Страница:
Джаббар пересек мост и свернул с шоссе на улицу, дома которой даже Халилу показались пристанищем бедняков.
– Что это за место? – спросил Халил.
– Оно называется Перт-Амбой.
– Долго еще ехать?
– Минут десять.
– А не возникнет проблем, если здесь заметят автомобиль из другого штата?
– Нет, здесь свободно можно переезжать из штата в штат. Ну, если уж отъехать слишком далеко от Нью-Йорка, то на такси могут обратить внимание, поскольку такая дальняя поездка стоит дорого. Но ты, разумеется, не обращай внимания на счетчик, – добавил Джаббар. – Я оставил его включенным только потому, что этого требует закон.
– Здесь много пустяковых законов.
– Да, нужно соблюдать пустяковые законы, тогда с большей легкостью можно нарушать серьезные.
Соотечественники рассмеялись.
Халил вытащил бумажник из внутреннего кармана темно-серого пиджака, который дал ему Гамаль Джаббар. Он проверил паспорт, куда была вклеена его фотография в очках и с короткими усами. Халила несколько тревожили усы. В Триполи, где делали эту фотографию, ему сказали: "Юсуф Хаддад передаст тебе фальшивые усы и очки. Они нужны для маскировки, но если полиция будет обыскивать тебя, они проверят и усы, а когда обнаружат, что усы фальшивые, то сразу поймут, что фальшивое и все остальное".
Халил поднес пальцы к усам и подергал их. Усы держались прочно, но, конечно, можно было обнаружить, что они фальшивые. Однако он не собирался подпускать к себе полицейского настолько близко, чтобы тот мог дернуть за усы.
В нагрудном кармане пиджака лежали еще очки, которые передал Хаддад. Халилу не требовались очки, но это были специальные двухфокусные очки, с ними он мог и видеть, и читать.
Халил снова взглянул на паспорт. Теперь его звали Хефни Бадр, египтянин. Это хорошо. Если ему будет задавать вопросы араб, работающий на полицию, то легко можно будет выдать себя за египтянина. Халил провел в Египте много месяцев и был уверен, что даже египтянина сумеет убедить в том, что они соотечественники.
В паспорте также было указано, что по вероисповеданию он мусульманин, а по профессии – школьный учитель, что легко можно было изобразить. Местом жительства был назван Эль-Минья, городок на берегу Нила, который плохо знали не только европейцы и американцы, но и сами египтяне. Халил прожил в этом городке месяц с определенной целью, подкреплял свою так называемую "легенду".
Проверив содержимое бумажника, Халил обнаружил пятьсот долларов – не слишком много, чтобы привлечь внимание, но вполне достаточно на расходы. И еще в бумажнике оказалось немного денег в египетской валюте, египетское удостоверение личности, кредитная банковская карточка на его теперешнее имя, а также кредитная карточка "Американ экспресс", тоже на новое имя. Ливийские разведчики заверили, что карточки примет любой американский банкомат.
Еще в нагрудном кармане пиджака лежали международные водительские права на имя Хефни Бадра.
Джаббар бросил взгляд в зеркало заднего вида и поинтересовался:
– Все в порядке?
– Надеюсь, мне не придется узнать, в порядке ли мои документы, – ответил Халил, и снова оба рассмеялись.
Халил убрал все в карман. Если их сейчас остановят, то он, наверное, сумеет обмануть обычного полицейского. Но стоит ли беспокоиться из-за фальшивых усов и изображать из себя кого-то? Несмотря на то что ему говорили в Ливии, он первым делом выхватит пистолеты и убьет любого, кто покажется ему опасным.
Затем Халил открыл небольшой черный чемодан, который Джаббар поставил для него на заднее сиденье. Порывшись, он обнаружил в нем туалетные принадлежности, нижнее белье, несколько галстуков, спортивную рубашку, ручку и чистый блокнот, американские монеты, дешевую кинокамеру, какие обычно бывают у туристов, две пластиковые бутылки с минеральной водой и небольшой томик Корана, отпечатанный в Каире.
В чемодане не было ничего компрометирующего – ни листков с тайнописью, ни микропленок, ни даже пистолета. Все, что ему требовалось знать, он хранил в голове. А все, что потребуется, ему предоставят либо он купит по пути. Единственными вещами, которые могли связать его, Хефни Бадра, с Асадом Халилом, были два "глока", принадлежавшие федеральным агентам. В Триполи ему советовали как можно быстрее избавиться от этого оружия, поскольку водитель такси передаст новый пистолет. На что Халил ответил: "Если меня задержат, то какая разница, что за пистолет будет при мне? Я хочу пользоваться оружием врага, пока не выполню свою миссию – или не умру".
Спорить с ним не стали, поэтому в чемодане оружия не оказалось. Но все же имелись два предмета, которые могли скомпрометировать его: во-первых, тюбике зубной пастой, где на самом деле находился клей для фальшивых усов, а во-вторых, баночка с порошковым антиперспирантом для ног – в действительности с краской для волос. Халил открыл баночку, посыпал порошком волосы и расчесал, глядя на себя в маленькое зеркало. Результат оказался поразительным – его черные волосы превратились в пепельно-серые. Халил зачесал волосы на левую сторону, надел очки и обратился к Джаббару:
– Ну, что скажешь?
Джаббар бросил взгляд в зеркало заднего вида и ответил:
– А куда делся тот пассажир, которого я посадил в аэропорту? Что вы с ним сделали, мистер Бадр?
Они снова разом засмеялись, но потом до Джаббара дошло, что не следовало проявлять свою осведомленность о том, что ему известно вымышленное имя пассажира. Джаббар замолчал, снова посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что пассажир внимательно смотрит на него своими черными глазами.
Халил отвернулся и посмотрел в окно. Они все еще находились в квартале, который выглядел хуже любого европейского квартала, однако на улицах стояло много хороших машин, что удивило Халила.
– Смотри сюда, – обратился к нему Джаббар. – Вон то шоссе, по которому тебе надо ехать, выезд на него вон там. Тебе надо будет взять квитанцию в автомате и оплатить ее, когда будешь сворачивать. Шоссе идет на север и на юг, поэтому ты должен выехать на нужную полосу.
Халил отметил про себя, что Джаббар не спросил, в какую сторону он поедет. Значит, понял, что чем меньше знаешь, тем лучше для всех. Однако Джаббар и так уже знал слишком много.
Халил спросил у него:
– Ты знаешь, что случилось сегодня в аэропорту?
