Страница:
Нельсон Демилль
Игра Льва
Светлой памяти мамы, представительницы великого поколения
От автора
Прототипом действующего в романе Особого антитеррористического соединения (ОАС) стало реальное Особое свободное антитеррористическое соединение (ОСАС).
Особое свободное антитеррористическое соединение – это отряд трудолюбивых, решительных, опытных мужчин и женщин, которые воюют на передовой в войне против терроризма в Америке.
Персонажи романа абсолютно вымышленные, хотя отдельные эпизоды работы правоохранительных органов основаны на фактах (например, воздушный налет США на Ливию в 1986 г.).
Особое свободное антитеррористическое соединение – это отряд трудолюбивых, решительных, опытных мужчин и женщин, которые воюют на передовой в войне против терроризма в Америке.
Персонажи романа абсолютно вымышленные, хотя отдельные эпизоды работы правоохранительных органов основаны на фактах (например, воздушный налет США на Ливию в 1986 г.).
Книга первая
Америка, 15 апреля, наши дни
Смерть боится его, потому что у него сердце льва.
Арабская пословица
Глава 1
Вы можете думать, что человек, который был трижды ранен и едва не превратился в склад внутренних органов, станет в будущем избегать опасных ситуаций. Нет, видимо, подобное подсознательное стремление не было записано в моих генах.
И вот я, Джон Кори, бывший детектив отдела по расследованию убийств Департамента полиции Нью-Йорка, сейчас работаю по контракту специальным агентом в ОАС – Особом антитеррористическом соединении.
Стоял хороший весенний день, суббота. Я сидел в желтом такси, которое направлялось с Федерал-Плаза, 26, в Нижнем Манхэттене в международный аэропорт Джона Ф. Кеннеди, а за рулем машины устроился пакистанец-смертник. Машин на кольцевой автостраде было немного. Чайки с соседней свалки купались в синеве и метко гадили на ветровое стекло. Люблю весну.
Я отправлялся не в отпуск и не на отдых, а выполнял задание упомянутого ОАС. Мало кто знает о существовании этой организации, и слава Богу. ОАС подразделялось на секторы. Каждый сектор специализировался на определенных группах террористов: Ирландская республиканская армия, Пуэрто-риканское движение за независимость и тому подобное. Я работаю в Ближневосточном секторе, у нас самая большая группа и, возможно, самая важная. По-честному, я мало что знаю о ближневосточных террористах. Начальство предполагало, что я наберусь опыта в процессе работы.
Для проверки своих профессиональных навыков я завел разговор с водителем-пакистанцем. Его звали Фасид. Я знал, что Фасид террорист, хотя он выглядел и говорил как вполне приличный парень.
– Откуда ты приехал в Америку? – поинтересовался я.
– Из Исламабада. Это столица Пакистана.
– Вот как? И давно уже ты здесь?
– Десять лет.
– Нравится в Америке?
– Еще бы. Кому здесь не нравится?
– Ну, например, брату моей бывшей жены, Гарри. Он постоянно ругает Америку, хочет уехать в Новую Зеландию.
– У меня дядя в Новой Зеландии.
– Ты не шутишь? А в Исламабаде хоть кто-то остался?
Таксист засмеялся и теперь уже задал вопрос мне:
– Вы кого-то встречаете в аэропорту?
– Почему ты так думаешь?
– У вас нет багажа.
– Эй, а ты сообразительный парень.
– Значит, встречаете? Я могу подождать и отвезти вас обратно в город.
– Не стоит, я сам доберусь.
– Как хотите, а то могу подождать.
На самом деле я ехал встречать какого-то террориста, который явился с повинной в посольство США в Париже, однако делиться этой информацией с Фасидом я не собирался.
– В футбол болеешь за "Янки"? – спросил я, меняя тему разговора.
– Нет, больше я за них не болею.
Фасид пустился в пространные рассуждения о стадионе, на котором выступали "Янки", о дороговизне билетов, заработках футболистов и так далее. Эти террористы умные ребята, рассуждают как лояльные граждане.
Но тем не менее мне удалось отвлечь его от мысли, зачем я еду в аэропорт. Как я уже говорил, я работал детективом в отделе по расследованию убийств, считался одним из лучших в Нью-Йорке. Год назад на Западной 102-й улице у меня завязалась перестрелка с двумя испанскими джентльменами. Вероятно, они приняли меня за кого-то другого либо просто практиковались в стрельбе, поскольку у них не имелось никаких вразумительных причин для того, чтобы нападать на меня. Иногда жизнь выкидывает забавные фортели.
В этой перестрелке я едва не отдал Богу душу. Потом, когда выписался из больницы, принял приглашение своего дяди Гарри пожить в его летнем доме на Лонг-Айленде, чтобы как следует восстановить здоровье. Этот дом расположен примерно в сотне миль от Западной 102-й, что меня очень устраивало. В дядином доме я времени зря не терял: добровольно взялся за расследование убийства супружеской пары, успел дважды влюбиться и едва не погиб. Кстати, одна из двух женщин, в которых я влюбился, Бет Пенроуз, продолжает играть определенную роль в моей жизни.
Пока все это крутилось на Лонг-Айленде, окончательно оформился мой развод. И если бы я во время отдыха не влез в то дело с убийством супружеской пары, то не имел бы несчастья познакомиться с болваном из ЦРУ по имени Тед Нэш. Тед мне сразу не понравился, да и он, надо сказать, ответил тем же. А теперь – это надо же – мы с ним работаем вместе в ОАС. Я понимаю, что мир тесен, но не настолько же. И кроме того, я не верю в случайные совпадения.
Занимался этим делом еще один парень из ФБР, Джордж Фостер, нормальный парень в отличие от Теда Нэша, однако и с ним дружбы не получилось.
Когда выяснилось, что убийство супружеской пары не касается ЦРУ и ФБР, Нэш и Фостер испарились. Они вновь появились в моей жизни месяц спустя, когда я поступил на службу в Ближневосточный сектор ОАС. Но пусть не радуются, я буду просить перевести меня в сектор, который занимается Ирландской республиканской армией (ИРА), и скорее всего добьюсь этого перевода. Об ИРА я тоже ничего толком не знаю, но, во всяком случае, на ирландцев приятнее смотреть, чем на арабских террористов. Да и ирландские пивные мне очень нравятся. Так что в деле борьбы с ИРА я смогу принести больше пользы. Наверняка.
