забыла заветы Бога своего. Ибо дом ее ведет к смерти и стези
ее -- в ад. Все, кто входят к ней, не возвращаются и не овладевают путями
жизни". И в главе шестой: "Дабы остеречь тебя от злой женщины и от льстивого
языка чужой. Да не пожелает сердце твое красоты ее, да не поймают тебя
мановения ее. Ибо цена блудницы едва ли такая, как у одной ковриги, а
женщина похищает драгоценную душу". Когда он упоминает о блуднице, сердце,
душе, разве он не называет поименно три части человека? И снова в главе
девятой: "Женщина глупая, шумливая, полная соблазнов и вовсе ничего не
знающая. Сидит на стуле в дверях дома своего на высоком месте города, чтобы
зазывать проходящих по дороге и чужеземцев на их пути. Кто молод? Заверни ко
мне! И неразумному она сказала: "Краденые воды слаще, и утаенный хлеб
вкуснее". И он не знает, что там чудовища и что в глубинах ада ее гости".
Ведь кто сочетается с ней, пойдет в ад. А кто уйдет от нее, спасется. Я
спрашивают тебя, какими красками можно было отчетливее обрисовать и
изобразить ядовитые соблазны плоти, побуждающей душу к постыдному,
бесчестность, восстающую против духа, или несчастный конец победителя?
Следовательно, дух делает нас богами, плоть -- скотиной. Душа определяет
людей вообще; дух -- благочестивых; плоть -- нечестивых; душа -- ни тех ни
других. Дух стяжает небесное, плоть -- сладкое, душа -- необходимое. Дух
возносит на небо, плоть опускает до ада, душе не приписывают ничего. Все
плотское -- постыдно, все духовное -- совершенно, все душевное -- среднее и
неопределенное.
Надо ли, чтобы я, как говорится, невеликий умелец, показал тебе
пальцем, в чем различие между этими частями? Давай попробую. Ты почитаешь
родителей, любишь брата, любишь детей, очень ценишь друга. Не столь
добродетельно делать все это, сколь преступно не делать. Почему бы тебе,
христианину, не делать того, что по наущению природы делают и язычники или
даже делает и скотина? Свойственное природе не вменяется в заслугу. Но ты
попал в такое место, где надо пренебречь почтением к отцу, преодолеть любовь
к детям, отбросить расположение к другу или оскорбить Бога. Что ты делаешь?
Душа стоит на распутье? Плоть побуждает к одному, а дух -- к другому. Дух
говорит: "Бог могущественнее, чем отец. Тому ты обязан только телом, а Этому
-- всем". Плоть внушает: "Если ты ослушаешься, отец лишит тебя наследства,
люди скажут, что ты бесчестный. Подумай о пользе, подумай о своей славе. Бог
тебя либо не видит, либо закрывает на тебя глаза, либо, конечно, Его легко
умилостивить". Душа уже недоумевает, уже колеблется. В какую сторону она ни
склонится, она станет тем, к чему примкнет. Если она, пренебрегнув духом,
послушает эту блудницу -- плоть, то она -- только тело. Если, отвергнув
плоть, подымется к духу, она преобразится в дух. Привыкай к тому, чтобы
искусно наподобие этого испытывать самого себя. Ибо велико заблуждение тех
людей, которые нередко видят совершенное благочестие в том, что присуще
природе. Некоторые страсти, по виду более достойные и как бы надевшие личину
добродетелей, обманывают неосторожных людей. Строгий судья неистовствует по
отношению к преступнику и считает себя правым. Хочешь о нем поговорить? Если
он потворствует своим склонностям и служит своей врожденной жестокости без
всякой душевной печали, а возможно, и с некоторым удовольствием, нисколько,
однако, не отклоняясь от обязанности судьи, но не для того, чтобы потом себе
нравиться, то он совершает нечто среднее. Если же он злоупотребляет законом
либо по личной ненависти, либо по сильному желанию, то дело это -- плотское
и он совершает человекоубийство. Если душу его охватывает большая печаль,
потому что он вынужден погубить того, кого предпочитает увидеть исправленным
и невредимым, и он предлагает заслуженное наказание с тем чувством, с каким
отец приказывает сечь и бить дражайшего сына, -- то, что он делает, будет
как раз духовным. Большинство людей по природной склонности или по свойствам
их разума из-за некоторых вещей радуются или отвращаются от них. Есть такие,
которых нисколько не прельщают любовные наслаждения. Пусть они не считают
это сразу своей добродетелью, потому что это -- равнодушие. Добродетель не в
том, чтобы не иметь похоти, а в том, чтобы победить ее. Одного радует пост,
радует -- присутствовать на богослужении, радует -- часто бывать в храме,
радует -- проговорить как можно больше псалмов, но в духе. Обсуди то, что он
делает, по этому правилу: если он думает о славе, о выгоде, то знает плоть,
а не дух. Если он следует только своему характеру, делает что душе его
угодно, тогда у него есть не то, из-за чего он мог быть весьма доволен, а
гораздо более то, чего он должен бояться. Вот тебе опасность: ты молишься и
осуждаешь того, кто не молится. Постишься и обвиняешь брата, который ест. Ты
считаешь себя лучше каждого, кто не делает того, что ты делаешь? Смотри, не
относится ли твой пост к плоти? Твой брат нуждается в твоей помощи, а ты тем
временем бормочешь свои молитвы Богу, пренебрегая нуждой брата. Бог отклонит
эти молитвы. Ибо как станет Бог слушать тебя молящегося, когда ты сам не
слушаешь -- человек человека? Возьми другой пример: ты любишь жену только
потому, что она твоя жена. Ты не свершаешь ничего великого. Ведь это
объединяет тебя и с язычниками. Да и любишь ты не из-за чего-нибудь, а из-за
своего собственного удовольствия. Твоя любовь тяготеет к плоти. Но если ты
больше всего любишь жену, потому что видишь в ней образ Христов, например
благочестие, скромность, умеренность, стыдливость, тогда ты любишь не только
ее саму по себе, но во Христе; более того, ты в ней любишь Христа; ты любишь
как раз духовное. Об этом я хочу сказать много, но в своем месте.