– В каком аэропорту?
– В том, из которого мы едем.
– Нет, не знаю.
– Что ж, значит, услышишь по радио.
Джаббар промолчал.
Халил открыл одну из бутылок с минеральной водой, выпил половину, а остаток вылил на пол. Они въехали на большую стоянку, и Джаббар пояснил:
– Обычно люди приезжают сюда на своих машинах, а дальше едут автобусом до Манхэттена. Но сегодня суббота, поэтому машин не очень много.
Халил оглядел стоянку, огороженную проволочной сеткой. Сейчас здесь стояло около пятидесяти машин, но стоянка могла вместить еще пару сотен. И еще Халил отметил про себя, что людей на стоянке не видно.
Джаббар поставил такси на свободное место и сказал:
– Видишь впереди черную машину?
Халил проследил за направлением его взгляда и увидел большой черный автомобиль, стоявший через несколько рядов от них.
– Вижу.
– Вот ключи. – Не глядя на Халила, Джаббар передал ему ключи. – Все документы на прокат машины в отделении для перчаток. Она арендована на имя, указанное в паспорте, сроком на неделю. Машину взяли в аэропорту Ньюарка, здесь, в Нью-Джерси, но номера нью-йоркские. Это все, что мне приказано тебе передать. Но, если хочешь, я могу проводить тебя до шоссе.
– В этом нет необходимости.
– Благослови тебя Аллах. И возвращайся живым на нашу родину.
Халил уже держал в руке "глок" 40-го калибра. Он сунул дуло пистолета в горлышко пустой пластиковой бутылки, а бутылку направил на водительское сиденье. Пластиковая бутылка приглушила звук выстрела.
Тело Джаббара дернулось вперед, но ремень безопасности удержал его в вертикальном положении. Из горлышка бутылки вырвался дымок. Халил любил запах пороха, поэтому потянул носом и промолвил:
– Спасибо за воду.
Халил хотел сделать второй выстрел, но заметил, что тело Джаббара скрючило так, что нарочно изобразить это невозможно. Он подождал еще минуту, прислушиваясь к хрипам Джаббара.
Ожидая, пока Джаббар умрет, Халил отыскал пустую гильзу, сунул ее в карман, а пластиковую бутылку, которую использовал в качестве глушителя, убрал в чемодан.
Наконец Гамаль Джаббар перестал дергаться, хрипеть и дышать.
Халил огляделся по сторонам, убеждаясь, что они одни на стоянке, затем быстро перегнулся через сиденье, вытащил у Джаббара бумажник, отстегнул ремень безопасности и уложил труп лицом на приборную панель. Затем выключил зажигание и вытащил ключ.
Захватив свой черный чемодан, Асад Халил выбрался из такси, захлопнул и запер дверцы, а затем направился к черному "меркурию". Сев в машину, он завел двигатель, застегнул ремень безопасности и выехал с тихой стоянки на улицу. На память пришла строчка из еврейского Священного Писания: "Лев бродит по улицам". Асад улыбнулся.
Глава 19
– Что это за место? – спросил Халил.
– Оно называется Перт-Амбой.
– Долго еще ехать?
– Минут десять.
– А не возникнет проблем, если здесь заметят автомобиль из другого штата?
– Нет, здесь свободно можно переезжать из штата в штат. Ну, если уж отъехать слишком далеко от Нью-Йорка, то на такси могут обратить внимание, поскольку такая дальняя поездка стоит дорого. Но ты, разумеется, не обращай внимания на счетчик, – добавил Джаббар. – Я оставил его включенным только потому, что этого требует закон.
– Здесь много пустяковых законов.
– Да, нужно соблюдать пустяковые законы, тогда с большей легкостью можно нарушать серьезные.
Соотечественники рассмеялись.
Халил вытащил бумажник из внутреннего кармана темно-серого пиджака, который дал ему Гамаль Джаббар. Он проверил паспорт, куда была вклеена его фотография в очках и с короткими усами. Халила несколько тревожили усы. В Триполи, где делали эту фотографию, ему сказали: "Юсуф Хаддад передаст тебе фальшивые усы и очки. Они нужны для маскировки, но если полиция будет обыскивать тебя, они проверят и усы, а когда обнаружат, что усы фальшивые, то сразу поймут, что фальшивое и все остальное".
Халил поднес пальцы к усам и подергал их. Усы держались прочно, но, конечно, можно было обнаружить, что они фальшивые. Однако он не собирался подпускать к себе полицейского настолько близко, чтобы тот мог дернуть за усы.
В нагрудном кармане пиджака лежали еще очки, которые передал Хаддад. Халилу не требовались очки, но это были специальные двухфокусные очки, с ними он мог и видеть, и читать.
Халил снова взглянул на паспорт. Теперь его звали Хефни Бадр, египтянин. Это хорошо. Если ему будет задавать вопросы араб, работающий на полицию, то легко можно будет выдать себя за египтянина. Халил провел в Египте много месяцев и был уверен, что даже египтянина сумеет убедить в том, что они соотечественники.
В паспорте также было указано, что по вероисповеданию он мусульманин, а по профессии – школьный учитель, что легко можно было изобразить. Местом жительства был назван Эль-Минья, городок на берегу Нила, который плохо знали не только европейцы и американцы, но и сами египтяне. Халил прожил в этом городке месяц с определенной целью, подкреплял свою так называемую "легенду".
Проверив содержимое бумажника, Халил обнаружил пятьсот долларов – не слишком много, чтобы привлечь внимание, но вполне достаточно на расходы. И еще в бумажнике оказалось немного денег в египетской валюте, египетское удостоверение личности, кредитная банковская карточка на его теперешнее имя, а также кредитная карточка "Американ экспресс", тоже на новое имя. Ливийские разведчики заверили, что карточки примет любой американский банкомат.
Еще в нагрудном кармане пиджака лежали международные водительские права на имя Хефни Бадра.
Джаббар бросил взгляд в зеркало заднего вида и поинтересовался:
– Все в порядке?
– Надеюсь, мне не придется узнать, в порядке ли мои документы, – ответил Халил, и снова оба рассмеялись.
Халил убрал все в карман. Если их сейчас остановят, то он, наверное, сумеет обмануть обычного полицейского. Но стоит ли беспокоиться из-за фальшивых усов и изображать из себя кого-то? Несмотря на то что ему говорили в Ливии, он первым делом выхватит пистолеты и убьет любого, кто покажется ему опасным.