После всей этой заварушки на Лонг-Айленде меня поставили перед выбором: либо я предстаю перед дисциплинарной комиссией Департамента полиции Нью-Йорка за несанкционированное вмешательство в расследование убийства, либо мне оформляют инвалидность и отправляют к чертям на все четыре стороны. Я предпочел инвалидность, однако выторговал себе право работать в Колледже уголовного судопроизводства, который находится в Манхэттене, где я и живу. Перед тем как меня ранили, я читал лекции в этом колледже. Как видите, много я не просил, поэтому и получил что хотел.
В январе я приступил к работе, у меня было две вечерние группы и одна дневная, но все же я жутко страдал от скуки. Мой бывший напарник Дом Фанелли разузнал о программе набора по контракту специальных агентов для работы в ОАС, куда принимали бывших сотрудников различных силовых структур. Возможно, я совершил ошибку, но вот я уже сотрудник ОАС. Платят здесь хорошо, выдают премии, так что это не ФБР, где в основном собраны тупицы. В прошлом у меня частенько возникали проблемы с ФБР, впрочем, как и у большинства полицейских.
Да и работа вроде бы интересная. ОАС представляет собой уникальное, я бы даже сказал – элитное, подразделение (не считая пеньков из ФБР), единственное на территории Нью-Йорка и его окрестностей. Состоит оно главным образом из уволившихся полицейских детективов, это отличные ребята, из бывших федералов да еще каких-то полугражданских парней. Они, как и я, поступили сюда на службу, чтобы, как говорится, не выпадать из команды. Конечно, в некоторых отделах, если того требуется, присутствуют профессионалы из ЦРУ и Агентства по борьбе с наркотиками, которые знают свое дело, знают, как связаны между собой торговля наркотиками и терроризм.
Есть еще сотрудники из Бюро по контролю за продажей алкогольных напитков, табачных изделий и оружия, несколько детективов из Портового управления, приписанных к различным командам. Парни из Портового управления полезны в аэропортах, на автовокзалах, железнодорожных станциях, в доках. Под их контролем некоторые мосты, тоннели и другие места вроде Центра международной торговли. Так что картина вполне впечатляющая.
ОАС являлось одним из основных подразделений, занимавшихся расследованием взрывов в Центре международной торговли и в офисе авиакомпании "Транс уорлд эйрлайнз". Но иногда у нас бывают командировки. Например, мы отправляли свою команду в Африку для расследования взрыва посольства США, хотя ОАС практически не упоминалось в "Новостях". Но все это происходило до моего появления в ОАС, а сейчас в его деятельности царило относительное спокойствие, что меня очень устраивало.
Причина объединения могущественных федералов с нью-йоркскими полицейскими и создания ОАС заключалась в том, что большинство федералов не из Нью-Йорка, они ничего не знают ни о сандвичах с говядиной, ни о подземке на Лексингтон-авеню. Парни из ЦРУ более пронырливы, они могут говорить о пражских кафе, ночном поезде в Стамбул и прочей подобной чепухе, но и для них Нью-Йорк не самое любимое место пребывания. А нью-йоркские полицейские знают город как свои пять пальцев. Именно такие смышленые ребята нужны для того, чтобы вести слежку за Абдулой Салами-Салами, Пэдди О'Бэдом, Педро Вива Пуэрто-Рико и прочими. Так что когда ОАС не удается переманить к себе действующих нью-йоркских полицейских, они нанимают бывших полицейских. Вроде меня. И несмотря на мою так называемую инвалидность, я вооружен и опасен. Вот так-то.
Мы уже подъезжали к аэропорту Кеннеди, когда я спросил у Фасида:
– Ну, чем ты занимался на Пасху?
– На Пасху? Но я не отмечаю Пасху. Я мусульманин.
Видите, какой я умный? Федералы потели бы целый час, чтобы заставить этого парня признаться, что он мусульманин. А я вытащил из него признание за две секунды. Так, шутя. Но все же я на самом деле хочу уйти из Ближневосточного сектора в тот, что занимается ИРА. Я ведь и сам наполовину ирландец, наполовину англичанин. Так что смогу работать как с одними, так и с другими.
– Куда в аэропорту надо подъехать? – спросил Фасид.
– К международному терминалу.
– Какой авиакомпании?
– А там их много?
– Конечно. Двадцать, тридцать, а может, и сорок...
– Правда? Ну, ты рули, а там я тебе покажу.
Фасид пожал плечами, в точности как израильский таксист. У меня даже мелькнула мысль, что он, возможно, агент МОССАДА, маскирующийся под пакистанца. А может, просто новая работа сделала меня чересчур подозрительным.
В аэропорту я велел Фасиду подъехать к международному терминалу, огромному зданию с многочисленными вывесками авиакомпаний.
– Какая авиакомпания? – снова спросил Фасид.
– Мне ни одна из них не нравится. Езжай дальше.
Фасид снова пожал плечами.
Я направил его на другую дорогу, и теперь мы уже подъехали к другой стороне большого аэропорта. Хороший прием проверить, не следит ли кто за тобой. Я вычитал это в каком-то шпионском романе, а может, видел в кино про Джеймса Бонда. Поэтому старался вести себя, как подобает борцу с террористами.
Затем я велел Фасиду повернуть направо и остановиться перед большим офисным зданием. В этой части аэропорта полно всяких служебных помещений и складов, где можно бродить, оставаясь незамеченным. Да и парковаться здесь гораздо проще. Я расплатился с таксистом, добавил чаевые и попросил выписать квитанцию на всю сумму. Честность является одним из моих немногочисленных недостатков.
Фасид выдал мне квитанцию и снова предложил:
– Может, подождать вас?
– Я бы на твоем месте не стал.
Я вошел в вестибюль здания, построенного в архитектурном стиле 60-х годов, где вместо охраны, вооруженной автоматами "узи", имелась только вывеска: "Посторонним вход воспрещен". Так что если вы читаете по-английски, то сразу поймете, ждут вас здесь или нет.
Поднявшись по лестнице, я направился по коридору, в который выходили стальные серые двери, на некоторых из них имелись таблички, на других просто номера, а на третьих вообще ничего. На двери в конце коридора красовалась сине-белая вывеска: "Частный клуб "Конкистадор" – вход только для членов".
Сбоку от двери располагался сканер для считывания электронных карточек-ключей, но, как и все остальное, связанное с клубом "Конкистадор", это была бутафория. Мне следовало всего лишь приложить к сканеру большой палец правой руки, что я и сделал. Спустя пару секунд это хитроумное устройство сказало себе: "Эй, да ведь это же большой палец Джона Кори – надо открыть ему дверь".