Нам кажется, что, так как мы кое-как открыли путь к тому, что задумали,
и как бы проложили просеку, теперь следует поспешить к остальному, не то
получится не Энхиридион, а огромный том. Мы попытаемся коротко дать
некоторые плавила -- вроде гимнастических приемов; они, словно Дедалова
нить, помогут тебе легче выпутаться из заблуждений этого мира, как из
какого-то непроходимого лабиринта, и достигнуть чистого света духовной
жизни. У любой науки нет недостатка в своих порядках, и только для способа
жить счастливо не найдешь никаких наставлений? Вообще существует некое
искусство или же наука добродетели; тем, кто усердно в ней упражняется, как
раз и пособляет дух -- помощник святых намерений. Они же говорят: "Отойди о
нас, мы не хотим знать путей Твоих"; таких людей божественное милосердие
отвергнет, потому что они сами отвергли знание.
Эти правила будут зависеть частично от Бога, дьявола и от нас, частично
же от обстоятельств, т.е. от добродетелей и пороков, которые с ними связаны,
частично от предмета добродетелей и пороков. Более всего они предохранят от
трех зол -- остатков первородного греха. Ибо, несмотря на то что крещение
смыло пятно, в нас, однако, до сих по застрял остаток старой болезни то ли
для поддержания смирения, то ли в качестве основы и начала добродетели. Это
-- слепота, плоть и немощность. Слепота незнания покрывает туманом суждение
разума. Как вина прародителей несколько затемнила тот чистейший свет
божественного лика, который излил на нас Творец, так превратное воспитание,
дурное общество, извращенные страсти, тьма пороков, привычка к греху
настолько покрыли его ржавчиной, что едва возможно различить кое-какие следы
закона, начертанного Богом. Поэтому слепота (чтобы с этого начать) ведет к
тому, что при выборе мы плохо видим и следует вместо самого лучшего самому
худшему, ставя более важное после менее полезного. Плоть подстрекает
страсть, так что мы, даже если и понимаем, в чем заключается наилучшее,
любим при этом противоположное. Немощность ведет к тому, что, побежденные
отвращением или искушением, мы отказываемся от однажды усвоенной
добродетели.
Слепота вредит суждению; плоть искажает желание; немощность разбивает
стойкость. Поэтому прежде всего надлежит знать, к чему тебе не следует
стремиться; слепоту надлежит устранить, чтобы мы при выборе не ошибались.
Затем важно ненавидеть то, что ты понимаешь как зло, и любить добро. Плоть
должна быть в этом побеждена, дабы мы вопреки суждению разума не любили
приятное взамен спасительного. Третье заключается в упорстве по отношению к
тому, что ты хорошо начал; поэтому в немощи необходима помощь, дабы не уйти
нам с позором со стези добродетели, как если бы мы и не вступали на нее.
Незнание надлежит врачевать, дабы ты видел, куда бы тебе следует идти. Плоть
надлежит подчинять, дабы она не увела с нужного пути на окольные. Немощь
надлежит воодушевлять, дабы, вступив на узкий путь, ты не шатался, не
задерживался, не уклонялся и не оглядывался, если ты уже однажды взял в руку
плуг, а радоваться бы, как герой, которому предстоит путь: всегда
устремляясь к тому, что перед тобой, забывая о том, что позади, до поры,
пока не получишь награду и венок, обещанный упорным. <...>
Пусть навсегда в тебе останутся эти противоречащие общепринятым мнения
истинного христианства. Пусть никто не думает, что христианин родился для
себя и пусть никто не желает жить для себя, но все, что он имеет и чем сам
является, он обязан приписывать не себе, а Богу-Творцу, и все свое добро
обязан считать общим. Христианская любовь не знает собственности. Да полюбит
он благочестивых во Христе, а нечестивцев -- ради Христа, который первый нас
-- еще врагов -- полюбил так, что всего себя отдал нам для искупления. Да
посвятит христианин себя одним, потому что они добры, а другим не менее
того, чтобы сделать их добрыми. Пусть ни к кому не питает ненависти за то,
каков он; во всяком случае, не больше, чем надежный врач ненавидит больного.
Он только враг пороков. Чем тяжелее болезнь, тем больше заботы станет
проявлять чистая любовь. Прелюбодей, святотатец, турок -- пусть проклинает
прелюбодея, а не человека; пусть отталкивает святотатца, а не человека;
пусть убивает турка, а не человека. Пусть постарается, чтобы погиб
нечестивец, который сам создал себя таким, но пусть спасет человека,
которого создал Бог. Пусть всем от души желает добра, молится об этом,
благотворит. Пусть не вредит заслужившим и помогает тем, у кого нет заслуг.
Пусть радуется удачам всех людей, как своим собственным. Пусть скорбит о
неудачах всех людей, как о своих собственных. Несомненно, это то, что велит
апостол: "плакать с плачущими, радоваться с радующимися". Более того, пусть
чужую беду сноситтяжелее, чем свою. От счастья брата пусть будет веселее,
чем от своего. Не по-христиански думать: "Какое мне до этого дело? Не знаю,
черен ли ты или бел". Он мне чужой, неизвестный, ничем ничего от меня не
заслужил; когда-то причинил вред, никогда не помог. Ничего не значит!
Вспомни только, за какую твою заслугу одарил тебя Христос, который пожелал,
чтобы за Его благодеяние по отношению к тебе не Ему воздали, а ближнему.
Смотри только, в чем человек нуждается и что ты можешь. Думай только об
одном: Он -- брат во Господе, сонаследник во Христе, член того же тела,
искуплен той же кровью, сотоварищ общей веры, признанный к той же благодати
и счастью будущей жизни. Подобно тому как сказал апостол: "Одно тело и один
дух, как вы и призваны к одной надежде вашего призвания; один Господь и одна
вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, который надо всеми, и чрез всех,
и во всех нас". Как может быть чужим тебе тот, с кем ты так многим связан
воедино? У язычников немалое значение имеют обстоятельства, которые
побуждают оратора к благоволению или неблаговолению. Он -- согражданин,
свойственник, родственник или наоборот; он -- приятель, отцовский друг,
заслуживший добро, любимый, почетного происхождения, богатый или наоборот.
Во Христе все это ничего не значит или, следуя Павлу, все одно и то же.
Пусть одно стоит у тебя перед глазами, и этого достаточно: он -- плоть моя,
брат во Христе. То, что относится к члену, разве не распространяется на все
тело и потом на главу? Все мы, в свою очередь, члены. Члены, связанные друг
с другом, составляют тело; глава тела -- Иисус Христос; глава Христа -- Бог.
Все доброе или злое, что происходит с каким-либо членом, происходит с тобой,
происходит с каждым в отдельности, происходит с Христом, происходит с Богом.