Затем Халил открыл небольшой черный чемодан, который Джаббар поставил для него на заднее сиденье. Порывшись, он обнаружил в нем туалетные принадлежности, нижнее белье, несколько галстуков, спортивную рубашку, ручку и чистый блокнот, американские монеты, дешевую кинокамеру, какие обычно бывают у туристов, две пластиковые бутылки с минеральной водой и небольшой томик Корана, отпечатанный в Каире.
В чемодане не было ничего компрометирующего – ни листков с тайнописью, ни микропленок, ни даже пистолета. Все, что ему требовалось знать, он хранил в голове. А все, что потребуется, ему предоставят либо он купит по пути. Единственными вещами, которые могли связать его, Хефни Бадра, с Асадом Халилом, были два "глока", принадлежавшие федеральным агентам. В Триполи ему советовали как можно быстрее избавиться от этого оружия, поскольку водитель такси передаст новый пистолет. На что Халил ответил: "Если меня задержат, то какая разница, что за пистолет будет при мне? Я хочу пользоваться оружием врага, пока не выполню свою миссию – или не умру".
Спорить с ним не стали, поэтому в чемодане оружия не оказалось. Но все же имелись два предмета, которые могли скомпрометировать его: во-первых, тюбике зубной пастой, где на самом деле находился клей для фальшивых усов, а во-вторых, баночка с порошковым антиперспирантом для ног – в действительности с краской для волос. Халил открыл баночку, посыпал порошком волосы и расчесал, глядя на себя в маленькое зеркало. Результат оказался поразительным – его черные волосы превратились в пепельно-серые. Халил зачесал волосы на левую сторону, надел очки и обратился к Джаббару:
– Ну, что скажешь?
Джаббар бросил взгляд в зеркало заднего вида и ответил:
– А куда делся тот пассажир, которого я посадил в аэропорту? Что вы с ним сделали, мистер Бадр?
Они снова разом засмеялись, но потом до Джаббара дошло, что не следовало проявлять свою осведомленность о том, что ему известно вымышленное имя пассажира. Джаббар замолчал, снова посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что пассажир внимательно смотрит на него своими черными глазами.
Халил отвернулся и посмотрел в окно. Они все еще находились в квартале, который выглядел хуже любого европейского квартала, однако на улицах стояло много хороших машин, что удивило Халила.
– Смотри сюда, – обратился к нему Джаббар. – Вон то шоссе, по которому тебе надо ехать, выезд на него вон там. Тебе надо будет взять квитанцию в автомате и оплатить ее, когда будешь сворачивать. Шоссе идет на север и на юг, поэтому ты должен выехать на нужную полосу.
Халил отметил про себя, что Джаббар не спросил, в какую сторону он поедет. Значит, понял, что чем меньше знаешь, тем лучше для всех. Однако Джаббар и так уже знал слишком много.
Халил спросил у него:
– Ты знаешь, что случилось сегодня в аэропорту?
– В каком аэропорту?
– В том, из которого мы едем.
– Нет, не знаю.
– Что ж, значит, услышишь по радио.
Джаббар промолчал.
Халил открыл одну из бутылок с минеральной водой, выпил половину, а остаток вылил на пол. Они въехали на большую стоянку, и Джаббар пояснил:
– Обычно люди приезжают сюда на своих машинах, а дальше едут автобусом до Манхэттена. Но сегодня суббота, поэтому машин не очень много.
Халил оглядел стоянку, огороженную проволочной сеткой. Сейчас здесь стояло около пятидесяти машин, но стоянка могла вместить еще пару сотен. И еще Халил отметил про себя, что людей на стоянке не видно.
Джаббар поставил такси на свободное место и сказал:
– Видишь впереди черную машину?
Халил проследил за направлением его взгляда и увидел большой черный автомобиль, стоявший через несколько рядов от них.
– Вижу.
– Вот ключи. – Не глядя на Халила, Джаббар передал ему ключи. – Все документы на прокат машины в отделении для перчаток. Она арендована на имя, указанное в паспорте, сроком на неделю. Машину взяли в аэропорту Ньюарка, здесь, в Нью-Джерси, но номера нью-йоркские. Это все, что мне приказано тебе передать. Но, если хочешь, я могу проводить тебя до шоссе.
– В этом нет необходимости.
– Благослови тебя Аллах. И возвращайся живым на нашу родину.
Халил уже держал в руке "глок" 40-го калибра. Он сунул дуло пистолета в горлышко пустой пластиковой бутылки, а бутылку направил на водительское сиденье. Пластиковая бутылка приглушила звук выстрела.
Тело Джаббара дернулось вперед, но ремень безопасности удержал его в вертикальном положении. Из горлышка бутылки вырвался дымок. Халил любил запах пороха, поэтому потянул носом и промолвил:
– Спасибо за воду.
Халил хотел сделать второй выстрел, но заметил, что тело Джаббара скрючило так, что нарочно изобразить это невозможно. Он подождал еще минуту, прислушиваясь к хрипам Джаббара.
Ожидая, пока Джаббар умрет, Халил отыскал пустую гильзу, сунул ее в карман, а пластиковую бутылку, которую использовал в качестве глушителя, убрал в чемодан.
Наконец Гамаль Джаббар перестал дергаться, хрипеть и дышать.
Халил огляделся по сторонам, убеждаясь, что они одни на стоянке, затем быстро перегнулся через сиденье, вытащил у Джаббара бумажник, отстегнул ремень безопасности и уложил труп лицом на приборную панель. Затем выключил зажигание и вытащил ключ.
Захватив свой черный чемодан, Асад Халил выбрался из такси, захлопнул и запер дверцы, а затем направился к черному "меркурию". Сев в машину, он завел двигатель, застегнул ремень безопасности и выехал с тихой стоянки на улицу. На память пришла строчка из еврейского Священного Писания: "Лев бродит по улицам". Асад улыбнулся.
Глава 19
Агент ФБР по имени Хэл Робертс встретил нас с Кейт и Теда в вестибюле здания на Федерал-Плаза.
Если кто-то встречает вас в вестибюле здания, где вы работаете, то либо вам оказывается честь, либо у вас серьезные неприятности. Мистер Робертс почему-то не улыбался. Я догадался, что благодарственных писем нам точно не видать. Все вместе мы молча поднялись в лифте на двадцать восьмой этаж.
