Страница:
Халил заполнил регистрационную карточку, оставив чистой графу, где указывались сведения об автомобиле. В Триполи ему говорили, что в дорогих мотелях можно игнорировать эту графу, а еще, в отличие от Европы, в регистрационной карте не было графы для данных паспорта, и его предупреждали, что клерки не будут требовать паспорт. Борис даже сказал: "Единственный паспорт, который тебе потребуется в Америке, – это карточка "Американ экспресс"".
Так оно и вышло – женщина лишь взглянула на карточку, не задав ни единого вопроса.
– Добро пожаловать в мотель "Шератон", мистер...
– Бейдир, – произнес Халил.
– Мистер Бейдир. Вот электронная карточка-ключ от номера сто девятнадцать, первый этаж, как выйдете из вестибюля – направо. Вот карточка мотеля, на ней указан номер вашей комнаты. За той дверью бар и ресторан, у нас имеются спортивный зал и плавательный бассейн, расчетное время – одиннадцать утра, завтрак подают в главной столовой с шести до одиннадцати утра, еду и напитки в номера доставляют с шести утра до полуночи, бар и гостиная открыты до часу ночи. В номере у вас имеется мини-бар. Хотите, чтобы вас разбудили утром?
– Да, у меня рейс в девять утра, так что разбудите меня в шесть.
Женщина смотрела на Халила открыто, не так, как ливийские женщины, избегавшие даже поднять глаза на мужчин. Он не отвел взгляд, чтобы не вызвать подозрений и определить, не догадалась ли женщина, кто он такой на самом деле. Но, похоже, подозрений у нее не возникло.
– Хорошо, сэр, в шесть утра. Произвести экспресс-расчет?
Халила учили отвечать "да" на такой вопрос, поскольку это означало, что ему не придется еще раз приходить сюда. Он и ответил:
– Да.
– Копию счета вам положат под дверь в семь утра. Могу я еще чем-то помочь вам?
– Нет, спасибо.
– Приятного отдыха.
– Спасибо. – Халил улыбнулся и вышел из вестибюля. Пока все шло хорошо, во всяком случае лучше, чем в мотеле в окрестностях Вашингтона, где пришлось убить клерка. Халил снова улыбнулся.
Он вернулся к машине, подъехал к двери с номером сто девятнадцать и припарковался. Когда он вставил карточку в прорезь замка, тот щелкнул, загорелась зеленая лампочка, и это напомнило ему клуб "Конкистадор". Войдя в номер, он захлопнул дверь и запер ее на задвижку.
Халил осмотрел номер, проверил шкафы и ванную комнату, которая оказалась чистой и современной, но, по его мнению, слишком роскошной – он предпочитал скромную обстановку, особенно сейчас, во время войны с неверными. Однажды мулла сказал ему: "Аллах всегда услышит тебя: и если ты будешь молиться в мечети сытым, и если в пустыне голодным. Но если ты хочешь услышать Аллаха, отправляйся голодным в пустыню.
Но Халил сейчас был голоден. Он вообще очень мало ел с того момента, как пришел якобы как перебежчик в американское посольство в Париже, а произошло это почти неделю назад.
Халил просмотрел лежавшее на столе меню, но решил не приглашать в номер службу сервиса – не хотелось, чтобы кто-то еще видел его лицо. Мало кому выпал такой шанс, и большинство из них были мертвы.
В мини-баре Халил отыскал банку апельсинового сока, бутылку минеральной воды, пакетик с орешками и плитку шоколада. Опустившись в кресло лицом к двери, полностью одетый, с двумя пистолетами в карманах, он принялся не спеша есть и пить.
Закончив, Халил вернулся в мыслях к своему короткому пребыванию в американском посольстве в Париже. Они его подозревали, но враждебности не проявляли. Сначала его допрашивали военный и штатский, на следующий день их сменили двое других. Они представились как Фил и Питер и сообщили, что прилетели из Америки и будут охранять его по пути в Вашингтон. Халил уже тогда знал, что все будет не так – они полетят в Нью-Йорк, а не в Вашингтон, но Фил и Питер прилетят туда мертвыми.
Вечером перед отъездом его, как и предупреждал Борис, накачали "сывороткой правды", но Халил сделал вид, что ничего не понял. Неизвестно, что они с ним делали, пока он находился под воздействием наркотиков, но это не имело значения. В Триполи ливийские разведчики вводили ему "сыворотку правды" и допрашивали, чтобы проверить, способен ли он противостоять ее действию. И он прошел это испытание без проблем.
Ему говорили, что американцы скорее всего не будут проверять его на детекторе лжи в посольстве – дипломаты захотят убрать его из посольства как можно быстрее, – но если все-таки предложат пройти такую проверку, то он должен отказаться, потребовав при этом либо отправить его в Америку, либо освободить. Но американцы обычно действовали по шаблону, а значит, постараются побыстрее увезти его из Европы. Как сказал Малик: "Тебя захотят допросить французы, немцы, итальянцы и англичане. Но американцы, зная это, пожелают оставить тебя только себе. Почти всегда самые важные дела они передают в Нью-Йорк, чтобы можно было отрицать, что они удерживают в Вашингтоне перебежчика или шпиона. Конечно, у них будет намерение позже отвезти тебя в Вашингтон, но я думаю, что ты сможешь попасть туда и без их помощи".
Все присутствовавшие посмеялись над этой шуткой Малика. Он вообще красиво говорил, разбавляя свои слова шутками, но Халил не всегда понимал юмор Малика или Бориса. Малик продолжил: "Однако если наш человек парижского отделения "Транс-континенталь" сообщит, что тебя везут в Вашингтон, то Хаддад, которому как больному требуется в полете кислород, полетит этим же рейсом. В вашингтонском аэропорту процедура будет та же самая – самолет отбуксируют в зону безопасности, и ты будешь действовать так, как будто самолет приземлился в Нью-Йорке. – Малик назвал место, где в вашингтонском аэропорту должен был ожидать таксист, который отвезет к арендованной машине. После устранения таксиста Халилу следовало оставаться в мотеле до утра воскресенья, а затем поехать в город и навестить генерала Уэйклиффа до или после церковной службы.
На Асада Халила произвело большое впечатление то, насколько ливийские разведчики все тщательно продумали. Учли все, составили запасные планы на тот случай, если американцы изменят порядок своих действий. Но, что более важно, ливийские разведчики внушили ему, что даже самые лучшие планы нельзя осуществить без истинного исламского воина, такого, как Асад Халил, и без помощи Аллаха.