И вы думаете, что дверь распахнулась? Нет, она скользнула в сторону и ушла в стену по самую дверную ручку. Вверху над дверью имелась еще видеокамера, на тот случай, если у вас большой палец испачкан шоколадным батончиком или чем-то еще. Так что если вас узнавали в лицо, то сразу открывали дверь, однако для меня сделали исключение и заставили все-таки приложить палец к сканеру.
Итак, я вошел внутрь, а дверь автоматически скользнула на место. Я очутился в холле, похожем на приемную туристского клуба. Можете не сомневаться, я задавал вопрос, почему подобный клуб находится в здании, расположенном так далеко от пассажирского терминала, однако до сих пор не получил ответа. Ну и ладно, я сам знаю ответ: там, где присутствуют парни из ЦРУ, они всегда предпочитают двойные зеркала и прочие шпионские штучки. Эти клоуны тратят время и деньги на театральные эффекты, прямо как в старые времена, когда они пытались произвести впечатление на КГБ.
За столом в приемной сидела Нэнси Тейт, секретарша, этакая "мисс Манипенни", образец деловитости, скрытой сексуальности и все такое прочее. Я ей почему-то нравился, и она любезно поприветствовала меня:
– Добрый день, мистер Кори.
– Добрый день, мисс Тейт.
– Все уже прибыли.
– Я задержался в автомобильной пробке.
– На самом деле до назначенного срока еще десять минут.
– Ох...
– Мне нравится ваш галстук.
– Я снял его с мертвого болгарина в ночном стамбульском поезде.
Секретарша захихикала. Слева от ее стола находилась дверь с табличкой "Конференц-зал", но на самом деле за дверью были комнаты для допросов и камеры для арестованных. Это не совсем походило на конференц-зал. А на двери справа висела табличка: "Комната отдыха и бар". В действительности же дверь вела в оперативный штаб и узел связи.
– Пройдите в оперативный штаб, – предложила мне мисс Тейт. – Там уже четверо, вы будете пятым.
– Спасибо.
Я прошел в полутемную, похожую на пещеру комнату без окон, заставленную столами с компьютерами. Широкая задняя стена комнаты представляла собой огромную цветную компьютерную карту мира, на экран можно было вывести детальную карту любого места, например центра Исламабада. Короче говоря, оперативный штаб был оснащен по последнему слову техники. Что ж, деньги для федералов не проблема.
В любом случае мое рабочее место находилось не здесь, а по вышеупомянутому адресу – Федерал-Плаза, 26. Сюда же в этот; субботний день я был вынужден приехать, чтобы встретить какого-то араба, которого следовало укрыть в безопасном месте и как следует допросить.
Проигнорировав своих коллег, я направился прямиком к кофеварке, которая в отличие от той, что мы пользовались в полицейском участке, была чистой и работала прекрасно. Спасибо налогоплательщикам, оплачивающим расходы федералов.
Я занялся приготовлением кофе, что помогло мне не общаться с коллегами еще несколько минут. А коллеги сидели за свободным столом. Сегодня в состав команды входили Тед Нэш из ЦРУ и Джордж Фостер из ФБР. Плюс Ник Монти из Департамента полиции Нью-Йорка и Кейт Мэйфилд из ФБР.
Кейт подошла ко мне и принялась готовить себе чай. Предполагалось, что она будет моей наставницей. Ладно, пусть будет кем угодно, лишь бы не напарницей.
– Мне нравится твой галстук, – заметила Кейт.
– Я как-то задушил им воина-ниндзя. Это мой любимый галстук.
– Правда? А как тебе нравится новая работа?
– Я просто влюблен в нее.
– Тогда почему ты хочешь перейти в сектор, занимающийся ИРА?
– Понимаешь, мусульмане не пьют. Я не могу правильно писать их имена в отчетах. И потом, их женщин невозможно соблазнить.
– Я давно не слышала таких слов, это позиция расиста и женофоба.
– Ты вообще мало что слышала.
– Здесь вам не полицейский участок, мистер Кори.
– Но я-то полицейский. Тебе придется смириться с этим.
– Это значит, что ты намерен шокировать нас своими выходками?
– Да. Послушай, Кейт, я благодарен тебе за вмешательство – то есть я хотел сказать – за наставничество, – но через неделю я либо буду в секторе, работающем по ИРА, либо вообще уйду от вас.
Кейт ничего не ответила и занялась лимоном. Я посмотрел на нее. Лет тридцать, наверное. Блондинка, голубые глаза, светлая кожа, спортивная фигура, никаких украшений, легкий макияж. На мой взгляд – никаких изъянов, если не считать нескольких пятнышек перхоти на темно-синем блейзере. Наверное, в школе она занималась одновременно тремя видами спорта, принимала холодный душ, а в колледже организовывала спортивные состязания. Я ненавидел ее. Нет, не в прямом смысле этого слова, но просто у нас с ней не было ничего общего, за исключением, пожалуй, некоторых аналогичных внутренних органов. Трудно было определить ее акцент, и я вспомнил, как Ник Монти говорил, что ее отец работал в ФБР и семья жила в различных штатах.
Кейт повернулась и посмотрела на меня, а я посмотрел на нее и выдержал взгляд ее проницательных голубых глаз.
– Ты пришел к нам с отличными рекомендациями, – обратилась ко мне Кейт.
– Неужели? И кто же меня рекомендовал?
– Коллеги из отдела по раскрытию убийств.
Я промолчал.
– А еще Тед и Джордж, – добавила Кейт и кивнула в сторону "болвана и олуха".
Я едва не поперхнулся кофе. Непостижимая загадка. С какой стати эти двое могли сказать обо мне что-то хорошее?
– Они не в восторге от тебя, но ты произвел на них впечатление в ходе того дела на Лонг-Айленде, – пояснила Кейт.
– Да, я тогда и сам себе понравился.
– Но почему же ты хочешь уйти из ближневосточного сектора? Если проблема заключается в Теде и Джордже, мы можем перевести тебя в другую команду в рамках нашего сектора.
– Я люблю Теда и Джорджа, но в действительности мое сердце принадлежит сектору по борьбе с ИРА.
– Очень жаль, потому что настоящие дела именно у нас. Можно сделать хорошую карьеру. А ИРА ведет себя в Америке очень тихо.
– Вот и хорошо. Меня не интересует карьера.
– А вот палестинцы и мусульманские группы представляют потенциальную угрозу для национальной безопасности.
– Да уж какую там "потенциальную", – возразил я, – вспомни взрывы в Центре международной торговли.