В здании по Федерал-Плаза, 26, размещались различные правительственные агентства, большинство из которых являлось просто безобидными пожирателями средств налогоплательщиков. Однако на этажах с двадцать второго по двадцать восьмой располагались серьезные службы, попасть сюда можно было только с помощью специального ключа. Мне такой тоже вручили, когда я начал работать здесь, и парень, который давал мне ключ, сказал:
– Лучше бы здесь установили сканер, фиксирующий отпечаток большого пальца. Ключ можно забыть или потерять, а палец не забудешь и не потеряешь.
Теперь выяснилось, что можно потерять и палец.
Я работал на двадцать шестом этаже, где делил квадратную конуру с бывшим нью-йоркским полицейским. Еще на этом этаже трудились несколько "костюмов" – так полицейские называли сотрудников ФБР. На самом деле прозвище было не совсем удачным. Многие полицейские тоже носили костюмы, а около трети агентов ФБР составляли женщины. Но я уже давно научился не удивляться различного рода жаргонным выражениям, употребляемым в той или иной организации. Ведь жаргон в определенной степени являлся ниточкой к пониманию менталитета людей, работавших там.
Мы поднялись на самый верхний этаж, где обитали небожители. Нас провели в угловой офис, окна которого выходили на юго-восток. Табличка на двери гласила: "Джек Кениг". Если слегка видоизменить его фамилию, то получалось "Кинг" – "король", то есть "король Джек". Его должность называлась "старший специальный агент", и он руководил всем ОАС. Владения короля Джека включали пять районов Нью-Йорка, прилегающие округа штатов Нью-Джерси и Коннектикут, северную часть штата Нью-Йорк и два округа Лонг-Айленда – Нассау и Суффолк. Именно в Суффолке, на восточной оконечности Лонг-Айленда, я и встретился впервые с сэром Тедом и сэром Джорджем. Со странствующими рыцарями, если продолжить метафоры, которые оказались болванами. Ладно, как бы там ни было, я не сомневался, что король Джек не любит, когда что-то не так в его королевстве.
Кабинет у его высочества оказался огромным, с большим столом, а еще там стояли диван и три кресла вокруг кофейного столика. Я обратил внимание на книжные полки, овальный стол в стиле короля Артура, но, к своему разочарованию, не увидел трона.
Его высочества в кабинете не было, и мистер Робертс сказал: "Чувствуйте себя как дома, кладите ноги на кофейный столик. Если хотите, можете полежать на диване". На самом деле Робертс этого не говорил, он только буркнул:
– Ждите, – и вышел из кабинета.
Жаль, что было неизвестно, сколько ждать. Я подумал, что успел бы сбегать к себе в кабинет и ознакомиться с условиями контракта.
Следует сказать, что, поскольку наша группа являлась объединенной, ею вместе с Джеком Кенигом руководил капитан полиции Нью-Йорка. Капитана звали Дэвид Штейн. Еврей, дипломированный юрист. По мнению комиссара полиции, человек достаточно умный, чтобы не ударить в грязь лицом перед чересчур образованными федералами. Работа у капитана Штейна была тяжелая, но ему хватало и резкости, и дипломатичности, чтобы не конфликтовать с федералами, защищая при этом интересы полицейских, служивших под его руководством. А вот бывшие полицейские, работавшие по контракту, вроде меня, как-то выпадали из этой общей картины. То есть наши интересы не отстаивал никто. Однако я и не помышлял о карьере, так что беспокоиться было не о чем.
Что касается капитана Штейна, то раньше он работал в отделе разведки, который расследовал множество дел, связанных с исламскими экстремистами, включая убийство раввина Меира Кахана. Так что он вполне годился для этой работы. А поскольку капитан Штейн был еврей, то у него имелись личные счеты к исламским экстремистам. Конечно, ОАС работало по всем террористическим организациям, но не надо быть специалистом в области ракетной техники, чтобы догадаться, кому уделялось наибольшее внимание.
Хорошо, если бы на этом совещании присутствовал капитан Штейн. Я очень надеялся на это, поскольку еще один полицейский отнюдь не помешал бы.
Кейт и Тед молча положили на кофейный столик "дипломаты" Фила и Питера. Я вспомнил, что и мне приходилось забирать оружие и документы убитых коллег и возвращать их начальству. А вот древние воины забирали мечи и щиты своих погибших товарищей и уносили к себе домой. Однако в нашем случае оружие исчезло. Я открыл "дипломаты" и убедился, что сотовые телефоны выключены. Жутко слышать, когда звонит телефон убитого.
А что касается Джека Кенига, то я встречался с ним всего один раз, когда меня принимали на работу; он показался мне довольно разумным, спокойным и рассудительным. Его еще считали язвительным человеком, а мне ужасно нравилась эта черта характера. Помню, как он сказал, касаясь моей преподавательской деятельности: "Тот, кто может, делает, а кто не может – тот обучает".
На что я ему ответил: "Тот, кто получил три пули на работе, не должен объяснять, почему он сменил род деятельности". Помолчав немного, Кениг улыбнулся и сказал: "Добро пожаловать в Особое антитеррористическое соединение".
Несмотря на улыбку и доброжелательный тон, у меня закралось подозрение, что Кениг слегка разозлился. Возможно, он до сих пор не забыл тот случай.
Мы стояли на большом синем ковре, и я бросил взгляд на Кейт. Она, похоже, немного нервничала. Тогда я посмотрел на Теда Нэша. Вот он внешне был спокоен, поскольку Джек Кениг не считался официально его начальником. У этого господина из ЦРУ имелось свое начальство, которое размещалось через улицу. Адрес: Бродвей, 290. Я бы пожертвовал своим месячным жалованьем, чтобы увидеть Теда на ковре у его начальства. Но этому сбыться не суждено.
Между прочим, некоторые из сотрудников ОАС размещались в здании на Бродвее; оно было новым и лучше здания на Федерал-Плаза. Ходили слухи, что подобное разделение было сделано на тот случай, если кто-то из террористов решит продемонстрировать свои способности на федеральных объектах. Лично я считал, что это просто какая-то бюрократическая закавыка, однако подобные организации всегда давали совершенно секретные объяснения по поводу своей обычной глупости.
Если вас интересует, почему Кейт, Тед и я не разговаривали в ожидании начальства, то мы делали это потому, что подозревали – офис прослушивается. Если трех человек оставляют одних в чужом кабинете, надо быть готовым к тому, что ведется запись их разговоров. Я подумал, что неплохо бы продиктовать для настройки записи: "Один, два, три, проверка", – но вместо этого произнес:
– Хороший кабинет. У мистера Кенига неплохой вкус.