Все это -- одно; Бог, Христос, тело и члены. У христиан нет места выражениям
"равные с равными" и "несходство -- мать ненависти". Зачем слова о
расхождении там, где такое единство? Христианство не знает того, что говорит
обычно придворный провинциалу, деревенский-- горожанину, патриций -- плебею,
знаменитый -- неизвестному, сильный -- слабому, итальянец -- германцу, галл
-- британцу, британец -- шотландцу, грамматик -- теологу, грамматику --
диалектик, юристу -- медик, ученый -- дураку, красноречивый -- неречистому,
холостой -- женатому, молодой -- старику, клирик -- мирянину, священник --
монаху, колетанин -- минориту, кармелит -- иакови-ту, и, дабы не перечислять
здесь все различия, несходному вовсе не подобает вышучивать несходное.
Где же любовь, которая почитает врага, если другое название, несколько
отличающийся цвет одежды, если пояс или сапоги и тому подобные человеческие
пустяки делают меня ненавистным тебе?
Почему мы не оставляем этот ребяческий вздор и то, что имеет к нему
отношение, почему не привыкаем смотреть на то, что вдалбливает нам Павел во
многих местах: что все мы -- члены одного тела во главе с Христом,
воодушевленные одним и тем же духом; если мы действительно в нем живет, то
надо не завидовать более счастливым членам и охотно приходить на помощь
более слабым. Мы должны понять, что, оказывая благодеяние ближнему, мы сами
облагодетельствованы, что мы нанесли ущерб себе, навредив брату. Пусть никто
не старается только для себя, но пусть каждый посильно направит на всех то,
что получил от Бога, чтобы все потекло туда, откуда проистекло, т.е. от
Главы. Разумеется, это и есть то, что пишет Павел коринфянам: "Ибо как тело
одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их много,
составляют одно тело, так и Христос. Ибо все мы одним Духом крестились в
одно тело -- иудеи или язычники, рабы или свободные -- и все напоены одним
Духом. Ибо и тело -- это не один член, а многие. Если нога скажет: "Я не
принадлежу телу, потому что я не рука", то неужели она не принадлежит телу?
И если ухо скажет: "Я не принадлежу к телу, потому что я не глаз", то
неужели оно поэтому не принадлежит телу? Если все тело -- глаз, то где слух?
Если все оно -- слух, то где обоняние? Ныне же Бог расположил члены, каждый
из них в теле, как Он пожелал. А если бы все были один член, то где было бы
тело? Ныне же членов много, а тело одно. Не может глаз сказать руке: "Я не
нуждаюсь в делах твоих", или также голова--ногам: "Вы мне не нужны". Но те
члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее. И о тех членах тела,
которые мы считаем менее благородными, прилагаем более попечения. И
неблагообразные наши имеют больше попечения, а благообразные наши ни в чем
не нуждаются. Но Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее
попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились
друг о друге. Но вы -- тело Христово и члены от члена".
Подобное он пишет римлянам; он говорит: "Ибо как в одном теле у нас
много членов, но не у всех членов одно и то же тело, так и мы многие
составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого -- члены, имеющие
различные дарования по благодати, данной нам". И снова в Послании к
эфесянам: "Но истинной любовью, -- говорит, -- все возвращаем в Того,
Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и
совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей при действии в
меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви. И
в другом месте он повелевает поочередно одним носить бремя других, потому
что мы взаимные члены. Поэтому смотри, относятся ли к этому телу те,
которые, как ты слышишь, везде говорят: "Мое имущество досталось мне по
наследству, я владею им по праву, не обманом. Почему я не могу употребить
его или злоупотребить им по своей воле? Почему я обязан давать что-нибудь
тем, кому я ничего не должен? Расточаю, теряю -- то, что гибнет, мое; других
это не касается". Один из твоих членов мучается от голода, а тебя тошнит от
куропаток. Голый брат коченеет от холода, а у тебя так много одежды,
испорченной молью и гнилью. Ты проигрываешь в кости за ночь тысячу золотых,
а в это время какая-нибудь несчастная девушка, гонимая нуждой, продает свое
целомудрие, и гибнет душа, за которую Христос отдал свою душу. Ты говоришь:
"Какое мне дело? То, что мне принадлежит, я трачу по своей воле!" И после
этого тебе кажется, что ты христианин, когда ты даже и не человек? Ты
слышишь, как в присутствии многих людей бесславят того или иного, и ты
молчишь или же громко смеешься вместе с клеветником. "Я бы остановил его, --
говоришь ты, -- если бы то, что он сказал, касалось меня; но мне нет
никакого дела до того, кого он бесславил". Значит, тебе нет никакого дела до
тела, если тебе нет дела до одного из членов. И нет дела до Главы, если тебя
не касается то, что происходит с телом.
Говорят, что силу следует отражать силой. Я не имею ничего против того,
что разрешают императорские законы, меня только удивляет, откуда эти
изречения попали в христианские нравы. Я нанес ущерб, но меня вынудили. Я
предпочел совершить зло, чем допустить его по отношению к себе. Будь так!
Человеческие законы не наказывают за то, что они разрешили. Но как поступит
Христос, твой Повелитель, если ты нарушишь его закон, который находится у
Матфея? "А я говорю вам: не противься злу, но если кто ударит тебя в правую
щеку, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобой и взять у тебя
рубашку, отдай ему и паллий. И кто принудит тебя идти одну милю, иди с ним и
другие две. Любите врагов ваших, благотворите тем, кто ненавидит вас, и
молитесь за гонителей ваших и тех, кто порочит вас, чтобы стать вам сынами
Отца вашего, Который на небесах, Который делает, чтобы солнце Его
поднималось над добрыми и злыми, и посылает дождь на праведных и
неправедных". Ты отвечаешь: "Он это не мне сказал. Он сказал апостолам,
сказал несовершенным". Разве ты не слышал, что вы -- сыны Отца вашего? Если
ты не желаешься быть сыном Божьим, то закон не имеет к тебе никакого
отношения; однако не хорош тот, кто не хочет стать совершенным. Обрати
внимание и вот на что: если ты не требуешь награды, закон тебя не касается.
Ведь дальше следует: "Если вы любите тех, кто вас любит, какая вам награда?"