Кейт промолчала.
Я понял, что для сотрудников ОАС напоминание об этих взрывах звучит как фраза: "Вспомни Перл-Харбор". Разведка прохлопала ушами, но потом террористов отловили, так что получилось нечто вроде ничьей.
– Вся страна в страхе перед угрозой биологической, химической или даже ядерной атаки со стороны ближневосточных террористов, – продолжила Кейт. – Ты ведь понимаешь это?
– Понимаю.
– Поэтому все другие дела в ОАС считаются второстепенными. Настоящая работа идет в Ближневосточном секторе, а ты, похоже, человек действия, – с улыбкой закончила Кейт.
Я улыбнулся в ответ и спросил:
– А какое тебе дело до меня?
– Ты мне нравишься.
Я вскинул бровь от удивления.
– Мне нравятся вот такие неандертальцы из Нью-Йорка, – пояснила Кейт.
– Послушай, Кейт, у меня просто нет слов.
– Тогда подумай об этом.
– Ладно, подумаю.
Я взглянул на ближайший монитор и увидел, что рейс 175 авиакомпании "Транс-континенталь" из Парижа, который мы ждем, прибывает вовремя. И снова обратился к мисс Мэйфилд:
– Как думаешь, сколько это займет времени?
– Часа два или три. Час бумажной работы здесь, затем вернемся с нашим сомнительным перебежчиком на Федерал-Плаза, а там будет видно.
– Что будет видно?
– А ты куда-то торопишься?
– Да вроде того.
– Очень сожалею, что национальная безопасность мешает твоей личной жизни.
Я не нашел достойного ответа, поэтому сказал:
– Я большой поклонник национальной безопасности. Поэтому я в твоем распоряжении до восемнадцати часов.
– Да можешь уйти когда захочешь. – Кейт взяла свою чашку с чаем и присоединилась к коллегам.
А я остался на месте со своим кофе и задумался над предложением Кейт проваливать отсюда. Сейчас я был похож на человека, который, стоя среди зыбучих песков, наблюдает за тем, как тот покрывает ботинки, и гадает, через какое время песок доберется до носков. Однако он знает, что может удрать в любую минуту. К сожалению, когда я в следующий раз глянул вниз, то увидел, что песок добрался уже до коленей.
И вот я, Джон Кори, бывший детектив отдела по расследованию убийств Департамента полиции Нью-Йорка, сейчас работаю по контракту специальным агентом в ОАС – Особом антитеррористическом соединении.
Стоял хороший весенний день, суббота. Я сидел в желтом такси, которое направлялось с Федерал-Плаза, 26, в Нижнем Манхэттене в международный аэропорт Джона Ф. Кеннеди, а за рулем машины устроился пакистанец-смертник. Машин на кольцевой автостраде было немного. Чайки с соседней свалки купались в синеве и метко гадили на ветровое стекло. Люблю весну.
Я отправлялся не в отпуск и не на отдых, а выполнял задание упомянутого ОАС. Мало кто знает о существовании этой организации, и слава Богу. ОАС подразделялось на секторы. Каждый сектор специализировался на определенных группах террористов: Ирландская республиканская армия, Пуэрто-риканское движение за независимость и тому подобное. Я работаю в Ближневосточном секторе, у нас самая большая группа и, возможно, самая важная. По-честному, я мало что знаю о ближневосточных террористах. Начальство предполагало, что я наберусь опыта в процессе работы.
Для проверки своих профессиональных навыков я завел разговор с водителем-пакистанцем. Его звали Фасид. Я знал, что Фасид террорист, хотя он выглядел и говорил как вполне приличный парень.
– Откуда ты приехал в Америку? – поинтересовался я.
– Из Исламабада. Это столица Пакистана.
– Вот как? И давно уже ты здесь?
– Десять лет.
– Нравится в Америке?
– Еще бы. Кому здесь не нравится?
– Ну, например, брату моей бывшей жены, Гарри. Он постоянно ругает Америку, хочет уехать в Новую Зеландию.
– У меня дядя в Новой Зеландии.
– Ты не шутишь? А в Исламабаде хоть кто-то остался?
Таксист засмеялся и теперь уже задал вопрос мне:
– Вы кого-то встречаете в аэропорту?
– Почему ты так думаешь?
– У вас нет багажа.
– Эй, а ты сообразительный парень.
– Значит, встречаете? Я могу подождать и отвезти вас обратно в город.
– Не стоит, я сам доберусь.
– Как хотите, а то могу подождать.
На самом деле я ехал встречать какого-то террориста, который явился с повинной в посольство США в Париже, однако делиться этой информацией с Фасидом я не собирался.
– В футбол болеешь за "Янки"? – спросил я, меняя тему разговора.
– Нет, больше я за них не болею.
Фасид пустился в пространные рассуждения о стадионе, на котором выступали "Янки", о дороговизне билетов, заработках футболистов и так далее. Эти террористы умные ребята, рассуждают как лояльные граждане.
Но тем не менее мне удалось отвлечь его от мысли, зачем я еду в аэропорт. Как я уже говорил, я работал детективом в отделе по расследованию убийств, считался одним из лучших в Нью-Йорке. Год назад на Западной 102-й улице у меня завязалась перестрелка с двумя испанскими джентльменами. Вероятно, они приняли меня за кого-то другого либо просто практиковались в стрельбе, поскольку у них не имелось никаких вразумительных причин для того, чтобы нападать на меня. Иногда жизнь выкидывает забавные фортели.
В этой перестрелке я едва не отдал Богу душу. Потом, когда выписался из больницы, принял приглашение своего дяди Гарри пожить в его летнем доме на Лонг-Айленде, чтобы как следует восстановить здоровье. Этот дом расположен примерно в сотне миль от Западной 102-й, что меня очень устраивало. В дядином доме я времени зря не терял: добровольно взялся за расследование убийства супружеской пары, успел дважды влюбиться и едва не погиб. Кстати, одна из двух женщин, в которых я влюбился, Бет Пенроуз, продолжает играть определенную роль в моей жизни.
Пока все это крутилось на Лонг-Айленде, окончательно оформился мой развод. И если бы я во время отдыха не влез в то дело с убийством супружеской пары, то не имел бы несчастья познакомиться с болваном из ЦРУ по имени Тед Нэш. Тед мне сразу не понравился, да и он, надо сказать, ответил тем же. А теперь – это надо же – мы с ним работаем вместе в ОАС. Я понимаю, что мир тесен, но не настолько же. И кроме того, я не верю в случайные совпадения.