Борис, разумеется, говорил, что в основном план придумал он и что Аллах не имеет никакого отношения ни к плану, ни к его успеху. Но при этом соглашался, что Асад Халил – исключительный агент. Он даже сказал ливийским разведчикам: "Если бы у вас было побольше таких людей, как Асад Халил, вы не потерпели бы столько неудач".
Своим языком Борис рыл себе могилу, и, по мнению Асада, знал об этом. Поэтому и пил так много.
Борису постоянно требовались женщины и водка, всем этим его щедро снабжали, а деньги переводили в швейцарский банк на счет семьи. Это русский, даже будучи пьяным, прекрасно соображал. Он был достаточно умен, чтобы понять, что ему не суждено живым покинуть Триполи. Однажды он попросил Малика: "Если со мной здесь произойдет несчастный случай, обещай отправить мое тело домой".
На что Малик ответил ему: "Не может быть никаких несчастных случаев, мой друг. Мы тщательно оберегаем тебя".
Борис выругался по-русски, что делал часто, послав Малика куда подальше.
Халил закончил свой легкий ужин и включил телевизор, потягивая минеральную воду. Допив, он сунул в чемодан пустую пластиковую бутылку. В ожидании одиннадцатичасовых "Новостей" он принялся переключать каналы. На одном пара женщин с голыми грудями плескалась в бассейне и ласкала друг друга. Халил инстинктивно переключил канал, но затем вернулся.
Он смотрел, пораженный, как женщины – блондинка и брюнетка – предавались в воде любовным играм. У края бассейна появилась третья женщина, совершенно обнаженная негритянка. Теперь уже они втроем смеялись и плескались в воде. Халил подумал, что они ведут себя как полоумные, но продолжил смотреть.
Через некоторое время он ощутил эрекцию и нервно заерзал в кресле. Халил понимал, что не должен смотреть этот худший пример падения нравов Запада, поскольку все священные писания иудеев, христиан и мусульман порицали такое поведение как неестественное и порочное. И все же эти бесстыдные женщины возбуждали его, вызывая греховные мысли.
Халил представил себе, что находится в бассейне вместе с женщинами.
Вырвавшись усилием воли из плена греховных мыслей, он посмотрел на часы – они уже показывали четыре минуты двенадцатого. Переключая каналы, Халил ругал себя за слабость и проклинал сатанинские силы, распоясавшиеся в этой проклятой стране.
Наконец он нашел "Новости". Женщина-диктор говорила:
– Этого человека власти считают главным подозреваемым в совершении неназванного террористического акта на территории Соединенных Штатов...
На экране появилась цветная фотография с подписью "Асад Халил". Халил вскочил с кресла и опустился на колени перед телевизором, внимательно разглядывая фотографию. Он никогда не видел этой цветной фотографии – наверное, она была сделана тайком в американском посольстве в Париже во время допроса. Халил отметил про себя, что костюм на фотографии тот же самый, в котором он был сейчас, галстук тот, какой он носил в Париже. Но галстук он сменил.
Женщина-диктор продолжила:
– Пожалуйста, внимательно посмотрите на эту фотографию и сообщите властям, если вы увидите этого человека. Скорее всего он вооружен и очень опасен, поэтому не следует предпринимать попыток задержать его. Звоните в полицию или в ФБР. Вот два бесплатных телефонных номера, по которым вы можете позвонить... – на экране появились цифры, – первый номер для анонимных сообщений, которые вы можете оставить на автоответчике, второй номер горячей линии ФБР. По обоим номерам можно звонить круглосуточно в любой день недели. Министерство юстиции назначило вознаграждение один миллион долларов за информацию, которая позволит арестовать подозреваемого.
На экране появилась еще одна фотография Асада Халила с несколько другим выражением лица, и Халил снова узнал снимок времен своего пребывания в американском посольстве в Париже.
– Еще раз просим вас внимательно посмотреть на эту фотографию. Федеральные власти просят вас помочь отыскать этого человека, Асада Халила. Он говорит на английском, арабском, немного на французском, немецком и итальянском. Он подозревается в терроризме и может в настоящее время находиться на территории США. Пока у нас нет другой информации об этом человеке, но мы будем сообщать вам детали по мере их поступления.
Диктор перешла к другим новостям, а Халил выключил звук, подошел к зеркалу, надел очки и вгляделся в свое отражение.
У того ливийца Асада Халила, которого показывали по телевизору, были черные, зачесанные назад волосы. А у египтянина Хефни Бадра, находившегося сейчас в Джэксонвилле, штат Флорида, волосы были с сединой, расчесанные на прямой пробор.
У телевизионного Асада Халила были темные глаза, а Хефни Бадр носил очки, и для постороннего наблюдателя его глаза выглядели расплывчатыми.
На фотографии Асад Халил был чисто выбрит, у Хефни Бадра были усы с проседью.
По телевизору Асад Халил не улыбался, а Хефни Бадр, смотревший сейчас в зеркало, улыбался, поскольку он не был похож на Асада Халила.
Помолившись, он лег спать.
Глава 36
Так оно и вышло – женщина лишь взглянула на карточку, не задав ни единого вопроса.
– Добро пожаловать в мотель "Шератон", мистер...
– Бейдир, – произнес Халил.
– Мистер Бейдир. Вот электронная карточка-ключ от номера сто девятнадцать, первый этаж, как выйдете из вестибюля – направо. Вот карточка мотеля, на ней указан номер вашей комнаты. За той дверью бар и ресторан, у нас имеются спортивный зал и плавательный бассейн, расчетное время – одиннадцать утра, завтрак подают в главной столовой с шести до одиннадцати утра, еду и напитки в номера доставляют с шести утра до полуночи, бар и гостиная открыты до часу ночи. В номере у вас имеется мини-бар. Хотите, чтобы вас разбудили утром?
– Да, у меня рейс в девять утра, так что разбудите меня в шесть.
Женщина смотрела на Халила открыто, не так, как ливийские женщины, избегавшие даже поднять глаза на мужчин. Он не отвел взгляд, чтобы не вызвать подозрений и определить, не догадалась ли женщина, кто он такой на самом деле. Но, похоже, подозрений у нее не возникло.
– Хорошо, сэр, в шесть утра. Произвести экспресс-расчет?