Кейт и Тед проигнорировали мое замечание.
Я бросил взгляд на часы: почти семь вечера. Пожалуй, мистера Кенига не особенно радовало, что приходится ехать на работу в субботу. Мне и самому не нравилась эта идея, но борьба с терроризмом занятие круглосуточное. Когда-то мы говорили у себя в отделе по раскрытию убийств: "Когда у убийцы день заканчивается, у нас только начинается".
От нечего делать я подошел к окну. Конечно, отсюда я не мог видеть аэропорт Кеннеди, но заметил в небе над Атлантическим океаном полосу ярких звезд, что-то вроде нового созвездия. На самом деле это были огни самолета. Это означало, что посадочные полосы аэропорта снова открыты.
Да, отсюда открывался прекрасный вид – город, освещенные мосты, река, чистое апрельское небо и почти полная луна, поднимавшаяся на востоке над Бруклином.
Повернувшись, я перевел взгляд на юго-запад. Здесь основной достопримечательностью были башни-близнецы Международного торгового центра, устремившиеся на четверть мили в небо. Сто десять этажей из стекла, бетона и стали.
Башни находились в полумиле отсюда, но они были такими огромными, что, казалось, стоят всего через улицу. Официально они назывались Северная и Южная. Однако в пятницу, 26 февраля 1993 года, в 12 часов 17 минут 36 секунд, Южная башня едва не стала известной как Исчезнувшая башня.
Рабочий стол мистера Кенига был расположен таким образом, чтобы каждый раз, глядя в окно, он мог видеть эти башни и размышлять, какую молитву читали арабские джентльмены, когда пригнали в подземный гараж башни фургон, начиненный взрывчаткой. Наверняка они молились о том, чтобы Южная башня рухнула, похоронив под своими обломками свыше пятидесяти тысяч человек.
И если бы Южная башня действительно рухнула, задев при этом и Северную башню, то тогда число погибших увеличилось бы еще тысяч на сорок, а то и на пятьдесят.
Однако конструкция выдержала, погибли шесть человек, и свыше тысячи человек получили ранения. Подземный взрыв нанес ущерб полицейскому участку, расположенному в цокольном этаже, и оставил воронку на месте многоярусного подземного гаража. То, что могло стать крупнейшей потерей Америки со времен Второй мировой войны, стало громким и четким предупреждением. Америка превратилась в территорию, через которую проходила линия фронта.
Я подумал, что мистер Кениг мог бы запросто переставить мебель в кабинете или закрыть окна жалюзи, однако тот факт, что он не сделал этого, кое-что говорил о человеке, который предпочел смотреть на эти здания каждый рабочий день. Не знаю, ругал ли он службу безопасности за промахи, которые привели к трагедии, или же каждое утро благодарил Бога за то, что сто тысяч человек остались живы. Возможно, он делал и то и другое. Еще возможно, что эти башни, статуя Свободы, Уолл-стрит и все остальное, что было видно из окна кабинета, снилось ему по ночам.
Джек Кениг не руководил ОАС во время взрыва в 1993 году, но он руководил группой сейчас. Возможно, в понедельник утром он подумает о том, чтобы переставить рабочий стол таким образом, чтобы можно было смотреть в сторону аэропорта Кеннеди. Да, как ни крути, а из кабинета Джеку открывались неприятные виды.
В этот момент объект моих размышлений собственной персоной появился в кабинете и, застав меня за разглядыванием башен Международного торгового центра, спросил:
– Профессор, они все еще стоят?
Да, он явно не забывал строптивые выходки своих подчиненных.
– Да, сэр, – кротко ответил я.
– Что ж, это хорошие новости. – Кениг посмотрел на Кейт, затем на Нэша и жестом пригласил всех троих садиться. Нэш и Кейт сели на диван, я занял один из трех стульев, а мистер Кениг остался стоять.
Это был высокий мужчина лет пятидесяти. Коротко подстриженные серо-стальные волосы, серо-стальные глаза, волевой подбородок. Он стоял с таким видом, словно ему в задницу засунули стальной прут и он явно собирался засунуть такой же прут кому-то еще. Джек Кениг вообще не слыл добродушным человеком, а сегодня у него и вовсе было мрачное настроение.
На нем были брюки свободного покроя, голубая спортивная рубашка, на ногах легкие кожаные туфли, однако даже такая одежда почему-то выглядела на нем официально.
В кабинет вошел Хэл Робертс и уселся на стоявший рядом стул. А Джек Кениг, похоже, вовсе не собирался садиться и расслабляться. Мистер Робертс держал в руках желтый блокнот и карандаш. А я-то, грешным делом, подумал, что он предложит нам что-нибудь выпить. Но, как говорится, размечтался.
Мистер Джек Кениг начал без всякого вступления:
– Может, кто-нибудь из вас объяснит мне, каким образом закованному в наручники и охраняемому террористу удалось убить три сотни мужчин, женщин и детей на борту американского лайнера, включая двух вооруженных сопровождающих, двух находившихся на борту федеральных маршалов и спасателя из Портового управления, затем проникнуть в секретную штаб-квартиру и убить секретаршу, дежурного офицера ФБР и полицейского из вашей группы? – Он посмотрел на каждого из нас. – Кто-нибудь из вас возьмет на себя труд объяснить мне это?
Если бы я находился в полицейском участке, а не на Федерал-Плаза, то, возможно, задал бы саркастический вопрос, что-нибудь вроде: "А вы можете представить себе, что натворил бы преступник, если бы на нем не было наручников?" Однако было не то время, не то место и не тот случай для легкомысленного трепа. Погибло множество ни в чем не повинных людей, и работа живых заключалась в том, чтобы выяснить, как это могло произойти.
Надо ли говорить, что ни один из нас не ответил на вопрос Джека Кенига, который казался риторическим. Хорошая идея: дать шефу немного успокоиться. К чести Джека, для того чтобы поостыть, ему понадобилась всего пара минут. Затем он сел за стол и уставился в окно. Сейчас он смотрел на Финансовый район, с которым не были связаны неприятные ассоциации, если только Джек Кениг не владел акциями "Транс-континенталь".