Занимался этим делом еще один парень из ФБР, Джордж Фостер, нормальный парень в отличие от Теда Нэша, однако и с ним дружбы не получилось.
Когда выяснилось, что убийство супружеской пары не касается ЦРУ и ФБР, Нэш и Фостер испарились. Они вновь появились в моей жизни месяц спустя, когда я поступил на службу в Ближневосточный сектор ОАС. Но пусть не радуются, я буду просить перевести меня в сектор, который занимается Ирландской республиканской армией (ИРА), и скорее всего добьюсь этого перевода. Об ИРА я тоже ничего толком не знаю, но, во всяком случае, на ирландцев приятнее смотреть, чем на арабских террористов. Да и ирландские пивные мне очень нравятся. Так что в деле борьбы с ИРА я смогу принести больше пользы. Наверняка.
После всей этой заварушки на Лонг-Айленде меня поставили перед выбором: либо я предстаю перед дисциплинарной комиссией Департамента полиции Нью-Йорка за несанкционированное вмешательство в расследование убийства, либо мне оформляют инвалидность и отправляют к чертям на все четыре стороны. Я предпочел инвалидность, однако выторговал себе право работать в Колледже уголовного судопроизводства, который находится в Манхэттене, где я и живу. Перед тем как меня ранили, я читал лекции в этом колледже. Как видите, много я не просил, поэтому и получил что хотел.
В январе я приступил к работе, у меня было две вечерние группы и одна дневная, но все же я жутко страдал от скуки. Мой бывший напарник Дом Фанелли разузнал о программе набора по контракту специальных агентов для работы в ОАС, куда принимали бывших сотрудников различных силовых структур. Возможно, я совершил ошибку, но вот я уже сотрудник ОАС. Платят здесь хорошо, выдают премии, так что это не ФБР, где в основном собраны тупицы. В прошлом у меня частенько возникали проблемы с ФБР, впрочем, как и у большинства полицейских.
Да и работа вроде бы интересная. ОАС представляет собой уникальное, я бы даже сказал – элитное, подразделение (не считая пеньков из ФБР), единственное на территории Нью-Йорка и его окрестностей. Состоит оно главным образом из уволившихся полицейских детективов, это отличные ребята, из бывших федералов да еще каких-то полугражданских парней. Они, как и я, поступили сюда на службу, чтобы, как говорится, не выпадать из команды. Конечно, в некоторых отделах, если того требуется, присутствуют профессионалы из ЦРУ и Агентства по борьбе с наркотиками, которые знают свое дело, знают, как связаны между собой торговля наркотиками и терроризм.
Есть еще сотрудники из Бюро по контролю за продажей алкогольных напитков, табачных изделий и оружия, несколько детективов из Портового управления, приписанных к различным командам. Парни из Портового управления полезны в аэропортах, на автовокзалах, железнодорожных станциях, в доках. Под их контролем некоторые мосты, тоннели и другие места вроде Центра международной торговли. Так что картина вполне впечатляющая.
ОАС являлось одним из основных подразделений, занимавшихся расследованием взрывов в Центре международной торговли и в офисе авиакомпании "Транс уорлд эйрлайнз". Но иногда у нас бывают командировки. Например, мы отправляли свою команду в Африку для расследования взрыва посольства США, хотя ОАС практически не упоминалось в "Новостях". Но все это происходило до моего появления в ОАС, а сейчас в его деятельности царило относительное спокойствие, что меня очень устраивало.
Причина объединения могущественных федералов с нью-йоркскими полицейскими и создания ОАС заключалась в том, что большинство федералов не из Нью-Йорка, они ничего не знают ни о сандвичах с говядиной, ни о подземке на Лексингтон-авеню. Парни из ЦРУ более пронырливы, они могут говорить о пражских кафе, ночном поезде в Стамбул и прочей подобной чепухе, но и для них Нью-Йорк не самое любимое место пребывания. А нью-йоркские полицейские знают город как свои пять пальцев. Именно такие смышленые ребята нужны для того, чтобы вести слежку за Абдулой Салами-Салами, Пэдди О'Бэдом, Педро Вива Пуэрто-Рико и прочими. Так что когда ОАС не удается переманить к себе действующих нью-йоркских полицейских, они нанимают бывших полицейских. Вроде меня. И несмотря на мою так называемую инвалидность, я вооружен и опасен. Вот так-то.
Мы уже подъезжали к аэропорту Кеннеди, когда я спросил у Фасида:
– Ну, чем ты занимался на Пасху?
– На Пасху? Но я не отмечаю Пасху. Я мусульманин.
Видите, какой я умный? Федералы потели бы целый час, чтобы заставить этого парня признаться, что он мусульманин. А я вытащил из него признание за две секунды. Так, шутя. Но все же я на самом деле хочу уйти из Ближневосточного сектора в тот, что занимается ИРА. Я ведь и сам наполовину ирландец, наполовину англичанин. Так что смогу работать как с одними, так и с другими.
– Куда в аэропорту надо подъехать? – спросил Фасид.
– К международному терминалу.
– Какой авиакомпании?
– А там их много?
– Конечно. Двадцать, тридцать, а может, и сорок...
– Правда? Ну, ты рули, а там я тебе покажу.
Фасид пожал плечами, в точности как израильский таксист. У меня даже мелькнула мысль, что он, возможно, агент МОССАДА, маскирующийся под пакистанца. А может, просто новая работа сделала меня чересчур подозрительным.
В аэропорту я велел Фасиду подъехать к международному терминалу, огромному зданию с многочисленными вывесками авиакомпаний.
– Какая авиакомпания? – снова спросил Фасид.
– Мне ни одна из них не нравится. Езжай дальше.
Фасид снова пожал плечами.
Я направил его на другую дорогу, и теперь мы уже подъехали к другой стороне большого аэропорта. Хороший прием проверить, не следит ли кто за тобой. Я вычитал это в каком-то шпионском романе, а может, видел в кино про Джеймса Бонда. Поэтому старался вести себя, как подобает борцу с террористами.
Затем я велел Фасиду повернуть направо и остановиться перед большим офисным зданием. В этой части аэропорта полно всяких служебных помещений и складов, где можно бродить, оставаясь незамеченным. Да и парковаться здесь гораздо проще. Я расплатился с таксистом, добавил чаевые и попросил выписать квитанцию на всю сумму. Честность является одним из моих немногочисленных недостатков.
Фасид выдал мне квитанцию и снова предложил:
– Может, подождать вас?