Как будто бы говорит: "Никакая". Делать это -- не добродетель, но не делать
-- преступление. Никто никому не должен там, где воздают тем же. Послушай
Павла -- великого знатока и толкователя христианских законов:
"Благословляйте гонителей ваших. Благословляйте, а не проклинайте. Никому не
воздавайте злом за зло. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со
всеми людьми. Не защищайте самих себя, возлюбленные, но дайте место гневу
[Божиему]. Ибо написано: "Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь". Но если
враг твой голоден, накорми его. Если жаждет, дай ему пить. Ибо, делая это,
ты соберешь горящие уголья на его голову. Не будь побежден злом, но побеждай
зло добром". Ты говоришь: "Что же будет, если мягкостью своей я вскормлю
чужое бесстыдство и, снояся старую обиду, вызову новую?" Если ты можешь
избежать зла или отразить его без своего зла, никто не запрещает тебе это
делать. Но если не можешь, то остерегись говорить: "Лучше делать, чем
терпеть". Если можешь, исправляй, заваливая благодеяниями или покоряя
кротостью. Если же не может быть по-иному, то пусть лучше погибнет один, чем
оба; лучше, чтобы ты стал богаче, извлекши пользу из терпения, чем чтобы оба
стали злыми, воздавая друг другу за зло. Да будет правилом для христиан
состязаться со всеми в любви, кротости, благодеяниях; охотно уступать даже
самым низким людям в спорах, ненависти, недоброжелательности, поношениях и
обидах. Но недостоин тот, кому оказывают благодеяние, кому уступают. Для
тебя же достойно то, что ты делаешь, достоин Христос, ради Которого это
происходит.
Говорят: "Я не хочу никому вредить, но и не хочу терпеть, когда мне
вредят". Нет, если тебе причинили ущерб, от души прости обиду, остерегаясь
того, как бы не случилось чего-нибудь, что и тебе надо было бы простить.
Надо столь же осмотрительно избегать своей вины, сколь легко прощать чужую
вину. Чем ты больше, тем больше смиряй себя, чтобы служить всем в любви.
Если ты знатного рода, то нравы, достойные Христа, не затмят, но украсят
благородство происхождения. Если ты ученый, то скромнее сноси и исправляй
незнание невежественных людей. Ты тем больше должен брату, чем больше тебе
поверили. Ты богат; помни, что ты управитель, а не господин, и тщательно
следи за тем, как ты выполняешь общее дело. Ты поверил, что только одним
монахам запрещена собственность и предписана бедность? Ты ошибся; и то и
другое относится ко всем христианам. Закон наказывает тебя, если ты унесешь
что-нибудь чужое. Он не наказывает, если ты отнимешь свое у нуждающегося
брата, А Христос наказывает и то и другое. Если ты -- должностное лицо,
пусть почет не делает тебя более жестоким, но обязанности пусть сделают тебя
более внимательным. "У меня нет церковной должности, -- говоришь ты, -- я не
пастырь и не епископ". Вот именно; может быть, ты и не христианин? Сам
увидишь, какой ты, если ты не церковный. Христа стали так презирать в мире,
что считают прекрасным и замечательным не иметь с Ним никакого дела,
настолько, что более презренным считают того, кто теснее с Ним связан. Разве
ты не слышишь каждый день от разгневанных мирян, как они бросают в лицо
слова "клирик", "священник", "монах", употребляемые взамен злой брани? И это
делается таким голосом и с таким видом, будто они порицают распутство или
святотатство. Я, право, удивлен, почему они не нападают также и на крещение,
почему они вместе с сарацинами не используют имени Христова для обозначения
позора? Если бы они говорили о плохом клирике, недостойном священнике или
нечестивом монахе, это надо было бы сносить, потому что так они порицают
человеческие нравы, а не презирают обет добродетели. Но те, которые считают
своей славой растление девиц, военный разбой, деньги, выигранные или
проигранные в кости , и многие такого рода преступления, не могут сказать о
другом ничего более презренного, более злого или постыдного, чем назвать его
монахом или священником; не менее ясно и то, что думают о Христе эти люди,
которые лишь называются христианами.
У епископов и у должностных лиц нет иного Господа, кроме Христа. И те и
другие попеременно представляют Его. И те и другие должны будут дать Ему
отчет. Если ты, принимая на себя или исполняя обязанности, обращаешь
внимание на что-то иное, а не на Него, то, если мир и не называет тебя
продажным, Он, конечно, накажет тебя как продажного. Если ты добиваешься
общественной должности не для того, чтобы приносить пользу всем, а для того,
чтобы думать о собственных частных делах, чтобы мстить тем людям, которым ты
желаешь зла, твоя служба -- для Бога разбой. Ты преследуешь грабителей не
для того, чтобы вернуть владельцу похищенное, а для того, чтобы и у тебя
было то, что есть у грабителей. Скажи, пожалуйста, где хотя бы маленькая
разница между тобой и ими? Ее нет ни в чем, кроме того, что они грабят
купцов, а ты -- грабителей. В общем, если ты берешься за эту должность не
для того, чтобы быть готовым под угрозой потери не только имущества, но и
жизни защищать справедливость, то Христос не одобрит твоего правления. Я
добавлю и то место из суждения Платона, когда он говорит, что никто не
достоин той должности, которую он принимает добровольно. Если ты князь,
берегись, как бы тебя не заворожили такие вот опасные речи льстецов: "Ты --
господин, ты свободен от законов. Для тебя все справедливо, все честно. Тебе
дозволено все что угодно". Тебя не касается то, что говорят священники
простому народу. Мало того, считай -- как и есть на самом деле, -- что
существует один Господин изо всех; на Него ты должен быть как можно более
похож, Его обязанности ты временно берешь на себя -- это Иисус Христос.