Халила учили отвечать "да" на такой вопрос, поскольку это означало, что ему не придется еще раз приходить сюда. Он и ответил:
– Да.
– Копию счета вам положат под дверь в семь утра. Могу я еще чем-то помочь вам?
– Нет, спасибо.
– Приятного отдыха.
– Спасибо. – Халил улыбнулся и вышел из вестибюля. Пока все шло хорошо, во всяком случае лучше, чем в мотеле в окрестностях Вашингтона, где пришлось убить клерка. Халил снова улыбнулся.
Он вернулся к машине, подъехал к двери с номером сто девятнадцать и припарковался. Когда он вставил карточку в прорезь замка, тот щелкнул, загорелась зеленая лампочка, и это напомнило ему клуб "Конкистадор". Войдя в номер, он захлопнул дверь и запер ее на задвижку.
Халил осмотрел номер, проверил шкафы и ванную комнату, которая оказалась чистой и современной, но, по его мнению, слишком роскошной – он предпочитал скромную обстановку, особенно сейчас, во время войны с неверными. Однажды мулла сказал ему: "Аллах всегда услышит тебя: и если ты будешь молиться в мечети сытым, и если в пустыне голодным. Но если ты хочешь услышать Аллаха, отправляйся голодным в пустыню.
Но Халил сейчас был голоден. Он вообще очень мало ел с того момента, как пришел якобы как перебежчик в американское посольство в Париже, а произошло это почти неделю назад.
Халил просмотрел лежавшее на столе меню, но решил не приглашать в номер службу сервиса – не хотелось, чтобы кто-то еще видел его лицо. Мало кому выпал такой шанс, и большинство из них были мертвы.
В мини-баре Халил отыскал банку апельсинового сока, бутылку минеральной воды, пакетик с орешками и плитку шоколада. Опустившись в кресло лицом к двери, полностью одетый, с двумя пистолетами в карманах, он принялся не спеша есть и пить.
Закончив, Халил вернулся в мыслях к своему короткому пребыванию в американском посольстве в Париже. Они его подозревали, но враждебности не проявляли. Сначала его допрашивали военный и штатский, на следующий день их сменили двое других. Они представились как Фил и Питер и сообщили, что прилетели из Америки и будут охранять его по пути в Вашингтон. Халил уже тогда знал, что все будет не так – они полетят в Нью-Йорк, а не в Вашингтон, но Фил и Питер прилетят туда мертвыми.
Вечером перед отъездом его, как и предупреждал Борис, накачали "сывороткой правды", но Халил сделал вид, что ничего не понял. Неизвестно, что они с ним делали, пока он находился под воздействием наркотиков, но это не имело значения. В Триполи ливийские разведчики вводили ему "сыворотку правды" и допрашивали, чтобы проверить, способен ли он противостоять ее действию. И он прошел это испытание без проблем.
Ему говорили, что американцы скорее всего не будут проверять его на детекторе лжи в посольстве – дипломаты захотят убрать его из посольства как можно быстрее, – но если все-таки предложат пройти такую проверку, то он должен отказаться, потребовав при этом либо отправить его в Америку, либо освободить. Но американцы обычно действовали по шаблону, а значит, постараются побыстрее увезти его из Европы. Как сказал Малик: "Тебя захотят допросить французы, немцы, итальянцы и англичане. Но американцы, зная это, пожелают оставить тебя только себе. Почти всегда самые важные дела они передают в Нью-Йорк, чтобы можно было отрицать, что они удерживают в Вашингтоне перебежчика или шпиона. Конечно, у них будет намерение позже отвезти тебя в Вашингтон, но я думаю, что ты сможешь попасть туда и без их помощи".
Все присутствовавшие посмеялись над этой шуткой Малика. Он вообще красиво говорил, разбавляя свои слова шутками, но Халил не всегда понимал юмор Малика или Бориса. Малик продолжил: "Однако если наш человек парижского отделения "Транс-континенталь" сообщит, что тебя везут в Вашингтон, то Хаддад, которому как больному требуется в полете кислород, полетит этим же рейсом. В вашингтонском аэропорту процедура будет та же самая – самолет отбуксируют в зону безопасности, и ты будешь действовать так, как будто самолет приземлился в Нью-Йорке. – Малик назвал место, где в вашингтонском аэропорту должен был ожидать таксист, который отвезет к арендованной машине. После устранения таксиста Халилу следовало оставаться в мотеле до утра воскресенья, а затем поехать в город и навестить генерала Уэйклиффа до или после церковной службы.
На Асада Халила произвело большое впечатление то, насколько ливийские разведчики все тщательно продумали. Учли все, составили запасные планы на тот случай, если американцы изменят порядок своих действий. Но, что более важно, ливийские разведчики внушили ему, что даже самые лучшие планы нельзя осуществить без истинного исламского воина, такого, как Асад Халил, и без помощи Аллаха.
Борис, разумеется, говорил, что в основном план придумал он и что Аллах не имеет никакого отношения ни к плану, ни к его успеху. Но при этом соглашался, что Асад Халил – исключительный агент. Он даже сказал ливийским разведчикам: "Если бы у вас было побольше таких людей, как Асад Халил, вы не потерпели бы столько неудач".
Своим языком Борис рыл себе могилу, и, по мнению Асада, знал об этом. Поэтому и пил так много.
Борису постоянно требовались женщины и водка, всем этим его щедро снабжали, а деньги переводили в швейцарский банк на счет семьи. Это русский, даже будучи пьяным, прекрасно соображал. Он был достаточно умен, чтобы понять, что ему не суждено живым покинуть Триполи. Однажды он попросил Малика: "Если со мной здесь произойдет несчастный случай, обещай отправить мое тело домой".
На что Малик ответил ему: "Не может быть никаких несчастных случаев, мой друг. Мы тщательно оберегаем тебя".
Борис выругался по-русски, что делал часто, послав Малика куда подальше.
Халил закончил свой легкий ужин и включил телевизор, потягивая минеральную воду. Допив, он сунул в чемодан пустую пластиковую бутылку. В ожидании одиннадцатичасовых "Новостей" он принялся переключать каналы. На одном пара женщин с голыми грудями плескалась в бассейне и ласкала друг друга. Халил инстинктивно переключил канал, но затем вернулся.
Он смотрел, пораженный, как женщины – блондинка и брюнетка – предавались в воде любовным играм. У края бассейна появилась третья женщина, совершенно обнаженная негритянка. Теперь уже они втроем смеялись и плескались в воде. Халил подумал, что они ведут себя как полоумные, но продолжил смотреть.