– Я бы на твоем месте не стал.
Я вошел в вестибюль здания, построенного в архитектурном стиле 60-х годов, где вместо охраны, вооруженной автоматами "узи", имелась только вывеска: "Посторонним вход воспрещен". Так что если вы читаете по-английски, то сразу поймете, ждут вас здесь или нет.
Поднявшись по лестнице, я направился по коридору, в который выходили стальные серые двери, на некоторых из них имелись таблички, на других просто номера, а на третьих вообще ничего. На двери в конце коридора красовалась сине-белая вывеска: "Частный клуб "Конкистадор" – вход только для членов".
Сбоку от двери располагался сканер для считывания электронных карточек-ключей, но, как и все остальное, связанное с клубом "Конкистадор", это была бутафория. Мне следовало всего лишь приложить к сканеру большой палец правой руки, что я и сделал. Спустя пару секунд это хитроумное устройство сказало себе: "Эй, да ведь это же большой палец Джона Кори – надо открыть ему дверь".
И вы думаете, что дверь распахнулась? Нет, она скользнула в сторону и ушла в стену по самую дверную ручку. Вверху над дверью имелась еще видеокамера, на тот случай, если у вас большой палец испачкан шоколадным батончиком или чем-то еще. Так что если вас узнавали в лицо, то сразу открывали дверь, однако для меня сделали исключение и заставили все-таки приложить палец к сканеру.
Итак, я вошел внутрь, а дверь автоматически скользнула на место. Я очутился в холле, похожем на приемную туристского клуба. Можете не сомневаться, я задавал вопрос, почему подобный клуб находится в здании, расположенном так далеко от пассажирского терминала, однако до сих пор не получил ответа. Ну и ладно, я сам знаю ответ: там, где присутствуют парни из ЦРУ, они всегда предпочитают двойные зеркала и прочие шпионские штучки. Эти клоуны тратят время и деньги на театральные эффекты, прямо как в старые времена, когда они пытались произвести впечатление на КГБ.
За столом в приемной сидела Нэнси Тейт, секретарша, этакая "мисс Манипенни", образец деловитости, скрытой сексуальности и все такое прочее. Я ей почему-то нравился, и она любезно поприветствовала меня:
– Добрый день, мистер Кори.
– Добрый день, мисс Тейт.
– Все уже прибыли.
– Я задержался в автомобильной пробке.
– На самом деле до назначенного срока еще десять минут.
– Ох...
– Мне нравится ваш галстук.
– Я снял его с мертвого болгарина в ночном стамбульском поезде.
Секретарша захихикала. Слева от ее стола находилась дверь с табличкой "Конференц-зал", но на самом деле за дверью были комнаты для допросов и камеры для арестованных. Это не совсем походило на конференц-зал. А на двери справа висела табличка: "Комната отдыха и бар". В действительности же дверь вела в оперативный штаб и узел связи.
– Пройдите в оперативный штаб, – предложила мне мисс Тейт. – Там уже четверо, вы будете пятым.
– Спасибо.
Я прошел в полутемную, похожую на пещеру комнату без окон, заставленную столами с компьютерами. Широкая задняя стена комнаты представляла собой огромную цветную компьютерную карту мира, на экран можно было вывести детальную карту любого места, например центра Исламабада. Короче говоря, оперативный штаб был оснащен по последнему слову техники. Что ж, деньги для федералов не проблема.
В любом случае мое рабочее место находилось не здесь, а по вышеупомянутому адресу – Федерал-Плаза, 26. Сюда же в этот; субботний день я был вынужден приехать, чтобы встретить какого-то араба, которого следовало укрыть в безопасном месте и как следует допросить.
Проигнорировав своих коллег, я направился прямиком к кофеварке, которая в отличие от той, что мы пользовались в полицейском участке, была чистой и работала прекрасно. Спасибо налогоплательщикам, оплачивающим расходы федералов.
Я занялся приготовлением кофе, что помогло мне не общаться с коллегами еще несколько минут. А коллеги сидели за свободным столом. Сегодня в состав команды входили Тед Нэш из ЦРУ и Джордж Фостер из ФБР. Плюс Ник Монти из Департамента полиции Нью-Йорка и Кейт Мэйфилд из ФБР.
Кейт подошла ко мне и принялась готовить себе чай. Предполагалось, что она будет моей наставницей. Ладно, пусть будет кем угодно, лишь бы не напарницей.
– Мне нравится твой галстук, – заметила Кейт.
– Я как-то задушил им воина-ниндзя. Это мой любимый галстук.
– Правда? А как тебе нравится новая работа?
– Я просто влюблен в нее.
– Тогда почему ты хочешь перейти в сектор, занимающийся ИРА?
– Понимаешь, мусульмане не пьют. Я не могу правильно писать их имена в отчетах. И потом, их женщин невозможно соблазнить.
– Я давно не слышала таких слов, это позиция расиста и женофоба.
– Ты вообще мало что слышала.
– Здесь вам не полицейский участок, мистер Кори.
– Но я-то полицейский. Тебе придется смириться с этим.
– Это значит, что ты намерен шокировать нас своими выходками?
– Да. Послушай, Кейт, я благодарен тебе за вмешательство – то есть я хотел сказать – за наставничество, – но через неделю я либо буду в секторе, работающем по ИРА, либо вообще уйду от вас.
Кейт ничего не ответила и занялась лимоном. Я посмотрел на нее. Лет тридцать, наверное. Блондинка, голубые глаза, светлая кожа, спортивная фигура, никаких украшений, легкий макияж. На мой взгляд – никаких изъянов, если не считать нескольких пятнышек перхоти на темно-синем блейзере. Наверное, в школе она занималась одновременно тремя видами спорта, принимала холодный душ, а в колледже организовывала спортивные состязания. Я ненавидел ее. Нет, не в прямом смысле этого слова, но просто у нас с ней не было ничего общего, за исключением, пожалуй, некоторых аналогичных внутренних органов. Трудно было определить ее акцент, и я вспомнил, как Ник Монти говорил, что ее отец работал в ФБР и семья жила в различных штатах.
Кейт повернулась и посмотрела на меня, а я посмотрел на нее и выдержал взгляд ее проницательных голубых глаз.
– Ты пришел к нам с отличными рекомендациями, – обратилась ко мне Кейт.
– Неужели? И кто же меня рекомендовал?
– Коллеги из отдела по раскрытию убийств.
Я промолчал.
– А еще Тед и Джордж, – добавила Кейт и кивнула в сторону "болвана и олуха".