Джек Кениг, между прочим, работал в ФБР, и я не сомневался, что Теду Нэшу не нравилась та манера, в которой с ним разговаривает агент ФБР. Мне, как лицу полугражданскому, тоже не нравилась такая манера, но Кениг был начальником, а мы все служили в Особом антитеррористическом соединении. Кейт, как сотруднице ФБР, грозили неприятности в карьере. То же самое касалось и Джорджа, но Джордж выбрал легкую работенку и остался в аэропорту с трупами.
Похоже, Джек Кениг старался взять себя в руки. Наконец он посмотрел на Теда Нэша и сказал:
– Сожалею по поводу гибели Питера Гормана. Ты его знал?
Нэш кивнул.
Джек перевел взгляд на Кейт:
– А ты, по-моему, дружила с Филом Хандри.
– Да.
Затем Кениг посмотрел на меня:
– Я уверен, тебе приходилось терять друзей. Ты знаешь, как это больно.
– Знаю. Ник Монти был моим другом.
Джек Кениг снова уставился в окно, я был уверен, что сейчас он размышляет о многом. Около минуты мы помолчали в память о наших друзьях, но каждый из нас понимал, что надо возвращаться к делам. У меня неожиданно вырвался вопрос:
– А капитан Штейн будет на совещании?
– Он занят инструктажем групп наружного наблюдения, сейчас ему не до совещаний, – ответил Джек.
Никогда не знаешь, что у начальства на уме или какие "дворцовые интриги" происходят в ведомстве, поэтому лучше всего не совать свой нос куда не следует. Поэтому я притворно зевнул, делая вид, что в общем-то меня не интересует ни свой вопрос, ни ответ Кенига.
Джек повернулся к Кейт:
– Ладно, расскажи мне, что произошло. С самого начала.
Кейт, похоже, была готова к такому вопросу, поэтому обстоятельно, без спешки изложила события дня в хронологическом порядке.
Кениг слушал не прерывая, а Робертс делал записи в блокноте. Наверное, наш разговор еще записывался и на пленку.
Кейт упомянула о моем настойчивом стремлении попасть на борт самолета и о том, что ни она, ни Фостер не считали это необходимым.
Лицо Кенига на протяжении ее рассказа оставалось непроницаемым. Он не вскидывал брови, не хмурился, не морщился, не кивал и не мотал головой и, уж конечно, ни разу не улыбнулся. Прямо-таки образцовый слушатель. Вел себя так, как будто его вообще здесь не было.
Кейт в своем повествовании подошла к тому моменту, когда я вернулся на верхнюю палубу и обнаружил, что у Гормана и Хандри отсутствуют большие пальцы. Тут она на секунду остановилась, собираясь с силами, а Кениг посмотрел на меня. И хотя в его взгляде не было никаких признаков одобрения моих действий, я понял, что от дела меня не отстранят.
Кейт продолжила излагать факты, оставляя подозрения и версии на потом, если Кениг поинтересуется. Кейт Мэйфилд отличалась поразительной памятью на детали и удивительной способностью не расцвечивать и не искажать факты. Я бы в такой ситуации тоже постарался бы не расцвечивать и не искажать факты, если бы только мне не пришлось защищать товарища, но все знали, что я страдаю провалами в памяти.
Если кто-то встречает вас в вестибюле здания, где вы работаете, то либо вам оказывается честь, либо у вас серьезные неприятности. Мистер Робертс почему-то не улыбался. Я догадался, что благодарственных писем нам точно не видать. Все вместе мы молча поднялись в лифте на двадцать восьмой этаж.
В здании по Федерал-Плаза, 26, размещались различные правительственные агентства, большинство из которых являлось просто безобидными пожирателями средств налогоплательщиков. Однако на этажах с двадцать второго по двадцать восьмой располагались серьезные службы, попасть сюда можно было только с помощью специального ключа. Мне такой тоже вручили, когда я начал работать здесь, и парень, который давал мне ключ, сказал:
– Лучше бы здесь установили сканер, фиксирующий отпечаток большого пальца. Ключ можно забыть или потерять, а палец не забудешь и не потеряешь.
Теперь выяснилось, что можно потерять и палец.
Я работал на двадцать шестом этаже, где делил квадратную конуру с бывшим нью-йоркским полицейским. Еще на этом этаже трудились несколько "костюмов" – так полицейские называли сотрудников ФБР. На самом деле прозвище было не совсем удачным. Многие полицейские тоже носили костюмы, а около трети агентов ФБР составляли женщины. Но я уже давно научился не удивляться различного рода жаргонным выражениям, употребляемым в той или иной организации. Ведь жаргон в определенной степени являлся ниточкой к пониманию менталитета людей, работавших там.
Мы поднялись на самый верхний этаж, где обитали небожители. Нас провели в угловой офис, окна которого выходили на юго-восток. Табличка на двери гласила: "Джек Кениг". Если слегка видоизменить его фамилию, то получалось "Кинг" – "король", то есть "король Джек". Его должность называлась "старший специальный агент", и он руководил всем ОАС. Владения короля Джека включали пять районов Нью-Йорка, прилегающие округа штатов Нью-Джерси и Коннектикут, северную часть штата Нью-Йорк и два округа Лонг-Айленда – Нассау и Суффолк. Именно в Суффолке, на восточной оконечности Лонг-Айленда, я и встретился впервые с сэром Тедом и сэром Джорджем. Со странствующими рыцарями, если продолжить метафоры, которые оказались болванами. Ладно, как бы там ни было, я не сомневался, что король Джек не любит, когда что-то не так в его королевстве.
Кабинет у его высочества оказался огромным, с большим столом, а еще там стояли диван и три кресла вокруг кофейного столика. Я обратил внимание на книжные полки, овальный стол в стиле короля Артура, но, к своему разочарованию, не увидел трона.
Его высочества в кабинете не было, и мистер Робертс сказал: "Чувствуйте себя как дома, кладите ноги на кофейный столик. Если хотите, можете полежать на диване". На самом деле Робертс этого не говорил, он только буркнул:
– Ждите, – и вышел из кабинета.
Жаль, что было неизвестно, сколько ждать. Я подумал, что успел бы сбегать к себе в кабинет и ознакомиться с условиями контракта.
Следует сказать, что, поскольку наша группа являлась объединенной, ею вместе с Джеком Кенигом руководил капитан полиции Нью-Йорка. Капитана звали Дэвид Штейн. Еврей, дипломированный юрист. По мнению комиссара полиции, человек достаточно умный, чтобы не ударить в грязь лицом перед чересчур образованными федералами. Работа у капитана Штейна была тяжелая, но ему хватало и резкости, и дипломатичности, чтобы не конфликтовать с федералами, защищая при этом интересы полицейских, служивших под его руководством. А вот бывшие полицейские, работавшие по контракту, вроде меня, как-то выпадали из этой общей картины. То есть наши интересы не отстаивал никто. Однако я и не помышлял о карьере, так что беспокоиться было не о чем.