Через некоторое время он ощутил эрекцию и нервно заерзал в кресле. Халил понимал, что не должен смотреть этот худший пример падения нравов Запада, поскольку все священные писания иудеев, христиан и мусульман порицали такое поведение как неестественное и порочное. И все же эти бесстыдные женщины возбуждали его, вызывая греховные мысли.
Халил представил себе, что находится в бассейне вместе с женщинами.
Вырвавшись усилием воли из плена греховных мыслей, он посмотрел на часы – они уже показывали четыре минуты двенадцатого. Переключая каналы, Халил ругал себя за слабость и проклинал сатанинские силы, распоясавшиеся в этой проклятой стране.
Наконец он нашел "Новости". Женщина-диктор говорила:
– Этого человека власти считают главным подозреваемым в совершении неназванного террористического акта на территории Соединенных Штатов...
На экране появилась цветная фотография с подписью "Асад Халил". Халил вскочил с кресла и опустился на колени перед телевизором, внимательно разглядывая фотографию. Он никогда не видел этой цветной фотографии – наверное, она была сделана тайком в американском посольстве в Париже во время допроса. Халил отметил про себя, что костюм на фотографии тот же самый, в котором он был сейчас, галстук тот, какой он носил в Париже. Но галстук он сменил.
Женщина-диктор продолжила:
– Пожалуйста, внимательно посмотрите на эту фотографию и сообщите властям, если вы увидите этого человека. Скорее всего он вооружен и очень опасен, поэтому не следует предпринимать попыток задержать его. Звоните в полицию или в ФБР. Вот два бесплатных телефонных номера, по которым вы можете позвонить... – на экране появились цифры, – первый номер для анонимных сообщений, которые вы можете оставить на автоответчике, второй номер горячей линии ФБР. По обоим номерам можно звонить круглосуточно в любой день недели. Министерство юстиции назначило вознаграждение один миллион долларов за информацию, которая позволит арестовать подозреваемого.
На экране появилась еще одна фотография Асада Халила с несколько другим выражением лица, и Халил снова узнал снимок времен своего пребывания в американском посольстве в Париже.
– Еще раз просим вас внимательно посмотреть на эту фотографию. Федеральные власти просят вас помочь отыскать этого человека, Асада Халила. Он говорит на английском, арабском, немного на французском, немецком и итальянском. Он подозревается в терроризме и может в настоящее время находиться на территории США. Пока у нас нет другой информации об этом человеке, но мы будем сообщать вам детали по мере их поступления.
Диктор перешла к другим новостям, а Халил выключил звук, подошел к зеркалу, надел очки и вгляделся в свое отражение.
У того ливийца Асада Халила, которого показывали по телевизору, были черные, зачесанные назад волосы. А у египтянина Хефни Бадра, находившегося сейчас в Джэксонвилле, штат Флорида, волосы были с сединой, расчесанные на прямой пробор.
У телевизионного Асада Халила были темные глаза, а Хефни Бадр носил очки, и для постороннего наблюдателя его глаза выглядели расплывчатыми.
На фотографии Асад Халил был чисто выбрит, у Хефни Бадра были усы с проседью.
По телевизору Асад Халил не улыбался, а Хефни Бадр, смотревший сейчас в зеркало, улыбался, поскольку он не был похож на Асада Халила.
Помолившись, он лег спать.
Глава 36
Я прибыл на совещание, начавшееся в восемь утра на двадцать восьмом этаже здания на Федерал-Плаза, сохранив целомудренность, поскольку не провел ночь с Кейт Мэйфилд. Встретив ее в зале заседаний, я посмотрел ей прямо в глаза и произнес:
– Доброе утро.
Она ответила на мое приветствие, и мне показалось, что я услышал слово "сволочь", но, возможно, я просто чувствовал себя сволочью.
Мы стояли вокруг длинного стола в зале без окон и трепались, ожидая начала совещания.
Стены зала украшали увеличенные фотографии Асада Халила в различных ракурсах, сделанные в Париже, два снимка Юсуфа Хаддада – один был сделан в морге, другой переснят с паспорта. По-моему, на фотографии из морга он выглядел гораздо лучше.
Еще было несколько фотографий февральского перебежчика, Бутроса Дхара.
Я насчитал на столе десять кофейных чашек и десять блокнотов, поэтому пришел к выводу, что на совещании будут присутствовать десять человек. На каждом блокноте стояла фамилия участника совещания, и я сделал дальнейшее умозаключение – садиться мне следует там, где лежит блокнот с моей фамилией. На столе еще стояло четыре кофейника, я налил себе кофе, а затем передвинул кофейник через стол Кейт, которая сидела прямо напротив меня.
Сегодня она была одета в деловой голубой костюм в полоску и выглядела строже, чем в субботу, в синем блейзере и юбке до колен. Кейт улыбнулась мне. Я тоже улыбнулся ей.
Но давайте вернемся к совещанию Особого антитеррористического соединения.
Все уже заняли свои места. В одном конце стола расположился Джек Кениг, совсем недавно прибывший из Вашингтона и одетый в тот же костюм, что и вчера.
Другой конец стола занял капитан Дэвид Штейн из Департамента полиции Нью-Йорка, он тоже был руководителем ОАС, так что и Кениг, и Штейн могли считать, что сидят во главе стола.
Слева от меня расположился Майк О'Лири из разведки Департамента полиции Нью-Йорка, я обратил внимание на то, что на блокноте было написано его настоящее имя, а не какой-нибудь там Билл или Боб, как было принято в ФБР.
Сразу справа от меня занял место специальный агент Алан Паркер из ФБР. В нашей группе Алан занимался связями с общественностью. Ему было лет двадцать пять, но выглядел он на тринадцать. Мировой трепач, и именно для болтовни он и нужен был нам в этом деле.
Справа от Паркера, рядом с Кенигом, сидел капитан Генри Видрзински, заместитель начальника группы детективов полиции Портового управления. Я встречался с этим парнем несколько раз, когда еще работал детективом в Департаменте полиции Нью-Йорка. Похоже, он был неплохим парнем, если не считать его фамилии, похожей на третью строчку таблицы для проверки зрения. То есть я хочу сказать, что в его фамилию хорошо бы добавить побольше гласных.