Я едва не поперхнулся кофе. Непостижимая загадка. С какой стати эти двое могли сказать обо мне что-то хорошее?
– Они не в восторге от тебя, но ты произвел на них впечатление в ходе того дела на Лонг-Айленде, – пояснила Кейт.
– Да, я тогда и сам себе понравился.
– Но почему же ты хочешь уйти из ближневосточного сектора? Если проблема заключается в Теде и Джордже, мы можем перевести тебя в другую команду в рамках нашего сектора.
– Я люблю Теда и Джорджа, но в действительности мое сердце принадлежит сектору по борьбе с ИРА.
– Очень жаль, потому что настоящие дела именно у нас. Можно сделать хорошую карьеру. А ИРА ведет себя в Америке очень тихо.
– Вот и хорошо. Меня не интересует карьера.
– А вот палестинцы и мусульманские группы представляют потенциальную угрозу для национальной безопасности.
– Да уж какую там "потенциальную", – возразил я, – вспомни взрывы в Центре международной торговли.
Кейт промолчала.
Я понял, что для сотрудников ОАС напоминание об этих взрывах звучит как фраза: "Вспомни Перл-Харбор". Разведка прохлопала ушами, но потом террористов отловили, так что получилось нечто вроде ничьей.
– Вся страна в страхе перед угрозой биологической, химической или даже ядерной атаки со стороны ближневосточных террористов, – продолжила Кейт. – Ты ведь понимаешь это?
– Понимаю.
– Поэтому все другие дела в ОАС считаются второстепенными. Настоящая работа идет в Ближневосточном секторе, а ты, похоже, человек действия, – с улыбкой закончила Кейт.
Я улыбнулся в ответ и спросил:
– А какое тебе дело до меня?
– Ты мне нравишься.
Я вскинул бровь от удивления.
– Мне нравятся вот такие неандертальцы из Нью-Йорка, – пояснила Кейт.
– Послушай, Кейт, у меня просто нет слов.
– Тогда подумай об этом.
– Ладно, подумаю.
Я взглянул на ближайший монитор и увидел, что рейс 175 авиакомпании "Транс-континенталь" из Парижа, который мы ждем, прибывает вовремя. И снова обратился к мисс Мэйфилд:
– Как думаешь, сколько это займет времени?
– Часа два или три. Час бумажной работы здесь, затем вернемся с нашим сомнительным перебежчиком на Федерал-Плаза, а там будет видно.
– Что будет видно?
– А ты куда-то торопишься?
– Да вроде того.
– Очень сожалею, что национальная безопасность мешает твоей личной жизни.
Я не нашел достойного ответа, поэтому сказал:
– Я большой поклонник национальной безопасности. Поэтому я в твоем распоряжении до восемнадцати часов.
– Да можешь уйти когда захочешь. – Кейт взяла свою чашку с чаем и присоединилась к коллегам.
А я остался на месте со своим кофе и задумался над предложением Кейт проваливать отсюда. Сейчас я был похож на человека, который, стоя среди зыбучих песков, наблюдает за тем, как тот покрывает ботинки, и гадает, через какое время песок доберется до носков. Однако он знает, что может удрать в любую минуту. К сожалению, когда я в следующий раз глянул вниз, то увидел, что песок добрался уже до коленей.
Глава 2
Сэм Уолтерс, сидя в кресле, подался вперед, поправил головную гарнитуру и уставился на светившийся перед ним зеленый экран радара. На улице сиял пригожий апрельский день, но этого не ощущалось в тускло освещенном, без окон, зале Нью-Йоркского центра управления воздушным движением, расположенном на Лонг-Айленде, в пятидесяти милях к востоку от аэропорта Кеннеди.
Остановившись возле кресла Уолтерса, начальник смены Боб Эшкинг спросил:
– Проблема?
– Да, Боб. Потеря радиосвязи, рейс один семь пять "Транс-континенталь" из Парижа.
Боб Эшкинг понимающе кивнул.
– Как давно нет связи?
– Никому не удается связаться с ним после того, как он покинул североатлантическую трассу вблизи Гандера. – Уолтерс взглянул на часы. – Уже около двух часов.
– Есть какие-то другие признаки наличия проблемы на борту?
– Нет. На самом деле... – Сэм внимательно посмотрел на экран радара. – Самолет развернулся на юго-запад при пересечении воздушных трасс у Сарди. Затем, согласно полетному плану, снизился на эшелон тридцать семь.
– Значит, свяжется через несколько минут, будет спрашивать, почему мы его не вызываем, – предположил Эшкинг.
Уолтерс кивнул. Отсутствие радиосвязи не являлось чем-то сверхнеобычным: частенько диспетчеры не могли связаться с самолетами, которые вели. Уолтерс и сам припомнил два-три таких случая. Наверняка через несколько минут кто-то из пилотов ответит: "Ох, прошу прощения..." – и объяснит, что у них был выключен звук, либо сбилась частота, либо произошло что-то еще менее существенное. Например, весь экипаж уснул... хотя этого они, конечно, не скажут.
– А может, оба пилота усадили себе на колени стюардесс и развлекаются с ними, – буркнул Эшкинг.
Уолтерс улыбнулся.
– Самое лучшее объяснение отсутствия радиосвязи, какое я когда-либо слышал, – это когда пилот сообщил, что он поставил поднос с обедом между креслами пилотов, а поднос надавил на селекторный переключатель и сбил им частоту.
Эшкинг рассмеялся.
– Очень простое объяснение для такой серьезной проблемы.
– Точно. – Уолтерс снова посмотрел на экран радара. – Курс у него нормальный.
– Да.
Вот когда с экрана пропадает отметка, подумал Уолтерс, тогда действительно серьезная проблема. Он дежурил в мартовскую ночь 1998 года, когда президентский самолет исчез с экрана радара на долгих двадцать четыре секунды и находившиеся в зале диспетчеры застыли от ужаса. Затем отметка снова появилась, и все облегченно вздохнули. Но была еще ночь 17 июля 1996 года, когда рейс 800 "Транс уорлд эйрлайнз" исчез с экрана радара навсегда... Уолтерс знал, что до самой смерти не забудет ту ночь. А в данном случае обычная потеря радиосвязи... и все же его что-то беспокоило. Слишком уж долго не было связи.
Сэм Уолтерс нажал несколько кнопок и сказал в микрофон по каналу внутренней связи:
– Сектор девятнадцать, я – двадцать третий. Нет связи с рейсом один семь пять "Транс-континенталь". Он движется к вам, через четыре минуты я передам его. Просто хотел предупредить вас заранее.