Никто, кроме тебя, не обязан внимательнее относиться к Его учению, от
тебя Он потребует отчета строже, чем от других. Ты только не считай
справедливым то, чего ты желаешь, но желай лишь того, что справедливо. Не
думай, что для тебя станет почетным то, что для любого человека считается
позорным. Наоборот, не разрешай себе даже того, что повсюду обыкновенно
прощают. Считай для себя преступлением то, что у других слывет ошибкой. Не
богатства стяжают тебе честь, восхищение, достоинство, любовь, уважение
многих людей, а измененные нравы, которые лучше простонародных. Пусть народ
знаете, что связывающийся с блудницей становится одним телом [с нею]? Кто
соединяется с Господом, есть один дух [с Ним]". Блудницей он называет
ненадежную часть человека. Это и есть та соблазнительная, обольстительная
женщина, о которой ты читаешь во второй главе Притчей: "Дабы спасти тебя от
жены другого, от чужой, которая умягчает свои речи, оставляет водителя
юности своей, и забыла заветы Бога своего. Ибо дом ее ведет к смерти и стези
ее -- в ад. Все, кто входят к ней, не возвращаются и не овладевают путями
жизни". И в главе шестой: "Дабы остеречь тебя от злой женщины и от льстивого
языка чужой. Да не пожелает сердце твое красоты ее, да не поймают тебя
мановения ее. Ибо цена блудницы едва ли такая, как у одной ковриги, а
женщина похищает драгоценную душу". Когда он упоминает о блуднице, сердце,
душе, разве он не называет поименно три части человека? И снова в главе
девятой: "Женщина глупая, шумливая, полная соблазнов и вовсе ничего не
знающая. Сидит на стуле в дверях дома своего на высоком месте города, чтобы
зазывать проходящих по дороге и чужеземцев на их пути. Кто молод? Заверни ко
мне! И неразумному она сказала: "Краденые воды слаще, и утаенный хлеб
вкуснее". И он не знает, что там чудовища и что в глубинах ада ее гости".
Ведь кто сочетается с ней, пойдет в ад. А кто уйдет от нее, спасется. Я
спрашивают тебя, какими красками можно было отчетливее обрисовать и
изобразить ядовитые соблазны плоти, побуждающей душу к постыдному,
бесчестность, восстающую против духа, или несчастный конец победителя?
Следовательно, дух делает нас богами, плоть -- скотиной. Душа определяет
людей вообще; дух -- благочестивых; плоть -- нечестивых; душа -- ни тех ни
других. Дух стяжает небесное, плоть -- сладкое, душа -- необходимое. Дух
возносит на небо, плоть опускает до ада, душе не приписывают ничего. Все
плотское -- постыдно, все духовное -- совершенно, все душевное -- среднее и
неопределенное.
Надо ли, чтобы я, как говорится, невеликий умелец, показал тебе
пальцем, в чем различие между этими частями? Давай попробую. Ты почитаешь
родителей, любишь брата, любишь детей, очень ценишь друга. Не столь
добродетельно делать все это, сколь преступно не делать. Почему бы тебе,
христианину, не делать того, что по наущению природы делают и язычники или
даже делает и скотина? Свойственное природе не вменяется в заслугу. Но ты
попал в такое место, где надо пренебречь почтением к отцу, преодолеть любовь
к детям, отбросить расположение к другу или оскорбить Бога. Что ты делаешь?
Душа стоит на распутье? Плоть побуждает к одному, а дух -- к другому. Дух
говорит: "Бог могущественнее, чем отец. Тому ты обязан только телом, а Этому
-- всем". Плоть внушает: "Если ты ослушаешься, отец лишит тебя наследства,
люди скажут, что ты бесчестный. Подумай о пользе, подумай о своей славе. Бог
тебя либо не видит, либо закрывает на тебя глаза, либо, конечно, Его легко
умилостивить". Душа уже недоумевает, уже колеблется. В какую сторону она ни
склонится, она станет тем, к чему примкнет. Если она, пренебрегнув духом,
послушает эту блудницу -- плоть, то она -- только тело. Если, отвергнув
плоть, подымется к духу, она преобразится в дух. Привыкай к тому, чтобы
искусно наподобие этого испытывать самого себя. Ибо велико заблуждение тех
людей, которые нередко видят совершенное благочестие в том, что присуще
природе. Некоторые страсти, по виду более достойные и как бы надевшие личину
добродетелей, обманывают неосторожных людей. Строгий судья неистовствует по
отношению к преступнику и считает себя правым. Хочешь о нем поговорить? Если
он потворствует своим склонностям и служит своей врожденной жестокости без
всякой душевной печали, а возможно, и с некоторым удовольствием, нисколько,
однако, не отклоняясь от обязанности судьи, но не для того, чтобы потом себе
нравиться, то он совершает нечто среднее. Если же он злоупотребляет законом
либо по личной ненависти, либо по сильному желанию, то дело это -- плотское
и он совершает человекоубийство. Если душу его охватывает большая печаль,
потому что он вынужден погубить того, кого предпочитает увидеть исправленным
и невредимым, и он предлагает заслуженное наказание с тем чувством, с каким
отец приказывает сечь и бить дражайшего сына, -- то, что он делает, будет
как раз духовным. Большинство людей по природной склонности или по свойствам
их разума из-за некоторых вещей радуются или отвращаются от них. Есть такие,
которых нисколько не прельщают любовные наслаждения. Пусть они не считают
это сразу своей добродетелью, потому что это -- равнодушие. Добродетель не в
том, чтобы не иметь похоти, а в том, чтобы победить ее. Одного радует пост,
радует -- присутствовать на богослужении, радует -- часто бывать в храме,
радует -- проговорить как можно больше псалмов, но в духе. Обсуди то, что он
делает, по этому правилу: если он думает о славе, о выгоде, то знает плоть,
а не дух. Если он следует только своему характеру, делает что душе его
угодно, тогда у него есть не то, из-за чего он мог быть весьма доволен, а
гораздо более то, чего он должен бояться. Вот тебе опасность: ты молишься и
осуждаешь того, кто не молится. Постишься и обвиняешь брата, который ест. Ты
считаешь себя лучше каждого, кто не делает того, что ты делаешь? Смотри, не
относится ли твой пост к плоти? Твой брат нуждается в твоей помощи, а ты тем
временем бормочешь свои молитвы Богу, пренебрегая нуждой брата. Бог отклонит
эти молитвы. Ибо как станет Бог слушать тебя молящегося, когда ты сам не
слушаешь -- человек человека? Возьми другой пример: ты любишь жену только
потому, что она твоя жена. Ты не свершаешь ничего великого. Ведь это
объединяет тебя и с язычниками. Да и любишь ты не из-за чего-нибудь, а из-за
своего собственного удовольствия. Твоя любовь тяготеет к плоти. Но если ты
больше всего любишь жену, потому что видишь в ней образ Христов, например
благочестие, скромность, умеренность, стыдливость, тогда ты любишь не только
ее саму по себе, но во Христе; более того, ты в ней любишь Христа; ты любишь
как раз духовное. Об этом я хочу сказать много, но в своем месте.