По другую сторону стола расположились Кейт и еще трое. Самый дальний от меня, рядом с капитаном Штейном, Роберт Моуди, начальник отдела детективов Департамента полиции Нью-Йорка. Моуди был первым темнокожим руководителем этого отдела, до моей смерти и воскрешения считался моим начальником. Нет необходимости говорить вам, что руководить несколькими тысячами таких парней, как я, отнюдь не легкая работа. Я несколько раз встречался с Моуди по работе, и мне не показалось, что он меня недолюбливает. А это уже был хороший знак для моих отношений с начальством.
Место слева от Кейт занимал сержант Габриель Хейтам, арабский джентльмен из Департамента полиции Нью-Йорка.
Рядом с Габриелем, справа от Кенига, расположился неизвестный мужчина, вернее, неизвестным было только его имя, поскольку не приходилось сомневаться в том, что этот безупречно одетый парень из ЦРУ. Забавно, но я всегда их различаю; они излучают нарочито утомительную бесстрастность, тратят слишком много денег на одежду и всегда выглядят так, как будто им нужно присутствовать в более важном месте, чем то, где они сейчас находятся.
Поначалу я даже подумал, что мне будет не хватать Теда Нэша, но теперь успокоился, поскольку его место занял другой парень из их конторы. А что касается Нэша, то я представил себе, как он укладывает в чемодан шелковое нижнее белье, собираясь прокатиться в Париж. А еще я подумал, что в один прекрасный момент Тед может вернуться в мою жизнь. Вспомнились слова Кенига: "Ты бы лучше пригляделся к Теду". А Кениг не из тех, кто бросается такими словами.
Отсутствовал и Джордж Фостер – он находился в клубе "Конкистадор", и возможно, останется там надолго. А кроме него и Теда, за столом не хватало еще Ника Монти. Джек Кениг начал совещание с того, что предложил нам почтить минутой молчания память Ника, Фила, Питера, двух федеральных маршалов, находившихся на борту "боинга", Энди Макгилла из команды спасателей, Нэнси Тейт, дежурного офицера Мег Коллинз и всех жертв рейса 175.
После минуты молчания Джек объявил совещание открытым – часы показывали ровно восемь. Первым делом Джек представил джентльмена, сидевшего слева от него:
– На нашем совещании присутствует Эдвард Харрис из ЦРУ.
Вот так. А мне казалось, что Джеку будет достаточно сказать: "Это Эдвард Харрис, вы сами знаете, откуда он".
– Мистер Харрис работает в отделе по борьбе с терроризмом, – добавил Джек.
А еще эти парни из ЦРУ, в отличие от агентов ФБР, всегда пользуются полными именами. То есть не Эд, а Эдвард Харрис. Похоже, Тед Нэш был исключением из этого правила, и у меня мелькнула блестящая мысль назвать его при следующей встрече Тедди.
Надо сказать, что я обычно не присутствовал на совещаниях подобного уровня, да и Кейт тоже. Но поскольку мы были свидетелями и участниками произошедших событий, по поводу которых и собрали совещание, то решили пригласить и нас с Кейт. Не знаю, хорошо ли это.
Тем временем Джек Кениг начал свою речь:
– Как уже знают некоторые из вас, вчера в Вашингтоне было принято решение сделать короткое заявление для средств массовой информации и показать по телевидению фотографию Асада Халила. В заявлении говорится только то, что он подозревается в международном терроризме и разыскивается федеральными властями. Никакого упоминания о рейсе сто семьдесят пять. Заявление и фотография появились вчера в одиннадцатичасовых "Новостях" – некоторые из вас могли это видеть. А сегодня заявление и фотография появятся в газетах.
Все молчали, а капитан Штейн, решив продемонстрировать, что он здесь тоже начальство, объявил:
– Мы создаем оперативный штаб на двадцать шестом этаже. Все, кто задействован в этом деле, переедут в помещение штаба и заберут с собой необходимые документы. Все, что имеет отношение к делу, будет поступать туда – документы, фотографии, карты, вещественные доказательства и все такое прочее. Впредь до дальнейших указаний сотрудники ОАС смогут присутствовать только в трех местах: в оперативном штабе, в постели или на задании. Однако не торчите подолгу в постели. – Капитан оглядел присутствующих и добавил: – Отлучаться можно только в том случае, если кому-то понадобится присутствовать на похоронах. Вопросы?
Вопросов ни у кого не было, и он продолжил:
– Конкретно для этого дела в ближневосточный отдел будут откомандированы пятьдесят агентов из различных спецслужб. Еще около сотни мужчин и женщин будут заниматься этим делом на территории Нью-Йорка плюс несколько сотен агентов по всей территории США и за границей.
И так далее.
Следующим взял слово лейтенант Майк О'Лири, из отдела разведки Департамента полиции Нью-Йорка. Он сказал несколько слов о Нике Монти, который служил в разведке, и, по ирландской традиции, рассказал забавный случай из его жизни, который, возможно, сам и придумал.
Мало у каких полицейских организаций имелись собственные разведывательные службы, но Нью-Йорку, с его бурной политической жизнью, просто необходимы были подобные подразделения. Разведывательный отдел Департамента полиции Нью-Йорка был создан в двадцатых годах, во время так называемой "красной опасности". Его сотрудники охотились за местными коммунистами, а тем даже нравилось, что ими занимается полиция. Больше на них никто не обращал внимания, ну разве что ФБР.
За многие годы деятельность отдела изменилась, и в настоящее время разведчики недолюбливали сотрудников ОАС, считая их конкурентами. Однако Майк О'Лири заверил присутствующих, что его организация будет самым тесным образом сотрудничать с нами. Но я-то нутром чуял, что если его люди ухватятся за какую-то ниточку, то мы об этом никогда не услышим. Правда, если быть честным до конца, если за ниточку ухватится ФБР, то и О'Лири никогда не услышит об этом.
Лейтенант О'Лири благословил нас всех и сел. Ирландцы еще те болтуны. В том смысле, что вы знаете, что они лгут, они знают, что вы знаете о том, что они лгут, однако продолжают лгать с такой убедительностью и энергией, что некоторые даже начинают им верить.
Следующей была очередь Роберта Моуди, начальника отдела детективов Департамента полиции Нью-Йорка. Он сказал:
– Мои детективы будут держать глаза и уши открытыми, хотя v них полно и своих дел, но я уверяю вас, что четыре тысячи мужчин и женщин будут постоянно носить с собой фотографию предполагаемого преступника, а все, что выяснят, они тут же сообщат в оперативный штаб.