Выслушав ответ, Уолтерс продолжил:
– Да, наверное, у них какая-то неисправность. Их уже два часа на всех частотах вызывает все Атлантическое побережье. – Уолтерс хмыкнул и добавил: – Когда рейс закончится, пилоту придется написать столько объяснительных, что он почувствует себя Шекспиром. Ладно, свяжусь с вами позже. – Он повернул голову и встретился взглядом с Эшкингом. – Ты что-то хотел?
– Да... предупреди всех по линии и скажи, что, когда первый сектор установит связь с капитаном, пусть попросят капитана после посадки позвонить мне в центр. Я хочу лично поговорить с этим клоуном и объяснить ему, сколько неприятностей он доставил людям на всем побережье.
– И в Канаде тоже.
– Вот именно. – Эшкинг выслушал, как Уолтерс передал его указания диспетчерам следующих секторов, которым предстояло вести рейс 175.
Несколько других диспетчеров, у которых был перерыв в работе, подошли к пульту управления двадцать третьего сектора. Уолтерс понял: всем стало любопытно, почему это начальник смены Боб Эшкинг так долго торчит здесь, вдалеке от своего рабочего места. По мнению подчиненных, это могло означать возникновение опасной ситуации.
Сэм Уолтерс не любил, когда вокруг толпились люди, но Эшкинг не шуганул их, поэтому и Сэм не мог ничего сказать. А между тем отсутствие связи с рейсом 175 уже стало главным событием в Центре управления воздушным движением. В конце концов, такая мини-драма была хорошей практикой для молодых диспетчеров, дежуривших в эту субботу.
Все молчали, но Уолтерс ощущал вокруг атмосферу любопытства, смешанного с удивлением и легкой тревогой. Он еще раз попытался связаться с пилотом.
Остановившись возле кресла Уолтерса, начальник смены Боб Эшкинг спросил:
– Проблема?
– Да, Боб. Потеря радиосвязи, рейс один семь пять "Транс-континенталь" из Парижа.
Боб Эшкинг понимающе кивнул.
– Как давно нет связи?
– Никому не удается связаться с ним после того, как он покинул североатлантическую трассу вблизи Гандера. – Уолтерс взглянул на часы. – Уже около двух часов.
– Есть какие-то другие признаки наличия проблемы на борту?
– Нет. На самом деле... – Сэм внимательно посмотрел на экран радара. – Самолет развернулся на юго-запад при пересечении воздушных трасс у Сарди. Затем, согласно полетному плану, снизился на эшелон тридцать семь.
– Значит, свяжется через несколько минут, будет спрашивать, почему мы его не вызываем, – предположил Эшкинг.
Уолтерс кивнул. Отсутствие радиосвязи не являлось чем-то сверхнеобычным: частенько диспетчеры не могли связаться с самолетами, которые вели. Уолтерс и сам припомнил два-три таких случая. Наверняка через несколько минут кто-то из пилотов ответит: "Ох, прошу прощения..." – и объяснит, что у них был выключен звук, либо сбилась частота, либо произошло что-то еще менее существенное. Например, весь экипаж уснул... хотя этого они, конечно, не скажут.
– А может, оба пилота усадили себе на колени стюардесс и развлекаются с ними, – буркнул Эшкинг.
Уолтерс улыбнулся.
– Самое лучшее объяснение отсутствия радиосвязи, какое я когда-либо слышал, – это когда пилот сообщил, что он поставил поднос с обедом между креслами пилотов, а поднос надавил на селекторный переключатель и сбил им частоту.
Эшкинг рассмеялся.
– Очень простое объяснение для такой серьезной проблемы.
– Точно. – Уолтерс снова посмотрел на экран радара. – Курс у него нормальный.
– Да.
Вот когда с экрана пропадает отметка, подумал Уолтерс, тогда действительно серьезная проблема. Он дежурил в мартовскую ночь 1998 года, когда президентский самолет исчез с экрана радара на долгих двадцать четыре секунды и находившиеся в зале диспетчеры застыли от ужаса. Затем отметка снова появилась, и все облегченно вздохнули. Но была еще ночь 17 июля 1996 года, когда рейс 800 "Транс уорлд эйрлайнз" исчез с экрана радара навсегда... Уолтерс знал, что до самой смерти не забудет ту ночь. А в данном случае обычная потеря радиосвязи... и все же его что-то беспокоило. Слишком уж долго не было связи.
Сэм Уолтерс нажал несколько кнопок и сказал в микрофон по каналу внутренней связи:
– Сектор девятнадцать, я – двадцать третий. Нет связи с рейсом один семь пять "Транс-континенталь". Он движется к вам, через четыре минуты я передам его. Просто хотел предупредить вас заранее.
Выслушав ответ, Уолтерс продолжил:
– Да, наверное, у них какая-то неисправность. Их уже два часа на всех частотах вызывает все Атлантическое побережье. – Уолтерс хмыкнул и добавил: – Когда рейс закончится, пилоту придется написать столько объяснительных, что он почувствует себя Шекспиром. Ладно, свяжусь с вами позже. – Он повернул голову и встретился взглядом с Эшкингом. – Ты что-то хотел?
– Да... предупреди всех по линии и скажи, что, когда первый сектор установит связь с капитаном, пусть попросят капитана после посадки позвонить мне в центр. Я хочу лично поговорить с этим клоуном и объяснить ему, сколько неприятностей он доставил людям на всем побережье.
– И в Канаде тоже.
– Вот именно. – Эшкинг выслушал, как Уолтерс передал его указания диспетчерам следующих секторов, которым предстояло вести рейс 175.
Несколько других диспетчеров, у которых был перерыв в работе, подошли к пульту управления двадцать третьего сектора. Уолтерс понял: всем стало любопытно, почему это начальник смены Боб Эшкинг так долго торчит здесь, вдалеке от своего рабочего места. По мнению подчиненных, это могло означать возникновение опасной ситуации.
Сэм Уолтерс не любил, когда вокруг толпились люди, но Эшкинг не шуганул их, поэтому и Сэм не мог ничего сказать. А между тем отсутствие связи с рейсом 175 уже стало главным событием в Центре управления воздушным движением. В конце концов, такая мини-драма была хорошей практикой для молодых диспетчеров, дежуривших в эту субботу.
Все молчали, но Уолтерс ощущал вокруг атмосферу любопытства, смешанного с удивлением и легкой тревогой. Он еще раз попытался связаться с пилотом.