Нам кажется, что, так как мы кое-как открыли путь к тому, что задумали,
и как бы проложили просеку, теперь следует поспешить к остальному, не то
получится не Энхиридион, а огромный том. Мы попытаемся коротко дать
некоторые плавила -- вроде гимнастических приемов; они, словно Дедалова
нить, помогут тебе легче выпутаться из заблуждений этого мира, как из
какого-то непроходимого лабиринта, и достигнуть чистого света духовной
жизни. У любой науки нет недостатка в своих порядках, и только для способа
жить счастливо не найдешь никаких наставлений? Вообще существует некое
искусство или же наука добродетели; тем, кто усердно в ней упражняется, как
раз и пособляет дух -- помощник святых намерений. Они же говорят: "Отойди о
нас, мы не хотим знать путей Твоих"; таких людей божественное милосердие
отвергнет, потому что они сами отвергли знание.
Эти правила будут зависеть частично от Бога, дьявола и от нас, частично
же от обстоятельств, т.е. от добродетелей и пороков, которые с ними связаны,
частично от предмета добродетелей и пороков. Более всего они предохранят от
трех зол -- остатков первородного греха. Ибо, несмотря на то что крещение
смыло пятно, в нас, однако, до сих по застрял остаток старой болезни то ли
для поддержания смирения, то ли в качестве основы и начала добродетели. Это
-- слепота, плоть и немощность. Слепота незнания покрывает туманом суждение
разума. Как вина прародителей несколько затемнила тот чистейший свет
божественного лика, который излил на нас Творец, так превратное воспитание,
дурное общество, извращенные страсти, тьма пороков, привычка к греху
настолько покрыли его ржавчиной, что едва возможно различить кое-какие следы
закона, начертанного Богом. Поэтому слепота (чтобы с этого начать) ведет к
тому, что при выборе мы плохо видим и следует вместо самого лучшего самому
худшему, ставя более важное после менее полезного. Плоть подстрекает
страсть, так что мы, даже если и понимаем, в чем заключается наилучшее,
любим при этом противоположное. Немощность ведет к тому, что, побежденные
отвращением или искушением, мы отказываемся от однажды усвоенной
добродетели.
Слепота вредит суждению; плоть искажает желание; немощность разбивает
стойкость. Поэтому прежде всего надлежит знать, к чему тебе не следует
стремиться; слепоту надлежит устранить, чтобы мы при выборе не ошибались.
Затем важно ненавидеть то, что ты понимаешь как зло, и любить добро. Плоть
должна быть в этом побеждена, дабы мы вопреки суждению разума не любили
приятное взамен спасительного. Третье заключается в упорстве по отношению к
тому, что ты хорошо начал; поэтому в немощи необходима помощь, дабы не уйти
нам с позором со стези добродетели, как если бы мы и не вступали на нее.
Незнание надлежит врачевать, дабы ты видел, куда бы тебе следует идти. Плоть
надлежит подчинять, дабы она не увела с нужного пути на окольные. Немощь
надлежит воодушевлять, дабы, вступив на узкий путь, ты не шатался, не
задерживался, не уклонялся и не оглядывался, если ты уже однажды взял в руку
плуг, а радоваться бы, как герой, которому предстоит путь: всегда
устремляясь к тому, что перед тобой, забывая о том, что позади, до поры,
пока не получишь награду и венок, обещанный упорным. <...>
Пусть навсегда в тебе останутся эти противоречащие общепринятым мнения
истинного христианства. Пусть никто не думает, что христианин родился для
себя и пусть никто не желает жить для себя, но все, что он имеет и чем сам
является, он обязан приписывать не себе, а Богу-Творцу, и все свое добро
обязан считать общим. Христианская любовь не знает собственности. Да полюбит
он благочестивых во Христе, а нечестивцев -- ради Христа, который первый нас
-- еще врагов -- полюбил так, что всего себя отдал нам для искупления. Да
посвятит христианин себя одним, потому что они добры, а другим не менее
того, чтобы сделать их добрыми. Пусть ни к кому не питает ненависти за то,
каков он; во всяком случае, не больше, чем надежный врач ненавидит больного.
Он только враг пороков. Чем тяжелее болезнь, тем больше заботы станет
проявлять чистая любовь. Прелюбодей, святотатец, турок -- пусть проклинает
прелюбодея, а не человека; пусть отталкивает святотатца, а не человека;
пусть убивает турка, а не человека. Пусть постарается, чтобы погиб
нечестивец, который сам создал себя таким, но пусть спасет человека,
которого создал Бог. Пусть всем от души желает добра, молится об этом,
благотворит. Пусть не вредит заслужившим и помогает тем, у кого нет заслуг.
Пусть радуется удачам всех людей, как своим собственным. Пусть скорбит о
неудачах всех людей, как о своих собственных. Несомненно, это то, что велит
апостол: "плакать с плачущими, радоваться с радующимися". Более того, пусть
чужую беду сноситтяжелее, чем свою. От счастья брата пусть будет веселее,
чем от своего. Не по-христиански думать: "Какое мне до этого дело? Не знаю,
черен ли ты или бел". Он мне чужой, неизвестный, ничем ничего от меня не
заслужил; когда-то причинил вред, никогда не помог. Ничего не значит!
Вспомни только, за какую твою заслугу одарил тебя Христос, который пожелал,
чтобы за Его благодеяние по отношению к тебе не Ему воздали, а ближнему.
Смотри только, в чем человек нуждается и что ты можешь. Думай только об
одном: Он -- брат во Господе, сонаследник во Христе, член того же тела,
искуплен той же кровью, сотоварищ общей веры, признанный к той же благодати
и счастью будущей жизни. Подобно тому как сказал апостол: "Одно тело и один
дух, как вы и призваны к одной надежде вашего призвания; один Господь и одна
вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, который надо всеми, и чрез всех,
и во всех нас". Как может быть чужим тебе тот, с кем ты так многим связан
воедино? У язычников немалое значение имеют обстоятельства, которые
побуждают оратора к благоволению или неблаговолению. Он -- согражданин,
свойственник, родственник или наоборот; он -- приятель, отцовский друг,
заслуживший добро, любимый, почетного происхождения, богатый или наоборот.
Во Христе все это ничего не значит или, следуя Павлу, все одно и то же.
Пусть одно стоит у тебя перед глазами, и этого достаточно: он -- плоть моя,
брат во Христе. То, что относится к члену, разве не распространяется на все
тело и потом на главу? Все мы, в свою очередь, члены. Члены, связанные друг
с другом, составляют тело; глава тела -- Иисус Христос; глава Христа -- Бог.