Я подумал, что и этот парень несет чушь.
Свое выступление Моуди закончил словами:
– Если он находится в одном из пяти районов Нью-Йорка, то у нас есть хороший шанс узнать об этом, и мы его возьмем.
Подтекст этих слов был таков: мы утрем нос федералам и возьмем Халила, а они узнают об этом из утренних газет.
Капитан Штейн поблагодарил Моуди и добавил:
– Я также получил заверения комиссара полиции в том, что перед выходом на дежурство все полицейские в штатском будут проходить инструктаж. Сегодня комиссар проводит совещание со всеми начальниками полиции соседних округов и городов с целью заручиться их поддержкой. А это означает, что свыше семидесяти тысяч представителей правоохранительных органов будут заняты поисками одного человека. Предстоит самая крупная в истории Нью-Йорка охота на преступника. Основное внимание мы уделим ближневосточным общинам. – С этими словами капитан Штейн передал слово Габриелю Хейтаму.
Тот встал и оглядел зал. Будучи единственным из присутствующих арабом и мусульманином, он мог бы слегка свихнуться от всех этих разговоров, но после многих лет работы в отделе разведки Департамента полиции Нью-Йорка, а затем в ОАС сержант Габриель Хейтам оставался невозмутимым. Помню, он как-то сказал мне: "Мое настоящее имя Джабраил, но никому не говори об этом. Я называю себя Габриель, потому что хочу сойти за протестанта англосаксонского происхождения".
Мне нравился этот парень, обладавший чувством юмора, а Габриелю просто необходимы были хорошее чувство юмора и чувство уверенности в себе, чтобы делать то, что он делал. Я хочу сказать, что не так уж трудно быть арабо-американцем в Нью-Йорке, однако надо обладать большим мужеством, чтобы быть арабо-американским мусульманином и работать в Ближневосточном отделе ОАС. Интересно, что Габриель говорит своим единоверцам в мечети? Что-то вроде: "Привет, Абдулла, я прошлой ночью арестовал двух арабов". Маловероятно.
Сержант Хейтам руководил подразделениями наружного наблюдения, детективами из Департамента полиции Нью-Йорка, прикомандированными к ОАС, которые выполняли сложную работу, ведя наблюдения за подозреваемыми в связях с экстремистскими организациями. Его ребята сутками торчали возле домов, фотографировали, вели записи с помощью аппаратуры подслушивания, следовали за подозреваемыми на машинах, в метро, в поездах, в автобусах и пешком – то есть выполняли ту работу, которую не могло или не хотело выполнять ФБР. Работенка еще та, но это был насущный хлеб для Особого соединения. На все это тратилось много денег и времени, а ближневосточные общины не испытывали радости от того, что постоянно находятся под наблюдением. Но, как гласит пословица, "если ты не сделал ничего плохого, то и беспокоиться тебе не о чем".
Габриель проинформировал нас:
– В период между пятью часами вечера в субботу и настоящим моментом "наружка" отказалась от прикрытия и, что называется, прошерстила весь город. Нам удалось получить ордера на обыски, позволяющие перерыть все, за исключением спальни мэра. Мы допросили по месту жительства и по месту работы около восьмисот человек – гражданских лидеров, подозреваемых и даже религиозных мусульманских лидеров.
Я не смог удержаться от реплики:
– Если сегодня к полудню мы не получим заявления как минимум от двадцати адвокатов Арабской лиги защиты гражданских прав, значит, ты занимаешься не своим делом.
Все посмеялись над этой шуткой, даже Кейт, а Габриель ответил мне:
– Послушай, мы потрясли и адвокатов Арабской лиги. Теперь они для защиты своих прав нанимают еврейских адвокатов.
Снова все засмеялись, но на этот раз смех прозвучал более сдержанно. Честно говоря, шутка вышла довольно неуклюжей, но тонкий юмор вообще редко быстро доходит до того, кого он касается. На совещании присутствовали представители различных культур, и еще не выступал поляк, капитан Видрзински. У меня в запасе имелась отличная шутка относительно поляков, но я решил, что приберегу ее для следующего раза.
– Но должен сказать вам, что мы не обнаружили ни единой зацепки, – признался Габриель. – Ни малейшего проблеска. Не услышали даже обычной чепухи о том, что кто-то пытается подстроить обвинение против тестя. Никто не желает касаться этой темы. Но мы допросили еще около тысячи человек, в результате у нас есть еще около сотни мест, где следует устроить обыски. К некоторым мы возвращались и допрашивали их повторно. Ближневосточную общину как следует прижали. Да, возможно, мы и нарушили какие-то гражданские права, но об этом будем беспокоиться позже. – Он посмотрел на нас и добавил: – Во всяком случае, мы никого не пытали.
– Вашингтон, несомненно, оценит вашу сдержанность, – сухо заметил Кениг.
– Большинство этих людей приехали из тех стран, где полиция сначала избивает, а уж потом начинает задавать вопросы, – ответил ему Габриель. – Так что эти люди даже расстраиваются, если к ним не применяют легкого физического воздействия.
– Доброе утро.
Она ответила на мое приветствие, и мне показалось, что я услышал слово "сволочь", но, возможно, я просто чувствовал себя сволочью.
Мы стояли вокруг длинного стола в зале без окон и трепались, ожидая начала совещания.
Стены зала украшали увеличенные фотографии Асада Халила в различных ракурсах, сделанные в Париже, два снимка Юсуфа Хаддада – один был сделан в морге, другой переснят с паспорта. По-моему, на фотографии из морга он выглядел гораздо лучше.
Еще было несколько фотографий февральского перебежчика, Бутроса Дхара.
Я насчитал на столе десять кофейных чашек и десять блокнотов, поэтому пришел к выводу, что на совещании будут присутствовать десять человек. На каждом блокноте стояла фамилия участника совещания, и я сделал дальнейшее умозаключение – садиться мне следует там, где лежит блокнот с моей фамилией. На столе еще стояло четыре кофейника, я налил себе кофе, а затем передвинул кофейник через стол Кейт, которая сидела прямо напротив меня.
Сегодня она была одета в деловой голубой костюм в полоску и выглядела строже, чем в субботу, в синем блейзере и юбке до колен. Кейт улыбнулась мне. Я тоже улыбнулся ей.
Но давайте вернемся к совещанию Особого антитеррористического соединения.