Что касается капитана Штейна, то раньше он работал в отделе разведки, который расследовал множество дел, связанных с исламскими экстремистами, включая убийство раввина Меира Кахана. Так что он вполне годился для этой работы. А поскольку капитан Штейн был еврей, то у него имелись личные счеты к исламским экстремистам. Конечно, ОАС работало по всем террористическим организациям, но не надо быть специалистом в области ракетной техники, чтобы догадаться, кому уделялось наибольшее внимание.
Хорошо, если бы на этом совещании присутствовал капитан Штейн. Я очень надеялся на это, поскольку еще один полицейский отнюдь не помешал бы.
Кейт и Тед молча положили на кофейный столик "дипломаты" Фила и Питера. Я вспомнил, что и мне приходилось забирать оружие и документы убитых коллег и возвращать их начальству. А вот древние воины забирали мечи и щиты своих погибших товарищей и уносили к себе домой. Однако в нашем случае оружие исчезло. Я открыл "дипломаты" и убедился, что сотовые телефоны выключены. Жутко слышать, когда звонит телефон убитого.
А что касается Джека Кенига, то я встречался с ним всего один раз, когда меня принимали на работу; он показался мне довольно разумным, спокойным и рассудительным. Его еще считали язвительным человеком, а мне ужасно нравилась эта черта характера. Помню, как он сказал, касаясь моей преподавательской деятельности: "Тот, кто может, делает, а кто не может – тот обучает".
На что я ему ответил: "Тот, кто получил три пули на работе, не должен объяснять, почему он сменил род деятельности". Помолчав немного, Кениг улыбнулся и сказал: "Добро пожаловать в Особое антитеррористическое соединение".
Несмотря на улыбку и доброжелательный тон, у меня закралось подозрение, что Кениг слегка разозлился. Возможно, он до сих пор не забыл тот случай.
Мы стояли на большом синем ковре, и я бросил взгляд на Кейт. Она, похоже, немного нервничала. Тогда я посмотрел на Теда Нэша. Вот он внешне был спокоен, поскольку Джек Кениг не считался официально его начальником. У этого господина из ЦРУ имелось свое начальство, которое размещалось через улицу. Адрес: Бродвей, 290. Я бы пожертвовал своим месячным жалованьем, чтобы увидеть Теда на ковре у его начальства. Но этому сбыться не суждено.
Между прочим, некоторые из сотрудников ОАС размещались в здании на Бродвее; оно было новым и лучше здания на Федерал-Плаза. Ходили слухи, что подобное разделение было сделано на тот случай, если кто-то из террористов решит продемонстрировать свои способности на федеральных объектах. Лично я считал, что это просто какая-то бюрократическая закавыка, однако подобные организации всегда давали совершенно секретные объяснения по поводу своей обычной глупости.
Если вас интересует, почему Кейт, Тед и я не разговаривали в ожидании начальства, то мы делали это потому, что подозревали – офис прослушивается. Если трех человек оставляют одних в чужом кабинете, надо быть готовым к тому, что ведется запись их разговоров. Я подумал, что неплохо бы продиктовать для настройки записи: "Один, два, три, проверка", – но вместо этого произнес:
– Хороший кабинет. У мистера Кенига неплохой вкус.
Кейт и Тед проигнорировали мое замечание.
Я бросил взгляд на часы: почти семь вечера. Пожалуй, мистера Кенига не особенно радовало, что приходится ехать на работу в субботу. Мне и самому не нравилась эта идея, но борьба с терроризмом занятие круглосуточное. Когда-то мы говорили у себя в отделе по раскрытию убийств: "Когда у убийцы день заканчивается, у нас только начинается".
От нечего делать я подошел к окну. Конечно, отсюда я не мог видеть аэропорт Кеннеди, но заметил в небе над Атлантическим океаном полосу ярких звезд, что-то вроде нового созвездия. На самом деле это были огни самолета. Это означало, что посадочные полосы аэропорта снова открыты.
Да, отсюда открывался прекрасный вид – город, освещенные мосты, река, чистое апрельское небо и почти полная луна, поднимавшаяся на востоке над Бруклином.
Повернувшись, я перевел взгляд на юго-запад. Здесь основной достопримечательностью были башни-близнецы Международного торгового центра, устремившиеся на четверть мили в небо. Сто десять этажей из стекла, бетона и стали.
Башни находились в полумиле отсюда, но они были такими огромными, что, казалось, стоят всего через улицу. Официально они назывались Северная и Южная. Однако в пятницу, 26 февраля 1993 года, в 12 часов 17 минут 36 секунд, Южная башня едва не стала известной как Исчезнувшая башня.
Рабочий стол мистера Кенига был расположен таким образом, чтобы каждый раз, глядя в окно, он мог видеть эти башни и размышлять, какую молитву читали арабские джентльмены, когда пригнали в подземный гараж башни фургон, начиненный взрывчаткой. Наверняка они молились о том, чтобы Южная башня рухнула, похоронив под своими обломками свыше пятидесяти тысяч человек.
И если бы Южная башня действительно рухнула, задев при этом и Северную башню, то тогда число погибших увеличилось бы еще тысяч на сорок, а то и на пятьдесят.
Однако конструкция выдержала, погибли шесть человек, и свыше тысячи человек получили ранения. Подземный взрыв нанес ущерб полицейскому участку, расположенному в цокольном этаже, и оставил воронку на месте многоярусного подземного гаража. То, что могло стать крупнейшей потерей Америки со времен Второй мировой войны, стало громким и четким предупреждением. Америка превратилась в территорию, через которую проходила линия фронта.
Я подумал, что мистер Кениг мог бы запросто переставить мебель в кабинете или закрыть окна жалюзи, однако тот факт, что он не сделал этого, кое-что говорил о человеке, который предпочел смотреть на эти здания каждый рабочий день. Не знаю, ругал ли он службу безопасности за промахи, которые привели к трагедии, или же каждое утро благодарил Бога за то, что сто тысяч человек остались живы. Возможно, он делал и то и другое. Еще возможно, что эти башни, статуя Свободы, Уолл-стрит и все остальное, что было видно из окна кабинета, снилось ему по ночам.