Все доброе или злое, что происходит с каким-либо членом, происходит с тобой,
происходит с каждым в отдельности, происходит с Христом, происходит с Богом.
Все это -- одно; Бог, Христос, тело и члены. У христиан нет места выражениям
"равные с равными" и "несходство -- мать ненависти". Зачем слова о
расхождении там, где такое единство? Христианство не знает того, что говорит
обычно придворный провинциалу, деревенский-- горожанину, патриций -- плебею,
знаменитый -- неизвестному, сильный -- слабому, итальянец -- германцу, галл
-- британцу, британец -- шотландцу, грамматик -- теологу, грамматику --
диалектик, юристу -- медик, ученый -- дураку, красноречивый -- неречистому,
холостой -- женатому, молодой -- старику, клирик -- мирянину, священник --
монаху, колетанин -- минориту, кармелит -- иакови-ту, и, дабы не перечислять
здесь все различия, несходному вовсе не подобает вышучивать несходное.
Где же любовь, которая почитает врага, если другое название, несколько
отличающийся цвет одежды, если пояс или сапоги и тому подобные человеческие
пустяки делают меня ненавистным тебе?
Почему мы не оставляем этот ребяческий вздор и то, что имеет к нему
отношение, почему не привыкаем смотреть на то, что вдалбливает нам Павел во
многих местах: что все мы -- члены одного тела во главе с Христом,
воодушевленные одним и тем же духом; если мы действительно в нем живет, то
надо не завидовать более счастливым членам и охотно приходить на помощь
более слабым. Мы должны понять, что, оказывая благодеяние ближнему, мы сами
облагодетельствованы, что мы нанесли ущерб себе, навредив брату. Пусть никто
не старается только для себя, но пусть каждый посильно направит на всех то,
что получил от Бога, чтобы все потекло туда, откуда проистекло, т.е. от
Главы. Разумеется, это и есть то, что пишет Павел коринфянам: "Ибо как тело
одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их много,
составляют одно тело, так и Христос. Ибо все мы одним Духом крестились в
одно тело -- иудеи или язычники, рабы или свободные -- и все напоены одним
Духом. Ибо и тело -- это не один член, а многие. Если нога скажет: "Я не
принадлежу телу, потому что я не рука", то неужели она не принадлежит телу?
И если ухо скажет: "Я не принадлежу к телу, потому что я не глаз", то
неужели оно поэтому не принадлежит телу? Если все тело -- глаз, то где слух?
Если все оно -- слух, то где обоняние? Ныне же Бог расположил члены, каждый
из них в теле, как Он пожелал. А если бы все были один член, то где было бы
тело? Ныне же членов много, а тело одно. Не может глаз сказать руке: "Я не
нуждаюсь в делах твоих", или также голова--ногам: "Вы мне не нужны". Но те
члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее. И о тех членах тела,
которые мы считаем менее благородными, прилагаем более попечения. И
неблагообразные наши имеют больше попечения, а благообразные наши ни в чем
не нуждаются. Но Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее
попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились
друг о друге. Но вы -- тело Христово и члены от члена".
Подобное он пишет римлянам; он говорит: "Ибо как в одном теле у нас
много членов, но не у всех членов одно и то же тело, так и мы многие
составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого -- члены, имеющие
различные дарования по благодати, данной нам". И снова в Послании к
эфесянам: "Но истинной любовью, -- говорит, -- все возвращаем в Того,
Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и
совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей при действии в
меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви. И
в другом месте он повелевает поочередно одним носить бремя других, потому
что мы взаимные члены. Поэтому смотри, относятся ли к этому телу те,
которые, как ты слышишь, везде говорят: "Мое имущество досталось мне по
наследству, я владею им по праву, не обманом. Почему я не могу употребить
его или злоупотребить им по своей воле? Почему я обязан давать что-нибудь
тем, кому я ничего не должен? Расточаю, теряю -- то, что гибнет, мое; других
это не касается". Один из твоих членов мучается от голода, а тебя тошнит от
куропаток. Голый брат коченеет от холода, а у тебя так много одежды,
испорченной молью и гнилью. Ты проигрываешь в кости за ночь тысячу золотых,
а в это время какая-нибудь несчастная девушка, гонимая нуждой, продает свое
целомудрие, и гибнет душа, за которую Христос отдал свою душу. Ты говоришь:
"Какое мне дело? То, что мне принадлежит, я трачу по своей воле!" И после
этого тебе кажется, что ты христианин, когда ты даже и не человек? Ты
слышишь, как в присутствии многих людей бесславят того или иного, и ты
молчишь или же громко смеешься вместе с клеветником. "Я бы остановил его, --
говоришь ты, -- если бы то, что он сказал, касалось меня; но мне нет
никакого дела до того, кого он бесславил". Значит, тебе нет никакого дела до
тела, если тебе нет дела до одного из членов. И нет дела до Главы, если тебя
не касается то, что происходит с телом.
Говорят, что силу следует отражать силой. Я не имею ничего против того,
что разрешают императорские законы, меня только удивляет, откуда эти
изречения попали в христианские нравы. Я нанес ущерб, но меня вынудили. Я
предпочел совершить зло, чем допустить его по отношению к себе. Будь так!
Человеческие законы не наказывают за то, что они разрешили. Но как поступит
Христос, твой Повелитель, если ты нарушишь его закон, который находится у
Матфея? "А я говорю вам: не противься злу, но если кто ударит тебя в правую
щеку, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобой и взять у тебя
рубашку, отдай ему и паллий. И кто принудит тебя идти одну милю, иди с ним и
другие две. Любите врагов ваших, благотворите тем, кто ненавидит вас, и
молитесь за гонителей ваших и тех, кто порочит вас, чтобы стать вам сынами
Отца вашего, Который на небесах, Который делает, чтобы солнце Его
поднималось над добрыми и злыми, и посылает дождь на праведных и
неправедных". Ты отвечаешь: "Он это не мне сказал. Он сказал апостолам,
сказал несовершенным". Разве ты не слышал, что вы -- сыны Отца вашего? Если
ты не желаешься быть сыном Божьим, то закон не имеет к тебе никакого
отношения; однако не хорош тот, кто не хочет стать совершенным. Обрати
внимание и вот на что: если ты не требуешь награды, закон тебя не касается.