Все уже заняли свои места. В одном конце стола расположился Джек Кениг, совсем недавно прибывший из Вашингтона и одетый в тот же костюм, что и вчера.
Другой конец стола занял капитан Дэвид Штейн из Департамента полиции Нью-Йорка, он тоже был руководителем ОАС, так что и Кениг, и Штейн могли считать, что сидят во главе стола.
Слева от меня расположился Майк О'Лири из разведки Департамента полиции Нью-Йорка, я обратил внимание на то, что на блокноте было написано его настоящее имя, а не какой-нибудь там Билл или Боб, как было принято в ФБР.
Сразу справа от меня занял место специальный агент Алан Паркер из ФБР. В нашей группе Алан занимался связями с общественностью. Ему было лет двадцать пять, но выглядел он на тринадцать. Мировой трепач, и именно для болтовни он и нужен был нам в этом деле.
Справа от Паркера, рядом с Кенигом, сидел капитан Генри Видрзински, заместитель начальника группы детективов полиции Портового управления. Я встречался с этим парнем несколько раз, когда еще работал детективом в Департаменте полиции Нью-Йорка. Похоже, он был неплохим парнем, если не считать его фамилии, похожей на третью строчку таблицы для проверки зрения. То есть я хочу сказать, что в его фамилию хорошо бы добавить побольше гласных.
По другую сторону стола расположились Кейт и еще трое. Самый дальний от меня, рядом с капитаном Штейном, Роберт Моуди, начальник отдела детективов Департамента полиции Нью-Йорка. Моуди был первым темнокожим руководителем этого отдела, до моей смерти и воскрешения считался моим начальником. Нет необходимости говорить вам, что руководить несколькими тысячами таких парней, как я, отнюдь не легкая работа. Я несколько раз встречался с Моуди по работе, и мне не показалось, что он меня недолюбливает. А это уже был хороший знак для моих отношений с начальством.
Место слева от Кейт занимал сержант Габриель Хейтам, арабский джентльмен из Департамента полиции Нью-Йорка.
Рядом с Габриелем, справа от Кенига, расположился неизвестный мужчина, вернее, неизвестным было только его имя, поскольку не приходилось сомневаться в том, что этот безупречно одетый парень из ЦРУ. Забавно, но я всегда их различаю; они излучают нарочито утомительную бесстрастность, тратят слишком много денег на одежду и всегда выглядят так, как будто им нужно присутствовать в более важном месте, чем то, где они сейчас находятся.
Поначалу я даже подумал, что мне будет не хватать Теда Нэша, но теперь успокоился, поскольку его место занял другой парень из их конторы. А что касается Нэша, то я представил себе, как он укладывает в чемодан шелковое нижнее белье, собираясь прокатиться в Париж. А еще я подумал, что в один прекрасный момент Тед может вернуться в мою жизнь. Вспомнились слова Кенига: "Ты бы лучше пригляделся к Теду". А Кениг не из тех, кто бросается такими словами.
Отсутствовал и Джордж Фостер – он находился в клубе "Конкистадор", и возможно, останется там надолго. А кроме него и Теда, за столом не хватало еще Ника Монти. Джек Кениг начал совещание с того, что предложил нам почтить минутой молчания память Ника, Фила, Питера, двух федеральных маршалов, находившихся на борту "боинга", Энди Макгилла из команды спасателей, Нэнси Тейт, дежурного офицера Мег Коллинз и всех жертв рейса 175.
После минуты молчания Джек объявил совещание открытым – часы показывали ровно восемь. Первым делом Джек представил джентльмена, сидевшего слева от него:
– На нашем совещании присутствует Эдвард Харрис из ЦРУ.
Вот так. А мне казалось, что Джеку будет достаточно сказать: "Это Эдвард Харрис, вы сами знаете, откуда он".
– Мистер Харрис работает в отделе по борьбе с терроризмом, – добавил Джек.
А еще эти парни из ЦРУ, в отличие от агентов ФБР, всегда пользуются полными именами. То есть не Эд, а Эдвард Харрис. Похоже, Тед Нэш был исключением из этого правила, и у меня мелькнула блестящая мысль назвать его при следующей встрече Тедди.
Надо сказать, что я обычно не присутствовал на совещаниях подобного уровня, да и Кейт тоже. Но поскольку мы были свидетелями и участниками произошедших событий, по поводу которых и собрали совещание, то решили пригласить и нас с Кейт. Не знаю, хорошо ли это.
Тем временем Джек Кениг начал свою речь:
– Как уже знают некоторые из вас, вчера в Вашингтоне было принято решение сделать короткое заявление для средств массовой информации и показать по телевидению фотографию Асада Халила. В заявлении говорится только то, что он подозревается в международном терроризме и разыскивается федеральными властями. Никакого упоминания о рейсе сто семьдесят пять. Заявление и фотография появились вчера в одиннадцатичасовых "Новостях" – некоторые из вас могли это видеть. А сегодня заявление и фотография появятся в газетах.
Все молчали, а капитан Штейн, решив продемонстрировать, что он здесь тоже начальство, объявил:
– Мы создаем оперативный штаб на двадцать шестом этаже. Все, кто задействован в этом деле, переедут в помещение штаба и заберут с собой необходимые документы. Все, что имеет отношение к делу, будет поступать туда – документы, фотографии, карты, вещественные доказательства и все такое прочее. Впредь до дальнейших указаний сотрудники ОАС смогут присутствовать только в трех местах: в оперативном штабе, в постели или на задании. Однако не торчите подолгу в постели. – Капитан оглядел присутствующих и добавил: – Отлучаться можно только в том случае, если кому-то понадобится присутствовать на похоронах. Вопросы?
Вопросов ни у кого не было, и он продолжил:
– Конкретно для этого дела в ближневосточный отдел будут откомандированы пятьдесят агентов из различных спецслужб. Еще около сотни мужчин и женщин будут заниматься этим делом на территории Нью-Йорка плюс несколько сотен агентов по всей территории США и за границей.
И так далее.
Следующим взял слово лейтенант Майк О'Лири, из отдела разведки Департамента полиции Нью-Йорка. Он сказал несколько слов о Нике Монти, который служил в разведке, и, по ирландской традиции, рассказал забавный случай из его жизни, который, возможно, сам и придумал.