Джек Кениг не руководил ОАС во время взрыва в 1993 году, но он руководил группой сейчас. Возможно, в понедельник утром он подумает о том, чтобы переставить рабочий стол таким образом, чтобы можно было смотреть в сторону аэропорта Кеннеди. Да, как ни крути, а из кабинета Джеку открывались неприятные виды.
В этот момент объект моих размышлений собственной персоной появился в кабинете и, застав меня за разглядыванием башен Международного торгового центра, спросил:
– Профессор, они все еще стоят?
Да, он явно не забывал строптивые выходки своих подчиненных.
– Да, сэр, – кротко ответил я.
– Что ж, это хорошие новости. – Кениг посмотрел на Кейт, затем на Нэша и жестом пригласил всех троих садиться. Нэш и Кейт сели на диван, я занял один из трех стульев, а мистер Кениг остался стоять.
Это был высокий мужчина лет пятидесяти. Коротко подстриженные серо-стальные волосы, серо-стальные глаза, волевой подбородок. Он стоял с таким видом, словно ему в задницу засунули стальной прут и он явно собирался засунуть такой же прут кому-то еще. Джек Кениг вообще не слыл добродушным человеком, а сегодня у него и вовсе было мрачное настроение.
На нем были брюки свободного покроя, голубая спортивная рубашка, на ногах легкие кожаные туфли, однако даже такая одежда почему-то выглядела на нем официально.
В кабинет вошел Хэл Робертс и уселся на стоявший рядом стул. А Джек Кениг, похоже, вовсе не собирался садиться и расслабляться. Мистер Робертс держал в руках желтый блокнот и карандаш. А я-то, грешным делом, подумал, что он предложит нам что-нибудь выпить. Но, как говорится, размечтался.
Мистер Джек Кениг начал без всякого вступления:
– Может, кто-нибудь из вас объяснит мне, каким образом закованному в наручники и охраняемому террористу удалось убить три сотни мужчин, женщин и детей на борту американского лайнера, включая двух вооруженных сопровождающих, двух находившихся на борту федеральных маршалов и спасателя из Портового управления, затем проникнуть в секретную штаб-квартиру и убить секретаршу, дежурного офицера ФБР и полицейского из вашей группы? – Он посмотрел на каждого из нас. – Кто-нибудь из вас возьмет на себя труд объяснить мне это?
Если бы я находился в полицейском участке, а не на Федерал-Плаза, то, возможно, задал бы саркастический вопрос, что-нибудь вроде: "А вы можете представить себе, что натворил бы преступник, если бы на нем не было наручников?" Однако было не то время, не то место и не тот случай для легкомысленного трепа. Погибло множество ни в чем не повинных людей, и работа живых заключалась в том, чтобы выяснить, как это могло произойти.
Надо ли говорить, что ни один из нас не ответил на вопрос Джека Кенига, который казался риторическим. Хорошая идея: дать шефу немного успокоиться. К чести Джека, для того чтобы поостыть, ему понадобилась всего пара минут. Затем он сел за стол и уставился в окно. Сейчас он смотрел на Финансовый район, с которым не были связаны неприятные ассоциации, если только Джек Кениг не владел акциями "Транс-континенталь".
Джек Кениг, между прочим, работал в ФБР, и я не сомневался, что Теду Нэшу не нравилась та манера, в которой с ним разговаривает агент ФБР. Мне, как лицу полугражданскому, тоже не нравилась такая манера, но Кениг был начальником, а мы все служили в Особом антитеррористическом соединении. Кейт, как сотруднице ФБР, грозили неприятности в карьере. То же самое касалось и Джорджа, но Джордж выбрал легкую работенку и остался в аэропорту с трупами.
Похоже, Джек Кениг старался взять себя в руки. Наконец он посмотрел на Теда Нэша и сказал:
– Сожалею по поводу гибели Питера Гормана. Ты его знал?
Нэш кивнул.
Джек перевел взгляд на Кейт:
– А ты, по-моему, дружила с Филом Хандри.
– Да.
Затем Кениг посмотрел на меня:
– Я уверен, тебе приходилось терять друзей. Ты знаешь, как это больно.
– Знаю. Ник Монти был моим другом.
Джек Кениг снова уставился в окно, я был уверен, что сейчас он размышляет о многом. Около минуты мы помолчали в память о наших друзьях, но каждый из нас понимал, что надо возвращаться к делам. У меня неожиданно вырвался вопрос:
– А капитан Штейн будет на совещании?
– Он занят инструктажем групп наружного наблюдения, сейчас ему не до совещаний, – ответил Джек.
Никогда не знаешь, что у начальства на уме или какие "дворцовые интриги" происходят в ведомстве, поэтому лучше всего не совать свой нос куда не следует. Поэтому я притворно зевнул, делая вид, что в общем-то меня не интересует ни свой вопрос, ни ответ Кенига.
Джек повернулся к Кейт:
– Ладно, расскажи мне, что произошло. С самого начала.
Кейт, похоже, была готова к такому вопросу, поэтому обстоятельно, без спешки изложила события дня в хронологическом порядке.
Кениг слушал не прерывая, а Робертс делал записи в блокноте. Наверное, наш разговор еще записывался и на пленку.
Кейт упомянула о моем настойчивом стремлении попасть на борт самолета и о том, что ни она, ни Фостер не считали это необходимым.
Лицо Кенига на протяжении ее рассказа оставалось непроницаемым. Он не вскидывал брови, не хмурился, не морщился, не кивал и не мотал головой и, уж конечно, ни разу не улыбнулся. Прямо-таки образцовый слушатель. Вел себя так, как будто его вообще здесь не было.
Кейт в своем повествовании подошла к тому моменту, когда я вернулся на верхнюю палубу и обнаружил, что у Гормана и Хандри отсутствуют большие пальцы. Тут она на секунду остановилась, собираясь с силами, а Кениг посмотрел на меня. И хотя в его взгляде не было никаких признаков одобрения моих действий, я понял, что от дела меня не отстранят.
Кейт продолжила излагать факты, оставляя подозрения и версии на потом, если Кениг поинтересуется. Кейт Мэйфилд отличалась поразительной памятью на детали и удивительной способностью не расцвечивать и не искажать факты. Я бы в такой ситуации тоже постарался бы не расцвечивать и не искажать факты, если бы только мне не пришлось защищать товарища, но все знали, что я страдаю провалами в памяти.