Ведь дальше следует: "Если вы любите тех, кто вас любит, какая вам награда?"
Как будто бы говорит: "Никакая". Делать это -- не добродетель, но не делать
-- преступление. Никто никому не должен там, где воздают тем же. Послушай
Павла -- великого знатока и толкователя христианских законов:
"Благословляйте гонителей ваших. Благословляйте, а не проклинайте. Никому не
воздавайте злом за зло. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со
всеми людьми. Не защищайте самих себя, возлюбленные, но дайте место гневу
[Божиему]. Ибо написано: "Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь". Но если
враг твой голоден, накорми его. Если жаждет, дай ему пить. Ибо, делая это,
ты соберешь горящие уголья на его голову. Не будь побежден злом, но побеждай
зло добром". Ты говоришь: "Что же будет, если мягкостью своей я вскормлю
чужое бесстыдство и, снояся старую обиду, вызову новую?" Если ты можешь
избежать зла или отразить его без своего зла, никто не запрещает тебе это
делать. Но если не можешь, то остерегись говорить: "Лучше делать, чем
терпеть". Если можешь, исправляй, заваливая благодеяниями или покоряя
кротостью. Если же не может быть по-иному, то пусть лучше погибнет один, чем
оба; лучше, чтобы ты стал богаче, извлекши пользу из терпения, чем чтобы оба
стали злыми, воздавая друг другу за зло. Да будет правилом для христиан
состязаться со всеми в любви, кротости, благодеяниях; охотно уступать даже
самым низким людям в спорах, ненависти, недоброжелательности, поношениях и
обидах. Но недостоин тот, кому оказывают благодеяние, кому уступают. Для
тебя же достойно то, что ты делаешь, достоин Христос, ради Которого это
происходит.
Говорят: "Я не хочу никому вредить, но и не хочу терпеть, когда мне
вредят". Нет, если тебе причинили ущерб, от души прости обиду, остерегаясь
того, как бы не случилось чего-нибудь, что и тебе надо было бы простить.
Надо столь же осмотрительно избегать своей вины, сколь легко прощать чужую
вину. Чем ты больше, тем больше смиряй себя, чтобы служить всем в любви.
Если ты знатного рода, то нравы, достойные Христа, не затмят, но украсят
благородство происхождения. Если ты ученый, то скромнее сноси и исправляй
незнание невежественных людей. Ты тем больше должен брату, чем больше тебе
поверили. Ты богат; помни, что ты управитель, а не господин, и тщательно
следи за тем, как ты выполняешь общее дело. Ты поверил, что только одним
монахам запрещена собственность и предписана бедность? Ты ошибся; и то и
другое относится ко всем христианам. Закон наказывает тебя, если ты унесешь
что-нибудь чужое. Он не наказывает, если ты отнимешь свое у нуждающегося
брата, А Христос наказывает и то и другое. Если ты -- должностное лицо,
пусть почет не делает тебя более жестоким, но обязанности пусть сделают тебя
более внимательным. "У меня нет церковной должности, -- говоришь ты, -- я не
пастырь и не епископ". Вот именно; может быть, ты и не христианин? Сам
увидишь, какой ты, если ты не церковный. Христа стали так презирать в мире,
что считают прекрасным и замечательным не иметь с Ним никакого дела,
настолько, что более презренным считают того, кто теснее с Ним связан. Разве
ты не слышишь каждый день от разгневанных мирян, как они бросают в лицо
слова "клирик", "священник", "монах", употребляемые взамен злой брани? И это
делается таким голосом и с таким видом, будто они порицают распутство или
святотатство. Я, право, удивлен, почему они не нападают также и на крещение,
почему они вместе с сарацинами не используют имени Христова для обозначения
позора? Если бы они говорили о плохом клирике, недостойном священнике или
нечестивом монахе, это надо было бы сносить, потому что так они порицают
человеческие нравы, а не презирают обет добродетели. Но те, которые считают
своей славой растление девиц, военный разбой, деньги, выигранные или
проигранные в кости , и многие такого рода преступления, не могут сказать о
другом ничего более презренного, более злого или постыдного, чем назвать его
монахом или священником; не менее ясно и то, что думают о Христе эти люди,
которые лишь называются христианами.
У епископов и у должностных лиц нет иного Господа, кроме Христа. И те и
другие попеременно представляют Его. И те и другие должны будут дать Ему
отчет. Если ты, принимая на себя или исполняя обязанности, обращаешь
внимание на что-то иное, а не на Него, то, если мир и не называет тебя
продажным, Он, конечно, накажет тебя как продажного. Если ты добиваешься
общественной должности не для того, чтобы приносить пользу всем, а для того,
чтобы думать о собственных частных делах, чтобы мстить тем людям, которым ты
желаешь зла, твоя служба -- для Бога разбой. Ты преследуешь грабителей не
для того, чтобы вернуть владельцу похищенное, а для того, чтобы и у тебя
было то, что есть у грабителей. Скажи, пожалуйста, где хотя бы маленькая
разница между тобой и ими? Ее нет ни в чем, кроме того, что они грабят
купцов, а ты -- грабителей. В общем, если ты берешься за эту должность не
для того, чтобы быть готовым под угрозой потери не только имущества, но и
жизни защищать справедливость, то Христос не одобрит твоего правления. Я
добавлю и то место из суждения Платона, когда он говорит, что никто не
достоин той должности, которую он принимает добровольно. Если ты князь,
берегись, как бы тебя не заворожили такие вот опасные речи льстецов: "Ты --
господин, ты свободен от законов. Для тебя все справедливо, все честно. Тебе
дозволено все что угодно". Тебя не касается то, что говорят священники
простому народу. Мало того, считай -- как и есть на самом деле, -- что
существует один Господин изо всех; на Него ты должен быть как можно более
похож, Его обязанности ты временно берешь на себя -- это Иисус Христос.
Никто, кроме тебя, не обязан внимательнее относиться к Его учению, от
тебя Он потребует отчета строже, чем от других. Ты только не считай
справедливым то, чего ты желаешь, но желай лишь того, что справедливо. Не
думай, что для тебя станет почетным то, что для любого человека считается
позорным. Наоборот, не разрешай себе даже того, что повсюду обыкновенно
прощают. Считай для себя преступлением то, что у других слывет ошибкой. Не
богатства стяжают тебе честь, восхищение, достоинство, любовь, уважение
многих людей, а измененные нравы, которые лучше простонародных. Пусть народ