Мало у каких полицейских организаций имелись собственные разведывательные службы, но Нью-Йорку, с его бурной политической жизнью, просто необходимы были подобные подразделения. Разведывательный отдел Департамента полиции Нью-Йорка был создан в двадцатых годах, во время так называемой "красной опасности". Его сотрудники охотились за местными коммунистами, а тем даже нравилось, что ими занимается полиция. Больше на них никто не обращал внимания, ну разве что ФБР.
За многие годы деятельность отдела изменилась, и в настоящее время разведчики недолюбливали сотрудников ОАС, считая их конкурентами. Однако Майк О'Лири заверил присутствующих, что его организация будет самым тесным образом сотрудничать с нами. Но я-то нутром чуял, что если его люди ухватятся за какую-то ниточку, то мы об этом никогда не услышим. Правда, если быть честным до конца, если за ниточку ухватится ФБР, то и О'Лири никогда не услышит об этом.
Лейтенант О'Лири благословил нас всех и сел. Ирландцы еще те болтуны. В том смысле, что вы знаете, что они лгут, они знают, что вы знаете о том, что они лгут, однако продолжают лгать с такой убедительностью и энергией, что некоторые даже начинают им верить.
Следующей была очередь Роберта Моуди, начальника отдела детективов Департамента полиции Нью-Йорка. Он сказал:
– Мои детективы будут держать глаза и уши открытыми, хотя v них полно и своих дел, но я уверяю вас, что четыре тысячи мужчин и женщин будут постоянно носить с собой фотографию предполагаемого преступника, а все, что выяснят, они тут же сообщат в оперативный штаб.
Я подумал, что и этот парень несет чушь.
Свое выступление Моуди закончил словами:
– Если он находится в одном из пяти районов Нью-Йорка, то у нас есть хороший шанс узнать об этом, и мы его возьмем.
Подтекст этих слов был таков: мы утрем нос федералам и возьмем Халила, а они узнают об этом из утренних газет.
Капитан Штейн поблагодарил Моуди и добавил:
– Я также получил заверения комиссара полиции в том, что перед выходом на дежурство все полицейские в штатском будут проходить инструктаж. Сегодня комиссар проводит совещание со всеми начальниками полиции соседних округов и городов с целью заручиться их поддержкой. А это означает, что свыше семидесяти тысяч представителей правоохранительных органов будут заняты поисками одного человека. Предстоит самая крупная в истории Нью-Йорка охота на преступника. Основное внимание мы уделим ближневосточным общинам. – С этими словами капитан Штейн передал слово Габриелю Хейтаму.
Тот встал и оглядел зал. Будучи единственным из присутствующих арабом и мусульманином, он мог бы слегка свихнуться от всех этих разговоров, но после многих лет работы в отделе разведки Департамента полиции Нью-Йорка, а затем в ОАС сержант Габриель Хейтам оставался невозмутимым. Помню, он как-то сказал мне: "Мое настоящее имя Джабраил, но никому не говори об этом. Я называю себя Габриель, потому что хочу сойти за протестанта англосаксонского происхождения".
Мне нравился этот парень, обладавший чувством юмора, а Габриелю просто необходимы были хорошее чувство юмора и чувство уверенности в себе, чтобы делать то, что он делал. Я хочу сказать, что не так уж трудно быть арабо-американцем в Нью-Йорке, однако надо обладать большим мужеством, чтобы быть арабо-американским мусульманином и работать в Ближневосточном отделе ОАС. Интересно, что Габриель говорит своим единоверцам в мечети? Что-то вроде: "Привет, Абдулла, я прошлой ночью арестовал двух арабов". Маловероятно.
Сержант Хейтам руководил подразделениями наружного наблюдения, детективами из Департамента полиции Нью-Йорка, прикомандированными к ОАС, которые выполняли сложную работу, ведя наблюдения за подозреваемыми в связях с экстремистскими организациями. Его ребята сутками торчали возле домов, фотографировали, вели записи с помощью аппаратуры подслушивания, следовали за подозреваемыми на машинах, в метро, в поездах, в автобусах и пешком – то есть выполняли ту работу, которую не могло или не хотело выполнять ФБР. Работенка еще та, но это был насущный хлеб для Особого соединения. На все это тратилось много денег и времени, а ближневосточные общины не испытывали радости от того, что постоянно находятся под наблюдением. Но, как гласит пословица, "если ты не сделал ничего плохого, то и беспокоиться тебе не о чем".
Габриель проинформировал нас:
– В период между пятью часами вечера в субботу и настоящим моментом "наружка" отказалась от прикрытия и, что называется, прошерстила весь город. Нам удалось получить ордера на обыски, позволяющие перерыть все, за исключением спальни мэра. Мы допросили по месту жительства и по месту работы около восьмисот человек – гражданских лидеров, подозреваемых и даже религиозных мусульманских лидеров.
Я не смог удержаться от реплики:
– Если сегодня к полудню мы не получим заявления как минимум от двадцати адвокатов Арабской лиги защиты гражданских прав, значит, ты занимаешься не своим делом.
Все посмеялись над этой шуткой, даже Кейт, а Габриель ответил мне:
– Послушай, мы потрясли и адвокатов Арабской лиги. Теперь они для защиты своих прав нанимают еврейских адвокатов.
Снова все засмеялись, но на этот раз смех прозвучал более сдержанно. Честно говоря, шутка вышла довольно неуклюжей, но тонкий юмор вообще редко быстро доходит до того, кого он касается. На совещании присутствовали представители различных культур, и еще не выступал поляк, капитан Видрзински. У меня в запасе имелась отличная шутка относительно поляков, но я решил, что приберегу ее для следующего раза.
– Но должен сказать вам, что мы не обнаружили ни единой зацепки, – признался Габриель. – Ни малейшего проблеска. Не услышали даже обычной чепухи о том, что кто-то пытается подстроить обвинение против тестя. Никто не желает касаться этой темы. Но мы допросили еще около тысячи человек, в результате у нас есть еще около сотни мест, где следует устроить обыски. К некоторым мы возвращались и допрашивали их повторно. Ближневосточную общину как следует прижали. Да, возможно, мы и нарушили какие-то гражданские права, но об этом будем беспокоиться позже. – Он посмотрел на нас и добавил: – Во всяком случае, мы никого не пытали.
– Вашингтон, несомненно, оценит вашу сдержанность, – сухо заметил Кениг.
– Большинство этих людей приехали из тех стран, где полиция сначала избивает, а уж потом начинает задавать вопросы, – ответил ему Габриель. – Так что эти люди даже расстраиваются, если к ним не применяют легкого физического воздействия.